Saudade

— Сколько патрулей еще не вернулось? — Пять по двое и три по четыре. Кажется, все стихло, поэтому они должны уже возвращаться, — подсказал Югём, постукивая по клавиатуре и рассказывая Чанбину краткое описание операции.       Прошло почти пять часов с тех пор, как он вернулся в Академию, переходя из одного полного дерьма в другое. Мигрень, которая в данный момент билась о его череп, никак не могла обуздать бессмысленный стресс, который с каждой секундой становился все более раздражительным. Поскольку Гюхун был нездоров, а Юнсок свалил в свой кабинет, Чанбину оставалось взять на себя командование оставшимися патрулями, которые скоро заканчивались. Конечно, никто не заставлял его делать это, но это была ответственность, которую кто-то должен был взять на себя, и, в некотором смысле, это было отличным источником отвлечения от беспокойства о том, как дела у Гюхуна.       Сынмин и Чонин в настоящее время находились перед группой мониторов, выполняя то, что поручил им Чанбин, и пытаясь проверить, не появились ли еще какие-нибудь демоны в новых районах, но, к счастью для них, на их глазах было всего несколько, которых потрошили оставшиеся группы, все еще находящиеся снаружи.       В те многочисленные разы, когда Чанбин поворачивал голову, чтобы посмотреть на двух молодых людей, он замечал, что Сынмин не потрудился вытереть остатки слез со своего лица. Как только он, наконец, решил рассказать красноволосому о состоянии Гюхуна, он со всех ног помчался в медотсек, только чтобы встретиться с невербальным Джисоном, который не смог ответить ни на один из его отчаянных вопросов. Учитывая это и все его испытание с Хёнджином, было очевидно, что он больше не мог сдерживать слезы, которые пытался отрицать. Ему потребовалось целых десять минут, чтобы остановиться, при этом Чонин постоянно обнимал и нюхал его, пытаясь успокоить. В какой-то степени это сработало, но Сынмин после этого стал ужасно тихим.       Чанбин беспокоился о нем, но эта проблема была на мгновение отодвинута в сторону, когда Минхо ворвался в парадные двери Академии с мобильным телефоном в руке, на котором отображалась цепочка сообщений, которые Джисон отправил ему ранее ночью. Прямо сейчас он не хотел вдаваться в подробности о том, где он был, не то чтобы у него был шанс, так как Маг немедленно засыпал его вопросами о том, что произошло, пострадал ли кто-нибудь, извиняясь за то, что не ответил раньше, и когда Чанбин рассказал ему суть произошедшего, он немедленно направился в медицинский отсек, сказав, что собирается проведать Джисона, за что Чанбин был благодарен. Из всех людей, которые, возможно, могли бы утешить молодого Сумеречного охотника в данный момент, Чанбин знал, что Минхо, будучи лучшим другом Джисона, вероятно, имел бы больше шансов на успех.       И когда он давал Югёму указания о том, как действовать в оставшейся части патрулирования, он почувствовал опасную ауру, вторгшуюся в его пространство, ту, которая в детстве дала ему понять, что он должен бежать в горы. Сильный удар по столу рядом с ним заставил Чанбина вздрогнуть на месте, краем глаза заметив разъяренное лицо своей матери. Он быстро поговорил с ней только после того, как операция Гюхуна была завершена, услышав горько-сладкую новость о том, что на данный момент его состояние стабильно, но что его телу был нанесен чертовски большой ущерб. Чтобы его ангельская кровь начала исцелять его быстрее, Гюхуну нужно было набраться энергии, и Чанбин просто молился, чтобы его тело продержалось до этого времени. Его собственное сердце чуть не остановилось, когда он услышал, что Гюхун дважды терпел крах во время операции, благодарный за то, что Мина и остальная часть ее команды боролись за то, чтобы вернуть Гюхуна к ним.       Конечно, в то время как Чанбину было тяжело слышать о том, что случилось с его братом, когда он был вне досягаемости, Арым на самом деле пришлось быть рядом с Гюхуном и наблюдать, как его сердце останавливается не один раз, а дважды. Он всегда был сыном Арым точно так же, как и Чанбин, с тех пор как она взяла на себя материнские обязанности Ханы после ее смерти. И видеть его таким…       Она деловито бегала по Академии, пытаясь навести хоть какой-то порядок, и только что вернулась с проверки состояния Гюхуна, но, казалось, что, увидев его снова в таком состоянии, она снова почувствовала беспокойство из-за того, что не смогла защитить кого-то, кто всегда был под ее опекой.       Потянувшись, чтобы взять Арым за руку, чтобы попытаться немного утихомирить ее гнев, Чанбин нежно сжал ее, заставив женщину посмотреть на своего сына с таким явным гневом, ее глаза были полны обжигающего пламени. Он думал, что она, возможно, впадет в меланхолию, но когда Чанбин подумал об этом, он не смог вспомнить случая, когда он видел свою мать плачущей, но это было не потому, что она считала слезы слабостью.       «Эмоции предназначены для того, чтобы их чувствовать», — вот что Арым всегда говорила Чанбину, что раскрытие своей уязвимой стороны доказывает, что ты человек. Она искренне верила в это, и хотя она, безусловно, боролась с происходящим, ее гнев, казалось, брал верх над желанием поплакать над ситуацией, что стало еще более очевидным, когда она отпустила руку Чанбина и начала расхаживать позади него. — Как он мог сделать что-то настолько беспечное? Как он мог пойти на патруль в одиночку? Не первая ли это вещь, которой мы учим детей? Что ты никогда не должен и пытаться взять на себя демонов, особенно орду, когда ты один?       