На пути к лучшему миру

Драко никогда здесь не был. Старое заброшенное поместье на холме, вокруг которого раскинулся роскошный, хоть и весьма запущенный сад. При других обстоятельствах, ему, возможно, понравилось бы здесь, но он знал, что ждало его внутри особняка. Они только что трансгрессировали и Драко почувствовал, как рука отца, до того крепко сжимавшая его плечо, на мгновение дрогнула. Он поморщился и вдруг увидел, как из полумрака выползло нечто длинное и огромное, почти невидимое в тени кустарников. Змея. Чудная привычка всех Темных Лордов. Только Нагайна была намного страшнее и опаснее маленького Поттеровского полоза. Она умела и любила убивать, а затем пожирать своих жертв, заглатывая огромные куски мяса целиком. И теперь Драко ясно почувствовал на себе ее хищный, голодный взгляд. — Идем, — холодно прошептал Люциус, подталкивая его вперед. Он оглянулся назад и увидел, как Нарцисса чуть морщит нос, вглядываясь в большие темные окна. Небо здесь было серым и пасмурным, словно бы солнце избегало приближаться к поместью. Услышав громкий вороний крик, донесшийся с ветки старого дуба, росшего почти у самых ступеней, он вздрогнул. Под ногой что-то хрустнуло — крысиные кости. Затем ступени, каждая из которых неприятно скрипела. В доме давным-давно никто не жил и толком о нем никто не заботился, поэтому он обветшал и потускнел. Не было здесь ощущения, того искрящегося запаха волшебства в воздухе, которое непременно присутствовало во всех старых волшебных домах. Это было магловское жилище, заброшенная могила тех, кого судьба обделила силой и тем более странно было бояться его… Но Драко слышал, как огромная змея скользит совсем рядом с его ногами в пыли, густо покрывшей некогда роскошные ковры и паркет, слышал ее шипение и шаги отца, шорох платья матери и свое собственное сбивчивое дыхание. Они поднялись по лестнице. В нескольких местах выбиты ступени и сломаны перила, будто когда-то давно здесь бушевал неведомый шторм, и теперь разбитые остатки былой роскоши чернели, напоминая остов корабля в пустыне. Наконец, коридор, темный и пустой, в конце которого сквозь приоткрытую дверь пробивается слабый свет. Отец остановился и напряженно кивнул. Дальше Драко следовало идти самому. При всей любви к власти, Лорд любил, когда к нему приходили «добровольно». Впрочем, как и Поттер. Если бы не та ситуация, в которой он оказался, его бы позабавило удивительное сходство двух сумасшедших волшебников, но сейчас ему было совершенно не смешно. Нервно сглотнув, он пригладил волосы и, выдохнув, пошел вперед. Ноги отказывались сгибаться, и неприятный, тяжелый ком встал в горле. Нагайна проползла рядом и, посмотрев на него, тут же исчезла в дверном проеме. Родители шли за ним. Он не стал останавливаться у двери и вошел, осторожно ее распахнув. В центре огромной, почти пустой гостиной стояло черное кресло, и оно было повернуто к камину, поэтому он не видел того, кто там сидел. Но он сразу его почувствовал. Змея заползла туда, и бледная чешуйчатая рука коснулась черной плоской головы. Лорд Воландеморт ждал его. — Ты вовремя, Драко… — раздался высокий холодный голос, и по телу пробежала дрожь от той силы и мощи, что ясно слышалась в каждом слове. — Подойди же сюда и поприветствуй своего Лорда как подобает… Он на мгновение обернулся и увидел, как Люциус ему кивнул. Задержав дыхание, юноша в нерешительности приблизился к креслу и ясные голубые глаза тут же расширились от ужаса. Темный Лорд был страшен и омерзителен. Во всем его облике было нечто болезненно противоестественное, само существование ТАКОГО тела казалось надругательством над природой. Хотелось отвернуться, отвести взгляд от этого безносого полузмеиного, получеловеческого лица, спрятаться от выжигающих душу алых глаз и попросту исчезнуть из поля зрения этой адской твари. Но Драко не мог. Усилием воли подавив отвращение, он медленно склонился, слыша шипение змеи прямо над ухом. Воландеморт молчал. Юноша стоял перед ним, преклонив колено, и ждал. В густой