На пути к лучшему миру

Гарри боялся идти к Дамблдору в этот раз, потому что не был уверен в том, что сможет спокойно смотреть ему в глаза после всего, что узнал от Драко. Прошло уже несколько дней, но он так и не смог до конца смириться с этой мыслью. Все это было слишком неправильным, он знал, что так не должно быть и не знал, что ему делать. С одной стороны, он очень боялся за друга, но с другой… С другой стороны он просто не имел права не попытаться предупредить директора об этом. И к тому же, в этот раз ему хотелось рассказать старику очень многое и Гарри никак не мог подобрать нужных слов, чтобы это сформулировать. Он стоял у каменной горгульи, не решаясь произнести пароль, но в конце концов понял, что опаздывать тоже не лучший выход. Поэтому, прошептав нужные слова, он с тоской проследил за тем, как каменное изваяние отъезжает в сторону, открывая проход. Директор, как и всегда, сидел за своим столом и что-то читал. Гарри снова обратил внимание на его руку и поморщился. — Добрый вечер, сэр. — Добрый, Гарри, присаживайся, — тот махнул рукой на стул, поправляя очки здоровой рукой, — сегодня, боюсь, я задержу тебя надолго. Но вижу, тебя что-то очень беспокоит, мой мальчик. — Д-да… Профессор, — он замялся, облизывая пересохшие от волнения губы, — я н-не уверен… — Ты можешь сказать мне, я вряд ли тебя укушу, — старик усмехнулся, закрывая книгу, — я же в конце концов, не пень-зубоскал. Только теперь Гарри обратил внимание на то, что Дамблдор держит в руках весьма потрепанный томик сказок Барда Биддля, известного в магическом мире детского писателя. — Это… это что, сказки? — Сказки. Очень их люблю, это памятный для меня экземпляр… Подаренный некогда одним моим очень хорошим другом. Ну так что у тебя случилось, Гарри? — Не у меня, сэр, у вас… — упавшим голосом произнес Гарри и тут же добавил, — пожалуйста, только… Он не виноват! Это вовсе не его вина! — Ааа… — протянул Дамблдор и печально улыбнулся, — я так понимаю, ты пытаешься предупредить меня? Не нужно так переживать, я знаю, что Том поручил твоему другу Драко. Давно знаю. — Что?! Откуда?! Как?! — Ну, не у одного тебя есть друзья, Гарри. — Но… но почему… вы не будете его исключать?! Или… или еще что-нибудь делать?! Вы… вы разве не боитесь?! — Боюсь? Чего мне бояться, Гарри? Смерти? Нет, я не боюсь этого. Рано или поздно это должно все же случиться и я, если честно, прожил не самую скучную жизнь. Я ей вполне доволен и не радуюсь расставанию с ней, но у каждого есть свой срок. Мне никогда не нравилась идея вечной жизни, уж лучше прожить срок меньший, чем вечность, но прожить его с наслаждением. А когда что-то длится слишком долго, то в конце концов приедается, даже наша жизнь. Уверен, ты когда-нибудь меня поймешь. Я очень благодарен твоему благородному порыву, но иногда не стоит мешать чему-то происходить. Я лишь опасаюсь, что не успею рассказать тебе все то, что планировал и научить тому, что, возможно, поможет тебе идти дальше без меня. — Но как?! Профессор, неужели… неужели вы так просто оставите меня? Всех?! Воландеморт и так почти победил, вы же видите, во что это все превратилось! Думаете, раз в каком-то пророчестве сказано про меня, то я обязательно смогу победить?! Это неправда! — Ну… Я ведь не единственный волшебник, которого ты знаешь, Гарри, — Альбус рассмеялся, — оглянись вокруг и ты поймешь, что вокруг тебя множество достойных людей. Это лишь пророчество, а не инструкция к действию. Поэтому не стоит беспокоиться насчет Драко. Впрочем, мне бы не хотелось, чтобы он вообще хоть кого-нибудь убивал, но пока слишком рано об этом думать. Единственное, о чем бы я попросил тебя в таком случае, так это убедить своего друга не пытаться убить меня разными сомнительными способами вроде ядов и прочего. Особенно через третьи руки — не хочу, чтобы кто-то из учеников пострадал. И, если можно, отодвинуть этот момент на как можно более долгий срок. — Я попытаюсь… Драко сказал, что Реддл дал ему год. Ровно год. — Год — неплохой срок, — кивнул директор, — года нам с тобой должно хватить. Все же у Тома удивительное чувство времени! Я могу лишь позавидовать его врожденной способности все делать вовремя… Мне пришлось учиться этому тонкому искусству множество лет, прежде чем я его освоил. Впрочем, об этом мы тоже еще успеем поговорить… Ты ведь хотел рассказать мне о чем-то еще, верно? — Да… Не знаю, как точно сформулировать… Помните, мы с вами говорили о том, что Воландеморт разделил свою душу и поместил ее части в предметы? Ну, один из которых я… В общем, Гермиона сказала мне, что их можно уничтожить специально. Вы думаете, это возможно? — Вполне. Даже печати Времени можно снять, если знать — как. Именно об этом я и хотел с тобой поговорить, Гарри. О Воландеморте и частях его души. Но позволь спросить, откуда ты все же узнал об этом? — Видите ли, когда я приближаюсь к нему… или к чему-то, связанному с ним, у меня начинает жутко болеть шрам. Я столкнулся с дневником Реддла на втором курсе, потом обнаружил часть его души в себе… Не