На пути к лучшему миру

Вечером, перед днем отъезда, он сидел на кровати и лениво складывал вещи в чемодан. Делать это с помощью магии, как все нормальные волшебники, он так и не научился, и сколько бы Драко не пытался показать ему несколько простых и весьма облегчающих жизнь заклинаний, он почти так и не начал ими пользоваться. Одежду он складывал таким образом, но вот книги… Все предметы магического мира он любил складывать вручную, перебирать их, рассматривать, открывать страницы. Этот год казался самым долгим из всех, которые ему доводилось проживать. Гарри смотрел на помятый фрак со Святочного бала и воспоминание об этом казалось таким далеким, словно это было в какой-то чужой жизни. Он с удивлением вспоминал себя в начале года, и в прошлом, и позапрошлом году, и в конце концов того тощего лохматого мальчика, который ждал, что в этом новом удивительном мире все будет по-другому. Что начнется какая-то совершенно новая счастливая и не похожая ни на что другое жизнь. Но теперь ему все это казалось просто смешным — его страх перед Дурслями, обычной человеческой жизнью… Гарри казалось, что, откажись он тогда от волшебного мира, то, возможно, его жизнь не превратилась бы в ад окончательно. Он бы жил и ненавидел Дурслей, возможно, сбежал бы из дома лет в пятнадцать, нашел бы работу где-нибудь, а то и вовсе покинул страну, уехав куда-нибудь, где его никто не знает. Все сложности, связанные с этим сценарием, теперь казались ему сущими пустяками по сравнению с перспективой войны. Скажи кто-нибудь тогда, в ту злополучную ночь на маяке, что его в мире волшебников ждет только боль, вечный страх и неизбывная тоска, что каждый год ему придется умирать… Что на нем лежит какое-то проклятие… тогда он сделал бы совершенно иной выбор. Но было поздно. Гарри Поттер, тощий растрепанный подросток в круглых очках, с холодными, задумчиво-неподвижными глазами, уложил в чемодан последнюю книгу — учебник по зельеварению за четвертый курс. Бросил взгляд на Забини, снимавшего со стены над кроватью плакаты с улыбающимися игроками в квиддич, которые, на самом деле, раздражали своим мельтешением который год. Затем повернулся и посмотрел на идеально заправленную постель и уже давным-давно собранный чемодан Драко Малфоя. Как всегда, нечеловечески безупречно. Вздохнул. Гарри поднялся, взмахнул палочкой и крышка чемодана тут же захлопнулась, а все замки, щелкнув, крепко закрылись. Он хотел подышать воздухом спокойствия и безмятежности, возможно, в последний раз. Будущее грозило неприятными переменами, которые невозможно было предугадать, но сейчас мир вокруг словно завис между временными отрезками, погрузившись в какое-то особое состояние. В гостиной Слизерина, как и в остальных, друзья спешили последний раз сыграть во что-нибудь, похвастаться планами на лето и просто насладиться перспективами на будущий год. Панси и Милисента со своими подругами играли в карты, с задумчивым лицом сидя за большим резным столом. Гарри подошел к ним и, кивнув, спросил так, будто его предмет разговора вообще не интересует. — А где белобрысый? — Малфой-то? — Панси подняла на него глаза и прищурилась. — Зачем он тебе? Чем вы там опять заниматься собрались? — Морду его бесстыжую бить буду, он мне денег должен. — Что?! — весь стол изумленно на него посмотрел. — Малфой?! Кому-то должен?! — Он мне проспорил, — Гарри пожал плечами, — десять галлеонов. — Так, — Паркинсон с шумом втянула воздух, — то есть вы спорили, и без меня?! — Ну мы не хотели остаться вовсе без денег, — он усмехнулся, — так и где он? — Нет, ты сначала скажи, на что такое вы спорили! — На победу мою, конечно. Он