Saudade

      Если Феликс считал, что его положение было плохим, то то, что происходило в человеческом мире в то же самое время, было поистине ужасающим. Поскольку он поддерживал Чанбина на протяжении всего пути обратно в Академию после того, как тот освободил его от оков его прежней жизни, за что с тех пор он постоянно благодарил старшего, он не мог поверить всему, что ему рассказал его парень.       Нападения демонов, серьезное ранение Гюхуна, почему Чан и старший Сумеречный охотник больше не были парой. Это было ужасно, и осознание того, что Чанбину пришлось иметь дело со всем этим, а затем узнать о ситуации Феликса, заставило его сердце сжаться от того, как много, должно быть, сейчас несет на своих плечах молодой человек с волосами цвета воронова крыла.       Но Феликс будет рядом с ним. Всю оставшуюся жизнь он будет уверен, что всегда будет рядом с Чанбином после того, что тот для него сделал, не только сегодня вечером, но и с тех пор, как встретил другого.       Когда они шли по пустынной улице, которая должна была привести их к дому Чанбина, Феликс на мгновение остановился, все еще держа Сумеречного охотника на руках, и повернулся, чтобы посмотреть на растерянное лицо Чанбина. — Ты в порядке, Бинни? — Ммм? Да, я в порядке. Видишь? Я почти могу идти самостоятельно, — признался Чанбин, отстраняясь от Фэйри, пытаясь сделать несколько шагов, прежде чем его рука обхватила его за талию, чтобы удержать в вертикальном положении, и он зашипел от ощущения, что его собственное тело предает его, причиняя боль. — Да, да, — возразил Феликс, подбегая к Чанбину и снова перенося часть его веса на свое плечо. — Но я не о твоем физическом состоянии.       Было ясно, что Чанбин знал, о чем пытался спросить Феликс, но он подумал, что, возможно, сможет обыграть это, не вдаваясь в подробности прямо сейчас. Однако, судя по выражению лица Феликса, Чанбин понял, что Фэйри не спустит это на тормозах. — Всё наваливается на меня, Ликс, и я начинаю чувствовать, будто меня закапывают заживо. Я так долго хранил секреты, всё просто поедало меня, и еще больше проблем находят меня в последнее время. Я не понял, как все полностью распуталось сегодня.       За все время, что Чанбин утешал его, когда ему было плохо, Феликс понял, что по-настоящему так и не смог отплатить ему тем же. В то время как Сумеречный охотник стал гораздо более открытым во многих аспектах их отношений, разговор о проблемах, которые беспокоили его, на самом деле никогда не поднимался, возможно, потому, что они были слишком заняты проблемами Феликса.       Но сейчас было время, когда Феликс мог помочь ему в чем-то, потому что он знал, что, несмотря на внешнюю жесткость Чанбина, ему, как и всем остальным, понадобится кто-то, на кого можно положиться в трудную минуту. — Знаешь, есть выражение, с которым я знаком, которое кажется мне сейчас подходящим. «У жизни есть много способов проверить волю человека, и либо у него не происходит абсолютно ничего, либо всё случается в один момент.» Это просто одно из мгновений твоей жизни, но, кажется, ты справляешься со всем в самом наилучшем виде. В итоге это все сделает тебя сильнее, даже если это таковым не кажется. Я обещаю, что так и будет, и я буду рядом, чтобы помочь тебе на каждом твоем шагу. Ты всегда можешь положиться на меня, Бинни, точно так же, как я знаю, что всегда могу положиться на тебя.       Слегка улыбнувшись и чмокнув в щеку, Чанбин поблагодарил Феликса за его добрые слова, которые попытались хоть немного облегчить его бремя. — Как ты всегда знаешь, что конкретно сказать мне, чтобы я чувствовал себя лучше? Как ты это делаешь? — Я подумал, что могу использовать этот шанс, чтобы отплатить за все разы, когда ты помогал мне, — Феликс улыбнулся, ведя Чанбина к двойным дверям Академии, толкая их изо всех сил и оставляя за ними лучи утреннего солнца.       Но они быстро перешли с одного поля боя на другое, когда услышали пронзительный крик впереди себя, заставивший их обоих подпрыгнуть в воздух с тихим стоном Чанбина. — Они вернулись! Арым, они здесь!       