Чанбин остро осознавал, что корень ее гнева проистекал не из действий Гюхуна, но в данный момент он определенно подпитывался ими. — Мам, ты же знаешь, что он собирался встретиться с нами. Он это сказал Югёму. У него не было никаких намерений сражаться самому по себе, — Чанбин рассуждал здраво, но чтобы убедить мать, находящуюся на охоте, ему придется постараться гораздо сильнее. — Тогда как он оказался в закоулке один, мм? Тебя там, очевидно, не было, и когда я говорила с Чаном, он сказал, что помимо запаха демонов был только запах Гюхуна, что значит, что он никого себе на помощь не нашел. Это беспечно и глупо, и если он проснется—       Громкость голоса Арым постепенно повышалась, когда она заявила о своих истинных чувствах по поводу действий Гюхуна с напыщенной речью, наполненной гневом, но когда возможность того, что один из ее мальчиков не выберется из этой передряги живым, заглушила ее слова в ее бурной болтовне, это заставило ее немедленно захлопнуть рот, сделав вдох, чтобы успокоиться, прежде чем ее голос вернулся к нормальному состоянию. — Когда… Когда он проснется, его ждет очень суровый разговор.       И Чанбин не сомневался в этом ни на секунду. С Гюхуном, вероятно, заговорят о его жизни, когда он проснется. Потому что он бы так и сделал. Гюхун точно проснулся бы от этого. У него было слишком много дел, так много людей, которых он не мог оставить позади, вся его жизнь была впереди. Он не мог сдаться сейчас. — Он будет в порядке, Мам. Он справится с этим.       Арым горячо согласилась, кивнув головой, неуверенно прикрыв рот рукой, поскольку опасные и огорчительные возможности грозили вызвать у нее невиданные прежде слезы.       Исправив это единственным известным ему способом, Чанбин на мгновение покинул свой пост, потянулся к матери и заключил ее в объятия. Разница в размерах была почти забавной, поскольку за последний год Чанбин нарастил чертовски много мышц и обогнал Арым по росту. Не то чтобы это имело какое-то значение на самом деле, потому что Арым все еще могла легко уложить его в драке, если бы он был настолько глуп, чтобы сцепиться с ней. Но, похоже, этот жест был оценен по достоинству, когда она обняла его в ответ, успокаивающе положив руку ему на затылок, запустив пальцы в непослушные волосы своего сына, прежде чем с любовью поцеловать его в макушку в знак благодарности за попытку успокоить ее беспокойство. — Юнсок уже знает?       Обычно, прямое обращение по имени мужчины без какого-либо титула вызвало бы у Чанбина предупреждающий взгляд его матери, поскольку уважение было тем, что она высоко ценила, когда дело касалось старшинства, особенно когда обращалась к кому-то в Клэйве, но на этот раз Арым не стала ругать своего сына за отсутствие уважения. — Нет, он ушел ранее в кабинет, чтобы поговорить с членами Клэйва о ситуации, а я не могу собраться, чтобы рассказать ему, — заявила Арым.       Чанбину действительно было интересно, думала ли его мать, что у Юнсока будет такая же реакция, как у нее на состояние Гюхуна, поскольку она не решалась рассказать мужчине о том, что его сын был на грани смерти. С другой стороны, несмотря на то, что Арым все еще не знала о том, как Юнсок разлучил Чана и Гюхуна все эти месяцы назад, поскольку у Чанбина не было времени сообщить ей об этом, женщина, казалось, беспокоилась не об эмоциональном состоянии Юнсока, когда она не рассказала ему о том, что произошло. — Потому что если я пойду в его кабинет и увижу его после того, как он отправил Гюхуна наружу одного, мое лезвие вполне сможет найти себя в его горле.       Арым никогда не была из тех, кто так наглядно описывает ситуацию, но для подобной угрозы, Чанбин подумал, что в ее словах было как раз нужное количество угрозы.       Расставшись с их столь необходимыми объятиями, Чанбин оглянулся на экраны, с благодарностью увидев, что красные точки, обозначавшие появление демонов, почти полностью исчезли, благодаря тем, кто сражался на затененных улицах Сеула. Все, наконец, начинало успокаиваться, долгая ночь наконец подходила к концу, позволяя им отдохнуть. — Извините, не могли бы вы сказать мне, где я могу найти Чанбина?       Ну, или он так думал.       При упоминании своего имени Чанбин наклонил голову в сторону серебристо-сладкого голоса, в котором не было такой нервозной дрожи, когда он слышал его в последний раз. Он никогда не ожидал услышать это по-настоящему, особенно в стенах Академии и определенно не в подобных обстоятельствах. — Калли?       Заостренные уши Фэйри немедленно дернулись на зов Чанбина, и она убежала от Дахен, с которой разговаривала, но не раньше, чем слегка поклонилась женщине с фиолетовыми волосами в знак благодарности за то, что та остановилась поговорить с ней. — Ах, слава богам. Я волновалась, что не смогу найти тебя, — Калли с облегчением захлопала в ладоши, но когда она подошла ближе, Чанбин увидел маленькие царапины на щеке Фэйри и большой разрез на лифе ее платья.       Прежде чем Чанбин успел даже спросить, что случилось, Арым опередила его, взяв другую женщину за руку и отведя ее к свободному месту в дальнем конце зала. — Калли, дорогая, что ты тут делаешь? Откуда у тебя эти царапины на лице? — спросила Арым, потянувшись за одной из многочисленных аптечек первой помощи, которые они держали по всей Академии, поскольку порезы и царапины были более чем обычным явлением. — Со мной все хорошо, просто наткнулась на парочку демонов по пути сюда, но я относительно легко обездвижила их.       Это объясняло ее травмы, поскольку Фэйри, без сомнения, использовала свою магию, чтобы вывести из строя демонов, которые постоянно пытались убить любого человека, Фэйри он или нет, попадавшегося им на пути. Чего это не объясняло, так это того, что Калли делала здесь посреди ночи, придя в их Академию в явной панике. — Феликс.       