поставил, что я не пройду и первого Тура. — Так вот что это было… задумчиво протянула Милисента, — а я-то думала, почему он так на тебя разозлился… — Жадный потому что, хорек плешивый, — Гарри фыркнул, — то есть информацией вы не обладаете? — Он ушел, — сказал кто-то из девочек, — мы что, караулить его должны? — Да черт с ним, я пытаюсь… — Панси что-то активно высчитывала в уме, — Забини проиграл мне пять после Первого Тура, но потом выиграл у меня десять, но Макклаген… — Ладно, вы тут занимайтесь подсчетом средств, нажитых на моем честном имени, а пошел, — он вздохнул и отвернулся. Целый год, с подачи Панси, весь факультет делал ставки. Если до Первого Тура было много тех, кто ставил на то, что он вылетит, не продержавшись и десяти минут, то после сомневающихся в его способностях поубавилось. У него были смутные подозрения насчет того, что Паркинсон проворачивает не совсем честные махинации, однако в ее дела он не лез из уважения к тому, что она не лезла в его. Это было сдержанное противостояние, без перехода в активные боевые действия. Коридоры тоже не пустовали. Собрав вещи, ученики спешили последний раз увидеться друг с другом перед началом долгих каникул. Гарри шел, обходя небольшие шумные столпотворения, и разглядывая уходящие ввысь каменные своды потолков. Хогвартц был прекрасен. Время внутри него вело себя совершенно иначе, чем во всем остальном мире. В нем словно законсервировался воздух тысячи магических лет и иногда, в моменты долгих раздумий, ему казалось, что он чувствует отголоски тех жизней, что когда-то здесь проходили. Пять, десять, двадцать, тридцать, сорок лет назад… Магия, особенно древняя, на все накладывала свой отпечаток. И теперь Гарри особенно остро реагировал на эти неуловимые следы, больше похожие на зыбкую водную рябь. Что-то внутри него теперь чувствовало это место, как чувствовало палочку и феникса, как чувствовало… волшебство. Проходя мимо вырезанных из камня горгулий, он коснулся одной из них, ощутил под пальцами холодный, шероховатый камень. Наверняка такой же древний, как и сам замок, Легенда о том, что Хогвартц некогда был не построен, а именно призван основателями из какого-то другого волшебного измерения, из которого, собственно, и пришли драконы, эльфы и прочие магические существа, невероятно занимала его еще со времен третьего курса, когда он впервые услышал ее на занятии по древним рунам. Гарри с тихой тоской в сердце вспоминал, как наивно размышлял об этом и как мечтал о чем-то, что теперь казалось совершенной глупостью. Теперь он сам медленно и неотвратимо превращался в тайну, такую же странную, как весь замок. Слишком много «узлов судьбы», как сказала бы Милисента. Мальчик, который выжил. Победитель Темного лорда. Избранный. Проклятый. Тот, о ком говорится в каком-то чертовом пророчестве, о котором он не имеет ни малейшего понятия. Мальчик, заглянувший в источник истинной магии и чуть не погибший в попытках заключить договор с драконом. Мальчик, удививший своего врага и подружившийся с фениксом. Мальчик, уставший сражаться уже в начале войны. Гарри Поттер. Почти пятикурсник. Он неспешно поднялся на четвертый этаж и направился в когтевранское крыло. Мельком разглядев Долгопупса, беседовавшего с какой-то светловолосой девчонкой, вероятно, Лавгуд, он поспешил свернуть за угол, чтобы не идти мимо них. Сейчас ему не хотелось встречать знакомых, никого, кроме одного человека. Это была его прогулка. Способ запомнить как можно больше из этой обычной человеческой жизни, в которой не существовало воскресшего Тома Реддла. Он чувствовал себя кинокамерой, которая снимает документальный репортаж. Вот