Oh, brother, please, help me I've fallen further than I could have seen Oh, brother, please, bring me back Back to where we should be When I run, when I scream Someone follow, someone hear me On my own, will I be missed? Together we are better, better than this (О, брат, пожалуйста, помоги мне Я пал дальше, чем мог себе представить. О, брат, пожалуйста, верни меня обратно Обратно туда, где мы должны быть Когда я бегу, когда я кричу Кто-нибудь, следуйте за мной, кто-нибудь, услышьте меня Если я буду сам по себе, будет ли меня не хватать? Вместе мы лучше, лучше всего этого) «Brother» — Polar.
Первые солнечные лучи уже ложатся розоватыми полосами на смятую постель и тонут в белом золоте коротко остриженных на затылке волос мирно спящего Лео. Среди вороха одеял и сбитых подушек мятного цвета он кажется маленькой золотой монеткой, потерянной в росистой траве. И он совсем не вяжется со всей этой обстановкой напускной роскоши: с золотистыми искрами, утопающими в винном цвете стен, с белоснежной лепниной на излишне высоких потолках, с декоративными панелями из мореного красного дерева, в тон старинной антикварной мебели. Даже кровать, на резных массивных деревянных лапках и с фигурными столбиками балдахина, кажется настолько большой, что двое людей с трудом могли бы найти на ней друг друга. Баттерс спит, отвернувшись к своему краю кровати, он почти всегда спит на левом боку. Он еле слышно сопит, как маленький зверек, спрятавшийся от мира в своей норке. Эрик не может спать, даже несмотря на то, что рядом лежит теплый и мирно посапывающий Баттерс. Его мозг не может успокоиться, прокручивая и перебирая все возможные варианты развития дальнейших событий, он ищет, как ему достичь как можно большей выгоды. Эрик не может отделаться от мысли, что что-то упускает. Что-то ускользает от его внимания. А вдруг он не имеет возможности повлиять абсолютно на всё? Что если есть силы, которые не только неподвластны ему, но и непостижимы его разуму? От таких мыслей Эрику становится страшно. Он плотнее заворачивается в теплый махровый халат глубокого бордового цвета, спасаясь от призрачного холода, пробирающего его до костей, и садится в глубокое кресло, оббитое красным бархатом. Эрик откидывается на спинку и смотрит, как Лео переворачивается во сне на спину, закинув бледную и узкую, словно женскую руку себе над головой. Лео кажется прозрачным, слишком хрупким, нереальным. Тонкие правильные черты лица и невинно приподнятые во сне светлые брови делают его похожим на ангела. Если бы только не розоватый след шрама, проскальзывающего через левый глаз, и не грубая линия темного ошейника, перечеркивающего хрупкую шею… Картман привычным движением руки приподнимает свой магический посох, держа навершие в раскрытой ладони. Он внимательно вглядывается в содержимое Руха, в самое его нутро, его суть, и перебирает каждый кусочек души, что когда-то засосало в него. Эрик ищет тень конкретного человека, который беспокоит его больше всего. Неужели ты вернулся, дружище? И кто ты мне на этот раз, союзник или враг? Помнишь ли ты, что я совершил в отношении тебя? Души волнуются внутри темного артефакта, они, подобно пыли, взметаются вверх и кружатся в причудливом водовороте, цепляясь друг за друга и отдаваясь где-то глубоко в груди Эрика необъяснимой, давящей тоской. Даже он не может долго находиться внутри этой зловещей сферы. Иерофант выныривает из ставшего мутным от его манипуляций Руха, испытывая смесь разочарования и тупой непреходящей тревоги. Но всё же в самый последний момент, прежде чем его сознание выскользнуло из тягучего нутра артефакта, Эрик замечает сиреневую вспышку. Она слишком слабая, чтобы принять её всерьез, но Эрик не может её игнорировать. Ему действительно страшно. Совпадение это или нет, но в следующую секунду Рух начинает мягко пульсировать мутным белесым светом, призывая своего хозяина. Картман знает, что это не к добру, но в то же время он больше не может просто сидеть и ждать, что всё разрешится само. Ему хочется броситься в бой, чтобы вернуть себе ощущение того, что он всё