И хотя он не хотел этого признавать, благополучие Феликса было единственным возможным оправданием присутствия Калли, когда Чанбин думал об этом. Но он не хотел этого делать. Он не хотел допускать мысли о том, что кто-то еще из его близких, человек, который практически завладел его сердцем, может оказаться в опасности. Это никак не могло быть совпадением, все это происходило в одно и то же время. — Что с ним? Он в порядке? Почему он не с вами здесь? — задавал вопросы Чанбин, уже теряясь в догадках и думая, что если ему удастся сохранить хоть какое-то подобие здравомыслия к завтрашнему дню, у него все будет хорошо. — Я боюсь, что он в опасности, — Калли взвизгнула, когда Арым обработала царапины дезинфицирующим средством, получив в ответ извиняющуюся улыбку за свои неприятности. — У меня нет доказательств, конечно же, но Королева не позволила мне поговорить с ним. Она никогда не отказывала мне, но есть что-то еще, что-то в моем сердце, что говорит мне, что всё не так, как кажется. Я попыталась зайти во двор сама, но стражники сказали мне, что я буду убита, если попытаюсь вернуться обратно. Я ужасно волнуюсь за него. Мне было просто любопытно… не мог ли бы ты помочь мне как-нибудь.       Чанбин не был до конца уверен, каким образом он на самом деле мог помочь, поскольку проблемы Фэйри были намного сложнее из-за их убеждений и того факта, что Благая Королева правила каждой частью доминиона, ее слово практически считалось законом, но если это было ради Феликса, чтобы убедиться, что он в безопасности, Чанбин разорвал бы Королевский двор на части, не оставив в живых ни единой души, которая могла бы рассказать об этом. — Я осознаю, что прошу слишком многого, пойти в измерение Фей, поскольку это может принести дипломатические проблемы, но… Извините меня, я просто не знаю, что мне делать. — Эй, эй, ничего такого, — вмешалась Арым, хватая Фэйри за руку. — Конечно ты всегда можешь прийти к нам за помощью. Это не просто слова Сумеречного охотника Фэйри, а слова друга к другу, слова одной матери другой. В любое время, Калли, хорошо?       Поблагодарив богов за свою мать, Чанбин горячо согласился с мнением Арым. Многие жители Нижнего мира колебались бы, обращаясь за помощью к Сумеречным охотникам, видя, что многие из них испытали ту или иную форму нетерпимости в своей жизни. Гюхун стремился изменить их мировоззрение, но Калли пробыла в этом мире гораздо дольше, чем они, и, несомненно, видела худшую сторону людей, которую они могли предложить. Плюс, благодаря учениям Благой Королевы, большинству Фейри и в голову не пришло бы бежать к Сумеречному охотнику по какой-либо другой причине, кроме как высмеять их каким-либо образом. — Калли, даже если вы не уверены, в таких ситуациях вы должны доверять своему чутью. Конечно мы поможем. По факту, я прямо сейчас пойду в измерение Фей и посмотрю, в чем проблема, — заверил Чанбин, выпятив грудь в решимости потушить еще один пожар, который был разожжен этим вечером.       Судя по выражению глаз Калли, она пришла сюда не с определенной идеей о том, как Чанбин или Арым могли бы помочь, но услышав, что Чанбин действительно рискнет отправиться в царство Фэйри, чтобы вызволить Феликса из изначально злых лап Благой Королевы, она не могла не полюбить молодого Сумеречного охотника еще больше, тем более она в долгу перед богами природы за то, что они позволили ему войти в жизнь ее сына. — Я пойду с тобой, — настаивала Калли, начиная сворачивать одеяло, которое Арым накинула ей на колени, когда закончила обрабатывать её раны. — Нет, вы остаетесь здесь. Вы уже упомянули, что они угрожали убить вас, если вы вернетесь. Вам будет безопаснее тут, с моей мамой. Я смогу зайти в измерение сам.       Он действительно не думал, что это было такое возмутительное предложение, но когда он увидел, что обе женщины смотрят на него взглядом, полным чистого недоверия, Чанбин, по общему признанию, сделал шаг назад, чтобы скрыться от их мучительных взглядов. — Ты ведь не планируешь на полном серьёзе пойти туда сам, — проблеяла Арым. — Конечно планирую. Почему нет? Мне нужно пойти и убедиться, что Ликс в порядке. — Чанбин, мы говорим об измерении Фей. Ты, как человек, не можешь просто войти туда, будто это твоё место. — Почти уверен, что ты была в том же возрасте, когда прогуливалась по измерению Фей без какой-либо подмоги, Мам, — дерзко спросил Чанбин, уже направляясь за своей курткой, которую он бросил на спинку стула ранее вечером. — Да, но я была там, чтобы вернуть Феликса. — А я собираюсь забрать его оттуда. Не вижу, в чем проблема.       Он действительно видел. Чанбин знал, что он ступает на вражескую территорию, отправляясь в царство Фэйри, и что это было очень опасное место, но это не имело значения. В данный момент его мысли были только о Феликсе, блокируя все остальное, возможность того, что его парень присоединится к рядам раненых, заставляла его двигаться намного быстрее, чтобы схватить как можно больше оружия из своего шкафчика. Он молился, чтобы они ему не понадобились, но лучше перестраховаться, чем потом сожалеть. — Как ты планируешь зайти туда без Фэйри, которая откроет портал для тебя? — спросила Арым торжествующим тоном, чувствуя, что победила, когда Чанбин всего на мгновение замедлил шаг. — Ну, вообще, я не закрывала портал за собой, когда шла сюда. Тот в конце парка должен быть открыт. Моя ошибка.       