призрачная конница с криками и свистами пересекает коридор от стены до стены, и после этого вновь устанавливается спокойная тишина летнего закатного вечера. Сквозь огромные окна на каменные плиты падают золотые лучи и портреты закрываются от слепящего света. Уже завтра вечером школа окончательно опустеет и здесь не останется никого, кроме этих призраков, запечатанных в пространствах холстов. Гарри дошел до ниши, в которой находилось маленькая дверь. Она почти никогда не запиралась, но про нее мало кто знал. В Хогвартце было слишком много дверей и на них, как правило, почти никто не обращал внимания. Это место он нашел еще на третьем курсе и когда-то столкнулся там с сумасшедшей Лавгуд. С тех пор, когда он там находился, никто не смел туда входить, однако никаких угрызений совести по этому поводу он не испытывал. Нет, Гарри искренне любил Слизеринские подземелья, но очень часто, в моменты, когда на него накатывала ядовитая тоска, особенно после того, как жизнь в очередной раз макала его головой в какое-нибудь дерьмо, его тянуло на башни. Ощущение воздуха и свободы успокаивало. Даже когда все было совсем паршиво, можно было забраться повыше, выйти на небольшую площадку и стоять сколько угодно, разглядывая бескрайний горизонт. Он толкнул дверь и поднялся по узкой винтовой лестнице. Затем еще одна — и вот ему в лицо теплый летний ветер принес множество новых запахов и слов, собранных где-то далеко. Гарри прошел вперед и улыбнулся. На фоне одной из небольших стрельчатых арок чернел силуэт длинного светловолосого подростка. В идеально выглаженной мантии, он походил на самую точную копию Люциуса, за исключением того, что волосы были чуть короче. — Что, пейзажами любуешься? И тут вдруг Гарри услышал, как Драко поперхнулся и закашлялся. Только теперь он понял, чем тот занимался, и его вдруг разобрал такой смех, что ему пришлось опереться на стену, чтоб не упасть. — Драко… — простонал он, разглядывая его злое покрасневшее лицо, — ты… Ты что, куришь?! Ах-ха-ха… Черт, видел бы тебя сейчас твой папаша! — Заткнись! Заткнись, заткнись, заткнись! — тот, прокашлявшись, нервно выбросил окурок. — Да ладно, это ж я тебя научил. Ты таскаешь мне сигареты с Хогсмида вот уже второй год, было бы странно, если бы ты не прикарманил себе пару пачек, — отсмеявшись, Гарри подошел к нему и тоже закурил, — черт, да какая разница? Так и так помрем. — Очень смешно, — тот поправил разметавшиеся волосы, — вообще-то я — не ты. Просто… Просто сегодня как-то… — Хреново, — закончил он за друга, — я здесь по тому же случаю. Мир, как всегда, прекрасен, идиоты радуются свободе, а ты думаешь о том, что твоя личная жизнь лежит в руинах… И самое стремное, что… что никто этого не видит. Когда вокруг все так хорошо, но ты знаешь, что где-то уже притаилась смерть и у нее на тебя какие-то планы, то как-то… Не знаю, у меня слов не хватает. Хреново. Просто чертовски хреново. — Вот… вот я думаю об этом целый год, — Драко нагнулся, разглядывая шпили нижних башен, — и я не знаю, что делать. Я… я боюсь возвращаться домой. Потому что я боюсь, что там все изменилось. Совсем. Я… я не знаю, как теперь смотреть на отца с мамой, зная, что Он вернулся. Они же ничего мне не скажут! Но я буду знать… Я буду видеть это. Черт, Поттер, тебе легко, ты не нужно думать ни о ком, кроме себя! Тебе все равно где и с кем жить, ты… ты как будто так просто все делаешь, я не понимаю! Ты вообще умеешь бояться?! — Бояться? Да черт его знает… Знаешь, я не хочу просыпаться. С некоторых пор мне каждый раз приходится заставлять себя вставать и что-то делать, просто потому… Я не знаю. Я устал… И мне тоже