На пути к лучшему миру

Он стоял у каменной горгульи, сосредоточенно вглядываясь в ее уродливую морду. Гарри не знал пароля и как назло, никого рядом не было! Ему не хотелось уходить просто так, поэтому он попробовал еще раз: — Ээ… лимонный… крем? Нет, не то… лимонный щербет? Так… Зная Дамблдора, это будет что-то совершенно дурацкое! Лакричная палочка? Ммм… Статуя не двигалась с места. Он занервничал. Набрав в грудь побольше воздуха, он выдал на одном дыхании: — Жвачка Друбба, Берти Боттс, шоколадная жаба, сахарное перо, карамельная тянучка, «тараканьи усы», грушевый леденец, тыквенная ириска… Вдруг резная фигура перед ним зашевелилась и медленно отъехала в сторону, открывая проход на ускользавшую вверх винтовую лестницу. — Ну надо же… Интересно, какой из всех этих вариантов оказался верным? Гарри быстро поднялся и застыл у двери. За ней раздавались негромкие, но обеспокоенные голоса. «Так… Фадж, Дамблдор… Кто еще? А, Грюм… Обсуждают Крауча и пропажу Берты, о ней же как-то писали в газете… И этот, Брукс! Да, тот самый, которого убил Реддл!» Вдруг тяжелая темная дверь распахнулась и он застыл на пороге, испуганно глядя на директора. — Поттер? — волшебный глаз аврора тут же вперился в него. — Я… Мне нужно поговорить с Дамблдором. Это очень важно. — Что ж, думаю, нам стоит уже закругляться, — Корнелиус Фадж улыбнулся ему, нервно сжимая в руке шляпу. — Гарри, подожди меня здесь. Я скоро вернусь, нам с мистером Фаджем и профессором Грюмом нужно кое-то проверить. — Да, конечно, — он кивнул. Перед уходом Грозный Глаз бросил на него странный взгляд и Гарри поморщился. Но, с другой стороны, Грюм на всех смотрел так, будто бы подозревал во всех видах заговора сразу. Дождавшись, пока стук шагов стихнет вдалеке, он вздохнул. Повернув голову, он увидел феникса, сидевшего в уголке, рядом со шкафом, битком набитым разными диковинами. — Феникс, значит… Очень интересно… Подросток подошел чуть ближе, рассматривая пылающие перья птицы. Он читал о фениксах как об одних из самых могущественных фамильяров. Они вставали вровень с единорогами, василисками и прочими магическими существами. Удивительная верность и привязанность делали их самыми лучшими помощниками для волшебников. Источник магии, который всегда под рукой, чистая сила — вот что был феникс. Способный исцелять даже смертельные раны, пением отгонять тьму и боль, он был прекрасен, как дикое, неприрученное пламя. Гарри любил по-настоящему волшебных существ. После разговора с драконом его теперь неизбежно тянуло к любым источникам волшебства, потому что только тогда какая-то часть его души находила успокоение. Он протянул фениксу левую ладонь и тот, чуть помедлив, коснулся ее головой. По телу разлилось тепло, нет, в его крови вдруг пронесся порыв теплого летнего ветра. Сердце забилось совсем часто. Это было похоже на то, как бродивший много дней по пустыне путник вдруг припадал к случайно обнаруженному источнику чистейшей воды и жадно пил, не в силах остановиться. С невыносимой тоской и печалью он опустил руку и в тот момент, когда связь была разорвана, он ощутил неприятную пустоту внутри и вокруг. Мир казался совершенно плоским, словно двухмерным, и ему хотелось кинуться обратно, прижаться к птице, раствориться в этом огне, но он помнил, зачем пришел. Однако страха Гарри больше не испытывал. Это было сродни тому размытому состоянию души, как после заключения договора. Он знал, что это даже не малая часть той огромной силы к которой он прикоснулся, а так, лишь далекий отголосок, но перед свежим воспоминанием об этом все остальные просто меркли. Несколько минут ему казалось, что даже Воландеморт, в сущности, лишь блеклая тень все того же огня, рваный кусок из мозаичного полотна окружающей действительности. Единственным, по-настоящему важным была лишь сама магия. Он чувствовал, что что-то ускользает от его разума, нечто настолько глобальное, настолько больше его самого, что даже осознать это практически невозможно. И снова утраченный рай, и