Чанбину была оказана одна услуга, когда по недосмотру Калли только что удалось связать воедино весь его план по самостоятельному освобождению Феликса. — Но стража все еще там. Через пару часов портал автоматически закроется, возможно перед тем, как ты сможешь вернуться. Тебе не удастся вернуться без помощи Фэйри, — рассуждала Калли, мгновенно оценив огорчение Арым, поскольку ее сын собирался идти навстречу очень грозной угрозе, на самом деле не задумываясь о последствиях того, что произойдет, если его небрежно продуманный план не сработает. — Феликс поможет мне выйти, когда я верну его. — Но что, если ты не сможешь вернуть его?       Это было не из-за недостатка веры в его способности, когда Арым предложила такую негативную перспективу, а из-за реалистичного обзора. Это была одна из частей учебной программы, которая была внедрена в них в юности, когда они готовились к получению сертификата для участия в миссиях в качестве полноценного Сумеречного охотника; учитывать, что произойдет, если случится наихудший из возможных исходов. Его мать просто была прагматичной и разумной, но даже тогда Чанбин не хотел думать о возможности возвращения в Академию без Феликса рядом с ним. — Либо я возвращаюсь с Ликсом, либо не возвращаюсь, так что невозможность открыть портал не должна стать для меня проблемой.       Не зная, откуда взялась эта новообретенная уверенность, Чанбин только что заявил своей матери, что он, по сути, вернет Феликса или умрет, пытаясь это сделать, и в его глазах не было видно никакой другой возможности. — Я вернусь так быстро, как смогу, — пообещал Чанбин, кутаясь в шарф, поскольку пронизывающий зимний воздух был гораздо более заметен на улицах в этот час ночи. — Чанбин, остановись на мгновение. Ты не можешь просто выйти из Академии сам по себе, когда на улицах все еще снуют демоны!       Справедливое замечание, поскольку именно из-за этого ранее ночью один из его лучших друзей оказался на хирургическом столе, но это было то, что Чанбину было не так уж интересно слушать, когда Феликс вполне мог нуждаться в нем прямо сейчас. Он обещал позаботиться о нем, это то, что он сказал Калли, когда встретил ее в первый раз, что он присмотрит за ее сыном, и мыслей о том, что он не сможет быть рядом с ним, было достаточно, чтобы немного ускорить его шаги, когда он направился к двери. — У меня нет на это времени, Мам. Мне нужно идти. — Чанбин, стой.       Голос его матери стал статичным, смешиваясь с будничным шумом, который производила Академия. Не имело значения, что она хотела сказать, все, что Чанбин знал, это то, что он должен добраться до Феликса. У него могли быть неприятности, ему могло быть больно, а Чанбина не было рядом, чтобы помочь ему. Защити Феликса — единственная мантра, повторяющаяся в его голове. Он больше не будет стоять в стороне, пока кто-то, кого он любит, страдает. Только не снова. Никогда больше.       Распахнув дверь, Чанбин выставил одну ногу наружу, зная, что портал в царство Фэйри, расположенный в парке, находится почти в двадцати минутах ходьбы отсюда, но он мог бы добраться туда за десять, так как ему придется всю дорогу бежать. — Со Чанбин, ты не будешь вот так игнорировать меня! Если ты не слушаешь меня, как свою мать, тогда ты будешь слушать меня, как старшую, и я приказываю тебе остановиться!       То, что Арым так надавила на него, означало, что она более чем серьезно хотела, чтобы Чанбин прекратил свои попытки сбежать от нее, не обсуждая это. Ее положение никогда не имело для нее значения; она всегда говорила, что люди самого низкого ранга могут принести столько же пользы и так же важны, как и те, кто заседает в правящем совете. Итак, то, что она приказала Чанбину прекратить использовать такую тактику, шокировало его настолько, что он подчинился ее воле, повернувшись лицом к ее осуждающему хмурому взгляду. — Ты не можешь думать, что вальсирование в измерение Фей это хорошая идея. — Я и не говорил, что это хорошая идея, но она единственная, которая есть у меня на данный момент, и я не могу терять время на раздумья о чем-то другом, — Чанбин ответил, не желая показаться конфронтационным, но это было так, как будто Арым, казалось, не понимала концепции благополучия Феликса, вращающегося вокруг тикающих часов. — Ты не можешь пойти туда один. Просто не можешь.       Почувствовав, что Арым, отказывающая Чанбину в разрешении отправиться в такое опасное предприятие, исходила не от старшего Сумеречного охотника, а скорее от сердца его матери, Чанбин понял, что ему нужно потратить немного времени, чтобы попытаться восстановить ее уверенность в том, что с ним все будет в порядке. В конце концов, именно она научила его всему, что он знал. — Мам, здесь так или иначе нужны все, чтобы помогать в спасательных командах, присматривать за Гю и всеми остальными, кто возвращается сюда раненым, и ты нужна, чтобы управлять этим местом, так как Юнсок разозлился, несмотря на то, что он должен быть на передовой, как и все остальные.       Возможно, Чанбин становился слишком смелым, говоря так о члене Клэйва, и пришел к выводу, что так оно и было, когда Арым предостерегающе подняла палец, чтобы удержать его от повторения подобного поступка. — Ликс нуждается во мне прямо сейчас, Мам, и я не позволю кому-то еще, близкому моему сердцу, пострадать, потому что я ничего для этого не сделал. Я сообщу о всех демонах, которых встречу, и не буду с ними взаимодействовать. Я иду в измерение Фей. Я найду Ликса и сделаю всё, что нужно, чтобы вернуть его со мной, возражения не принимаются.       Да, это было здорово, сказать такое ведущему члену их организации, женщине, которая последовательно пыталась соблюдать Закон, установленный основателями Клэйва сотни лет назад. Но, с другой стороны, не было никакого смысла лгать ей, говоря, что он будет придерживаться таких строгих правил, пытаясь привести Феликса к себе домой; она смогла бы почувствовать, если бы он был не совсем правдив.       