ещё может повлиять на ситуацию. Тень зловещего призрака в черном облачении монаха-отшельника густеет перед готовым выслушать её верховным магом. Картман не смущается, что принимает своего подданного в таком виде и в таком месте, и что рядом спит его живая покладистая игрушка. Он терпеливо ждет, пока Джимми не явит себя достаточно, чтобы начать говорить. Темная фигура обретает плотность и уже сама отбрасывает тень, а не является ею. Прибывший маг медленно опускается на пол, расплескав при этом остатки своей магии едва различимыми волнами. Его руки выскальзывают из-под рукавов в приветственном и покорном жесте. Он демонстрирует своему патрону самое уязвимое и одновременно самое сильное место в своем теле — свои ладони, в которых заключена его магия, его персональный дар. Почему-то Эрик уже знает, что скажет Джимми. Знает, но не хочет верить своим предчувствием до последнего. — Он с-сбежал, — говорит Джимми, и Эрик болезненно морщится. — Это второй оборотень, Стэнли, — отвечает маг-целитель на непрозвучавший вопрос. — Он сбежал вместе с Твиком. Но темницу и защитные чары сломал не он. — Конечно не он, — не может сдержаться Картман, крепче сжимая посох в своей побледневшей руке. — Оборотни не способны на такое. Они вообще ни на что не способны, кроме как нюхать друг другу задницы! Эрик повышает голос и последние его слова звенят в воздухе истеричной мстительной нотой. Баттерс переворачивается снова на левый бок и сворачивается клубком. Ему не хочется, чтобы Эрик видел его довольную улыбку.***
Стэн не задумываясь щелкает выключателем, когда входит в крохотную комнатку, с трудом вмещающую в себя только двуспальную кровать и низкий пыльный комод. Небольшое одностворчатое окно тщательно занавешено старым пахнущим затхлостью одеялом, поэтому солнечный свет не проникает внутрь. Стэн вздыхает, ещё не до конца осознавая, как плохо у него на этот раз складываются дела. Он заходит в спальню и плотно закрывает дверь в жалкое подобие гостиной. В придорожном мотеле это самый лучший номер, но ему самому противно тут находиться. Тонкий нюх оборотня позволяет ему «насладиться» целым букетом следов, оставленных их многочисленными и зачастую не самыми чистоплотными предшественниками. Стэн не мог привести Твика ни в одно место, которое принадлежало оборотням, а времени совсем не оставалось, поэтому его выбор пал на первую попавшуюся ночлежку. Он заплатил за неделю вперед, хотя и знал, что как только наступит следующая ночь, они отправятся к Крэйгу. Нужно было заметать следы. Лампочка несколько раз мигнула в грязном плафоне над изголовьем кровати, и Стэн подумал, что на этот раз она точно перегорит, но она не хотела сдаваться. Твик лежал на боку, отвернувшись к занавешенному окну и подложив под голову тонкую бледную руку. Он всё ещё был в той же самой зеленой рубашке и узких джинсах, в которых пришел на встречу к Рэд. Светлые волосы встрепаны и покрыты каменной пылью, а взгляд не знающих усталости глаз устремлен в пустоту. На лице Твика блуждала тень тревоги, которую он не мог подавить, а его острые плечи подрагивали. Оборотень, поборов секундное замешательство, осторожно опустился на кровать рядом с вампиром. Он буквально заставил себя прикоснуться к не-живому, но и не-мертвому телу рядом с собой. Широкая теплая ладонь оборотня неловко легла поверх бедра вампира. Даже через ткань чувствовалось, что его тело было холодно и теряло свою подобную всему живому податливость. Твик еле заметно вздрогнул, но никак не показал, что против любого тактильного контакта. Странно, потому что Стэн всегда считал вампиров слишком чувствительными к прикосновениям. Почувствовав одобрение, он лег рядом с Твиком, подавшись немного вперед. Теперь он осторожно провел ладонью по светлым непослушным волосам вампира. Стэн подумал, что у него даже не золотистые, а солнечные волосы, словно в злую шутку над тем, кем он является. Твик дернул плечом и перевернулся на спину, уставившись пустыми стеклянными глазами в потолок. Стэн замер, потому что теперь они стали ещё ближе друг к другу. Дыхание оборотня