Saudade

      Сынмин всегда был осведомлен о том, как Вампиры воспринимались обычным населением. Ужасающие монстры в капюшонах и развевающихся плащах, которые жили в замках на тенистых вершинах холмов, молнии ударяли в вершины высоких башен, никто не осмеливался войти в гнездо чудовища из страха перед тем, что с ними станет. Они вспыхивали пламенем, стоило им соприкоснуться с солнцем, испытывали отвращение от одного запаха чеснока, заманивали беспомощных жертв на верную смерть и не имели в себе ни капли человечности.       Конечно, все это было основано на сказках, поскольку Вампиры не существовали в обычном мире. Сынмин очень быстро понял, что на самом деле они были не просто персонажами из легенд, но он также пришел к пониманию того, что большая часть того, что он знал о них, была полностью вымышленной.       Хёнджин был похож на него во многих отношениях, возможно, за исключением питья крови с побочным преимуществом вечной жизни. Тем не менее, в нем было больше человечности, чем во многих людях, которых Сынмин знал за свои двадцать два года жизни, и, несмотря на шутки, которые всегда отпускались, Сынмин знал, что у Хёнджина была душа, такая яркая и поразительно красивая, что никто не мог соперничать с ней в его глазах.       И он все еще верил в это, несмотря на ситуацию, в которую попал.       В общем, все оказалось совсем не так, как он ожидал. Конечно, когда Хёнджин сначала вонзил свои клыки ему в шею, боль была непохожей ни на что, что он когда-либо испытывал раньше. Это жалило, это жгло оттого, что что-то настолько чужеродное вторглось в его тело против его воли, что это заставило все его чувства насторожиться настолько, что крик, полный ужаса, сорвался с его губ. И он сопротивлялся, насколько мог, учитывая его раны и ничтожное количество сил в его теле, но это не имело абсолютно никакого значения для Хёнджина, пока он прижимал его к земле и медленно двигал губами по шее Сынмина, чтобы запустить поток крови. — Хёнджин… пожалуйста… — взмолился Сынмин в последней тщетной попытке избавить своего парня от непрошеной и ненасытной потребности выпить любое количество крови, которое он мог достать.       Когда Хёнджин усилил хватку на запястьях Сынмина и продолжил свои манипуляции, именно тогда Сынмин начал чувствовать что-то другое, понимая, что яд Хёнджина начал делать свое дело, заставляя его разум чувствовать себя немного затуманенным, в голове не было ничего, кроме голоса, говорящего ему, что он должен подчиниться, прекратить его борьбу, что это бесполезно и что он должен просто позволить использовать себя одному из людей, о которых он заботился больше всего, но если он будет делать это такими темпами, Хёнджин, похоже, без колебаний будет продолжать, пока от него ничего не останется.       Тем не менее, он ничего не мог поделать, и именно тогда он начал погружаться в странное чувство эйфории, сказочное спокойствие окутало его, он не чувствовал никакой боли от клыков, все еще вонзавшихся в его шею сбоку. Это было похоже на мягкую ласку, которую Хёнджин дарил ему много раз, когда они сидели в тишине, нежные кончики пальцев касались каждой части его кожи, до которой мог дотянуться Вампир, просто они оба были глупо влюблены, в то время как Сынмин хихикал от этого ощущения. Это было то, что его разум внезапно связал с ситуацией, и в своем тумане Сынмин медленно повернул шею в сторону, чтобы позволить Хёнджину придвинуться ближе, вонзить клыки глубже, чтобы более сильный поток крови потек по его губам.       С каждой секундой в его голове становилось все более и более пасмурно, и Сынмин ничего так не хотел, как закрыть глаза. Он был сонным, вялым, и все, что он мог чувствовать, — это нежное движение на своей шее. Было бы так важно, если бы он отдохнул несколько минут? Он наверняка почувствует себя лучше, когда снова проснется, так почему бы просто не поддаться тьме, которая медленно подталкивала его погрузиться в ее глубины?       Слегка сжав кулаки, Сынмин решил, наконец, отпустить, забыть о том, где он был и почему он здесь, просто позволить теням смыть его прочь.       И это то, что он бы сделал, если бы клыки в его горле не были вырваны с такой силой, что казалось, будто реальность буквально обрушилась на него и раздавила его под собой. Хотя боли было достаточно, чтобы привести его в чувство, именно злобное рычание рядом с Сынмином вернуло его в реальный мир, чего было достаточно, чтобы он расширил глаза и откатился в сторону, чтобы увидеть, из-за чего весь этот переполох. Именно тогда он внезапно вспомнил, что произошло прямо перед тем, как он собирался заснуть.       