Saudade

— Так, Боми принадлежала Джихуну? — Да. — И ее имя тогда было Джумун? — Верно. — Но сейчас она связалась с тобой? — Прямо перед твоим пробуждением. — И она присматривала за Сынмином до того, как он вернулся в Академию? — Вполне так. — Но ты не можешь сказать почему? — Пока что нет. — И это все часть еще большей картины? — Думаю, что так, да. — Окей. Что-ж, думаю, я смущен больше, чем когда-либо.       Минхо не смог удержаться от смешка при виде растерянного выражения на лице Джисона, пока его мозг пытался осмыслить все, что сказал ему Маг. Это была довольно долгая ночь, поскольку Минхо старался вдаваться в как можно меньше деталей, когда речь заходила о том, почему Боми защитила их обоих от Юнсока.       Судя по его часам, было чуть больше девяти утра. Состояние Гюхуна не изменилось, что, как сказала Арым, было не особенно плохо. Минхо не видел, чтобы кто-то еще, кроме самой Арым, входил и выходил из хирургического отделения, за исключением того случая, когда Чонин и Сынмин пришли сказать, что они ненадолго уезжают в город. Джисон больше не засыпал с тех пор, как проснулся незадолго до того, как вошел Юнсок, и молодой человек с волосами мышиного цвета вскочил, чтобы защитить своего брата, так что отсутствие отдыха, вероятно, не пошло на пользу его способности переварить все, что сказал ему Минхо. — Это нормально, малыш. Я все еще скрываю от тебя кучу вещей, которые бы помогли тебе найти смысл в этом, но просто знай, что в данный момент это лишь ради твоей безопасности. Когда Гю проснется, мы обсудим это со всеми, — пообещал Минхо, прижавшись щекой к голове Джисона, Сумеречный охотник прижался к его шее, закинув одну ногу на ногу Мага. — Так много секретов, в которые я не посвящен, но, кажется, всегда так и было.       Нотка грусти в голосе Сумеречного охотника заставила Минхо повернуть голову и сманеврировать, закинув другую ногу Джисона к себе на колено и приподняв его подбородок так, чтобы он мог смотреть ему прямо в глаза. — Тебе лучше не избивать себя за непонимание того, что разъединяло Чана и Гю. Это была не твоя ошибка, Сон. Единственная причина, по которой Бин был в курсе, это потому, что он подслушал. Черт, даже Чан не знал!       Было похоже на то, что Минхо тоже пытался убедить себя в этом, потому что он также был слеп к реальной причине, по которой двум его друзьям было так больно, особенно Гюхуну. Вся магия в мире не смогла бы помочь ему, когда он попытался вытянуть причину из Сумеречного охотника, если он все равно хотел остаться другом Гюхуна. Залезть в чью-то голову против воли было возможно, но это разрушило бы чертовски много дружеских отношений, если бы Минхо когда-нибудь решил использовать такого рода метод. — Да, но, может, если бы я обращал больше внимания, настаивал на том, чтобы Бин был более откровенен со мной, я бы узнал это. Я был так захвачен своими собственными мыслями, что абсолютно пропустил, что ответ все время сидел прямо передо мной.       Джисон всегда хотел бы признать, что он знал своих братьев лучше, чем кто-либо другой, несмотря на то, что могут сказать другие, но он был в полном неведении, обманутый двумя самыми важными людьми в его жизни, которые руководили им во многих отношениях, даже если это было сделано для того, чтобы защитить его. Минхо тоже был слишком поглощен своей собственной жизнью, но то, как Джисон унижал себя из-за отсутствия заботы о своих друзьях, заставляло Мага чувствовать себя неловко. — Что ты имеешь ввиду под захватом своими собственными мыслями? — Своими собственными проблемами. Знаешь, е-ежедневными вещами, — Джисон запнулся, когда понял, что он сказал и кому.       Если Минхо что-то и знал о Джисоне, так это то, что он ужасно волновался, когда его застигали врасплох, обычно когда он лгал или слишком погружался в свои мысли, так, что не понимал, о чем на самом деле говорит. — И какими же?       Минхо знал, что сейчас произойдет. Было бессмысленно пытаться сделать вид, что он ничего не замечает, потому что Джисон смог бы заметить его ужасную игру. Минхо знал, что то, что заставляло Джисона так много раз задумываться за последние несколько месяцев, было тем же самым, что заставило его сорваться ранее этой ночью. — По большей части, нами, мной, влюбленным в тебя, и подобным.       И так оно и было. Несмотря на то, что они обо всем поговорили, смирились со страданиями друг друга, Минхо все равно убило, будто поездом, когда Джисон сказал, что это он довел его до состояния, когда он думал, что никогда не сможет быть достаточно хорош для кого-то вроде него. Во всяком случае, он думал, что Джисон был почти слишком хорош для него, не то чтобы Сумеречный охотник поверил бы ему, если бы он сказал это. — Боже, прости, что затягивал с тобой так долго, Сон. Каким другом я был, чтобы не заметить, через что ты проходишь? — Минхо мучился от очевидного чувства вины, изо всех сил стараясь загладить свои предыдущие ошибки, целуя кончики каждого из пальцев Джисона, заставляя младшего хихикать над этим действием, поскольку от этого чувства у него по спине побежали мурашки. — Это в прошлом, Мин. Как насчет того, чтобы мы оба согласились с тем, что вдвоем были достаточно заботливы, пока были просто лучшими друзьями, и что теперь будем чертовски более сознательными, будучи парнями?       Парнями. Минхо действительно понравилось, как это прозвучало. Это было еще в подростковом возрасте, когда он пытался понять, в какую сторону велит ему идти его сердце, и он очень легкомысленно относился к идее завести парня, девушку или партнера. Даже когда он думал, что только подходит к той стадии отношений, когда он может начать определять их как таковые, всегда что-то мешало, обычно с его стороны, когда он решал, что не хочет навешивать ярлыки на отношения, которые у него были. Отсюда и выбор его образа жизни за последние пять десятилетий.       