На пути к лучшему миру

На площади Гриммо было тихо и безлюдно. Глубокой февральской ночью, когда черное небо опустилось совсем низко над Лондоном, так, что, казалось, крыши домов вот-вот оцарапают его бархатную поверхность, перед одним из серых, заметенных снегом домов раздался легкий хлопок. Из полумрака, на мгновение выхваченный светом мигающего электрического фонаря, показался невысокий человек. Он испуганно огляделся, поправил странного вида шапку и, вытащив из-за пазухи волшебную палочку, принялся колдовать. Наземникус был доволен. После смерти последнего Блэка дом остался практически без присмотра — домовика он в расчет не брал, Орден Феникса, в связи с тем, что его ряды заметно поредели, собирался там все реже, предпочитая использовать в качестве штаб-квартиры «Нору». Безусловно, «Нора» была прекрасна и Молли превосходно готовила, однако взять у Уизли, волшебников честных, но бедных, было практически нечего. А вот старинный особняк, оставшийся без хозяев и под завязку набитый вещами, за которые можно было выручить хорошую цену, просто-таки бросал ему, как вору, настоящий вызов. Он никогда не стеснялся этого, так как считал умение извлекать выгоду, любыми способами, одним из величайших талантов. В его случае, впрочем, так оно и было. Когда все необходимые заклинания были произнесены, Флетчер еще раз огляделся, удостоверился, что никого, по всей видимости, рядом нет, после чего повернулся к дому. Теперь тот вдруг появился, по-хозяйски раздвинув соседние, и встал на свое законное место. Пустые окна неприютно чернели, не подавая признаков жизни, и Наземникуса это успокоило. Значит, никто не помешает ему провернуть еще одно маленькое дельце, и никто не станет его останавливать. — Кроме этого дряхлого домовика! — пробормотал он себе под нос, поеживаясь от холода. Он уже собирался было взобраться по заснеженным каменным ступеням, как вдруг понял, что не может двигаться. Его обездвижили, самым банальным и неприятным из всех способов. Его прошиб холодный пот. Он догадывался, КТО это может быть, и услышав голос, жесткий, с легким акцентом и хрипотцой, зажмурился от страха. — Молодец, Сивый, — похвалил голос, — иногда и ты бываешь на что-то способен. Так-так-так, что это у нас? Неужели это какой-то грязный и жалкий отброс пришел в очередной раз стащить что-то из дома Блэков? — Мы нашли его! Вот он, пойдем же туда! — Подожди! — зашипел Долохов, тыча палочкой в спину Флетчера. — Здесь могут быть другие охранные заклятия… Дамблдор слишком хорошо спрятал его… Интересно, почему? — Я все расскажу! Все р-расскажу, только умоляю, не убивайте! — тут же заверещал Наземникус, не в силах пошевелиться. — Я ни при чем, я совершенно ни при чем! Умоляю, отпустите, я-я вам не нужен! Я мелкий мошенник, зачем я в-вашему хозяину?! — Пусть он сам решает, нужен ты ему, или нет, — Антонин хрипло рассмеялся и взмахом палочки заставил вора замолчать, — Сивый, не лезь! Он резко обернулся и рявкнул на оборотня, уже почти подошедшего к двери. — Нам только не хватало того, чтобы об этом узнали авроры! Все необходимо сделать тихо! И не смей вламываться к маглам, сейчас не время! — Да ну? — зарычал тот из-под капюшона. — А по-моему, самое время… Однако ничего больше сказать он не успел. Долохов направил на него палочку и произнес заклинание, после чего тот заскулил и припал к ледяным ступеням. — Жалкая шавка… — Пожиратель Смерти сплюнул в снег, — нетерпеливое отребье… Внимательно оглядев все еще неподвижного Наземникуса, он принял решение. Его рука дрожала, потому что он боялся допустить ошибку. Разочарование и гнев Темного Лорда стоили дорого, слишком дорого, однако сейчас у него не оставалось времени. Лишняя минута промедления и в любую секунду явятся авроры, или орден Дамблдора — и труд последних полутора месяцев, слежка, допросы, пытки и убийства будут напрасны. А так же, возможно, его собственная жизнь повиснет на волоске. — Наконец-то, Долохов! — через несколько мгновений совсем рядом раздался высокий ледяной голос, от которого по спине пойманного вора пробежала дрожь. — Я все ждал, когда ты принесешь мне хоть какие-то новости… Я вижу, что и Фенрир Сивый здесь… и… Тут Лорд Воландеморт, чуть сощурив и без того узкие красные глаза, взглянул на смертельно бледного Наземникуса и расплылся в широкой улыбке. — Что это? — Мы следили за ним, Милорд, — Антонин низко ему поклонился, — нам чудом удалось его поймать… Редкостная жадность для такого убожества, стыдно сказать, все это время он обворовывал дом Блэков! — Я хочу убить его! — зарычал оборотень, приближаясь к своему хозяину. — Дай мне убить его! — Нет! — Лорд поморщился. — Пока что он нужен мне живым, раз ему каким-то образом удалось найти дом… Впрочем, это мы сейчас выясним у него самого. Он может говорить? — Может, — кивнул Пожиратель Смерти, взмахнув палочкой в сторону пленника, — Милорд, мне позвать остальных? — Не стоит, слишком много шума мне сейчас ни к чему. Свидетелей и без того предостаточно. Как только Наземникус вновь обрел дар речи, он вперился в Темного Лорда маленькими, бегающими глазками, полными отчаянного