чертовски страшно. На самом деле мне тоже есть что терять, если ты об этом, и… и я не знаю, что мне делать. В этом году я понял, что мне абсолютно не на кого положиться. Меня некому защищать, по-настоящему, понимаешь? — А Дамблдор? — Он идиот. Его очень просто обмануть, как и Грейнджер. Ну знаешь, они привыкли «доверять» людям… Правда бред? — Чушь какая-то… Как вообще можно хоть кому-то доверять?! — И я о том же… Но приходится. Тебе вот я доверяю. — А я тебе нет. Ты… ты странный, Поттер. Не уверен, что тебя человеком-то можно считать. — И это говорит мой лучший друг! Ладно, зато ты честный. Это я в тебе уважаю. Знаешь, это… это наверное лучше, чем если бы ты начал врать, что конечно мне веришь, потому что так надо, и ни капли меня не боишься… Фу, мне аж противно о таком говорить! — Но знаешь, Поттер, кроме тебя мне пойти не к кому, — Драко вздохнул, — Дамблдор ненавидит моего отца. Я… я ни у кого не могу попросить помощи, кроме тебя, потому что… потому что никто мне ее не даст. Ты адская тварь, я боюсь спать с тобой в одной спальне, потому что ты шипишь по ночам и угрожаешь кого-то убить, у тебя, черт побери, глаза в темноте светятся, и иногда ты начинаешь говорить так, будто я умру, если не выполню твой приказ… Я ненавижу тебя, Поттер, ненавижу! Но наверное, ты единственный, кто сможет убить… Темного лорда. — Так приятно знать, что хоть кто-то в меня верит! — фыркнул Гарри. — Все, вот мой смысл жизни теперь! Ну, убью я его, и что тогда будешь делать? Ведь мне придется, как минимум, сравняться с ним по силе… Может, я не захочу оставлять мир в покое… захочу отыграться за годы страданий? Откуда ты знаешь, что мне не взбредёт в голову стать новым Темным лордом? — Псих, — коротко выдохнул Малфой, — поехавший урод очкастый. Еще слово в этом ключе — и тебе придётся научиться летать без метлы. — Обожаю, когда ты злишься, — он рассмеялся, — выглядишь как злобный хорек. Ну, хочешь подраться? — Сейчас ты у меня договоришься, Поттер… — тот с такой яростью в лице шагнул к Гарри, что тот даже вздрогнул от неожиданности. — Только не по очкам! — он инстинктивно зажмурился, ожидая, что острые костяшки сейчас встретятся с его лицом, но вдруг почувствовал, как что-то с силой дернуло его за рубашку и губ коснулось что-то горячее и мягкое. Сердце и мысли остановились на целую вечность. Он боялся открывать глаза, чтобы не осознать происходящее до конца, боялся дышать и шевелиться. Драко, кажется, тоже. Гарри попытался было понять, что делать дальше, но, казалось, весь его могучий интеллект растворился в неизвестности. Казалось, прошло минут пять, прежде чем его отпустили. Он открыл глаза и увидел все еще смущенно-злое и красное лицо Малфоя. Гарри попытался было выказать возмущение такой подлостью с его стороны, но, открыв рот, так и не издал ни звука. Потом все же собрался с силами и чуть ли не завизжал: — Издеваешься?! Ты… ты… Ты! ЛУЧШЕ БЫ УДАРИЛ! — А мне хотелось, чтобы ты страдал! — Зачем… — Гарри отодвинулся от него к стенке, — и эт-то я-то псих?! Я?! Ты ч-чего творишь?! Ууу! Осмысленные слова кончились в его арсенале, остались лишь невнятные звуки отчаяния. — Издеваешься, да?! Издеваешься! — от вида совершенно беспардонно ржущего над ним Малфоя, он разозлился и кинулся на обидчика, повалив его на пол. — Да я тебе ноги переломаю, ты, урод белобрысый! Ты что сделал?! — Что видел! Поттер… Чтоб ты… Они принялись кататься по полу, таская друг друга за волосы и выкручивая руки, совершенно забыв про волшебные палочки. Гарри уже давно так не развлекался, потому что выяснилось, что по части рукопашного боя Драко значительно ему уступает. Вскоре остервенелая