тишине слышалось лишь тиканье часов, похожее больше на капанье воды, порождающее эхо в каменной пещере. У него уже затекли ноги и начала болеть шея, но шевелиться было нельзя. Наконец, воздух прорезал голос Темного Лорда, неприятный, пробирающий ледяным холодом до самых костей. — Ты пришел, чтобы стать моим слугой… — Да, — тихо ответил он. — Даже если я убью тебя? — послышался высокий и гулкий смех. — Моя жизнь всецело принадлежит Вам, Милорд. — Мне нужно больше, чем твоя жизнь, Драко. Мне нужна твоя душа и все, на что ты способен. Твой отец допустил ошибку… непростительную ошибку, и теперь все зависит только от тебя… — Я готов служить вам, Милорд. Молчание. Он чувствовал на себе пронизывающий взгляд Лорда, который, по всей видимости, решал, достоин ли юноша Черной Метки. Наконец, Воландеморт произнес: — Руку. Драко тут же задрал рукав и вытянул вперед левое запястье. Под прозрачной белой кожей выступали пульсирующие кружева вен, и, как только кончик палочки коснулся ее, ядовитый огонь тут же потек по ним, распространяя невыносимое жжение. Темный Лорд произнес заклинание, которое словно раскалённым скальпелем вырезало на руке черный череп, с выползающей из него змеей. Драко в ужасе смотрел на это и горячие слезы, которые он был не в силах сдержать от невыносимой боли, катились по щекам. Наконец, это закончилось. От метки поднимался дым, а сама она шевелилась, глубже въедаясь в плоть. Воландеморт усмехнулся, глядя на его страдания и, ухватив его когтистыми пальцами за подбородок, заставил посмотреть себе в глаза. — Б-благодарю вас, Милорд… Я… я счастлив стать вашим слугой… — прохрипел юноша. — Конечно, счастлив, — снова смех, — и я дарю тебе шанс заслужить мою милость, Драко… Доказать свою безоговорочную верность и преданность Лорду Воландеморту. Уверен, ты готов сделать все ради этого. Поэтому убить Альбуса Дамблдора для тебя не составит большого труда. Его сердце остановилось. Убить Альбуса Дамблдора. Невозможно. — Милорд… — послышался со стороны двери тихий и осторожный голос отца. — Я не с тобой разговариваю, Люциус! — рявкнул Лорд и вновь обратился к Драко. — Ты ведь не разочаруешь меня? — Н-нет, — юноша мотнул головой, — я сделаю то, что угодно Вам, Милорд. Сколько у меня времени? — Год. Видишь, насколько я добр? — узкие темные губы расплылись в улыбке, больше напоминавшей оскал. — Я могу позволить себе не торопить события, поэтому у тебя будет ровно год для того, чтобы убить Дамблдора. Я даже… не прошу принести его голову, лишь сделать так, чтобы он покинул этот мир. Если справишься, то я буду очень доволен и, возможно, даже забуду про ошибки Люциуса. Но если ты окажешься таким же бесполезным, как твой отец, то тогда сохранение ваших жизней перестанет быть для меня обязательным. А теперь можешь идти… Драко не смог произнести ни слова. Несколько секунд он со страхом и отчаянием смотрел на Темного Лорда, после чего поднялся и, поклонившись, отошел от кресла. Каждый шаг давался с трудом. Руку все еще жгло, и он поспешил закрыть метку рукавом, чтобы не видеть и не думать о ее существовании. Все было кончено. Это был заведомый проигрыш, приказ, который невозможно выполнить. Он прекрасно знал, что даже сам Воландеморт не смог справиться с Дамблдором. Даже Гриндевальд не смог этого сделать. Никто… Никто в целом мире… И у него, Драко, не было на это ни единого шанса. В Отделе Тайн появление нового пророчества событие настолько же заурядное, как во всем остальном мире дождь или снег. В одной из множества комнат, войти в которую невозможно было без особого ключа, стояло нечто, напоминающее фонтан. Вокруг не было ничего больше, лишь это странное устройство, предназначенное для записи пророчеств. Любое пророчество, произнесенное на территории магической Британии, тут же транслировалось здесь, проявляясь, как в зеркале, в идеально гладком потоке воды, которая беспрерывно и бесшумно лилась по стеклянной поверхности. За этим процессом наблюдала женщина. Ее лишь недавно назначили на должность, спустя