Saudade

— Хорошо, так, гипотетически, если ты ссоришься с Джисоном и он внезапно говорит «я тебя ненавижу!», как ты будешь себя чувствовать? — Я буду в порядке, потому что я знаю, что он не это имел ввиду. Он сказал это лишь из-за своего разочарования и несомненного стыда, с которым имеет дело по причине постоянных поддразниваний, которые мы говорим друг другу как друзья. — Очень хорошо, Ликс, — Чанбин фыркнул со странным чувством гордости.       Сегодня был редкий день сам по себе, когда Сумеречный охотник и Фэйри могли прогуливаться по земле Академии без нужды заворачиваться в шапки и шарфы, что было ясным признаком того, что горечь зимы, которая обычно щипала их косточки, медленно начинала исчезать, позволяя весне приходить и занимать свое законное место в мире.       Феликсу еще раз пришлось вернуться в Академию, чтобы увидеть Чанбина, и Сумеречный охотник не мог не заинтересоваться, стало ли заметным для всех, кто был в измерении Фей, что веснушчатый Фэйри больше не находился там так много, как раньше, особенно пока он был под каблуком Королевы Благих. Эта мысль даже, кажется, не посещала голову Феликса, и поэтому Чанбин тоже решил позволить моментальной мысли быстро исчезнуть. — А если кто-то говорит, что они «перемывают косточки»? — Кости никто не моет. Это фраза, которая означает разоблачение информации, особенно той, которая несет деликатный характер, — Феликс засиял улыбкой, зная, что он правильно понимал значение этого конкретного жаргона, поскольку был ужасно сбит с толку после того, как Джисон попросил Сынмина промыть косточки с отсылкой на его встречу с Юнсоком.       Это было маленькой игрой между ними, когда Джисон и Сынмин резвились каждый раз, когда им было позволено прервать время вдвоем, которое так редко выпадало Сумеречному охотнику для Феликса. В то время, как современная музыка, фильмы, еда и книги были популярными темами, когда это касалось обучения Феликса, каждый знал, что у Фэйри были проблемы с пониманием разговорных выражений и саркастичных просторечий, которые использовались людьми, особенно друзьями в Академии, и поэтому Чанбин опрашивал об этом Феликса сегодня, всё это время тайно ведя его куда-то, о чем тот очевидно не знал. — О, я должен спросить тебя, Бинни. Джисон сказал кое-что в день, когда я был тут последний раз, и он не сказал мне, что это значит, но сказал вместо него спросить у тебя.       Было что-то в его сердце и душе, что говорило Чанбину, что он был обставлен этой идиотской белкой, которую он называл своим Парабатаем. Хоть Джисон и любил шутить, он был ужасно мил с Феликсом, зная, что у Фэйри тяжелые времена, и даже предлагал ему помощь с его изучениями, если Чанбин не был доступен. И всё равно, Чанбин также знал, что у младшего была невероятно хитрая и расчетливая жилка в его также называемой чистой душе, которую тот использовал, чтобы поохотиться на слабость Чанбина, когда ему требуется. — Что значит «тащиться» по кому-то?       Подавившись ничем иным, как воздухом, Чанбин раскрытыми глазами уставился на Феликса, который, будучи потерянным в своем легковерии и незнании, лишь смотрел в ответ, ожидая объяснения.       Он собирался убить Джисона. — А что, Ликс? — Ну, я определенно не понимаю, потому что когда тебя тащат по кому-то, как по земле, это точно будет не очень приятно, но это не то, верно? Я не очень хорошо помню, о чем мы говорили, но Джисон сказал мне спросить у тебя, что это значит, потому что это подходит к нам.       Он собирался нахуй убить Джисона. — Ну… я думаю… ох боже, как мне это объяснить? Это буквально когда человеку очень сильно кто-то нравится, примерно такое значение. — О, так мы тащимся друг по другу, да?       Немного покраснев из-за непредвиденного вопроса, Чанбин неистово замахал руками перед Фэйри, не желая, чтобы тот начал говорить об этом перед всеми, не зная, что под этим подразумевалось. Был ли Чанбин против более близких отношений с Феликсом? Конечно же нет, но он не хотел, чтобы Фэйри неосознанно начал что-то подобное, заставив это выглядеть так, будто Чанбин воспользовался его невинностью. — Нет, нет, Ликс. Это не так. — Не так? Но ты объект моей привязанности. А я не твой? Ты важный человек в моей жизни. Я не могу тащиться по тебе?       Это был один из самых чертовски странных разговоров, с которыми Чанбин когда-либо имел дело, но с момента встречи с Феликсом, было очень мало диалогов, в которых в какой-то момент Чанбину не хотелось зарыться лицом в руки.       Но как, как Чанбин мог отказать дующемуся Фэйри перед ним, когда тот выглядел так, будто собирался залиться слезами от мысли, что он не был важным человеком в жизни Чанбина? Было куда легче просто принять ситуацию такой, как она есть, и успокоиться, чтобы отметелить Джисона позже. — Я постараюсь объяснить это чуть попозже, Ликс, но да, ты важный человек в моей жизни, поэтому убери эту обиженную мордашку, — Чанбин захихикал, взяв нижнюю губу Феликса подушечками пальцев и слегка покачав ей, заставив Фэйри оживиться и засмеяться от ощущений.       