Хёнджин помог ему сразиться с демоном, несмотря на то, что знал, что они сильно пострадают, если сделают это, и они сделали. Он был ранен, потому что пытался защитить Сынмина, израсходовав все до последней капли своей энергии, чтобы спасти человека, которого он обещал беречь, и это была вина Сынмина. Во всем этом был виноват Сынмин. Если бы он не настоял на том, чтобы избавиться от демона, тогда они не попали бы в эту переделку, Хёнджин не пострадал бы, он не потерял бы рассудок, пытаясь исцелить себя, и он не питался бы Сынмином против его воли. Это была его вина, но Сынмин не думал, что это будет выглядеть так для постороннего человека, который не видел ситуацию с самого начала. Для такого аутсайдера, как Чонин.       Золотистый волк встал перед Сынмином, действуя как барьер между ним и Вампиром, которого отбросило от красноволосого, когда Чонин понял, что происходит, волк врезался в него и разделил их. — Йенни, — пробормотал Сынмин, пытаясь разжать челюсти, когда имя волка прозвучало не совсем так, как обычно, когда он его произносил, возможно, побочный эффект от потери крови.       Перед волком, защищающим своего друга, раздалось тихое шипение, Хёнджин поднялся со своего присевшего положения, глядя на Чонина бешеным взглядом, видя, что Оборотень только что прервал его кормление; очень опасная вещь для раненого Вампира. Казалось, что даже при том, что он выпил приличное количество крови Сынмина, этого было недостаточно, чтобы остановить его бред, когда он начал пробираться вперед к раненому парню.       Чонин был там, чтобы остановить его еще раз, полагая, что если Сынмин не сумел остановить Хёнджина в первый раз, то теперь, когда он страдал от потери крови, он тем более не сможет этого сделать. Бросившись вперед, волк повалил Хёнджина обратно на землю, полоснув когтями по груди Вампира, когда старший обнажил клыки, его четкий мыслительный процесс заключался в том, что, если он не сможет добраться до Сынмина, то Чонину придется действовать вместо него.       Используя свою возросшую силу, Хёнджин перевернул их, не теряя времени в попытке укусить волка за шею, хотя с того места, где он сидел, Сынмин не был уверен, было ли это сделано для того, чтобы выпить кровь щенка, или для того, чтобы разорвать ему горло за то, что он прервал кормление. Это была игра в «толкни и притяни», и Хёнджин, и Чонин продолжали бороться за доминирование, в то время как Сынмин беспомощно лежал, растянувшись на обочине, желая, чтобы его разум полностью восстановил свою компетентность, чтобы положить конец этой потасовке. Но казалось, что Чонин пришел в себя, когда ему, наконец, удалось снова уложить непослушного Вампира на спину, прижав его руки лапами, сразу же потянувшись к яремной вене, чтобы покончить со всем этим. — Чонин! Стой! Не делай ему больно!       Остановившись всего в нескольких сантиметрах от горла Вампира, Чонин фыркнул через нос на крик Сынмина, его уши повернулись к раненому Сумеречному охотнику, чтобы убедиться, что он правильно расслышал. Даже когда он увидел панику в глазах красноволосого, он не мог понять, почему тот не хотел, чтобы он убил Вампира, который так очевидно питался им, когда он прибыл, убедившись, что Едам в безопасности, что было запрещено Клэйвом, даже если бы Сынмин позволил это, чего он явно не делал.       Хоть он и не собирался ослушаться желания Сынмина не обрывать жизнь Вампира, оторвав ему голову, он не собирался оставлять Хёнджина извиваться под ним, не способного думать ни о чем, кроме как вернуться к Сынмину, чтобы продолжить кормление. К сожалению, если он хотел посмотреть на это с такой точки зрения, Чонин никогда не был в положении, когда ему приходилось подавлять жажду крови дикого Вампира, не зная, как привести Хёнджина в чувство. Итак, он сделал единственное, что пришло ему в голову, попробовав то, что у волков получалось лучше всего. Наклонившись к животному Вампиру, Чонин снова обнажил свои клыки, игнорируя крики Сынмина, и издал самый оглушительный рев, от которого слюна брызнула на лицо Хёнджина.       