несколько дней после того, что произошло в Министерстве в начале июня. За две недели была произведена почти полная реорганизация работы в Отделе Тайн, и теперь Невыразимцы дежурили здесь не только днем, но и ночью. И в числе прочего, особое внимание было обращено к Зеркалу Пророчеств. К нему была приставлена охрана, чего раньше никогда не случалось, потому что процесс проявления и запечатывания пророчеств был полностью автоматизирован и во вмешательстве не нуждался. Но теперь в каждой тайной комнате должен был находиться хотя бы один человек — просто на всякий случай. Женщина вздохнула. Она сидела здесь, периодически поглядывая на водную гладь и, подсвечивая себе палочкой, читала. Ей хотелось спать, но до конца дежурства оставалось еще несколько часов. В семь утра ее должны были сменить, и тогда она наконец смогла бы отправиться домой. Перелистнув страницу, ведьма поправила широкие очки, и вдруг услышала странное бормотание. — Кто здесь? — она тут же захлопнула книгу и оглянулась, но никого не увидела. Это был фонтан. На его поверхности появился светящийся силуэт девушки с очень длинными и светлыми волосами. Она лежала в кровати, обхватив рукой подушку и, кажется, спала. Глаза ее были закрыты, а лицо неподвижно, только полупрозрачные губы шевелились, вышептывая: — …жнец начал времени отсчет, и в час, когда венец напьется кровью, чаши весов сравняются, жизнь примерив и смерть, из пламени родятся меч и щит, а кубок станет полон — тогда замкнется круг тысячелетнего пути, и новое начнется исчисленье… Вода текла и вскоре изображение девушки опустилось вниз. Засияв в огромной плоской чаше, жидкость с призрачным пророчеством вдруг сжалась и с легким хлопком исчезла. Тут же послышался мелодичный стук откуда-то снизу и по двум тонким металлическим желобкам из пасти черного льва выкатился стеклянный шарик, сияющий изнутри. Он застыл на некоторое время, словно бы выжидая, и затем вновь покатился дальше, в небольшое отверстие в стене, замаскированное под рельефную арку. Женщина успокоилась и выдохнула. Это было первое пророчество, свидетелем записи которого она стала. Ей рассказывали, что иногда за одну ночь могло появиться и больше, но на сегодня, по всей видимости, представление было окончено. Вода вновь текла по стеклу, образуя прозрачную зеркальную гладь и не издавая ни звука. Завтра, волшебница это знала, отдел толкователей выяснит имя прорицательницы и, возможно, расшифрует само послание и то, о ком оно создано. Правда ей показалось несколько странным, что в пророчестве не было прямых указаний на личность человека — все же, как правило, они обыкновенно были более подробными. Но вскоре она перестала задаваться этим вопросом, потому как до конца дежурства оставалось около трех часов, а она еще не прочла и половины книги. Гарри проводил много времени в комнате Сириуса. Он уже на десять раз успел просмотреть весь альбом с фотографиями и теперь лежал на кровати, слушая кассету с четвертым альбомом Led Zeppelin на стареньком Walkman. Вероятно, он был заколдован и поэтому спокойно работал даже несмотря на все волшебство, которое вокруг происходило. На одной из фотографий юноша нашел своего отца, который сидел на окне с плеером и периодически оглядывался на кусочек чьего-то тонкого плеча, появлявшегося из-за рамки. Вероятно, это была его мать, Лили, потому что выражение лица у Джеймса было самое что ни на есть дурацкое. Эти снимки были по большей части веселыми и счастливыми. На них было множество людей — Сириус, члены Ордена Феникса, все еще молодые и … живые. Но от их улыбок, таких настоящих и беззаботных, Гарри становилось тошно и больно. Смотреть на воспоминания о давно прошедшей жизни, которая была и частью которой он мог бы стать, было тяжелее, чем драться с Пожирателями Смерти. В бою он знал, кого ненавидеть, и он знал, что нужно сделать для того, чтобы победить. А эта битва была уже давно проиграна… Он слушал «The Battle of Evermore» и как только песня подходила к концу, он жал на