спрашивайте, как… Я тогда чуть было не потерял собственное тело и не оставил ее в одиночестве… А однажды в доме Сириуса я нашел нечто, принадлежавшее его брату. — Регулусу? — Дамблдор нахмурился. — Да. Из его дневника я узнал о тайне бессмертия Тома Реддла. Он писал о некоем… предмете, который он искал многие годы и который… находится где-то… я точно не помню, но он его достал. Думаю, он хотел его уничтожить, но не смог. Эта вещь очень похожа на Воландеморта, я даже не могу к ней приблизиться, поэтому я даже не знаю, что с ней делать. — Где она, Гарри? — директор вдруг так посерьёзнел, что ему стало не по себе. — В доме Блэка, Кикимер запечатал комнату с ней по моей просьбе! — Так… Извини, Гарри, этот дневник у тебя с собой? — Да, сэр, я принес его вам! — он залез в сумку и вытащил оттуда черную тетрадь в твердом переплете с инициалами Регулуса. — Вот! — Интересно… — Дамблдор взял его в руки и пролистал. — Ты не будешь возражать, если я заберу его на некоторое время? — Нет, конечно нет! Я все равно уже изучил его вдоль и поперек… А вы не злитесь на меня за то, что я рассказал о нем… так поздно? — Нет, Гарри, потому что и я много о чем тебе не рассказывал. Думаю, не имеет смысла смотреть в прошлое, которое мы все равно не сможем изменить… Но мы можем заглянуть в него, подумать, и сделать выводы, не всегда с первого взгляда очевидные. Итак, у нас все же мало времени. Что ты успел понять о процессе раскалывания души и о ее частях? — Э… — он задумался, вспоминая, — это ужасно больно и я никогда бы не желал повторить это снова… Никогда! И я думаю, что это как-то связано с воспоминаниями, что ли… Я, кажется, однажды видел свою душу, на изнанке Хогвартца, все зовут ее Выручай-комнатой, в общем, я тогда, кажется, смог запереть часть души Воландеморта где-то глубоко в себе, чтобы она не пыталась меня убить, и я видел много осколков. Это как… это как зеркало, что ли… И в каждом осколке были воспоминания… Знаете, до тех пор, пока тогда я не разобрался с этим, у меня были какие-то проблемы с памятью… Я не мог вспомнить некоторые вещи, целые отрезки жизни, словно бы части меня не было вовсе. Как будто часть воспоминаний просто откололась, я не знаю… Простите, я просто не понимаю, как это объяснить! — Удивительно, Гарри… — Альбус задумчиво погладил бороду, — с возрастом начинаешь компенсировать недостаток знаний жизненным опытом. Я догадывался о чем-то подобном, хотя не все мои предположения оказались верны… Впрочем, у меня и практики-то в таких вещах никогда не было. Ты прав, Гарри, дело в воспоминаниях. Каждый раз, откалывая кусочек собственной души, Том терял часть воспоминаний и, как следствие, часть личности. Воспоминания… — О самом себе… О разном себе, из разного времени… — пробормотал юноша, с ужасом осознавая только что сказанное, — простите, я… Кажется, я понимаю, о чем вы… Я видел это, точнее, это было со мной… — Но, насколько я могу понять, все части твоей души на месте? — взволнованно спросил Дамблдор. — Знаете, профессор… — Гарри поднял на него глаза, — я уже не уверен… В кабинете воцарилось напряженное молчание, нарушаемое лишь тихим гулом множества удивительных приборов и вещиц, которыми был заставлен директорский стол. Наконец, Дамблдор вздохнул и улыбнулся. — Видимо, я недооценил тебя, Гарри. Но где, в таком случае, часть твоей души? — Э… я не знаю… Я и правда не знаю! Но мне кажется, что не в этом мире. — Ты так думаешь? — Знаете… на четвертом курсе, когда я… в общем, когда я заключил договор с драконом и когда это все произошло, я помню, что… что я забыл все это. Я не помню ничего из того, что сделал, помню лишь такое нечеловеческое отчаяние и пустоту, что у меня не хватает слов, чтобы это выразить. Думаю, тогда-то все и началось. — Да… ты меня удивил, — старик покачал головой, в изумлении его разглядывая, — теперь я понимаю, почему Том тебя так боится. Высший пилотаж, Гарри… И ты до сих пор в своем уме — браво! — Не уверен… Профессор, это все — одна сплошная ошибка! Мне очень жаль, что так случилось, я теперь чувствую себя таким идиотом… — Не стоит так печалиться, Гарри. Наши ошибки так же ценны, как и опыт, который мы из них извлекаем. Но мы несколько отвлеклись от темы. Как ты уже понял, Воландеморт успел потерять много воспоминаний… И много частей собственной личности. Можно сказать, что от него самого, того человека, которым он когда-то был, мало что осталось. Он заменил пустоту образом, который нарисовал в собственной голове, но на самом деле все это не более чем маска. Тот Том, которого ты знаешь, совершенно не тот, которого знал я. Ты знаком лишь с его тенью, с разными гранями его души. С тенью, жаждущей мести, с честолюбивым юношей твоего возраста, запертым в дневнике, с Лордом, которого он придумал — но никто из них не является Томом Реддлом до конца. Это лишь маленькие частички того, чем он когда-то был. — Я не понимаю, о чем вы, профессор, — Гарри нахмурился, — разве это что-то меняет? — Очень многое, Гарри. У тебя огромное преимущество перед ним, как ни глянь. С одной