Хотя это было маловероятно, звука кровожадного Оборотня, очевидно, было достаточно, чтобы рассеять туман в голове Хёнджина, наконец, позволив ему впервые по-настоящему увидеть сцену перед собой. Красное мерцание, застилавшее глаза Вампира, начало медленно рассеиваться, давая понять и Сынмину, и Чонину, что жажда крови наконец-то утихла, его тело осознало, что ему больше не угрожает никакая опасность, и что настоящий Хёнджин вернулся к ним. — Чонин? — пробормотал Хёнджин, явно сбитый с толку тем, почему Оборотень в данный момент прижимает его к земле, пустое место в его памяти заставило его отчаянно уставиться на своих друзей в поисках объяснения. — Погодите, что…?       После того, как Чонин отпустил его и отскочил на пару метров, чтобы снова встать перед Сынмином, именно тогда Хёнджин увидел своего парня, избитого, рука обвилась вокруг его шеи, скрывая какую-то травму от взгляда Хёнджина. Это напугало его, так как Сынмин не выглядел таким бледным, насколько он помнил, но когда он начал ползти к своему парню, чтобы проверить его состояние, Чонин не дал ему приблизиться к Сынмину, злобно щелкнув зубами у шеи Вампира. Если волк и защищал своего лучшего друга раньше, это было ничто по сравнению с тем, что он чувствовал в данный момент; желание Чана постоянно держать его рядом теперь имело для него полный смысл. — Эй, Чонин, что ты делаешь? — пробормотал Хёнджин, все еще чувствуя необычное головокружение.       Он не мог до конца понять, почему волк вел себя так злобно по отношению к нему, поскольку был уверен, что они забыли о своих разногласиях ранее в тот же день. Почувствовав, как изо рта у него потекла кровь после предыдущей схватки с Бехимосом, Хёнджин смахнул ее тыльной стороной ладони, но когда он потянулся, чтобы опустить ее, он заметил запах.       Лимон и мята с ноткой карамели. Его самый любимый запах во всем мире. Запах Сынмина.       Выражение лица Хёнджина сказало Сынмину, что его затуманенный мозг, наконец, обрел смысл того, что произошло в недостающем блоке его воспоминаний, хотя казалось, что он не хотел верить, что был способен на такое.       С глазами, полными ни с чем не сравнимого ужаса, и дрожащими пальцами, постоянно обводящими его губы, Хёнджин покачал головой из стороны в сторону, его спутанные волосы упали на лицо. — Нет, нет, нет, я не мог. Пожалуйста, скажите мне, что я этого не делал, — прошептал Вампир, желая, чтобы кто-нибудь, хоть кто-нибудь, сказал ему, что один из его худших кошмаров больше не воплотится в жизнь. — Минни, убери свою руку.       Несмотря на то, что Хёнджин только что сделал с ним, в глубине души Сынмин знал, что он этого не хотел. Его тело было недостаточно сильным, чтобы исцелить себя без его крови, и для изголодавшегося Вампира его запах, должно быть, был божественным. Сынмин не станет держать на него зла, даже если и был довольно напуган всем этим. Он не сделает этого, потому что любит Хёнджина, о чем ему еще предстояло сказать Вампиру, и он сделает все, что в его силах, чтобы убедиться, что о Хёнджине заботятся. Вот почему он не хотел двигать рукой, чтобы показать углубления от клыков на своей шее, зная, что как только Хёнджин увидит её, это, без сомнения, приведет Вампира по спирали в очень опасное место. — Убери руку! — Хёнджин закричал, резкий звук отразился от стен тихого переулка и заставил Чонина снова предупреждающе зарычать в сторону перепуганного Вампира.       Зная, что сейчас произойдет, Сынмин осторожно разжал пальцы, медленно опуская их на землю с тяжелым вздохом, когда Хёнджин резко булькнул, хлопнув себя ладонью по рту, как будто его вот-вот стошнит, когда он увидел две красные отметины, которые приподнялись и воспалились, еще один побочный эффект яда Вампира. — О боже, — прошептал Хёнджин, отворачивая голову от этого зрелища, несмотря на то, что образ его парня в таком состоянии из-за него останется в его памяти на всю оставшуюся жизнь. И если Клэйв узнает о том, что он сделал, это продлится недолго.       Как только Сынмин поднялся на колени и попытался поймать взгляд Хёнджина, он внезапно вспомнил еще одну маленькую деталь о Вампирах, которые сильно отличались от людей. Когда они были доведены до такой степени, что это заставляло их плакать, из их глаз текла не вода. — Что я наделал? Я напал на тебя. Я питался тобой, — Хёнджин плакал, кровавые слезы постоянно текли по его лицу, пока он пытался ухватиться за перила рядом с собой, чтобы подняться на шатающиеся ноги. — Ничего не изменилось с тех пор. Как бы я не думал, что контролирую это. Я всё еще монстр…       Сынмин мог только догадываться, что он имел в виду то время, когда его только что обратили, когда он осквернил мертвое тело Юты и питался им, не имея никакого сознания, чтобы остановить себя. Это оставило глубокий шрам в сердце Хёнджина, и если что-то подобное случится с ним снова и с Сынмином, не меньше, это, несомненно, повлияет на психику Хёнджина до тех пор, пока он больше не сможет оправиться от этого.       