кнопку, перематывая пленку на шесть минут назад. Гарри уже выучил текст и теперь задумчиво подпевал: — О, до чего же длинна эта ночь… До чего же медленно тянется время… В изнеможении мы возводим глаза к востоку, ожидая рассвета… Ему казалось, что весь текст буквально о его жизни. Вечная битва с Темным Лордом за Авалон, только в его случае он был уже выжжен, а все деревья срублены на корню, и смысла в этой борьбе не было никакого. — И призраки в черных одеждах ворвутся в город, возвещая о горе и смерти… «Удивительно, и откуда бы им знать о Пожирателях? Это было черт знает в каком году…» Наконец, песня закончилась, и он со вздохом снял наушники. Тишина ударила по ушам и на душе стало еще гаже. И вдруг он почувствовал странное, непривычное жжение на груди. Медальон нагрелся, что означало только одно — Драко передал ему сообщение. Гарри тут же вытащил его и открыл, с опаской и волнением глядя на портрет. — Что с ним? — Он стал Пожирателем Смерти. И ему дали задание, которое он, скорее всего, никогда не сможет выполнить. Август сказал, что он в отчаянии. — Что?! В груди у него все замерло. Нет, он знал, что рано или поздно это должно было случиться, но этой новости ему стало так неуютно, что он поежился. Гарри не понимал, как на это реагировать и что вообще чувствовать в первую очередь, поэтому тупо смотрел на девушку в медальоне, хлопая глазами. — Черт… Все еще хуже, чем я думал! Пожалуйста, спроси его — это… это задание… оно касается меня? Та кивнула и исчезла. «Вот и все, — подумал он, — вот и все… Скорее всего Реддл приказал ему поймать меня и притащить за шкирку, чтобы он наконец-то смог меня убить… Черт… И что теперь делать?! Я… я же не буду с ним драться по-настоящему!» Драко был его лучшим другом и, по сути, единственным человеком, о котором Гарри действительно беспокоился, настолько, насколько умел. Однако он прекрасно понимал, что их личное отношение друг к другу ничего не меняет. Теперь они официально стали врагами, для всех — для Дамблдора, Темного Лорда и всего магического мира. У них не было шансов, как и не было выбора. Положение было настолько отчаянным и сложным, что Гарри с трудом представлял себе, как они будут общаться в этом году. Он не хотел бросать Драко, не хотел оставлять его одного, но он прекрасно понимал, что любой неверный шаг с его стороны убьет их обоих. И от этого становилось еще больнее. Во время первой магической войны у его родителей были друзья, которые сражались с ними бок о бок. Все они были на одной стороне, и это было намного легче, намного проще, чем то, что происходило сейчас. Несмотря на слова Дамблдора, Гарри остро понимал и чувствовал свое одиночество. Его единственный друг стал Пожирателем Смерти. Северус Снейп был Пожирателем Смерти. Невилл возненавидел его, остальные боялись… И отчасти Гарри знал, что сам виноват в этом, но все же ему было обидно за свою собственную судьбу. Наконец, Гертруда вернулась и коротко ответила: — Нет. Он сказал, что это не имеет к тебе никакого отношения. У Гарри отлегло от сердца. Он выдохнул и потер висок ладонью. — Хочешь ему что-нибудь сказать? — Не знаю… — юноша поморщился, — я… Я понятия не имею, что говорить. Я не знаю! — Скажи, что любишь его… — портрет девушки улыбнулся и хихикнул. — Что?! Да никогда! Он же не умер, в конце концов! — Гарри тут же вспыхнул. — Передай, что… что я не начал его ненавидеть, если вдруг это его беспокоит. Я же знал, на что иду… После этих слов он захлопнул медальон и встал с кровати. Голова шла кругом от нервного напряжения. Воландеморт снова что-то замышлял и теперь в этом еще был замешан Драко, а он, Гарри, абсолютно ничего не мог с этим сделать. Еще более беспомощным он чувствовал себя только в конце второго курса, когда впервые в жизни осознал неотвратимость смерти. Тогда ему повезло, но он был уверен, что больше такого шанса ему не выпадет. Выйдя в коридор, он услышал ругань и странные звуки, напоминающие борьбу, доносившиеся откуда-то с первого этажа. После только что услышанной