С легким вздохом облегчения Феликс почувствовал, как Чанбин легонько похлопал его по спине — ободряющий знак того, что ему следует пойти к своей чрезмерно обезумевшей матери, которая была обладательницей предыдущего крика. Феликс осторожно отпустил Чанбина, когда увидел, что Калли бросилась к нему с радостными криками, слезы навернулись на его глаза, когда он подумал о том, как он сидел в мрачной и пустой комнате в измерении Фэйри, со связанными руками и оставленный наедине ни с чем, кроме мыслей о том, что он никогда не увидит кого-либо, о ком он когда-либо заботился. Но Чанбин изменил это, он спас его и позволил ему, наконец, снова увидеть свою мать, бросившись прямо в ее объятия и прижавшись к ее шее. — Ох, Феликс. Мой милый, ты в порядке? Я так волновалась. Твое лицо, дай посмотрю, что они с тобой сделали? — Калли плакала, нежно поглаживая его щеку, где синяк был самого темного цвета.       В его жизни не было ни дня, когда Феликс не был бы благодарен своей матери. Это был очень редкий случай, когда их застигали за спором, единственным серьезным случаем был тот день, когда он впервые отправился в мир людей, после того, как спросил о своем отце, а она отказалась позволить ему пойти и найти его. Теперь Феликс понял, что она просто пыталась защитить его от жестокости такого места, которая усиливалась его наивностью.       Она заботилась о нем больше, чем о себе, что было совершенно ясно из того, как она пробежала весь путь до Академии из измерения Фэйри, чтобы попросить об оказании ему помощи. Феликс так сильно любил свою мать и заключил сделку с самим собой, чтобы говорить ей об этом гораздо чаще и проводить с ней столько времени, сколько сможет, теперь, когда Королева Благого Двора больше не будет их разлучать. — Все, хорошо, Матушка. Чанбин в этом убедился.       Снова прижав Феликса к себе, Калли положила подбородок ему на плечо, привлекая внимание Чанбина, и протянула руку, чтобы Сумеречный Охотник взял ее, что он и сделал с легкой, успокаивающей улыбкой. — Спасибо, что вернул его ко мне, — прошептала она, слегка сжимая руку Чанбина, но эмоции, которые пыталась передать Фэйри, достигли Чанбина без каких-либо проблем. — Обращайтесь, — Чанбин одними губами ответил, опустив руку, прежде чем снова обхватить себя за талию, давая Феликсу и его матери еще несколько мгновений для их трогательного воссоединения.       Это был момент безмятежности, прежде чем Чанбин бросился прямиком обратно в тот бардак, из которого он вышел ранее ночью. Он просто надеялся, что за это время не произошло ничего слишком радикального, что Гюхун все еще держался так, как он от него ожидал.       Конечно, предыдущий зов Калли был сделан для того, чтобы привлечь внимание определенного человека, который, как всегда говорил Чанбин, был услышан до того, как ее увидели. Громоподобный звук шагов, отрывающихся от земли армейских ботинок, становился все громче и громче, пока Арым не завернула за угол, широко раскрыв глаза и наткнувшись на своего сына и Фэйри с лавандовыми волосами, который одарил ее ободряющей улыбкой.       Чанбин был настолько сосредоточен на попытках облегчить боль в боку, что заметил, что Арым начала бежать к нему, только когда она была в паре шагов от него, и у него не хватило времени остановить ее, прежде чем она заключила его в довольно крепкие объятия, иронично, когда он был уверен, что пара его костей, вероятно, были уже сломаны. — Арым! Он ранен, — Феликс обеспокоенно заикнулся, когда стоны Чанбина от боли стали громче, прежде чем стихнуть, когда Арым, наконец, выпустила его из своих объятий, только для того, чтобы сильно ударить его по макушке. — Где вы так долго были?! Я уже было отчаялась, пока ждала вашего возвращения!       На лице Арым можно было увидеть самые разные эмоции, но Чанбин знал, что, в отличие от Калли, его мать была гораздо более решительной и громогласной в том, что касалось выражения ее чувств. Конечно, в ней была нежность, но когда ставки были так высоки, жизнь ее сына и его парня висела на волоске, ей нужно было говорить об этом как можно более красноречиво. — Мам, ты же знаешь, что время там идет по-другому. Я был в измерении Фей лишь час. Не за это ли тебя отчитывал Папа? Что ты пропала на целый день, а они волновались, что что-то случилось, потому что мама Сынмина не могла отследить тебя через вашу связь?       