ужаса, и быстро залепетал: — Умоляю вас, Т-т-темный Лорд, прошу, не убивайте меня! Я ничего не знаю, я же с-с-совершенно бесполезен, з-зачем я вам… — Интересный вопрос… Однако задан неверно, — Лорд усмехнулся, — Долохов, сейчас он будет мне мешать, однако пока что стоит сохранить ему жизнь. Доставьте его к Люциусу, пусть он позаботится о нашем маленьком друге. — Милорд, — тот снова поклонился. — И не смейте возвращаться! — алые щелки глаз сверкнули так, что электрический фонарь, освещавший улицу, погас окончательно. — Дальше я пойду один. — Но Милорд… Дамблдор, скорее всего, наложил… — Если ты смеешь думать, что я не смогу справиться с охранными чарами Дамблдора, то ты совершаешь очень большую ошибку! Ты попусту тратишь мое время… Круцио! Вспышка света и Пожиратель упал на колени в снег. Он с трудом удержался от того, чтобы не взвыть от адской боли, на мгновение пронзившей все его тело, но Темный Лорд не дал ему опомниться. Приблизившись, он откинул капюшон мантии и заглянул в серое щетинистое лицо. — Никогда не смей сомневаться в своем Лорде, Антонин. Никогда не недооценивай Лорда Воландеморта… — Д-да Милорд… П-простите, Милорд… — забормотал тот, поднимаясь. Еще некоторое время Темный Лорд смотрел ему в глаза, после чего резко развернулся и направился к черной потускневшей двери, на которой, всего на одном-единственном гвозде, болталась полустертая табличка с гравировкой: «Блэк». Позади слышалась возня и недовольное рычание оборотня, но через пару минут раздался легкий хлопок и все стихло. Только фонарь еще что-то невнятно прожужжал, пытаясь все же продолжить выполнять свою работу, прежде чем окончательно погаснуть. Длинные крючковатые пальцы вытащили из рукава палочку и Лорд медленно, вдумчиво принялся водить ей напротив двери. Он знал, что от Дамблдора можно было ожидать чего угодно, и на всякий случай он ждал худшего одновременно. Безусловно, ему было прекрасно известно о существовании Ордена Феникса, совершенно идиотской, на его взгляд, организации, которая еще во время прошлой войны пыталась помешать его планам. И, глядя на то, с каким «успехом» им это удавалось, Лорд Воландеморт делал выводы. Из всего Ордена только Дамблдор по-настоящему представлял угрозу и только его силами жалкие остатки вырожденцев вроде Поттеров, Уизли и Долгопупсов могли хоть как-то вмешиваться в процесс неизбежной реформации мира. Он уничтожил почти всех. Неизбежная длань прогресса настигала истлевшие в веках ветви чистокровных волшебников, и те, кто наиболее активно этому сопротивлялся, не желая вписываться в новое мироустройство, должны были исчезнуть с лица земли. «Кровь без идеи — ничто, — подумал он, выводя руническую печать, — и она бесполезна, так же, как и кровь тех, кто никогда не был близок к могуществу». Вскоре дверь поддалась. Лорд сам поразился тому, с какой легкостью смог проникнуть в, предположительно, одну из штаб-квартир вражеского ордена. Он разочарованно поморщился и вошел в темный, гулкий и пыльный коридор, из которого вдруг на него вылетел с ужасающим воплем призрак Альбуса Дамблдора. Воландеморт не дрогнул и даже не повернул головы, позволив наваждению попросту пройти сквозь себя. — Не до такой степени я тебя боюсь, старик, — Лорд усмехнулся, пряча палочку обратно в рукав, — теряешь хватку. Весь изжился и теперь тратишь мое драгоценное время на дешевые фокусы. Как глупо. Он шел вперед, медленно изучая обстановку. Где-то здесь, вероятно, было спрятано ТО, ради чего он приложил столько усилий, ища этот дом. И вот, чтобы найти это, ему следовало обыскать все. — Это будет долго… — протянул Лорд, — я не могу столько ждать… У него был способ. Проверенный и вполне удобный, но очень болезненный. Обыкновенно Воландеморт старался не прибегать к нему, предпочитая не пытаться восстановить связь с осколками своей души, однако здесь ситуация требовала оперативного вмешательства. Уже приготовившись начать творить заклинание, он закрыл глаза и вдруг вспомнил о мальчике, который с некоторых пор научился заглядывать в его собственное сознание. Лорд вовсе не был готов посвящать Поттера в ЭТУ тайну, поэтому ему пришлось побороть начавший клокотать в нем гнев и пойти дальше, не прибегая к высшим ступеням темной магии. На поиски ушло несколько часов. Под конец его обуяла такая дикая, нечеловеческая ярость и злость, что от его взгляда предметы в комнатах попросту ломались и загорались сами собой. Черным вихрем он носился по дому, разрушая все на своем пути, но все было тщетно — медальон пропал бесследно. Увидев в комнате Регулуса стену, сплошь увешанную его собственными портретами, Лорд разъярился еще больше. Это походило на насмешку, на издевательство, а такого он не прощал. Ярко-алая вспышка озарила комнату и стена попросту рухнула, осыпавшись на пол и остатки кровати белой пылью. Он уже понял, что пропажу ему не найти. Медальон был или спрятан там, где он бы не смог его отыскать, либо, что еще хуже, находился у Дамблдора. А использовать магию, чтобы найти его, он не мог, так как вовсе не намерен был ставить мальчишку в курс своих планов. Лорд Воландеморт