новости, Гарри очень не хотелось оставаться одному, поэтому он готов был даже вмешаться в разговор, лишь бы хоть чем-то перебить поток панических мыслей. Как оказалось, дело было в Тонкс, ловившей Кикимера на кухне. Тот кричал и грязно ругался, поминая ее мать «предавшую древнейший и благороднейший дом Блэков», и, кажется, размахивал какой-то книгой. — Отдай, уродец! Отдай! — она кинулась к нему, сшибая стул, но домовик лишь скорчил гримасу и уже поднял было пальцы, собранные в щепоть, чтобы исчезнуть, но тут Гарри схватил его за шиворот и хорошенько встряхнул. — Стоять! — раздраженно рявкнул он. — Ты опять за свое? — Хозяин! Хозяин, эта… эта предательница крови украла том из комнаты госпожи! — Да не крала я! Взяла почитать, потому что в этом сарае больше нечем заняться! Откуда я знала, что это комната этой крикливой… — Все! Кикимер, отдай ей книгу, пусть занимается чем угодно, я ей разрешаю… Я сейчас не в настроении, чтобы с тобой возиться, поэтому пожалуйста, не порти мне его еще сильнее! Эльф поморщился, но последовал приказу и, положив книгу на край стола, демонстративно исчез с легким хлопком. Гарри вздохнул и виновато посмотрел на Тонкс. — Спасибо, — та тряхнула ярко-желтыми волосами, — я бы и сама его поймала. Кстати, думала, ты спишь. — Нет, я просто… — Ты опять ходил в комнату к Сириусу, да? — Ну… да, — он отвернулся, — ходил. А здесь было собрание? — Ага, — она кивнула и взмахом палочки зажгла плиту, — чай будешь, или пойдешь? — Буду. Она странно на него посмотрела и подняла бровь. — Я думала, ты ни с кем не хочешь разговаривать. Что-то случилось? — Что?! — Гарри прошиб нервный пот от удивленного взгляда ее глаз, ставших сиреневыми. — Нет, ничего! Я просто… я не знаю… Я… — Что, паршиво? — Тонкс грустно усмехнулась. — Все-таки скучаешь по нему? — Не знаю… Скорее… Я не понимаю. Я хочу все вернуть обратно! Почему нельзя отправиться в прошлое и… я знаю, что я в этом виноват, мне не надо было туда соваться, тогда бы вообще ничего не случилось! Я не знаю… Я чувствую себя таким дураком, полным кретином! Мне так жаль. Но я понятия не имею, как все исправить! — он поднял стул и сел на него, обхватив голову руками. — Ты меня ненавидишь, да? Вы… вы же, кажется, дружили с… — Ты не прав, Гарри, — вздохнула она, разглядывая фарфоровую чашку, — совершенно не прав. Честно, я знаю, что ты ни причем, хотя все прошлое лето ты вел себя просто отвратительно несмотря на все попытки Сириуса и Римуса тебе понравиться. Но… Это война. Даже если бы не случилось битвы в Министерстве, то произошло бы что-нибудь еще, и кто знает, не погибло бы… не погибло бы там больше людей? Так что в этом твоей вины нет. Хотя знаешь, с тех пор уже почти месяц прошел, а меня до сих пор трясет при одной мысли о том, что там случилось. Тебе хорошо, ты сидишь здесь и тебе не нужно чуть ли не каждый день ходить туда, где… где убили твоих друзей и делать вид, что все в порядке. Наверное, когда-нибудь я привыкну к тому, что их больше нет. Но не сейчас. И каждый раз, когда я замечаю, что дверь в комнату Сириуса открыта, мне кажется, даже несмотря на то, что я ЗНАЮ, что это не он, кажется, что… что он снова там. Ее лицо дернулось, и она отвернулась, вытирая глаза локтем. Гарри стало совсем плохо. Лучше бы она кричала на него и обвиняла в том, что он виноват во всем, что это все из-за него и из-за того, какой он непроходимый идиот и тупица, лучше бы она попыталась ему отомстить, убить… Но не плакала. Гарри не выносил чужих слез, особенно когда сам был тому причиной. Он ненавидел, когда Драко начинал плакать, это пугало и вводило в ступор, поэтому он злился и ругал его, или бил, чтобы прекратить это. Ему было неловко и неуютно, и больше того — он понятия не имел, как себя вести. Он не умел утешать и не знал, что следует говорить, поэтому просто задержал дыхание и притворился, что его нет. Тонкс взяла себя в руки и даже улыбнулась, но голос ее по-прежнему дрожал. — Знаешь, я теперь ненавижу этот дом. Я бы никогда в жизни сюда больше не