И хотя он беспокоился, что она может приказать ему остаться здесь, не желая идти против воли своей матери, потому что это именно то, что он сделал бы, чтобы добраться до Феликса, казалось, что его беспокойство было излишним, когда руки, сжимавшие ее бедра, опустились по бокам, чтобы найти место в сердце своего сына. — Я знаю, что тебе нужно это сделать, Чанбин, но… — Арым дышала, считая тихие удары сердца Чанбина, пытаясь успокоить свое собственное, — Я не могу потерять и тебя тоже. Не после потери твоего отца.       Что бы кто ни говорил, пережить смерть любимого человека невозможно, особенно того, с кем ты поклялся провести остаток своей жизни, того, кого у тебя отняли так внезапно. Со временем все становится легче, и воспоминания о душевной боли сменяются воспоминаниями о нежности, но вы никогда не сможете с этим смириться.       И Чанбин знал, что его мать полностью перестанет функционировать, если с ним что-то случится. Он вспомнил, как она узнала о самопожертвовании своего мужа, как она справилась с этим и попыталась погрузиться в работу, притворяясь бесстрашной Сумеречной охотницей, какой ее все знали, говоря, что с ней все в порядке и как она им гордилась. Но когда дверь ее спальни закрывалась каждую ночь, зная, что ей приходится забираться в пустую кровать, которая всегда была занята двоими, Чанбин понимала, что именно тогда она, вероятно, позволяла своей защищенной личности рухнуть. Она не хотела проходить через это снова, не из-за потери человека, защите которого посвятила всю свою жизнь.       Положив свои руки поверх рук матери, Чанбин посмотрел прямо ей в глаза, делая все возможное, чтобы передать обещание, которое исходило из глубины его сердца. — Я вернусь, Мам. Обещаю, что не оставлю тебя одну. Ты должна доверять мне. — Упрямый и своевольный, прямо как и он, — раздраженно заявила Арым, и хотя Чанбин помнил, что его отец обладал такими качествами, он не мог отделаться от мысли, что, скорее всего, унаследовал такой характер от генов своей матери. — Он бы так гордился тобой. — Думаешь? — подумал Чанбин, желая, чтобы его отец был здесь и сам сказал ему это. — Думаю, потому что знаю, что сама горжусь. Он бы без сомнения был в восторге от того, какой ты Сумеречный охотник, но если бы он увидел, каким мужчиной ты стал, сильным и независимым, готовым спасти тех, кого любишь, любой ценой, он бы не смог скрыть свою гордость за тебя.       Чанбин задавался вопросом, было ли это правдой. Он всегда старался пойти по стопам обоих своих родителей, поскольку они всегда были воплощением доброты и добродетели в его глазах, с тех пор как он себя помнил. Слышать, что Арым гордится им за то, что он сделал что-то подобное, делая все, что в его силах, чтобы убедиться, что Феликс снова будет в безопасности в его объятиях, придало ему столь необходимый заряд энергии, который поможет ему продержаться всю ночь.       Не говоря больше ни слова, Арым потянулась вперед, обхватив Чанбина руками и крепко прижимая его к своей груди. Несмотря на то, как сильно она, возможно, пыталась это скрыть, Чанбин чувствовал прерывистое дыхание в ее груди — верный признак того, что она беспокоилась о том, что может случиться с ее сыном к концу ночи. — Будь в безопасности ради меня, хорошо? — Буду, Мам. Я обещаю, что вернусь. С Ликсом. Ждите меня, хорошо?       Чанбин не попрощался, потому что через несколько часов он снова увидит свою мать, когда вернется с Феликсом рядом с собой. Он не стал бы оборачиваться, чтобы увидеть, какое выражение было на лице Арым, когда она смотрела, как ее сын уходит от нее, подвергая себя смертельной опасности ради того, кого он любил. Не сумев этого сделать, он не смог увидеть ни единой слезинки, которая вырвалась из глаз измученной матери, обеспокоенной тем, что день, который скоро наступит с восходом нового солнца, не вернет ей ее мальчика.

_______________

      Одна минута, чтобы добраться до комнаты Джисона, четыре, чтобы принять душ, две, чтобы одеться, одна с Джисоном, сидящим на полу, потому что Минхо накричал на него, чтобы он хотя бы позволил ему немного высушить волосы полотенцем. И вот они снова здесь, сидят на диване перед медицинским отсеком, голова Джисона покоится на коленях Минхо, а Сумеречный охотник тихо дышит во сне.       Конечно, будучи упрямым ребенком, каким он и был, Джисон сначала отказался вздремнуть, сказав Минхо, что он совсем не устал. Его опущенные веки говорили Магу об обратном. Минхо сделал все возможное, чтобы заставить младшего отдохнуть, сказав ему поднять Боми с того места, где она лежала, растянувшись на полу, после того, как они принесли ее с собой из комнаты Джисона, и просто прилечь на минутку, чтобы ему было удобнее. Сумеречный охотник был настолько истощен, что даже не усомнился в намерениях Минхо, сделав это без лишних слов, положив голову на бедро старшего, в то время как Боми уютно устроилась у него на груди.       Однако, прежде чем он задремал, Джисон успел сообщить Минхо, что именно заставляло Чана оставаться рядом с Гюхуном в отделении интенсивной терапии. Минхо, конечно, задавался вопросом, почему Чан предложил остаться с Гюхуном, когда они провели последние семь месяцев, эффективно избегая друг друга, но когда Джисон начал рассказывать историю, которую Чанбину удавалось скрывать от них всех, для Минхо все стало ужасно ясно, как все получилось таким образом.       Это привело его в ярость, услышав, что Юнсок был виноват в страданиях пары, но это также беспокоило его из-за того, насколько идеальным казалось то, что их маленькая следственная группа обнаружила тот факт, что Сумеречные охотники стояли за инцидентом десять лет назад, что Юнсок, по крайней мере, тоже знал об этом, и теперь, Гюхун, тот, кому удалось получить доступ к его компьютеру, боролся за свою жизнь на больничной койке? Это могло быть совпадением, но за долгие годы своей жизни Минхо знал, что преднамеренный план, направленный на то, чтобы произошло нечто подобное, был более вероятен, особенно после того, как он услышал о событиях этого вечера.       