обжигало естественным живым теплом фарфоровую щеку вампира. — З-зачем ты просто меня не бросил, н-ха? — Твик дергается, будто хочет встать с постели, но вместо этого просто обхватывает себя за плечи руками. Стэн дергается вместе с ним, ему неприятно признавать этого, но он боится. Боится Твика и того, что он с собой несет. — Я должен был увести тебя от Логова, — честно признается Стэн, он сам не знает почему это делает, но отвечая Твику, кладет свою ладонь поверх его бледной руки, переплетает свои теплые пальцы с холодными бледными пальцами вампира. Твик принимает его, принимает его прикосновения, его живое тепло рядом, непростительную близость обжигающего дыхания, какофонию запахов, что принес на себе Стэн. Твик удивляется самому себе, ведь он всегда принадлежал только одному существу, Крэйгу. Что же с ним сейчас происходит? Вампир поворачивает голову, чтобы посмотреть на оборотня в упор, и натыкается на бархатную глубокую синеву огромных глаз, обрамленных жесткими черными линиями ресниц и выразительных бровей. Стэн отличается от Крэйга, сильно. Он ниже и меньше его, а его черты лица более мягкие, плавная линия носа не прямая, как у Крэйга, а идет чуть вверх, приподнимая кончик носа и придавая Стэну некоторое сходство с чернобурой лисой. Но в то же время нечто неуловимое при детальном рассмотрении делает их схожими, если посмотреть в целом. Как можно быть такими разными и похожими одновременно? Стэн замирает, когда понимает, что Твик изучает его и не только внешне. Он не совсем понимает, что испытывает сейчас, но тревога и чувство какого-то страха уступают перед неясным ощущением, что он полностью растворяется в Твике. Его затягивает сверхъестественным притяжением в ореол порочной святости и святой порочности, воплощением которых многим кажется Твик. В голове Стэна проносятся воспоминания, множество воспоминаний из его жизни, и многие из них были когда-то несомненно приятными. Но теперь, в сравнении с тем, что сулят ему эти пронзительные зеленовато-голубые глаза, все эти воспоминания меркнут, покрываются белесым налетом, при соприкосновении с которым сознание Стэна стремится избавиться от всего, что помнит. Стэн чувствует одновременно благую расслабленность, порожденную нежностью, и обжигающую волну ярости ко всему, что не имеет отношения к Твику. Стэн готов продать Твику свою душу. Светловолосый вампир постепенно становится более теплым. Стэн даже не замечает этого, как и то, что Твик приподнимается и словно перетекает на него сверху. Невесомым удушающим облаком, неожиданно обхватывающим грудь стальным обручем, вампир обволакивает его тело, прежде чем вновь обрести плоть. Стэн тяжело сглатывает, осознавая, что попался в такую очевидную ловушку. — Я… Я не причиню тебе вреда, — он пытается объяснить то, чего сам не совсем понимает. — Это Крэйг, это он послал меня к тебе. Я… — Ш-шш, — Твик прикладывает к его губам тонкий бледный палец, в скудном освещении кажущийся словно вырезанным из слоновой кости. — Я знаю, — он произносит это так, что возвращаться к этой теме больше не хочется. Зловещее дитя ночи, чудовище из старинных преданий, существо, исторгнутое самим адом, склоняется над Стэном, крепко обхватив его тело коленями. Капризные полные губы дергаются, растягиваясь в слабой и коварной, но такой соблазнительной улыбке, а тонкие, но сильные руки опускаются на плечи оборотня. Стэн итак не в силах сопротивляться ауре Твика, поэтому скорее позволяет ему себя обездвижить. Ему действительно хочется теперь, чтобы эти аккуратные и острые как бритвы зубы погрузились в его плоть. Он готов молить об этом, сама мысль о зубах Твика заставляет нутро Стэна дрогнуть, и кровь бешеным обжигающим потоком устремилась вниз, выдавая стыдливое иррациональное возбуждение. — О, — хихикает Твик, слегка ерзая на теплом и напряженном теле под собой. — Тебе нравится, а ведь я даже не поцеловал тебя… Вампир замолкает, потому что правая рука оборотня взметнулась к его плечу и сомкнула вокруг него удивительно сильные пальцы. Твик с недоумением смотрит сначала на эти пальцы, терзающие его