вернулась, если бы не Дамблдор и не ты. Он попросил приглядывать за тобой, поэтому не бери в голову. Я же знаю, что ты вовсе не хотел, чтобы так получилось. Просто… просто это случилось. Вот и все. — Если бы меня здесь не было, то тебе бы не пришлось здесь находиться, — тихо пробормотал он, пряча глаза, — прости. Она изумленно на него посмотрела. Слышать извинения от Гарри Поттера было почти так же странно, как от Темного Лорда, поэтому она даже не сразу нашлась с ответом. — Если бы тебя не было, то ничего бы не изменилось, поверь. Не думаю, что это бы хоть что-то исправило. Хотя лучше бы ты сказал это… — Я знаю! — он почти готов был зарыдать. — Я знаю, что должен был сказать это Сириусу и Люпину, всем, я знаю! Я и так себя ненавижу, но это уже ничего не изменит! — Извини, — она заварила чай и подсела к нему, — я не это имела ввиду. — Я знаю, что это… Знаю. Не надо… — Никто тебя не винит, Гарри. И я тоже. И Сириус, я уверена, тоже… Просто так получилось. Вот и все. В этом виноват не ты, а те, кто это сделал. И… не думаю, что твоему крестному бы понравилось, если бы ты действительно стал себя ненавидеть. Ты же помнишь… Он так к этому относился, что скорее бы посчитал это забавным, — она невесело улыбнулась. — Извини, — он поднялся, избегая смотреть на нее, — прости. Я… я не могу. Не оборачиваясь, Гарри вышел из кухни и, взлетев по лестнице, быстро заперся в своей комнате. Ему было невыносимо стыдно и горько, и в который раз он убедился, что ему лучше ни с кем не разговаривать. Все разговоры, которые он заводил, в конце концов сводились к одному и тому же — он виноват в смерти друзей своих родителей. Он оказался ничтожным слабаком, который выбрал не ту дорогу и в итоге совершил слишком много ошибок. Гарри тяжело дышал. Он забился в самый дальний угол кровати и, сняв очки, закрыл лицо, пытаясь успокоиться. Из глазницы черепа показалась сначала змеиная голова, а вскоре и весь Зевс. Он медленно пополз по столешнице и, с тихим хлопком шлепнувшись на пол, приблизился к кровати. «Глубина твоего отчаяния начинает меня утомлять. Это слишком затянулось — тебе так не кажется?» — Отстань! — прошипел он. — Ты не понимаешь! Ты… тебе все равно… «Тебе тоже было все равно. С каких пор тебя стал волновать кто-то, кроме тебя самого?» — С тех самых пор, как из-за меня умерли Блэк и Люпин! «Ты постоянно умираешь, но до сих пор жив. Не вижу повода так убиваться. В конце концов ты слышал пророчество — ты не сможешь спокойно жить до тех пор, пока не убьёшь своего врага. До сих пор у тебя неплохо получалось» — Неплохо?! НЕПЛОХО?! ТЕБЯ ТАМ НЕ БЫЛО! ТЫ ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЕШЬ О ТОМ, ЧТО ТАКОЕ — УМИРАТЬ! КОГДА ОН НАСТУПАЕТ ТЕБЕ НА РЕБРА, И ТЫ СЛЫШИШЬ, КАК ОНИ ХРУСТЯТ! ОН МОНСТР! ЕГО НЕВОЗМОЖНО ПОБЕДИТЬ! Гарри кричал. Он злился на змея, но увы, ничего не мог с ним поделать, поэтому лишь гневно смотрел в его ярко-желтые глаза. «Победить можно кого угодно, и ты это знаешь. А теперь успокойся, мне неприятно слышать эту тональность» — Это ты во всем виноват! Ты уговорил меня, ты… «Я? Не питай иллюзий, волшебник, — голос змея в голове Гарри звучал холодно и даже несколько обиженно, — я всего лишь помогал тебе, исходя из твоих собственных желаний. Не ври себе — ты всегда был таким. Тебя никогда не интересовали ни другие люди, ни то, что ты причиняешь им боль. Ничто не мешало тебе бить Драко, хотя ты считаешь его своим другом, ничто не мешало ненавидеть остальных. Но я не вижу в этом ничего, что могло бы помешать тебе достигнуть цели и я не понимаю, почему после смерти тех, кто тебе не нравился, ты вдруг стал так к этому относиться» — Что… — он с ужасом замолчал, медленно осознавая, что тот ему сказал, — нет, это неправда… Я же… я же не такой урод, как… «Вы с ним очень похожи, волшебник, хотя бы потому что вы оба достаточно жестоки и не прощаете ошибок. Это похвальное качество, если вдруг ты хочешь знать мое мнение. Жестокость — ключ к победе, поэтому не советую от нее избавляться» — Нет! Как… как