Saudade

      Вернувшись с одного из самых продолжительных заданий, которые у него когда-либо были, Чанбин хотел потащиться прямиком обратно в свою комнату, но не раньше, чем крепко обнять Джисона, сказав ему, что он проделал такую хорошую работу, пока они были вместе в Хондэ в течение последних пяти дней.       Парень выглядел измученным, и Чанбин сказал ему, что Юнсок разрешил им взять следующие несколько выходных из-за их успеха; небольшая милость от обычно жестокого человека. Тем не менее, Чанбин не собирался жаловаться на это. Он чувствовал себя так, словно впал в постоянную спячку из-за того количества дерьма, через которое они прошли, пытаясь управиться с некоторыми членами стаи Оборотней, которые взбесились и нападали на людей, которые отправлялись на Хондэ ради шумной ночной жизни.       Однако им удалось это сделать, арестовав всех пятерых волков и передав их Клэйву. Поскольку у Оборотней точно не было правящей власти, Прэтор Люпус предпочел не вмешиваться в дела Сумеречных охотников, они должны были попытаться реабилитировать тех, кто находился под их опекой, и, если нет, то они будут вынуждены быть запертыми. Неудачное предложение, но это была цена, которую пришлось заплатить за то, что они сделали.       Вынужденный официально отчитываться перед Юнсоком, поскольку он был руководителем Академии, Чанбин медленно направился к кабинету этого человека, изо всех сил волоча ноги по ворсистому красному ковру, желая продлить это взаимодействие как можно дольше. Было уже поздно, что раздражало, и Чанбину хотелось поговорить с этим ублюдком так же сильно, как ему хотелось выпрыгнуть с самолета без парашюта. Это должно было быть утомительным и ненужным, поскольку Чанбин знал, что все, что он получит, — это несколько ворчаний в подтверждение того, что Юнсок едва слушал его, прежде чем его отпустят на ночь. Тем не менее, Чанбин предпочел бы отчитаться перед ним сейчас, чем быть съеденным заживо Юнсоком утром за несоблюдение протокола.       Завернув за последний угол, чтобы добраться до кабинета Юнсока, Чанбин прочистил горло и уже собирался войти, когда услышал голос Гюхуна, доносящийся из комнаты, единственной хорошей вещью было то, что не казалось, что он ссорится со своим отцом, как это обычно бывает. Гюхуну досталось чертовски много дерьма от Юнсока, его отец всегда хотел, чтобы он большую часть времени работал усерднее, но Гюхун был так же способен отдавать все, что у него было, когда дел становилось слишком много.       Не зная, было ли это чем-то важным, Чанбин решил подождать, пока Гюхун уйдет, чтобы он им не мешал. Тем не менее, он не мог не подслушать разговор, который был громким и отчетливым, поскольку дверь была слегка приоткрыта, и Чанбин мог видеть двух мужчин, а они и не подозревали о его присутствии. — У меня есть кое-какие новости, Гюхун. Я отступлюсь от лидерства в Академии к концу этой недели, — заявил Юнсок, непрерывно работая над какими-то бумагами, которые были разбросаны по его столу из красного дерева.       Новость удивила не только Гюхуна, у которого было выражение растерянного недоверия, широко распахнувшего глаза, но и Чанбина, младший от изумления чуть не упал на открытую дверь. Им больше не придется работать под началом Юнсока, прислушиваться к его порой нелепым приказам и подчиняться каждой его надоедливой прихоти. Это была абсолютно фантастическая новость практически для всех сотрудников Академии. — Ты уйдешь? Какая жалость, Отец, — Гюхун утешал очень убедительно, поскольку Чанбин знал, что Гюхун, должно быть, очень хочет, чтобы его отец больше не сидел в этом положении. — Могу я спросить, что вызвало такое решение? — Мне предложили место в совете. Я направлюсь в Аликанте, чтобы занять свое место в Клэйве.       А, так тут был какой-то подвох. Он будет руководить не только Сеульской Академией, но и практически всеми Академиями по всему миру. Для человека, который жаждал власти и ответственности, это, должно быть, было воплощением мечты Юнсока, хотя, возможно, кошмаром, поднимающим голову, для многих других. Тем не менее, это означало, что большую часть года Юнсок не будет командовать и инспектировать их двадцать четыре часа в сутки. Победа в глазах Чанбина. — Мои поздравления, Отец. Уверен, что ты потрясающе справишься.       Гюхун действительно очень хорошо разыгрывал роль послушного сына, даже если Юнсок, должно быть, заметил перемену в настроении по сравнению с тем, как он обычно себя вел. — Хватит. И все же, это оставляет стул главы этой Академии свободным, и Клэйв пришел к решению, что ты будешь лучшим человеком, чтобы занять его.       