Как только этот неловкий разговор моментально стих, Феликс начал замечать, что они больше не шли по тропинке, по которой шли до этого с Чанбином, зарываясь глубже в сады Академии, нависающие деревья отбрасывали тень на их головы. — Куда мы идем, Бинни? — Узнаешь через секунду.       Свернув еще раз, Чанбин сдержал воркование от Фэйри, когда лицо его осветилось от вида потрясающей теплицы, расположенной перед ними. Это было довольно-таки просторное, освещенное солнцем через бесчисленные панели сверкающего стекла место, куда никто, кроме Чанбина, не осмеливался зайти, для растений и трав, которые были нужны Минхо и подобным.       Будучи Феей, Феликс, конечно же, был ближе к природе, чем любая другая Нежить, и, вместо того, чтобы застревать в каменных стенах Академии каждый день, особенно с Юнсоком, слоняющимся среди них, Чанбин разыгрался идеей, что тот может предпочесть быть окруженным тем, с чем он был знаком, задаваясь вопросом, принесет ли это немного радости. — Ты тут выращиваешь свои растения! Я хочу их увидеть! Пошли!       Когда его потянули за собой, Чанбин постарался побороть злобное бульканье в животе, зная, что главная причина, по которой он привел сюда Феликса, это чтобы сделать его счастливым, но также и для собственных причин Чанбина тоже. Для тех, в которых он теперь был неуверен, должен ли он говорить те вещи, которые планировал, или нет.       Не то чтобы Чанбин хвастался и всё такое, но он всегда справлялся с поддержанием теплицы в состоянии тип-топ, проводя как минимум час или два в день здесь, даже когда он был уставшим от работы в тяжелый день. Он поделил все на зоны и использовал разные способы вентиляции и регуляции влажности соответственно. Феликс подбежал к главной двери, уже заметно осознавая, куда он хотел пойти. Фэйри прошел мимо первой зоны, где Чанбин содержал такие травы, как мята, кориандр, петрушка, базилик и ромашка. Было очевидно, что Феликс также был незаинтересован бесчисленными вкусными фруктами и овощами, которые Сумеречный охотник выращивал годами, расположенные справа. Чанбина даже удивило, когда Феликс пролетел мимо расцветающих цветов слева, ярких газаний, анютиных глазок и каладиумов, медленно раскачивающихся от ветра, который создал Феликс своей спешкой.       Нет, что зацепило внимание Фэйри, так это прекрасное апельсиновое дерево, начинающее нести плоды и стоящее прямо посреди теплицы, маленькие скамейки вокруг него, на которых Чанбин обычно сидел с кружкой кофе и захватывающей книгой. Это была гордость и радость Сумеречного охотника, ничто больше в стеклянном ограждении не сравнится с ним.       Феликс немедленно восхитился его красотой, его силой и значительной высотой, мягко улыбнувшись, прежде чем расположить руку на стволе и позволить своим глазам закрыться. Не желая прерывать Фэйри, Чанбин лишь сел на скамейку из слоновой кости и начал ждать, очарованно рассматривая парня, пока тот не закончил то, что делал, и начал снова открывать глаза. — Она говорит мне, что ты замечательный друг, — начал Феликс, мелодично засмеявшись, когда Чанбин стал выглядеть чуть более чем смущенным этим утверждением. — Она надзирает за всеми теми, кто под твоей заботой, но говорит, что ты всегда находишь время прийти и убедиться, что каждый организм в теплице получает то, что ему нужно. — Ты можешь говорить с ними?       Сейчас Чанбин был в курсе, что у Фей были особые отношения с природой, которые люди, подобные ему, никогда не смогут понять, но он не был ознакомлен с мыслью о Фэйри, способных вот так прямо общаться с флорой или фауной. — Только с деревьями. Я могу чувствовать эмоции всех живых существ, но большинство слишком юны, чтобы дать мне что-то большее. Деревья, подобно нашим друзьям здесь, живут много лет, это конкретное старше нас двоих вместе взятых. В них очень много мудрости, они видят, как медленно течет время и сменяются времена года. Даже если ты и не знал, она принимает все, что ты делаешь для нее и ее друзей. Она очень благодарна тебе за твою заботу. — Оу, ну, скажи ей, что мне не сложно. — Она может слышать тебя, Бинни. Ты можешь сказать ей сам, — Феликс невинно хихикнул, скрыв свою сияющую улыбку за тыльной стороной руки.       