***
Утро в Боготе началось как обычно. Еще до рассвета шумели птицы, которые будто заставляли людей проснуться. Свежая зелёная трава неслышно шуршала под окном небольшого домика… Венесуэла проснулся ещё на рассвете и сел на краю своей кровати. Юноша стал оглядываться по сторонам и заметил небольшую кроватку, на которой спал, словно котёнок, его младший брат Панама. Венесуэла встал и, подойдя к младшему, ласково поцеловал его в лоб. — Спи, ещё слишком рано, — тихо произнёс венесуэлец и, посмотрев на брата в последний раз, направился к выходу. Венесуэла тихо и почти беззвучно открыл дверь и вышел в коридор. Везде всё было заставлено старой мебелью, на которой давно засела пыль. Старые стены были очень тонкие, как будто сделанные из картона. Венесуэльцу стало как-то нехорошо от такой картины, но неожиданно он услышал чей-то знакомый голос. — Эквадор? — удивлённым голосом спросил Венесуэла и обернулся, заметив краем глаза своего веселого брата-близнеца. — Доброе утро, брат, — ответил тот и улыбнулся. — Я как раз искал тебя. — Зачем?! — всё ещё недоумевал венесуэлец. — Отец звал тебя к себе. Говорит, по очень важному делу, — спокойным голосом ответил латиноамериканец и подошел к брату. — Я уверен, ты справишься. У тебя сильный дух. — Спасибо, — сказал Венесуэла и, простившись с братом, пошёл к своему отцу… В кабинете как всегда сидел Колумбия и разбирался с документами. Он был очень важен и серьёзен. Лучи солнца падали на уже не молодое и немного морщинистое лицо, которое выглядело уставшим и даже слегка измученным. Вдруг, как гром среди ясного неба, прерывая тишину, прозвучал стук в дверь. Латиноамериканец тяжело вздохнул и промямлил себе под нос: — Войдите. В дверном проеме появился Венесуэла. Он был крайне встревоженным и взволнованным. Было видно, что его руки дрожат. — Д-добрый день, отец… — начал венесуэлец неуверенно. — Ты меня звал. Колумбия посмотрел на сына грустным взглядом. Он знал, что Венесуэла его боится и при каждом его появлении мямлит и запинается. Возможно, это следствие ранней смерти горячо любимой матери Венесуэлы, которая дала сыну всю любовь и заботу… — Здравствуй, — произнес колумбиец и улыбнулся. — Я должен кое-что тебе сказать. — И что же это? — недоумённо спросил Венесуэла и, подойдя к отцу, сел на деревянную табуретку. — Я скоро должен буду уехать к Перу, чтобы ей помочь получить наследство. Ты же ведь знаешь… — начал Колумбия и снова постмотрел на сына, лицо которого стало бледнее самого белого полотна. — В общем, неважно. Так вот, я решил назначить тебя за главного, пока меня не будет, и вверить тебе мою печать. — Меня! — глаза Венесуэлы сильно расширились от удивления, а сам он чуть было не упал. — Да, почему бы и нет. Ты обладаешь широкой автономией в моем составе, которой не имеет даже Эквадор. Ты уже взрослый и сможешь справиться, — ответил Колумбия спокойным голосом. — Ты же ведь никогда не предашь меня? Верно? Не предашь… Эта фраза врезалась в душу венесуэльца и снова и снова раздавалась в его голове. В последнее время у Венесуэлы все чаще стал проявляться сепаратизм. Он хотел стать независимым, но не хотел предавать отца. Он уже не мог держать всё в себе и хотел признаться, но что-то его остановило. — Д-да… — сказал Венесуэла и фальшиво улыбнулся. Колумбии от такой улыбки сына стало не по себе, но он промолчал. Недолго думая, колумбиец взял небольшую коробку, в которой находилась его печать, и аккуратно передал её Венсесуле; тот взял её и задумчиво посмотрел на шкатулку. — Надеюсь, ты меня понял. Можешь быть свободным, — монотонно произнёс Колумбия и взглядом показал сыну на дверь. Венесуэла не ответил, он последний раз посмотрел на отца и тяжёлыми шагами вышел из комнаты Время всё расставит на свои