ты можешь такое говорить… Я вовсе не жестокий! — Гарри кричал, но в душе понимал, что все это ложь. Змей был прав. Чертовски прав. Никогда раньше Гарри не замечал этого и попросту не видел. Он чувствовал, когда мир был жесток к нему и отвечал тем же, но не всегда по отношению к тем, кто этого по-настоящему заслуживает. До сих пор все, что он делал и говорил в отношении других людей, казалось ему чем-то совершенно нормальным, как, например, кричать на Драко, когда тот говорил что-то, что Гарри не нравилось, издеваться над теми, кто был слабее него и унижать кого-то просто потому, что это было… весело. Он помотал головой, пытаясь прогнать нарастающее чувство омерзения и стыда, но у него ничего не вышло. В один момент он вдруг понял, что не является героем и никогда им не был… Что он не крутой и сильный, как Темный Лорд, а всего лишь такой же сумасшедший и отвратительный. Ему хотелось сбежать от самого себя, но это было попросту невозможно. Он остался наедине со всеми своими страхами, болью, тоской и осознанием собственного ничтожества и совершенных ошибок. Вся его жизнь была ошибкой в прямом смысле этого слова и Гарри не знал, как теперь существовать дальше. Он вовсе не хотел по-настоящему превращаться в Темного Лорда, он желал иметь его силу, но не быть таким отвратительным чудовищем. Он не справлялся. Он в ужасе смотрел на свои собственные трясущиеся руки и ему хотелось затянуть покрепче петлю и повеситься, чтобы прекратить весь этот кошмар. Мысль была глупая, но такая… соблазнительная. Он мог бы все прекратить. Выйти из игры прежде, чем сделает еще что-нибудь, допустит еще какую-нибудь фатальную ошибку. Он просто избавит всех от самого себя и лишит мир проблемы, которой на самом деле всегда и был. Когда-то он хотел стать героем. Давным-давно, в детстве, когда его били хулиганы, а потом тетя Петуния отчитывала за порванную футболку и за ухо тащила в ванную, он мечтал, что однажды вырастет и станет таким крутым, чтобы никто и никогда не смел его обижать. Он ненавидел тех детей и мечтал, чтобы они навсегда исчезли. Это положение вещей было настолько привычным, что даже когда мир, в котором он жил, изменился, Гарри все еще продолжал чувствовать себя тем забитым мальчиком, мечтающим о мести. Он научился давать сдачи и научился запугивать, научился убивать… Он был свято уверен в том, что делает все правильно и что иного пути быть и не может. Он наконец-то смог побороть хулиганов… Только на самом деле их вокруг не было. Гарри стал самым сильным среди тех, кто даже не хотел с ним бороться и поддавшись этой иллюзии он сам не заметил, что на самом деле ни на шаг не продвинулся в настоящей борьбе. Воландеморт был так же опасен, как и пятнадцать лет назад. Он все еще мог его убить с поразительной, необычайной легкостью. И вся боль, с которой он жил всю жизнь, не имела ни малейшего смысла перед этим фактом. Все могло бы быть по-другому. Вся его чертова жизнь могла бы сложиться чуть лучше… Он мог бы подружиться с Сириусом, прошлогодняя ненависть к которому теперь казалась какой-то совершенно детской глупостью. Он мог бы все сделать иначе, намного лучше и не убивать столько людей, в конце концов. — Может Дамблдор был прав… — упавшим голосом произнес он, — может, мне нужно было быть в Гриффиндоре? Может, тогда бы все сложилось иначе? Я бы дружил с Грейнджер и Долгопупсом, уж не знаю как, и наверное, я бы не сидел сейчас здесь! Он вдруг вспомнил, что Распределяющая шляпа сказала насчет Слизерина. «Там ты найдешь пути для воплощения своих амбиций, но в Гриффиндоре ты найдешь настоящих и преданных друзей…» Тогда он ответил, что у него уже есть друг. В одиннадцать лет все казалось невероятно простым — Драко хотел в Слизерин, и Гарри тоже. Тот сказал, что это лучший факультет — и он ему поверил. И до последнего момента он ничуть не сомневался в правильности своего решения, но теперь, глядя на всю свою жизнь, он думал о том, а не был ли каждый его шаг неправильным? — Зевс… мне кажется, все нужно было