снова тоска без предела, и вновь пустота без дна и размера. Гарри вытер ладонью слезы, выступившие на глазах. Нужно было отвлечься, хоть чем-то заняться себя и он начал оглядываться в поисках чего-нибудь, на что хотя бы было интересно смотреть. Вдруг он заметил в углу небольшой черный шкафчик. Из его раскрытых створок проглядывало красивое серебристое сияние и раздавался чуть уловимый, больше похожий на легкий порыв воздуха шепот. Он подошел к нему и осторожно открыл. Внутри оказался глубокий каменный сосуд, вырезанный из красивого серого камня. По краю его шли руны и символы. — Сосуд… сосуд… что это значит, я не помню… Мысль… воспоминание? Память? — он провел пальцами по рельефу, пытаясь перевести руническое письмо. То, что было внутри, походило на газ и жидкость одновременно, но, вероятно, не было ни тем, ни другим. Гарри сначала захотелось окунуть туда руку, ощутить эту сияющую живую субстанцию на ощупь — а он не сомневался в том, что она живая, но он подумал, что невыносимой душевной боли от разрыва связи с магией на сегодня достаточно. Вместо этого он вытащил волшебную палочку и осторожно коснулся ей этого вещества. Мелкая рябь пошла от его прикосновения. Оно закрутилось, словно бы в глубине была невидимая воронка и спустя некоторое время сияние исчезло, открыв перед ним словно бы окно в другое место. «Черт, это что — воспоминание? Мое? Что-то я такого не припомню… Это вообще где?» Он склонился над сосудом так низко, что почти коснулся носом подобия стекла. Под ним его взору открывался скудно освещенный зал. Круглый, с трибунами, уводящими вниз, к небольшой площадке, на которой стояло железное кресло с прикованными к нему цепями. В полумраке волшебники и волшебницы, тесно устроившиеся на скамьях, походили ну гудящий рой насекомых. Их лица высвечивались отблесками факелов на стенах, но никого из них Гарри не знал. Ни в Хогвартце, ни где либо еще он не видел ничего подобного. Он хотел получше разглядеть первые ряды, находившиеся совсем далеко, поэтому наклонился еще ниже и вдруг почувствовал, как земля уходит из-под ног. Он попытался ухватиться за каменный бортик, на это не помогло. Его словно перевернуло в воздухе и он зажмурился, а когда открыл глаза, то понял, что очутился в этом самом зале… Это было очень странно. Гарри сидел на верхней скамье, под сплошным каменным потолком, без единого отверстия. Ряды под ним уходили вниз, к креслу. Сидевшие рядом суровые волшебники в мантиях о чем-то взволнованно переговаривались и шептались. Повернувшись, он вдруг заметил директора Хогвартца. — Эээ. профессор Дамблдор, простите, я случайно сюда попал… — начал было он, но тут же понял, что тот его не слышит… «Что, черт возьми, здесь происходит?! Что за… Ладно, наверное, я каким-то образом попал в воспоминание, как тогда, с Реддлом… Что ж, очень похоже. Но…» Додумать свою мысль Гарри не успел. Где-то внизу раздался звук шагов и из черноты проема показался человек, рядом с которым плыли двое дементоров. Он с ненавистью поморщился. Дементоры усадили чуть живого, казалось, совершенно безумного человека в кресло и тяжелые наручники тут же приковали его. Тот дергался, пока на него, замерев, глядели сотни глаз. — Игорь Каркаров, — тяжелый, скрипучий мужской голос раздался слева от него. Это был Бартемиус Крауч, такой же суровый и холодный, но сильно моложе и… живее, чем тот, которого он знал. «Чего? ЭТО Каркаров?! Да он и на человека-то не похож!» — Вас доставили из Азкабана для дачи показаний в Министерство Магии. Вы заявили, что можете дать нам важную информацию. «Так… понятно. Если Каркарова доставили из Азкабана, то значит, это происходит после… после того, как Реддл исчез, бросив своих Пожирателей. Драко же рассказывал мне об этом! Охота на приспешников этого урода… Тогда почти всех переловили и половину заперли в Азкабане… Черт, вот придурки! Надо ж было просто убить их! Они же… они до сих пор все живы! Хотя понятно, почему Каркаров так боится встречи с Темным лордом и со своими