ярость в нем сменилась странным, почти детским весельем, и он позволил противнику залепить ему последнюю пощечину. — Ну черт побери, очки! Он услышал, как они с неприятным звоном бьющегося стекла отлетели в сторону. Малфой, тяжело дыша и отплевываясь, поднялся и принялся отряхивать мантию. — Черт, я только погладил! Урод, чудовище, тварь, недоносок очкастый! — И это я?! — Гарри был искренне озадачен. — Да ты опаснее и невменяемее Темного лорда! Кто … кто вообще так делает?! Без предупреждения! Т-тебя что, Милисента научила?! — Так и знал, что ты взбесишься, — на его вновь побледневшем лице расплылась довольная ухмылка, — ты бы себя сейчас видел… Это самая твоя лучшая рожа из всех. Даже лучше той, которая у тебя была на Святочном балу. -Окулус Репаро! — он надел вновь ставшие целыми очки и осуждающе посмотрел на друга. — В следующий раз внимательнее проверяй еду на наличие яда. Ну так… на всякий случай. — Принял к сведению. Что ж, теперь каждый раз, когда мне жизнь будет казаться мне отвратительной, я буду вспоминать тебя и думать о том, что она могла бы быть еще хуже. — То же самое скажу про себя! Я бы слал тебе письма со смертельными проклятиями каждый день, но знаешь, хочется отдохнуть от твоего нытья хотя бы летом! — Моего нытья?! Поттер, а ты ничего не путаешь?! Главный нытик тут ты! — Подраться хочешь? — Обойдусь, не хочу накладывать заклятия на новую мантию. Так они провели еще некоторое время, до тех пор, пока закатное солнце окончательно не потонуло за горизонтом и на бархатном сизом небе не высветились первые звезды. После случившегося на башне, Гарри, как ни странно, стало легче. Тоска и мрачные ожидания будущего отступили сами собой. Теперь в нем поселилась какая-то странная дикая веселость, совершенно не вяжущаяся со всей его жизнью. Он вернулся в спальню и еще час играл с Панси, Драко, Блейзом и Милисентой, после выдумывал дурацкие кандидатуры на роль преподавателя Защиты в следующем году — в итоге победила Паркинсон, предложив эту роль соплохвосту Хагрида. Почти всю ночь он жил, делая вид, что он совершенно нормальный человек с совершенно нормальной жизнью. Однако следующим утром ему пришлось вновь вспомнить о том, кто он такой. Перед отъездом из Хогвартца Снейп вызвал его в свой кабинет и провел подробнейшую лекцию о том, что ему следует делать по прибытии в Лондон и что лично он, Северус, сделает с ним, если эта информация просочится куда бы то ни было. Гарри пришлось поклясться собственной жизнью и свободой, что ни до одной живой человеческой или иной души, а в особенности, до Драко, эти сведения не дойдут. — Запомните, Поттер, — голос декана был особенно строг, — что ради вас множеству людей приходится прилагать титанические усилия и что любая ваша глупость — это, в первую очередь, вопиющее неуважение. — Профессор, — Гарри вздохнул, — я хоть раз вас подводил? — Вы склонны к импульсивным и необдуманным поступкам, поэтому я счел своим долгом лишний раз напомнить вам о последствиях в случае, если вы вновь решите, что в праве действовать самостоятельно. — Ладно, я понял! — он раздраженно кивнул. — Я и так вам пообещал! — Я бы заставил вас дать обет, но боюсь, директор будет против таких мер. Что ж… Я очень надеюсь, что вам хватит ума следовать всему, что я вам сказал. — Хватит! Я же не совсем кретин, в конце концов! Я… я понимаю, что нигде сейчас не безопасно, особенно… для меня. Думаете, мне самому хочется упрощать задачу Темному лорду? Нет! — Тогда вы можете идти, Поттер, — Северус нахмурился, внимательно его разглядывая. — Спасибо, — он встал и уже почти у самой двери обернулся, — хорошего лета, профессор.