стороны, ты имел возможность пройти его дорогой и пережить то же, что и он. Но ты так и не дошел до конца, Гарри, сумев вовремя остановиться. Ты расколол свою душу, но не потерял практически ни кусочка — все твои воспоминания, весь ты и все, что составляет тебя, как волшебника и человека, все еще с тобой. А Том, увы, лишен этого. Он отрекся от самого себя в пользу идеи, которая заменила ему истину. И если ты сможешь узнать своего настоящего врага, того, кем он был, кем он стал, и кем он станет, когда ты поймешь его, тогда ты превзойдешь его по-настоящему. Потому что преимущество не в силе и не в магии, а лишь в знании. И если ты будешь знать о Воландеморте больше, чем он сам — тем лучше. — Я все равно не могу вас понять! Ну как я смогу это сделать? Вы что, хотите сказать, что мне нужно будет читать его мысли? — Нет, Гарри, всего лишь посмотреть вместе со мной парочку воспоминаний. — Что… Это… вы что, смогли найти воспоминания Воландеморта? — Его — пока что нет. Но вот воспоминания о нем… Чужие, мои собственные, то, что я по крупицам собирал многие годы, пытаясь понять его и то, что им движет. Я действительно далеко продвинулся, Гарри, но, думаю, ты извлечешь из этого намного больше пользы, чем я. Вы с ним очень похожи… Очень. Удивительно похожи. Большую часть времени я боялся, что это сходство может… сыграть с тобой злую шутку, но лишь теперь я понял, что, пожалуй, это то, что тебе необходимо. Тебе нужно найти то, что вас объединяет, понять его и себя, чтобы увидеть то, чем вы отличаетесь. И только истинное знание того, кто вы есть, сможет тебе помочь. — Не думаю, что я смогу его понять и что я вообще этого хочу! Я не хочу его ни понимать, ни жалеть, ни прощать, он этого не заслуживает! — Не стоит цепляться за иллюзии, Гарри. Ты слишком могущественный волшебник для того, чтобы иметь роскошь тешить себя ими. Если хочешь справиться с собственной силой, то тебе придется научиться видеть суть вещей, иначе ты рискуешь потерять рассудок… Так же, как и Том. А теперь я попрошу тебя пройти вот сюда… Уверен, этот занятный шкафчик тебе уже знаком. — Да, это же Омут Памяти… — пробормотал Гарри, поднимаясь вслед за директором. — Именно. Прежде всего тебе стоит узнать историю Тома, то, как она началась. — Вы… вы были этому свидетелем? Точнее, это ваше воспоминание? — О, нет-нет, Гарри, не мое, но оно очень содержательное, если позволишь так выразиться. Мы сопроводим Боба Огдена во время исполнения им своих служебных обязанностей. С этими словами Дамблдор вытащил из кармана пузырек с перламутровой светящейся жидкостью внутри. Однако у него тут же возникла проблема — правая рука не слушалась, отказываясь отвинчивать крышку. — Может, я помогу вам? — Нет, все в порядке, — улыбнулся тот, доставая палочку. — Профессор, а что с вашей рукой? — Следы сорванной печати, Гарри. Но об этом, боюсь, мне придется рассказать как-нибудь в другой раз. Наконец, крышка поддалась и, взмахнув палочкой, Дамблдор вылил содержимое флакончика в Омут Памяти. Тончайшей сияющей паутинкой воспоминания растворились в дымчатой глади и в расходящихся кругах стали проявляться очертания какой-то дороги. — Ты готов, Гарри? — Готов, — он нерешительно кивнул и склонился над Омутом, ощутив знакомое головокружение и легкую тошноту. Когда Гарри открыл глаза, они уже стояли на широкой проселочной дороге под ярким летним солнцем. От неожиданности юноша зажмурился, но, почувствовав на плече теплую руку Альбуса, вновь открыл глаза. — Где это… мы? — На развилке, как видишь, — директор указал на две деревянные стрелки, сообщавшие названия, по всей видимости, ближайших деревень, по типу той, в которой они обнаружили профессора Слизнорта. Тут же Гарри краем глаза заметил странно одетого человека — в сюртуке поверх полосатого трико, свернувшего на тропу под одним из указателей, который, по всей видимости, и был Бобом Огденом. — Профессор, а я все хотел спросить, почему мы не видим воспоминание его глазами? Вряд ли он видел себя со стороны, как мы, — пробормотал он, поспевая за служащим Министерства. — Верно подмечено, Гарри, — кивнул Дамблдор, — но, скажем так, это магия Омута Памяти. Видишь ли, дело не только в самих воспоминаниях. Скорее, Омут — это нечто вроде временного портала, который связывает воспоминание конкретного человека с моментом и отрезком времени. Потому что, как ты понимаешь, в голове бедного Огдена нам вдвоем было бы тесновато, ты так не думаешь? — Думаю. Поэтому и спросил. А кто создал Омут Памяти? — Волшебники древности. Вполне может статься, что кто-то из основателей Хогвартца приложил к этому руку. Ты ведь смог прочитать то, что на нем написано? — Не все… Честно сказать, половина рун так и осталась для меня тайной… — И для меня тоже, — старый волшебник кивнул, — но некоторым тайнам все же лучше оставаться тайнами. — А куда мы идем? Здесь как-то очень пустынно и неуютно… Что он забыл здесь, Боб Огден? — Он направляется в одно не самое приветливое место по делам Министерства. Нам сюда, Гарри, — Дамблдор свернул за этим человеком