Пролитый кофе

      День. Окна зашторены. Но небольшие лучи попадают внутрь. Небольшие солнечные зайчики прыгают по комнате. Воздух наполнен запахом свежей выпечки. Он настолько сильный, что просочился даже в плотно закрытую комнату второго этажа. Или может так думал только я. Пробуждение встретило меня очередной головной болью и тошнотой, подкатившей к горлу. Я перевалился через край кровати к тазику, который мне любезно подставил Арсений, за что я сейчас ему очень благодарен. Оставив в нем всё содержимое сегодняшнего завтрака и прополоскав рот водой, которую так же любезно оставили на прикроватной тумбочке. Вот люблю я Арса за его предусмотрительность. Вот прям бы сейчас его заобнимал и не отпускал. Кстати говоря, об Арсе, где он? Подумав немного и не найдя ничего умнее, я прокашлялся, набрал в лёгкие побольше воздуха и крикнул: — ААААААРС, — лишь хрипло вырвалось из горла, но этого хватило, чтобы по лестнице послышались торопливые шаги, а уже через пару минут в дверях появилась чёрная знакомая макушка.       На лице его была лёгкая улыбка, а волосы были немного растрёпаны. На лице было несколько белых пятен муки, впрочем, как и на одежде. Эта растрёпанность придавала ему ещё большей домашности, хотя куда ещё больше. Арсений прикрыл за собой дверь и направился ко мне. Я чуть приподнялся на локтях, покачиваясь от усталости. Шатен присел на край кровати, но я потянул на себя, обнимая его за шею. Арс еле слышно хихикнул и обнял меня за талию, пока я зарывался ему в шею. Не хотелось сейчас ничего говорить. Эта тишина не была давящей. Она была уютной, прям, как и парень рядом. Я перенял его улыбку и расслабленность. Казалось, что рядом с ним усталость улетучивается, и ты наполняешься энергией. Он, как большой кот, забирал боль. Я был готов отдать всё что угодно, лишь бы провести с этим человеком как можно больше времени.       Одна его рука лежала на моей талии, вторая перебирала кудри. Видимо это было его любимое занятие, так как каждый раз, когда я лежал у него на груди или коленях, он постоянно запускал свою лапу в мои волосы. Я не имею ничего против этого, наоборот, мне даже очень это нравится. Я был готов замурлыкать от удовольствия, но каждый раз сдерживался, боясь отпугнуть его. Наверное, я просто боюсь его потерять, но ведь его это не отпугнёт.       «он видел тебя разным и ни разу от тебя не отвернулся, почему же ты думаешь, что сделаешь это сейчас?» — твердил, даже уже кричал мой внутренний голо. И ведь он прав, но я этого никак не могу принять. Почему? Почему он никогда не уходит? Почему он переживает за меня? Почему заботится? Я приподнялся и вопрошающе уставился на Арса, тот застыл и так же уставился на меня. — Чего? — он поднялся и сел рядом, непонимающе смотря на меня, — Тош, я не гадалка и не могу прочитать твои мысли. Поэтому говори прямо, хорошо? — Почему ты возишься со мной? — не подумав, произнёс я, поморщась от своего же голоса. Он стал ещё более хриплым. Лицо Арса изменилось на более задумчивое. Я сжался, ожидая услышать что-то неприятное. Но Арсений заметил это и его лицо сразу же сменилось на расслабленное и радостное. Он притянул меня к себе и заключил в объятия. Я приготовился слушать столь страшный для меня приговор. — ты напоминаешь мне его, — он начал из далека, довольно тихим голосом, явно погружаясь в воспоминания, — он пришёл в театр ничего не зная о нём. Он не умел стоять на сцене, не знал, что делать с руками, не умел правильно говорить. Он был словно беспомощный котёнок, которого нужно наставить на верный путь. Все отнекивались от него, не хотели они брать такую ответственность на себя, кроме меня. Я сам был ещё очень юн, но старался помогать ему во всём. Даже когда самому мы было нелегко, я считал это своим долгом. Он же поддерживал меня. Я вёл его по