Вот оно. Эта улыбка. Этот смех. Совершенно яркая аура, которую постоянно излучал Феликс. Чанбин не мог сдержаться и хотел тонуть во всем этом каждый день, и это была еще одна причина, по которой Сумеречный охотник увел Феликса подальше от вмешивающихся в чужие дела глаз всех, кто был в Академии. Если он собирался это сделать, он собирался сделать это правильно. — Ликс, могу ли я спросить тебя кое о чем и совершенно нормально, если ты скажешь нет. — Конечно, Бинни, ты можешь спросить у меня всё, — Феликс засиял улыбкой, наконец-то убрав свою руку с поверхности дерева и заняв место рядом с Сумеречным охотником. — Я типа задумываюсь, не заинтересован ли ты в каком-либо возможном случае погулять со мной, — поспешно спросил Чанбин, просто желая задать вопрос без выхода отступить. Больше не было пути назад. Всё, что нужно было ему, это ждать ответа. — Хорошо, Бинни, куда пойдем?       На долю секунды Чанбин почувствовал себя мегарадостным из-за того, что у Феликса не было проблем с походом на свидание с ним, что Фэйри вообще выглядел восхищенным идеей, но как только он начал размышлять об этом, Чанбин осознал, что Феликс не рассматривал его вопрос в романтическом смысле; он, кажется, думал, что Сумеречный охотник буквально спрашивал, хотел ли он пойти с ним куда-то. — Н-нет, Ликс, я спрашиваю, хотел ли бы ты пойти на что-то типа свидания со мной. Знаешь, не как друзья…       Слегка отсев назад, Феликс поднял брови в удивлении, почти в растерянности из-за вопроса и, основываясь на постоянных поддразниваниях своего друга, Чанбин понял, что он не был проницателен в своих чувствах к Фэйри, но было очевидно, что Феликс никогда не подмечал этого. — Свидание? Типа социального взаимодействия, на которое ты идешь, чтобы инициировать более близкие отношения? Ты хочешь приударить за мной? — Э, да, в каком-то смысле, думаю так, — промямлил Чанбин, яростно краснея, потирая свои щеки, пока Фэйри долго пялился на него без намека на волнение. — Хотя не думаю, что кто-либо использовал такой вид терминологии со времен восемнадцатого века.       Та улыбка, о которой Чанбин говорил ранее? Она была ничем, абсолютно ничем по сравнению с той, что сейчас находилась на лице Феликса, когда тот услышал, что Чанбин хотел вывести их отношения на уровень выше. — Правда? Такой, как ты, хочет приударить за таким, как я?       Чанбин не был полностью уверен, каким именно человеком он был в глазах Феликса, но судя по тому, как это звучало, Фэйри видимо думал, что Чанбин ни в коем случае не мог быть заинтересован в нем в любом другом смысле, кроме как платоническом, что стало крайне ясно после его следующего заявления. — Погоди, это не еще одна шутка, так ведь? Какой-то сарказм, который я неправильно интерпретирую? Потому что если это так, Чанбин, это не смешно. — Ликс, зачем мне вообще шутить о чем-то подобном. Я хочу сводить тебя на свидание, потому что ты мне нравишься, больше, чем друг, и чувствую это уже некоторое время. Я думаю, что мы очень хорошо подходим друг другу, но если ты не заинтересован, то— — Нет!       Это ранило сильнее, чем Чанбин думал. Он думал, что он нравился Феликсу, но, может, он просто интерпретировал нежные жесты Фэйри неправильно. Конечно же так и было. То, что Феликс бы делал с тем, кого рассматривал как партнера, крайне отличалось от того, что представлял Чанбин, поскольку их ценности и обычаи так сильно отличались. Было глупо с его стороны думать иначе. Или, как минимум, то, что он начал думать, прежде чем Феликс переплел их пальцы и аккуратно соединил свой лоб со лбом Сумеречного охотника. — Нет, я заинтересован! Я был бы очень этому рад. Я тоже очень сильно привязан к тебе, Бинни, больше, чем к другу тоже, я думаю.       Это не было прямым признанием, поскольку у Феликса сложилось впечатление, что он невероятно уверен в том, что чувствовал к Чанбину, но это было более правдоподобно, потому что тот факт, что единственная любовь, которую он когда-либо получал от кого-то, была от его матери. Попытки отличить то, что он чувствовал к друзьям, по сравнению с чувствами к возлюбленному, наверняка как-то смущали Фэйри. И всё равно, это было начало, и Чанбин был более чем решителен показать Феликсу, что он будет за него бороться, показать ему, что его чувства были настоящими и что, через время, может быть тот начнет смотреть на Чанбина так же. — Оу, ну, это хорошо, предполагаю. — Это твой ответ? Тебе больше нечего сказать? — Феликс фыркнул, не удивившись отсутствию ликования от Чанбина после того, как он согласился, что за ним приударят. — Ах, Ликс, я не хорош в таких вещах. Я так долго ждал, чтобы позвать тебя на свидание, и я не знал, скажешь ли ты да. Я не особо планировал, что делать, если ты так сделаешь.       