На пути к лучшему миру

Черный «форд», дребезжа на поворотах, поднимался в гору по старой трассе. Камни отскакивали из-под колес и били по стеклам, а фары то и дело мигали. Рагнар прибавил газу, и машина поползла вверх бойчее, однако доехав до поваленной сосны, с визгом затормозила. Дерево переломилось и преградило большую часть дороги, на которую, к тому же, осыпалась земля и каменная крошка. Коготь вдавил педаль тормоза в пол и крутанул руль вправо, в сторону пологого подъема, чтобы избежать лобового столкновения. Оборотни на заднем сидении завыли и заскулили — большая их часть все еще слишком боялась «людских гремелок» — особенно в подобных ситуациях. — Мерлин их раздери! Это так они «скрываются»? — взревел он, выскакивая из машины и хлопая дверью. — Нам что, придется тащиться пешком остаток пути? — Вожак… э… — Босс, придурки! Сколько раз я говорил вам — не смейте звать меня вожаком! Я вас босс, понятно?! Трое крепких парней в кожаных куртах и с горящими во мраке глазами медленно кивнули, с облегчением ступая на землю. Они, в отличие от Когтя, с большим удовольствием размяли бы ноги, чем продолжили трястись в старом «форде». — Ладно… — тот закурил, и красный огонек вспыхнул в полумраке. — Придется оставить машину здесь… Фаргус и Рьёк идут со мной, а ты, — он кивнул четвертому, — отгони его подальше и разверни. До полнолуния еще далеко… Так что… колеса нам не повредят. И кое-что еще. Рагнар открыл багажник, затем поднял фальшивое дно, и, чуть помедлив, вытащил из-под него три коротких ствола. Один сунул за пазуху, и два других бросил оборотням. — Зачем это, босс? Высшим от них толку нет… — А это и не для них, — тот негромко хлопнул крышкой, — это на случай, если вдруг что-то пойдет не по плану. Насколько я помню, никто из вас не владеет магией. Так же, как и вампиры… И гоблины. — Там будут гоблины? — рыкнул Фаргус. — Да, и вот с ними могут быть проблемы. Так что будьте на чеку и не давайте мне повода в вас разочароваться. Понятно?! Оборотни кивнули, отступая назад. Коготь нервничал, и от этого казался еще злее, чем обычно. Впрочем, вполне возможно, это было лишь из-за близости гор. В Лондоне он был король, он владел сырыми, пропахшими гнилью узкими улочками, складами и заброшками, он царствовал там почти безраздельно, и поэтому чувствовал себя там также, как и его сородичи на опушке старого леса. Однако стоило ему покинуть привычную территорию, как он тут же вспоминал все… И Фенрира Сивого, и жестокие, дикие законы, царившие за пределами каменных лабиринтов городов. Казалось, его бритые мальчики были намного больше рады возможности выбраться сюда, в предгорья Уэльса, чем их вожак. И Когтя это тоже нервировало. — Ладно, хватит болтать! Пора… После этих слов он выбросил окурок на асфальт, растер ботинком, и решительно направился вперед. Сойдя с дороги, Рагнар принюхался и поморщился. Из леса, густевшего по мере отдаления от трассы, тянуло морозной сыростью. Снег покрывал камни и корни, и холод пробирал до костей. Фаргус и Рьёк горячо дышали за его спиной, ступая бесшумно — они еще не разучились ходить по-волчьи. Однако им пришлось идти довольно долго, прежде чем они учуяли запах кентавров, а следом и… гоблинов. Кентавры пахли неплохо. Лесные твари, вечные противники оборотней — желанная добыча в полнолуние. Гоблины, как и вампиры, пахли отвратительно. Землей и металлом, а еще чем-то, свойственным одним лишь им. Чем-то гнилостным, похожим на разлагающийся труп. Так же, как и вампиры — горькой, запекшейся кровью и болезнью. Нет, для волков, в чьих жилах текла горячая кровь, все они были отвратительны. Но все-таки не хуже волшебников. Рагнар начинал мерзнуть. Все-таки ни одно, даже самое хорошее пальто не заменит свое шерсти. Он слишком привык к удобствам. Слишком разнежился… «Ты давно не покидал Лондон, старик, — думал он, — слишком давно. Так привык к теплой постели, вину, мясу, за которым не надо охотиться, к своим туфлям… Но когда-то ведь ты жил в таком же лесу, как этот…» И он вспоминал, мучительно, неприятно. Как