на тропинку, уводящую вниз по склону, в сторону от дороги, куда-то в тень заросших изгородей и запущенных кустарников. — Мне кажется, здесь никто не живет… Дороги к двум деревням дальше, здесь слишком… слишком пусто, вот и тропа почти исчезла… — Ничего, это только так кажется. Они прошли мимо роскошного вида на долину, где со склона открывался изумительный вид на две деревушки, раскинувшиеся в полях меж двух холмов. Гарри видел, как где-то вдалеке голубой лентой поблескивает речушка в лучах яркого летнего солнца и вскоре до ушей его даже донеслось легкое эхо церковных колоколов. Но путь их пролегал дальше — сквозь заросли и тяжелую, неровную, всю в камнях и рытвинах дорогу, уводившую круто вниз, туда, где темнела пятном густая роща у самого подножья холмов. Не сразу Гарри заметил небольшое строение, притаившееся у самой кромки леса. Казалось, что кто-то когда-то расположил его таким образом, чтобы ни один луч света не пробился сквозь кроны и ветки деревьев, хранивших вечную полутьму. Но еще больше он изумился, когда понял, что эта полуразвалившаяся хижина все еще кем-то заселена. Он понял это по полуоткрытой двери, над которой был приколочен труп гадюки, и по маленькому грязному окошку, из которого шел пар. — Фу… Здесь что, кто-то и впрямь живет? — Как видишь. Гарри заметил, что Огден остановился в нерешительности у старой, поросшей мхом калитки, с опаской разглядывая чей-то темный силуэт. Приглядевшись, он понял, что это, вероятно, скорее человек, нежели животное, хотя с первого взгляда легко можно было перепутать. Высокая, непропорциональная уродливая фигура с длинными руками и волосами такими нечесаными и грязными, что скорее походили на комок свалявшейся шерсти, и с лицом, словно бы грубо вырубленным из камня, повернулась к ним и Гарри вздрогнул. Этот человек, если его можно было принять за человека, был не просто уродливым — он был страшным. В глубине его маленьких раскосых черных глаз светилось нечто жестокое и безумное, отчего при взгляде на них тотчас бросало в дрожь. — Это… кто? — пробормотал Гарри, оглядываясь на Дамблдора. — Дядя Воландеморта. — А… что ж, теперь у меня как-то поубавилось вопросов… Но змею-то за что?! — Змею? — Альбус поднял бровь. — А, ты про это… Ну, как-никак, это чистокровные потомки Слизерина. Нужно же было хоть как-то это показать. — Чистокровные? Тогда я не хочу быть чистокровным волшебником… Какое уродство! — Все это можно оставить на потом, Гарри, — директор нахмурился, — лучше послушай, о чем они говорят. Ты понимаешь, что сказал этот человек? — Да, а вы… — Я не понимаю вас, — Огден попытался улыбнуться, с опаской глядя на человека у двери. — Я вас не звал, — процедил тот сквозь зубы. — Парселтанг, — вздохнул Гарри, — выпендривается. Он же знает, что тот все равно его не поймет — так зачем говорит на другом языке? — Сложно сказать. Но, по всей видимости, этот человек уверен в своем превосходстве и абсолютном праве… на что угодно. Даже на применение силы против работника Министерства. — Он же полный псих… Какое вообще может быть превосходство? Он же безумец! — Но это не мешает ему верить в собственную правоту. — Дамблдор пожал плечами. — Вот к чему привели несколько сотен лет, проведенных в иллюзиях и отчаянном нежелании видеть мир таким, каков он есть. Печальное зрелище, на самом деле. Гарри вновь повернулся к этой неприятной сцене, в которой на одно действующее лицо стало больше. На крыльце стоял невысокий пожилой человек, еще более жуткий, чем предыдущий, и что-то очень грубо объяснял Бобу Огдену. — Мистер Мракс, ваш сын нарушил… — Ничего я не нарушал! — Морфин, иди в дом, — процедил его отец на змеином языке, — и ты тоже. Там поговорим. — Фамилия-то какая… — мрачно усмехнулся Гарри, — а вот эта вся жуткая аура всегда у всех чистокровных волшебников, да? — Не у всех, — вздохнул Альбус, — но увы, чаще всего — у тех, кто считает себя потомками Салазара Слизерина. — Сам-то он хоть в курсе, что стало с его потомками? — Боюсь, что уже нет, Гарри. — Но почему он так не любил маглов? Чем они ему так помешали? — Никто толком не знает. Это события тысячелетней давности и даже воспоминания об этом практически стерлись в веках. Но лучше бы тебе внимательнее следить за происходящим, вопросы родословных волшебников мы всегда успеем обсудить позже. Гарри кивнул и, сдержав еще десяток вопросов подобного плана, шагнул за порог дома. Внутри было грязно, бедно и неуютно. Морфин Мракс сидел в засаленном кресле и в толстых кривых пальцах держал гадюку, напевая что-то на парселтанге. В соседней комнате, примыкавшей к этой, которая, по всей видимости, была и гостиной, и залом, и спальней, топталось существо, смутно напоминавшее девушку. Она очень походила на своего отца и брата, только была чуточку чище и опрятнее их, если вообще можно было применить эти эпитеты к ней. Ее жидкие волосы были собраны в подобие какой-то нелепой, неумело собранной прически, а в больших темных глазах застыло такое беспросветное отчаяние и безысходное смирение, что Гарри даже стало