Нарисовав крошечный круг на тыльной стороне руки Феликса своим большим пальцем, Чанбин держал свой взгляд на их соединенных руках, задаваясь вопросом, ощущал ли Феликс, как слегка трясутся его пальцы от нервозности, но и из-за волнения, которое он мог чувствовать, раскачивающее его сердце от мысли о том, что он наконец-то продвигал свои отношения с веснушчатым парнем. — Оу…       Услышав глубокий вздох Феликса, Чанбин остановил свои ухаживания и поймал Фэйри за таким же разглядыванием их пальцев. — Что? Что-то не так? — Нет, не особо. Это просто… — Феликс остановился, небольшая угрюмость заставила его губу выпятиться. — Когда Фэйри начинают приударивать друг за другом, в моем измерении есть обычай, где тот, кто предлагает ухаживания, встречается с родителями их желаемого партнера, чтобы получить одобрение.       И еще одна вещь, о которой Чанбин был блестяще не в курсе о Фэйри и их традициях. — Ты… хочешь, чтобы я встретился с твоей мамой, чтобы спросить, не против ли она, чтобы я встречался с тобой? — Нет, нет, все хорошо. Ты не обязан. Не то чтобы вы тут таким занимаетесь.       Несмотря на то, как он пытался смахнуть это, было очевидно, что эта конкретная практика была важна для Феликса. Хотя, Чанбин уже знал, что Феликс и его мать были невероятно близки. Они оба сильно полагались друг на друга, поскольку никто другой не был особенно услужлив в их жестоком измерении. И именно поэтому Чанбин нежно поднял подбородок Феликса, стукнув по кончику его носа, чтобы привлечь его внимание. — Если быть честным, я бы хотел встретиться с ней. Чтобы поблагодарить за помощь моей матери той ночью, когда она потерялась в измерении Фей, и за то, что дала мне благословение ваших богов до того, как я вообще родился. Это было бы честью, правда.       Услышав под собой треск веток с дерева, Чанбин посмотрел вверх, чтобы увидеть, как легкий бриз заставляет листья покачиваться, пусть даже и ничего подобного в теплице не могло быть, пока все двери закрыты. Было спокойно, тихо, но Чанбин начал задаваться вопросом, двигалось ли дерево в по своему собственному желанию. — Она тоже будет рада! — поднял шум Феликс, возвращая на себя взгляд Чанбина. — Когда я рассказал ей, что узнал о своей истории с Арым, она сказала, что судьба свела нас вместе снова и что она рада слышать, что и ты, и твоя мама в порядке. Я уверен, что ей очень хочется увидеть чудесного Сумеречного охотника, которым ты стал.       Чанбину пришлось признать, что ему было любопытно узнать о матери Феликса. Он слышал о ней, конечно же. Не только от Феликса, но и от Арым тоже. Судя по историям, которые он слышал, он был уверен, что она была просто любезна, но заинтересовался, вернется ли этот блестящий характер, когда он спросит о разрешении ухаживать за ее сыном. — Ну, не хочу звучать грубо по отношению к твоей королеве, но у меня появилось наистраннейшее чувство, что она наверняка будут не особо рада, что я зайду в ваше измерение и буду там на встрече.       Это был самый вежливый способ, которым Чанбин мог это сказать. Он чертовски хорошо знал, что, даже если Королева и пустит его в измерение, за ним без сомнений будут агрессивно следить всё время. — Что, если она придет сюда? Она может прийти в Академию или мы можем сходить куда-нибудь поесть. Я также могу попросить прийти свою маму. — Это правда было бы очень здорово. Спасибо, Бинни, ты такой заботливый.       Еще раз Феликс начал наклоняться, чтобы соединиться лбами с Чанбином, но остановился перед этим, посмотрев на мгновение в гипнотизирующие глаза Чанбина, прежде чем двинуть головой в сторону, размещая быстрый поцелуй на щеке Сумеречного охотника в качестве благодарности. Чанбин так легко покраснел из-за этого, его лицо быстро окрасилось алым от действия, и он помахал рукой на свои горящие щеки, чтобы попытаться успокоиться.       Сладкозвучный смех Феликса разнесся вверх, растворяясь в дрожащих листьях над ними, восхищение духа природы почти ощутимо повисло над ними, как будто она смотрела, как расцветают новые отношения, радуясь, что две души, предназначенные друг другу, наконец-то принимали свою судьбу.

_______________

— Одна ложка сахара и немного молока, верно?       Чонин кивнул в сторону Едама, пока младший разливал обжигающий чай по керамическим кружкам. По просьбе Едама Оборотень снова вернулся в его квартиру, так как Чонин пообещал, что они попытаются восстановить их несколько испорченные отношения.       Это было трудно, особенно с точки зрения Чонина. Незадолго до того, как он покинул дом Едама в последний раз, они обменялись номерами, поскольку последний, который был у Едама для Чонина, наверняка устарел. С тех пор Едам каждый божий день отправлял Чонину сообщения «доброе утро» и «спокойной ночи», спрашивая его, как прошел его день, что он сделал со своей стаей, рассказывая ему о вещах в его собственной жизни, которые тот, естественно, пропустил. Едам так старался, но Чонин, похоже, большую часть времени просто не мог найти нужных слов для ответа. Это сбивало с толку, учитывая, что Чонин провел большую часть своего детства и юности с Едамом, но там было что-то такое, что во многих отношениях сдерживало Чонина. — Классно видеть, что некоторые вещи не поменялись. Держи, — Едам улыбнулся, протягивая чашку чая Чонину.       