На пути к лучшему миру

Лес Дин встретил их ночной прохладой и шелестом ветвей. Они трансгрессировали в самую чащу, туда, где с неба, разгоняя ночную мглу, на них лился серебряный свет луны. Проходя сквозь ветви, он падал кружевом на лица, обозначая их присутствие. - Ну… - Гарри моргнул и огляделся, - надо что ли остановиться… Где-то. - Ты имеешь ввиду – разбить палатку? - Чего? Грейнджер, у тебя будто бы есть палатка! - Есть, - девушка невозмутимо указала на свою сумочку, - я не знала, куда нас занесет, поэтому взяла на всякий случай палатку. - Черт побери, и сколько же там у тебя всего? - Много. - Эй, - Невилл нахмурился и потянул Гермиону за рукав, - мне кажется, нам стоит идти. Сейчас ночь, а это лес… - Но он же не волшебный… Вряд ли здесь есть кто-то, кроме белок… - Да? Ты уверена? У Философа вон перья зачесались, а я пока склонен ему верить. - Ладно, все! – она фыркнула и, вытащив из кармана палочку, зажгла свет. Они пробирались вперед осторожно, то и дело оглядываясь. Изредка над их головами вспархивали ночные птицы, напуганные шорохами и незнакомыми голосами, и от этого почему-то Гарри становилось не по себе. Он не боялся лесов, особенно после Запретного, где обитали фестралы и огромные акромантулы, но здесь почему-то чувствовал себя неуютно. Впрочем, не он один. Лишь Гермиона смело шла вперед, словно не замечая их испуга. Наконец они вышли из густой части леса туда, где под диском луны, у озера, раскинулась небольшая поляна. Ее пологий склон подходил к самой воде, сверкавшей во мраке, подобно Омуту Памяти. - Останемся здесь? - Не знаю. Ну, здесь хотя бы есть вода. - Поттер, ты палатку ставить умеешь? - Умею. Снейп научил. - Что?! Снейп? – Гермиона изумленно моргнула. – Но когда?! - Летом после третьего курса, - он вздохнул, - мы… он взял меня с собой… кое-куда, собирать разную траву для зелий. И я тащил палатку, а потом ставил ее. Ну после того, как Снейп три раза обозвал меня криворуким кретином. - Никогда бы не подумала, что Снейп… Что от Снейпа можно ожидать чего-то подобного… Он же ненавидит всех! Детей и не только… К тому же, он Пожиратель Смерти! Боже, ты ведь был с Пожирателем Смерти! - А с другим Пожирателем я еще и целовался, и стащил пару книг из библиотеки его отца, - хмыкнул слизеринец, разворачивая палатку на траве, - и Воландеморт мне почти родственник. Забавно, правда? - Не стоит произносить это имя, - резко вставил Невилл, помогающий Гарри с другого края, - особенно сейчас. - Почему? Ты его боишься? - Я знаю, что ты не испытываешь перед ним страха, но знаешь ли ты, почему вообще этого имени начали бояться? - Э… Ну… я думал, что это вроде как табу… Ну то есть он убивал и пытал людей, и было непринято произносить его имя… - Не только поэтому, - покачал головой Долгопупс, - оно было заколдовано. Каждый, кто произносил его имя, открывал свое местоположение для… него. Только Дамблдор не боялся его произносить, потому что как раз-таки Дамблдора Темный Лорд сам опасался больше, чем кого бы то ни было. И… И если он вернулся, и набирает силу, то заклятие снова может… начать действовать. - То есть ты хочешь сказать, что если я произнесу его имя, он сможет нас найти? - Да. Именно это и хочу. - Черт… А я никогда и не слышал о подобном… Почему меня никто не предупредил? - Дамблдор никогда его не боялся, - Гермиона печально вздохнула, - он говорил, что страх перед именем усиливает страх перед тем, кто его носит… - Ага, но только не в случае, когда имя может тебя убить! Мне он даже словом не обмолвился об этом за весь год! Вот же у…- закончить фразу он не успел, встретившись с разгневанным взглядом девушки. - Поттер, ты будешь болтать или работать? Поставив палатку, которая внутри оказалась больше, чем снаружи – Гарри в очередной раз поразился магии незримого расширения пространства, они принялись накладывать защитные заклинания. - Так, помогите мне! Невилл, встань туда! Так… начнем с протего! - Такая банальщина? – вздохнул Гарри. – Ладно, не смотри не меня так! - А у тебя есть