Чанбину действительно нужно было отойти немного подальше от двери, так как это был второй раз, когда он чуть не провалился сквозь нее, подпрыгнув от неожиданности и ликования. Гюхун собирался стать их новым лидером? Лучшего человека для этой работы буквально не могло быть. Ему доверяли практически все в Сумеречном мире. Не только с Сумеречными охотниками у Гюхуна сложились великолепные отношения, но, поскольку он вырос с некоторыми лидерами Нижнего мира, такими как Минхо и Хёнджин, а также встречался с Чаном, лидером самой большой стаи в Сеуле, у него были идеальные рабочие отношения, поскольку он точно знал, как разобраться со всеми ними. Может быть, этот день окажется лучше, чем Чанбин думал поначалу. — Я? Они хотят, чтобы я управлял Академией? — пробормотал Гюхун с легкой улыбкой, показывающей, что он, вероятно, был немного взволнован, приняв такой вызов. — Да, хоть я и не понимаю почему, — Юнсок вздохнул. Там был человек, которого Чанбин помнил, холодный и оскорбительный. — Однако, это большая честь для тебя, Гюхун, и, как мой сын, ты не должен меня разочаровать. Ты не будешь показываться перед Клэйвом, пока в этом не будет необходимости. Не будь постыдищем этой семьи.       Не то чтобы он когда-нибудь был таким, но Чанбин думал, что Гюхун не сможет опозорить его, если попытается. Он был настолько близок, насколько кто-либо мог быть близок к вершине совершенства, когда дело доходило до того, чтобы быть Сумеречным охотником. Лучший в своем классе по учебе, технике боя и отношениям, обладающий личностью настоящего ангела, Гюхун мог бы гордиться такой должностью. — Я не буду, Отец. Мне нужно будет поблагодарить совет за эту возможность. — Хорошо, теперь, когда это выяснили, есть еще одно условие, которое тебе нужно выполнить, чтобы закрепить такую престижную должность.       Прислонившись к дверному косяку, чтобы снять тяжесть со своих уставших ног, Чанбин продолжал думать обо всем, что Гюхун, вероятно, изменит, когда ему дадут эту должность. Юнсок многое сохранил таким, как у его предшественника, немного примитивным и устаревшим, если честно, на что все так или иначе жаловались, но теперь все определенно изменится к лучшему. — Конечно. Что бы там ни было, я уверен, что смогу это сделать. — Закончи свою интрижку.       Если только у Гюхуна не было каких-то тайных отношений с неизвестным человеком, о которых даже Чанбин не знал, тогда он понятия не имел, кого имел в виду Юнсок, когда сказал Гюхуну закончить свою интрижку, потому что он, безусловно, не мог говорить о Чане. Гюхун встречался с ним уже почти два года, пережил с Чаном столько взлетов и падений, и их отношения нельзя было классифицировать как нечто столь несущественное, как интрижка. Чанбин никогда не видел двух людей, более созданных друг для друга, чем Гюхун и Чан. — Извини? — Гюхун нанес ответный удар, выглядя так, словно хотел посмеяться над абсурдом, которым Юнсок только что ударил его. — Гюхун, я позволял тебе развлекаться с этим человеком, но настало время тебе стать серьёзным. Теперь ты еще чаще будешь на глазах публики. Клэйв будет вести запись о твоей деятельности. Тебе нужно перестать резвиться с ним и поискать более подходящего компаньона на будущее. Желательно девушку с высокой социальной позицией, которая произведет наследника с чистой кровью.       Вау. Просто, вау. В глазах Чанбина было чертовски много неправильного в этом направлении мыслей, и тихий голос в его голове говорил ему вышибить дверь и сказать Юнсоку, что он абсолютно понятия не имеет, о чем говорит, поскольку никогда не проводил с Чаном больше пары минут, если это было не в конференц-зале. Однако он сдержался, зная, что Гюхун не потерпит подобных разговоров. — Развлекаться? Что ты, черт возьми, имеешь ввиду под развлечением? Чан мой парень. Я люблю его, больше, чем кого-либо. Это не просто «развлечение» для меня. Я хочу провести остаток своей жизни с ним.       