Потягивая охлаждающий напиток, Чонин хранил молчание, оглядывая квартиру, пока его чувства не дали ему понять, что на него смотрят, глаза немедленно вернулись к парню, который в данный момент сидел рядом с ним. — Что? — Ничего. Просто твои глаза, — Едам вздохнул, наклоняясь ближе к лицу Чонина. — Они такие голубые.       Чонин собирался сказать, что, конечно, так оно и было, его глаза всегда были голубыми, но потом внезапно вспомнил, что они, на самом деле, были темно-карими до того, как он был обращен; деталь, которая каким-то образом вылетела у него из головы, пока Едам только что не упомянул об этом. — Ага, побочный эффект от сущности волка и всего такого. — Могу я увидеть его?       Поставив свою кружку на кофейный столик, Чонин послал младшему взгляд, чтобы показать, что он не понимает, о чем тот его просит. — Твоего… волка. Ничего, если я его увижу?       Если быть честным, Чонин и за миллион лет не ожидал бы такого вопроса. Вопросы о его стае и его отношениях со своим альфой были уже достаточно странными, чтобы обсуждать их с Едамом, но просьба превратиться в его волка так потрясла Чонина, что он на мгновение замер. — Я не знаю, Едам. Не особо много случаев было, когда мне приходилось обращаться по собственному желанию, — пробормотал Чонин, зная, что он мог контролировать своего волка, когда Чан был рядом с ним, так как альфа имел полную власть над его инстинктами, но в те времена, когда он неохотно трансформировался из страха или беспокойства, Чонин не знал, насколько сильно он будет сдерживать животное внутри себя. — Ох, понятно. Ты волнуешься, что поранишь меня или что? Я знаю, что ты бы никогда так не сделал, — успокаивал Едам, явно имея больше веры в способности Чонина, чем он сам.       Размышляя об этом, Чонин был уверен, что с Едамом ничего плохого не случится, если он потеряет контроль, потому что Чан, несомненно, остановит его. В то время как младший Оборотень сказал своему альфе, что больше нет необходимости сопровождать его в дом Едама, Чонин смог уловить тревожные феромоны, которые испускал его лидер, просто думая о любом сценарии, где Чонина не было рядом с ним. Он делал все возможное, чтобы отступить и позволить Чонину быть самим собой, но после инцидента, когда Чонин впервые снова встретился с Едамом, Чан немного переживал разлуку.       В качестве компромисса Чан сказал Чонину, что подождет его в кафе через дорогу от квартиры Едама. Он взял с собой свой ноутбук, чтобы поработать над чем-то, тема упомянутой работы была неизвестна младшему, но Чан настаивал, что всегда приятно выйти из дома и сменить обстановку. Очевидный предлог, чтобы ему не пришлось слишком долго находиться слишком далеко от своего щенка. Тем не менее, Чонину было спокойнее от того, что его альфа был поблизости, если произойдет что-то опасное, и если он обратится, чтобы показать Едаму своего волка, Чан будет здесь не менее чем через пять секунд, чтобы сдержать его, если понадобится.       И все же он презирал мысль о том, что он когда-нибудь вот так потеряет себя. Чонин пообещал себе, что он никогда не преклонится перед первобытной частью себя, если сможет с этим что-то поделать, но иногда все просто становилось для него непосильным.       И как бы сильно он ни хотел сказать себе, что это не имеет значения, в сердце Чонина поселился небольшой страх, что то, как Едам воспринимает его, может полностью измениться, как только он увидит животное внутри него. Все было не так, как раньше, но он никогда не хотел, чтобы Едам боялся его. Например, как он боялся своего брата. — Х-хорошо. Если ты правда хочешь увидеть. Думаю, я могу тебе показать, но только недолго, окей?       Чонин начал подниматься на дрожащих ногах, пока Едам не поймал его за запястье, притягивая ближе, так что их колени соприкасались, тепло, исходившее от тела младшего, почти успокаивало Чонина. — Чонин, это была просто мысль. Тебе правда не обязательно его показывать, если это причиняет тебе дискомфорт. Я просто думал, что нам нужно узнать друг друга еще раз, поскольку мы оба изменились, и, чтобы узнать тебя вновь, я не хочу, чтобы ты что-то скрывал от меня. Твой волк теперь часть тебя и ты не должен этого стыдиться.       Стыдиться? Стыдился ли Чонин того, кем он стал? Он всегда говорил Чану, что смирился с тем, кем он был сейчас, но время от времени ему приходило в голову, что теперь внутри него есть что-то, чему он, возможно, может отдаться в любой момент, когда почувствует себя слишком слабым, что-то, над чем ему еще предстоит полностью овладеть. Он уже не был тем человеком, которым был раньше, нормальным мальчиком с планами на будущее. Прямо сейчас могло случиться все, что угодно, и это пугало Чонина. — Я могу это сделать. Чан научил меня контролю и, если что-то пойдет не так, он в миг будет здесь, чтобы защитить тебя, — прошептал Чонин, интересуясь, почему его голос не выходил так уверенно, как он надеялся. — Ему не потребуется, Чонин. Я верю, что ты сохранишь меня в безопасности.       