ненавидел безвыходные ситуации, когда обстоятельства, которые по каким-то совершенно нелепым причинам все еще были сильнее него, рушили его с невероятной тщательностью вытроенные ожидания. И теперь ему было все равно на то, что случится дальше — волна гнева захлестнула его и он закричал, взмахивая палочкой. Он знал, ЧЕМ обернется использование этого заклятия, знал, и именно потому применял его. Ему хотелось уничтожить, стереть с лица земли этот проклятый дом, породивший предателей крови и того, кто посмел посягнут на его тайны. Который уже давно был осквернен рукой Дамблдора и от которого следовало просто избавиться, как от мерзкой заразы, поразившей еще живую плоть. От его слов, прогремевших раскатом по всему зданию, затряслись стены и потолок. Скорчив ужасающую гримасу, Воландеморт трансгрессировал на улицу и вновь принялся творить заклятие. Ужасающее землетрясение разбудило многочисленных жителей соседних домов и они принялись выглядывать в окна, силясь с сгустившемся мраке разглядеть хоть что-то, но не видели ничего, кроме странной фигуры, зависшей в воздухе. Вдруг дом, тот, которого, как казалось, никогда не было на этой улице, вспыхнул таким сильным пламенем, будто бы огонь бушевал там как минимум несколько часов кряду. Но этого было недостаточно — истерически расхохотавшись, Лорд полоснул по запястью палочкой и заговорил на странном, не произносившемся вот уже сотню лет языке. Он хотел, чтобы эти жалкие создания, смеющие звать себя людьми, увидели его истинное могущество перед своей кончиной. Чтобы ужас перед стихией, первородной, дикой и необузданной навсегда застыл в их душах, и крики боли и страха сложись в мелодию их личного апокалипсиса, за которым так приятно наблюдать. Он желал, чтобы вся сила его гнева и разочарования от безысходности пробрала их до костей… и заставила рассыпаться в прах под его ладонями. И мир склонился перед его волей — земля, спрятанная под асфальтом, с грохотом разверзлась и охваченные пожаром дома, больше напоминавшем зарево взрыва, провалились в толщу породы. Асфальт растрескался и вспенился, подобно волнам закипающего моря, снежная буря с каждой минутой все усиливалась и это рождало такую невыносимо ужасающую картину, что мало кто из живых смог бы смотреть на нее без содрогания. Это продолжалось долго и мучительно. Те из людей, которым каким-то чудом повезло выбраться, тут же падали замертво, сраженные ярко-зелеными вспышками. Подоспевшие пожарные машины вдруг взорвались и теперь тоже полыхали под ледяными порывами ветра, в то время как поглотившая почти всю улицу земля так и осталась стоять, словно взрезанные черные льды. Лорд Воландеморт не был доволен. Он все еще был зол и все еще неистово желал смерти всем, кто посмел помешать идеально выстроенному механизму его плана. Однако, краем глаза заметив, что во мраке из ниоткуда начали появляться люди в черных плащах, он яростно зашипел и, нащупав на шее маховик времени, провернул его до максимального оборота — на шесть часов назад, когда Наземникус Флетчер только лишь приближался к площади Гриммо. Приближалась середина апреля, однако снег все еще не растаял. В холодном сером небе ветер, сырой и промозглый, гонял тяжелые тучи. Ученики кутались в мантии и шарфы по дороге в Хогсмид, проклиная слякоть и грязь. Всем хотелось поскорее очутиться в «Сладком королевстве», или «Зонко», или в «Трех метлах», выпить сливочного пива и горячего шоколада с печеньем. Хогвартц тем временем пустовал. В его огромных каменных коридорах каждый шаг отдавался гулким эхом и Гарри морщился, слушая, как звук от его ботинок, подаренных Малфоем на Рождество, разлетается по пространству. Он всячески отпирался, так как сам ничего не успел приготовить, потому что попросту не имел привычки дарить подарки. Однако тот заявил, что это не подарок, а дружеское одолжение и что однажды он попросит за них что-нибудь, и что вообще, старался выбрать самые неудобные и некрасивые, чтобы Поттер страдал. Все эти пункты были чистой воды враньем и, что самое забавное, они оба об этом знали. Гарри остановился и повернул голову. В стене возникла дверь, хотя еще минуту назад ее здесь вовсе не было. Вздохнув, он потянул ручку на себя и, войдя внутрь, увидел огромный зал, доверху заполненный вещами, мебелью, школьной и не только, кучей разных загадочных устройств, портретов и попросту хламом. Посреди этого лабиринта стоял Драко и, держа в зубах зажженную сигарету, напряженно глядел внутрь огромного черного шкафа. — А, это ты, — процедил он, оборачиваясь. — Я. Не ждал? — Нет. — Как успехи? — Неплохо. Три мертвых птицы из шести, одно откусанное яблоко. Думаю, может туда положить записку? — Напиши на ней грязное ругательство, — ехидно посоветовал Гарри, — «Дорогой Горбин, я желаю тебе сдохнуть в муках, старый ты…» — Поттер! — Драко сверкнул глазами. — Ты и без того уже довольно долго мешаешь мне, так что можешь хотя бы удержаться от своих мерзких высказываний? — Нет. Не лишай меня последней отдушины. Зубоскалить в разговорах — это единственное мое развлечение. — О, а как же скрестись в дверь директорского