ее жаль. Он слушал разговор Огдена и старшего Мракса в пол уха, продолжая разглядывать скудную уродливую обстановку. Дамблдор, заметив это, указал на старика. — Смотри, Гарри, сейчас произойдет кое-что важное. И действительно, доказывая работнику Министерства древность своей родословной, Мракс-старший зажал несчастного Боба в угол и, тыча ему в грудь длинным желтым ногтем, махал у того перед лицом кольцом с большим черным камнем. — … да видишь ли ты, грязнокровкин сын, что на нем выгравировано?! Герб Певереллов! — Чей герб? — Гарри нахмурился и подошел ближе к старику, пытаясь в полумраке разглядеть кольцо. — Певереллов. Это один из древних магических родов, почти такой же древний, как и род Слизерина, а может и еще древнее. — Впервые слышу. — Конечно, ты же не чистокровный волшебник. Уже не осталось никого, кто носил бы фамилию Певереллов, хотя среди магов множество их потомков. — А это что… — поняв, что кольца, по всей видимости, недостаточно, Мракс подтащил к Огдену свою бедную дочь и, душа ее цепочкой, размахивал золотым медальоном. — Нет, это что, правда медальон Слизерина? Что-то он слишком современно выглядит… — Что? — Дамблдор неожиданно рассмеялся. — Гарри, вот уж не думал, что ты усомнишься в подлинности этого артефакта! — Средневековые медальоны должны выглядеть как-то иначе, мне кажется. Слизерин жил тысячу лет назад, мне кажется, не было тогда такого. — Ты думаешь? — Я не знаю… Может, это подделка? Не настоящий медальон? — Не знаю, Гарри, — директор выглядел озадаченным, — первый раз на моей памяти кто-то сказал, что древний артефакт выглядит как-то недостоверно. — Извините, я не хотел… Но времени на дальнейшее обсуждение кольца и медальона у них уже не было — откуда-то со стороны рощи послышался топот копыт и звонкий смех. Совершенно забыв про Огдена, Мраксы переключились на яростное обсуждение «избранника» Меропы. — Профессор, почему она молчит? Почему она ничего не говорит? Она ведь не немая… — Смотри сам, Гарри. — Моя дочь, чистокровная волшебница из потомков Салазара Слизерина по прямой линии, мечтает о мерзком грязном магле? — прошипел Мракс-старший, приближаясь к намертво перепуганной девушке. — Еще и заглядывается на него в окно, когда он проезжает мимо по вечерам, — оскалился Морфин. — Но теперь он не такой красавчик, правда, когда я покрыл его сыпью с ног до головы? — Вот урод, — не выдержал Гарри и тут же с опаской посмотрел на Дамблдора. Тот лишь покачал головой. — Не стоит так выражаться, Гарри, все же я еще пока твой директор. — Простите, профессор, просто я не могу на это смотреть! Почему они над ней так издеваются? Ну подумаешь, что она сквиб! — Боюсь, ты не до конца понимаешь ситуацию. Она не волшебница, а для этих людей нет большего позора, чем невозможность колдовать. — Но… постойте, этого магла зовут Том? Как… как Воландеморта? — Да. Том Реддл — магл, наследник поместья и близлежащих деревень. А также тот, в кого была влюблена эта несчастная девушка. В этот момент отец Меропы кинулся на нее и Огдену пришлось вмешаться — выкрикнув заклинание, он отбросил Мракса-старшего к противоположной стене и тут же, уклоняясь от атаки его сына, поспешил прочь из этого дома. — Нам пора, Гарри, опасно оставаться здесь без владельца воспоминаний, — Дамблдор указал на дверь и чуть подтолкнул его в спину. Гарри лишь успел оглядеться на Морфина, проклинающего сестру, которая, сжавшись в комок, беззвучно рыдала в углу. «Вот уроды несчастные… — подумал Гарри, — чистокровные… Психи конченые, а не чистокровные!» Им пришлось значительно ускориться, чтобы поспеть за Огденом, который с невиданной прытью добежал до проселочной дороги и остановился там, запыхаясь. — Время почти кончилось, Гарри, нужно возвращаться, — Дамблдор кивнул его и в этот момент юноша почувствовал, как что-то резко вытянуло его вверх и он чуть не упал на пол кабинета, потеряв равновесие. После ослепительного солнца полумрак комнаты казался кромешным, но вскоре его глаза привыкли и он вновь смог нормально видеть. Поправив очки, Гарри тяжело вздохнул и в недоумении посмотрел на директора. — Не знаю, чем это может мне помочь, но… Теперь я понимаю, в кого Реддл такой… сумасшедший. С такими родственниками у него не было шансов. — Возможно. Но все же стоит сказать, что эта встреча стала переломным моментом в ее судьбе. Огден трансгрессировал в Министерство через пятнадцать минут после того, как добежал до развилки, и вскоре прибыл с подкреплением. Морфина и Марволо судили за многочисленные преступления против маглов, после чего отправили в Азкабан. А Меропа, как ты уже успел догадаться, мать Воландеморта, осталась одна — в полной свободе и с двумя фамильными драгоценностями на руках. — Марволо… Второе имя Реддла… Но, то есть, он не Реддл, получается, а Мракс? — Получается так. Наследник одной очень древней и некогда богатой семьи чистокровных волшебников, которые выродились из-за страха нарушить чистоту крови. Слишком много родственных браков, гордыни, уверенности в собственном могуществе и праве на власть