Тряся кулаком в воздухе, Чанбин яростно кивнул, молча призывая Гюхуна отстаивать свои отношения с Чаном. Не хотелось хвастаться, но Чанбин был в значительной степени их сторонником номер один, сыграв довольно большую роль в том, что они оба вытащили головы из задниц, когда впервые встретились, что придало Чану смелости пригласить Гюхуна на свидание. — Ой, ну же, Гюхун. Ты ведь не думаешь, что проведешь свою жизнь с Нежитью. Я позволял этому продолжаться так долго, лишь чтобы ты мог отдохнуть от системы. — Позволял? — Гюхун рассмеялся, откидывая волосы с глаз, изо всех сил пытаясь понять, почему его отец думал, что он будет тем, кто будет диктовать каждый аспект его жизни так долго, как только сможет. — Ты осознаешь, что я взрослый, который может сам делать выбор? — Нет, если ты собираешься вызвать осмеяние нашего семейного имени. Поскольку ты будешь главой Академии, ты не будешь встречаться с такими, как он. Ты меня понял? — Нет, я не понял! — Гюхун бушевал, его глаза горели истерической яростью. — В Чане нет ничего неправильного, он прекрасен. Он потрясающий лидер и чудесный человек. И вообще, какая тебе разница, встречаюсь я с ним или нет? Тебя тут больше не будет, это не влияет на тебя ни в коем случае, форме или виде!       Наконец, подняв глаза от своей работы, Юнсок со стуком положил ручку на стол, осторожно приподнимаясь со своего места, чтобы посмотреть Гюхуну прямо в глаза, такое же негодование исказило его лицо, придавая ему несколько маниакальный вид. — Это влияет на меня в большем виде, чем ты знаешь. Это станет причиной насмешек, если Клэйв будет в курсе твоих отношений с Оборотнем. Мой сын, новый лидер нашей благоприятной Академии, бегает с подобной Нежитью. Это уже достаточно стыдно для меня, и твой маленький роман не принесет больше унижения этой семье, чем уже принесло!       Слегка усмехнувшись, Гюхун покачал головой, как будто не мог поверить в то, что услышал. Так много раз до этого его унижали самым обидным образом, и большую часть времени он просто позволял отцу болтать без умолку, не утруждая себя ответными действиями. Однако это было не то, о чем он мог бы умолчать. — Славно, знаешь что? Если это — цена такой работы, тогда я не хочу ее, — Гюхун заявил это твердо, с таким упорством в своей решимости, что Чанбин не мог не почувствовать, что он идеально справился бы с делами, находясь под большим давлением в качестве лидера, но, в конце концов, он знал, что его чувства к Чану были гораздо сильнее.       Выглядя так, словно он был готов ввязаться в физическую драку с Гюхуном, ноздри Юнсока раздулись от слов его сына. Ни один из них не собирался отступать, вопрос был лишь в том, кто сломается первым. — Ты не отвергнешь что-то настолько благоприятное, Гюхун! Клэйв не вручает эту должность кому попало. Ответ «нет» будет крайне неуважительным действием, — в ответ кричал Юнсок. — Прекрати свое дурацкое поведение сейчас же. Ты сделаешь так, как я сказал, ты будешь играть свою роль, ты порвёшь с этой… псиной и будешь знать свое место!       Было очевидно, что Юнсоку никогда особо не нравился Чан, что не было проблемой, потому что Чан тоже откровенно ненавидел Юнсока. Они просто никогда не сходились характерами или идеалами, и тот факт, что Юнсок постоянно чувствовал необходимость унизить Гюхуна, никак не повлиял на способность Чана выносить присутствие этого человека в своей жизни.       Тем не менее, для Сумеречного охотника, да к тому же лидера Академии, назвать его собакой было крайне оскорбительно для всех Оборотней в целом. Это было унизительное имя, которое демонстрировало истинное презрение к Оборотням, но, похоже, для Юнсока это не было проблемой, когда он так называл парня своего сына. Однако, похоже, у Гюхуна возникла большая проблема. — Как ты посмел так сказать о нем! Это всё, что ты в нем видишь? Что он Оборотень? Ты выставляешь это так, будто с ними что-то не так! Ты звучишь, будто он какая-то угроза для тебя! — Вся Нежить — угроза для нас! Ты просто так ослеплен своим глупым увлечением, что не видишь этого, и это станет твоей гибелью, мальчик, — Юнсок презрительно усмехнулся.       Чанбин, как и другие в Академии, знали, что, подобно тому, как Королева Благих считала, что Фэйри лучше людей, Юнсок считал, что Сумеречные охотники выше всех Жителей Нижнего мира. Не самая лучшая черта, которой можно обладать, когда следишь за их законами, и именно поэтому Чанбин не мог дождаться, пока Юнсок уберется от них подальше, но на данный момент не казалось, что Гюхун будет тем, кто заменит его. — Чан — лучшее, что случалось со мной, он — моя вторая половина и лучший человек, чем ты когда-либо будешь. Я не потеряю его только из-за того, что ты хочешь, чтобы наша семья казалась более доминирующей, высшего калибра, просто чтобы у тебя была законность для твоей властности. Я не брошу его!       И, честно говоря, Чанбин полностью ожидал, что Юнсок сорвется на дерзкий вызов своего сына, на его неуважительный тон голоса, не то чтобы Юнсок заслуживал уважения Гюхуна в этом вопросе.       