плоть, а потом бросает взгляд на лицо оборотня. От неожиданности при виде того, что он замечает в глазах Стэна, Твик охает. Он всегда реагирует так на гнев Крэйга. Глаза оборотня больше не были синими, они полыхали раскаленным золотом, сверкали потусторонним желтым светом, отблеском пожарищ Преисподней и душами всех проклятых созданий на том свете и этом. Не успевает Твик что-либо сообразить, как Стэн с тихим рычанием подается вперед, перехватывая гибкое тело вампира своими руками. Чары Твика пали, но только потому что Стэн больше не Стэн. — Я же говорил, что разрушу пол города, если не доберусь до тебя, — рычит не Стэн, а тот, кто сейчас в его теле. Твик запускает пальцы в черные волосы оборотня, приводя их в полнейший беспорядок. Он с отчаянием, на которое способны только безнадежно влюбленные, прижимает его голову к своей груди, позволяя шумно вдохнуть свой запах. Мышцы оборотня трясутся, когда он борется с желанием раздавить в своих объятьях обманчиво хрупкое тело вампира. Теплые ладони скользят по гибкой спине вверх, задирая рубашку. Держать в руках Твика — всё равно, что пытаться удержать кошку. Он выворачивается, съедаемой неясной необъяснимой тоской и острым желанием. — Нельзя, — шепчет Твик, когда желтоглазый в теле Стэна пытается проникнуть когтистой ладонью под джинсы. Ему отвечает разочарованный стон. Прежде чем исчезнуть, захватчик до боли сжимает когти на боках Твика. Ему всё ещё хочется раздавить его, как переспелую ягоду, но он сдерживает себя. Руки Стэна ослабевают, желтый свет в глазах гаснет, а лицо приобретает растерянное выражение. Твик с облегчением перекатывается вбок и падает на кровать. Он не дает Стэну встать и убежать из спальни, прося остаться тем, что берет его за руку. Теперь он знает, он уверен, в том, что это Крэйг привел за ним оборотня. Твик уже думал о том, что ему делать дальше, пока лежал в одиночестве в ожидании возвращения своего неожиданного спасителя. Дурацкий позорный ошейник, что нацепили на него обманом, действительно не дает ему пользоваться собственной силой в полной мере, но даже это ещё не всё. В тот момент, когда Крэйг прорвался в сознание Твика и, не рассчитав силы, на доли секунды заполнил собой его полностью, он также как и Твик попытался сорвать этот чужеродный предмет с его шеи. И его тоже пронзила неясная вспышка боли, будто от прикосновения к раскаленному предмету. Аркан, как его называли маги, не хочет, чтобы его сорвали. И что там говорил Джимми? Ему нужно около суток, чтобы набрать свою окончательную мощь. Если сейчас он настолько ослабляет Твика, то что же будет к следующему утру? Будет ли он жив? Будет ли это безопасно для Крэйга, если Твик вернется к нему? Маги не должны узнать, где находится их Логово. Теперь, когда он сам столкнулся с силами, которым с трудом может противостоять, Твик не уверен в такой уж всемогущности и Крэйга тоже. Единственное, в чем он сейчас уверен, это то, что чтобы защитить себя и Крэйга, он готов на что угодно. Твик слышит, как сходит с ума бешено колотящееся сердце Стэна, лежащего рядом. Ему хочется его успокоить, но он совсем не знает, как сделать это словами, поэтому Твик просто проводит тыльной стороной ладони по теплой, немного щетинистой щеке Стэна. Где-то на улице раздается автомобильный сигнал и человеческая ругань. Лают собаки, каркает одинокая ворона. За стенами их убогого убежища кипит жизнь, ободрённая защитой солнечного света. Но здесь, в этой крохотной, удушающей пылью комнате, живое сердце Стэна успокаивается, когда Твик гладит его по щеке. Он словно ласкает огромную перепуганную собаку, которой хочется кому-то доверять, чтобы чувствовать себя в безопасности. Твик тянется к лицу Стэна, чтобы оставить на теплой щеке мимолетный невесомый поцелуй холодных губ. Он гладит его по черным встрепанным волосам, неосознанно увлекая и его, и себя в некое подобие сна, обычно лишенного сновидений и необходимого детям ночи для сохранения жизненных ресурсов до следующего вечера. Стэн всё ещё думает о том, что оставил в Логове, и как он хотел бы, чтобы всего этого не