Несмотря на то, что не было похоже, что Чонин собирался подпускать Сынмина ближе чем на десять метров к Хёнджину, Сумеречный Охотник все равно попытался, положив руку на спину Чонина, чтобы попытаться сказать ему отойти. Ему нужно было дать Хёнджину понять, что эта ошибка не сделала его монстром, что Сынмин знал, что он все тот же любящий, замечательный человек, которым он всегда был, и они вместе справятся с этим несчастьем. Однако, даже если бы волк принял решение Сынмина пойти к Хёнджину, несмотря на глубокий рокот, который отдавался в его груди, было очевидно, что Хёнджин этого не сделает. — Нет! Не приближайся ко мне!       «Хёнджин—» — Сынмин забеспокоился, сделав еще один шаг вперед, в то время как Хёнджин отступил на шаг назад. — Прошу… — взмолил Вампир, подняв руки перед собой, чтобы показать Сынмину, что он имел в виду то, что сказал, алые слезы не собирались иссякать. — Не надо. Не подходи ко мне. Я не хочу снова ранить тебя.       Хотя Сынмин хотел подбежать к Хёнджину и сказать ему, что все в порядке, что он знал, что он не имел этого в виду, что весь этот разгром в любом случае был его виной, он прислушался к словам Хёнджина, ради душевного состояния Вампира и, возможно, ради своего тоже.       Снова и снова Сынмин продолжал говорить себе, что это не Хёнджин питался от него, а внутренняя первобытная часть его самого, которая знала только, как утолить свою жажду. Итак, почему же его ноги не двинулись дальше к своему бедному парню, когда он был в нужде? Как он мог оставить его сейчас, когда он был в таком состоянии из-за него? После всего, что Хёнджин сделал для него, Сынмин собирался отвернуться от него, когда он нуждался в ком-то больше всего.       Тем не менее, страх, который он ранее чувствовал, когда зубы Хёнджина впились ему в горло, все еще присутствовал, кружась в животе, его разум говорил ему держаться подальше от Вампира, если он хочет оставаться в безопасности. — Я не могу быть рядом с кем-либо сейчас. Я не знаю, что сделаю… Чонин, убедись, что он вернулся в Академию в безопасности. Мне нужно идти…       И быстрее, чем его глаза могли задержаться на нем, Хёнджин рванул прочь, перепрыгивая через забор, связанный цепью, что было легкой задачей теперь, когда он восстановил свои силы.       Именно тогда никчемные ноги Сынмина снова начали функционировать, его ни на что не годный мозг дал ему понять, что опасность, которая ранее удерживала его в неподвижности, в настоящее время уходит. Но он не мог позволить Хёнджину уйти вот так, зная, что Вампир уже решил, что ничто и никогда не сможет оправдать того, что он сделал, что он уже смирился с тем, что Сынмин ни за что не сможет простить его за то, что он выпил его кровь без его согласия.       Но ничто не могло быть дальше от истины. Сынмин был в порядке. Он чувствовал себя немного неуверенно, немного походя на олененка, который учится ходить, но в остальном с ним все было в порядке. Возможно, в данный момент его эмоциональное состояние было немного нестабильным, но это наверняка пройдет; за свою жизнь он пережил гораздо худшее. Вот почему он побежал за Вампиром, выкрикивая его имя, так как знал, что тот сможет услышать его, даже если уже был довольно далеко. Но Чонин ни за что не собирался отпускать его, ставя свои лапы прямо перед Сынмином и пресекая любые попытки старшего пройти мимо.       Их патруль был закончен. Конец их ночи. Чонин собирался сопроводить Сынмина обратно в Академию, и не было никаких обходных путей, чтобы найти пропавшего Вампира. Зная, что он не выиграет этот бой, Сынмин признал поражение, подняв руки в знак капитуляции и давая понять Чонину, что он охотно последует за ним обратно домой, так как понял, что был не в лучшем состоянии, чтобы пойти и попытаться успокоить Хёнджина.       Завтрашний день будет лучше, ярче. Он отправится в отель Вампира и убедит своего парня, что этот инцидент был не таким ужасным, каким он его представлял. Все будет хорошо. Сынмин просто надеялся, что Хёнджин не предпримет ничего радикального до этого.