Но он этого не сделал. Что было более чем странно, поскольку Юнсок был из тех, кто взрывается, если даже самая незначительная вещь вызывает у него неудовольствие. Вместо этого он тихо фыркнул и вернулся на свое место, снова взял ручку и продолжил заполнять многочисленные бланки, покрывавшие его стол. — Какая же... это жалость. Если ты так считаешь, тогда пусть так и будет. Очень плохо, что стае Чана придётся страдать из-за этого.       Слова мужчины были покрыты льдом, и Чанбин невольно вздрогнул от холода в тоне Юнсока. Если он пытался скрыть свою попытку запугивания, то у него это не очень хорошо получалось, но у Чанбина возникло ощущение, что Юнсок хотел, чтобы Гюхун точно знал, чего он добивается. — Извини? Что, черт возьми, это вообще значит? — Ничего, Гюхун. Просто иногда ужасно зверские вещи могут произойти с людьми, когда они этого меньше всего ожидают. Я в смысле, что, если его стая случайно вляпается во что-то опасное? В нашем мире жуткие вещи с Нежитью происходят всё время. Будет ужасно, если вся его стая будет стёрта, не думаешь? — Ты мне угрожаешь? — в неверии прошептал Гюхун. — Лишь если ты ослушаешься меня, Гюхун, Если не сделаешь так, как я сказал, я постараюсь, чтобы каждый волк в этом доме будет зарезан.       Чанбин почувствовал, что ему не следовало это слушать, тем более что на самом деле его тошнило от полного отсутствия сочувствия в голосе Юнсока. Это не была глупая, маленькая попытка шантажа, на которую Юнсок не пошел бы просто для того, чтобы напугать Гюхуна. Нет, это было полноценное обещание. — Ты не… эти люди невинны! У Чана там дети, щенки… ты не можешь сделать что-то подобное! — Я могу сделать все, что мне вздумается, Гюхун, особенно теперь, когда я часть Клэйва, — заверил Юнсок, обходя стол и подходя, чтобы встать прямо перед Гюхуном, его лицо было всего в нескольких сантиметрах от лица его сына, и Гюхун заметно дрожал при мысли о том, что все эти люди пострадают. — Это твое первое и последнее предупреждение. Если ты не порвешь с этой собакой до конца недели, я прикажу своим людям пойти в их дом, запереть каждого до единого, кто там есть, и поджечь их. И ты, мой мальчик, будешь жить с фактом, что ты мог спасти их всех, если бы послушался меня.       Чанбину нужно было кому-нибудь рассказать об этом. Люди должны были знать. Он не мог позволить Юнсоку безнаказанно даже думать о чем-то настолько ужасном. Кто-то, занимающий такое властное положение, имеющий мысли об убийстве невинных людей, чтобы добиться своего, чтобы казаться более могущественным в глазах окружающих, был коррумпированным, бесстыдным и откровенно злобным.       Это было зловеще. — Как ты вообще можешь думать о том, чтобы сделать подобное со всеми этими людьми? — прохрипел Гюхун, слезы, скопившиеся в его глазах, прилипли к ресницам, прежде чем скатиться по щекам. — Клэйв не позволит тебе уйти безнаказанным от подобного! — Позволит, если получат отчет о том, что Чан планирует против нас восстание. Оно было в разработке несколько месяцев и он уже готов атаковать нас, но мы прибудем вовремя, чтобы остановить его. К несчастью, он не сдастся, приказав своей стае напасть на нас и защитить себя, мы должны будем усмирить их. К счастью, ты узнаешь об этих умыслах и доложишь мне. И это выйдет тебе благодарностью.       Все это было заранее спланировано. Юнсок был готов к тому, что Гюхун может сказать ему «нет», а это значит, что он должен был осознавать, насколько тот сильно на самом деле заботился о Чане. Это было слишком точно и расчетливо, чтобы Юнсок не подготовился заранее. В конце концов, если бы что-то действительно случилось с Чаном и его стаей, Юнсок позаботился бы о том, чтобы все думали, что это Гюхун выдал их, что привело бы к их безвременной кончине. — Ты монстр, — Гюхун вздрогнул, делая шаг назад от своего отца с неподдельным отвращением. — Это все бизнес, Гюхун. Ты пошлешь огненное сообщение в Клэйв и примешь их предложение. И так же, ты не выдохнешь ни слова об этом никому. Мне не нужно, чтобы Оборотни начали с нами войну из-за твоих детских желаний.       Даже несмотря на все его напыщенное злорадство, мысль о том, что что-то вроде волков восстает против него, очевидно, заставила Юнсока быть достаточно осторожным, чтобы убедиться, что Гюхун не скажет ничего, что могло бы навлечь на него неприятности.       Чанбин понял. Юнсок смотрел на Жителей Нижнего мира свысока, потому что считал их ничтожествами по сравнению с ним, с его ангельской кровью, но было что-то еще, что-то, что стало совершенно ясно, когда он предупредил своего сына об этом конкретном исходе.       