Но теперь Джисон сказал это так открыто, так буднично, и Минхо это очень понравилось, он хотел слышать это из уст Джисона так часто, как только мог. Он никогда больше не причинит вреда Сумеречному охотнику; он дал это обещание с того момента, как понял, насколько эффектно проебался. — Говорю тебе прямо сейчас, если бы я знал, что этот ублюдок замышляет, я бы разорвал его на части.       Джисон был дерзким, когда злился, как какая-нибудь сумасшедшая белка, запрыгнувшая на сахар в парке развлечений, но Минхо находил это в некотором роде очаровательным. Чанбин всегда считался человеком с превосходными боевыми навыками из-за его более мускулистого телосложения и хорошо продуманных стратегий, но у Джисона были скорость и упорство, которых не было у его Парабатая, то, что он много раз использовал как свое преимущество в драках. — Знаешь, когда ты пререкался с Юнсоком, это было действительно горячо, — Минхо очаровательно замурлыкал, получив действительно большое удовольствие от пылающих щек Джисона при этом заявлении. — Кто знал, что у Хан Джисона есть страсть к свержению иерархии? — Эй, не становись таким нахальным лишь из-за того, что я разобрался с кое-каким дерьмом, — Джисон фыркнул, очаровательный румянец на его щеках так и не исчез. — Если ты не знал, что я нахал каждую секунду своей жизни, то ты не очень хорошо меня знаешь, малыш.       Если Минхо и нравилось дразнить Джисона раньше, то это было ничто по сравнению с тем, что было сейчас, когда он знал, что такого рода слова могут по-настоящему вывести его из себя. Обхватив его рукой за талию, в то время как ноги младшего все еще были закинуты на него, Минхо быстро притянул Джисона ближе, их губы были примерно в сантиметре друг от друга, от чего Джисон, очевидно, не мог отвести глаз, и Минхо пришлось задаться вопросом, сколько раз он думал о том, чтобы поцеловать его за эти месяцы, больше, чем быстрые сеансы поцелуев на его диване, но он был слишком неуверен в себе, чтобы сделать это. — Куда тебя приведет такое смелое поведение, как думаешь? — Лишь в очень хорошее место, предполагаю, — заключил Минхо, сокращая оставшееся расстояние и томно касаясь губами губ Джисона.       Он мог весь день мучить Джисона из-за желания поцеловать его, но Минхо был точно таким же, если не хуже. Много раз, когда он целовал Джисона, в этом была какая-то пустота, но сейчас крошечные искорки, вспыхивавшие под его веками каждый раз, когда он чувствовал прикосновение кожи Джисона к своей собственной, давали ему понять, что его сердце и разум приняли правильное решение, наконец решив выразить свои чувства. Джисон был для него единственным, всегда был и всегда будет. Ему потребовалось слишком много времени, чтобы понять это, но теперь ничто на этой земле не могло отнять у него Сумеречного охотника. — Какого хуя?       Ну, может, кое-что могло. — Бин?       Минхо уже мог почувствовать начало сильной дрожи в теле Джисона, так как он все еще был прижат к нему, слишком ошеломленный, чтобы отстраниться, даже если бы он повернул голову, чтобы посмотреть на своего Парабатая, который теперь стоял в другом конце коридора, на его лице был очевидный шок, потому что, судя по тому, на что он только что наткнулся, Минхо и Джисон небрежно целовались в своем собственном маленьком мирке. — Какого черта? — потребовал ответа Чанбин, недоверие отразилось на лице молодого человека.       Ни для кого не было секретом, почему Чанбин пришел в ярость от мысли, что Джисон может быть с Минхо, когда он не понимал, что они только что признались в своих чувствах друг к другу. Они всегда шутили о том, каким распутным может быть Минхо; он сам говорил, что такой беспорядочный образ жизни ему подходит и что ему никогда не приходилось беспокоиться о том, чтобы привязаться к одному человеку. Но если и был один человек, которым вы не хотели бы воспользоваться или с которым не хотели связываться, когда дело касалось Чанбина, то это был Джисон. Отчаянно заботясь о его безопасности и проявляя чрезмерную бдительность, Чанбин определенно сыграл свою роль старшего брата, когда дело дошло до молодого человека с волосами мышиного цвета, который все еще неподвижно лежал на груди Минхо.       Минхо вспомнил последствия инцидента в Канун Рождества. Он был в Америке на конференции и на самом деле не был дома в тот конкретный вечер, но когда их встреча была прервана, как только стали известны новости, Минхо собрал всю имеющуюся у него магию до последней капли, чтобы вернуться в Академию. Преодоление такого большого расстояния и короткого промежутка времени, который у него был, чтобы собрать свою магию для заклинания, почти полностью истощило его, но когда он прошел через созданные им врата, усталость быстро прошла.       Безумие. Полное и безоговорочное безумие. Посыльный, который доставил предупреждение совету Магов, сказал, что взрыв произошел около семи часов вечера в Сеуле, но новости дошли до них с задержкой, и к тому времени, когда Минхо собрал достаточно магии для портала, было почти пять утра, когда он добрался до дома, но, казалось, это ничего не изменило, потому что было похоже, что это только что произошло, учитывая, насколько Академия была погружена в хаос и разрушения.       Он делал все возможное, чтобы помочь всем, чем мог, ухаживая за ранеными, пытаясь найти кровати для людей или, по крайней мере, место, где они могли бы разместить тех, кто был в шоке. Там можно было встретить как обитателей Нижнего мира, так и Сумеречных охотников, все они спешили в одно из мест, где, как они знали, могли найти убежище.       Нанося успокаивающий бальзам на обугленную ногу Вампира, который был недалеко от центра города, когда прогремел взрыв, Минхо увидел, как Гюхун подбежал к нему и заключил в крепкие объятия. Тогда, когда ему было всего пятнадцать и он все еще находился в разгаре тренировок, Гюхуну, к счастью, не разрешили выходить на поле, и это могло означать только то, что Сынмину, Джисону и Чанбину тоже не разрешили. Мальчик помогал сдерживать толпу, но когда он увидел, что Минхо вернулся, он рассказал ему все до мельчайших подробностей, какие только мог.       