заклинание получше? - Есть еще рунический круг, - вставил Долгопупс, - но можно наложить сразу все заклятия, так надежнее. - Ты знаешь магию рунического круга? – Поттер изумленно захлопал глазами. - Я же читал все, что смог найти по древним рунам, - спокойно пояснил Невилл, доставая из сумочки Гермионы учебник, - здесь описание и руническая картограмма. Вот, гляди. - И когда ты этому успел научиться? – он бегло пролистал страницы с кучей пометок, сделанных явно самим гриффиндорцем. - У меня был целый год, - тот пожал плечами, - а из-за тебя я полюбил руническую магию. - И почему мы стоим? Долгопупс, давай, колдуй, раз ты из нас самый умный! - Мне бы не помешала твоя помощь… - Я, по всей видимости, вам уже не нужна! – фыркнула Грейнджер. - Нужна, - мотнул головой Невилл, - но на тебе нет печати истинной магии. Тебе будет намного сложнее. - Хорошо, просто сделайте то, что нужно! – с этими словами она отошла, освобождая им пространство. - Готов? – Долгопупс снял повязку и его белый глаз вспыхнул во мраке ночи. - Готов. – кивнул Гарри, и они начали. Это было невероятно длинное и, пожалуй, самое сложное руническое заклятие из всех, которые ему только приходилось колдовать. Только десять минут ушло на его произнесение и вычерчивание в воздухе каждой руны – внешнего и внутреннего круга. Вспыхивая во мраке белым светом, они падали на землю, формируя довольно обширное кольцо вокруг палатки. Гермиона наблюдала за ними с интересом и восхищением – она такую магию видела впервые. Наконец, когда круг был почти завешен, Гарри устало пробормотал: - Грейнджер… Кровь… - Что? - Он говорит… - Невилл, на лбу которого выступила испарина от усилий, пояснил, - круг должен… запомнить тебя. Кровь… - и тут же, сделав надрез на ладони, дал нескольким каплям упасть на невидимый контур. Остальные сделали то же самое и кольцо, сплошь сотканное из рунической вязи, засияло белым, словно патронус, и тут исчезло, оставив надежную защиту. - Лучше любого обыкновенного заклятия… - Гарри вытер рукавом лицо и устало опустился на траву, - никто… не войдет. - А мы? - Мы… мы сможем ходить туда-сюда. Если потребуется. - Но в любом случае, было бы неплохо наложить еще парочку заклятий, - Гермиона снова подняла палочку и принялась нашептывать их. - Я… я немного полетаю, - тихо произнес Долгопупс, - не теряйте меня. - Что? – Гермиона отвлеклась. – Но как ты найдешь нас? Я же сделала палатку невидимой! - Ничего, найдет, - успокоил ее Гарри, - захочет – найдет. - У меня есть деиллюминатор, - напомнил тот, - думаю, он поможет мне в случае чего. - Невилл, но куда ты полетишь? Сейчас ведь кромешная ночь! А вдруг… вдруг тебя заметят? Или с тобой что-нибудь случится?! - Грейнджер, - Поттер нахмурился, - пусть летит. Ты ведь будешь искать мать? Тот молча кивнул. — Вот видишь? Принеси нам хорошие новости, Долгопупс, или хотя бы полезные. Не беспокойся за нас, чувствую, мы здесь надолго… Пока перероем весь лес в поисках подсказок Дамблдора… - Я попытаюсь найти еще что-нибудь. - Интересно, где? – Гарри поднял бровь. - В его кабинете. - Кхм… Но ведь до Хогвартца так далеко! А трансгрессировать сам ты не сможешь! Неужели ты полетишь до самого замка? – не отступала девушка. - Ничего, - он мотнул головой, - я хочу узнать, что происходит вокруг, а вам пока слишком опасно появляться где-то… где есть люди. - Философ прав, - вздохнул слизеринец, - так что это… удачи тебе. Постарайся не умереть по пути. - Постараюсь, - Невилл усмехнулся и, обернувшись вороном, бесшумно растворился в черном ночном небе, усыпанном звездами. - Ну… вот мы и остались одни, - печально произнесла Гермиона, вглядываясь вверх. - Не одни, - возразил Гарри, - с нами Зевс. Тут он залез рукой за шиворот и, вытащив змея, запустил его в траву. «Снова лес… Как прекрасно» - прошипел тот в его голове, мгновенно скрывшись в высоких зарослях. - «Я на охоту, волшебник» - М-да… А вот теперь точно одни, - он вздохнул. - Уполз? – Грейнджер села рядом, поджав колени. - Уполз. Голодный. Будет