кабинета со слезами, или промывать мозги твоим новым друзьям? — Они мне не друзья, а… союзники, — Поттер нахмурился, — только попробуй сказать, что ревнуешь, все равно не поверю. — Вот поэтому я и молчу, — Малфой вздохнул и с силой захлопнул шкаф. Помолчав несколько минут, он спросил. — Сколько времени тебе нужно? — Месяц-полтора. У Дамблдора больше нет. — Почему он до сих пор отказывается пускать тебя? — Я не знаю! Потому что дурак старый, вот почему! Как я его ненавижу! — тут же вспыхнул Гарри. — Даже тогда, когда я примчался к нему в феврале, после… ну, после того, как я снова чуть не умер из-за черной магии Реддла, и когда всю площадь Гриммо просто уничтожили, я ведь тогда сразу побежал к нему! Но он не пустил меня! — Да я помню, ты сотню раз уже это вспоминал! Но что такого важного в этих печатях, что без него ты не разберешься в этом? И что насчет твоих… твоих… союзников? — Он ничего им не говорит. Только сверкает глазами и улыбается. Сволочь. — А твой проклятый Долгопупс? — А что он? Он не умеет толком пользоваться своим проклятием, может только настроения и мотивы считывать. Грейнджер это пугает, а я даже не впечатлен. Признаться, ждал от него большего. — А библиотека Когтевран? — Я не могу туда войти, ты же знаешь, — Гарри помрачнел, — сколько бы, черт побери, не пытался! И это сейчас! Сейчас! Когда… черт… Я не понимаю, почему все вдруг решили меня игнорировать! Дамблдор, Снейп эта чертова изнанка Хогвартца! Один только ты и Зевс пока что не выгоняете меня… — Кстати, где он? — Да здесь же… — Гарри задрал подбородок, давая другу разглядеть змеиные кольца, — тоже пришел посмотреть на твои дела. — Знаешь, как по мне — это полный абсурд, — Драко докурил и вздохнул, — я вообще-то Пожиратель Смерти и мне нужно положить Хогвартц к ногам Темного Лорда до конца года, и при этом все я еще мало того что до сих пор общаюсь с тобой, так ты еще и в курсе моих дел. И, что странно, тебя это вообще не тревожит. — С чего ты взял? — тот поднял бровь. — Просто если я буду задумываться еще и об этом, то я просто умру от стресса раньше, чем это сделает Реддл. Гарри стоял у каменной горгульи. Ему стоило величайшего труда сдерживать в себе гнев и желание высказать Дамблдору все, что в нем накопилось за эти месяцы, но, вспоминая последний инцидент, он лишь мотал головой и стискивал зубы, пытаясь успокоиться. Ему во чтоб то ни стало нужно было вытащить из директора информацию о печатях Воландеморта, и ради этого следовало хорошенько постараться. — «Клубничный джем», — тихо произнес он и застыл, наблюдая, как каменное изваяние отодвигается в сторону. По степеням юноша поднимался медленно, периодически останавливаясь и дыша, чтобы успокоиться. Больше всего он боялся, что все это окажется очередной дурацкой шуткой Дамблдора и что, дойдя конца, он не обнаружит ничего, кроме пустой стены. Он был готов к этому, и все же, когда понял, что его опасения оправдались, совершенно растерялся. Стена была пуста, словно бы здесь вовсе не должно было быть никакой двери. Гарри стало очень обидно, но все же он терял надежды на помилование, поэтому осторожно произнес. — Добрый день, сэр. Я пришел… вы меня звали? Пожалуйста, откройте дверь. Ничего не произошло. Гарри с такой силой сжал кулаки, что костяшки хрустнули. «Что еще надо этому чертовому выжившему из ума старикашке?! Зачем он сейчас это делает?! Чего он добивается?!» Потратив несколько минут на то, чтобы хоть немного успокоить взбурлившую в нем волну гнева, он вновь обратился к стене, стараясь, чтобы его слова звучали как можно убедительнее: — Если вы все еще обижаетесь за прошлый раз, то… то… то я прошу прощения. Мне очень стыдно, — подумав, прибавил юноша, хотя в нем не было ни капли раскаяния. В этот же момент дверь возникла перед ним, как будто проявившись из стены, и он тотчас же схватился за холодную металлическую ручку. — Ну здравствуй, Гарри, рад тебя видеть, — директор, еще более бледный и постаревший, сидел в своем кресле и улыбался, как ни в чем не бывало. — Я… — он застыл с открытым ртом, мысленно считая до ста, чтобы не заорать, — я т-тоже… рад… Очень… — Наверное, ты пришёл ко мне по очень важному делу? — тот, казалось, вовсю над ним потешался. «ДА ЭТОТ УРОД НАДО МНОЙ ИЗДЕВАЕТСЯ!» Глаза Гарри сверкнули совершенно демоническим огнем, но он лишь нервно улыбнулся. — Я не знаю, сэр, вы ведь… Вы сами призвали меня… — Призвал? Очень подходящее слова, — Альбус хмыкнул и закашлялся, — ну, присаживайтесь, молодой человек, раз уж почтили директора своим присутствием. Итак, зачем же я, как ты думаешь, тебя призвал? — Чтобы… рассказать о чем-то? — с надеждой спросил Гарри. — Верно. Но рассказывать буду не я, а наш общий знакомый. Попробуешь угадать? — Боюсь, не смогу. — Ну, я дам тебе пару подсказок. Если ты помнишь, то летом я как-то навещал тебя в доме твоего крестного, для того, чтобы ты помог мне с одним делом… — Вы о Слизнорте? — Верно, речь идет о Горации… — Профессор, — Гарри позволил себе перебить его, — что случилось в ту ночь, профессор? Я… я знаю, что ОН искал медальон, украденный Регулусом, но в «Пророке» ничего