происходило, начиная с того самого момента, когда предательство Кайла выплыло наружу. Ему хочется, чтобы всё вернулось на круги своя, и он просто оказался бы сейчас в своей постели, оправившийся после дурного сна. Но при этом Стэну, пусть он и не признается сам себе, необъяснимо приятно соседство Твика. Он совсем не помнит ничего из того, что произошло между ними, когда вмешался Крэйг, но неясное смутное ощущение или эмоциональный след остался в его начинающем проваливаться в сон сознании. Пересекая границу, за которой обычно находится ласковое и живительное Ничто, Стэн неожиданно спотыкается о яркий образ, вспыхнувший перед его мысленным взором. Рыжая вспышка, отзывающаяся сладким тянущемся чувством где-то под ложечкой. Кайл. Что же будет с Кайлом? Стэн не представлял свою жизнь без него, и возможно, именно это так разозлило его тогда, когда он увидел его с красноволосой чертовкой. Как бы они с Кайлом не ссорились, Стэн не хотел бы жить вечно, осознавая, что Кайла на этом свете с ним больше не будет. — Кай, — шепчет призрачный оборотень в облике волка с густой черной, как сама ночь, шерстью, его тихий зов изливается в протяжный вой, поднимаясь тоскливым потоком по горлу и устремляясь к бесстрастному желтому глазу луны. Твик не без интереса смотрит, как утихший рядом оборотень поскуливает во сне, его глаза бегают под опущенными веками, словно в припадке, но рука, которую продолжает сжимать Твик, полностью расслаблена. Что-то происходит с самим Стэном, он сам того не ожидая собирает сейчас по крупицам одно из важнейших воспоминаний своей жизни.***
— Мне не нравится эта затея, — честно признается Кайл, позволяя Стэну первым пройти в прореху в сетчатом заборе. Стоит необычайно удушающее духотой лето, большая редкость для их вечно продуваемого ветрами и стоящего большую часть года в снегу городка. Многие старожилы говорят, что это явно не к добру — дурной знак, не иначе. Но те, что помоложе, только отмахиваются. Нечего верить в предрассудки, о которых говорят выжившие из ума старики. В изрядно пожухлой от недостатка влаги траве оглушительно трещат цикады, предвестники приближающего вечера. Но солнце всё ещё нещадно печет плечи и макушки двум парням, осмелившимся забрести на огороженную территорию заброшенной фермы. Дорогу сюда знают, пожалуй, от силы человек десять, и все они являются друзьями одного единственного человека. Человека, который бесследно пропал около месяца назад. — Я понимаю тебя, Стэн, — Кайл Брофловски пытается взять друга за руку, но тот упрямо одергивает её, и с вызовом смотрит ему в лицо. — Все мы переживаем, что Кенни пропал, но ты ничего не сможешь сделать самостоятельно. Если у тебя есть какая-то информация, её лучше передать полиции или родителям Кенни. Стэн! Стэнли Марш молча разворачивается, будучи уже на той стороне проржавевшего перекошенного забора, его спина и темноволосый затылок, при виде которого сердце Кайла щемит от какой-то жалобной нежности, мелькают пару раз среди разросшегося кустарника, прежде чем окончательно исчезнуть. — Стэн! Стэн! Вернись! Кайл начинает злиться, потому что всё это просто глупость! Очередная глупость, на которую Стэнли возлагает слишком большие надежды. Кайл знает, что разочарование неизбежно. И ему самому невыносима мысль, что их близкого друга так до сих пор и не нашли. А что если сейчас Стэн действительно что-то найдет? Что если он найдет труп Кенни? Сможет ли такой впечатлительный человек, как Стэн это пережить? — Подожди меня! — кричит Брофловски, низко наклоняясь, чтобы не оцарапать шею о торчащую проволоку в заборе. Он невнятно шипит проклятья, когда переступает через заросли ядовитого плюща, облюбовавшего каменные развалины какого-то низкого ящика или засыпанного колодца. Неуклюже оступившись, Кайл царапает оголенное плечо об обломанную высохшую ветку и вваливается на относительно открытое пространство. Стэн стоит на расстоянии пяти шагов от него, застыв перед почти полностью утонувшем в ползущих растениях и одичавших кустарниках доме. Слепой остов некогда наполненного жизнью сооружения, серым