У Минхо защемило сердце, когда он услышал, что тела родителей Джисона и Сынмина уже были найдены в городе, что не было никакого шанса спасти их, и теперь Сынмин тоже пропал. Минхо не понимал, как могло произойти нечто подобное, но как только все успокоилось, он отправился на поиски мальчика, которому пригодился бы весь возможный комфорт.       Направляясь в комнату Джисона, он услышал разрушение еще до того, как смог его увидеть. Заглянув в маленькую щелку двери, на ручке которой была вмятина, Минхо увидел, что мальчик совершенно сходит с ума, сбрасывает вещи со своего стола, пинает стул, разбивает о стену бедный забытый цветочный горшок, в котором росло растение, выглядевшее так, будто его не поливали около года. Минхо хотел броситься к нему и попытаться успокоить, но вскоре понял, что Джисон был не один. Чанбин беспомощно стоял посреди всего этого, и слезы текли ручьем, пока он наблюдал, как мальчик, который был всего на год младше его, самоуничтожился, увидев тела своих матери и отца, подтвердив худшее, что он когда-либо мог знать. — Сони, пожалуйста, прекрати! — закричал Чанбин, хотя это было не от гнева, а от отчаяния. — Почему?! Почему я должен остановиться?! У меня все отобрали, Чанбин! Ты понятия не имеешь, что я сейчас чувствую! Просто оставь меня!       И Минхо должен был задаться вопросом, послушается ли Чанбин, прислушается ли он к пожеланиям Джисона и отойдет в сторону, но он понял, что должен был знать лучше, когда увидел, как Чанбин схватил Джисона за руку, чтобы помешать ему разбить рамку с фотографией, в которой хранилось прекрасное воспоминание о нем и его родителях на прошлое Рождество, Чанбин знал, что Джисон возненавидит себя, если сломает ее. Младший мальчик вырывался из его объятий и продолжал это делать, когда Чанбин прижал его к груди, успокаивая со всем состраданием, на которое был способен, проводя пальцами по волосам брата, когда Джисон отпустил свой гнев и поддался горю, которое проявлялось в такой разрушительной форме, но теперь перешло в жалобные вопли. — Их нет! — истерично плакал Джисон, цепляясь за спинку рубашки Чанбина. — Моих мамы с папой больше нет! У меня будто вырвали что-то из груди, и боль становится все хуже. Мне больно, Бинни. Останови это. Мне так больно. Я хочу их вернуть. Мне нужно еще раз сказать им, что я люблю их. Мне нужно обнять их еще один раз. Пожалуйста, мне нужно вернуть моих маму и папу. Верни их. Пожалуйста…       Минхо пожалел, что у него нет какой-то силы, которая могла бы облегчить эмоциональные страдания Джисона. Порезы и ушибы были для него легким делом, но потерять любимых людей таким образом, тех, кто заботился о тебе всю свою жизнь, было чем-то, чего он не мог исправить, даже в мире, полном волшебства. — Мне так жаль, Сон, — Чанбин утешал, плача так же сильно, как и Джисон, но делая это гораздо мягче. — Я не знаю, как остановить это, и я бы хотел вернуть их тебе, но я не могу. Просто знай, что ты не один, хорошо? У тебя всегда есть я и я позабочусь о тебе, Сон. Я пообещал твоим родителям, что буду присматривать за тобой, и я буду выполнять это обещание так долго, как буду жить. Ты весь мой, дитя. Я прямо тут. Всегда и навечно.       Именно то раннее рождественское утро заставило Гюхуна сказать, что он знал, что Джисон и Чанбин должны были стать Парабатаями, такую нерушимую связь мог увидеть любой, кто смотрел на них. В последующие недели Чанбин постоянно был рядом с Джисоном. Каждое утро он готовил ему завтрак, помогал одеваться и умываться. Он стоял рядом с ним, когда они тренировались вместе, и держал его за руку, когда они ходили по многочисленным больницам города, чтобы узнать, смогут ли они найти Сынмина. Каждую ночь Чанбин ложился рядом с Джисоном и крепко прижимал его к себе, когда ужасные кошмары будили его, и он не мог остановить слезы. Чанбин сдержал свое обещание защитить Джисона, и всем стало очевидно, что он отдаст свою жизнь за младшего. Это обещание также сопровождалось мелким шрифтом, в котором говорилось: «если ты каким-либо образом причинишь Джисону боль, твоя жизнь придет к быстрому и ужасному концу».       И, понаблюдав за происходящим перед ним, Чанбин, очевидно, подумал, что Джисон был просто следующим в очереди для Минхо, какой-то игрушкой, чтобы избавить его от скуки, и хотя в свое время он испытывал подобные чувства к нескольким людям, он никогда, ни разу, не думал так о Джисоне. Он всегда был для него особенным, но Чанбину сначала нужно было избавиться от этого облака красной ярости, которое в настоящее время затуманивает его зрение, чтобы иметь возможность увидеть это. — Бин, погоди секунду. Не подумай неправильно—, — начал Минхо, но Чанбин прервал его, когда младший начал пробираться вперед. — Нет, чертовски нет. Этого не произойдет. Я отказываюсь одобрять это.       Да, вот оно что, инстинкт старшего брата вступил в игру. Минхо подумал, что иногда Чанбин, казалось, забывал, что Джисону двадцать два года, и он уже не тот ребенок, каким был в ту ночь, и даже если ему нравилось, что Чанбин всегда будет защищать его, вероятно, это был вариант, при котором Джисон чувствовал себя немного ошеломленным тем, насколько сильно он вмешивался в решение, которое тот уже принял.       И Минхо стало немного грустно, когда он подумал о том, насколько Джисону было небезразлично мнение Чанбина о нем, настолько, что в данный момент он дрожал в объятиях Минхо, прижимаясь к шее Мага, как только увидел, что Чанбин подошел ближе со своим яростным неодобрением. Он знал, что Джисон не собирался постоять за себя, так как был уверен, что Сумеречный охотник хотел раскрыть их отношения своим друзьям совсем другим способом по сравнению с этим, и слышать, как Чанбин всей грудью говорит, что он против того, чтобы они были вместе, должно быть, было действительно тяжело. Итак, Минхо решил, что на этот раз он выполнит свою работу по защите Джисона и возьмет инициативу в свои руки. — Бин, это, — подчеркнул Минхо, указывая на свою голову, прежде чем перейти к голове Джисона, Сумеречный охотник все еще прятался у него в шее, — происходило больше семи месяцев. — Что?!       