толком не осветили. Я… я так и не знаю, что… что случилось с моим домом. — Твоим? А ты уже начал считать его своим? — с каким-то странным изумлением посмотрел на него Дамблдор. — Да. А что вас так удивляет? — Гарри поднял бровь. — Насколько мне известно, вы с Томом не склонны… привязываться к вещам и местам в частности. Признаться, я большую часть времени считал, что ты ненавидишь дом Блэков. — Вы ошибаетесь, — Гарри стоило большого труда говорить спокойно, — я привязываюсь к вещам, если они мне нравятся. Я все еще человек. Последнее утверждение прозвучало так жестко, что, казалось воздух вокруг него сейчас заискрится. — Да… все еще человек… — протянул директор, — еще недавно, помнится, ты отрицал это в себе. Что изменилось? «Заткнись, заткнись, заткнись, заткнись, заткнись, заткнись, заткнись, заткнись, заткнись, заткнись, заткнись, заткнись, заткнись, заткнись, заткнись» — думал юноша, отводя глаза, чтобы старый волшебник не увил в них такого количества ненависти. — Да. Изменилось… — тихо выдохнув, пробормотал Гарри, — очень… многое изменилось. И мне не нравится, что Воландеморт уничтожил МОЙ дом. Который я уже по-праву считал своим! — Мне очень жаль, — неожиданно серьезно ответил Дамблдор, — правда жаль, Гарри. Но рано или поздно это должно было случиться. Сириус… прекрасно понимал все риски, когда предоставлял нам свой дом. — Но как? Как его смогли найти? Он… он же был спрятан! Вами! — Боюсь, я… я недооценил жадность одного из своих друзей, — печально произнес директор, — для Ордена настали очень тяжелые времена. Северусу очень повезло, что он… редко появлялся на собраниях и практически ничем им не помогал. Иначе… — Это кто-то из Ордена? Кого они схватили?! — Наземникуса. Как раз когда он, вероятно, отправился в твой дом за еще одним наследием Блэков, которое можно унести и продать. — Черт… — Гарри выдохнул. Он уже давно смирился с тем, что, по всей видимости, у него никогда не будет своего дома, смирился с этим, как смиряются с потопанной мечтой, но теперь, когда он узнал имя виновника, внутри него вновь все заклокотало. — Не стоит ненавидеть его, Гарри, — директор нахмурился, — он уже… получил свое наказание. — Воландеморт убил его? — И прислал мне его отрубленную кисть, — кивнул Дамблдор, — «кисть вора и грязного предателя крови». Еще месяц назад. Безусловно, за то время, что его пытали, он успел рассказать Лорду и Пожирателям все. Поэтому нам пришлось спешно перепрятывать новую штаб-квартиру и заниматься усиленной защитой всех членов Ордена. — И что же… что же будет теперь? — Он победит, — коротко резюмировал Дамблдор, — я умру, он добьет Министерство. Получит долгожданную власть. Начнет лепить из реальности все, что заблагорассудится, совершенно не считаясь с мнением остальной страны. — А… а я? — Это ты должен мне ответить, Гарри. Что ты будешь делать? — Я… — он замялся, быстро обдумывая все только услышанное, — н-наверное, мне надо… надо искать эти печати… и уничтожать их? — Как хочешь. Решай сам. — Почему я? Разве не вы хотели, чтобы я этим занимался? — Последние несколько наших встреч ты ясно давал мне понять, что у тебя нет выбора. Что все решили за тебя и что ты не желаешь больше так жить. Поэтому я предоставляю тебе его, — пронзительные серые глаза не сводили взгляда с Гарри и ему стало не по себе. — То есть… то есть я могу все бросить? Я… я могу уйти? — Можешь. — Но… — Гарри чувствовал, что начинает задыхаться, — но ведь… тогда Реддл точно победит… А что будет с Хогвартцом? С Министерством? С Англией? Неужели они… они справятся сами? — Вероятно, нет. Хогвартц падет, так же, как и Министерство. Всех нечистокровных волшебников выгонят из школы и, боюсь, из мира магии, который будет рассекречен. Воландеморт получит доступ к тайнам замка, к Тайной комнате и лабиринту Когтевран, откуда сможет черпать силы и знания для того, чтобы превратить этот мир в свой собственный. За несколько лет, я предполагаю, последние чистокровные семьи вроде Уизли будут уничтожены, также, как и твоя собственная. А тем, кто остался, придется приспосабливаться к новому миру, созданному безумным Темным Лордом. Как, например, Драко. Он не умеет убивать, но ему придется научиться. Если он не выдержит — то умрет, если все-таки сможет продержаться, то боюсь, ничего от того, за что ты его любишь, в нем не останется. Затем маги других стран обратят на него внимание. Вероятно, волшебники Европы будут пытаться с ним договориться, но, боюсь, слишком многие захотят переметнуться на его сторону. Америка не будет вмешиваться, потому что со времен Гриндевальда их волшебники предпочитают игнорировать все, что происходит в Старом Свете. Но не стоит так пугаться, — это далеко не конец. Если у Тома не хватит сил остановиться, то, боюсь, он призовет нечто… нечто, что не должно больше здесь появляться. Колдуны с востока не будут церемониться с ним и уничтожат, также, как и все, что мы смеем называть Британией. Конечно, они-то, существа иного мира, смогут его остановить, но, боюсь, к тому времени все, что останется от нашей страны — это окровавленная пустыня, ставшая