_______________

      В смятенных эмоциях Чанбина появилась крошечная толика раскаяния, когда он подумал о том, что только что выдал самый большой секрет Гюхуна единственному человеку, который абсолютно не должен был его знать. Он обещал Гюхуну, поклялся в этом, но если это поможет спасти его, то Чанбин будет жить с этим сожалением, играющим на его совести, всю оставшуюся жизнь, если потребуется. Он думал об этом как о покаянии за то, что позволил всем вокруг себя страдать из-за того, что держал рот на замке. Его просто беспокоило, что он также подверг Джисона опасности из-за разоблачения, хотя младший настаивал, что предпочел бы знать, а не оставаться в неведении дальше.       Когда его ноги оторвались от тротуара, пытаясь не отставать от огромного серебристого волка перед ним, Чанбин вертел головой во все стороны, осматривая каждую скрытую тропинку и дорогу, просто на случай, если он сможет мельком увидеть Гюхуна, прежде чем Чан успеет его вынюхать. Не то чтобы он это сделал бы, потому что ничто не могло сравниться с обонянием Оборотня. Единственной причиной, по которой Чанбину и Джисону удавалось в какой-то степени соответствовать скорости Чана, был тот факт, что волк время от времени останавливался, чтобы прижать морду к земле, убеждаясь, что они все еще находятся на пути запаха Гюхуна.       Чан снова остановился, дав Джисону и Чанбину отдышаться, положив руки на колени, чтобы не упасть, просто моля небеса, чтобы Гюхун был где-то рядом, потому что они больше никак не могли угнаться за волчьим темпом. Какое-то божество, казалось, ответило на их молитвы, когда уши Чана дернулись, глаза метнулись в переулок, прежде чем он немедленно убежал, оба Сумеречных охотника выкрикнули его имя, следуя за ним, потеряв волка из виду на несколько секунд, прежде чем услышать низкое рычание и завернуть за угол, чтобы увидеть то зрелище, что они видели только в своих самых страшных кошмарах.       Многочисленные демоны рыскали по окрестностям, медленно кружа, как стервятники, выжидающие момента, чтобы растерзать тушу. Судя по вязким остаткам на асфальте, казалось, что от большого количества демонов уже избавились. Их оставалось около дюжины, но их внимание было приковано к смятой массе в середине их круга, к тому, что привлекало внимание Чана, пока продолжалось низкое рычание волка.       Чанбин был настолько поглощен сосредоточением своего внимания на огромном количестве демонов, что понял, что Чан действовал так агрессивно не из-за множества монстров перед ними, а из-за того, кого они окружали, только когда услышал прерывистое дыхание Джисона прямо у своего уха. — Гюхун! — закричал самый младший, как только увидел, что именно тело их лидера привлекло интерес отвратительных демонов.       Это заставило надежду найти Гюхуна в безопасности в сердце Чанбина полностью рассеяться, уступив место агонии и удушью.       Там, посреди обезумевшей толпы, лежал Гюхун, едва узнаваемый, его лицо представляло собой отвратительную смесь грязи и крови, по щекам стекали толстые красные полосы. Его покрытая грязью рука все еще сжимала клинок, показывая, что он сражался до последнего, на что был способен, прежде чем тьма поглотила его, и он упал на землю, вес его тела был слишком велик для усталых ног. Одна из его ног выглядела искалеченной, вывернутой в высшей степени варварским образом, без сомнения, один из этих ужасных демонов разорвал ее в клочья, чтобы он больше не мог убежать. Но хуже всего была незаметная рана на его животе, заметная только троим молодым людям по отвратительному количеству крови, скопившейся рядом с бесчувственным Сумеречным охотником, непрерывный, устойчивый поток которой все еще увеличивал и без того опасный запас на земле. И Чанбин полностью потерял бы надежду, если бы только что не увидел, как грудь Сумеречного Охотника вздымается с каждым его неровным вдохом, который он каким-то образом делал, чтобы остаться в живых.       Гюхун и раньше получал ранения на миссиях, Чанбин обычно был тем, кто залатывал его с помощью их аптечки первой помощи. Но это? Чанбин никогда раньше не видел ничего подобного. Во-первых, демонов не должно было быть так много; ни один из них не стал бы так собираться ради одного жалкого человека. Не говоря уже о том, что демоны, подобные этим, всегда шли прямо на убийство, но они держались подальше от серьезно раненого Сумеречного охотника, как будто хотели, чтобы он страдал, как будто они хотели, чтобы он истек кровью и умер от своих ран. Это было рассчитано, преднамеренно, но низшие демоны, подобные тем, что стояли перед ним, не были способны на такой мыслительный процесс. Если только им не приказал сделать что-то подобное кто-то гораздо более высокого ранга. Но почему что-то подобное вообще могло случиться?       