Потерянные и забытые воспоминания

      Время глубокой ночи. В доме Терренса и Ракель нет никого, кто без дела бродит по дому и не может уснуть, страдая бессонницей. Некоторые окна слегка приоткрыты, а прохладный ветерок распространяется по всему дому и обдувает легкие шторки. Даже если Ракель спит на большой, невероятно мягкой кровати, укрыта теплым одеялом, а рядом с ней лежит Терренс, это не избавляет ее от ночных кошмаров. Из-за этого девушка ворочается, слегка морщится, тихо говорит что-то несвязное и мучительно стонет, как будто кто-то мучает ее во сне самой страшной пыткой на свете. И сейчас ей снится мужчина по имени Саймон Рингер, который строил влюбленным козни и был причастен к смерти ее родителей, Джексона и Элизабет Кэмерон.       

***

      «Еще один шаг – и ты получишь ее окровавленное тело по частям! — во весь голос вскрикивает Саймон, приставив к голове Ракель пистолет, пока она ошарашенными глазами, сильной тряской, неописуемым страхом и холодом, пронзающим ее тело, временами всхлипывает и пытается вырваться.       «Отпусти ее, Рингер! — грубо требует Терренс, будучи вынужденным стоять на месте с приподнятыми руками. — Отпусти сейчас же!»       «Я оценил твои усилия и в очередной раз убедился в том, что ты – псих. Но тебе придется признать, что ты проиграл. Что ты больше никогда не увидишь свою красотку. Которую сам же бросил.»       «Я сказал, ОТПУСТИ ЕЕ!»       «СТОЯТЬ НА МЕСТЕ, УБЛЮДОК! — выкрикивает Саймон и резко направляет пистолет на Терренса, когда тот делает шаг вперед. — ИЛИ МНЕ ПРИДЕТСЯ ГРОХНУТЬ ТЕБЯ ПЕРВЫМ!»       «Не выводи меня из себя, Саймон. ТЫ УЖЕ И ТАК ДОСТАТОЧНО РАЗОЗЛИЛ МЕНЯ!»       «Нет, мой дорогой, еще не совсем… Ты сам сдохнешь от злости, если я что-нибудь сделаю с этой красавицей.»       «Если ты хоть пальцем ее тронешь, тебе конец! КЛЯНУСЬ, УБЛЮДОК!»       «Пожалуйста, Саймон… — раздается тихий, дрожащий голос Ракель, которая выглядит заплаканной и бледной от потрясения. — Не делайте глупости…»       «Ах, дорогая… — с широкой улыбкой произносит Саймон, который потихоньку начинает сходить с ума и думать, что Ракель – его любовь и ее мать Элизабет. — Как же ты похожа на свою маму… Прямо как две капли воды… Ты как будто спустилась с небес на землю, чтобы снова быть со мной…»       Саймон заглядывает в испуганные, широко распахнутые глаза Ракель, которыми он искренне восхищается, пока она сильно трясется и тихонько плачет от осознания своей беспомощности.       «Глаза точно такие же, как и у Элизабет… — низким голосом говорит Саймон и поправляет волосы Ракель своим пистолетом, пока ее глаза еще больше расширяются, и она резко мотает головой. — Ах… Красавица… Вот что значит – взять все самое лучшее… Я понимаю, почему столько мужчин во всем мире сходят по тебе с ума.»       Саймон прижимает бледную от страха Ракель к себе, крепко обняв ее за талию, и пытается поцеловать ее шею, пока та рьяно противится, отталкивая своего обидчика, пытаясь вырваться и отворачиваясь с громкими всхлипами.       «Нет, Саймон, нет! — отчаянно сопротивляется Ракель. — Нет, не надо! Нет! НЕТ!»       «А может, ты и есть Элизабет? Может, ты все-таки вернулась ко мне? Поняла, что будешь счастлива лишь со мной…»       С этими словами Саймон просовывает свободную руку под простую тонкую майку Ракель и своей сухой рукой водит по ее животу, пока та отчаянно сопротивляется со слезами на глазах.       «НЕ НАДО, ПОЖАЛУЙСТА! — отчаянно вскрикивает Ракель. — НЕТ! САЙМОН, НЕ НАДО!»       «НЕМЕДЛЕННО ОТПУСТИ ЕЕ, ГРЯЗНОЕ ЖИВОТНОЕ! — во всю глотку выкрикивает Терренс, сжимая руки в кулаки так, что его костяшки белеют, и будучи одержимым сильным приступом злости, который Саймон провоцирует с большим удовольствием. — УБЛЮДОК! У ТЕБЯ КРЫША ПОЕХАЛА! НЕ СМЕЙ ТРОГАТЬ РАКЕЛЬ ХОТЬ ПАЛЬЦЕМ!»       «Лучше проваливай, пока я не выстрелил тебе в голову, — грубо требует Саймон.       — Я НИКУДА БЕЗ НЕЕ НЕ УЙДУ!       — ОНА МОЯ, ДЖЕКСОН! МОЯ! ТЫ ПОТЕРЯЛ ЕЕ! ЭЛИЗАБЕТ ПРИНАДЛЕЖИТ ТОЛЬКО МНЕ! ВСЕГДА ПРИНАДЛЕЖАЛА!»       «ОНА НЕ ЭЛИЗАБЕТ! ПРИДИ В СЕБЯ, БОЛЬНОЙ МУДАК!»       Терренс хочет снова предпринять попытку освободить Ракель, которая истошно кричит и пытается вырваться из рук противного ей человека со слишком гнилыми зубами и далеко не свежим дыханием. Однако стоит мужчине сделать один шаг, как Саймон тут же нацеливает на него свой пистолет под крик ошарашенной девушки.       «ЗАТКНИСЬ И НЕ ДВИГАЙСЯ! — во весь голос ревет Саймон, буквально просверливая в голове Терренса дырку. — А иначе ты сдохнешь раньше, чем эта девчонка!»       «Ты не посмеешь ее тронуть! — грубо заявляет Терренс. — Если ты хочешь получить Ракель, тебе придется убить меня!»       «И я убью! С БОЛЬШИМ УДОВОЛЬСТВИЕМ!»       «НЕТ! — с мокрыми, широко распахнутых глазами вскрикивает Ракель, очень тяжело дыша и буквально задыхаясь от слез. — НЕ СТРЕЛЯЙТЕ В НЕГО!»       «Ты будешь со мной, Элизабет. Раз этот ублюдок Джексон не хочет отдавать тебя по-хорошему, то мне придется убить его.»       «НЕТ! НЕ УБИВАЙТЕ ТЕРРЕНСА! Я НЕ СМОГУ ЖИТЬ, ЕСЛИ С НИМ ЧТО-ТО СЛУЧИТСЯ!»       «Теперь ты будешь со мной, дорогая, — сладостно-тошнотворным голосом говорит Саймон, целует Ракель в щеку своими сухими, шершавыми губами, заставляя ее сдерживать приступ тошноты, вызванный запахом из его рта. — Элизабет… Моя Лиззи… Ты вернулась ко мне… Вернулась…»       «ЭТА ДЕВУШКА ТОЛЬКО МОЯ! — во весь голос вскрикивает Терренс. — И БОЛЬШЕ НИЧЬЯ!»       «Ты ее бросил, Кэмерон! Не выдержал испытания и потерял свою невестушку. Так что теперь у тебя нет никакого права заявлять, что она твоя.»       «НЕ БЕСИ МЕНЯ, БОЛЬНОЙ МУДАК!»       «Лучше закрой свою пасть и проваливай! А иначе я грохну тебя и закопаю твой труп прямо здесь.»       «НЕТ! — отчаянно вскрикивает Ракель. — НЕ ДЕЛАЙТЕ ЭТОГО! НЕТ!»       «Как же я счастлив, что ты снова принадлежишь мне… — Саймон свободной рукой проводит по животу Ракель и больно сжимает ей грудь, пока та со слезами на глазах истошно кричит и пытается вырваться. — Больше никто не сможет разлучить нас. Ты моя, Лиззи… Моя… Я ждал тебя… Ждал все эти годы… Ждал, когда ты поймешь, кто будет любить тебя…»       «Пожалуйста, Саймон, ПОЖАЛУЙСТА! НЕ НАДО! НЕТ! ОТПУСТИТЕ МЕНЯ!»       «Ты больше никогда не будешь с Джексоном, детка. Он бросил тебя… Потому что ты все еще думаешь обо мне… Так и не смогла забыть, какое удовольствие я умел доставлять…»       «ВЫ ПРОСТО РЕХНУЛИСЬ! — Ракель резко вырывается из крепкой хватки Саймона и пытается убежать от него куда подальше. — РЕХНУЛИСЬ!»       «Не двигайся, красотка! — Саймон мгновенно прижимает Ракель к себе, крепко сжав ей подбородок, и приставляет пистолет прямо ко лбу. — НЕ ДВИГАЙСЯ! ТЫ НИКУДА ОТ МЕНЯ НЕ УЙДЕШЬ!»       «НЕ ТРОГАЙТЕ МЕНЯ, НЕ ТРОГАЙТЕ! — истошно кричит Ракель, пытаясь убегать от Саймона. — НЕТ!»       «Или ты будешь со мной, или же умрешь, не доставшись никому! — грубо бросает Саймон. — ОСОБЕННО ЭТОМУ МЕРЗКОМУ УБЛЮДКУ ДЖЕКСОНУ, КОТОРЫЙ УКРАЛ ТЕБЯ У МЕНЯ!»       