Едам верил в него. Чонин мог видеть это в его глазах и это каким-то образом успокаивало мысли Оборотня. Хоть и не полностью. — Я скоро буду, — заявил Чонин, уходя в ванную Едама и начиная снимать свою кофту.       Несмотря на то, во что многие книги и фильмы заставляют людей верить, одежда просто так волшебным образом не исчезает и не появляется вновь на теле оборотня, и Чонин уже сменил слишком много нарядов, случайно трансформировавшись и разорвав свою одежду в клочья. Будет ужасно трудно объяснить Чану, когда он придет за ним, почему у него не было одежды, в которой он мог бы вернуться домой, если он так внезапно преобразится посреди гостиной.       Полностью раздевшись, Чонин повернулся, чтобы посмотреть в зеркало на другой стороне комнаты, цепляясь за раковину и глядя прямо в свои собственные лазурные глаза с угрожающим взглядом, почти так, как будто он пытался предупредить своего волка вести себя прилично. — Ты можешь сделать это, Чонин. Чан не всегда будет рядом с тобой. Тебе не нужно бояться. — Йенни?       К счастью, Чонин был в расцвете сил, потому что, если бы его сердце было хоть в чем-то слабым, он был уверен, что быстро бы умер на земле от страха, который пронзил его, когда его собственное имя эхом прозвучало в его голове. — Ох, вот же— Чан! Ты напугал меня до чёртиков! — Чонин тихо вскрикнул, схватившись за грудь, чтобы заставить свое сердцебиение вернуться к нормальному ритму. Он даже не заметил, как связь между ним и его альфой открылась настолько, что Чан мог говорить с ним, даже когда он был на другой стороне улицы. — Прости, просто проверял. Ты в порядке? Ты немного выдаешь тревожные сигналы.       Если бы Чонин рассказал Чану о своем плане, он не был уверен, позволил бы старший ему довести это до конца; не потому, что он не верил в Чонина, а из-за его непревзойденных инстинктов альфа-защитника. — Я в порядке. Просто немного нервничаю от нахождения с Едамом вновь, но мне хорошо. Не волнуйся. Я позвоню тебе, когда буду готов пойти домой, окей? — Окей, Йенни. Увидимся через пару часов.       И на этих словах сигнал оборвался. Чонин был благодарен, что одному из них пришлось инициировать их связь, чтобы поговорить, потому что, как бы сильно Чонин ни любил Чана, он бы возненавидел, если бы его альфа мог слышать каждую его мысль.       Отпустив край раковины, Чонин закрыл глаза, вспоминая, что Чан сказал ему делать всякий раз, когда он решит трансформироваться.       Стань единым целым со своим волком. Не позволяй ему взять верх, но дай ему понять, что ты готов работать бок о бок с ним. Вы не два отдельных существа, а одно и то же. Здесь нечего бояться.       Когда Чонин очнулся от успокаивающей мантры в своей голове, он понял, что его четыре лапы уже на кафельном полу под ним, песочный мех щекочет между пальцами, дико взъерошившись, пока он раскачивал свое тело из стороны в сторону. Он больше не мог смотреть в зеркало, так как его уровень глаз опустился гораздо ниже к земле. Хотя он был внушительных размеров, намного больше любого обычного волка, его форма бледнела по сравнению с такими, как Чан или Воншик, но, как сказал Чан, в конце концов, он все еще был щенком.       Теперь, когда он вернулся в свою другую форму, Чонин толкнул дверь носом, медленно возвращаясь в гостиную, где он увидел Едама, сидящего на диване и смотрящего телевизор, когда выглянул из-за угла двери спальни. Оборотень полностью контролировал себя, и он гордился собой за это, но он просто надеялся, что это продлится до тех пор, пока он не решит вернуться в свой человеческий облик.       Наконец-то выйдя на свет, Чонин остановился, когда Едам ахнул при виде него, волк не знал, какие мысли бродили в голове его друга. Говоря себе не поддаваться страху, поскольку это, несомненно, уменьшило бы его доминирование над своим волком, Чонин просто подождал, пока Едам медленно не поднялся с дивана и не двинулся к нему, присев на корточки и подняв руку, но не делая никаких движений, чтобы коснуться Чонина. Только через несколько секунд Чонин понял, что Едам ждал, когда он сделает первый шаг, знак уважения, который, безусловно, понравился его волку.       Чонин наклонил голову вперед, позволив своему холодному носу соприкоснуться с ладонью Едама, когда парень пискнул от удивления, но в конце концов начал смеяться. — Это щекотно, Чонинни.       