Только когда один из демонов заметил застывших парней и начал приближаться к ним, разум Чанбина, наконец, приготовился к действию, заставив его выхватить клинок и вонзить его в череп монстра прежде, чем тот смог приблизиться к его друзьям. Им нужно было действовать, и действовать нужно было сейчас. Если они хотели добраться до Гюхуна, пока у него еще был шанс, они должны были добраться до него быстро. — Чан, ты помогаешь мне избавиться от оставшейся их части, — приказал Чанбин, получив краткий кивок от волка слева от себя, его багровые глаза не отрывались от фигуры его бывшего партнера.       Справа от себя Чанбин чувствовал, как его кровообращение медленно начинает прерываться из-за хватки, которой Джисон держал его за руку. Один взгляд на лицо младшего сказал бы любому, насколько он был потрясен при виде того, как его сильный, надежный, непобедимый старший брат превратился в окровавленную пустую оболочку, лежащую на гравии и ничего не способную поделать со своей неминуемой гибелью. — Джисон, Чан и я откроем для тебя путь. Я хочу, чтобы ты подошел к Гюхуну и оценил серьезность его ранений. Проверь, сможешь ли ты остановить какие-либо кровотечения. И вот, вдруг тебе это понадобится.       Отстегнув ремень, Чанбин протянул его Джисону, полагая, что тот сможет использовать его, чтобы наложить жгут на поврежденную ногу Гюхуна, зная, что младший был обучен этому. Джисон взял его дрожащими руками, чуть не выронив из-за дрожи в пальцах. — Я постараюсь, Бин, но что, если он уже—       Резкий лай прервал слова Джисона, заставив парня с мышиными волосами подпрыгнуть. Очевидно, Чан не хотел слышать подобные разговоры в данный момент, возможно, уже почуяв, что Гюхун все еще жив, хоть и едва, по его запаху, что медленно исчезал, когда у кого-то больше не было окутывающего дара жизни. — Сон, он еще жив, но если об этих ранах не позаботиться, мы можем потерять его. Сейчас, ты сможешь это сделать или нет?       Обернув ремень вокруг запястья, Джисон шагнул вперед, подавая Чанбину и Чану сигнал, что они должны начать расчищать ему путь к Гюхуну. Это было все, что потребовалось и Чану, и Чанбину, чтобы выложиться до конца, позволив волку усмирить демонов, в то время как Чанбин убедился, что они больше не вернутся, чтобы причинить вред невинным людям.       Точные удары и заостренные тычки позволили Джисону пробраться сквозь толпу, лишь на секунду зависнув над Гюхуном, чтобы по-настоящему определить, насколько серьезны его травмы, но когда он увидел повреждения, он немедленно приступил к работе, обвязав пояс Чанбина вокруг ноги Гюхуна, чтобы ограничить приток крови из одного из наиболее серьезных ранений. Когда с этим было покончено, Джисон сбросил свою кожаную куртку, подумывая о том, чтобы использовать ее, чтобы надавить на рану на животе. В любом другом случае Джисон посмеялся бы над тем, что его любимая куртка была залита кровью, хотя ранее вечером он был расстроен из-за того, что на ней остались следы демона. Но сейчас было не время.       Приподняв рубашку Гюхуна, Джисон, наконец, смог увидеть степень его травм. Многочисленные ссадины покрывали его торс, длинные следы демонических когтей тянулись к его покрытой синяками груди. Хотя это было достаточно плохо, рваный кусок, который тянулся от его тазовой кости до сустава руки, был худшим зрелищем, которое Джисон когда-либо видел, заставив младшего зажать рот рукой, чтобы не отрыгнуть свой обед. Завернувшись в куртку, Джисон прижал ладони к ране, оказывая давление до тех пор, пока остальные не придут на помощь, надеясь остановить кровотечение из рваной раны.       Звуки борьбы его друзей позади него отвлекали Джисона от сосредоточенности, он отчаянно хотел знать, все ли в порядке с Чанбином и Чаном, но если он не приложит все усилия, чтобы стабилизировать Гюхуна, то кровь его брата навсегда будет на его руках, если он не справится.       