Пронзительный крик Чанбина эхом разнесся по коридору, все они вздрогнули, когда услышали легкое рычание, доносящееся из палаты интенсивной терапии в конце коридора, где Чан все еще сидел с Гюхуном, громкость крика, очевидно, пробуждала инстинкты волка защищать раненого Сумеречного охотника. — Ну, технически, нет. Мы лишь виделись ради небольшого удовольствия, ничего серьезного. Знаешь ли, Джисон просто хотел снять стресс и— — Мин, если ты нахуй не заткнешься, я закончу наши отношения без единого слова!       Угроза, прозвучавшая после того, как Джисон быстро закрыл рукой рот Мага, как будто он думал, что Минхо продолжит рассказывать об их интрижке, игнорируя его жалобы. — Так, Джисон, ты мне врал? Прятался в попытках скрыть это? — обвиняющим тоном пожаловался Чанбин, изо всех сил стараясь поймать взгляд Джисона, хотя младший все еще прижимался лицом к горлу Мага. — Вот где ты был, когда тебя утром не нашли в твоей комнате?       По-видимому, эта тактика Джисона явно сработала не так уж хорошо. Сумеречный охотник всегда говорил, что причина, по которой ему приходилось уходить так рано по утрам, заключалась в том, чтобы Чанбин не узнал, что на самом деле он не был в своей комнате всю ночь, как следовало бы. Джисон никогда не говорил ему, что Чанбин мудро отнесся к тому факту, что он несколько раз сбегал тайком. — Погоди, так это причина, почему я чувствовал твою боль через связь? Когда я спросил тебя, где ты был всю ночь?       Это заставило Минхо резко поморщиться, и Джисон украдкой взглянул ему в лицо. Конечно, Минхо знал, что Джисону было больно все это время после разговора с ним ранее ночью, но то, что этого было достаточно, чтобы Чанбин почувствовал боль Джисона через их связь Парабатаев, означало, что она была настолько сильной, что ей действительно удалось повлиять и на Чанбина. Джисону не нужно было отвечать на вопрос старшего, реакции Минхо было бы достаточно, чтобы Чанбин пришел к собственным выводам. — Ты смеешься надо мной? Тогда как ты можешь думать, что я это одобрю? Вы просто играетесь? Это уморительно! Ты правда думал, что я хорошо отнесусь к тому, как ты его ранишь, Минхо? И Джисон, как ты мог быть настолько тупым? Как ты можешь быть счастлив, будучи еще одним способом занять время для него? Я думал, что ты ценишь себя больше, чем просто хотеть быть игрушкой— — Чанбин, заткнись! — Джисон пришел в ярость, наконец оторвав голову от Минхо и уставившись брату прямо в глаза таким свирепым взглядом. — Ты ничего не знаешь! Я люблю Мина, а он любит меня! Мы может и начинали с лишь физических отношений, но сейчас это стало большим! Я хочу быть с ним, и если тебе это не нравится, тогда нахуй твое мнение! Я никогда, ни разу, не сомневался в твоих чувствах к Феликсу, даже ничего плохого о нем не говорил. Если тебе не нравится мысль о нас вместе, то ладно, но не смей говорить, что это по-настоящему. Я могу сам решать вопросы о своих романтических отношениях, обо всем в своей жизни, несмотря на то, что ты так очевидно думаешь. Я взрослый, я люблю Мина и хочу провести с ним свою жизнь, так что перестань так говорить!       Вспышка гнева удивила Минхо, но не так сильно, как Чанбина, который, казалось, полностью замкнулся в себе из-за крайней язвительности в голосе Джисона, которую он слышал, может быть, всего раз или два в своей жизни. Это могло означать только то, что Джисон очень сильно переживал из-за того, что сказал Чанбин, достаточно сильно, чтобы сказать ему, что его мнение не имеет значения в данной ситуации. Если он хотел встречаться с Минхо, даже если это шло вразрез с желаниями Чанбина, то это будет именно то, что он сделает. — Эй, Сон, все хорошо. Ты в порядке. Глубоко вдохни, ради меня, малыш, — успокаивал Минхо, снова прижимая Джисона к груди, слыша, как Сумеречный охотник громко втягивает воздух через нос. — Прости, но он не должен был говорить так о тебе.       Минхо подавил смех, когда подумал о том, что на самом деле Чанбин не так уж много говорил о нем, что было неправдой, когда дело касалось других людей, с которыми он встречался. Чанбин, скорее, упрекал Джисона за его собственный выбор, как ребенка, но Джисона, казалось, это не волновало, только то, что он пытался сказать о самом Минхо. — Спасибо, Сон, но я в норме. Он расстроен лишь потому, что думает, что я собираюсь причинить тебе боль, что я делал. — Я тоже делал тебе больно, — Джисон надулся в толстовку Минхо, Маг тоже переоделся в запасную одежду Гюхуна, когда Джисон пошел в душ. — Как ты и сказал, малыш, это в прошлом. Сейчас все хорошо, — Минхо успокоился, крепче обняв Джисона, прежде чем поднять глаза и увидеть, что Чанбин все еще неловко стоит там, где-то посередине между чувством смущения из-за того, что он постоянно теряет самообладание, говоря о двух своих самых близких друзьях в такой невежливой манере, и крайним смущением от того, что Минхо был таким милым и нежным, когда дело доходило до успокоения Джисона, сторона, которую Чанбин никогда раньше не видел. — Бин, нам жаль, что мы скрывали это от тебя, но Сони говорит правду, — объяснил Минхо, похлопывая по свободному сиденью рядом с собой, приглашая Чанбина присоединиться к ним, даже если Джисон отказывался смотреть на него прямо сейчас. — Все поменялось и он не просто способ занять время. Джисон всегда был для меня особенным. Хоть наши отношения и начались вот так, Джисон осознал, что что-то чувствует ко мне, несколько месяцев назад, и хоть у меня это заняло чуть больше времени, чем я его в итоге ранил, я понял, что тоже что-то чувствую. Лишь когда я вернулся этой ночью, мы с этим разобрались. Я люблю его, Бин. Больше для меня никого нет. Он единственный, кого я сейчас хочу видеть с этого момента, я обещаю и сделаю все, что в моих силах, чтобы убедиться, что он знает, что любим каждый оставшийся день его жизни.       Он мог видеть, как Чанбин обдумывает его слова, взвешивает их и пытается понять, можно ли найти в них соответствующий вес. — Правда? — пробормотал Чанбин, все еще не уверенный в искренности Минхо. — Правда. Я обещаю, Бин.       