пережидал ночи между полнолуниями в полуразрушенной хибаре вместе с братьями, сторожа покусанных детей. Он грелся вместе с ними, и они вечно плакали, голодные и замерзшие, оторванные от людей. Как воровал одежду у поселян, потому что ему было стыдно ходить в лохмотьях… И однажды Тор, его старший брат, гонял его по округе, угрожая порвать мантию, пропахшую человеком… Он остановился и прислушался. В эту ночь не было видно ни звезд, ни луны — кромешная тьма опустилась над старым лесом. Однако идти оставалось совсем немного — судя по запаху, собрание было где-то неподалеку. И действительно, следы множества тварей уводили куда-то в пещеру, скрытую в дубовых зарослях. Оборотни чуть замешкались, однако Коготь не стал дождаться пока спутники соберутся с духом, и первый шагнул вниз, в холодную и сырую расселину меж покрытым мхом камней. Вокруг каменной плиты собрались все твари, за исключением русалок — были здесь и кентавры, и оборотни, и вампиры, и даже… гоблины. В своих строгих костюмчиках работников банка и с презрительно-недовольными выражениями на уродливых лицах, они выгляди как-то слишком чужеродно, особенно на фоне диких кентавров. Маленькие существа негромко перешептывались, в то время как остальные молчали, вглядываясь в темный угол пещеры. Вампирша, бледная и скуластая, обернулась к крадущемуся Когтю, и зашипела на него. Бэйн топнул копытом и фыркнул, отодвигаясь. — Очень рад, — процедил сквозь зубы вожак стаи, проталкиваясь к каменному столу. В этот же момент своды и все пространство вдруг озарилось мягким, холодным светом — Фейри, до того таившиеся во мраке, скинули плащи, и предстали перед всеми в своем первозданном облике. Они были невероятно красивы, и на фоне остальных казались еще прекраснее. Их волосы, точно сотканные из звездного блеска, мягко покрывали их сияющие тела, их лица сверкали перламутром, а глаза адским огнем. Женщина вышла вперед и, высоко подняв отрубленную голову за волосы, швырнула ее на каменный стол. Она с глухим стуком покатилась по камню, и Коготь с омерзением узнал одного из авроров, с которым ему не посчастливилось встретиться в свое время. А теперь же она лежала прямо напротив него, с запекшейся на шее кровью, с высунутым языком и мутными глазами. — Это человек! — взвизгнул вампир. — Волшебник из Министерства! — загоготали кентавры. — Волшебник… — процедили гоблины. — Этот грязный потомок Миля пытался встать на пути у нас. До меня дошли слухи, что некоторые из вас, о Темные, убоялись тех, кто зовет себя… аврорами. Но час расплаты пришел — и я, Эйне, говорю — так будет с каждым человеком! Возвращение Великой Госпожи близится, и в день весеннего равноденствия она явится в этот мир, чтобы отомстить за своих детей! Твари, все, кроме Когтя и гоблинов, одобрительно загоготали и завыли, поднимая шум. Фейри улыбнулась, и сделала знак рукой. Тут из-за ее спины вышел Н’эре, и в руках его блеснули три стрелы. — Стрела, взятая народом Ночи, и стрела, взятая народом Луны, и стрела, взятая народом Ветра… Осталось еще две. Украденная людьми стрела Высших, и… гоблинов. Тут взгляд женщины, острый, словно скальпель, и тяжелый, точно гранит, обратился к гоблинам. Она была много выше их, однако они взирали на нее с каким-то странным недовольством. Казалось, она ждет от них чего-то. Чего-то, чего они делать явно не собирались. — Люди… Да, люди… мерзкие существа. — уклончиво начал один из гоблинов. — Подлые! — прокряхтел второй. — Однако… все это совершенно некстати. Люди все еще слишком сильны, и вы уже и без того наделали столько шуму, что прочим существам пришлось несладко. Мы воевали с людьми задолго до вас, и много после вас, и знаем, что их не победить. Магия на их стороне, госпожа… — Неужели вы смеете сомневаться в могуществе Высшего Двора? — глаза Фейри вспыхнули дьявольским заревом, а лицо, мертвенно-прекрасное, исказилось гримасой злобы. — Или вы настолько прогнили, служа Сыновьям Миля, что желаете отречься от Великой Госпожи?! — Нет… — заскрипел гоблин под взглядом хищных глаз, — однако не забывайте