старыми товарищами — он же, наверное, сдал их с потрохами! Нет, ну это абсурд! Почему они не убили его?! Чтобы он через кучу лет снова составил компанию Реддлу в моем убийстве?!» Узник попытался выправиться, но у него плохо получилось. Казавшиеся огромными на тощем, измождённом лице глаза блеснули. Он вытянул шею и, глядя прямо на Крауча прохрипел: — Да, сэр… Я знаю, что Министерство хочет найти всех… сторонников Темного лорда… я могу помочь… Я… Я знаю! Я могу рассказать… «На месте Темного лорда я бы убивал таких приспешников сам, или наложил бы на них заклятие, чтобы они умирали, как только откроют рот, чтобы выдать информацию! Жалкий слизняк…» По рядам прошелся обеспокоенный шепот. И вдруг где-то позади Гарри раздался грубый и жесткий голос. — Мразь. Он резко обернулся и увидел… Грюма. Тот выглядел намного моложе и…целее, чем тот, который теперь преподавал в Хогвартце. Еще без волшебного глаза, со своими двумя, он с такой злобой смотрел на Каркарова, что даже Гарри бросило в дрожь. — Я ловил его несколько месяцев для того, чтобы Крауч потом просто отпустил его… Я знаю, они с Краучем договорились, что тот отпустит его, как только он назовет все имена, но как по мне даже этого недостаточно, — тихо пробормотал Аластор, обращаясь к Дамблдору. Директор неодобрительно поморщился, поведя носом. «Дурак… Вы все — гребаные идиоты! Вы все! Грюм — единственный нормальный среди вас! Каркарова надо убить, прямо сейчас! Как… как и остальных! Вы же ловите их, так какого черта оставляете в живых?! ЧТОБЫ ОНИ ВЕРНУЛИСЬ?!» Гарри хотелось кричать от возмущения и ужаса. Он готов был встать, чтобы высказать всем, что это абсурд — отпускать Пожирателя лишь потому, что он сдал всех остальных. Но в воспоминании, тем более чужом, ничего нельзя было изменить. Ничего. Поэтому ему пришлось обернуться и вновь посмотреть на узника. — Вы сказали, что можете сообщить нам несколько имен, — продолжил Крауч, — мы слушаем. — Не забывайте, что Тот, кого нельзя называть придерживался строжайшей секретности! Я… я очень сожалею и раскаиваюсь о том, что был в рядах его сторонников…но мы даже не знали имен друг друга… все было тайно… — Не тяни, выкладывай! — рявкнул Грюм со своего места. — М-мы правда не знали… Это было известно ему одному… — Разумная тактика, защищающая от предателей, — с каждым словом аврора Гарри проникался к нему все большей симпатией. Гарри казалось, что он действительно единственный нормальный из всего этого собрания шутов, которые сейчас во все глаза пялились на нервно блеющего Каркарова. «Хорошо… Если хоть когда-нибудь мне посчастливится выжить в драке с этим ублюдком, то я лично переловлю и поубиваю всех!» — Н-но я могу назвать некоторые имена… Вы не представляете, какое раскаяние терзает меня… — Имена! — А-антонин Долохов… Я сам видел, как он пытал бедных маглов… И тех, кто выступал против Темного лорда… — Долохов пойман, сразу после вас. — Д-да? Очень рад это слышать… Гарри видел, что тот вовсе не рад этой новости. «Долохов… Вероятно, кто-то из его ближайших друзей… Сдал своего же первым? Какая же ты прогнившая мразь, Каркаров!» — Кто еще? — голос Крауча был холоден и непреклонен. — Розье! Ивэн Розье! — поспешил выкрикнуть Игорь. — Розье нет в живых! Его выследили и убили вскоре после вашего ареста. — Он ничего лучше и не заслуживал! Так… Еще был Трэверс, точно, Трэверс! — забормотал он, опасаясь, что его донос уже не будет иметь никакой ценности. — И Мальсибер… Он применял заклятие Империус… Да, на многих, очень многих! И Руквуд! Из Отдела Тайн Министерства, поставлял нам информацию… Последнее имя явно попало в цель. По рядам волной прошелся гул испуганных голосов и до Гарри донесся голос Бартемиуса. — Августус Руквуд? Срочно, запишите, — он кивнул волшебнице, сидевшей на ряд ниже. — Да, он! У него была целая шпионская сеть в Министерстве… — Что ж, Трэверса и Мальсибера мы уже задержали. Руквуд… Хорошо, если это все, то мы доставим вас обратно в Азкабан. — Нет! — отчаянно завопил