Взгляда Минхо было достаточно для Чанбина, когда он медленно кивнул головой, поморщившись, когда увидел, что Джисон все еще избегает его, повернув голову в совершенно противоположную сторону. — Сон? — Чанбин вздохнул. — Можешь, пожалуйста, посмотреть на меня?       Хотя и неохотно, Джисон едва повернул голову, чтобы посмотреть на Чанбина одним глазом, недовольно сморщив нос. Он явно ждал извинений, но предполагал, что если будет ждать достаточно долго, то его брат справится и оправдает его ожидания. — Прости. Ты прав, я должен был сначала послушать тебя, и я не должен был так говорить о Мине. За это тоже прости, — признался Чанбин, глядя на Минхо на второй части своих извинений. — И я не должен был так говорить с тобой, Сон.       Когда люди были серьезны и приносили искренние извинения, Джисон никогда не заставлял себя долго ждать, прощая их. У него всегда было мнение, что затаивание обиды из-за чего-то незначительного просто в конечном итоге станет токсичным для всех участников, поэтому, если человек, который поступил неправильно, действительно сожалеет, то Джисон найдет какой-нибудь способ отпустить это. Это то, что заставило его снова сесть прямо, но он не смог найти в себе сил отпустить руку Минхо, крепко сжав ее в своей. — Думаю, стресс сегодня окончательно охватил меня и я сорвался на вас двоих. Предполагаю, мне не стоит вмешиваться в вашу жизнь. Иногда я забываю, что ты больше не ребенок. Просто моей работой всегда была защита тебя. Я сделал предположение о том, чего не знал совершенно, и это моя ошибка. Если хочешь быть с Мином, тогда, думаю, мое мнение не имеет значения.       Может быть, это и не так, но Минхо мог сказать, что Джисон отчаянно хотел услышать, что Чанбин одобряет того, кого он решил полюбить, потому что он всегда ценил мнение Чанбина превыше чьего-либо еще. — Но когда я думаю об этом, зная вас двоих, если вы будете заботиться друг о друге, как и сказали, вы сможете действительно стать счастливыми вместе. Я рад, что вы оба нашли в друг друге человека для любви. Вы оба безмозглые, так что сработаетесь отлично, — пошутил Чанбин, и все трое расплылись в улыбке от неудачной попытки пошутить. — Просто… не скрывайте от меня что-то такое большое снова, хорошо? Мне не нравилось, что я не знал, почему тебе больно, и я видел, как ты приходил разбитым, задумываясь, почему ты не говоришь мне и не позволяешь помочь тебе с этим, как я должен.       Вскочив со стороны Минхо, Джисон обнял Чанбина, как делал это много лет подряд, счастливый слышать, что Чанбин не будет стоять у него на пути к тому, чего хотело его сердце в течение бесчисленных месяцев. — Я обещаю, Бин, и мне жаль, что я держал все в секрете от тебя и заставлял чувствовать мою боль. Но Мин правда важен для меня, поэтому прошу, будь счастлив за нас. — Я уже, Сон. Поначалу я просто волновался, но сейчас я вижу, что Мин о тебе позаботится, — Чанбин успокоился, и он знал, что это правда, потому что, когда он посмотрел на Минхо через плечо Джисона и одними губами произнес: «Если ты причинишь ему боль или заставишь его плакать, я убью тебя самым болезненным способом из возможных, и никто никогда не сможет доказать, что это был я», выражение неподдельного беспокойства на его лице было искренним. Выражение лица старшего само по себе было обещанием, что он сделает так, чтобы Джисон был доволен, потому что он хотел бы прожить остаток своей жизни в спокойствии. — Так, кто-нибудь еще знает? — Только Сынмин, он недавно сам понял, — Джисон пожал плечами, заставив Чанбина пробормотать что-то о том, каким он, должно быть, был слепым, раз не смог прочитать Джисона, но их друг, который вернулся к ним меньше чем на два месяца, смог увидеть его насквозь. — Так ты пришел сюда, лишь чтобы прервать наш сеанс поцелуев или…?       Минхо усмехнулся, когда они оба с раздражением уставились на него, но в итоге Джисон снова уселся к нему на колени, а Чанбин прижался к левой руке Мага, как будто последние десять минут были не более чем кратковременным расхождением в их дружбе. — Вообще-то я пришел, чтобы спросить Джисона, могу ли я одолжить некоторые его вещи. — Не думаю, что твои охренительно широкие плечи поместятся в мою одежду, Бин, — Джисон хихикнул, получив удар по бедру за свое неубедительное оскорбление. — Не для меня, засранец. Я понял, что ты примерно одного размера с Ликсом, а у него не во что переодеться. — Погоди, зачем ему нужно во что-то переодеваться? Что он вообще делает здесь в такой ранний час?       С тяжелым вздохом Чанбину пришлось объяснить всю ночь, начиная с того момента, когда Калли впервые появилась, и заканчивая концом ночи, когда он воссоединил Феликса с его матерью, вырвав их обоих из злых лап Королевы Благих, и на протяжении всего этого, и Джисон, и Минхо сидели рядом тихо, без каких-либо помех. Так было до тех пор, пока Чанбину не удалось завершить свою историю. — То есть, ты пытаешься сказать мне, что ты не только пошел в измерение Фей один, пока я сидел прямо тут и ты мог попросить меня пойти с тобой, зная, как я отреагирую, если с тобой что-то случится, но еще и предложил свою свободу, что могло значить, что я мог никогда не увидеть тебя вновь?       Ласковый тон, которым Джисон задавал Чанбину все эти вопросы, был тем, который Чанбин всегда приписывал Джисону, прежде чем тот перешел в режим полной стервы и начал кричать, но, очевидно, Минхо тоже это почувствовал, обхватив Джисона за талию и удерживая его на месте, слегка касаясь губами его шеи, младший понял, что это был способ Мага сказать ему успокоиться. Когда Чанбин увидел это, он понял, насколько иррациональным было его предыдущее шипение, потому что Минхо знал Джисона лучше, чем кто-либо другой, возможно, рядом с ним, и сделал бы все, чтобы сделать его счастливым. — Сейчас, сейчас, Сон. Бин просто делал лучшее по его мнению, чтобы спасти Ликса. Ты был бы не в том состоянии, чтобы пойти, думая о Гю, и будучи таким отчужденным. Плюс, если бы ты пошел с ним, Королева восприняла бы это как акт вторжения. Он просто пытался убедиться, что все, включая его самого, были в безопасности. Ведь так, Бин?       