После этого Арым захлопнула рот, ненавидя себя за то, что так много рассказала сыну о своем единственном посещении измерения Фэйри в далекой юности, поскольку он уже дважды умудрился использовать это против нее за последние двенадцать часов. Хотя это было правдой, именно это и случилось с ней тогда: ей пришлось неделями выслушивать выговоры от мужа и друзей за то, что она не подумала сообщить им, что на некоторое время станет пропавшей без вести. Слегка раздраженная, Арым скрестила руки на груди, на ее лице была смесь раздражения и негодования, но также и огромного облегчения от того, что не только ее сын, но и тот, кто значил для него весь мир, вернулся к ним, целым и невредимым. — Это другое, — пробубнила Арым. — Да, это так, потому что я уверена, что Арым была на пару лет младше тебя, и ей нужно было заботиться о тебе, когда она рванула в измерение Фей. — Калли, это никоим образом не оправдывает тот случай.       Услышав легкое хихиканье сзади, Чанбин был невероятно рад, что снова может слышать смех Феликса, как и предполагалось. Несмотря на то, что Фэйри успокоили его, Чанбин все еще чувствовал себя виноватым из-за того, что своим решением он в конечном счете вынудил Калли и Феликса навсегда покинуть измерение Фэйри, даже не спросив, будут ли они согласны с этим. Но он спас Феликса, и тот больше не будет находиться под каблуком у Королевы Благих, и ради этого он мог справиться с небольшой неуверенностью в себе. — Феликс, ты в порядке? — проворковала Арым, спеша к Фэйри и проводя пальцем по тем местам, где раньше были кончики пальцев Калли, заставляя Чанбина вскинуть руки вверх, показывая, что он не получал такого же внимания. — Мам? — Чанбин попытался заставить свою мать хотя бы на мгновение отвести взгляд от Феликса. — Как там Гю? Он все ещё держится, верно?       В его сердце был крошечный страх, что он отсутствовал, выигрывая одну битву, и что его брат, возможно, отказался от своей, но когда Арым улыбнулась с оттенком грусти, у него возникло ощущение, что все было именно так, как он это оставил. — Он все еще с нами. Не лучше, но и не хуже, что уже не плохо. Ему нужно восстановить энергию, прежде чем его кровь начнет работать над его ранами, чтобы ускорить выздоровление.       Это заставило Чанбина безмерно расслабиться, выпустив застоявшееся дыхание, которое он задержал, ожидая ответа. Гюхун все еще сражался, и он знал своего лидера, тот продолжит это делать до тех пор, пока полностью не восстановится. — Погодите, я услышала, что Феликс сказал, что ты тоже ранен, Чанбин? — Калли прервала его, опустив глаза вниз и увидев, что его рука используется в качестве опоры вокруг талии. — Что случилось? Расскажи нам всё.       Как можно подробнее, не желая тратить время на бессмысленные подробности, а также стараясь избежать всего, что может привести к остановке сердца у обеих матерей, Чанбин пересказал события того вечера, как Королева узнала об их отношениях, как она собиралась держать Феликса взаперти и, возможно, Чанбина тоже за то, что он вошел в царство Фэйри без ее разрешения.       Чанбин действительно получил шлепок по руке как от Калли, так и от своей матери, когда Феликс решительно высказался и рассказал им о том, как Сумеречный охотник предложил свою собственную свободу в качестве разменной монеты, чтобы попытаться освободить Феликса, но избежал новых синяков, когда заявил, что его переоценили и в конце концов он победил. — Вы еще кое-что должны знать. В признании свободы Феликса, Королева Благих заблокировала вам возвращение в измерение Фей. Вас теперь признали Дикими Фэйри.       Готовясь к небольшой ответной реакции, ненавидя себя за то, что он выгнал обоих Фэйри из их дома и не смог добраться ни до каких вещей Калли из ее дома, на которых она построила свою жизнь, Чанбин стоял прямо, готовый к любым последствиям, которые могут возникнуть на его пути. — Ну и ладно.       Когда он в шоке вскинул голову, чтобы посмотреть на улыбающееся лицо Калли, Чанбин почувствовал, как кто-то взял его за пальцы, и, обернувшись, увидел, что у Феликса точно такая же улыбка, как у его матери, такая яркая и полная солнечного света. — Ладно? — Да. Всегда ненавидела это место. Единственная причина, по которой я оставалась там после рождения Феликса, это потому что я осознавала, что Королева не даст нам выбраться. Она потребовала его после того, как я почувствовала, что беременна, и если бы я попыталась сбежать с ним, она бы отследила нас и убила обоих за государственную измену. Это был единственный способ обеспечить ему безопасность, но теперь она не придет за нами, мы начнем новую жизнь здесь, в человеческом измерении. Мы сможем найти место, где будем жить, и все будет хорошо.       