Смех заставил Чонина почувствовать себя спокойным и защищенным, больше не беспокоясь о реакции младшего, когда он придвинулся ближе к Едаму, когда тот начал чесать его за ушами, подобно тому, как Чан всегда успокаивал его, когда они неожиданно выскакивали. — Ты такой прекрасный, Чонин. Это не должно быть удивительным, поскольку твоя человеческая форма тоже прекрасна, — признался Едам, накручивая золотые пряди волос на кончики пальцев, в то время как Чонин заскулил от смущения. — Хотя я не думал, что ты будешь настолько большим, это потрясающе.       Едам вовсе не считал его монстром. Он все еще говорил с Чонином так, как если бы он был человеком, и это заставило Оборотня понять, что все было именно так, как сказал Чан. Будь то в человеческом обличье или в волчьем, Чонин все еще оставался Чонином. Он не был отдельным человеком от своего волка, а был одним и тем же, и тот факт, что Едам знал это без необходимости говорить ему, был довольно освежающим.       Верный признак нежности и тепла, пока Едам постоянно гладил его по голове, заставлял волка Чонина мурлыкать, пока это, совершенно внезапно и очень сильно против его воли, не превратилось в удовлетворенный вой, который эхом разнесся по всей квартире, причем громкость была достаточно значительной, чтобы Едаму пришлось прекратить свою нежную любящую заботу, чтобы он мог быстро прикрыть свои уши от оглушительного шума. — Йа, Чонин! Утихни, ладно? Я заработаю жалобу на шум, если ты не—       Слова Примитивного были прерваны, когда раздался резкий стук в дверь его квартиры. Обе головы повернулись на звук, на лице Едама отчетливо проступил легкий страх. Это отразилось и в глазах Чонина, и именно по этой реакции Едам понял, что это не Чан стучится в его дверь, чтобы прийти и забрать члена своей стаи. Поскольку Чонин все еще был в своей волчьей форме, выход из которой занял бы пару минут, Едам не мог позволить кому-либо увидеть его таким, и поэтому он провел Оборотня в свою спальню и закрыл за ним дверь, направляясь туда, где кто-то постоянно стучал в его дверь, и медленно открыл ее. — Аа, Мистер Лим, что я могу для вас сделать? — бодро поинтересовался Едам, пока его домовладелец, мужчина лет шестидесяти пяти, стоял в тускло освещенном коридоре с хмурым выражением лица. — Едам, что это был за звук только что? Звучало почти как собака. Я надеюсь, что у тебя тут нет никаких животных. Я не разрешаю их в своем здании.       Технически, в то же время, у Едама и было, и не было животного в его квартире, но он не мог особо сказать, что его бывший парень, ставший Оборотнем, только что показывал ему своего внутреннего зверя и в данный момент прятался в его спальне. Что ж, он мог только догадываться, что ему тут же скажут, что он просто немного сумасшедший. — Ох, мне так жаль. Я смотрел документальный фильм про волков. Очаровательные создания. Я не осознавал, что это было так громко, что вы могли услышать за соседней дверью. Я извиняюсь. Постараюсь быть более внимательным в следующий раз.       После этих слов старик устало фыркнул и начал отступать обратно по коридору в свою комнату. Мистер Лим не был плохим человеком. Напротив, он позволил Едаму остаться здесь практически даром, поскольку на данный момент тот приносил не так уж много денег, его единственный доход — работа неполный рабочий день в местном магазине флористики. Он был немного привередлив, особенно из-за уровня шума, но в целом он был милым человеком, за что Едам был благодарен судьбе, что им посчастливилось встретиться.       Когда он выдохнул, чтобы расслабиться, Едам услышал, как дверь спальни снова открылась, когда Чонин рысцой вернулся в гостиную, склонив голову набок, как будто спрашивая Едама, было ли это лучшим оправданием, которое он мог придумать. — Не смей смотреть на меня так, Ян Чонин. Я только что спас твою задницу от судьбы быть найденным из-за твоей тупой сущности, которую ты не можешь сдержать!       Плюхнувшись на бордовый диван, Едам застонал от того, как близко они были к тому, чтобы их обнаружили, и если бы у него были более шумные соседи, он не смог бы объяснить, почему в его квартире был гигантский волк, не подвергая опасности весь Нижний мир и, возможно, не будучи убитым Клэйвом. Издав негромкий «ох», когда он почувствовал, как что-то упало ему на бедро, Едам посмотрел вниз и увидел голову Чонина у себя на коленях после того, как песчаный волк запрыгнул на его диван и устроился на нем. Примитивный комично фыркнул, еще раз запустив пальцы в волосы Чонина на макушке, не понимая, как его мех может быть таким чертовски мягким. — Почему у тебя такие же щенячьи глазки, как у твоей человеческой формы, а?       