После того, как характерный шум боя начал стихать, Джисон позволил себе оглянуться на разрушения, испытав облегчение от того, что двое парней, казалось, избавились от демонов, которые одолели Гюхуна в его ослабленном состоянии. Без дальнейших колебаний они бросились к Джисону, проводя собственный анализ состояния Гюхуна, прежде чем Джисон, наконец, отказался от своего храброго поступка и позволил слезам опасения скатиться по его щекам. — Гю, — Джисон всхлипнул, откидывая назад слипшиеся от крови волосы лидера, пытаясь добиться какой-то реакции от молодого человека, чье дыхание почти не ощущалось.       Чанбин попытался активировать руну Иратце Гюхуна, уже зная, что, вероятно, все это было напрасно, поскольку травмы лидера были слишком велики, чтобы с ними можно было справиться таким образом, и у него определенно не было энергии, необходимой для ее запуска.       Именно тогда он заметил, как Чан подошел к раненому Сумеречному охотнику, наклонив голову и осмотрев тело Гюхуна. Когда Чан, казалось, понял, что он находится в гораздо худшем состоянии, чем ему показалось сначала, волк заскулил, постоянно тычась носом в щеку Гюхуна, словно пытаясь вывести молодого человека из бессознательного состояния. — Его руна не работает. Его раны слишком серьезные, нам нужно вернуть его в Академию. Сейчас же!       Однако Джисон не пошевелился, слишком сосредоточенный на избитом лице Гюхуна, нежно поглаживая его по волосам, пытаясь хоть немного утешить своего раненого брата. Казалось, что Джисон не игнорировал авторитет Чанбина, скорее, он даже не слышал его, но Чанбин не мог сделать все это сам. Если у них был хоть какой-то шанс спасти жизнь Гюхуна, то Джисону нужно было быть чертовски бдительнее, чем сейчас. — Сон, посмотри на меня, — твердо заявил Чанбин, нежно сжимая лицо Джисона, заставляя младшего наконец оторвать взгляд от Гюхуна. — Мне нужно, чтобы ты помог вернуть Гю в Академию, чтобы мы смогли помочь ему. Мы вернем его домой и убедимся, что он в порядке. Гю достаточно сильный, чтобы справиться с этим, но только если мы поможем ему. Ты веришь мне, Сон?       Даже когда обстоятельства были плачевными, шансы были против них, Джисон всегда доверял Чанбину в любой ситуации. Вера, которую он питал к словам своего Парабатая, была непоколебимой, поскольку Чанбин никогда раньше его не подводил. Итак, если он сказал, что с Гюхуном все будет в порядке, значит, с Гюхуном все будет в порядке.       Быстрым кивком головы, когда большой палец нежно провел по его щеке, Джисон дал Чанбину понять, что он готов преодолеть нынешний страх, который парализовал его, если это означало спасение Гюхуна. — Хорошо, Сон. Я всегда могу расчитывать на тебя, да? — похвалил Чанбин, изо всех сил стараясь, чтобы его голос звучал ровно, зная, что он не мог поддаться внутренней панике, если хотел, чтобы Джисон тоже оставался спокойным.       Вот тут-то Минхо, не отвечавший на их звонки, по-настоящему их разозлил. Маги были не единственными, кто мог выследить кого-то, Оборотень тоже мог, но только если у него был запах этого человека. Это не было проблемой при поиске Гюхуна, так как им удалось убедить Чана, что Оборотни никогда не забывают запах, с которым они стали знакомы, но теперь, когда им нужно было вернуть его в Академию как можно быстрее, отсутствие с ними Мага заставляло их тратить драгоценное время. Если бы Минхо был тем, кто помог им найти Гюхуна, тогда он смог бы перенести их всех прямо обратно в Академию оттуда, где они сейчас находились, перемещая Гюхуна как можно меньше и не усугубляя его раны. Но Минхо здесь не было, и если они будут ждать еще немного, Чанбин был уверен, что Гюхун не доведет это дело до конца.       Это означало, что им придется отвезти Гюхуна обратно в Академию, Примитивная больница не была вариантом для такого Сумеречного охотника, как он. Это было достаточно опасно, так как рана поперек его живота, без сомнения, расширится, пока они будут пытаться донести его до машины, но тогда им придется ждать еще мучительных десять минут, перевозя его, если не будет пробок и они быстро проедут всю дорогу. У них не было такого времени, но другого способа доставить своего раненого брата домой прямо сейчас у них не было. — Не думаю, что у Гюхуна осталось много времени, ребят. Нам нужно двигаться. Сон, помоги мне донести его до машины.       Обсуждая, как они могли бы перенести Гюхуна, не причинив ему еще большего вреда, Чанбин начал двигать руками, чтобы поддержать спину Гюхуна, старший полностью обвис на нем, прежде чем его схватили за рукав куртки и оттянули назад, раздраженный Чанбин прекратил свои действия. — Чан?       