о том, кто ее запечатал! У волшебников хватило могущества, чтобы справиться с Королевой, так неужели вы думаете, что они отступят сейчас? — Мерлина больше нет! — Фейри, а за ними и все остальные разразились диким, ледяным хохотом. — Он был смертен, как и все они! Но среди ныне живущих есть лишь один, способный встать на его место… И где же он? Исчез! — Да, но… мы боимся, что белый дракон будет против! Гоблин выпалил это с какой-то особой, злой насмешкой. Однако слова его подействовали на всех самым странным образом — даже Фейри помрачнели и затихли, смущенные его словами. — Белых драконов больше нет на этой земле… — А вот и нет! Последний из них не так давно пробудился, и он уже ведет охоту на вас. — Тем хуже для него! — пророкотала женщина, и от ее голоса затряслись своды пещеры. — Если он станет у нас на пути, то его ждет смерть от копья Луга. — Копье Луга! — гоблины расхохотались. — Ни о копье Луга, ни о мече Нуада, ни уж тем паче о котле Дагды ни мы, ни кто-либо еще не слышали вот уже тысячу лет! Они исчезли с тех пор, как Морриган увела вас с Вечнозеленых холмов в эту землю, и, о госпожа, никто не найдет их до конца времен! Даже если Великая Госпожа вернется, она останется безоружна против людей и их магии… Для нас было величайшей честью самолично лицезреть вас, о Высшие, однако стрела останется у нас, как и все, что нам удалось сохранить в тайне от людей! — Предатели! — завопила вампирша, царапая когтями каменный стол. — Вы не пришли нам на помощь в этой войне, вы не прокляли имя того, кто обманул нас! Иэрет Алый, наш отец пал за нашу свободу от руки дракона, и мы не успокоимся, пока не отомстим за него! Мы отдали то, что хранили тысячи лет, в надежде на победу, а вы, трусливые псы, продавшиеся волшебникам, смеете упрямиться?! — Мы больше не желаем жить под гнетом Министерства! — пророкотал Бэйн, вставая на дыбы. — Они отнимают наши леса, они охотятся на нас… — Они убивают нас, стоит лишь нам сунуться из городов туда, где наши предки жили испокон веков! — взвыл Фаргус, поддавшийся общему возмущению. — Гоблины! Вы недостойны называться детьми Дану! Вам собственная скупость дороже обета, который все мы некогда принесли Великой Госпоже! — Не вам судить о том, дикие отродья! — Довольно! Внезапно из мрака выступил еще один Фейри, до того молча взиравший на все происходящее. В отличии от Эйне и Н’эре, он был не очень высок, и кожа его была скорее мраморной, нежели перламутровой. Черные волосы, чернее сажи, и глаза, белые, как первый снег, делали его похожим на большого паука. Он оскалился, обнажая черные зубы, и насмешливо поклонился гоблинам. — Узнаете меня? Гоблины замерли, затем принялись о чем-то яростно шептаться, по всей видимости, пытаясь опознать его. Наконец главный гоблин прищурился и заметил: — Вас не было на поверхности добрых полторы тысячи лет, а мы все же не драконы, чтобы помнить так долго… — Жаль. Ибо имя мое известно всем вам… Я — Фэр Дорхэ! Тот, кто некогда был вернейшим и преданнейшим слугой Великой Госпожи, я тот, кто вселял ужас в сердца людей, и тот, кто способен вернуть ее. Неужели вы забыли о моих подвигах, о Темные? Неужели вы уже не помните того, кто вел в бой войска против Мерлина и людей? По спине Рагнара пробежал холодок. Он знал это имя… Да, также, как и многие здесь. Хоть для них Высшие Фейри и были подобны добрым наставникам, однако Фэр Дорхэ боялись даже они. О нем слагали страшные сказки и легенды, некогда им пугали детей, и не только в волшебных семьях, имени его опасались также, как теперь боятся имени Темного Лорда… Он был самым жестоким и самым опасным из всего Светлого народа, впрочем, из светлого в нем была только белая кожа с черными прожилками вен. — Ты должен быть мертв… — прошептал он в ужасе, отступая на шаг назад. — Мой народ бессмертен, — Фэр обернулся к нему, — и я никогда не умирал. Однако проклятый Мерлин одурачил меня, заперев в ловушке, из которой меня смогли вызволить лишь мои братья и сестры. Однако теперь я здесь, и я жажду мести за мой народ и мою Госпожу, подло