Каркаров, дернувшись так, что даже его цепи зазвенели. — Я… я могу назвать еще… — Так называй! — Грюм, казалось, вот-вот кинется на Пожирателя. — Снейп! Северус Снейп! — Он был оправдан Большим Советом, — холодно ответил Крауч, — за него поручился Альбус Дамблдор. — Он лжет! Снейп самый преданный из приспешников Темного лорда! — Северус Снейп был Пожирателем Смерти, но примкнул к нам задолго до падения Воландеморта и, рискуя собственной жизнью, стал нашим агентом. Теперь он такой же Пожиратель, как и я, — спокойно произнес Дамблдор. «Вот оно что… Ладно, о чем-то таком я и подозревал с самого начала. Теперь ясно, почему он так странно себя ведет. Он двойной агент… Черт, но теперь… Если Реддл снова обьявился, он… Черт, Каркаров же знает об этом! Каркаров знает! Он же выдаст его Воландеморту и тот… черт, черт, черт! Надо поймать и убить Каркарова прежде, чем он доберется до Темного лорда, иначе… он же выдаст ему все, и про Снейпа, и про… черт… и про нас с Драко…» — Хорошо, Каркаров, мы пересмотрим ваше дело, а пока вы вернетесь в Азкабан. — Нет, нет, умоляю, нет! Крик потонул в каком-то странном гуле. У Гарри вновь закружилась голова и все поплыло перед глазами, словно растворившись в странном дыму. Но тут же все вновь вернулось. Тот же зал, только он теперь сидит слева от Крауча. Волшебников на трибунах намного меньше, но и лица не такие напряженные. Что-то снова обсуждают. Гарри кинул взгляд на Дамблдора — тот в другой мантии, но с таким же серьезным лицом. «Это все суды над Пожирателями, я понял… Как мне повезло оказаться в его кабинете как раз в этот момент! Хотя чувствую, ничем хорошим это для меня не обернется, хотя какого черта он бросил эту несчастную колдовскую бадью прямо так? Да ведь кто угодно может зайти и…» И тут дверь снова отворилась. Он сощурился, вглядываясь в лицо вошедшего и с изумлением понял, что это… Людо Бэгман. «Что?! Этот дурак?! Да какой из него к черту Пожиратель?!» Тот выглядел растерянным и перепуганным. Нерешительно подойдя к креслу, он сел в него, но цепи даже не шевельнулись. После этого он облегченно выдохнул и улыбнулся. — Людо Бэгман, вы доставлены в Совет Магического Законодательства, чтобы ответить на предъявленные вам обвинения, связанные с деятельностью Пожирателей Смерти, — начал Крауч, — мы выслушали свидетельства по вашему делу и перед тем, как вынести окончательный приговор, мы пригласили вас сказать последнее слово. Хотели бы вы что-то прибавить к предыдущим показаниям? — Только одно… — тот смущенно улыбнулся и Гарри чуть не поперхнулся, увидев эту совершенно дурацкую и неуместную улыбку, — я понимаю, что вел себя как последний идиот… — Людовик Бэгман, вы были задержаны при передаче информации сторонникам Темного лорда. В качестве наказания я предлагаю срок не менее… — Но я же сказал, что понятия не имел, что происходит! Руквуд был другом моего отца, я… я даже не знал, что он связан с Тем, кого нельзя называть! Я думал, что собираю информацию для Министерства, он обещал меня к вам устроить, когда… когда я уйду из квиддича! Неожиданно по залу пронеслась волна одобрительных кивков, кое-где даже послышались смешки. Сотни глаз осуждающе уставились на Крауча, который, кажется, был совершенно в ярости. — Ставлю решение обвинения на голосование! Кто за Азкабан — поднимите руки! В резко установившемся молчании руку не поднял никто. Гарри изумленно огляделся. «Что… совсем… никто?» Вдруг с места присяжных поднялась одна ведьма. — Что еще? — прохрипел Бартемиус. — Мы бы хотели поздравить мистера Бэгмана с блестящей победой сборной Англии против Турции в субботнем матче! И зал взорвался аплодисментами. На Крауча, бледного и усталого, страшно было смотреть. — Неслыханно! Руквуд обещал ему работу… Когда это действительно случится — для Министерства этот день окажется последним! Гарри не успел толком дослушать, как всю эту ситуацию прокомментировал Дамблдор, потому что зал вновь закружился и начал растворяться. Он закрыл глаза и, открыв через некоторое