Чанбин почувствовал себя еще хуже из-за того, что усомнился в намерениях Минхо, когда Маг так кратко изложил свои мысли, избавив его от возможной взбучки со стороны Джисона, когда младший немного растаял в объятиях Минхо от легкого кивка, который Чанбин дал в ответ на объяснение. — Думаю, это имеет смысл, но ты все еще был слишком безрассуден, — прошептал младший. — Ну что-ж, я достану немного вещей для Ликса, что-нибудь классное и уютное после того, через что он прошел. Еще я могу принести ему немного горячего шоколада. И Мин— — Я позвоню тебе, если услышу что-нибудь о Гю. Да, малыш, я знаю.       Чанбин не мог удержаться от смеха над тем, как Джисон широко улыбнулся своему прозвищу, но сразу же пожалел об этом, когда Джисон пнул его сзади по колену, заставив Чанбина споткнуться и упасть на пол, наблюдая, как Джисон уходит в свою комнату. — Ты заслужил это, — Минхо хихикнул, еще больше откидываясь на спинку стула и почесывая голову кошки, которую Чанбин до сих пор не замечал, не делая ничего, чтобы помочь Сумеречному охотнику подняться на ноги. — Ага, карма сука.

_______________

      Хёнджин был уверен, что он никогда раньше так не нервничал, когда шел в направлении Академии. Будучи владельцем своего отеля, он время от времени слышал о ком-то, кто проживал в его заведении, и кому по той или иной причине нужно было идти в Академию, чаще всего для того, чтобы справиться с проблемой демона, с которым они сталкивались. Было ли это путем прямого разговора или подслушивания, иногда Хёнджин обнаруживал, что они нервничали из-за похода в место, где собирались Сумеречные охотники, в их дом, и, хоть убей, Хёнджин не мог понять почему. Он всегда говорил им, что его друзья по Академии были самыми добрыми душами на свете, и не было ни единой причины бояться пойти туда и поговорить с ними.       Ему действительно хотелось бы прямо сейчас прислушаться к своему собственному совету.       Когда Сынмин решил, что хочет вернуться в Академию, чтобы навестить Гюхуна, Хёнджин застыл от этого предложения, откровенно испуганный одной только мыслью о том, чтобы прямо сейчас приблизиться к этому месту. В то время как он медленно приходил к пониманию того, что Сынмин простил его, и это был очень медленный процесс, он не думал, что все остальные будут так же единомышленны в этой ситуации; на ум приходит очень заботливый Оборотень с песочного цвета волосами. В тот момент, когда он подумал о Чонине, телефон Сынмина издал звуковой сигнал, означающий, что Чонин отправил ему сообщение, в котором сообщал, что Воншик собирается отвезти его обратно к ним домой, чтобы принять душ и переодеться, так как Едаму нужно идти на работу, и что он встретится с ним в Академии, но что с ним все в порядке и что ему следует не торопиться.       Несмотря на то, что он больше не был в таком мрачном месте, он все еще был не в лучшем расположении духа, даже когда Сынмин сжал его руку в своей, как будто боялся, что Хёнджин убежит от него, точно так же, как это было прошлой ночью. Сумеречный охотник не отходил от него больше чем на полметра с тех пор, как они встали с кровати и направились в сторону Академии.       Прежде чем он ушел, Хёнджина повели вниз по лестнице его отеля, он вошел в фойе с улыбающимся Сынмином, задаваясь вопросом, почему Сумеречный охотник был так счастлив, прежде чем он увидел, как Джинён и Субин обернулись и уставились на него широко раскрытыми глазами, прежде чем подбежать к нему, не теряя времени, и обнять его, будучи очень осторожными, чтобы не начать плакать, чтобы они не раскрыли свои личности немногочисленным смертным, проживающим в отеле. Хёнджин понял, что сердце не только Сынмина было бы разбито из-за того, что он отдаст себя Клэйву, но и его семьи тоже, о чем он должен был знать с самого начала. Он быстро обнял их в ответ, прижимаясь к ним и извиняясь перед Джинёном за то, как он вел себя по отношению к нему прошлой ночью, в ответ на что старший Вампир только махнул ему рукой. Как бы сильно они не хотели отпускать его куда-либо прямо сейчас, и Субин, и Джинён знали, что Сынмин позаботится о нем, когда они отправятся в Академию проведать своего друга, и поэтому они попрощались с ним, но не раньше, чем они обняли Сынмина, выглядевшего ужасно неловко, но, опять же, это показывало, насколько они были благодарны за то, что он дал Хёнджину понять, что в случившемся не было его вины и что его любили. — Джин?       Хёнджин даже не понял, что Сынмин остановился, пока он продолжал идти, почти перейдя оживленную улицу, пытаясь собрать воедино свой разрозненный ход мыслей. — Хмм? — Поговори со мной, любимый. Что у тебя происходит в голове? — настоял Сынмин, отводя Хёнджина в сторону от тропинки, чтобы они могли тщательно обсудить это. — Просто то, что я не уверен, что готов вернуться в Академию.       Может быть, Сынмин и не рассказывал никому, кроме Чанбина, о том, что произошло, но этого было достаточно. Чанбин всегда был потрясающим другом и поддержкой для Вампира. Они провели много ночей, разговаривая до восхода солнца, просто потому, что могли. Чанбин часто просил помощи у Хёнджина, когда дело доходило до боевых приемов, так как он был гораздо более знаком с ними и имел большой опыт. Затем Сумеречный охотник отплачивал ему, одалживая свои любимые книги или рекомендуя какого-нибудь потрясающего нового музыкального исполнителя, что занимало Хёнджина долгими ночами, поскольку ему на самом деле никогда не нужно было спать, хотя он мог бы, если бы захотел. Теперь, осознание того, что Чанбин знал о том, как он набросился на Сынмина прошлой ночью, действительно заставило его сердце содрогнуться. Знание того, что он, вероятно, столкнется с Чонином на каком-то этапе, тоже никак не успокаивало нервы Хёнджина. — Я буду прямо рядом с тобой, Хёнджин, всё время. Нет причин нервничать, все будет хорошо.       