кого-нибудь ловить. - А его не съедят? - Фамильяра-то? Нет, не съедят. Он отпугнет их магией, или договорится. Они замолчали. Гарри достал сигарету из кармана и закурил. Летней ночью в лесу было прохладно и только теперь он понял, что замерз. Рунический круг, который он сотворил впервые в жизни, забрал слишком много сил, но спать ему отчего-то не хотелось. Он смотрел на озеро с белой полоской от луны и думал обо всем, что успело случиться за эти несколько дней. Вдруг сбоку от него донеслись какие-то странные звуки и, повернув голову, он с удивлением обнаружил, что Гермиона… плачет. - Эй, грязнокровка, чего сопли распустила? Ну? Это ты потому, что мы тебя не взяли охранное кольцо колдовать? Да ты поверь, не я же эти дурацкие правила придумал! - Нет… - она вытерла рукавом слезы и всхлипнула, - я… я с-сскучаю п-по дому… по маме с папой… п-по Рону… Как он там? Ч-что с ними случилось? Я так за него бою-ю-ю-юсь! Я хочу домой… я так хочу вернуться домой, чтобы все было хорошо…. Мне т-так страшно… Я… - Мне тоже. – тихо ответил Гарри и протянул ей сигарету. – Хочешь? Она ничего не ответила, только молча посмотрела на нее и взяла дрожащими пальцами. Юноша наблюдал, как она кашляет и давится дымом, затем достал вторую и снова зажег. - Повезло тебе, Грейнджер. Тебе есть куда возвращаться. И к кому. - А-а т-ты? – она перестала плакать и теперь задыхалась от скрутившего горло спазма и дыма. - А у меня нет дома. Никогда не было. - Т-то есть к-как? – девушка шмыгнула носом. - А ты не знаешь? – он поднял бровь. - Н-нет. Расскажи пожалуйста… - Ну… это дурацкая история, - он поморщился, - когда… когда моих родителей убили, Дамблдор отдал меня Дурслям. Маглам. Тетке, она сестра моей матери, и ее мужу. Они… они были мне не рады и это мягко сказано. Нет, по сравнению с тем дерьмом, в котором я живу сейчас – Дурсли самое безобидное из всего, что со мной происходило. - О-они били тебя? – осторожно спросила Гермиона. - Случалось и били. Я был у них вроде домового эльфа. До одиннадцати лет у меня не было своей комнаты, и я жил в чулане под лестницей. Мне на голову сыпалась штукатурка, когда мой свиноподобный кузен прыгал на ней, чтобы побесить меня. У меня не было своих вещей, кроме тех, что я украл или нашел. Я ходил в обносках этого жирного урода и… и выглядел отвратительно. Убого. На мне была почти вся работа по дому, особенно уборка. Но я часто делал все как попало, поэтому меня наказывали. Ну там без еды оставляли и все такое. И в школе как-то… дерьмо сплошное. Дадли был самым крутым, да и сейчас наверное… У него были самые дорогие и классные игрушки, поэтому все его обожали. А так как я ему не нравился, то меня били все, за компанию. Даже если лично ко мне никаких вопросов не было. - А как же учителя? П-преподаватели?! Почему ты никому об эт-том не сказал? - Так они знали, - он пожал плечами, - но я же приемный. У меня было два варианта – либо жить с Дурслями, либо в приют. А туда я очень не хотел. Настолько, что готов был терпеть даже этих тварей. Ну, так я до одиннадцати с ними и прожил. Потом был первый курс Хогвартца… И Драко… - тут на его лице отразилась странная, совершенно несвойственная ему нежная и грустная улыбка, - мы с ним еще до школы случайно познакомились, в ателье. Он… он был такой красивый, такой крутой и богатый… Я готов был все отдать, только бы он стал моим другом. А потом и Люциус… Тот год я провел в Хогвартце, и, если честно, был очень огорчен, когда узнал, что на лето придется его покинуть. Но тогда мне повезло – меня пригласил к себе Драко, и я все лето провел у Малфоев. Я страшно ему завидовал, представь? У него есть родители, такой крутой отец, ну, тогда я считал его крутым, и свой дом… Его собственный дом… Больше всего в жизни я мечтал стать одним из Малфоев. Если бы нужно было кого-нибудь убить, чтобы они взяли меня в семью, то не думай, я бы так и сделал. Потом я снова год жил в Хогвартце… И перед третьим курсом мне пришлось вернуться к Дурслям. Тогда я и познакомился с