Он боялся их. Или, точнее, он боялся того, что они могли сделать. Несмотря на работу с ними и несколько мирное сотрудничество между двумя сторонами, Сумеречным охотникам было известно не все о Жителях Нижнего мира, особенно не то, чем они жили. Между группами Нижнего мира хранились секреты, в которые Сумеречные охотники не были посвящены, и это, казалось, терроризировало мысли Юнсока. — И что ты сделаешь, если я расскажу Чану? Что останавливает меня от того, чтобы пойти к нему прямо сейчас и разрушить все твои планы? — Гюхун осмелился, Чанбин прекрасно знал, что Гюхун с такой же вероятностью выполнит свои угрозы, как и его отец. — Ты относительно умный мальчик, Гюхун, и ты должен знать, что у меня в Клэйве много союзников, отношения с которыми я строил годами. Если они сочтут нужным, когда я спрошу их, они могут перевести твоих друзей в разные Академии по всему миру.       Это заставило тот обнадеживающий огонек, который был в глазах Гюхуна, разбиться вдребезги и рассеяться. Чанбин знал, что в данном конкретном случае речь идет о нем, потому что, как бы сильно Гюхун ни заботился о Чане, Чанбин знал, что и он, и Джисон были двумя людьми, которых в глазах Гюхуна нужно было защищать любой ценой. Это была его работа как их старшего брата — обеспечивать их безопасность, и если Юнсок будет угрожать их безопасности, утаскивая их от него и размещая там, где он сочтет нужным, это абсолютно разорвет Гюхуна на части. — Как себя будет чувствовать Чанбин, перемещенный в Академию Нью Йорка? Я слышал, что у них там ужасные проблемы в последнее время. Множество нападений демонов и Нежити-отшельников. Они потеряли кучу опытных бойцов в попытках зачистки. Кто знает, будет ли он в безопасности? И Джисон? Думаешь, ему понравится работать на меня в Аликанте? Но люди не полностью свободны от вреда даже в столице. Будет ужасно, если что-то произойдет с ним, а ты не сможешь быть рядом, когда он позовет тебя.       Углубления в виде полумесяца на деревянной дверной раме Юнсока останутся вечным напоминанием о том, как Чанбин отчаянно пытался сдержаться ради Гюхуна. Не имело бы никакого значения, если бы он ворвался туда сейчас, зная, что не он один пострадает от этого. Бежать, чтобы рассказать кому-то, тоже не было жизнеспособным вариантом, потому что Чанбин знал, что на данный момент его отчет не будет поддержан Гюхуном. Когда судьба его друзей была в руках Юнсока, Гюхун не скажет ни одного плохого слова в адрес своего отца, опасаясь, что тот преждевременно выполнит свое обещание. Тем не менее, когда Юнсок постоянно угрожал Гюхуну, Чану, а теперь и Джисону, Чанбину было непросто сохранять спокойствие. — Ты порвешь с ним и именно это будешь иметь ввиду. Ты разобьешь его сердце, чтобы у него не было ни намерения на желание вернуться к тебе. Ты и без вопросов знаешь, насколько я серьёзен, Гюхун. Никакой мой сын не будет встречаться с Нежитью. Ты закончишь это. Это конец.       И это было так, потому что Чанбин знал, что Гюхун ни за что не подвергнет его, Джисона, Чана или волчью стаю какой-либо опасности, если мог это сделать. И он мог. Если он прислушается к словам Юнсока, то сможет спасти их всех от, возможно, фатальной участи. Чанбин хотел сказать ему, что с ними все будет в порядке, что они найдут выход из этого, но он знал, что Гюхун не станет слушать. Решение уже было принято. — Я надеюсь, что ясно выразил свое мнение на эту тему, и, пока я в Аликанте, это обещание будет в силе, Гюхун, — Юнсок ухмыльнулся, казалось, пребывая в гораздо лучшем расположении духа теперь, когда его сын больше не отвечал ему, давая понять, что он выиграл их словесный спарринг. — Ты будешь отстаивать честь этой семьи. Ты меня не подведешь. Ты не будешь выскочкой. Ты будешь вести себя именно так, как я посчитаю нужным. Ты меня понял?       Тот же вопрос был задан снова, но на этот раз, какая бы борьба ни была в теле Гюхуна в первый раз, она полностью рассеялась, осталась лишь пустая оболочка человека, смотрящего на своего отца, и Чанбину захотелось закричать на Гюхуна, чтобы он отомстил, бросил вызов своему никчемному отцу и сказал ему, куда идти. Но этого так и не произошло. — Да, Отец. Я понял, — Гюхун ответил осторожно, высохшие дорожки слез на его лице были единственным доказательством того, что молодой человек когда-либо был способен на эмоции. — Наконец-то. Если бы ты только был таким любезным с самого начала. Забота о людях делает тебя слабым, Гюхун, и ты доказал, насколько легко тебя приручить. Во всяком случае, ответь Клэйву как можно быстрее и не забудь отблагодарить их. Ты свободен, — Юнсок подтвердил это быстрым взмахом руки, и когда Гюхун бездушно подошел к двери, Юнсок окликнул его еще раз. — И помни, Гюхун: никому ни слова.       