время, он обнаружил все тот же зал, но теперь атмосфера была совсем иной. В гнетущей тишине раздавались лишь всхлипы тонкой хрупкой волшебницы, вытиравшей глаза платком по правую руку от Крауча. Тот выглядел совершенно измождённым. Его бледное лицо осунулось, глаза потускнели. — Ведите их, — его бесцветный голос эхом разнесся по всему пространству. Уже знакомая боковая дверь отворилась и в зал вошли шестеро дементоров и несколько заключенных. Их усадили в кресла и цепи мгновенно приковали их к подлокотникам. Четверо — плотный мужчина с пустыми глазами, женщина с тяжелыми веками и копной блестящих, черных вьющихся волос, совершенно роскошная — в кресле узника он сидела, как на королевском троне, худощавый парень с нервно подергивающимися губами и юноша. Совсем молодой, походивший чем-то на Драко из-за светлых волос, рассыпавшихся по лицу и с молочно белой кожей в веснушках. Он дрожал, глядя прямо на Крауча. Тот поднялся и с такой лютой ненавистью посмотрел на заключенных, что Гарри стало не по себе. — Вас доставили в Совет по Магическому законодательству, — громко произнес он, — чтобы вынести приговор. Вы обвиняетесь в самом страшном, самом гнусном преступлении… — Отец! Отец, пожалуйста! — вдруг крикнул юноша. Крауч повысил голос, заглушая слова сына. — Мы выслушали все свидетельства, явно доказывающие вашу вину. Вы все обвиняетесь в том, что похитили авроров Фрэнка Долгопупса и его жену, и подвергли их заклятию круциатус, с целью выяснить, где находится ваш исчезнувший хозяин — Тот, кого нельзя называть! — Отец, я в этом не участвовал! Отец, послушай же! — еще громче завопил бледный юноша. — Клянусь, пожалуйста, не отправляй меня к дементорам, отец… — Я прошу присяжных, — Гарри боялся, что Крауч вот-вот сорвет голос, — тех, кто считают пожизненный срок в Азкабане заслуженным наказанием, поднять руки! — Мама, нет! Нет, мама, умоляю, мама, скажи ему, мама! Я ничего не знал, я не делал этого! Но дементоры уже вошли в зал. Они вновь схватили узников и юноша заорал от ужаса и боли, обращаясь прямо к своему отцу. — Я твой сын! Я же твой сын! — У меня больше нет сына! — рявкнул Крауч. И вдруг женщина, которую уже почти вывели из зала обернулась: — Темный Лорд вернется! Можете запереть нас в Азкабане, можете пытать, можете убить — но он вернется и мы будем верны ему! Он освободит нас! Тех, кто был верен ему до конца, кто искал его! После этих слов она расхохоталась высоким, истерическим смехом, совершенно безумным. Гарри увидел, как Бартемиус медленно опустился в кресло. Его взгляд потух, руки бессильно опустились. Женщина рядом задыхалась от рыданий. — Гарри… Не думаешь, что пора заканчивать? — раздался над ухом спокойный голос директора. Он резко вынырнул из этого сумрачного пространства, так, что голова закружилась. Гарри не удержался на ногах и упал, чтобы через несколько секунд открыть глаза и увидеть перед собой подол мантии Альбуса Дамблдора — уже настоящего. — Простите, я… — Любопытство не порок, но для всего нужно время, — тот протянул ему руку, помогая встать, — садись на стул, кажется, тебя немного тошнит. Так бывает, когда много времени проводишь в чужих воспоминаниях. — Н-нет, спасибо, я постою, — он помотал головой, — это же… Это же заседания по делу Пожирателей, да? Крауч посадил в Азкабан собственного сына… Поверить не могу! — Да, Гарри. Он жалел об этом всю жизнь, — глаза директора были печальны, — но это выбор, который ему пришлось сделать. Очень и очень сложный выбор. — Крауч… Он мертв. Теперь уже мертв, а его сын до сих пор в Азкабане… — Что? Откуда ты знаешь? — Это то, почему я пришел к вам, потому что… наверное, потому что больше не к кому. — Что ж, я тебя выслушаю, — тот улыбнулся, — так о чем ты хотел мне сообщить? — Кажется… кажется, я как-то связан со змеей Реддла. Мне начали сниться сны прошлым летом, слишком… они были совсем как эти воспоминания, слишком настоящие. После них у меня всегда адски болит шрам. Я словно был в теле змеи и видел все ее глазами, то, как