Трентом, кстати. Он тогда был сильно страшнее, чем сейчас, злее, что ли… Не такой взрослый. И в то лето я сбежал, потому что не смог больше жить с этими подонками! Провел в «Дырявом котле» оставшийся месяц. Потом… Потом Снейп чуть не умер. Из-за Люпина. Ты… ты помнишь, ты же тоже там была. Я жил на съёмной квартире все лето, и Снейп приходил ко мне. Знаешь, за пределами Хогвартца он очень даже ничего. Вполне похож на человека. Мы с ним телек смотрели… А потом он взял меня с собой в Корнуэлл… Самое лучшее, что было во всей моей поганой жизни... За эту поездку я буду благодарен ему до самой смерти… И срать мне, что он Пожиратель и служит этому уроду безносому! Все, кто… кто не дал мне сдохнуть окончательно – гребаные Пожиратели! А после четвертого курса меня отправили в штаб-квартиру Ордена, в дом… Дом Блэка. Я сначала их обоих ненавидел, а потом мне понравился дом. И Кикимер оказался не таких уродцем, как остальные. Я уже начал считать их своими – и дом, и домовика… Я вернулся туда после пятого курса, а потом… потом этой зимой… Этой зимой его уничтожили, - губы Гарри нервно задергались, - МОЙ дом. МОЙ дом. Перв-вый дом, который я начал считать СВОИМ. Эта мразь… этот ненавистный отвратительный кусок дерьма без носа забрал его у меня! Как и Драко, черт побери! А… а дальше ты знаешь. Уизли и вот… Черт, я вот сейчас тебе это рассказал и вдруг понял, какая же все-таки у меня дрянная жизнь! Как… как у придурка какого-то! Черт… ни дома, ни … Ладно, мне и не надо! Я… я привык! Гарри почувствовал, как в носу что-то закололо и поспешно отвернулся, чтобы Гермиона не видела его слез. Девушка изумленно глядела на него, а потом вдруг обняла и прошептала: - Гарри, прости! Я… я не знала! Я… я не знала об этом! Я… я думала… я думала, что ты… - О-отстань! – тихо подвывая в рукав, он пытался ее отпихнуть. – Не надо меня ж-жалеть! Не надо, черт! Н-не нужен мне никто, я и-и и без эт-того нормально п-проживу! Ничего мне не надо! Я Темный Лорд! Т-так что зачем мне к-какой-то сраный дом… Н-не было и не надо, черт побери! И н-не надо мне никуда возвращаться, я вообще не вернусь! Никогда! Я-я на изнанку Х-хогвартца уйду, сдохну! Она смотрела на слизеринца, которого большую часть жизни ненавидела и считала отвратительным человеком, и видела теперь одинокого забитого мальчика, которого никто никогда не любил, который отчаянно искал эту любовь в любом, кого видел. Гарри Поттер вовсе не был избранным и героем, он был глубоко несчастным человеком, пойманным в ловушку судьбы и в чьей жизни не было почти ничего… хорошего – это печальная картина вдруг так ясно высветилась перед ней, что девушка замерла, пытаясь ее принять. Он плакал, спрятав лицо. Гермиона смотрела на него, боясь прикасаться. Наконец, она тихо произнесла: - Гарри, а… Драко? Вы же… вы же с ним друзья? - Н-нет… - глухо раздалось из-под копны черных нечесаных волос, - он… он все… он б-больше, ч-чем друг… он ВСЕ. И… и… и он у… - И ты… ты не боишься того, что он… ну… что он Пожиратель Смерти? - Нет… - он наконец смог хоть чуть-чуть взять себя в руки, - ты не п-понимаешь! Никто не понимает! Д-драко лучший… он лучше всех вас! Всегда был! Х-хватит его ненавидит! Н-ненавидьте меня, с-сколько угодно, но Драко не трогайте, прошу! Он не з-заслужил эт-того! Он не хотел быть Пожирателем Смерти! Он не хотел у-убивать людей, никогда! Он не виноват! Это все из-за меня… из-за того, что я з-заставил его стать… стать Пожирателем! - Гарри… - Отстань! – он вытер лицо рукавом и вскочил. – Заткнись, тупая грязнокровка! Оставь меня в покое! Не лезь в мою гребаную жизнь, уродина! Внутри него все клокотало. Он уже жалел о том, что вообще рассказал хоть что-то, потому что по его собственному рассказу выходило, что он, в сущности, жалкий и никому не нужный урод, который и жив-то остался только из вредности. Он ненавидел всех. Воландеморта. Дамблдора. Блэка. Грейнджер. Уизли. Даже немного Драко и остальных Малфоев. Но больше всего Гарри ненавидел себя самого, за то, что для него это, как