призраком полуистлевших своих костей проглядывает сквозь восторжествовавшую зелень. Наверное, этой постройке намного больше лет, чем самому их городку, потому что ничто не могло придти в такое состояние за относительно короткий срок. У Кайла складывается чувство, что это место совсем не отсюда. Оно будто перенесено каким-то сверхъестественным образом в эти места уже в таком состоянии. Почему-то Кайлу вспоминаются жутковатые страшилки про блуждающие могилы. — Стэн… — неуверенно зовет он и, когда понимает, что Стэн так и не ответит ему, подходит ближе. Кайл не может сказать точно, что его смущает, но в этом месте точно что-то не так. — Стэнли, не надо, — ладони Кайла проскальзывают под руки Марша со спины, он ласково разворачивает несопротивляющегося парня к себе и крепко обнимает, Стэн утыкается ему в шею, и Кайл осторожно прикасается губами к его макушке, он чувствует, как обмякли мышцы друга под его ладонями, насколько он ему доверяет. — Не надо, Стэнли, — повторяет он. — Мы оба прекрасно понимаем, что Кенни тут нет, — Кайл целует Стэна в висок, опуская руки ниже, теперь он гладит его по изгибу поясницы, приподняв край белой футболки. — Крэйг мог бы сказать, где он видел его в последний раз, — еле слышно шепчет Марш, он сам не ожидал, что один только вид этого места так повлияет на него. Он был уверен, что будет знать, что ему делать дальше, как только вернется сюда, но вместо этого оказался полностью раздавлен. Он не чувствовал, что здесь вообще хоть кто-нибудь может быть из живых. Кайл укачивает Стэна в своих объятьях, баюкает их общую боль. Это не конец их жизни. То, что Кенни пропал, ужасно, но это не должно так сильно влиять на Стэна. Кайл знает, насколько он бывает чувствителен. — Нужно вернуться к дороге, я так и не закрыл машину, — осторожно пробует отвлечь друга Брофловски, но тот только мотает головой, как капризный ребенок. — Я что-то чувствую, — горячо шепчет Марш, его шепот волнами проходится под кожей Кайла и оседает где-то между лопаток, низ живота болезненно и сладко тянет, когда он вот так шепчет ему что-то в шею. — И я знаю, что Крэйг что-то скрывает. Как так получилось, что пропали они одновременно, но через несколько дней вернулся только Крэйг, приведя с собой Твика? Почему никто не выясняет, где был Твик почти неделю? Или где пропадал сам Крэйг? Здесь что-то не так. Кайл пытается его понять, честно пытается, но какая-то белесая пелена в сознании не позволяет в должной мере уцепиться за эти мысли. Что-то явно мешает Кайлу. Вместо того, чтобы слушать Марша, он приподнимает его омраченное тяжелыми мыслями лицо за подбородок и внимательно вглядывается в синие сумрачные глаза. — Я тебя люблю, — срывается с губ Кайла, неожиданно для него самого. Печальные глаза Марша переполняются изумлением, а черные выразительные брови ломаются в вопросительном жесте. Он выглядит до комичного растерянным. С каждой секундой неловкого молчания, повисшего между ними, Кайл заливается краской, готовый провалиться сквозь землю, но при этом он не выпускает из объятий заметно напрягшегося Стэна. — Нам пора, — уже более холодно произносит Брофловски, когда к нему возвращается способность говорить. Он пытается подтолкнуть Марша в сторону, откуда они пришли, но тот упирается. Стэну всегда было нужно чуть больше времени, чтобы что-то осознать. Кайл не может заставить себя снова посмотреть ему в глаза, поэтому стыдливо отводит взгляд. Стэн слегка отстраняется, чтобы заглянуть в лицо более высокому другу. Рыжие, темно-медные кудри Кайла отливают огненными всполохами в лучах начавшего клониться к закату солнца. Бледная кожа слегка порозовела на солнце или от того, насколько Кайл был смущен. Серо-зеленые глаза болезненно влажные и не могут найти себе места. — Кай… — Стэну кажется, что его горло высохло, слова царапают его, когда он пытается говорить. — Это смешно, — Брофловски неожиданно ощущает вспышку раздражения, этот идиот сам напросился. — Пошли домой, Стэн! Хватит строить из себя королеву драмы! Кайл не рассчитав силы грубо хватает Марша за плечо и толкает