привели к тому, что ты только что видел. — Да… Темное, черт побери, средневековье… — пробормотал Гарри, — мрак да и только. Как волшебники вообще живут с этим? Как… — Тома такая ситуация тоже не устраивала, — вздохнул Дамблдор, — он много времени провел в магловском мире и много чего оттуда почерпнул. Когда он узнал правду о своем происхождении и о том, в каком положении оказались его дед и дядя, юный Реддл задался целью возродить семейные традиции. Не все, конечно. В какой-то степени его подход можно даже назвать революционным и вполне здравым — он не гнушался образованием и в сущности готов был мириться даже с теми, кого считал ниже себя, но лишь в том случае, когда они готовы были признать его превосходство. Увы, Воландеморт так и не смог простить миру и людям их несовершенство. В этом он похож на своих предков — ему необходимо быть идеалом во всем, в не зависимости от того, является ли этот идеал идеалом на самом деле, или же это лишь самообман. — И все же я не понимаю… — Ничего страшного, на это нужно время, как и на многое другое, — Дамблдор мягко ему улыбнулся, — думаю, на сегодня хватит, Гарри, иначе ты не заснешь. Я ведь могу пока оставить дневник Регулуса у себя? — Да, конечно, — юноша кивнул, устало потирая лоб, — я могу идти, профессор? — Можешь идти. Доброй ночи, Гарри. Вернувшись в спальню, он быстро переоделся и лег в кровать. Драко уже спал, задернув полог, и Гарри это немного успокоило. Однако стоило ему закрыть глаза, как перед ним тут вставал уродливый интерьер лачуги Мраксов и девушки, ставшей матерью Лорда Воландеморта. Все это казалось неправильным. И то, как у нее вообще получилось хотя бы приблизиться к наследнику богатой магловской семьи, и то, что могло произойти после. Вся жизнь Тома Реддла-младшего представлялась ему ошибкой, которой попросту не должно было случиться. «Почему он вообще родился? Это неправильно… Ему бы лучше вообще никогда не появляться на свет… Если бы… если бы тогда у Меропы ничего не получилось, то мир был бы другим… Совсем другим. И Драко, и моя собственная жизнь…» Гарри лежал на кровати, вглядываясь в сгустившийся под пологом мрак. Чувство неприятной тошноты и отвращения подступило к самому горлу, но избавиться от этого он не мог, потому воспоминания были еще слишком свежи. Возможно, он специально обратил все свое внимание только на две вещи, возможно он попросту не желал видеть этой стороны жизни, потому что это не укладывалось в его голове. Он знал, что еще много где в мире существуют такие места, где средневековье до сих пор живо, со всеми его суевериями, страхами и этим банальным бытовым запустением, от которого у любого нормального человека начнется приступ рвоты. Однако все же что-то не давало ему с этим смириться. Он не мог забыть это, пусть оно даже случилось много лет назад, не мог просто перестать обращать на это внимание. И, как бы ему ни было жутко это признавать, он начал немного, на самую каплю лучше понимать Воландеморта. Теперь даже его попытки возрождения мира волшебников не казались ему настолько бредовыми. Безусловно, то, что творил Реддл, Гарри ненавидел и считал совершенно ненужным безумством, но мысль о том, что мир, по крайней мере волшебный мир нуждается в реорганизации, засела у него в голове. Гарри знал, что когда-то что-то пошло не так. Мысль о том, что люди, обладающие магией, силой, которой подвластно почти все, могут оказаться в таком положении, была абсурдна. И вместе с этим слова Дамблдора о могуществе, сводящем с ума, подтверждались все большим количеством фактов. Он с ужасом думал о том, что любого волшебника, в сущности, рано или поздно ждет подобная участь, потому что магия словно яд пронизывает его и отравляет душу, тело и разум, не оставляя выхода. Сложно было представить, как те, кто когда-то говорили с драконами, кто призвал Хогвартц из иного мира и кто заставил его остаться здесь, кто владел древними тайнами и легендарной силой, выродились в настолько жалких существ, у которых не осталось ничего, кроме их иллюзий и воспоминаний. И вместе с этим ему не давал покоя медальон. Гарри уже привык иметь дело с различными магическими артефактами и готов был поклясться, что с медальоном что-то не так. Он не мог точно выразить свою мысль, но по-настоящему древние вещи обладали своей собственной душой и силой, заключенной в них. Они Были и несли на себе отпечаток чего-то более таинственного и могущественного, чем просто имя. — Это не медальон Слизерина, — вдруг произнес он, резко садясь в кровати, — это не медальон Слизерина. Кольцо… кольцо вроде бы настоящее, но вот… Гарри закусил губу. Он чувствовал, что вот-вот поймает какую-то очень важную мысль, предчувствие, но увы, вскоре он понял, что упустил ее. Призрак догадки исчез в руках, словно дым, и он лег обратно, нервно почесывая затылок. — Здесь что-то не так. Черт, интересно, этот дом все еще там стоит? Хотя вряд ли, столько лет прошло, наверняка он уже тысячу раз развалился! Зевс! Он позвал змея не с конкретной целью, а скорее в надежде, что тот