жертвой безумия одного человека. Но ты, Гарри, будешь свободен. Ты можешь даже уехать, если захочешь, спрятаться где-нибудь и ждать дальнейшего развития событий. Ты можешь сделать это хоть сейчас — сесть на фестрала и попросить его доставить тебя, скажем, за океан. И у тебя есть этот выбор, Гарри. Он всецело твой. Дамблдор говорил это так размеренно и спокойно, словно лектор, объясняющий студентам не самую интересную даже для него тему. Но от каждого его слова юношу пробирала ледяная дрожь, и к концу этого рассказа он смертельно побледнел и еле удерживался от того, чтобы разрыдаться. В одну секунду директор скинул на его плечи такой груз ответственности, который он не был готов принять, и не хотел. Гарри неистово хотел, чтобы это был приказ, чтобы ему четко обозначили задачу, границы и рамки, пригрозив жуткой расправой за дезертирство. Но Дамблдор действительно дал ему выбор, и он видел, что старик не шутит. Скажи Гарри прямо сейчас, что между миром и собой он выбирает себя, все, вероятно, было бы кончено. По взгляду Альбуса тот понял, что тот бы не стал его упрекать и не сказал бы ничего, просто разрешил ему уйти и закрыть эту дверь. Возможно, навсегда. Его не стали бы останавливать и никто бы не узнал об этом — Гарри Поттер, надежда всей Магической Британии, просто исчез бы и воспоминания о нем были бы стерты из человеческой памяти. Это была свобода, о которой он так мечтал и к которой рвался, но стоила она чертовски дорого. Она стоила жизни Драко, и, что хуже, его мечты. Она стоила жизни сотен, тысяч волшебников, она стоила как вся страна, которую он, по правде, очень любил, хоть никогда не давал себе труда в этом признаться. И у него все еще был выбор. Серые глаза пристально вглядывались в его лицо и Гарри знал, что директор ждет ответа. Ему мучительно хотелось отвернуться, хотелось спрятаться, но он не мог. Ему нужно было принять решение, от которого теперь зависело абсолютно все. Под мерное тиканье и дребезжание различных механизмов, создававших в директорском кабинете вечный белый шум, думалось особенно хорошо. Гарри скосил глаза на маленькие серебряные весы, стоявшие перед ним на столе, и вздрогнул. Под его взглядом они задвигались, хотя до того находились в абсолютном равновесии. Дамблдор тоже обратил на это внимание. Его лицо вдруг заметно напряглось и он задержал дыхание. Гарри зажмурился и принялся взвешивать жизнь — собственную и чужую. «Не ради мира, а… а ради Драко. Только ради него и его чертового замка, который я ему подарю, даже если для этого меня придется навечно застрять в аду!» Он резко открыл глаза и они вспыхнули изумрудным огнем. Весы с тихим звоном выровнялись и застыли в состоянии идеального равновесия. — Я принял решение, профессор, — необычайно твердым и гулким голосом произнес Гарри, будто бы доносившимся откуда-то из самых глубин его существа, — я выполню все, что от меня требуется и уничтожу Лорда Воландеморта. Часы остановились. Дамблдор медленно выдохнул и его лицо наконец просветлело. — Ох, Гарри, знал бы ты, что ты сейчас сделал… — Да, я знаю, — неожиданно произнес он, — принял ход истории. Кажется, ваше пророчество сбывается. — О, отнюдь не мое, я никогда не обладал даром предвиденья. Но, боюсь, ты сейчас думаешь совершенно не о том пророчестве, о котором думаю я. Помнится, однажды ты сообщил Рите Скитер, что ты, как наследник Мерлина, обладаешь сразу тремя пророчествами. И, что удивительно, ты угадал. — Какие еще два? Я… я знаю только одно… — О, я тоже думал, что ты фигурируешь лишь в одном… Но только что я обнаружил третье. И это меня, признаться, очень удивило. Но, Гарри, раз ты принял решение, нам нельзя терять ни минуты. Прежде, чем я расскажу тебе о печатях и о том, как их уничтожать, я бы все же хотел показать тебе воспоминание Горация. Он уже преподавал в Хогвартце в том время, когда здесь учился Том. Давно ты не заглядывал в Омут Памяти, правда? — Давно, — согласился слизеринец, подходя к черному резному шкафу, в котором хранился сосуд с заколдованной жидкостью. Дамблдор открыл дверцы и, вытащив из кармана пузырек со светящейся белой субстанцией, вылил его в чашу. Жидкость тут же закружилась в водовороте и остановилась лишь когда кончик палочки директора коснулся ее поверхности. В тот же момент движение остановилось и Гарри увидел в туманной толще темный кабинет, уже знакомый ему и… Горация Слизнорта. Тот был намного моложе и стройнее, но уже с большими с пышными усами, почти такими же, какие он носил теперь. Очутившись в кабинете, точнее, в воспоминании о нем, Гарри наконец заметил, что декана Слизерина окружает небольшая группка учеников, в основном мальчиков — девочка среди них была только одна. Тот вальяжно раскинулся в бархатном кресле с винным бокалом, устроив ноги на пуфике, и странным образом из-за этого становился похож не то на барона, не то на графа, собравшего вокруг себя своих вассалов. Один из юношей, очень красивый, с узким бледным лицом и темными, чуть вьющимися волосами, сидел напротив Горация. Приглядевшись, Гарри заметил на руке Тома Реддла знакомое кольцо — перстень Марволо с