Хвост прислуживает Воландеморту и пресмыкается перед ним. Я видел, как убили Марджела Брукса, того, из Отдела Тайн, который пропал зимой, и сегодня ночью мне приснилось, что … Воландеморт обсуждал ошибку Хвоста и пытал его круцитусом. Думаю, речь шла именно о Крауче. — Это очень опасные вещи, Гарри, — Дамблдор вдруг посуровел, — не думай об этом. Это всего лишь сны. Просто очень странные сны, вот и все. — Что?! Вы… вы сейчас серьёзно?! Мне снится Воландеморт, я словно оказываюсь в теле его змеи каждый раз, когда это происходит, я… я даже ее чертовы мысли читаю! Черная Метка на Чемпионате, мое имя в Кубке и теперь Крауч, который выбегает из леса и кричит о том, что Темный лорд вернулся и готовит для меня ловушку?! Вы… вы что, вообще ничего не понимаете?! — Гарри, не нужно на меня так кричать. Я прекрасно тебя слышу. Так… мисс Грейнджер все вам рассказала? Я думал, вы с ней не ладите. — Да… Но у нас, скажем так, деловое перемирие, — буркнул он, понижая голос. — Вот как? Очень рад слышать. Она очень добрая и честная девочка, ты бы многому мог у нее поучиться. — Ага, оставлять в живых врагов! — он зло усмехнулся. — У Министерства была возможность убить всех Пожирателей смерти, вроде Каркарова, так почему никто этого не сделал?! Всего лишь какой-то Азкабан… Сейчас Темный лорд вернулся и собирает своих приспешников, которые до сих пор живы по вине Министерства! Как… Это же идиотизм! — Гарри, — твердо произнес Дамблдор, глядя ему прямо в глаза, — ты понимаешь, ЧТО ты сейчас говоришь? — Да! Я видел Каркарова и других в ваших воспоминаниях! Темный лорд… Он вернулся, и знаете, почему?! Потому что Снейп не дал убить мне Хвоста! Без него тот бы не вернулся! Теперь вот Каркаров… Врагов нужно убивать сразу! Потому что если этого не сделать, то будет то же, что и сейчас! И… что, никто ничего не будет с этим делать?! Турнир же будет проведен, даже если армия Пожирателей придет посмотреть и сжечь весь Хогвартц, да?! Да как вы вообще смогли выиграть ту войну?! — Гарри! — директор поднялся и его очки-половинки сверкнули в полумраке кабинета. — Нет ничего ценнее человеческой жизни! Ничего, запомни это! Заключение в Азкабане — участь куда более страшная, чем смерть. Ты ведь и сам встречал дементоров и знаешь, какого это. Неужели тебе не жаль этих людей, которые обрекли себя на такие страдания? Неужели ты хочешь стать таким же? Ведь убийство — вовсе не выход. Насилие нельзя прекратить насилием — лишь… Лишь терпением и любовью. Я много раз говорил тебе об этом. И скажу снова. Ненависть — не выход. Убивая зло, мы лишь помогаем ему, сами, не замечая того, переходим на его сторону. — Вы… — Гарри смотрел на него с отчаянием, — вы продолжаете говорить об этом, несмотря на все, что произошло… — Я говорю об этом, потому что все это произошло. Я пережил много войн, Гарри, и ни в одной из них не было победителей, чтобы не писали в учебниках истории. Ни в одной. Насилие порождает лишь большее насилие и чтобы прекратить это — нужно разорвать круг. — Чем… бездействием? Позволить… уничтожить себя? — Это вовсе не то, о чем я говорил, Гарри, — тот снова смягчился и опустился обратно в кресло, — тебе не стоит думать о таких вещах. Пока, по крайней мере. Потому что совершить ошибку очень и очень легко. Но жить с ней всю оставшуюся жизнь… — Вы… вы про Крауча? — В том числе. Я лишь не хочу, чтобы твоя ненависть ослепила тебя, как Воландеморта. Не стоит ненавидеть тех, кто и так обречен. Мы можем лишь пожалеть их. Гарри не знал, что ответить. Точнее, знал, но ни одного цензурного слова в этом ответе не было, поэтому он промолчал. — Ты успешно справился с двумя испытаниями, смог подружиться с той, к которой питал неприязнь все эти годы — это уже немалое достижение. Тебе стоит обратить внимание именно на эту сторону жизни. В темные времена всегда нужно стремиться к свету, и только тогда сможешь найти верную дорогу. Не думай о своих снах, это всего лишь странные порождения наших мыслей, которые зачастую могут