сделать по-другому! Я не должен был… не должен был идти в Слизерин! Если бы мы с Драко не были друзьями, то все было бы проще! Мы бы и не дружили, и я бы не боялся… Я бы по-настоящему считал его своим врагом… Господи, я так хочу, чтобы у меня появился новый шанс. Если бы я только умер и не знаю, каким-нибудь чудом снова родился, я бы все сделал иначе! Я бы всю жизни прожил по-другому! «Ты думаешь, что это хоть что-то бы изменило по-настоящему? Тебе бы также пришлось сражаться с Реддлом и, вероятно, проживать все, что случилось в твоей жизни. Думаешь, ты был бы счастливее?» — Я уверен… Я уверен, что если бы не был таким дураком, то все были бы живы… И мир бы не оказался в таким дерьме из-за меня! «Люди… — змей свился в клубок и вытянул шею, — всегда недовольны тем, что имеют. Проживи ты иную жизнь, то тоже мечтал бы о чем-то еще. Оставь. Ты все равно ничего не исправишь и в этом нет никакого смысла» — Я знаю! Я знаю, что ничего не исправить! Но я могу… я могу хотя бы не допустить еще чего-нибудь… «Если ты умрешь, то и я тоже, а мне очень хочется жить. До тех пор, пока между нами существует контракт, я не позволю тебе покончить с жизнью, любым из способов» — Да какая теперь разница! «Большая. Если ты умрешь, то все мои усилия будут напрасными. Хотя, впрочем, тебя такие мелочи никогда не волновали. Ты ждешь совета там, где должен принимать решения, и отказываешься слушать, когда для тебя это действительно необходимо. У тебя напрочь отсутствует чувство момента, волшебник» — Что за чушь?! Какое еще чувство момента? «Я уже много раз говорил об этом. Ты должен чувствовать и понимать, когда и как нужно действовать. Пока что ты используешь свою силу там, где это вовсе не требуется, и даешь слабину в решающий момент. Именно поэтому Лорд почти убил тебя. Поверь, у тебя предостаточно сил, чтобы уничтожить его в магическом поединке, но ты не использовал ни один из своих козырей» — Это какие же? Какие у меня вообще были шансы против него?! «Ты мог бы призвать мантию-невидимку, или взять ее с собой, не отговариваясь тем, что боишься, что с ней что-нибудь случится. Вывернув ее наизнанку, ты бы смог исчезнуть из этого мира, как это делает место под названием Выручай-комната. Ты мог бы отправить туда Реддла и поверь, он бы не сразу оттуда выбрался. Ты мог забрать у него палочку с помощью экспеллиармуса, но пренебрег этим заклинанием, потому что никогда не воспринимал его всерьез. Ты мог бы, в конце концов, использовать истинную магию, чтобы навечно запечатать его в пределах комнаты или попросту сжечь белым огнем. Однажды ты смог причинить ему значительную боль даже без использования палочки, а теперь, имея при себе самое мощное оружие из доступных, ты позволил ему выиграть. Если бы ты не совершил главную ошибку и не заставил меня остаться, то у битвы был бы иной исход. Возможно, я бы даже смог взять контроль над твоим телом и сделать все за тебя. Но увы, волшебник, ты глупец, впрочем, как и все люди. Ты не используешь шансы, которые подбрасывает тебе судьба лишь потому, что упорно стараешься их не замечать. Они не вписываются в твою картину мира, поэтому ты предпочтешь умереть, чем расстаться с человеческим идиотизмом» Гарри не смог ничего ответить. Змей снова был абсолютно прав. Он испугался, когда нужно было действовать решительно, и полез в самое пекло, когда нужно было испугаться и бежать. Он все сделал наоборот, но даже осознав это, все еще не понимал, как теперь жить дальше. Он не чувствовал, что сможет продолжать тот путь, который выбрал когда-то давно, но нового еще не видел, да и не знал, существует ли хоть какая-то возможность для него жить по-другому. — Мне… мне придется тебя разочаровать, но я не хочу ничего делать. Не хочу, понимаешь? Я устал и с меня хватит. Я все делаю не так и невовремя. Так… так мне кажется, что нет смысла ни в чем. Я постараюсь никому больше не мешать. Если Реддл все-таки до меня доберется, — он сделал паузу и сглотнул, давясь слезами, — то путь убивает к чертовой матери!