Чанбин всегда предполагал, что Калли не осталась бы в таком ужасном месте, если бы в этом не было необходимости, и, конечно же, причиной был Феликс. Она перевернула бы небо и землю ради своего сына, и Чанбина утешал тот факт, что Феликсу так же повезло, как и ему, иметь семью, которая так любила его и заботилась о нем. — А пока не найдете, вы остаетесь с нами.       Хотя он собирался сказать, что поможет им найти подходящее жилье, Чанбин знал, что у него не было никаких полномочий разрешать представителям Нижнего мира оставаться в Академии. Гюхун, конечно, был единственным, у кого была юрисдикция по управлению их домом, но не похоже, чтобы он был в состоянии отдавать какие-либо приказы в это время. Чанбин мог бы попытаться разыграть карту «Жители Нижнего мира в беде», чтобы разместить их здесь, но у него возникло отчетливое ощущение, что Юнсок найдет способ отменить его решение. Кроме этого, на самом деле, не было веской причины позволять жителям Нижнего мира оставаться в месте, которое предназначалось только для размещения Сумеречных охотников.       Но когда это сказала его мать, Чанбин подумал, что она будет бороться изо всех сил, чтобы убедиться, что никто не сможет вот так отказаться от ее решения. — Ох, нет, Арым, мы не сможем— — Это не обговаривается. Я настаиваю, — возразила Арым, не дав Калли вставить ни слова на эту тему. — Вы остаетесь в Академии, пока не найдете подходящее место, чтобы назвать его домом.       И Калли, и Феликс, казалось, были в растерянности, не находя слов или чего-либо понятного, по крайней мере, когда они тихо лепетали о том, как они благодарны Сумеречным охотникам за доброту. Чанбин не только спас Феликса от ужасной неизвестной судьбы, но и теперь Арым предоставила им убежище в единственном месте, где, как они знали, они будут в безопасности, пока им не удастся снова встать на ноги. — Спасибо, Мам, — прошептал Чанбин, обхватывая свободной рукой плечи матери и притягивая ее к себе, чтобы обнять сбоку, изо всех сил стараясь не давить на свои, возможно, сломанные ребра.       Арым немедленно обняла его в ответ, но на этот раз была гораздо нежнее, поцеловав сына в висок, прежде чем вернуться к их новым гостям. — Может, это будет слишком, Чанбин, но я могу использовать свою магию, чтобы вылечить некоторые твои раны, ты не против? Я бы хотела это сделать в качестве благодарности, поскольку их бы не было, если бы ты не спас моего Феликса, — Калли засияла, очевидно гордясь тем, что придумала какой-то маленький способ выразить свою признательность юному Сумеречному охотнику.       Его собственная ангельская кровь залечила бы его рану, может быть, за день или два, но если бы Чанбин мог сократить время, которое это займет, не испытывая при этом раздражающей боли, тогда он с радостью принял бы помощь Фэйри, кивнув, чтобы показать, насколько он благодарен за предложение. — Сейчас вы оба, должно быть, вымотались. После того, как сделаете свои дела, Чанбин покажет вам две наших гостевых комнаты, а я уведомлю всех о том, что вы останетесь у нас ненадолго. — Ликс может остаться со мной в моей комнате, Мам.       Та опасная аура, с которой Чанбин был знаком, снова всплыла на поверхность, которая сказала ему, что, несмотря на то, как она гордилась им за то, что он сделал, чтобы спасти обоих Фэйри, его матери не понравилась мысль о том, что он в этот самый момент будет делить комнату с Феликсом. — Ты покажешь им две наших гостевых комнаты, Чанбин. Иди. Прямо сейчас.       Покраснев от того, на что намекала его мать, хотя эта конкретная мысль и не приходила ему в голову, Чанбин нахмурился на Арым за то, что та даже пыталась намекнуть на такое, услышав легкое хихиканье Калли слева от себя и тихий звук замешательства Феликса, который, очевидно, понятия не имел, что происходило между ними всеми. — Ну, тогда, — Чанбин поворчал, но оживился, когда краем глаза заметил сердитый взгляд Арым, — позвольте мне показать вам две наших гостевых комнаты.