выяснилось, все еще имеет значение. Он ненавидел себя за спрятанную глубоко под раной мечту о нормальном человеческом доме и… семье… Сколько бы он не уговаривал себя о том, что ему это не нужно, что он выше этих человеческих привязанностей и вовсе в них не нуждается, он все никак не мог отпустить эту мечту. Быть может, он и в войну ввязался лишь для того, чтобы попытаться сохранить единственную надежду на нормальную жизнь. Даже не счастливую – в счастье, как и в бога, как и во много других человеческих вещей, Гарри уже давно не верил. Он хотел сбежать. Даже за грань мира, в пространство Смерти, и раствориться там навсегда. Но он не мог бросить Драко в одиночестве на этой войне, в которой они оба не хотели участвовать по-настоящему. Поэтому все, что ему оставалось – это бежать в лес, без оглядки, не обращая внимания на ветки и корни, выступавшие из земли. Споткнувшись об один из них, он упал, растянувшись на влажной от предрассветной росы траве. Ему было больно и отчаянно хотелось выкинуть какую-нибудь глупость. Гарри залез рукой в карман джинсов, нащупал часы – приятный холодный металл, такой чистый и приятно обжигающий, как озерный лед в январе. Он не знал, что собирается делать, но желал сделать что-нибудь назло Грейнджер и Дамблдору, что-то, что ему запрещали, что нельзя было делать. Например, повернуть колесико до упора, пока пальцы не заболят, в истерических рыданиях разглядывая стрелки, танцующие назад – час, два, три, больше… И тут… Они вышли из стекла, чуть приподнялись в воздухе и застыли прямо над циферблатом. Стрелки волшебных часов, связавшие нить времени, застыли вертикально, как маятники. Гарри вгляделся в них и вдруг почувствовал такую дикую, нестерпимую боль в груди и мозге, намного хуже, чем боль в шраме, намного хуже смертельного проклятия и круциатуса – пробуждение чужой души. Зеркало треснуло. Печать раскололась, выпуская из подсознания то, что он запер там почти два года назад. Тень Лорда Воландеморта – осколок души, по имени Том Марволо Реддл. … он лежал на полу. Ему было семь лет и его били за кражу. Билли Стаббс и его компания – они не любили его, и прекрасно знали, что почти всегда в том, что у них пропадают вещи, виноват Реддл. Впрочем, так и было, но они не имел никакого права пинать его ногами и таскать за волосы лишь на том основании, что он был слабее их. А он был. И этого, как выяснилось, было достаточно. - Не смей трогать мои вещи, урод! - Только попробуй залезть в мою коробку снова! – с этими словами тяжелый ботинок, явно слишком большой для владельца, заехал прямо в живот. Он задохнулся, чувствуя, что его вот-вот вырвет картонной овсянкой, которой их кормили на завтрак. - Реддл, признавайся, куда ты дел мой нож?! – еще один мальчишка, из многих, собравшихся вокруг него, нагнулся прямо к его лицу, требуя выдать украденное. - Н-не скажу… - чувствуя, как волна гнева подкатывает к самому его горлу, прошипел он, - чтоб ты глаз себе выколол, МакКензи! - Ты как с моим другом разговариваешь?! Ату его! И снова как прежде – боль, заслуженная, но не принятая им как должное. Он терпел, потому что ничего больше не оставалось – их было слишком много, и они были сильнее, а он… А он был слаб. И слабость эту в себе больше всего ненавидел. Когда они устали его колотить – очень скоро им это надоедало, потому что он не поддавался на провокации и молчал, стиснув зубы, то пошли разорять его с таким трудом нажитое богатство. Всего-то и было у него награбленного – раскладной ножик с деревянной ручкой, фарфоровая балерина без руки, несколько оберток от конфет – очень красивых, надо сказать, три страницы из «Алисы в Стране Чудес», которые Джим нашел на улице в луже, осторожно достал и высушил под кроватью, да воронье перо, самое большое, которое им только доводилось видеть. Они ушли и, он… заплакал. Он никогда не позволял себе делать этого в присутствии врагов, чтобы не показывать им, что они действительно причиняют ему боль. Что синяки и правда очень болят, и не проходят неделями, что