Дошло до того, что Минхо знал, что в конечном итоге им придется рассказать остальным о том, чем они занимались, исследуя темную сторону Клэйва, но пока они все не соберутся вместе, он будет держать рот на замке и ждать, пока Гюхун проснется, чтобы без необходимости не вникать во что-то без разрешения.       Когда пальцы Мага погладили волосы Джисона, Сумеречный охотник, в конце концов, погрузился в мирный сон, Минхо был благодарен, что разум младшего мог хотя бы ненадолго отдохнуть. Глядя на молодого человека с волосами мышиного цвета, прижимающего Боми к груди, кошка издавала тихое мурлыканье, Минхо начал чувствовать себя ужасно из-за того, что он даже думал о том, чтобы игнорировать звонки Джисона.       Младший, конечно, был прав. Если бы Минхо взял трубку, они, вероятно, нашли бы Гюхуна раньше, и, возможно, его травмы были бы не такими серьезными, но никогда в своих самых смелых мечтах он бы не подумал, что произойдет нечто подобное.       Он думал, что поступает правильно, блокируя все отвлекающие факторы, чтобы добраться до сути скрытых файлов, которые доверил ему Гюхун. Он тоже был так близок к тому, чтобы броситься в пропасть безумия, но усталость взяла верх, и он решил вместо этого взять книги, которые изучал, домой и завтра начать все сначала. Конечно, именно тогда он увидел многочисленные пропущенные звонки и текстовые сообщения от Джисона.       Даже когда чувство вины нарастало в его груди, надеясь, что Гюхун скоро проснется, чтобы он мог извиниться лично, он пытался найти хоть какой-то луч надежды, думая, что ему, по крайней мере, наконец-то удалось признаться в чувствах, которые снедали его изнутри в течение последних нескольких недель.       Наклонившись вперед, стараясь изо всех сил не потревожить покой Джисона, Маг нежно поцеловал Сумеречного охотника в лоб, точно так же, как он сделал все те недели назад, когда впервые проснулся рядом с Джисоном, надеясь, что это не будет последним, его чувства остались на месте и давая ему понять, что его сердце принадлежит Сумеречному охотнику и ему одному. Увидев, как нос Джисона дернулся от этого чувства, Минхо издал тихий смешок, который медленно исчез, когда он оглянулся и увидел кошачьи глаза, смотрящие на него почти понимающим взглядом. — Не смей так смотреть на меня, — Минхо вздохнул, почесывая макушку абиссинской кошки. — Я не знал, что чувствовал к нему, понятно? Не делай вид, что ты знала, что я люблю его, Джумун. — В каком-то смысле, это было более чем просто очевидно.       Всегда существовала вероятность, что Минхо преждевременно впадает в состояние безумия; Джихун всегда говорил, что все лучшие Маги в конце концов становятся немного чокнутыми. Случайный бестелесный голос в его голове был не самым худшим, что могло случиться, поскольку Минхо знал некоторых Магов, которые, по сути, погрузились в пучину, когда дело дошло до потери рассудка, вспоминая одного из знакомых Джихуна, который начал носить носки на руках и перчатки на ногах. Нет, призрачный голос ни в коем случае не был бедствием, но у него возникло ощущение, что упомянутый голос, который ответил на его жалобы, не материализовался из ниоткуда, и его вывод подтвердился, когда Боми вывернулась из объятий Джисона и теперь обвивалась вокруг плеч Минхо. — Ты… ты только что заговорила со мной? — До тебя всегда медленно всё доходило, дитя. Задаюсь вопросом, что такого в тебе увидел Джихун. И начни называть меня Боми. Новый старт, новое имя.       При обычных обстоятельствах Минхо в изумлении вскочил бы со стула, но Джисон все еще безмятежно похрапывал у него на коленях. У Джумун-Боми — как бы там, черт возьми, ни звали Духовного Проводника на данном этапе — не было никакой возможности поговорить с ним. — Погоди! — шепотом воскликнул Минхо, увидев, как кошка у него на плечах игриво закатила изумрудные глаза от его удивления. — Ты не можешь говорить со мной! Только Духовные Проводники, которые связали себя с Магом, могут говорить с… их… подожди… — Ой, наконец-то дошло? Ох, дорогой, во что я ввязалась?       Это сработало, но Минхо все еще не мог в это поверить. На седьмом десятке лет своего пребывания на этой земле он никогда не верил, что у него когда-нибудь будет Духовный Проводник. Большинство Магов находили свое призвание, когда были еще подростками, обычно до своего двадцать первого дня рождения, но теперь Боми решила, что Минхо достоин ее помощи, даже спустя столько времени. — Ты выбрала связать себя со мной? Почему? — Я всегда собиралась выбрать тебя после Джихуна. Я просто хотела подождать и посмотреть, как ты будешь справляться после его кончины, — Боми замурлыкала, потрепав Минхо лапой по волосам, словно пытаясь успокоить его, чтобы он не разбудил Джисона. — Поэтому, чтобы мониторить твой прогресс, но продолжать скрываться, я решила остаться с твоим партнером и вместо этого следить за ним. Ну, только после того, как я выполнила последнее желание Джихуна и убедилась, что о Сынмине заботятся.       Его партнер. Можно было только предположить, что она имела в виду Джисона, молодой человек слегка пошевелился во сне с тихим всхлипом, который Минхо быстро успокоил мягким шепотом и еще одним поцелуем в щеку, надеясь, что он не переживает заново то, с чем столкнулся ранее. — Он так долго заботился о тебе и, если быть честной, я волновалась, что сделала ошибку, выбрав тебя. Не осознавая, что ты чувствовал ранее, ты ему очень сильно вредил. Он был уверен, что недостаточно хорош для такого, как ты, — выругалась Боми, когда она прыгнула обратно к Джисону, потираясь о щеку Сумеречного охотника, заставляя Джисона улыбнуться от этого ощущения, ее шелковистый мех, несомненно, щекотал его, но не настолько, чтобы разбудить.       