_______________

      Когда солнце начало пробиваться сквозь облака, ливень, который шел с тех пор, как они вернулись в Академию прошлой ночью, превратился в сплошной туман, Чонин и Сынмин шли бок о бок по одной из главных улиц города, направляясь к своему первому пункту назначения на этот день.       Несмотря на то, что они несколько помирились после их вчерашней ссоры, между ними все еще сохранялось неприятное напряжение. Однако, когда Чонин подумал об этом, о его извинениях за то, что произошло, о том, что он кричал о парне своего лучшего друга, казалось, что он сказал это только для того, чтобы Сынмин не заставил его уйти, что, возможно, было правдой в данный момент. Оглядываясь назад, это звучало не так уж искренне, когда он провел всю ночь, пытаясь утешить Сумеречного Охотника после того, как тот сломался из-за совместного стресса, связанного с ситуациями Хёнджина и Гюхуна, вдыхая его запах и обнимая его так сильно, как только мог. Чонин медленно начал понимать, насколько по-настоящему суровым он был, что на самом деле он не верил всему, что утверждал о Хёнджине, что все это в большей степени говорил его волк из-за того факта, что Сынмин пострадал из-за Вампира.       Но по какой-то причине он не мог найти слов, чтобы сказать это. Казалось, они вертелись у него на кончике языка, он был так близок к тому, чтобы просто сказать Сынмину, что он чувствует по поводу всего этого снова, но если он собирался это сделать, ему нужно было сделать это в течение следующих трех минут.       В тот момент, когда солнце начало пробиваться сквозь витражи Академии, Сынмин вскочил и направился прямиком в свою комнату. Как только он принял душ, оделся, наложил свежую марлю на шею и проверил состояние Гюхуна, Сумеречный Охотник сказал, что собирается навестить Хёнджина, что на самом деле ничего не значило ни для кого, кроме самого Чонина, поскольку он был единственным, кроме Чанбина, кто знал, а старший Сумеречный охотник исчез несколько часов назад и не вернулся.       И хотя Сынмин постоянно говорил, что ему придется сделать это самому, Чонину не нравилась идея выпускать Сынмина из поля зрения, даже когда за последние три или четыре часа не было замечено ни одного нового демона. Однако он никогда бы не признался, что испытывал подобные чувства; он не хотел давать Чану повод говорить, что каждый раз, когда он повсюду сопровождал его, это было оправданно. Тем не менее, Чонин сказал другу, что, по крайней мере, сопроводит его часть пути, думая, что, возможно, он мог бы заскочить проведать Едама, раз уж он так внезапно покинул его квартиру прошлой ночью.       Вот так они оказались здесь, примерно в двух кварталах от квартиры Едама и, что более важно, от того места, где произошел инцидент, разлучивший их троих. Ни один из них ничего не сказал. Для Чонина это было потому, что его съедало ужасное чувство стыда. Что касается Сынмина, волк был уверен, что это было просто потому, что он думал о том, с чем ему предстояло столкнуться в одиночку.       Чонин сделал последний шаг, прежде чем они оказались прямо перед дверью в здание Едама, где им предстояло расстаться, к большому огорчению Чонина. Уставившись себе под ноги, Оборотень почти пропустил то, как Сынмин надулся на него, прежде чем он собрался уйти, чтобы попытаться найти Хёнджина. — Йенни, не нужно волноваться. Со мной все будет хорошо. Я просто пойду в его отель, это прямо за углом, в квартале от сюда. Я справлюсь сам, — Сынмин успокоил своего друга, взяв его за руку, но не получив никакого ответа от младшего.       Волк беспокоился не столько о том, что Сынмин доберется до отеля один, поскольку демоны были в значительной степени уничтожены, сколько о том, что произойдет, когда он окажется там, потому что он знал, что красноволосый все еще винит себя за то, что произошло. Он понятия не имел, как пройдет взаимодействие между ними двумя; то есть, если Хёнджин вообще будет там. Сынмин надеялся, что это так, но всегда оставался шанс, что Хёнджин исчез с лица земли, потому что Чонин знал, увидев его реакцию прошлой ночью, что Вампир был крайне недоволен тем, что он сделал. Сам Чонин знал, но в тот момент его волку было все равно, он был заинтересован только в том, чтобы защитить Сынмина и доставить его в безопасное место. — Эй, морду вверх, щеночек, — игриво пошутил Сынмин, зная, что Чонину не очень нравилось это прозвище, но оно сделало свое дело и заставило младшего оторвать взгляд от своих ног, чтобы он мог хмуро посмотреть на Сынмина. — Не смешно. — Что не так, Йенни? — Сумеречный охотник вздохнул, как будто в данный момент он не хотел иметь дело с надутым ребенком; нужно было сделать гораздо более важные вещи. — Если ты собираешься сказать мне держаться подальше от Хёнджина…       