Великие в звездной пропасти

      Сгорбленная ведьма сидела в углу темницы между лежанкой и стеной. Она постанывала, кряхтела и закатывала глаза - знак, что пришло видение. Обретя силу еще в детстве, она делала так из раза в раз, чем пугала селян. Семьи у нее не было, никто не знал, откуда она пришла, и ее внезапные выкрики во время видений еще больше отталкивали людей. Ее называли жуткой ведьмой, презирали, пытались покалечить или убить, но она продолжала жить, в одиночестве, постоянной боли, угнетенная, но одаренная.       Под грязными ногтями, воняющими мясом крыс, уже собралась кровь. Больно, но нужно терпеть, когда закончится видение. Исмея привыкла к этому чувству, она знала, - это дар Наблюдающего. А Наблюдающий просто так ничего не посылает. Он находит избранных и смотрит сверху, исполняют ли его волю. И щедро вознаграждает тех, кто исполнил ее. Нередко, для осуществления воли Наблюдающего требовалась целая жизнь. Не каждый мог пожертвовать собственной жизнью, находясь в неведении, ждет ли в Преисподней его награда.       Старуха ни минуты не сомневалась, что Наблюдающий дал ей то, что она заслуживает, и любит ее, пусть и не той любовью, которую привыкли знавать не избранные люди. За всю жизнь она видела любовь, ни разу не обращенную к ней, а лишь к людям вокруг нее. Она верила, что земная любовь совсем не та, которой должен одаривать ее Великий, что он приберег для нее нечто незримое, хрупкое и нежное, отчего ее сердце трепетало, стоило ей мельком подумать об этом. Эти мысли согревали ее изнутри, поэтому она старалась не думать об этом слишком часто, чтобы грезы о подарке Наблюдающего были слаще.       Как только видение исчезло, она еще долго не открывала глаз, силы ее совсем покидали. Но вдруг что-то изнутри призывало рассказать об этом всем. "Все должны знать об этом!" - твердил внутренний голос.        "Он идет!", - вскричала старая ведьма, чем испугала охранника Руперта, стоящего неподалеку от ее камеры. - "Сообщите Солуну, он идет! Идет! Его нужно остановить!"       Старуха скорчилась на полу, разрывая на себе тряпье и обмотки. Солома с ее лежанки рассыпалась по полу, скоро и сама ведьма была вся в ней, а изо рта пеной засочилась слюна. - Чего раскричалась, старая карга? - Донесся голос сверху. - И как у тебя хватило смелости назвать Его Императорское Величество лишь по имени?       Главный страж спускался по каменистой лестнице в полумрак темницы, стены которой были липкие и испускали темную энергию.       Джошуа, опытный, старый, но энергичный и сильный глава стражи, работал еще при императрице. Одно слово описывало его - гора. Черные усы подернулись сединой уже давно, но никто не желал его отставки. Он и сам думал умереть когда-нибудь во время сражения.       Руперт же - светловолосый, вечно влюбленный неизвестно в кого и запуганный неизвестно чем, слащавый юноша лет почти девятнадцати, вздрогнул и кинулся к камере со старухой. Таких как она было не так много, и их держали глубоко под основными темницами, отдельно от всех заключенных, чтобы не распространяли свое влияние и не подпитывались духовной энергией людей.       Несмотря на свою женоподобную и застенчивую наружность, Руперт слыл исполнительным, сдержанным и выносливым стражем. Он подавал большие надежды и мечтал стать личным императорским стражем. Но это были лишь сладкие, такие же как и его лицо, мечты. В менее критическое время он был довольно пуглив и ведом, что любой, более или менее обладающий навыком красноречия мог обкрутить его вокруг пальца туда и обратно несколько раз, что зависело от степени коварности желающего.       Обычно стражи хватало, чтобы находиться рядом с подобными опасными преступниками, как Исмея, но именно в эту ночь императора не было во дворце, поэтому часть стражи находилась с ним. Джошуа ничего не оставалось, как взять с собой Руперта, которому требовалось охранять темницу несколько часов, пока он проверит остальные посты.       Руперт только тронул кольцо с ключами на своем ремне, но чья-то напряженная рука отвела его плечо назад. - Не стоит, юноша. - Процедил главный страж. Руперт отшатнулся и, сглотнув, с ужасом поглядел за плечо Джошуа. Старуха извивалась, кричала что-то на непонятном для него языке, возвращалась обратно к алмирильскому, но слова были теми же. Она кинула взгляд на юношу, сведя брови к переносице, из глаз продолжала сочиться кровь, смешанная со слезами, и послала мысленный знак - сообщить важную весть самому императору. "НЕМЕДЛЯ!" - Прозвучало нечеловеческим голосом, со скрежетом отзываясь в голове Руперта, и он, не глядя ни на кого, не обращая на выкрики других стражей, вырвался из крепкой хватки Джошуа, неуклюже и спотыкаясь, помчался к императору. - А-а... - Протянул императорский советник Терри, умный, хваткий, но балованный аристократичной жизнью. - А Его Императорского Величества сейчас нет.       