Понимая, что Юнсок увидит его, если Гюхун сейчас откроет дверь, Чанбин выпрямился и завернул за ближайший угол, чтобы спрятаться. Ему удалось это сделать как раз вовремя, чтобы Гюхун вышел из кабинета и направился по коридору к своей комнате. Чанбин размышлял о том, сообщить ли старшему о том факте, что он все подслушал, или ему следует пока промолчать по этому поводу, но когда Гюхун остановился, чтобы ухватиться за стену, прежде чем у него подкосились ноги, Чанбин понял, что скрывать свое присутствие больше не вариант.       Выйдя из тени, Чанбин тихо подошел к Гюхуну, чтобы не напугать его, и мягко положил руку на плечо скорчившегося парня, все равно заставив Гюхуна подпрыгнуть, поскольку он, без сомнения, был настолько поглощен собственной головой, что не заметил присутствия Чанбина.       Когда Чанбин не спросил, почему Гюхун был в таком состоянии, и старший увидел выражение чистой жалости на его лице, он уже знал, что Чанбин был в курсе того, что произошло. — Ты слышал? — Гюхун зарыдал, слезы, которые появились раньше, вернулись с новой силой теперь, когда он вырвался из лап своего отца. — Да, Гю, я слышал. — Что я должен делать, Бин? Что-то подобное, я недостаточно силен, чтобы противостоять ему, не тогда, когда он может ранить вас. — Ты не должен позволить этому сойти ему с рук, Гю, — Чанбин попытался, хотя уже знал, что скажет Гюхун. — Что ты от меня ждешь? Даже если он не в Клэйве, ты чертовски хорошо знаешь, на что способен мой отец. Я не могу позволить чему-то случиться с семьей Чана. Я не могу позволить их ранить только ради сохранения моих с ним отношений, даже если план моего отца раскроется, он все равно найдет способ осуществить его, просто чтобы показать, что он не нарушает обещания, — рассуждал Гюхун, давая волю слезам, но в то же время стараясь говорить тихо, поскольку он, скорее всего, не хотел доставлять своему отцу удовольствие от осознания того, что сломал его. — Но я и не хочу ранить Чана.       Опустившись на пол рядом со своим братом, Чанбин попытался заглянуть старшему в глаза, но не смог этого сделать, так как они были плотно прижаты к его дрожащим пальцам. — Тогда расскажи ему обо всем этом.       Очевидно, это тоже был не вариант, поскольку голова Гюхуна, наконец, взлетела вверх, когда он вцепился в бицепс Чанбина. — Нет! Тогда тебя и Сони… нет, я не могу рассказать ему с риском, что вас двоих…       Ничто не сможет изменить мнение Гюхуна о том, чтобы они оба были в безопасности, и как только Чанбин начал думать о лазейке, Гюхун уже раскусил его, неодобрительно нахмурившись, предположительно пытаясь заставить его казаться злобным, но не очень хорошо справляясь с задачей. — И ты ему тоже не расскажешь, Бин. Я не собираюсь подвергать тебя риску. Я не могу потерять вас двоих… — Гю… — Пообещай мне, Бин. Это останется секретом между нами двумя, несмотря на то решение, которое я приму. Я что-нибудь придумаю, — настаивал Гюхун, делая вид, что он еще не планировал исход этой истории. — Пообещай мне.       Было абсолютно бесполезно пытаться спорить с Гюхуном в данный момент, не тогда, когда он был в таком уязвимом положении. На данный момент Чанбин согласится и, надеемся, сможет что-нибудь придумать до конца недели.       Однако из этого ничего не вышло, так как он не осознавал до конца, что Гюхун решил не ждать конца недели, чтобы порвать с Чаном, сделав это пару дней спустя, прежде чем Чанбин смог бы его остановить.       И с течением времени Юнсок продолжал напоминать Гюхуну о своей угрозе так часто, как только мог. Чанбин ничего так не хотел, как сообщить Чану о том, что произошло, но он знал, что Гюхун был прав, что Юнсок, без сомнения, найдет способ заставить волчью стаю страдать, даже если он не будет тем, кто это сделает. И даже не заботясь о собственном благополучии, Джисон и другие сотрудники Академии все еще подвергались риску, а Чанбин не хотел играть в эту смертельно опасную игру. Поэтому он хранил молчание, даже когда видел, какой ущерб это наносило отношениям Гюхуна с Чаном, как тайна наносила ущерб Гюхуну всеми возможными способами, как это давало Юнсоку все больше и больше власти над его сыном с каждым днем. Чанбин оказался между молотом и наковальней, особенно когда у него не было абсолютно никаких доказательств того, что произошло. С точки зрения Чанбина, он не видел никакого положительного результата. Кто-то в конечном итоге пострадает из-за этого.       И он думал, что ему просто придется ухмыльнуться и вытерпеть это.       Но сейчас? С него было достаточно.