Чонин решил, что если он когда-нибудь и собирается снять этот груз со своего языка, то, вероятно, это должно произойти сейчас, зная, что если Сынмину не удастся найти своего парня и помириться, то будет казаться, что он говорит все это только для того, чтобы заставить его почувствовать себя лучше, а не искренне. Но он действительно имел в виду то, что собирался сказать, и ему нужно было, чтобы Сынмин это знал. — Нет, не это. Я… я хотел сказать, что мне жаль за то, что произошло прошлым вечером, — младший пробормотал что-то, едва слышное, чтобы Сынмин услышал, но достаточно удивившее старшего, чтобы ему стало стыдно за то, что он был готов отругать его до того, как услышал, что хотел сказать Чонин. — Йенни, мы оба виноваты в этом. Я не должен был набрасываться на тебя. — Ты бы не сделал этого, если бы я не сказал то, что сказал, — рассуждал Чонин, идя наперекор желаниям своего волка, чтобы отвести глаза от пристального взгляда Сынмина. — И я не должен был говорить этого. Я не хочу, чтобы ты думал, что я извинялся прошлой ночью только чтобы ты не заставлял меня уходить, потому что это неправда. Я правда жалею обо всем. Я не должен был так говорить о Хёнджине.       Взгляд Сынмина смягчился в понимании, он понял, что Чонин был раздражен не потому, что не хотел, чтобы он шел и находил Хёнджина, но то, что произошло между ними прошлой ночью, все еще не выходило у него из головы. — Называть его… монстром, потому что он потерял контроль, было неправильным. Из всех вокруг, именно я знаю, что иногда ты не можешь сдержать свою вторую сторону, ту, которая живет сама по себе.       Когда Чан впервые попытался научить его управлять своим волком, Чонин был напуган до смерти, едва осознав, что внутри него что-то есть, что-то, что может завладеть его сознанием в любое время без его разрешения. Это был чертовски долгий путь, прежде чем Чонину удалось получить некоторый контроль над своим волком, хотя ему все еще едва удавалось обрести контроль во времена огромного стресса. — Когда я впервые столкнулся с Едамом, я был так напуган тем, что снова встретил его, что, когда я бежал домой, думая, что он подумал, что я превратился в монстра, я потерял контроль и обратился, к счастью, только в лесу, чтобы никто не видел меня, но я не говорил моему волку, что хочу обратиться. Если бы кто-то помимо Чана нашел меня, я тоже мог бы кого-то ранить. Так что я должен быть намного более понимающим, чем я был прошлой ночью. И за это я извиняюсь, Сынмин.       Его волк слегка фыркнул, как будто он не совсем соглашался с извиняющимися словами Чонина, но с чего бы это, когда его сравнивали с вампирской стороной Хёнджина, с чем-то, что напало на члена его стаи прошлой ночью? Но когда в его груди раздалось тихое рычание, предупреждение Чонина своему волку успокоиться, он почувствовал, что оно немного отступило, давая Чонину понять, что у него получается контролировать себя намного лучше, чем он думал. — Спасибо, Йенни, — Сынмин вздохнул с облегчением, заключив Чонина в объятия прежде, чем волк успел осознать, что происходит. — Хёнджин правда не плохой человек, я могу это подтвердить. Этого не случится снова, спасибо, что высказал всё это. Может… ты скажешь ему это сам, когда я смогу поговорить с ним. — Если, — Чонин не хотел выглядеть мудаком, поправляя своего друга, говоря: «если он сможет поговорить с ним». Если бы Чонин был на месте Хёнджина, он, вероятно, убежал бы в такое место, где его никто не смог бы найти, и изолировал бы себя как можно дольше. Однако он не собирался говорить ничего из этого прямо сейчас.       Но говорить все это самому Хёнджину, если это будет так? Чонин не знал, дошел ли он до конца. Возможно, после того, как он проведет некоторое время с Едамом, он обнаружит, что настроен лучше, возможность встретиться лицом к лицу с Хёнджином без того, чтобы его волк полностью сошел с ума, станет более реальной. На данный момент все, что он мог сделать, это улыбнуться Сынмину очень озорной ухмылкой, легким кивком головы давая своему другу понять, что он подумает об этом. — Я пошел тогда, хорошо? Я напишу тебе, когда закончу. Я уверен, что Чан тоже не хочет, чтобы ты ходил один по улицам.       