сложной лестнице театральной жизни. Мы сближались, встречались уже вне стен театра. Можно сказать, стали лучшими друзьями. Я был счастлив. Но у всего хорошего есть свойство заканчиваться. Вот уже понимаю, что мы очень сблизились, и я начинаю испытывать к нему не совсем дружеские чувства. Я был окрылён этим, мечтал о совместной жизни, уже планировал первое свидание, переезд за границу, семейную жизнь, хотел признаться, ведь чувствовал, что он испытывает такое же, но…. Как я и говорил ранее, всё хорошее имеет свойство заканчиваться… Человек начал отдаляться, всячески избегать меня, начал общаться с другой компанией. Он больше не обращался ко мне за советом. Я предлагал ему встретиться, поговорить. Но он лишь послал меня. Я ещё долго пытался поговорить с ним, но все попытки были тщетны. А потом и вовсе заменил меня в театре. Я стал там никому не нужен. Так считал, к сожалению, не только я, но и режиссёр, и директор. Зачем им лишний актёр. Лишь когда меня выпирали за двери театра, он согласился встретиться со мной на следующий день. Я как сейчас помню тот день, — над ухом послышался всхлип, это была больная тема для Арса, — Встреча была назначена на вечер. Семь часов. Декабрь. Темнеет рано. Гололёд. Кафе, в котором мы договорились о встрече, было украшено к Новому Году. Это было символичное кафе, здесь впервые мы встретились вне театра. Я помню, как в воздухе витал аромат кофе, имбирного печенья, цитруса, глинтвейна. Прям врезалось в воспоминания. Он немного опаздывал, я терпеливо ждал и пил свой кофе. Вон он показался возле кафе и зашёл, впустив морозный воздух. Он тогда ещё застыл, и я видел его потерянность. Он быстро опомнился и направился ко мне, попутно делая заказ. Чёрный чай с пирожным…вишнёвым… В тот вечер от него несло сигаретами. Он извинился за опоздание и начал расспрашивать меня про жизнь. Как будто мы не служили в одном театре, точнее я уже там не служил, но это не важно. Мы видели друг друга каждый день, да и с нашей негласной ссоры прошло чуть меньше месяца, что у меня могло поменяться? Мы болтали так, как будто ничего не было и…. — Арс сделал небольшую паузу, как будто собираясь с мыслями, после чего последовал тяжёлый выдох, — я признался ему… Уже не было смысла скрывать, а он лишь усмехнулся и сказал, что знает об этом. Он сказал, что тоже испытывал это, но погасил, перестав со мной общаться. Он считал, что это не нормально, но не осуждал меня, лишь понял. Мы какое-то время ещё поболтали. Когда на часах было уже девять, мы вышли на улицу и обнялись на прощание, как в последний раз… А ведь так это и было, — над ухом вновь послышался всхлип и видимо он грустно улыбался, уткнувшись мне в макушку, продолжил свой рассказ, — я уже шёл по направлению к остановке, когда понял, что забыл отдать ему подвеску, которую он забыл как-то у меня… Я обернулся, чтобы крикнуть ему, но тут же раздаётся крик и на моих же глазах его сбивает чёрная БМВ. Тело падает, ударяясь головой об лёд, машина проезжает ещё метр, перед тем как остановиться. А тело парня лежит на дороге, я бросился к нему, чтобы хоть как-то помочь. Но только я поднял его голову, как почувствовал что-то липкое на руке и, посмотрев на лёд, понял — кровь. Пока я находился в шоке, кто-то рядом делал ему искусственное дыхание, женщина вызывала скорую. Он умер до приезда скорой. У него было слабое сердце… Вот так не стало моей первой любви — Антона Захарьина…       Арс тихо плакал мне в плечо, воспоминания окончательно убил в нём спокойствие, и мне стало даже некомфортно из-за того, что я заставил его это вспомнить. Я не мог смотреть на то, как он страдает… Я не знал, что делать в таких ситуациях, поэтому лишь сильнее обнял его и начал шептать всякие успокаивающие слова. И тут я заметил на стене фотографию, которая повергла меня в шок.