обманывать и вводить в заблуждение. Не стоит доверять страху, Гарри, потому что страх не дает никаких знаний об истине. Лишь любовь. Просто прими это и ты поймешь, что жизнь устроена чуточку проще. Гарри обессиленно кивнул. Разговоры с директором каждый раз сводились именно к этому и он уже отчаялся. Тот как будто бы жил в каком-то своем мире, совершенно отдельном от реальности. Он и Грейнджер. Оба они существовали словно в плоскости детской книжки, где было добро и зло, которое можно победить лишь силой дружбы или другой чепухи. Но если Грейнджер была всего лишь обычной девчонкой, то Дамблдор, один из величайших магов двадцатого столетия с совершенно серьезным лицом доказывающий ему, что нужно прощать и жалеть предателей, выглядел совершенно дико. Он молча покинул директорский кабинет. Мысли и чувства ходили ходуном и ему дико, нечеловечески хотелось увидеть Снейпа. Тот бы понял его, действительно понял, как никто другой. Тот бы не стал издевательски вешать ему лапшу о каком-то мифическом прощении и жалости, а четко ответил бы на вопрос. Возможно, он и сам согласен с мнением Гарри и тогда бы они могли вволю обсудить то, как глупо и отвратительно по-идиотски устроен этот чертов мир. Но делать этого было нельзя. До тех пор, пока Каркаров в замке, ему и на пушечный выстрел нельзя приближаться к декану, чьи жизнь и без того висит практически на волоске. Как, впрочем, и жизнь Драко с его отцом, и его собственная… «Значит, ты опять будешь разгребать все дерьмо в одиночку, Гарри… Как всегда. Черт, да мне теперь даже эта гребаная мразь, возомнившая себя лордом, кажется намного… намного умнее всех, кто меня окружает! Один Грюм и Снейп нормальные люди в этом балагане кретинов! Сколько можно играть в эту чертову справедливость?! Не существует ее! Никакой справедливости, никакого добра и прочей тупой ерунды! Нет этого и никогда не было! Не было! Не было! Есть только те, кто хочет убить тебя и те, кого хочешь убить ты… Ну, и чей смерти ты наоборот, не хочешь… Что он вообще понимает, этот старый дурак… У меня ничего нет, кроме страха! Ничего! Это мое единственное настоящее оружие! Если… если я начну всех прощать, то я не смогу сражаться и все умрут! Все! Черт…» Гарри брел по коридору, словно во сне. По щекам текли слезы, но он не замечал их. Трясущимися руками залез в карман, нащупал пачку. Единственное, что хоть иногда помогало прийти в себя. Он свернул и поднялся на четвертый этаж. Сейчас ему хотелось остаться в одиночестве, больше всего на свете, поэтому, скользнув в узкий проход одного из побочных коридоров, он вышел на узкую винтовую лестницу, ведущую к башне. Однако, к его удивлению, она оказалась занята. У самого окна, спиной ко входу, стоял… Невилл Долгопупс. Что-то внутри Гарри неясно кольнуло. В голове прозвучали слова Крауча о том, что Фрэнка и его жену пытали. Он осторожно встал у соседнего окна и, вытащив сигарету, зажег палочкой. Заметив его, Невилл поспешно развернулся, но Гарри негромко его окликнул. — Постой… — Что ты от меня хочешь, Поттер? — Прости. — Что… — Прости… — он внимательно на него посмотрел, — я… наверное, это было очень глупо. Тогда, в библиотеке. Сегодня я сам… я узнал об этом. Тот смотрел на него с плохо скрываемым изумлением и даже страхом. — Ты… ты п-просишь прощения… Ты?! — Да. А что? Неожиданно? — Гарри невесело усмехнулся. — Я понял, что сделал неверные выводы. Но теперь я понимаю тебя. Ты ненавидишь всех, кто использует то же оружие, что и те, кто пытал твоих родителей. Думаю, то, что их заперли в Азкабане, кажется тебе недостаточным наказанием за их преступление. Ты хочешь… Их смерти? — Откуда… — Я знаю, потому что чувствую то же самое, — он устало посмотрел вдаль, на серые холмы, окружавшие замок, — и… Я собираюсь отомстить. За твоих родителей, за своих. Всем до кого смогу дотянуться. Я хочу убить всех. — Что… Н-но почему ты м-мне это г-го-говоришь? — Потому что… Не знаю, почему-то подумал, что ты захочешь мне в этом помочь. Не