его тошнит и он не может потом есть до самого вечера, и что, в конце концов, ему просто обидно. Том поднялся, давясь слезами. Вытер лицо рукавом – нельзя в таком виде показываться на глаза миссис Коул – достанется еще сильнее. Огляделся. Это был небольшой задний двор приюта, здесь росли несколько деревьев, было много гравия и песка, коробки, из которых приютские дети сооружали крепости, и, в общем-то, ничего больше. Однако возвращаться в комнату ему не хотелось – он знал, что там увидит. Растоптанная коробка, совершенно пустая, перевернутая кровать – чтобы ему и от помощниц миссис Коул влетело за бардак. Он знал – это была война, в которой он все чаще проигрывал. Сев под дерево, Том принялся зализывать раны. Ненависть, тихая и ядовитая, зрела в нем – но ее все еще было недостаточно, чтобы отважиться на открытый удар. Ему было страшно. Чертовски страшно. Но вместе с тем он понимал, что никто, абсолютно никто ему не поможет. Никогда. Потому что он один. У него нет родителей – мать померла прямо на пороге приюта, бросив его одного, и за это он ее ненавидел. Он не хотел жить, он бы очень хотел никогда не рождаться и не знать, что такое ЭТА жизнь, но его мнения никто не спрашивал. И он знал, что у него нет будущего. Они все знали. Все приютские дети. Никто из них не вырастет нормальным, так говорила Нэн – старшая из помощниц. Она смотрела на Реддла всегда немного нетрезвыми глазами и, отчитывая за порванную в драке одежду, говорила, что он вырастет грязным ворьем и его или посадят в тюрьму, где он сгниет, или застрелят. Но он не готов был мириться с этой участь. Нет, Том не знал, но он чувствовал, что он – другой. Что он в сотню раз, нет, в тысячу раз лучше всех них и что его жизнь будет другой. Что он сделает невозможное и докажет всем, что он не жалкое отребье, от которого отказались все, что он… что он великий. По-настоящему великий. Что он сильный. И люди склонятся перед ним и будут бояться самого его имени… Он огляделся – никого поблизости не было. Осторожно нащупал под рубашкой тонкую золотую цепочку и вытащил часы, старательно закрывая их рукой. Он нашел их позавчера, каким-то совершенно неведомым образом – они просто валялись на улице, словно бы их кто-то обронил в спешке и, пока никто не заметил, мальчик забрал их и положил в карман. Он боялся оставлять их в комнате, или кому-нибудь показывать, ведь, безусловно, у нищего приютского мальчишки не могло быть таких роскошных золотых часов. Они стояли, но ему было все равно. Даже остановившиеся они были прекрасны и, глядя на них, Том думал о том, что это знак свыше – его ждет другая жизнь. Лучшая жизнь… Он решил, что отныне все будет по-другому – он станет сильнее, найдет способ, он изменит все и наконец вырвется из этой клетки, в которую его поместила судьба… А пока часы красиво поблескивали на солнце и так приятно было водить по ободку пальцем, ощущать этот вечно прохладный металл и радоваться такому сокровищу. Том покрутил колесико – стрелки чуть сдвинулись влево, но больше ничего не произошло. Вздохнув, он спрятал часы обратно под одежду и поднялся, неуклюже отряхивая шорты. Пора. Наверное, бардак и разорение в его комнате уже обнаружили, и сейчас ему влетит… К этому сложно было подготовиться, но он знал, что ожидать чего-то другого от жизни ему не приходится, поэтому, понуро склонив голову, бледный черноволосый мальчик поплелся к задней двери приюта. Однако, когда он вошел внутрь, в пыльный прохладный коридор, то вдруг осознал, насколько вокруг тихо… и пусто. - Миссис Коул? - осторожно позвал он, прикрывая дверь. – Миссис Нэн? Мисс Кристи? Никто не отзывался, словно все многочисленные обитатели приюта разом исчезли. Нервно сглотнув, он поспешил вверх по лестнице, к своей комнате, в надежде, что, быть может, успеет, пока никого нет, устранить то, что Стаббс с компанией устроили в его комнате. Но как только он приблизился к своей двери, то увидел самую странную картину из всех, которые только могли предстать в его жизни. Дверь в его