Волк выглядел взбешенным, хвост свисал между ног, а его лапы постоянно постукивали по грязи, как будто его пальцы дрожали бы, если бы он был в человеческом обличье. Когда Чанбин собрался сказать, что у него тоже нет времени на то, чтобы утолить свои тревоги, он понял, что Чан пытается ему что-то сказать, Оборотень повернул голову в сторону, как бы указывая на свою спину. Еще трижды Чан проделал то же самое, выглядя все более расстроенным из-за того, что его точка зрения не была доведена до конца, но как раз перед тем, как он собирался сдаться, в голове Чанбина загорелся огонек, сигнализирующий о том, что он наконец понял. — Ты можешь донести его быстрее.       Что было правдой. Если Чан взвалит Гюхуна на спину, то ему не придется беспокоиться о том, чтобы оставаться на дороге, имея возможность передвигаться по закоулкам, садам и зелени. Если учесть безумную скорость Чана в образе волка, он, вероятно, сможет доставить Гюхуна обратно в Академию за четверть времени, которое потребовалось бы, чтобы отвезти его туда. Однако проблема удержания Гюхуна на спине Оборотня, несмотря на то, что Чан был чрезвычайно уравновешен, когда двигался, заставила его задуматься о том, что такая возможность может оказаться не самой лучшей идеей, если они не найдут способ справиться с этой проблемой. — Как думаешь, сможешь выдержать двух людей? — спросил Чанбин, уши Чана дрогнули при этом вопросе, прежде чем он кивнул. — Джисон может пойти с вами. Он сможет убедиться, что Гю остается на твоей спине, держится на месте, и продолжит давить на рану. Ты сможешь сделать это, Сон?       Мягко заведя руки за голову Гюхуна и опустив ее с того места, где она покоилась на его бедрах, Джисон выглядел более решительным, чем когда-либо, понимая, что судьба жизни Гюхуна зависит от того, хорошо ли он справится со своей работой. Чан стоял наготове и не двигался, позволяя Чанбину и Джисону осторожно перенести Сумеречного охотника на спину, Джисон запрыгнул сразу после этого и притянул Гюхуна ближе, зажав его кожаную куртку между ними, сила их тел, прижатых друг к другу, поддерживала приличное давление на рану. Опустив одну руку, чтобы удержаться на ногах, ухватившись за мех Чана, Джисон другой крепко держался за Гюхуна, кивнув Чанбину в знак того, что он достаточно стабилен, чтобы убедиться, что Гюхун не будет слишком много двигаться. — Ты сможешь сделать это, Сони. Встретимся в Академии, хорошо? — заверил Чанбин, быстро поцеловав Джисона в макушку, прежде чем проделать то же самое с потускневшими локонами Гюхуна.       Прежде чем убежать, чтобы сесть в свою машину, он наклонился к Чану, альфа выглядел взбешенным и готовым рвануть с места так быстро, как только позволят его ноги. Узнав о причине, по которой Гюхун разорвал их связь, он ни за что не собирался позволить этому закончиться вот так. Ему нужно было поговорить об этом с Гюхуном и разорвать его на части за то, что он скрывал от него что-то подобное. То, что произойдет после этого, все еще оставалось неясным. — Довези их до дома безопасно, окей? Я рассчитываю на тебя, Чан.       На этих обнадеживающих словах Чан в последний раз вздохнул, прежде чем скрыться в длинном переулке. Чанбина всегда поражало, насколько быстрым был волк и насколько устойчиво он держал свое тело, сейчас это стало еще более заметно из-за хрупкого груза на его спине. Возможно, это был не самый безупречный план, но это было лучшее, что у них было прямо сейчас, и Гюхун доберется домой намного быстрее, чем если бы Чанбин отвез его на своей машине. Не имея больше времени на раздумья, Чанбин побежал обратно на улицу, где он припарковал свою машину, запрыгнул на переднее сиденье и захлопнул дверцу.       Вставив ключи в замок зажигания и завев машину, Чанбин позволил себе на пять секунд положить голову на руль, который в данный момент сжимали его руки. Несмотря на то, что ночь началась плохо, он никогда не верил, что в конце ее он будет держать на руках искалеченное тело своего брата. Он позволит слезам, которые он сдерживал ради Джисона, свободно литься в течение тех десяти минут, которые понадобятся, чтобы вернуться в Академию. Не то чтобы он знал об этом, но, пробормотав череду проклятий, Чанбин только искусил судьбу, произнеся свою последнюю фразу перед отъездом. — Эта ночь не сможет стать еще хуевее.