Чонин предположил, что Сынмин был прав в этом вопросе, не то чтобы он мог знать наверняка, поскольку на самом деле он не видел Чана с тех пор, как он ушел на прогулку с Хёнджином и Сынмином вчера днем. В такое время, как это, когда его разум был в полном смятении, и ему действительно не помешало бы какое-нибудь руководство, Чонин чувствовал бы себя намного увереннее, если бы Чан был рядом с ним, но прямо сейчас это было просто невозможно. Он был не тем, кто на самом деле нуждался в нем больше всего прямо сейчас. Услышав о том, почему Чан остался с Гюхуном от Чанбина, зная, что тот сделал с его альфой, он согласился, что тому следовало остаться со старшим Сумеречным охотником, что его волк, вероятно, не позволит ему быть где-то еще. — Ага, я побуду здесь до твоего звонка. Если станет слишком поздно, я могу позвать кого-нибудь из стаи, чтоб меня забрали, — Чонин улыбнулся, подумав, что он мог бы позвонить Воншику, так как он уже поговорил со старшим, чтобы сообщить ему, что происходит с Чаном, поскольку они были в паре до того, как Джисон и Чанбин забрали его. — Окей, увидимся позже, ага? — пообещал Сынмин, снова крепко обнимая Чонина, на этот раз чувствуя ответные объятия младшего.       Коротко кивнув, Чонин снова начал принюхиваться к Сынмину, больше для собственного спокойствия, прежде чем отпустить Сумеречного охотника, наблюдая, как он уходит от него, в то время как его волк тихо начал скулить из-за того, что он позволил ему продолжать без него.       Переступив порог входной двери, Чонин подумал, что ему, вероятно, следовало сообщить Едаму, что он зайдет, но он очень невежливо этого не сделал. Теперь, когда он подумал об этом, поскольку у Едама действительно была своя жизнь, его бывшего партнера могло даже не быть дома, но, к счастью, когда он постучал в дверь своей квартиры, ему ответили всего за десять секунд. — Чонинни, слава богам, ты вернулся! — прохрипел Едам, бросаясь в объятия волка, и когда Чонин обнял его в ответ, его встретила влажная обнаженная кожа Едама, его рубашка, очевидно, была где-то забыта после душа, поскольку ее заменило полотенце, накинутое на плечи.       Он не ожидал, что Йедам окажется таким сверхэмоциональным, но когда он вспомнил их вчерашнюю встречу, то понял, почему это могло быть так.       До всего этого бардака прошлой ночью Чонин думал, что его единственной проблемой будет проверить Едама и убедиться, что с ним все в порядке. Он взбежал по лестнице, прямо вверх, выбил дверь, прежде чем крайне смущенный Едам открыл ее, даже не успев поздороваться, как Чонин влетел в его гостиную, держа младшего за плечи и спрашивая его, все ли с ним в порядке тысячью и одним способом.       Когда Едам понял, почему Чонин был тут, увидев случайное увеличение числа демонов, разгуливающих по улице, он попытался заверить Чонина, что тот более чем способен прятаться; он делал это с детства. Это позволило Чонину чертовски сильно расслабиться, хотя он даже не знал, почему его волк был так одержим желанием добраться до Едама и убедиться, что он в безопасности. Он еще не открывал эту банку с червями, когда услышал, как его волк прорычал что-то подозрительно похожее на ‘партнер’. Нет, он пока не собирался туда идти.       Но потом он услышал это, самый ужасный и наполненный страхом крик, который он слышал за очень долгое время. Последний раз, когда он слышал что-то подобное, что-то, от чего у него внутри все скрутилось в узел, было в ту ночь, когда его жизнь изменилась навсегда, когда его отец попытался защитить его и мать от дикого монстра, которым стал его брат. Крики его отца, чтобы они убирались, пока его не разорвали на части, крики его матери, когда дикий волк настиг их прежде, чем они смогли убежать. Чонин никогда не хотел испытать ничего подобного снова, но это был знакомый голос, который достиг его ушей, заставив его вытянуться по стойке смирно, прежде чем остановить Едама на полуслове, сказав ему, что он должен идти, прежде чем немедленно обратиться, когда он спрыгнул вниз по лестнице, услышав, как Едам зовет его позади. И в очередной раз он столкнулся с проблемой, которая изменила множество отношений в его жизни.       