сейчас, но… когда-нибудь, возможно. — Нет, я н-не могу! Это неправильно! — в отчаянии воскликнул тот. — Неправильно? Почему? Кто тебе об этом сказал? — Гарри внимательно вгляделся в его побледневшее лицо. — Что зло умножает зло? Что давать сдачи за боль, которую тебе причинили — неправильно? Плохо? — Это все равно не вернет им рассудок… — еле слышно прошептал Невилл. — А что, ты готов простить тех, кто это сделал? Ты реально готов просто взять и оставить все так, как есть, потому что… Потому что кто-то сказал тебе, что мстить — неправильно? Как минимум это стоит сделать, чтобы эта история не повторилась. Никогда. Думал ли ты, что, возможно, оставляя тех, кто совершил такое преступление, мы обрекаем невиновных на эту же участь? Думал ли ты, что однажды они могут сбежать из Азкабана, совсем как Блэк, и повторят свой «подвиг»? Будут пытать и убивать до тех пор, пока не останется никого? — Постоянно… — Если тебе так будет легче — я освобождаю тебя от чувства вины. Скажи сам себе, что злой отвратительный Гарри Поттер настолько жестокая тварь, что запугал тебя до смерти и теперь тебе придется отомстить за родителей, спасти еще кого-нибудь, кто тебе, наверное, дорог… Драко обычно всегда помогает. — Ты… Ты серьезно? — его глаза были круглыми от ужаса. — Ты не врешь? А… а вдруг… — Невилл, — Гарри выкинул окурок в окно и сделал шаг к гриффиндорцу, — понимаешь, я чувствую, что надвигается нечто… очень и очень хреновое. Все эти странные новости в течении года и прочее, это ведь все звенья одной цепи, которая упирается в Сам знаешь кого… и меня. И сегодня я узнал кое-что очень важное о событиях, которые случились много лет назад. И раз уж так сложилось, что мы с тобой столкнулись здесь, я решил не откладывать. Честно сказать, не люблю, когда кто-то ненавидит меня по-настоящему. Поэтому я подумал, что ты тот человек, которому будет интересно принять участие в охоте на Пожирателей. Когда-нибудь, конечно, не сейчас, очень надеюсь, что этот отвратительный момент наступит далеко не скоро. — Я не знаю… — тот замялся, избегая смотреть Гарри в глаза, — я… я боюсь тебя. — Да черт возьми, даже Грейнджер уже все поняла! — Что?! — Ваша всезнайка уже сама до всего додумалась и, между прочим, сама пришла ко мне! Я ее не звал, но ее чувство справедливости решило, что мне все-таки можно иногда доверять. Я сам не в восторге, но раз мне предложили — я не гнушаюсь ничего, что однажды может мне помочь. — Даже Гермиона… Я думал, вы с ней друг друга ненавидите! И… И ты меня! — Одно другому не мешает, — Гарри пожал плечами, — я вот Малфоя терпеть не могу, как посмотрю на него — аж кулак чешется по этой смазливой роже съездить, и ничего. Ладно, я замерз и хочу есть, так что пойду. И он, как будто бы ничего не произошло, развернулся и вышел с башни. Невилл глядел вслед его удаляющемуся силуэту и молча хлопал глазами. Поттер был самым странным человеком из всех, кого он встречал. Его поведение не вписывалась совершенно ни в какие рамки и он словно был за гранью добра и зла. С одинаковым спокойствием он применял непростительные заклятия прямо на уроке, издевался над другими учениками, а потом сопротивлялся империусу, приручал драконов и… просил у него, Невилла, прощения. Гарри Поттер никогда не извинялся, это было настолько не в его стиле, что Долгопупсу стало не по себе. Он привык видеть в нем концентрацию странного, хаотичного слизеринского зла, но временами тот вдруг начинал вести себя так, будто всего этого… не было. Поттер действовал по каким-то своим, сложно уловимым соображениям и был настолько противоречивой личностью, что сложно было понять, можно ли вообще ему доверять. Отчасти потому, что он всегда был искренен. И в своей ненависти, и в странном доверии, которое он вдруг оказывал окружающим людям. Сначала он мог очень и очень больно ударить, а затем сказать что-то вроде: «Я вчера смотрел, как умирает аквариумная рыбка и мне стало так тоскливо… А с вами такое бывало?» Невилл потряс головой и вздохнул. Пора было идти на ужин.