места… …Прошло несколько дней после отъезда Колумбии. Всё было как прежде, трое братьев жили спокойно, но только у Венесуэлы было что-то не так на душе. Чтобы отвлечь себя от тревожных мыслей, латиноамериканец работал до глубокой ночи, но это не всегда помогало. В нём снова начал проявляться сепаратизм, который, увы, в этот раз проявлялся уже с новой и бешеной силой. Это была роковая ночь… Везде всё было погружено во мрак, и стояла гробовая тишина. Венесуэла был недалеко от окна и замученными глазами смотрел вдаль. Он хотел уснуть, но напряжение не давало это сделать. Кто-то — или что-то? — нашёптывал ему на ухо: — Сделай это. Ты же сам этого хочешь… Уши венесуэльца не могли больше терпеть это. Хотелось кричать и кидаться в разные стороны от всего этого ужаса. Наконец приведя мысли в порядок, он твердо решил, что должен стать независимым, даже если после этого на него ополчится вся семья. Венесуэла шёл по тёмным ночным коридорам своего дома. Лунный свет чуть-чуть освещало его лицо, которое было полно решимости. Наконец он дошёл до кабинета своего отца. Венесуэлец улыбнулся подрагивающей улыбкой и немного истерично засмеялся. Перед тем как открыть дверь, он прошептал непонятно кому: — Я сам себя ненавижу, но так люблю… Войдя в комнату, венесуэлец быстро подбежал к столу и открыл нижний ящик. Ещё совсем немного и он станет независимым. Венесуэла достал лист бумаги и, взяв перо, начал слегка коряво писать от имени отца грамоту о своей «независимости». Что было у него тогда на душе? Изводили ли его муки совести? Только Бог об этом знал. Когда венесуэлеу завершил свою писанину, он взял из коробки печать и нанёс ее на грамоту. Готово. Теперь он был свободен. Венесуэла положил документ на стол… и внезапно понял, что сейчас сделал. Венесуэлец стоял в ступоре. Все его части тела онемели. Но было уже слишком поздно, свершилось страшное. Венесуэла закусил губу, лихорадочно думая, что же делать. Перед глазами стали всплывать предполагаемые картины будущего, и одна была страшнее другой. Колени задрожали. В отчаяньи Венесуэла решил сбежать, чтобы не видеть гнев отца и недоумевающие лица братьев. Латиноамериканец тихо подошёл к окну и открыл его. Высота вроде бы небольшая, так что можно прыгать. Посмотрев вниз в последний раз, Венесуэла закрыл глаза и выпрыгнул. Все было кончено в один миг… Венесуэла плохо помнил, что было потом. Он ясно помнил лишь разочарованное и гневное лицо Колумбии, страх и стыд и всего несколько слов, которые буквально въелись в его память: — Неблагодарный мальчишка. Я больше не хочу считать тебя своим сыном!***
С того момента прошло много лет. Венесуэла и Колумбия уже не могли доверять друг другу и общаться нормально, а каждый их разговор заканчивался скандалом. С братьями Боливарская республика редко общался, ведь они не особо обращали на него внимание и старались избегать Венесуэльца. Наши дни… Венесуэла еле как пришёл в себя после тяжких воспоминаний, но неожиданно заметил, что котенок уснул на его коленях. Венесуэлец добро улыбнулся и погладил животное по спине, как вдруг на столе зазвонил телефон. — Кому приспечило так рано звонить?.. — промямлил Венесуэла и взял трубку. — Привет, это Бразилия. В общем, тут такое дело… — начал неуверенно бразилец. — По решению многих стран для укрепления дружественных международных отношений было принято решение… — Какое? — взолнованно спросил латиноамериканец. — О совместном сожительстве нескольких стран сроком на две недели. К сожалению, ты и я стали такими счастливчиками… Всё, времени говорить больше нет, пока. Встречаемся в моей столице, — выдавил из себя Бразилия и сбросил трубку. Венесуэла побледнел от услышанного. Ведь возможно, он встретится со своей очень «любимой» семьей…