сможет дать ему хоть какой-то ответ. «Ты звал меня, волшебник? Давно я не слышал своего языка…» Гарри услышал, как что-то зашелестело по каменным плитам и спустил вниз руку, подхватывая Зевса. «Звал… Сегодня я кое-что видел в Омуте Памяти, это было воспоминание о родственниках Реддла… И кроме всего того дерьма, которое там творилось, я видел два предмета. И насчет одного я не уверен. Мракс утверждал, что золотой медальон принадлежал самому Слизерину, но мне кажется, что это не так. Я не знаю почему, вот кольцо вполне настоящее, а медальон… С ним что-то не так. Или со мной… Какова вероятность того, что фамильная драгоценность, передаваемая из поколения в поколение — не настоящая?» «Очень большая. Не будь ты настолько чувствителен ко всякой магии, и в особенности, истинной, ты бы и сам не разглядел этого. Могу предположить, что ты попросту не почувствовал того следа силы, которое неизменно присутствует в каждом достаточно древнем предмете» «Черт, а ведь ты прав… Знаешь, и Омут Памяти, и драконы, и феникс… И пророчества. Все такие штуки, они что ли… разговаривают, я не знаю. Они живые, понимаешь, настоящие? А тот медальон… Это просто золотая побрякушка. Копия, в лучшем случае. С учетом того, насколько обезумели последние потомки Слизерина, они вполне могли потерять настоящий медальон, за тысячу-то лет…» «Вполне возможно. Волшебники потеряли память о собственном могуществе и тайны, которые некогда получили от Старших, поэтому я лично не удивлен, что они не смогли сохранить древний артефакт…» «И что теперь делать?» «Откуда мне знать? Это твои дела, волшебник…» «Зевс… Конечно, я ненавижу Реддла и никогда бы вообще его не простил, но как ты думаешь, могут ли некоторые его… идеи… оказаться неплохими?» «У него все идеи неплохие, если хочешь знать мое мнение. Но отчего ты вдруг так начал о нем беспокоиться?» «Да так… Дамблдор показал мне воспоминания о его матери и других родственниках. Они все — абсолютные безумцы, опустившиеся ниже некуда и вообще забывшие о том, что они, вообще-то, волшебники… Мне до сих пор не по себе от того, что я увидел, и знаешь, после этого мне самому захотелось захватить мир просто для того, чтобы больше не допустить такого! Это… это все неправильно! Хотя то, что делает Воландеморт, тоже не заслуживает никаких оправданий. Неужели нельзя сделать ничего нормально?! Не ударяясь в крайности!» «Чтобы управлять людьми, надо иметь характер. У тебя его нет. Ты слишком юн, волшебник, неужели ты думаешь, что смог бы справиться с целым миром?» «Я не знаю… Наверное, ты прав… Но разве можно оставлять это просто так?» «Почему бы и нет? Воландеморт — не самый плохой вариант из всех» «Я не понимаю, почему ты можешь такое говорить! Хотя… хотя ты же не понимаешь… Ты же всего лишь змея!» «Может, я всего лишь змея, но я твой фамильяр, волшебник, и врать тебе не входит в мои интересы. Твой враг куда умнее, чем ты, и многое из того, что он делает, кажется мне вполне разумным» «Что например?» Гарри раздраженно мотнул головой, отворачиваясь от взгляда желтых змеиных глаз. «Заточить части своей души там, где их очень сложно будет найти. Как по мне, очень изящный способ добиться бессмертия» Дамблдор глядел на стрелки часов, мерно тикающих в такт десяткам других затейливых устройств и механизмов, расположившихся на столе. Все это создавало такой равномерный белый шум, что можно было сказать, что именно из него и состоит весь оставшийся кабинет. Фоукс дремал на золотой жердочке, спрятав голову под крыло. Наконец, за дверью послышались тихие шаги и она отворилась. На пороге возникла высокая фигура в черной, давно нечищеной мантии. Альбус отложил книгу и улыбнулся. — А, Северус, рад тебя видеть… Проходи. — Этого должно хватить на месяц, — Снейп подошел к столу и поставил перед директором пузырек с темной жидкостью. — Да… да… Спасибо, Северус, — рассеянно кивнул Дамблдор. — Боюсь, что это лишь на время сдержит действие проклятия, — черные глаза скользнули по правой руке старика, которую тот уже даже не пытался скрыть. — Мне нужен год. Всего лишь год — невероятно малый срок по сравнению с тем, который я уже прожил. И за этот год мне нужно успеть сделать очень многое… — Мне удалось убедить Темного Лорда в том, что нет острой необходимости в… немедленных действиях касательно Министерства. Однако не думаю, что у него хватит терпения ждать дольше полугода. — Он боится… Боится пророчеств, — Дамблдор нахмурился, — как и я. — Что вы имеете ввиду? — Мальчик, Северус, мальчик. Тот, кто должен завершить то, что когда-то начал я. — Я не думаю, что в этом действительно есть необходимость, — с нажимом произнес Снейп, — он уже пытался несколько раз, с вашей руки, но вы видели, к чему это привело. — Он не был готов, — отрезал Дамблдор, — и это было необходимо. Им нужно было дать время узнать друг друга… Страх одного дает силу другому… Он не ребенок, Северус, и тебе больше не нужно защищать его. — Вы что, и правда верите, что мальчишка сможет победить того, кто практически уничтожил страну? — голос Северуса