Two wrongs make a right

      — Ладно. Удушающий захват.       Ева вытирает пот со лба и делает большой глоток из бутылки с водой.       Шампанское было ошибкой — она уже чувствовала подступающее похмелье, голова пульсировала от боли, от который перехватывало дыхание, и она не могла ровно стоять на ногах.       — Хватит. Я больше не могу.       — Можешь, — Вилланель подходит к ней, снимает полотенце с ее плеч и бросает его на землю. — Готова?       — Может, мы просто... поплаваем... или займемся буквально чем-нибудь другим?       — Нет, — она растягивает «е» (ее голос падает на целую октаву) и вовлекает ее в полутанец, изящно ее разворачивая, так что теперь она прижимается спиной к Вилланель.       И снова, она могла бы позволить своему возбуждению вести ее туда, куда оно захочет.       Все ее тело трепещет от воспоминаний об Эдинбурге. Ей нравилось то, как Вилланель прижималась к ней со спины, как это было совершенно обезоруживающе.       Вилланель пахнет кофе и летом, она такая горячая и сильная позади нее. У нее едва ли есть секунда, чтобы насладиться моментом, как рука обвивает ее шею, зажимая в изгибе локтя.       Локоть напрягается.       — Эй...       — Давай же, Ева.       — Если мы вышли на новый уровень, то нам понадобится стоп-слово... — смеется она, но замолкает от усиливающегося давления. — Оу... ау.       — Ты уходишь от темы занятия. Я не причиню тебе боли. Высвободись из захвата.       Ее руки взлетают к предплечью Вилланель. Она тянет, но рука не поддается.       — Так не получится. Попробуй иначе.       Она начинает лихорадочно соображать. Однажды она ходила на уроки самообороны с Еленой. Единственное, что она оттуда запомнила: целься в яйца, всегда в яйца. У Вилланель нет яиц, но она все равно пытается.       Вилланель посмеивается.       — Не-а.       Несколько минут она корячится в жалких попытках, — Вилланель могла бы поднять ее с цыпочек, если бы захотела — пока не чувствует теплое дыхание у своего уха.       — Сделай шаг вперед этой ногой.       Она делает шаг вперед.       — А теперь сделай шаг назад другой ногой и поставь ее между нашими телами.       — Что?       Вилланель направляет ее, так легко опуская ее голову под свою руку, что Ева чувствует себя глупо из-за того, что сама до этого не додумалась.       — А теперь оттолкни меня.       Она нерешительно толкает. Они уже в футе друг от друга. Вилланель дарит ей довольную улыбку.       — Плечо выскользнуло. Попробуй еще раз.       Они повторяют этот прием еще несколько раз, чтобы Ева уверенно выбиралась из захвата любой руки, отступая то вправо, то влево.       В реальной жизни это бы не сработало. Из-за страха ее мозг переходил в режим паники и забывал подавать сигналы остальным частям тела. Но было приятно хоть раз попробовать что-то новое, не говоря уже о том, что временами ее хвалили нежными «odlichna» и «super».       Вилланель со скромной нежностью чмокает ее в губы.       — Готова?       — А?       Две руки обвивают ее за шею и медленно, но настойчиво отталкивают ее до тех пор, пока она не врезается лопатками в нагревшийся металл фургона.       — И что теперь? — у Вилланель блестят глаза.       — Тебе это нравится.       — Хм-м, — кивает она, слегка усиливая хватку.       Ева чувствует, как внутри вспыхивает что-то резкое и знакомое.       Ей нечего было бояться. Вилланель и не подумает о том, чтобы снова причинить ей боль. С самого первого дня их поездки она только и делала, что делала ей приятно.       Но происходящее было так далеко от ее представлений об идеальном утре — она совсем не ожидала оказаться на месте людей, с которыми Вилланель делала такое, наверное, бесчисленное количество раз. Это было возбуждающе, наконец столкнуться с этим лицом к лицу.       — Соображай быстрее. Ты бы уже была мертва.       — Ага.       — Ты хочешь потерять сознание?       Немного.       — Нет.       Вилланель вкладывает больше сил в свой захват. Ева видит свое измученное отражение в радужках ее глаз.       Она обхватывает пальцами ее запястья и пытается отдалить их друг от друга.       Глупо.       — Блять.       — Ты недостаточно сильна. Попробуй по-другому.       — Отвали.       Вилланель вздыхает.       — Пригнись.       Однажды они уже пытались это сделать. Она хотела пошутить, но она едва ли может сделать глоток воздуха.       — Шаг назад, Ева. А теперь пригнись.       Она делает, как ей велят, склоняя голову над большими пальцами Вилланель (ее слабым местом), и освобождается из захвата.       — Мы правда будем проходить через это каждый божий раз? Ты не можешь просто сказать мне, что должно произойти?       — Но так гораздо веселее, — дразнит Вилланель.       — Ух. Отсоси. Серьезно, — они потирает шею, гадая, останутся ли на ней следы от пальцев Вилланель.       