перед собой. Ему самому стыдно за эту вспышку гнева, но… Стэнли послушно переступает вперед, но тут же разворачивается, упираясь руками в грудь лучшего друга. Несколько секунд они внимательно и с каким-то вызовом смотрят друг на друга, прежде чем Марш решительно не подается вперед. Он хватает Кайла за ворот футболки, оттягивая её вниз, вынуждая Кайла наклониться. Брофловски кажется, что Стэн сейчас его ударит, и даже рефлекторно зажмурился, когда лицо Стэна оказалось слишком близко к нему. Но Марш накрывает его губы своими. Он целует его, немного грубо и неумело, но только лишь потому что слишком взволнован. В его крови, как и в крови Кайла, сейчас смесь смущения, гнева и давно скрываемой страсти. Чувство облегчения щедро отравлено сожалением о тех годах, когда они не находили в себе сил признаться в обоюдном влечении. Неужели для этого нужно было, чтобы их общий друг пропал без следа? Стэн разрывает поцелуй так же неожиданно, как и начал. Его глаза сверкают почти яростно, и Кайл ошарашен. Стэн толкает его, и он рефлекторно делает несколько шагов назад, отчаянно пытаясь забыть о том, что только что произошло. И тогда способность соображать постепенно возвращается к Кайлу, как и предчувствие чего-то нехорошего. Теперь он понимает, что в этом месте не так. — Стэн, — Брофловски разворачивается вокруг себя и внимательно оглядывается. Небо совсем не изменилось с того момента, как они пролезли через забор, то есть облака так и висят в том же самом месте, что и почти пятнадцать минут назад. Они выглядят вполне обычно, но совершенно не двигаются. Как и солнце, зависшее в одной точке. А ещё звуки. Они тоже пропали. Если за забором воздух разрывался от стрекотания цикад, то тут стояла давящая стерильная тишина. Холодная судорога прошлась по позвоночнику Кайла, осев металлическим привкусом во рту. Ему показалось, что он ощутил отвратительное зловоние горелого мяса. — Стэн, — снова зовет Кайл, поворачиваясь к застывшему на месте лучшему другу. Стэнли Марш стоит за его спиной подобно картонной фигуре в торговом центре. Темноволосый семнадцатилетний парень с задумчивыми и немного печальными синими глазами. Кайл уже не может сказать точно, не спит ли он, потому что всё это явно нереально. Такого не бывает. Нет, это просто дурной сон. Зловоние усиливается, оно давит и нагнетает сворачивающее кровь предчувствие. Кайл чувствует, как к спине прилипает мокрая от пота футболка. Вопреки вполне естественному желанию убежать, он застывает на месте, не в силах даже пошевелиться. Он обездвижен холодным ужасом, вымораживающим его внутренности, в то время как его кожа буквально полыхает жаром. Этот запах… Как от горелой плоти. Краем глаза Брофловски замечает какое-то движение, и на этот раз его шея сама поворачивается в сторону. Под кожей головы что-то движется, приподнимая рыжие волосы дыбом. Со стороны полуразрушенного дома, который, как отчетливо помнил Кайл, был покрыт ползущими растениями, когда они пришли, а теперь зияющий серыми голыми стенами, подобно обглоданному временем черепу, двигалось создание, само существование которого должно было причинять ему невообразимую боль. Припадая на подломленную лапу, крупное собакоподобное животное, отдаленно напоминающее строением тела лошадь или пони, медленно, но уверенно двигалось в их строну. Усеянное клочками обугленной шерсти туловище местами покрыто корками начинающего таять розового от сукровицы льда. Оставшиеся относительно невредимыми три лапы, каждая из которых оканчивается четырьмя довольно длинными когтистыми пальцами, практически лишены какой-либо кожи и истекают кровью и гноем. Не понятно, больше обгорело чудовище или замерзло, но то, что оно всё ещё живо, внушало даже больший страх, чем его увечья. Существо слеповато раздувает разорванные ноздри, вбирая в себя запахи живых, когда Кайл понимает, что оба его глаза также пострадали от пожара или обморожения и вытекли. Кайлу хочется закричать, но он не может. Всё, что ему остается, это смотреть. Смотреть, как отвратительная покрытая болезненными наростами пасть адской собаки