Легкое поскуливание волка сказало Едаму, что он не знал, но ему было все равно, пока ему было совершенно комфортно, когда он прижался к животику Едама и позволил своим глазам закрыться всего на мгновение. Скоро ему придется позвонить Чану, чтобы тот приехал, забрал его, и снова превратиться в человека. Но не сейчас. Сейчас он наслаждался знакомым ароматом своего друга, интимным ощущением его рук, постоянно массирующих кожу головы. Да, он просто давал отдых своим глазам. Всего на мгновение. — Эй, Йенни. Просыпайся, щеночек.       Слегка зарычав, когда его разбудили ото сна, Чонин не хотел покидать Едама, не хотел, чтобы кто-то мешал ему быть наедине со своей парой.       Своей парой?       Чонин быстро вздрогнул, когда понял, что только что довольно угрожающим образом предупредил своего альфу не беспокоить его. Это было ошибкой, его сонливое состояние заставило его разум задержать мыслительный процесс на долю секунды дольше, чем следовало. С печальным выражением в затуманенных глазах Чонин слегка заскулил, ища лицо Чана. — Ты в порядке, Йенни. Мне жаль, что я тебя разбудил, но время идти домой.       Сбитый с толку этим заявлением, поскольку Чонин ему еще не звонил, младший волк выглянул в окно и увидел, что небо уже усеяно звездами, а полумесяц отбрасывает сияние на город внизу. Чонин заснул в своей волчьей форме, на сколько, он даже не мог догадаться, но этого было достаточно, чтобы Чан пришел искать его сам.       Оглядев квартиру, Чонин увидел Едама, убиравшего на кухне все столовые приборы, которые валялись вокруг. Это было то, за что Чонин отругал его, когда он пришел сегодня утром, сказав Едаму, что ему нужно взяться за поддержание порядка в своей квартире.       Бросившись в ванную, Чонин успокоил себя и медленно начал процесс возвращения к своему человеческому облику, снова надев одежду и вернувшись в гостиную, где он обнаружил Чана, склонившегося над островной стойкой и тихо разговаривающего с Едамом. — Ему достаточно комфортно, чтобы показать тебе его волка? Это большой шаг для него, — прошептал Чан, никак не замечая Чонина, возвращающегося в комнату. — Я благодарен, что он сделал это. Его волк и вправду захватывающий, как и остальной он.       Для Чонина было очень важно, что Едам хвалил его волка, само животное громко выло в глубине его груди, показывая, что Примитивный теперь определенно в плюсе. — Он немного запинается, но я думаю, что то, что ты сделал для него сегодня, может помочь ему. Спасибо, Едам. — Ты чуть ли не оторвал мне глотку в нашу первую встречу, а сейчас благодаришь меня? Вау, я ценю это. Как минимум, мне больше не нужно бояться за мою жизнь, — Едам от души рассмеялся, но когда Чан пробормотал что-то вроде «пока ты не причинишь ему вреда», он быстро заткнулся, и его смех сменился смехом альфы. — Чан, я готов идти, — громко заявил Чонин, заставив двух других парней поднять головы и посмотреть на него с нежными улыбками.       Когда Чан повел его к двери, положив руку ему на плечо, Чонин остановился и повернулся лицом к Едаму еще раз, просто уставившись на другого, который в данный момент обхватил себя руками, чтобы защитить свое тело от легкого пощипывания воздуха, так как отопление, похоже, не работало все это время.       Его инстинкты кричали ему сделать это, его волк также скулил, требуя, чтобы Чонин совершил прыжок и просто проявил себя, поставил себя в положение, в котором он был так много раз раньше, и кто он такой, чтобы говорить «нет» самым сокровенным желаниям, которые таило его сердце?       У Едама вырвался тихий вздох, когда он, наконец, уютно устроился в объятиях Чонина, объятие было таким нежным, что Примитивный почувствовал себя в полной безопасности и окутанным теплом, которого ему так долго не хватало. Пока он таял еще больше в объятиях Оборотня, улыбка Едама мощностью в десять тысяч ватт могла бы осветить целую нацию тем, как он был счастлив, что Чонин больше не пытался держаться от него на расстоянии, что они медленно, но верно восстанавливали отношения, которые были разрушены слишком долго. — Я позвоню тебе завтра, Едам. Спасибо тебе за всё сегодня. — Нет проблем, Чонинни. Мне правда понравилось проведенное с тобой время и если, ты знаешь, тебе захочется посмотреть со мной документалки о природе снова, тебе более чем рады, — Едам хихикнул, когда Чонин сильно ударил его по руке, когда понял, что он имел в виду.       Когда молодой волк выходил из квартиры с Чаном, он не мог удержаться, чтобы не схватиться за грудь кулаком, странное, но приятное чувство овладело им. — Ты в порядке, Йенни? — Да. Я просто чувствую себя… легче, чем всё то долгое время до этого.       Чонин пропустил легкую ухмылку, появившуюся на лице его лидера, когда он услышал это, но это было правдой. С плеч молодого Оборотня свалился значительный груз, и у него возникло странное чувство, что чем больше времени он проведет с Едамом, тем легче будет на душе.