обманутую жалким человеком! И горн победы вострубит вскоре над поверженным царством людей! Гоблины к тому времени уже поняли, что дело принимает слишком серьезный оборот. На самом деле никто из ныне живущих в Англии гоблинов не желал ни возвращения Морриган, ни Высших, потому как из всех волшебных существ, только они и домовики научились жить вместе с волшебниками. Им принадлежали почти все сокровища, от них зависело слишком многое, в их руках была власть над миром этих слабых заносчивых смертных с палочками — и расставаться с этим ради того, чтобы вновь вернуться на три тысячи лет назад, когда Фейри и Драконы правили на земле? И когда сами гоблины не смели показаться наружу, вынужденные тщательно скрываться ото всех, кто посягает на их богатства? Нет, этого они делать не собирались. Поэтому, разведав обстановку, они уж было засобирались покинуть совет Фейри, однако в тот момент, когда все трое гоблинов попятились к выходу, Фэр вдруг одним прыжком перелетел через каменный стол и схватил самого старого, разрывая черными когтями ткань его костюма. — Воля Госпожи несокрушима! Время пришло, гоблин… Где вы прячете то, что принадлежит Ей по праву?! — Мы не знаем! — прохрипел тот, замерев. — Мы не знаем, но главный гоблин в банке Гринготтс знает! — тут же поспешили произнести остальные, опасливо глядя на Фейри. — Где это? — Это в Лондоне… в Магическом Лондоне! Фэр отпустил его и обернулся к остальным. — Осталось две стрелы. Две стрелы — и мы сможем призвать Великую Госпожу, разрушив чары Мерлина, сковавшие ее дух. И мир обернется вспять — эра человечества подойдет к концу, и истинный народ магии будет править под покровительством Закона, а не людской прихоти. — Вы что, собираетесь убить всех людей в Англии? — настороженно спросил Коготь. — Нет. В этом нет необходимости. Но мы истребим их ровно столько, сколько понадобится, чтобы вернуть то, что принадлежит нам. Реки, которые они отравили, леса, которые они почти уничтожили… Землю, которая не выдерживает тяжести их городов… И магию, которую они запечатали из страха перед ее мощью. Мы вернем то время, когда здесь царил Закон, и все вы знаете, что это значит. Белые глаза Фэр Дорхэ обвели тварей и остальных Фейри. Рагнар видел, как растягиваются уголки его мертвенно бледного рта, и как за черными клыками поблескивает язык. В отличие от остальных существ, пришедших сюда, и даже в отличие от оборотней своей стаи, он не разделял их восторга по поводу возвращения Темного Фейри. И теперь он всерьёз задумался о том, чем все это может обернуться. Он смотрел в эти глаза и видел кровь, море крови, волшебников и маглов, разрушенные города и стертые с лица земли фабрики и производства, мир, который насильно заставили вернуться в средневековье. Но Лондон был его домом. Стал его домом. Лондон магловский, яркий и буйный, он приютил его, а затем и тех несчастных, кому не посчастливилось выжить после войны волшебников. Он правдами и неправдами добывал сыворотку против безумия, захватывающего оборотней, и каждое полнолуние проводил в подвалах склада, не желая показываться в таком виде на глаза. Стыдился ли он этого? Да. Презирал ли и ненавидел за эту животную, неконтролируемую ярость? Да. Но, кроме этого, он вынужден был заботиться об остальных. О тех, кто родился волком. И о тех, кто им стал. Воспитывать стаю. Обеспечивать всем необходимым. Учить… жить по-человечески тогда, когда они не в облике зверя. И скоро этого не станет. Рагнар понял это по голосу Фейри. Они вернулись — и скоро начнется новая война, однако у одной из сторон совершенно не будет шанса. Однако, посмотрев на Фаргуса и Рьёка, он понял, что никто из них не разделяет его страха. Никто из них не боится этого будущего… «Я ведь всего лишь хотел свободы для них… Свободы выбирать свою жизнь, свободы решать… быть человеком, или зверем. В конце концов, слишком много их полегло тогда, у подножия замка» И также он знал, что Фейри ни перед чем не остановятся. Это великая, могущественная, первородная сила, подчиняющаяся лишь древнему