_______________

— Так ты думаешь, что он перестал тебя любить? Он порвал с тобой, потому что не хотел видеть как тебя или твою стаю убивает его психопатический отец! Он хранил молчание об этом, чтобы Сони и я были в безопасности! Он не позволял тебе узнать об агонии, через которую проходит каждый день, потому что этот сукин сын угрожал всем, кто ему дорог! Ты сказал, что ты знаешь, но ты не знаешь ничего! Мне одному приходилось держать обнимать его, пока он плакал мне в грудь ночью. Мне одному приходилось стараться собирать его воедино, когда ты относился к нему как к монстру из-за расставания. Мне одному приходилось нести эту ношу, ебучий секрет, потому что Гюхун был слишком упрям, чтобы доложить о том, что произошло, а я был трусом, чтобы сказать что-либо, поскольку был в абсолютном ужасе от того, что Юнсок способен сделать с моими друзьями!       Повторное переживание всего пережитого причинило Чанбину боли больше, чем он когда-либо думал, от воспоминаний о вечере, который изменил Гюхуна, превратил его в послушное орудие в руках его отца. Последующие недели были ничуть не добрее к нему, поскольку он был назначен лидером и точно знал, от чего ему пришлось отказаться, чтобы занять такую должность.       Слезы, каскадом катящиеся по щекам Джисона, показали, что парень даже не представлял, через что пришлось пройти его братьям, будучи защищенным ими обоими, чтобы он мог оставаться в блаженном неведении о том, что происходило за закрытыми дверьми.       Тем не менее, Чан хранил молчание, его глаза, возможно, были немного шире, чем раньше, но ничто на его лице не говорило о том, что он чувствовал по поводу сложившейся ситуации. — Ты знал, что Юнсок также начал его бить? Что Гю постоянно пытается скрыть синяки и царапины после того, как Юнсок выбивает из него все дерьмо? И почему он не может дать отпор? Из-за нас. Он сделал все это ради нас. Он отдал свое счастье ради… нас, — Чанбин плакал, его голос надломился под тяжестью скрываемых эмоций.       Под мерцающим уличным фонарем стояли трое молодых людей, оказавшихся в ситуации, из которой никто из них не знал выхода. Теперь все, что скрывалось последние семь месяцев, наконец-то выплыло наружу, и Чанбину было наплевать, что сейчас он в большей опасности. Он будет бороться за свою семью, за свое положение, и он позаботится о том, чтобы Юнсок заплатил за всю ту боль, через которую он заставил их пройти. — Гю проходил через все это? Юнсок… этот больной ублюдок, — Джисон зарычал, теперь еще больше беспокоясь о своем пропавшем брате.       И вот тогда они услышали звук, в котором было столько гнева, хищное и гортанное рычание, от которого им захотелось съежиться и подчиниться. Когда Чанбину, наконец, удалось вытереть слезы, затуманившие его зрение, он увидел Чана, глаза которого пылали красным, клыки, уши и хвост выросли в его очевидной ярости, когти царапали его джинсы и разрывали ткань. Как бы сильно они ни доверяли Чану, Чанбин не был уверен, насколько он доверял его альфе, который, очевидно, взял верх, услышав новости, и притянул Джисона обратно к своей груди, чтобы держать его вне досягаемости любых возможных атак. — Я убью его. Я оторву ему глотку и заставлю истекать кровью. Угрожал моей семье. Моим щенкам. Моим друзьям. Моему… партнеру…       Казалось, что Чан передал полный контроль своему альфе, в его голове не было никаких рациональных мыслей о том, как действовать, кроме желания отомстить за неизвестную опасность, которой подверглась его стая из-за человека, который дал клятву защищать свой вид. Он был так близок к тому, чтобы полностью обратиться и сбежать в Академию и выполнить свое обещание убить Юнсока на месте, но мягкое прикосновение к его щеке разогнало тучи в его сознании, позволив ему оттолкнуть своего альфу в сторону и восстановить некоторую власть. — Чан, — успокоил Джисон, продолжая тереть челюсть волка в попытках его усмирить. — Послушай меня, я не собираюсь говорить тебе отпустить это. Чёрт, если хочешь убить Юнсока, я буду прямо рядом с тобой, чтобы помочь закопать тело.       Джисон слегка усмехнулся, но Чанбин знал, что это был просто еще один способ, которым младший пытался подавить любую затаенную ярость, которую Чан не мог контролировать, так как волк всегда говорил, что ему нравится, когда Джисон смеется. — Но прямо сейчас Гюхун пропал и нам нужно, чтобы ты нашел его. Ты знаешь его запах. Я волнуюсь, что что-то произошло, и ты можешь отследить его лучше, чем кто-либо из нас. Ты сможешь это сделать? Пожалуйста, Чан.       