Руперт не послушал его и ворвался в кабинет императора. Никого. Терри поднялся из-за дубового столика, на котором аккуратно лежали свернутые рулоны пергамента, завел тонкие руки за спину, и со всей важностью выпрямился перед неуклюжим стражником, не забыв задрать подбородок как можно выше, и надменно оглядел сумасшедшего юнца. - Если вы будете продолжать это сумасбродство, я буду вынужден вызвать высшую охрану. И вы будете сидеть в камере с той... ведьмой. - Он выплюнул последнее слово, будто боялся замарать им язык. - Я должен... - Задыхался светловолосый юноша. Его щеки горели, как две нежные распустившиеся розочки, а глаза были похожи на сияющие драгоценности, нежные губы приоткрылись, словно ему и вправду не хватало воздуха. Несколько прядок упало ему на лицо, но он не обращал на это внимания, а лишь пристально вглядывался в лицо Терри так, будто тот надел маску, и как только он её снимает, на него взглянет настоящий император. - Я должен сообщить Солуну кое-что важное! Где он? - Ты! - Чуть повысил голос советник. - Как ты смеешь обращаться по имени к Его Императорскому Величеству рядом с его кабинетом! При его императорском советнике! Терри, осознав, что теряет лицо, да и к тому же напротив такого юнца, что ниже его по статусу, сделал два глубоких вдоха и выдоха, и продолжил со всей своей невозмутимостью: - Почем я обязан вам это сообщать?       Руперт взял наглеца за грудки, тряхнул несколько раз, что крахмал с его сорочки посыпался на каменный пол. Терри взглянул на него не без страха, и заметил, что глаза юноши заволокло словно странной дымкой. Руперт обжег его взглядом, и Терри решил не нарываться на дальнейшие неприятности, сообщив, что император сейчас в лесу.       Но такую фразу советник повторял чаще всего. Это не было ложью, но эта фраза значила, что никто не сможет достать правителя, пока он сам не явится во дворец. - Тогда сообщите ему вы, срочно! - Голос Руперта больше не принадлежал ему, и никому, кто мог быть человеком. Тем же голосом говорила Исмея.       Слюна брызнула изо рта Руперта, и пара капель попала на сюртук советника, отчего он недовольно поморщился, но промолчал. В другой ситуации юному стражнику было бы не жить. - Он идет! Скоро он будет здесь и его нужно остановить! Империя еще не знала такого хаоса со Времен Сотворения драконов. Солун должен знать! - Но кто? - Подавив свое желание отхлестать по щекам юнца, посмевшего второй раз обратиться к Его Императорскому Величеству по имени, спросил уже обеспокоенный советник. Свои обязанности он знал лучше любого, в юношестве идеально пройдя дворцовые экзамены, заслужил доверие императора, и стал одним из его ближайших подданных. Терри всегда отличался особым чувством ответственности и слаженностью вкупе с огромной работоспособностью. - Кто идет?       Терри показалось, что Руперта ошарашил такой простой вопрос, а это значило, что чары, о которых никто из них не подозревал, потеряли свою силу. Он тряхнул головой и осмотрелся. Как он тут очутился и почему на него смотрит удивленными глазами императорский советник?       Руперт никогда не был так близок к кабинету императора, и тем более к самому императору, видя его лишь издалека. А его советника увидел впервые. Потеряв дар речи, он лишь таращился на галантного, изящно слаженного молодого мужчину, смотрящего на него с высоты своего роста. - За ложную дачу сведений и многократное обесчестивание Его Императорского Величества путем произношения его имени, что запрещено законом, вас может ждать наказание в виде казни методом обезглавливания. - Отчеканил Терри. - В моих полномочиях осуществить указ без присутствия Его Императорского Величества.       Сделав многозначительную паузу, заведя руки за спину и усилив надменность во взгляде, он продолжил: - Кто идет? И что ему нужно? Почему Его Величеству это так важно знать? - Прошу меня извинить, императорский советник, но... Что знать? - Дрожащим голосом спросил стражник. Он опустил взгляд не в силах совладать с чувством позора, что охватило его грудь и залило лицо красным цветом.       Советник Терри закатил глаза и сел за дубовый столик. Он поднял перо и продолжил заполнять пергамент. - Возвращайтесь на службу. - Советник натянул странную улыбку и поставил штамп. В подобном случае юношу ждала казнь, но самое худшее - это изгнание из Алмириля.       Потерявшая сознание от побоев палкой, полученными от главного стража, старая ведьма ждала своего ухода.       Сильные руки в кольчуге подняли ее с пола с рассветом и потащили на эшафот. Много горожан пришло посмотреть на когда-то могущественную ведьму, а теперь, изуродованную болезнями и проклятиями, от бессилия стоящую на коленях перед всеми.       