Она измоталась.       — Ева, — ухмыляется Вилланель, подходя ближе, чтобы осмотреть ее. — Все хорошо, — кивает она, проводя большим пальцем по ее горлу, а затем вдоль челюсти.       Она оставляет поцелуй на ее губах, затем еще один на подбородке, и еще один на ушной раковине. Кусает ее за ухо.       — Ляг.       Рассудок затуманен от кислородного голодания и перегрузки от быстрых переходов от нежного к грубому, словно протекающий кран, который подает то горячую, то холодную воду.       — Что?       — Вот сюда. Ложись.       Вилланель не шутит. С приподнятой бровью она указывает на землю, покрытую пышной травой, роса на которой уже давно испарилась от полуденной жары.       — Нет.       — Нет?       — Нет! Зачем? Нет, — фыркает Ева. — Тут... грязно.       Вилланель посмеивается и провожает ее на землю.       Трава потирает шею, а светлые волосы щекочут переносицу и щеку. Вилланель устраивается у нее между ног и молча зажимает ее запястья над головой, ожидая.       Ева наклоняет голову.       — Ну, я не уверена, что хочу выбираться из этого захвата.       Вилланель трезвеет, сильнее сжимая ее запястья.       — Уж сделай одолжение.       Она закатывает глаза, извиваясь ради убеждения.       — Не могла бы ты просто... можешь просто...       Оказывается, Вилланель не может. Не может сделать ничего, кроме как добиваться своего, отпуская ее запястья и снова игриво смыкая руки на ее шее.       — ...и каким образом это проще?       — Так гораздо проще. Думай.       Ева может думать только о сексе, что никак не помогает и только отвлекает, учитывая, что она вполне может оказаться в такой ситуации в какой-нибудь неудачный момент своей жизни, например, поздно ночью, возвращаясь домой из метро — Вилланель, конечно, живьем сдерет кожу с любого, кто хотя бы подумает сотворить с ней такое.       Вилланель читает ее, как открытую книгу, поворачиваясь ровно настолько, чтобы она почувствовала легкое трение, заставляя ее серьезно задуматься, хочет ли она остановиться или продолжить.       — Трахни меня. Или не трахай, — рычит она. — Выбери уже что-нибудь.       — Я пытаюсь убить тебя, Ева, — воркует Вилланель. — Мертвые не трахаются.       Ева мокрая. И злая.       — Если я не буду шевелиться, — огрызается она, — ты что, задушишь меня?       Вилланель мычит.       — Конечно. Если хочешь. Обними меня за руки.       Ей нравилось давать такие двусмысленные инструкции. Еве хотелось надрать ей задницу.       — Обними меня руками.       Когда она протягивает руки и делает это, локти Вилланель немного сгибаются. Ева прижимает их к себе так, что Вилланель ложится на нее плашмя.       — Идеально. Обними меня ногами.       Ева оборачивает их вокруг талии Вилланель.       — Выше.       — Что?       — Выше, обними мою шею.       — Я не умею так сгибаться...       — Нет, умеешь, — ее голос становится хриплым, и Ева вспоминает, насколько гибкой она могла быть. Она откидывается назад и задирает ноги так, что ее лодыжки соединяются прямо за шеей Вилланель.       Она сжимает их.       — Очень хорошо. Видишь? Ты и не дала мне сбежать, и сломала мне руки.       Она это ненавидит.       — Успокаивает.       Вилланель расслабляется. Она спокойно и с весельем нависает над Евой, сцепив локти, пока Ева пытается не задохнуться, делая быстрые поверхностные вдохи через нос.       — Хочешь попробовать еще кое-что напоследок?       — Нет.       — Серьезно, нет?       Ева выгибает спину, пока она не хрустит, а затем елозит, щелкая бедром, и протягивает руку, чтобы убрать судорогу со своего подколенного сухожилия.       — Я себе что-то сломала.       Вилланель потирает его вместо нее, многозначительно шевеля бровями.       — Мы обе знаем, что ты способна выдержать больше, хм?       — Твоего поведения? Я уже на пределе.       — Я помогу тебе достигнуть предела...       — Не будь таким ребенком.       Вилланель целует ее, просовывая руку между землей и ее затылком, а затем наматывая ее волосы на кулак.       — У тебя все еще неприятности.       Вилланель снова ее целует, проскальзывая внутрь языком и зубами, а прохладную руку просовывая под ее майку, из-за чего кожа покрывается мурашками.       — Внутри или снаружи?       Ева недовольно стонет.       — Внутри.       — Ты ведь сможешь добраться до...       Ева снова обхватывает ногами ее талию, сжимая так сильно, как только может, чтобы успокоить пульсацию между ног. Она сглатывает.       — Внутри. Внутри... просто дай мне секунду. Господи, — она вздрагивает и скулит, когда Вилланель начинает делать короткие, но сильные толчки. — Ты в таком дерьме, ох...       Она определенно не доберется до фургона. Она кончит, а потом ее, вероятно, арестуют.