То, что Сынмин был с ним, было единственной причиной, по которой он забрался так далеко от своего дома, хватка на его руке тянула его назад из темноты к свету, исходящему от Сумеречного охотника. Маленькие жесты, которыми он одаривал его, безмерно успокаивали, мягкие прикосновения, убиравшие волосы с его глаз, нежная улыбка, которая заставляла Хёнджина чувствовать себя как дома, все, что делал Сынмин, заставляло его чувствовать себя просто влюбленным дураком, никакие ярлыки, такие как Вампир или Сумеречный охотник, не разделяли их. Ни монстр, ни человек тоже.       Не в силах больше сопротивляться желанию обнять Сынмина, Хёнджин не смог удержаться, когда осторожно взял лицо Сумеречного охотника в ладони, но быстро отдернул их, как будто они обожглись, когда он небрежно стер повязку с шеи младшего, ту, что скрывала травму, которая, вероятно, все еще воспалялась из-за яда, выделяемого его клыками, и заставляла Сынмина шипеть от боли. Хёнджин снова опустил голову, вина вернулась в полную силу, когда он подумал о том, что он не только причинил вред Сынмину прошлой ночью, но и Сумеречный охотник все еще испытывал боль от затяжных последствий. Ему следовало быть умнее, чем думать, что в его голове все будет абсолютно хорошо, как только он услышит, что Сынмин простил его. — Хёнджин, я хочу, чтобы ты поцеловал меня.       Неожиданное требование заставило Хёнджина, наконец, поднять глаза, с любопытством уставившись на красноволосого с решительной улыбкой на губах. — Что? — Поцелуй. Хочу один.       И это определенно подпадало под категорию того, чем Хёнджин пытался загладить свою вину перед Сынмином до конца своей жизни. Если у Сумеречного охотника было требование, которое не причиняло вреда ему самому или другим, то Хёнджин собирался быть более чем услужливым. Это было то, что он решил, но когда он шагнул вперед и потянулся поцеловать Сынмина, он почувствовал, как кто-то прижал палец к его губам, открыв глаза и увидев, что Сынмин лукаво улыбается ему. — Не-а, не в губы. — Минни, я не—, — Хёнджин заикнулся, не совсем уверенный, к чему клонится этот разговор. — Я не хочу, чтобы ты продолжал ассоциировать это с чем-то плохим. Всё это лишь позволило нашим отношениям пойти по другой тропе, которая принесет куда больше хорошего, чем если бы этого никогда не произошло. Следовательно, тебе нужно ассоциировать это с чем-то хорошим. Поцелуй, чтобы я почувствовал себя лучше. Я хочу прямо сюда.       Хёнджин подавил усмешку, когда Сынмин приподнял повязку на его шее мизинцем, повернув голову в сторону, чтобы позволить Хёнджину сделать это самому. Хотя старший, возможно, и не знал этого, поскольку он определенно не контролировал свои наклонности прошлой ночью, но Сынмин знал, что это было именно то, что он сделал, когда он был настолько дезориентирован ядом Хёнджина, что повернул шею в сторону, чтобы позволить Хёнджину использовать его так, как он хотел. Теперь он просто надеялся, что его подсознание тоже распознало этот жест и позволило ему немного успокоиться.       Несмотря на то, что он, казалось, не решался прикоснуться к месту, которое он укусил прошлой ночью, Хёнджин медленно двинулся вперед, немного опустив голову, чтобы он мог легчайшим образом поцеловать то место, которое вызывало у него слишком много плохих мыслей.       Но Сынмин, как обычно, был в чем-то прав. Когда Хёнджин сделал это, он вспомнил все те случаи, когда он нежно целовал Сынмина там раньше, сколько он фыркал в шею младшего, чтобы заставить его разразиться приступом смеха, мягкие ласки, от которых Сынмин таял в его руках, и он вспомнил, что хотел сделать это снова и снова в течение действительно очень долгого времени. Продолжая целовать шею Сумеречного охотника, Хёнджин тихонько провел рукой по щеке своего парня, прежде чем отстраниться и уткнуться лбом в плечо Сынмина, вдыхая запах, который так напугал его прошлой ночью. — Так держать любимый. Все нормально, — прошептал Сынмин, обнимая высокого за талию, притягивая его ближе, кладя руку ему на затылок и вдыхая восхитительный запах Вампира, которым он, очевидно, не должен был обладать.       С этого момента, поскольку Хёнджин значительно успокоился, они продолжили путь к Академии, но с каждым шагом Хёнджин снова начинал становиться все более и более взволнованным, несмотря на постоянные заверения Сынмина. Тем не менее, он не сопротивлялся, когда Сынмин начал вести его к двери; он знал, что это только еще больше встревожит младшего, а Хёнджин действительно этого не хотел.       Несмотря на то, что он пропустил большую часть событий после того, как вернулся домой прошлой ночью, все еще было совершенно очевидно, что произошло что-то серьезное, когда люди до сих пор торопливо носились по коридорам Академии, как будто они никогда не доберутся туда, куда им нужно, достаточно быстро. — Кажется, тут все еще слишком оживленно. — Да, они были еще более оживленными перед тем, как я ушел, но я сказал Бину, что мне нужно сходить увидеться с тобой, и у него правда нет с этим проблем, пока я не хожу сам по себе. Вот почему Йенни пошел со мной.       При упоминании о молодом Оборотне Хёнджин начал лихорадочно озираться по сторонам, отступая примерно на три сантиметра от Сынмина, опасаясь, что Чонин выйдет из тени, чтобы наброситься на него и выпотрошить за то, что он сделал с членом его стаи прошлой ночью. К счастью для него, щенка нигде не было видно, очевидно, он еще не вернулся из дома волков, за что Хёнджин был благодарен, так как это позволит ему еще немного подготовиться к приезду Чонина. — Доброе утро, Вишенка. Доброе утро, Хёнджинни.       Когда она проходила мимо с блокнотом, полным неразличимых надписей, Арым поприветствовала обоих молодых людей легкой улыбкой и быстрым кивком, едва поймав их взгляд, прежде чем опустить его к тому, что было написано перед ней. — Утра, Тётушка. — Доброе утро, Арым, — Хёнджин сказал это легко, и хотя он делал все возможное, чтобы говорить так, как он обычно делал, ярко и жизнерадостно, то, как женщина замедлила шаг, чтобы хмуро посмотреть на него, заставило Хёнджина задуматься, есть ли у нее какая-то секретная способность, которая может мгновенно определить, когда кто-то лжет. С другой стороны, она была мамой, и у него возникло странное чувство, что все они обладают этим талантом. И хотя она, возможно, хотела остановиться и спросить, в чем может быть причина, когда кто-то окликнул ее по имени дальше по коридору, Арым просто улыбнулась и продолжила идти. — Так ты сумел вернуть его?       