Повзрослев и осознав свой дар, Исмея поняла, что должна всеми силами пытаться заслужить любовь Великого. Для этого она должна совершать "громкие" поступки. Для этого она принялась гадать в подвале трактира, но ее видения были слишком правдивы, и людям не нравилось, что им пророчат болезни, смерти и одни несчастья. И после встречи с Исмеей, узнав свое будущее, те и вправду заболевали страшными болезнями, умирали мучительной смертью. А если Исмея пророчила семейное проклятье, то так вскоре и происходило. После этого хозяйка трактира, чтобы не накликать на себя беду, решила избавиться от ведьмы, в чьи глаза ей было страшно смотреть, потому что ей казалось, что от одного взгляда в эти темные глаза, она заболеет всеми болезнями, лишится духовных сил, а ее семья будет навечно проклята и не найдет упокоения даже в Преисподней. Тогда она наняла наемников, чтобы они убили ведьму и сбросили ее труп в Черной Лощине за городом. То было жуткое безжизненное место, в самый раз для будущего мертвеца.       Но благодаря своему дару Исмея узнала о подлости, которую пытается совершить против нее хозяйка, и заплатила наемникам сумму больше, чем было обещано. Но для этого наемники должны были привезти хозяйку в Черную Лощину под предлогом удостовериться, что Исмея мертва. Если он не сработает, то привезти ее туда насильно, но не убивать, а связать и бросить у дерева в назначенном месте. Конечно же, хозяйке было страшно ехать в Черную Лощину, чтобы посмотреть на труп человека, которого она остерегалась, как могла, поэтому она наотрез отказалась отправляться туда, и дико завопила. Наемники оглушили ее и связали, привезя к нужному месту. Исмея, не почувствовав дыхания хозяйки обозлилась на наемников, но им было невдомек, зачем ей нужна была живая женщина, если ей все равно сулила смерть. Ко всему прочему, это вышло случайно, она слишком громко кричала, и их могли поймать, оправдались наемники. Такой ответ не устроил ведьму и она сказала, что теперь их две жизни стоят жизни одной трактирщицы.       Тел наемников никто не нашел, теперь они вечно бродили в оковах за ведьмой, как рабы, исполняя ее самые мерзкие приказы. Будучи мертвецами, с вырезанными языками, они были не в силах произнести и слова, им оставалось только мычать и кряхтеть, вечно страдая от боли.       С каждым годом Исмея все больше и больше жаждала к себе внимание Наблюдающего, ее Великого, Единственного, того, кого она горячо любила, как своего отца, как покровителя, но что бы она ни делала, он безмолвно взирал на нее с небес. А может быть, он забыл о ней? И как же ей напомнить о себе? Что еще нужно сделать, чтобы он обратил на нее свой светлый взор, одарил безмерной любовью, мыслями о которой она согревалась по ночам. В груди все еще загорался тот огонек, что в детстве побуждал ее желание жить, а не существовать в страданиях, какие причиняли ей люди. Обычные, не избранные, ни о чем не ведающие, обделенные любовью Великого люди. Почему они так жестоки к ней? Почему они не видят свет в ее глазах, что отражает Великий? Почему они такие грязные, мстительные и порочные? Они обязаны поплатиться за свою заносчивость и слепоту. Исмея, одаренная ведьма, откроет им глаза на их грязные души, и заставит обратить на себя взор Наблюдающего. И тогда она примет его любовь, ведь свою она отдает ему без остатка.       Старую ведьму подняли, но она упала. Подняли снова - и снова она, как марионетка, падает, как только отпускают веревочки. Тогда ее посадили на стул и надели петлю на шею. За ее сгорбленным силуэтом наблюдали сотни глаз, с приоткрытыми ртами в нарастающем экстазе от предчувствия интересного представления. Констебль объявил приговор, палач держал веревку, народ ликовал, император, недавно вернувшийся из леса, восседал на троне, вцепившись в подлокотники. На его лице не дрогнул ни один мускул. Придворные девы махали веерами, улыбались и хохотали, ждали должного эффекта, произведенного на императора, но он не замечал их. Только напряженно вглядывался в сморщенное лицо с темными как ночь глазами, хитро смотрящими на него с эшафота. В это же время подали фрукты, веселье продолжало нарастать, а нервы императора натягиваться как струны арфы.       Петля затянула дряблую тонкую шею ведьмы, глаза налились кровью, кривые руки сжались в кулаки. Она давно предвидела свою смерть и ждала ее, поэтому возгласы и смех вокруг не интересовали ее вовсе, превратившись в шум, звуки стали приглушенными, будто она погрузилась под воду. Она сосредоточилась на одной точке, находящейся глубоко в груди. Ее концентрации хватило лишь на то, чтобы освободить никому не видимую сияющую энергию из своего тела и отправить ее в назначенный живой сосуд. И этого было достаточно, чтобы осуществить ее предназначение. Старая ведьма прокряхтела, широко, насколько позволяли ее силы, улыбнулась и застыла с радостью на лице. Ее глаза искрились жидким счастьем. И ей показалось, что она увидела ее Великого. И сейчас он одарит ее любовью, которую она преданно жаждала всю свою жизнь...       Император смотрел на ведьму и почувствовал, как ее взгляд прожег его глаза, и, чуть опустив ресницы, думал: "Что-то не так, что-то совсем не так".       Через мгновение, под общее ликование толпы, тело вытянулось, покачиваясь как сухая скрюченная ветвь на веревке, а голова, на неестественно изогнувшейся шее, все еще была повернута в сторону императора, замерев на нем стеклянным взором.