огромным черным камнем. Взгляд юного Воландеморта казался безмятежным, но на дне его глаз уже сверкали алые искры — следы того яростного пламени, которое вскоре поглотит его целиком. С тоской Гарри пришлось признать, что Лорд в его годы выглядел много лучше. По крайней мере, в нем все еще было слишком много от человека, слишком много живого и это выглядело… неестественно. Он привык воспринимать его как воскресшего мертвеца и не любил, когда чужие воспоминания раз за разом показывали Гарри, что его враг обошел его и здесь. Он уже не мог похвастаться ни человеческим взглядом, ни красотой, ни хоть сколько-нибудь приличным внешним видом, ни обаянием, в конце концов. И сравнивая шестнадцатилетнего себя с шестнадцатилетним Реддлом, Гарри приходил к неутешительным выводам. «Урод смазливый» — резюмировал он в своей голове и перевел взгляд на Слизнорта. — Сэр, а правда ли, что профессор Вилкост уходит в отставку? — вдруг спросил Реддл, подобострастно глядя на профессора. — Том, Том, даже если бы я знал это, то был бы не вправе сказать вам, Должен признаться, я был бы не прочь выяснить, откуда вы черпаете ваши сведения, юноша; вам известно больше, чем половине преподавателей. Тут же остальные ученики тихо захихикали, восхищенно разглядывая его. Юный Воландеморт явно пользовался популярностью не только у учителей, но и у студентов. Гарри в который раз задумался о том, что он сам намного больше смахивает на Темного Лорда, чем шестнадцатилетний Том, так как у него, в отличие от врага, отвратительные отношения почти со всеми людьми… кроме некоторых. — Что до вашей сверхъестественной способности узнавать то, чего вам знать не положено, равно как и до осмотрительной лести, с коей вы обращаетесь к людям, от которых многое зависит… Кстати, спасибо за ананасы, вы совершенно правы, это мое любимое… — протянул Гораций и Гарри пришлось наконец отвлечься от собственных размышлений. Однако стоило ему это сделать, как комнату тут же заволокло странным белым туманом и из него пророкотал многократно усиленный голос Слизнорта: —… и пойдете по дурной дорожке, юноша, попомните мои слова. Тут же все вокруг завертелось и Гарри зажмурил глаза, а когда открыл, то первым, что он увидел в кабинете, были большие золотые часы, показывавшие одиннадцать вечера. Батюшки мои, неужто так поздно? — удивился Слизнорт. — Вам лучше идти, юноши, а то наживете неприятности. Лестрейндж, я рассчитываю получить от вас завтра утром письменную работу, иначе мне придется оставить вас после уроков. То же относится и к вам, Эйвери. Тут же ученики начали вставать со своих кресел, прощаться с преподавателем, обещать сделать все работы к сроку, желать доброй ночи и с тихим гулом голосов покидать кабинет. Один только ученик специально замешкался до последнего, дожидаясь, пока все остальные выйдут. Живее, Том, — сказал Слизнорт, обернувшись и обнаружив, что Реддл все еще здесь. — Вы же не хотите, чтобы вас в неположенное время застали вне спальни, вы все-таки староста… — Сэр, я хотел спросить вас кое о чем, — тихо, но настойчиво произнес Лорд. — Так спрашивайте, мой мальчик, спрашивайте… — рассеянно забормотал Гораций, заклинанием очищая стакан и отправляя его в застекленный шкаф. — Сэр, я хотел бы знать, что вам известно о… о крестражах? Комнату снова заволокло непроглядным белым туманом и все, что Гарри услышал, так это громогласное: —Я не знаю о крестражах ничего, а если бы и знал, вам не сказал бы! А теперь немедленно убирайтесь отсюда и постарайтесь, чтобы я от вас ничего о них больше не слышал! — Кажется, это все, — Дамблдор наконец обернулся к нему и кивнул, — нам пора. Вынырнув из Омута Памяти, Гарри схватился за него, чтобы не упасть. У него всегда жутко кружилась голова после путешествий по чудим воспоминаниям и ему требовалось много времени, чтобы прийти в себя. — Что за туман? — спросил он директора и поправил очки. — Это исправленные воспоминания. — Ага… — протянул юноша, — значит, Слизнорт решил от вас что-то скрыть… Я так понимаю, что он все-таки что-то рассказал Реддлу? — Совершенно верно. — Что-то, чего я еще не знаю? Крестражи… Что это? Это и есть печати? Те самые печати Воландеморта? — Не могу сказать, — честно ответил Дамблдор, — книга, в которой они упоминались, исправлена рукой нашего старого знакомого, в библиотеку Кандиды, как ты помнишь, я не ходок… Впрочем, без проводника туда все равно не попасть. А единственный из всех моих знакомых, кто увлекался подобными вещами в юности, еще в те времена, когда литература такого уровня хранилась в Запретной секции — Гораций Слизнорт. Мне он так ничего и не рассказал, хотя я уверял его, что все останется в тайне и никто кроме меня об этом не узнает. — Вы как-то очень странно знаете о печатях… — Гарри нахмурился, — то вы внезапно знаете, как их уничтожать, а то не знаете даже того, что было в Хогвартце… — Видишь ли, Гарри, период моего, кхм, увлечения темными искусствами был неизмеримо краток по сравнению… с одним человеком. От него я в свое время узнал очень многое… — Вы о Гриндевальде? Дамблдор ничего не ответил, лишь загадочно повел