И хотя в данный момент у него не было такой уж большой проблемы с Арым, поскольку она ничего не знала о его грехах, Хёнджин почувствовал, что напрягся при звуке голоса Чанбина, раздавшегося у него за спиной, когда он обратился к Сынмину, оба обернулись, чтобы увидеть, как проколотая бровь мужчины с волосами цвета воронова крыла удивленно изогнулась.       Свинцовая тяжесть на языке Хёнджина мешала ему что-либо сказать, он не мог оторвать глаз от ничего не выражающего лица Чанбина, ожидая приговора. По его мнению, Сынмин был ужасно предвзят в этой ситуации, потому что он думал, что это его вина, с чем Хёнджин категорически не соглашался, Чанбин знал только то, что он питался от младшего, того, кого Чанбин защищал и всегда считал младшим братом. Если бы он был на месте Чанбина, то не простил бы его так легко, если вообще простил бы. — Ага, мы поговорили и все у нас хорошо.       Спорно, подумал Хёнджин, но он не хотел, чтобы Сынмин волновался из-за чего-то подобного. Даже не осознавая, что его руки начали дрожать из-за страха перед реакцией Чанбина, Хёнджин почувствовал, как Сынмин нежно сжал его пальцы, повернувшись, чтобы увидеть, как младший сочувственно качает головой, как будто он уже знал, чего боится Хёнджин.       Конечно, на данном этапе ему действительно следует лучше узнать своих друзей. — Ты идиот, — прошептал Чанбин, сокращая расстояние между ними и протягивая руку, чтобы обхватить Вампира за шею и притянуть его к себе для одного из самых нежных объятий, которыми когда-либо удостаивался Хёнджин, старший был слишком ошеломлен, чтобы ответить взаимностью. — Ты должен был прийти сюда сразу же, чтобы мы могли помочь тебе. Я волновался, что Минни не сможет найти тебя и вернуть сюда. Не закрывайся от нас, Хёнджинни.       Прилагая все усилия, Хёнджин сумел подавить желание заплакать, но при этом его тело охватила дрожь, которую Чанбин мог ясно почувствовать, когда он усилил хватку, чтобы успокоить его и расслабить его разум, что, казалось, сработало, когда Хёнджин, наконец, обхватил руками Сумеречного охотника, отвечая на его нежные объятия. — Прости, Бин. Прости за всё. Клянусь, что больше не сделаю ему больно. Обещаю, что такого не повторится.       Хёнджин не видел, как Чанбин оглянулся через плечо на Сынмина, они оба понимающе улыбались друг другу, ни один из них не держал зла на Вампира, который сожалел обо всем, что сделал. — Если Сынмин простил тебя, то это единственное, что имеет значение. Тебе не нужно объясняться передо мной, хорошо? Эти вещи, к сожалению, произошли, Хёнджин. У тебя нет иммунитета к тому, что может произойти с каждым Вампиром, несмотря на возраст или силу.       Это было правдой. Каждый Вампир проходил через подготовительный период, когда он должен был научиться контролировать свою жажду крови сразу после обращения. Хонджун был тем, кто привел его в его первый клан, кто научил его самоконтролю, и со временем это стало легче, но другая его сторона, та, которую он научился подавлять, могла вырваться на свободу в любой момент, независимо от того, насколько хорошо, как кажется, вы овладели ею. Один из недостатков того, чтобы быть Вампиром. — Ты правда не собираешься сдавать меня? — Ты настолько плохо обо мне думаешь, что я отправлю тебя к Клэйву?       Хёнджин немедленно покачал головой, показывая, что он так не думал, потому что у Чанбина было больше честности и веры в своих друзей, чем у большинства людей, которых он встречал за свои двести лет жизни. Чанбин был тем, кто, как знал Хёнджин, был бы фантастическим лидером, если бы он когда-нибудь понадобился для заполнения такой должности, но он также был человеком, который, если бы ему приказали сделать что-то, что причинит вред кому-то, кого он любит, он ни за что на свете не пошел бы на это. Он доверял Чанбину безоговорочно, так что ему и в голову не могло прийти, что Чанбин донесет на него. — Потому что я не сдам, дурачьё, — Чанбин фыркнул, положив твердую руку на плечо более высокого молодого человека. — Минни, пока вы опять не начали любезничать, я бы хотел проверить кое-что с тобой в журналах для наблюдений о прошлой ночи. Две-три минуты и ты сможешь пойти куда захочешь с Хёнджином, хорошо?       Сынмин сделал шаг вперед, чтобы пойти с Чанбином, но сразу же остановился, бросив предупреждающий, но обеспокоенный взгляд в сторону Вампира, который выглядел так, словно не собирался следовать за ним, чтобы заниматься его делами Сумеречного охотника. — Никуда не уходи, окей? — Я буду ждать тебя прямо здесь, Минни, — Хенджин пообещал, используя свой мизинец, чтобы нарисовать крест над своим замершим сердцем.       Сынмин бросил на него последний умоляющий взгляд, чтобы удержать его от побега, но Хёнджину захотелось подчеркнуть, что в этом не было необходимости. Он понимал, что у Сынмина было одно желание, чтобы он остался рядом с ним, и он знал, что, если бы он оставил Сумеречного охотника сейчас, Сынмин, без сомнения, винил бы себя за то, что прогнал Хёнджина из-за его действий прошлой ночью. Хёнджин не хотел, чтобы Сынмин продолжал зацикливаться на идее, что он виноват во всем этом. К тому же, он не смог бы сдержать свое обещание помириться с Сынмином, если его не будет рядом с ним. Поэтому он не собирался сдвигаться с этого места, даже когда почувствовал, как пара глаз уперлась ему в затылок.       Он задавался вопросом, к какому результату приведет это взаимодействие, произойдет ли драка в одном из залов Академии, когда он заметил таинственное присутствие, которое только что вошло в комнату, едва слышное рычание достигло его ушей, но Хёнджин знал, что он более чем заслужил это, наряду с чем бы то ни было, что молодой Оборотень, крадущийся к нему, планировал с ним сделать.