Он определенно мог понять, почему Едам, возможно, беспокоился о нем, что было совершенно очевидно из-за того, что он не отпустил его. И на самом деле, Чонин пока не мог найти в себе сил отпустить это. Единственное объятие, которое он получил за весь вечер, было от Сынмина, но это был способ Чонина улучшить душевное состояние Сынмина. Прямо сейчас это было ради Чонина, и он наслаждался теплом своего бывшего лучшего друга, того, чьи объятия всегда приносили ему огромное утешение. Едам был для него тем человеком, пока он рос, тем, кто все исправлял, делая для него самый минимум. Он всегда был единственным. — Эй, Едами, — прошептал Чонин, кладя голову на плечо младшего, но сразу же поднял ее, когда почувствовал, как Едам подскочил на месте, понимая, что что-то не так. — Что? Что такое?       Он обеспокоился еще больше, когда увидел, что молодой человек слегка дрожит, легкий блеск делал его глаза стеклянными, хотя он делал все возможное, чтобы Чонин не смотрел на него. — Просто… я не слышал это прозвище почти шесть месяцев, — Едам задумчиво рассмеялся, видя, как румянец заливает лицо Чонина, и его хихиканье превращается в поддразнивание. — Оно просто вырвалось случайно, — волк заворчал, но не стал сопротивляться, когда Едам втащил его в квартиру, тихо прикрыв за собой дверь, как будто Чонин снова собирался сбежать, как он сделал прошлой ночью. — Так, о том, что произошло прошлой ночью, хочешь поговорить об этом? — осторожно спросил Едам, не желая делать ничего, что поставило бы Чонина в неловкое положение. — Возможно, позже, — пробормотал Чонин, не особо желая снова говорить о своем отвращении к себе.       По мере того как он продвигался дальше по квартире, понимая, что у него не было времени как следует осмотреть ее в прошлый раз, когда он был здесь, он заметил, что Едам, похоже, принял во внимание его совет содержать дом в чистоте. Вокруг не было мусора, все выглядело так, как будто место было безупречно убрано, коробки, которые валялись на полу, полные его распакованных вещей, наконец-то исчезли, и, что самое странное, самодельной кровати, которая была установлена на маленьком диванчике, там больше не было, одеяло и подушки вернулись на свое законное место — в постель Едама, которую Чонин мог видеть только краем глаза. — Почему ты пришел сюда?       Вопрос вывел Чонина из задумчивости, и он повернул голову к Едаму, который уже разливал кипяток по чашкам для чая, даже если Чонин хотел сказать, что прямо сейчас ему не помешало бы что-нибудь покрепче. — Я не особо уверен, — честно ответил он.       Обращение Чонина к человеку, когда он не был уверен, по какому пути ему следует идти, чтобы найти наилучшее решение своих проблем, в настоящее время было не в состоянии заниматься гораздо более важными вещами. Конечно, он мог бы пойти к кому-нибудь из своей стаи или к одному из своих друзей по Академии, но что-то в его сердце подсказывало ему, что именно к этому человеку ему нужно обратиться за утешением, как он делал всегда. Его душа жаждала близости, и именно по этой причине она искала Едама. — Надеюсь, ты не против, если я, возможно, потусуюсь тут некоторое время?       Поставив кружки с дымящейся жидкостью на кофейный столик перед телевизором, Едам раздраженно покачал головой, легкая улыбка хотела прорваться наружу, если судить по тому, как подергивались уголки его рта. — Ты ведь знаешь, что всегда можешь приходить сюда, Чонинни. Почему бы нам просто не посидеть, найти одеяла, заказать пиццу и включить фильм, и, когда будешь готов, решить, готов ли ты рассказать мне, что заставило тебя бежать вчера так, будто у тебя хвост в огне?       Последним щелчком по экрану своего телефона, чтобы ввести их заказ на еду, не спрашивая Чонина, что бы он хотел, так как это всегда было одно и то же, когда они были маленькими, Едам поднял пушистое одеяло, которое было накинуто на спинку дивана, и накинул его на Чонина, который обнаружил, что уже сидит на диване, даже не осознавая, что его ноги двигались сами по себе.       Именно поэтому Чонин подсознательно направился к дому Едама, когда ему захотелось, чтобы кто-нибудь успокоил его тревоги. Ему не нужно было ничего говорить младшему, чтобы тот точно знал, как его можно подбодрить, что в данный момент было для него большим облегчением, поскольку ему не нужно было думать ни о чем, кроме расслабления. — Окей. — Окей? — Йедам заколебался, плюхаясь на другой край дивана, явно все еще не уверенный в параметрах границ между ними двумя.       Но когда Чонин поглубже зарылся в уютное одеяло, придвигаясь ближе к младшему и хватая его за руку, утирая нос о мягкую ткань его шерстяного свитера, Едам понял, что, возможно, те барьеры, которые разделяли их слишком долго, медленно начинают рушиться. — Окей.