плечом. — Так… но что мне делать, сэр? Я не обладаю такими… связями, как вы. Откуда мне взять информацию о крестражах? — У Слизнорта, разумеется. — Что?! Вы… вы хотите, чтобы я… но он же даже вам не согласился рассказать об этом! Я-то… я-то откуда смогу?! — Ты умеешь делать невозможное, Гарри, уж таков талант всех Лордов. И если ты привел чаши весов в равновесие, то значит, это произойдет. Все, что должно случиться — случится, так, или иначе. — Вы что, Долгопупса теперь постоянно цитировать будете? — Гарри поднял бровь. — Нет, просто это высказывание как нельзя лучше описывает ситуацию, — Дамблдор покачал головой, — я надеюсь, Гарри, что у тебя получится уговорить Горация. Он неравнодушен к талантливым и известным ученикам, а тем более к тем, кто учится на его факультете. — И вы думаете, что мне он все-таки расскажет? Мне кажется, вы с ним знакомы намного ближе и если уж вам он не доверяет, то что говорить обо мне? Тем более, как вам известно, моя репутация далека от идеальной. Вся чертова школа знает, что… что я занимаюсь иногда черной магией и что… в общем, что я похож на Реддла больше, чем им хотелось бы, хотя это совершенно не так! — В этом, действительно, вы совершенно непохожи. Том, в отличие от тебя, был терпелив, вежлив, острожен, обаятелен, сговорчив, обходителен и знал, как следует себя вести. Но именно это в нем меня и настораживало. Он слишком хорошо учился на своих ошибках и делал выводы. Видишь ли, я всегда предпочитаю хоть зачастую и неуклюжую, но искренность, вылизанному притворству. Для слизеринца ты слишком честный, Гарри. По-гриффиндорски честный. Признайся, за все те годы, что я пытался предупредить тебя об опасности черной магии, тебе даже в голову не пришло меня обмануть. Напротив, ты всегда крайне опрометчиво в этом признавался и до конца отстаивал свою правоту… даже если это было не так. Ты никогда не прячешь своего истинного лица, и именно поэтому тебя боятся. Том никогда бы так не смог. — Продолжаете исследовать меня? — с легким раздражением произнес он. — Да. Но разве тебе самому это не интересно? Наконец-то понять, кто ты есть и разобраться со всеми вопросами, которые в тебе накопились? Гарри ничего не ответил. Он лишь отвел глаза и подумал о том, как хочет поскорее оказаться за слизеринским столом. «Сегодня, наверное, будет индейка…» — рассеянно пронеслась мысль в голове. — Что ж, я вижу, что сегодняшняя наша встреча дала тебе достаточно поводов для размышлений. Думаю, тебе пора. — Да, наверное… — он кивнул и, посмотрев на Альбуса, добавил, — спасибо за то, что помогаете мне, профессор. — Я не жду благодарности, Гарри, — тот мягко улыбнулся, — только твоей готовности. Директорский кабинет он покинул в полном смятении духа. Внутри него все вновь раскололось на тысячу частей, растрескалось и стерлось в пыль под тяжестью ноши, закинутой на его плечи. Гарри не мог бросить свой пост, как бы ни хотел. В конце концов, он бы никогда не простил себе того, что он оставил Драко наедине с тем, кого они оба боялись и ненавидели. Он знал, что тот долго не продержится. Знал, как никто другой. Гарри не готов был пойти на такие жертвы ради всего мира, потому что это представлялось чем-то слишком громадным и невыполнимым, но вот ради друга он мог хотя бы попытаться. Чтобы Драко наконец-то смог вырядиться в белоснежную мантию, как всегда мечтал, и без опаски разгуливать так, думая о своих мраморных замках, квиддиче и сводке Министерских новостей. Он не мог позволить Воландеморту сотворить с ним то же самое, что и с Люциусом, поэтому ему нужно было хорошенько обдумать план действий. Так, погрузившись в туман размышлений, он добрел до большого зала. Все уже собрались на ужин, однако никто не ел. Ученики столпились вокруг пуффендуйского стола, со стороны которого раздавались какие-то странные звуки. Приблизившись и протолкавшись меж когтевранцев, Гарри понял, что это… плач. — Что случилось? — спросил кто-то над самым его ухом. — Кто плачет? — Что произошло? — Это Люси Энстоун, она… — начал было объяснять кто-то. — Ее родителей убили Пожиратели Смерти! Просочившись сквозь толпу, Гарри увидел двенадцатилетнюю девочку, рыдающую взахлеб в объятиях старшекурсницы. Перед ней на столе лежало разорванное письмо, чернила которого размыло от слез. — Черт… — прошептал слизеринец, — что… что теперь? Ее… — Она маглорожденная, — произнесла стоявшая рядом пятикурсница, — ее… ее родители были… неволшебниками… Она… Остальные ученики все сильнее напирали, пытаясь узнать подробности. В этот моменту Гарри так закружилась голова, что он почувствовал, что вот-вот упадет в обморок. Резко развернувшись, он нырнул в толпу и, протолкнувшись, поспешил к выходу. Есть ему больше не хотелось. Белый, как мел, он добежал до выхода на площадку с фонтаном, кроваво-алую от лучшей закатного солнца и, упав в мокрый, липкий снег, заорал. Оглушающе громко и дико, от боли, безысходности и страха, от невозможности хоть что-то изменить. Все силы, какие только были в нем, он вложил в этот вопль, а потом, когда легкие опустели, уронил голову на грудь и, тихо всхлипывая, заплакал.