Закону. Они убили его сына, и убьют его, и всех, кто встанет у них на пути. Столько, сколько потребуется — как дикий огонь, пожирающий все вокруг. Драко резко сел в кровати, тяжело дыша. На лбу выступила испарина. Светлые волосы облепили лицо, так что ему пришлось сначала пригладить их рукой. Он огляделся. Спальня Слизерина была пуста. Учеников в этому году было немного, и так вышло, что он вот уже как несколько месяцев спал в полном одиночестве. Три остальные кровати пустовали — Тео и Поттер исчезли, а Блейз решил не возвращаться в школу. Драко, впрочем, это казалось довольно мудрым решением. Однако ему самому некуда было идти. В пустую квартиру в Лондоне, где все пропахло Поттером? Или в Мэнор, где его мать плетет заговоры у него за спиной? Что ж, Хогвартц теперь его дом, по крайней мере, до самого выпуска. — Агуаменти, — прошептал он, и в руке его тотчас же появился серебряный кубок, наполненный холодной водой. Драко пил жадно, большими глотками. Огромный кальмар медленно проплыл в окне позади его кровати, и юноша поежился. Не от холода, нет… Он вспомнил, что его так напугало во сне. …Красные щелки глаз, и смех, нервный, рваный смех… Он еще где-то здесь, его призрак ходит в стенах школы, таится в тени, смеется над ним… Неужели ОН может вернуться? Драко не знал этого. Нет, это было невозможно. Попросту невозможно. Ведь крестражи уничтожены… Уничтожены ведь?! — Сколько их было… — он принялся загибать пальцы, — один — в дневнике. Один… Квирелл? Один внутри Поттера… И еще тот, которого я убил… Четыре? Столько их было? Или нет? Он лихорадочно пытался вспомнить, упоминал ли что-то об этом Гарри, но у него ничего не получалось. Точное количество вспомнить было невозможно — их могло оказаться гораздо больше. Ужас было подкрался к самому горлу, но усилием воли Драко подавил это. Нет, конечно же, этого не могло случиться. Поттер где-то за пределами страны, а самостоятельно, без чьей-либо помощи Воландеморт не сможет вернуться. Не сможет… Крестражи, даже если их еще с десяток где-то запрятано — лишь предметы, темные артефакты, которые навсегда останутся нетронутыми. Ведь никто в здравом уме не захочет возвращения этого безумца. Эти мысли немного его успокоили. Однако стоило ему бросить взгляд на кровать, которую раньше занимал Поттер, беспокойство вновь вернулось. — Чем ты там занят, очкарик? Кровать загадочно молчала. Драко вздохнул и откинул одеяло. Босые ноги его коснулись холодного ковра, он выпрямился и потянулся. Кошмар слишком напугал его, и чтобы уснуть, ему следовало на что-то отвлечься. Накинув на плечи темно-изумрудный халат, он тихонько вышел из спальни и поднялся наверх, в гостиную. Зеленое пламя, также, как и во все предыдущие годы, мягко потрескивало в большом черном камине. Гобелены тянулись по стенам, и напротив камина, в нише, открывался в это время суток совсем неприглядный вид на толщу озёрной воды. Летом, в рассветный час, она становится золотой, и солнечные блики доходят до самых подземелий. Тогда гостиная становится по-настоящему волшебным местом — но всего лишь на краткий миг, и после вновь оказывается окутана холодным зеленоватым сумраком. Он был уверен, что в гостиной никого не застанет, однако его рассеянный взгляд вдруг наткнулся на… фигуру в сером плаще. Она сидела, обращенная лицом к озеру, и со спины совершенно невозможно было понять, мужчина это или женщина. — Кто ты? Что ты здесь делаешь? Ты… слизеринец? — Дракон… — голос, раздавшийся из-под капюшона, был на удивление мелодичен, — истинный дракон? — О чем это ты? — он сощурился, напрягаясь. — Покажи свое лицо! Фигура медленно повернулась к нему, из-под плаща показались белоснежные руки, такие красивые, каких Драко не видел даже у Вейл, и опустили капюшон. Это оказалась женщина. Самая красивая из тех, кого ему доводилось видеть. Огонь в камине вспыхнул снопом искр и высветил это жемчужно-белое лицо, такой неземной красоты, что у него подкосились ноги. Незнакомка поднялась, и серая ткань, казавшаяся слишком убогой для такой красавицы, упала на