дрогнул, но взгляд холодных серых глаза оставался непреклонен. — Да. Речь идет не о мальчике и темном волшебнике. Я знаю, что ты до сих пор видишь в нем всего лишь ребенка, но он уже достиг того, о чем в его возрасте Том даже не смел мечтать. Он единственный, кто равен ему по-настоящему. И поэтому единственный, у кого хватит сил остановить одного Лорда — это другой Лорд. Это битва двух ипостасей магии и я уверен, что Гарри все-таки победит, так или иначе. — Вы думаете, у него хватит сил? — У него уже их предостаточно. Это мальчик, который расколол свою душу, но не потерял ее, который заглянул в Чертоги Смерти и тот, кого Она отпустила живым. Он видел то, что лежит за Гранью мира и не потерял рассудок — как ты думаешь, Северус, можем ли мы ему хоть чем-то помочь? Мир не выдержит двух настолько могущественных волшебников, поэтому должен остаться кто-то один… Моя задача — успеть подготовить мальчика и дать ему знания о том, как сломать печати Воландеморта, а твоя… — Дамблдор выразительно посмотрел на Снейпа. — Сделать все для того, чтобы у него это получилось, — со вздохом закончил тот. — Именно. Но боюсь, что это еще не все… Видишь ли, любой волшебник вроде Тома или Гарри — опасен. Слишком много могущества в одних руках… Рано или поздно это сводит с ума, хочет ты того, или нет. Поэтому я могу лишь догадываться о том, что случится после… — Вы думаете, Поттер действительно может стать новым Темным Лордом? — Боюсь, что он может стать хуже чем Темным Лордом, — Альбус помрачнел и задумчиво вгляделся в спящего феникса, — он избранник Смерти, Северус, а это говорит о многом. Она любит его и следует за ним везде, куда бы он ни пошел. По крайней мере та сущность, которую люди привыкли так называть. И, как ты понимаешь, во время битвы двух Лордов может случиться что угодно и я не могу гарантировать, что Гарри останется самим собой. — Прошу прощения… — протянул Снейп, — боюсь, я не совсем вас понимаю, профессор. — Гарри может сойти с ума. И в отличие от Тома, он совершенно не склонен к осторожности. Его действия слишком хаотичны и при этом достаточно разрушительны. Я боюсь, что избавившись от одного Темного волшебника, мы получим другого… И увы, меня там уже не будет, чтобы хоть как-то ему помочь. Однако есть один человек, к которому Гарри в достаточной степени привязан, чтобы его желания имели для него хоть какое-то значение. — Малфой… — Именно. Когда-то я опасался, что их дружба может привести к не самым лучшим последствиям, однако теперь я вынужден смириться с тем фактом, что Драко единственный, кого Гарри действительно будет слушать. И думаю, ты вполне можешь предположить, что случится, если он умрет в процессе. Поэтому, Северус, я хочу, чтобы ты продолжал защищать мальчика и после моего ухода. Мы уже говорили об этом и ты дал Обет Нарциссе… Но кроме этого, после моей смерти и после того, как Ховартц падет, что, вероятно, все-таки случится, все это время, до тех пор, пока Гарри не встретится с Томом, ты должен делать все, чтобы Драко остался жив. — Как вы думаете я буду защищать его от Темного Лорда у него под носом? Как?! Что… что если он этого не захочет?! — Придумай, Северус. То, что Драко хочет или не хочет, не имеет значения, — сурово ответил Дамблдор, — у него, как и у всех нас, есть своя роль в этой истории. Остановить Гарри Поттера, если что-то пойдет не так. Твоя задача — сделать так, чтобы он дожил до этого момента. Даже ценой собственной жизни. — Я понял, — Северус кивнул, — сделаю все, что в моих силах. — Больше, чем в твоих силах. Я допустил ошибку, очень большую ошибку, и она может обернуться проблемами более серьезными, чем победа Воландеморта. В свое время я успел достаточно повидать Темных лордов и тайн истинной магии, но то, чем занимается Гарри — уже за гранью моего понимания. Поэтому я не могу гарантировать ничего в том случае, если у него все-таки получится. — Но почему вы просите об этом именно меня? — Снейп нахмурился. — Потому что ты сможешь с этим справиться. Тебе удалось обмануть Тома, значит, удастся и Гарри. Впрочем, я уже не уверен, что он действует в одиночку. Он очень одаренный мальчик, безусловно, но некоторые вещи он попросту не мог узнать из библиотеки… — Вы думаете, что я ему помогаю? — тот поднял бровь. — Нет, как раз-таки наоборот. Я не знаю, кто дает ему подсказки, но уверен, что у него есть свои планы, которые явно расходятся с моими. Не думаю, что это Воландеморт, не в его стиле делиться знаниями, тем более с теми, кого он считает своими врагами. Однако мальчик явно действует не в одиночку… — Вы хотите, чтобы я выяснил, кто это? — Было бы неплохо, если бы тебе это удалось, — Дамблдор вздохнул, — однако уже очень поздно. Пока я ничего не могу сказать… ведь когда дело касается Гарри, ни в чем нельзя быть уверенным до конца, — он улыбнулся, — но, как ты понимаешь, мальчик не должен ни о чем догадываться. Доброй ночи, Северус. Тот ничего не ответил, лишь молча кивнув, резко развернулся и покинул директорский кабинет. Дверь за ним закрылась с тихим щелчком.