Минхо был настолько поглощен собственным самоуничижением на любовном фронте, что никогда по-настоящему не задумывался о чувствах Джисона. Что ж, в некотором смысле так оно и было. Единственная причина, по которой он не сказал ничего раньше, заключалась в том, что он пытался быть внимательным к чувствам Джисона, поскольку был уверен, что младший не был заинтересован в том, чтобы заводить с ним такие отношения. Он все это время думал, что поступает правильно, но, по словам как самого Джисона, так и Боми, он был слишком слеп, чтобы видеть, что происходило на самом деле. — Но ты наконец-то смог набраться ясности и теперь я вижу, что ты был в той же позиции, что и он. Вы, два идиота, были созданы друг для друга, — кошка усмехнулась, и именно тогда Минхо понял, что, хотя Боми теперь может быть его Духовным Проводником, кем-то, кто должен был направлять его по правильному пути в жизни, от нее не требовалось говорить все, что у нее на уме, добрым тоном. — Йа, не будь такой ехидной. Я не против запихнуть тебя в маленькую клетку, пока ты не научишься вести себя хорошо, — Минхо пригрозил, хотя кошку, казалось, не слишком обеспокоил угрожающий блеф, поскольку она прекрасно понимала, что Минхо никогда не доведет его до конца. — Интересно посмотреть на твои попытки. Плюс, ты не сможешь. Ты сказал, что моей работой было следить за Сынмином и Джисоном, пока это всё не разрешится. А так, в свободное время, Академия будет моим домом. Если ты не собираешься говорить мальчику, почему именно ты забираешь у него его кошку, то ты этого не сделаешь, - язвительно заметила кошка, и ее серебристый голос эхом отозвался в голове Мага. — Кстати, Минхо, он очень милое дитя. Он мне очень нравится, так что не смей ранить его вновь. — Мин?       Третий голос, присоединившийся к разговору, прервал их небольшую перепалку, Маг посмотрел вниз и увидел, что Джисон зевает и протирает глаза, прогоняя остатки сна. — Да, малыш? — С кем ты разговариваешь? — пробормотал Джисон невнятно, предыдущее смущение, возникшее вместе с прозвищем, оказалось отброшенным в сторону.       Как бы ему ни было неприятно признавать, что в данный момент он проигрывает ментальный спарринг с кошкой, Минхо знал, что Боми была права, когда он не мог точно сказать Сумеречному охотнику, что он разговаривал с ней, не раскрывая всего сюжета, который они так усердно пытались сохранить в секрете. — Ни с кем, Сон. Ты чувствуешь себя лучше после того, как подремал? — Ммм, все еще сонный, — пробормотал младший, перемещаясь со своего прежнего места, чтобы снова сесть на колени Минхо, прижимаясь к Магу, как коала, и закрывая глаза, как будто собираясь снова задремать.       Минхо на самом деле не мог понять, почему ему потребовалось так много времени, чтобы понять, как много значит для него Джисон. За последние пару месяцев ему приснились один или два сна, в которых, очевидно, его мозг пытался сказать ему, что ему предназначено быть с Сумеречным охотником. На снимках солнечного воскресного вечера Минхо лежит на клетчатом желто-розовом одеяле для пикника с экземпляром 18-го сонета Шекспира в руках, а летний ветерок развевает его волосы. И, конечно же, Джисон был рядом с ним, прижимался к нему и просил Мага почитать ему. Да, Минхо определенно должен был догадаться об этом раньше.       Зарывшись носом во все еще влажные волосы Джисона, Минхо решительно предпочел проигнорировать наклоненную голову Боми из-за привязанности, которую он проявлял к младшему. Это было мирно, к чему Минхо определенно мог привыкнуть, но, как это всегда бывало, когда дело касалось их самих, их покой пришлось нарушить.       При звуке ключа-карты, скользящей в дверь, и Минхо, и Джисон повернулись на шум, их расслабленное состояние сменилось настороженностью, когда Юнсок прошел мимо, направляясь к комнате, в которой в данный момент отдыхал Гюхун. Шагая по коридору, он даже не заметил присутствия двух молодых людей, но было ясно, что Джисон не собирался оставаться незамеченным подобным образом, вскакивая на ноги и преграждая Юнсоку путь к его цели. — Джисон? Что ты делаешь? Уберись с моего пути, — Юнсок отчитал молодого человека, обойдя его стороной, только для того, чтобы Джисон двинулся вместе с ним, заставив Юнсока снова остановиться. — Джисон, я не буду повторять. Я слышал, что мой сын ранен и что Чан сейчас с ним. Я собираюсь оценить его раны и посмотреть, что еще можно сделать. Сейчас, подвинься. — Или что? — Извини?       Юнсок, казалось, был по-настоящему поражен ответной речью Джисона. Это было не потому, что он никогда не делал этого раньше, но Гюхун был слишком непреклонен в последние пару месяцев в том, чтобы Джисон не давал Юнсоку повода злиться; не то чтобы Джисон знал причину. Но теперь, когда он знал причину, у него не было намерения сдерживаться. — Я не позволю вам подойти к этой комнате ближе. Вы не увидите Гюхуна. Он прошел через операцию и сейчас в стабильном состоянии. Арым будет регулярно посещать его, чтобы убедиться, что он в порядке. Это всё, что вам нужно знать. Но волнуетесь ли вы на самом деле? — Джисон нанес ответный удар, стоя на своем, его потребность защитить Гюхуна на этот раз преодолела все остальное. — У тебя есть три секунды, чтобы убраться с моего пути, Джисон, или держите меня семеро— — Угрожаете мне, Юнсок? Ну, я слышал, что это не первый для вас случай, — рявкнул Джисон, чувствуя, как Минхо подошел к нему сзади и успокаивающе положил руку ему на спину, Маг чрезвычайно гордился железной настойчивостью Джисона.       