пол. Она была абсолютно обнаженной. Длинные волосы, сверкающие, как все бриллианты этого мира, струились по нефритовой коже, до самых ступней, но глаза… Глаза были пусты. В них светился тот же огонь, что и в глазах Поттера — такой же холодный, лишенный хоть какого-нибудь чувства. Драко уже понял, кто стоит перед ним. Нет, красота Вейл была лишь робкой тенью, по сравнению с истинно-прекрасным обликом Фейри. Первое впечатление сбило его с ног, и, будь он только человеком, это бы пригвоздило его к полу, и он был бы готов кинуть в огонь по одному ее слову. Однако к этому времени его собственная сущность слишком сильно преобразилась — поэтому он лишь усмехнулся, и сделал шаг вперед. — Вижу, тебе удалось стать тем, кем ты должен был. Но как? Спустя столько веков… — она приблизилась к нему вплотную, и юноша почувствовал, что она, к тому же, совершенно ничем не пахнет — в отличие от живых. — Не пытайся поймать мой запах, дракон! — смех Фейри разлился серебряным перезвоном. — Тебе это не удастся! — Зачем ты пришла? — зрачки голубых глаз сузились. — Что тебе от меня нужно? — Ты знаешь… — она коснулась его щеки, — скоро ОНА вернется. Та, кто пала от обмана Мерлина, и та, кто вернет все на свои места. Мы спасли твоего отца, потому что, пусть он и стал человеком, в жилах его течет наша кровь и кровь благородных белых драконов. И я пришла к тебе, чтобы ты встал на нашу сторону. Ты не человек, и тебе нет места в их мире. Погляди же… Как они слабы и жалки, и лишь нам, Туаха де Дананн, дано править этой землей. — Вы хотите развязать еще одну войну… Против волшебников? Она снова рассеялась, и от хохота ее гул прошел по стенам. Наконец, она холодно посмотрела на него и улыбнулась: — Нет. Против людей. Всех людей. Тех, кто предал память об Истинных детях Магии, и против тех, кто страшится ее. Лишь те останутся, кто преклонится перед Великой Госпожой, и те, кто встанет на нашу сторону. — Вы… темные твари… — Да, — согласилась она, — но ты слишком сильно цепляешься за человеческую ложь. Зло, добро… Нет истинного зла и истинного добра — лишь Закон, который повелевает всем. Правда на стороне тех, кто победит. — Я не позволю вам! Я не позволю вам развязать еще одну войну! С этими словами он хватил ее за руку и выкрутил ее так, что лицо Фейри исказилось от боли. Она зашипела, клацая клыками. — Даже если ты, дракон, не встанешь на нашу сторону, мы победим! Великая Фата вот-вот явится в этот мир, и нет здесь тех, кто смог бы ее остановить. По мольбам твоей матери я пришла к тебе, но ты… — Я лучше найду способ убить всех вас, — зашептал Драко, — чем позволю хоть кому-нибудь устроить еще одну войну! Отправляйтесь туда, где вам и место… Он хотел было произнести проклятие в надежде, что оно поможет ему, но Фейри вдруг вырвалась из его хватки, извернулась, точно змея, и прыгнула в огонь. Пламя вспыхнуло до самого потолка, и ее голос, звенящий эхом, прогремел: — Великая Фата вот-вот возродится, белый дракон, и ни ты, ни кто-либо еще не сумеют ей помешать! Вскоре все стихло. Драко еле отдышался — Фейри и впрямь оказались такими, какими их описывала Грейнджер, и тут вдруг увидел, что двери в другие спальни приоткрыты. Он выпрямился. — Что здесь произошло, Малфой? Кто кричал? — спросила староста, выходя в пижаме в гостиную. — Никто. — отрезал он. — Идите спать! — Нет, здесь что-то произошло! Объяснись! — Не буду я никому ничего объяснять! Я сказал, — он рявкнул так, что та даже присела, — идите спать! Ученики, начавшие было выходить из спален, испуганно переглянулись. Малфой, растрепанный, с горящими глазами, действительно не походил на того, кто способен хоть что-нибудь внятно объяснить. Он запрокинул голову и издал утробный, рокочущий рев, и, не говоря больше ни слова, направился к выходу. Слизеринцы остались стоять в проходах, ожидая дальнейшего развития событий. Староста, вздохнув, потерла виски. — Ладно… Идите спать, ясно! Завтра я сообщу об этом декану… Видимо, он решил повторить какой-нибудь из подвигов Поттера… Господи, спать осталось все пять часов!