У Джисона был способ убеждать людей, именно так он всегда добивался своего, но, похоже, на этот раз это не сработало, поскольку Чан опустил голову, прежде чем полностью повернуться спиной к младшему. Джисон испуганно надул губы, удивляясь, почему Чан не хочет им помочь, даже после того, как услышал о том, что Гюхун никогда не переставал любить его, но прежде, чем кто-либо из них смог снова попытаться умолять, волк из прошлого подбежал к ним, остановившись прямо перед Чаном. — Что такое, Чан? Ты звучал взволнованно. И пахнешь так же, — спросил молодой человек, очевидное беспокойство за своего альфу заставило его глаза расшириться. — Воншик, я хочу, чтобы ты зашел в этот ресторан, и хочу, чтобы ты связался с кем-нибудь из тех, кто не занят. Ты будешь ждать здесь, пока они не подберут тебя, и ты можешь продолжить патруль с ними. Ты не уйдешь один, а если узнаю, что ты так сделал, я не постесняюсь надрать твой зад. Ты понял? — Да, альфа, я понял, — Воншик ответил, и было ясно, что он не собирался спрашивать Чана, куда тот направляется. По тону его голоса он уже понял, что спрашивать не следует.       Как только Воншик исчез в здании, Чан, наконец, повернулся к своим друзьям, проводя рукой по лицу и не делая ничего, чтобы подавить еще одно раздраженное рычание. — Я смогу лучше обнаружить его, если обращусь. Как думаете, сможете догнать меня?       Не зная, смогут ли они, но, по крайней мере, желая попробовать, Чанбин и Джисон поспешно кивнули, просто желая, наконец, пойти за Гюхуном. Все трое побежали в боковой переулок, позволив Чану снять свою куртку и отдать ее Джисону, который положит ее в волчью сумку. Воншик, очевидно, принес ее для него из дома, поскольку существовала вероятность, что в какой-то момент им придется обратиться. — Просто чтоб вы знали, хоть я и согласился помочь вам, это не значит, что я смирился с тем, как Гюхун с этим всем разобрался, — Чан фыркнул, стаскивая рубашку через голову и бросая ее младшему Сумеречному охотнику. — Я знаю, что он хотел для всех безопасности, но он должен… он мог доверить мне это…       Чан, очевидно, вел серьезную внутреннюю борьбу по поводу того, как он должен был относиться ко всему этому, и Чанбин знал, что потребуется время, чтобы справиться с этим. У него тоже на это ушло много времени. — Ты знаешь, почему он ничего не рассказал, Чан, — рассуждал Чанбин, Оборотень на секунду остановился, чтобы уставиться на парня с волосами цвета воронова крыла, который только что довольно строго с ним поговорил, и это было красиво сказано. — Ты прав. Я знаю, что если Гюхун думал, что вы в опасности, он сделал все, чтобы предотвратить это, даже если это было тупо. Я знаю и мне жаль, что тебе приходилось скрывать это ото всех, Бин.       Чанбин ничего не ответил, хоть и знал, что на самом деле Чан ни в чем не виноват, но он все еще был зол из-за того, что тот не был более настойчивым, когда все это случилось. Может быть, если бы это было так, то Гюхун в конце концов раскололся бы и все выложил. Тем не менее, теперь все это было в прошлом, и настало время, когда они могли все исправить.       Как только Джисон получил всю одежду Чана и взвалил рюкзак себе на плечи, они позволили Чану сгорбиться, превратившись в гигантского серебряного волка с золотыми цепями вокруг ушей. Хоть они не могли поговорить с ним напрямую, и Джисон, и Чанбин в значительной степени знали, о чем Чан попытается с ними поговорить.       Волк, не теряя времени, опустил морду к земле, несколько раз для пробы принюхался, прежде чем поднять голову к Луне. Глаза Чана внезапно широко распахнулись, его радужная оболочка стала ярко-красной, знак того, что альфе удалось уловить запах Гюхуна. Кивнув своим друзьям, Чан направился прочь по улице, радуясь, что, похоже, дошло до того, что в округе практически никто не видел проходящего мимо огромного волка.       В тени его следов Джисон и Чанбин бросились вслед за волком, делая все возможное, чтобы не отстать от него. Несмотря на то, что из-за вспышки гнева Чанбина на пол вывалилась целая банка червей, по крайней мере, все стало приобретать больше смысла. Они надеялись, что быстро найдут Гюхуна и что во всей этой неразберихе с Чаном можно будет разобраться, что они смогут помириться, что они смогут придумать, как наказать Юнсока за то, через что он заставил их пройти.       На самом деле, больше всего на свете они просто хотели найти Гюхуна и убедиться, что он в безопасности.       Но, возможно, это было не более, чем принятие желаемого за действительное.