Мужчина, казалось, уловил подтекст, тот факт, что он пытался подвергнуть Джисона опасности, используя его как пешку в своей угрозе Гюхуну, и задался вопросом, как получилось, что младшему, наконец, удалось услышать об этом. — Это смехотворно, — Юнсок рассмеялся, используя руку, чтобы оттолкнуть Джисона в сторону, но то, что его так отпихнули с дороги, только еще больше разозлило младшего, и он схватился за пиджак Юнсока, пытаясь остановить его движения.       Очевидно, это было неправильным поступком, когда Юнсок развернулся с поднятой рукой в очевидной попытке ударить Джисона по лицу за его дерзость. Не то чтобы он успел это сделать, поскольку Минхо немедленно создал барьер между Джисоном и Юнсоком, эффективно оттолкнув его от молодого человека обратно к двери, из которой он вышел. — Не смей трогать его, — Минхо зарычал, услышав, как что-то треснуло у него за спиной, но предпочел проигнорировать это и вместо этого не сводить глаз с Юнсока, чтобы тот не решил снова попытаться навредить Джисону. — Тишина, Маг! С меня достаточно! Я тут главный! Это моя Академия! Сейчас же убирайтесь с моего—!       Если бы у Минхо было хоть одно желание в жизни, он бы воспользовался им в этот момент, просто чтобы сфотографировать выражение чистого ужаса на лице Юнсока, когда низкое рычание раздалось прямо из-за ног Минхо, и Маг, наконец, отвел глаза и посмотрел на то, что напугало Юнсока.       Размахивая хвостом и буравя взглядом его душу (Минхо пришлось подавить смех), появилась бенгальская тигрица с блестящей шерстью, которая сделала свою работу, заставив Юнсока отступить, но также до смерти напугав Джисона, который начал кричать при виде огромного кота. — Почему здесь тигр?! Откуда он пришел?! — Джисон взвизгнул, запрыгивая на спину Минхо, чтобы спастись от зверя.       Юнсоку потребовалось не так много времени, чтобы разобраться в этом, и он пришел только к одному логическому выводу относительно того, почему здесь, в центре Сеула, могло быть экзотическое животное. — Духовный Проводник. Предполагаю, что он принадлежит тебе, Маг, — Юнсок что-то пробормотал, но больше не двинулся в сторону комнаты, в которую он так стремился попасть ранее, не сводя глаз с вечно рычащего кота. — Меня зовут Минхо, если ты вдруг забыл, и, эм, да, она принадлежит мне.       Даже не получив указания об этом, Боми, в своей новой форме, шагнула вперед, встав между своим хозяином с его парой и угрозой, которую у нее не было бы проблем устранить, если бы он снова попытался причинить вред Минхо или Джисону. — Ну тогда прикажи ей сесть. — Эм, нет, не думаю, что сделаю это. Кроме того, она не особо меня слушается, — Минхо весело фыркнул и пожал плечами, когда Боми снова повернулся к нему с раздраженным взглядом. — Это абсурд. Забудьте, у меня есть дела поважнее, чем стоять и спорить с тобой. Приду в другой раз тогда, — Юнсок фыркнул, слегка подпрыгнув, когда Боми бросилась на него в качестве предупреждения, чтобы он просто держался подальше и не утруждал себя возвращением.       Казалось, это сработало, поскольку Юнсок послал им последний свирепый взгляд, прежде чем развернуться и снова исчезнуть за входными дверями, слегка спотыкаясь при этом. — Этот мужчина мне не нравится. Он воняет хаосом и бедами. Лучше держать его подальше от Гюхуна, — кошка «намного больше, чем раньше» взревела в голове Минхо, заставив Мага снова рассмеяться. — Это взаимное чувство, не волнуйся. Хорошо напугала его, кстати. — Я что-то пропустил?!       Поскольку Джисон все еще свисал с его спины, вцепившись кулаками в рубашку Мага спереди, пока тот держался изо всех сил, Минхо не мог удержаться от воркования из-за совершенно сбитого с толку замешательства в голосе младшего. — С каких пор у тебя есть Духовный Проводник? И откуда она, черт возьми, пришла? Насколько я знаю, они не материализуются невесть откуда! — Эм, ну, это немного долгая история, но сперва, ты заметил отсутствие маленькой кошки, Сон? — О боже, — Джисон ахнул, а Минхо предположил, что Сумеречный охотник понял, что происходит, но чуть не закрыл лицо руками, когда следующее предложение слетело с губ младшего. — Оно съело Боми! — Нет, нет, нет, малыш. Она и есть Боми, — Минхо успокоил младшего, прежде чем тот взбесился еще больше, чем уже был, несмотря на то, что он уже обвиняюще указывал пальцем на тигра. — Стой, что?!       Минхо знал, что ему придется немного объяснить, ровно настолько, чтобы удовлетворить любопытство Джисона, но не раскрывать причину, по которой его новый Духовный Проводник искал места жительства у него последние несколько недель. Он расскажет ему все о том, как она принадлежала Джихуну и теперь служила ему. На данный момент он сказал бы, что она решила присмотреть за Сынмином, но Минхо сказал бы Джисону, что пока не может раскрыть причину. Он просто надеялся, что младший пока удовлетворится таким объяснением и пообещает рассказать все, когда Гюхун проснется и они снова будут все вместе.       В качестве своего рода пояснения к заявлениям Минхо Боми поняла, что нужно сделать, и быстро преобразилась обратно в ту форму, в которой Джисон всегда ее знал. Глаза Сумеречного охотника широко раскрылись, когда кошка запрыгнула обратно на диван, выглядя ужасно гордой собой за то, что сумела напугать Юнсока всего за несколько мгновений до этого. — Хорошо, какого черта здесь происходит? — Сони, присядь. Мне нужно тебе кое-что рассказать, все остальное мне придется оставить при себе, но обещаю, это все обретет смысл в один день.