раскрывается, роняя нижнюю челюсть, и наружу вываливается тонкий остроконечный язык. Множественные, искривленные и хаотично растущие острые зубы покрыты желтоватой слизью… Вот сейчас. Вот сейчас оно сделает последний прыжок, сократив расстояние между ним и Кайлом, и сможет восстановить свои силы целительной плотью живого человека. Сейчас. Это конец. Адское создание с хрипящим ликующим звуком тяжело оттолкнулось мощными задними лапами от пропитанной его кровью земли. Кайл сделал единственное, что смог — он зажмурился, уже смирившись с тем, что это были его последние минуты. Он надеялся только на то, что умрет мгновенно и не будет долго мучиться от боли, не почувствует, как от него будут отрывать куски мяса. И что гибель Кайла даст Стэну шанс убежать. Кайл жалел только, что не признался ему раньше… Тяжелый хрип чудовища оборвался пронзительным жалобным визгом. Клацающий звук и глухой удар о землю, который скорее почувствовал ногами Кайл, утонул в отвратительном чавкающем звуке. Визг перешел в слабый скулеж, а после ещё нескольких ударов затих совсем. Кайла начало трясти, как в припадке, когда он боролся с собой, чтобы заставить себя открыть глаза. Ему казалось, что он существовал с закрытыми глазами, сколько себя помнил. Ненатуральный ослепительно-желтый свет ударяет Кайлу в глаза, и его сознание болезненно сужается, норовя вот-вот отключиться. Приступ головокружения и тошноты вынуждает его скрючиться и опустошить желудок, прежде чем Кайл смог разглядеть то, что произошло. У окровавленной глыбы, некогда бывшей телом адского чудовища, спиной к Кайлу сидит, поджав под себя ноги, Стэн. Он тяжело дышит и болезненно подрагивает, но пока не видно, что у него в руках. Кайл не чувствует своих ног, когда пробует переставлять ими, он двигается, будто находится глубоко под водой, и кажется, что ему требуется целая вечность, чтобы добраться до Марша. И когда он уже совсем рядом, чтобы положить руку ему на плечо, Стэн оборачивается. Его безумные глаза лихорадочно горят, а лицо покрыто бурыми пятнами чужой крови. В руках Стэн сжимает окровавленный каменный обломок того самого колодца, о который Кайл споткнулся ранее. — Кайл, — Стэн смотрит на него, но будто не видит. — Кайл, оно хотело тебя убить. Оно хотело… — он опускает глаза на свои руки и резко с отвращением отбрасывает покрытый кровавой пеной камень, его руки дергаются, словно в судорогах. — Стэн, о Боже… На левом предплечье Марша расцветает кровавая рана от зубов теперь уже мертвого чудовища.***
Кайл дергается во сне и резко садится в кровати, он тяжело и часто дышит так, словно только что увидел нечто ужасное. Сердце бьется как сумасшедшее, а руки трясутся, когда он пытается скинуть с себя одеяло. Он не сразу понимает, где сейчас находится, и горящими зеленым потусторонним светом глазами озирается в погруженной во мрак комнате. Знакомые очертания мебели и предметов, а также родные запахи уверяют его в том, что он в собственной спальне. — Что случилось? — холодное тело трогательно маленькой женщины прильнуло к Кайлу со спины, тонкие, сладко пахнущие руки успокаивающе легли на широкую обнаженную грудь. Не осознавая, что делает, Кайл сгребает Рэд и валит на кровать рядом с собой, он прижимает её к себе, гладит по крутым упругим изгибам совершенного тела, зарывается лицом в восхитительные кроваво-красные волосы. Рэд позволяет ему этот странный акт насилия над собой, она растеряна не меньше самого оборотня, не понимает, что же такое с ним случилось. Тем более, что через какое-то время он успокаивается и затихает. Это было похоже на какую-то вспышку эмоций, на нечто болезненное. «Живые, — думает Рэд. — Их тела слишком непредсказуемы.» При этом она несколько раз проводит кончиками пальцев по напряженному лицу Кайла и с нескрываемой нежностью замечает, как оно постепенно расслабляется. Женщина улыбается, ощущая новую для неё смесь эмоций, теплое чувство растекается по её мертвым жилам. Но то, что в следующий момент произносит во сне Кайл, заставляет её насторожиться. — Стэн, нет, — шепчет Кайл еле слышно. — Нет, Стэн…