комнату была настежь распахнута и из нее гурьбой выбегали шестеро мальчишек… Только они застыли. Застыли в воздухе – кто-то в момент прыжка, кто-то открыл рот, а у кого-то начали спадать слишком великие на их размер ботинки. Том осторожно приблизился к ним, изумленно разглядывая определенные живые, но недвижимые лица. И только теперь до него постепенно начало доходить, что время застыло. Видимо, что-то случилось в тот момент, когда он повернул часы, и все, кроме него, замерли. «Интересно, вспомнят ли они меня?» - подумал мальчик, осторожно просачиваясь в свою комнату. Там все было разорено. Подушки и одеяло на полу, простыня скомкана, а от коробки, в которой он хранил свои сокровища, и вовсе ничего не осталось. Том присел на корточки, чувствуя, как в нем закипает злость. - Думали, что всегда будете так делать, да?! Я ВАС НЕНАВИЖУ! Он вскочил и с силой ударил замершего МакКензи по затылку. Тот никак не отреагировал. Тогда мальчик подошел к самому главному – к Билли Стаббсу и пнул его в живот так же, как тот его. Это оказалось очень весело – бить своих врагов, когда они ничего не могут тебе сделать. Так он мстил еще несколько минут, насмехаясь над теми, кто еще полчаса назад таскал его за волосы по всему двору, а затем, вытащив из кармана Джима ножик, который тот, по всей видимости, успел забрать из коробки раньше первого хозяина, и провел им по его руке. Ничего не произошло. Тогда он сделал это еще раз. И еще. И еще. Не очень сильно, все же ему было страшно – вдруг они все видят и запоминают? Это было опасно, очень опасно, но в этот момент он так ненавидел их и думал о том, что, быть может, такой удобной возможности больше никогда не представится, что готов был пойти на риск. За такое миссис Коул вполне могла бы выгнать его на улицу, если не избить до полусмерти, но ему было все равно. Его жизнь не могла быть хуже, чем сейчас, просто не могла. Поэтому он считал себя в полном праве делать все, что угодно. Когда ему надоело, мальчик вернулся к своим вещам. Он забрал обратно украденные вещи и сложил их в шкаф – новой коробки у него пока не было. Затем заправил кровать и, сев на нее, достал часы. Они… шли… Стрелки двигались вправо, как и положено всем стрелкам часов. Том похлопал глазами и подумал о том, что, быть может, можно оставить все так, как есть. Пусть мир окажется застывшим, а он останется в нем, единственный, над кем не властна эта странная сила часов. Но, с другой стороны, была велика вероятность того, что все остальные продолжают жить и осознавать себя – просто не могут пошевелиться. В таком случае следовало разобраться с этим как можно скорее, чтобы не случилось еще чего-нибудь. Поэтому, тяжело вздохнув, он снова прокрутил колесико и стрелки остановились. Ровно на трех пятнадцати дня. Он быстро спрятал часы, чтобы их не заметили, и в этот же момент на него обрушилась волна звуков, криков и топота. Мальчишки, как ни в чем не бывало, выбежали из комнаты, словно… и не заметили его. И только когда они добежали до конца коридора, Том вдруг услышал вопли боли и плач. Не удержавшись и выглянув из комнаты, он с ужасом и восхищением заметил, что руки и ноги его врагов стремительно покрываются кровоточащими порезами. Они увидели его. Увидели в комнате, из которой только что выбежали и в которой не было никого… Страх высветился в их глазах, и они на несколько мгновений даже забыли о боли. Это было невозможно, они знали – Реддл во дворе и не мог проскочить мимо них за несколько секунд – но это случилось. Тут же кто-то из них обнаружил, что его карманы пусты, хотя еще минуту назад там была статуэтка балерины без руки. - Ты! Что ты сделал?! – взвизгнул один из мальчишек и Том, опасаясь мести, тут же закрыл дверь в комнату и встал с той стороны, в надежде удержать наступление. Но его не последовало. Казалось, дети так испугались этому загадочному происшествию, что побоялись приближаться к нему и поспешили зализывать раны по своим комнатам. Устало вздохнув, он осел на пол. Сердце бешено колотилось и кровь стучала в ушах. Они ничего не заметили. Не поняли, что застыли на пятнадцать-двадцать минут, если не больше. Казалось, для них прошло не больше секунды – и это осознание вдруг открыло перед мальчиком столько невероятно упоительных возможностей, что он задохнулся от счастья. Он знал. Что так будет. Отчего-то всегда знал. Что он особенный, не такой, как все. Что его ждет великая судьба, и, словно в подтверждение этого, в его руках оказалась удивительная, даже волшебная вещь – часы, останавливающие время… Он очнулся от боли, не чувствуя ничего, кроме адского, тошнотворного головокружения. Его била дрожь – не то от холода, не то от напряжения. Вокруг все было ало-золотым – это рассветное солнце осветило небо и кромки деревьев. Некоторое время Гарри пытался сфокусироваться, пока не услышал в совей голове голос Зевса. «Ты сломал печать, волшебник… Поздравляю – теперь вас двое» «Кого… двое?»… «Двое Лордов… Душа твоего врага снова проснулась, и ты открыл ей доступ к собственным воспоминаниям…» «Черт, что?! Воландеморт… Он что, увидит мои воспоминания?!» «Нет… скорее, ты его… Часы каким-то образом связали вас вместе и теперь… Теперь между вами проложен тесный мост. Почувствовал его, когда погрузился в твое сознание. Ты поглотил часть его души и принял, как свою собственную часть, что удивительно» «Я… я видел его воспоминания… Да нет, я… черт, я был им! Был Реддлом! Я был Томом Реддлом в приюте, я помню все, как будто… будто это было со мной… Будто это я мстил этим уродам! Я… знаю, что это за часы! Они останавливают время! Это… Только я не совсем понимаю, как он… как он это делал…» Голова раскалывалась. Гарри сел в траве, щурясь от выжигающих глаза лучей рассветного солнца. Он очень замерз и весь вымок, а Зевс лежал рядом. Только теперь юноша понял, что все еще сжимает в руке часы и поспешно убрал их в карман. Все и впрямь изменилось. Ощущение, мучившее его два года назад, чувство раскола, распада личности вновь вернулось. Он путался в воспоминаниях и чувствах, но пока еще держался – из одного только упрямства, наверное. Это было больно и немного страшно – не осознавать до конца, кто ты. Но через некоторое время это прошло. Гарри покурил, обдумал все, что успело случиться, и немного успокоился. Если ему в пятнадцать лет удалось запечатать осколок чужой души в подсознании, то, вероятно, в семнадцать удастся его контролировать. «Зевс, что мне делать?» «Много чего. Ты теперь достаточно силен для того, чтобы справиться с тенью врага и даже… договориться с ней. И не только» «Что ты имеешь ввиду?» «Если ты смог прочитать воспоминания одной части души, то сможешь сделать это с другой…» «Что?! Ты что, намекаешь на то, что я смогу… смогу прочитать воспоминания крестражей прежде, чем их уничтожить?!» «Именно…» «Но… но зачем мне это? Черт… Хотя… Может, именно за этим Дамблдор оставил мне часы? Он … Он точно знал, что я смогу это сделать, и ведь он хотел, чтобы я выяснил про него все, что можно! И… черт… Я же… Если я узнаю воспоминание крестража, то смогу найти остальные! Остальные крестражи! Черт, это гениально!» Воодушевленный этой догадкой, Гарри вскочил и чуть не упал из-за головокружения. Немного отдышавшись, он подобрал фамильяра с земли и поспешил к палатке. - ГДЕ ТЫ БЫЛ?! Я ДУМАЛА. С ТОБОЙ ЧТО-ТО СЛУЧИЛОСЬ! – Гермиона кинулась к нему, стоило ему только выйти из подлеска. – Боже, я ждала тебя, я боялась уходить, потому что надеялась, что ты вернешься! - Ну… я вернулся… - устало произнес он, - я… я выяснил кое-что важное, но я чертовски хочу спать… Отстань, пожалуйста… - Поттер! Ты убежал в лес, тебя не было несколько часов, что ты делал?! - Думал… - пробормотал он, залезая в палатку. – Честно… оставь меня в покое, я уже ничего не соображаю, черт… Я… я завтра все тебе расскажу. С этими словами он прошел в одну из комнат и рухнул на кровать – прямо в той же одежде, весь перемазанный травой и грязью. Гермиона гневно вздохнула, но, посмотрев на него, тоже поняла, что очень устала и хочет спать.