Саймон резко срывает с Ракель джинсовую куртку, швыряет ее в сторону, задирает женскую майку и уверенно просовывает руку под нее. Девушка с трудом вырывается и некоторое время убегает от него с истошными криками, но вскоре оказывается пойманной ее противником и прижатой к его телу.       «НЕТ, НЕТ! — истошно кричит Ракель. — НЕТ! НЕТ! ПОМОГИТЕ! НА ПОМОЩЬ! ПОМОГИТЕ!»       «Не двигайся, сучка! — грубо бросает Саймон и уверенно просовывает свободную руку в джинсы и нижнее белье Ракель. — НЕ ДВИГАЙСЯ, БЛЯТЬ!»       «ХВАТИТ, ПОЖАЛУЙСТА! — кричит так громко, как никогда в жизни Ракель и с жалостью смотрит на Терренса, стоящий на одном месте и со злостью в глазах смотрящий на Саймона. — ТЕРРЕНС! ТЕРРЕНС, ПОЖАЛУЙСТА, ПОМОГИ МНЕ! УМОЛЯЮ! Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ!»       «Здесь нет никакого Терренса. Мы здесь совершенно одни. Никто не помешает нам вспомнить старые времена, когда мы возбуждались благодаря бешеной страсти.»       «ТЕ-Е-ЕРРЕ-Е-ЕНС! СПАСИ МЕНЯ! УМОЛЯЮ! ТЫ НУЖЕН МНЕ! КАК НИ-И-М-М-М-М…»       Ракель не договаривает, потому что Саймон резко закрывает ей рот и крепко прижимает ее к себе.       «ЗАТКНИСЬ СЕЙЧАС ЖЕ! — шипит Саймон и резко прижимает трясущуюся от огромного страха Ракель к себе, пока та громко мычит и широко распахнутыми глазами смотрит на пистолет возле ее лица. — ТЫ ВСЕ РАВНО БУДЕШЬ МОЕЙ!»       Несмотря на ее ярое сопротивление, Саймон сразу же начинает целовать Ракель в губы, пытаясь как можно глубже просунуть язык в ее рот и заставляя ее желать прочистить желудок. Ее тело буквально бьется в конвульсиях, пока его рука грубо сжимает ей грудь, ласкает оголенный живот и пытается проскользнуть в нижнее белье. Мужчина не обращает внимания на истошные крики девушки и крепко прижимает ее к себе, все еще держа пистолет в другой руке и приставляя его дуло к ее виску.       «ТЕРРЕНС! — во весь голос вскрикивает Ракель. — ТЕРРЕНС, УМОЛЯЮ! ПОМОГИ МНЕ! Я НЕ ХОЧУ УМИРАТЬ!»       Но Терренс стоит на одном и том же месте, как будто не слыша отчаянную мольбу Ракель и с абсолютным равнодушием наблюдая за тем, как девушка терпит то, как Рингер издевается над ней. А в какой-то момент она слышит чей-то голос… Голос женщины лет сорока с темно-каштановыми волосами и выразительными зелеными глазами, полными злости.       «Давай, Саймон, прикончи эту мразь! — с ехидной улыбкой подбадривает женщина — Пусть племянница всем известной шлюхи по имени Алисия Томпсон отправится в ад. Убийцы моего любимого папули. Я еще заставлю ее ответить за это. Элеанор Джорджина Вудхам отомстит за смерть Гильберта Вудхама, мужчины, которого любили АБСОЛЮТНО ВСЕ!»       Сразу же раздается еще один голос, который принадлежит мужчине лет тридцати-тридцати пяти с редкими рыжими сальными волосами, бешеными глазами и огромным шрамом на лице, одетый в старую порванную одежду:       «О да, Рингер, давай! Сними с нее все! Я хочу видеть голенькое тело этой сногсшибательной красотки! И уже представляю себе, как она удовлетворяет меня, Юджина Уэйнрайта… Как эта сексапильная малышка умело работает ручками и ротиком… Как она мне отсасывает… О да…»       А затем еще один голос, принадлежащий еще одному мужчине в возрасте, у которого наполовину черные, наполовину седые волосы, злые серые глаза, покрытое морщинами лицо и довольно сухая кожа:       «Не забудь еще и прикончить этого ублюдка – старшего сыночка моего брата, рождение которого было огромной ошибкой. Майкл МакКлайф обещал добраться до семейки МакКлайф и сделает это любой ценой. Начни с этой девчонки, а потом прикончи и Терренса.»       «Не стесняйся, любовь моя… — сладостно-приторным голосом говорит Саймон, с широкой улыбкой гладя Ракель бедро и промежность, поднимаясь выше к ее груди, просунув ее в майку девушки и начав ласкать оголенный женский живот. — Доверься своему любимому мужчине. Я всегда прекрасно знал твои самые слабые места. И помогу тебе расслабиться.»       «Нет, НЕТ! — истошно кричит Ракель. — НЕТ! НЕ НАДО! ПОМОГИТЕ, КТО-НИБУДЬ! НА ПОМОЩЬ! А-А-А-А!»       «Всегда знала, что ты пошла по стопам своей тетушки, — с ехидной ухмылкой уверенно говорит Элеанор. — Такая же шлюха, которая трахается со всеми мужиками: и молодыми, и старыми.»       «ПОМОГИТЕ МНЕ! — во весь голос вскрикивает Ракель, пока Саймон пытается резко сорвать с нее майку. — ПОМОГИТЕ! НЕТ! ПОМОГИТЕ!»       «Ах, Лиззи, моя сладенькая девочка… — с наслаждением произносит Саймон и кончиком языка проводит по изгибу шеи Ракель, вызывая у нее чувство отвращения, пока его рука больно сжимает ей грудь. — Ты все также прекрасна…»       «ТЕРРЕНС! ПОМОГИ! УМОЛЯЮ! НЕ БРОСАЙ МЕНЯ!»       Саймон еще долгое время целует Ракель против ее воли, без стеснения облапывает ее и пытается избавить ее от одежды, не обращая внимания на истошные крики девушки, не скрывающая своих слез и выглядящая жутко бледной. В этот момент за ними с ехидными ухмылками наблюдают Элеанор Вудхам, Майкл МакКлайф и Юджин Уэйнрайт, мечтающие о том, чтобы Рингер покончил с девушкой раз и навсегда. Но вскоре откуда ни возьмись появляется взбешенный Терренс, одержимый злостью, что становится все сильнее и сильнее, хватает его за отросшие сальные волосы, собранные в хвост, и грубо оттаскивает его от напуганной, буквально зеленой Кэмерон, которая продолжат истошно кричать, лежа на земле. МакКлайф валит ее обидчика на землю, дает ему пару сильных пощечин, хватает за шкирку, резко ударяет его лицом об землю и бьет ногами в спину несколько раз. Вследствие чего у Саймона вскоре появляется кровь на лице, а тело начинает сильно болеть.       «УБЛЮДОК! — во весь голос ревет Терренс, со всей силы наносит Саймону крепкую пощечину и кулаком бьет прямо в челюсть. — СДОХНИ, ТВАРЬ, СДОХНИ! ТЫ ЗАПЛАТИШЬ МНЕ ЗА ВСЕ ЕЕ СТРАДАНИЯ! ЗА ТО, ЧТО ПОСМЕЛ ЛАПАТЬ ЕЕ И НАЧАТЬ РАЗДЕВАТЬ!»       Саймон мгновенно вскрикивает и скручивается от боли, которая пронзает его тело после того, как Терренс ногой со всей силы ударяет его в пах.       «Что, больно, сука? — грубо спрашивает Терренс и делает то же самое еще раз, с наслаждением наблюдая за тем, как Саймон корчится от боли. — БОЛЬНО? А БУДЕТ ЕЩЕ БОЛЬНЕЕ, ЕСЛИ ТЫ ЕЩЕ РАЗ ПОСМЕЕШЬ ПРИБЛИЗИТЬСЯ К НЕЙ!»       «А-А-А, БЛЯТЬ! — сильно морщась и крепко держась за буквально горящий от боли пах, вскрикивает Саймон. — Сдохни, мудак… Чтоб ты сдох… А-А-А-А-А!»       «Это тебе за все, что ты ей сделал. ПЛАТИ, УБЛЮДОК! И БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ СМЕЙ СТОЯТЬ У МЕНЯ НА ПУТИ! А ИНАЧЕ УБЬЮ! РАЗМАЖУ ПО СТЕНКЕ! ЗАКОПАЮ!»       Терренс еще какое-то время жестоко избивает Саймона руками и ногами до того, как понимает, что тот обезоружен. Он смотрит на него несколько секунд с довольно тяжелым дыханием, быстро подбегает к плачущей и согнувшейся пополам Ракель, берет под руки, осторожно ставит на ноги и крепко обнимает, пока та все еще продолжает плакать, трястись и желает избавиться от ужасно противного привкуса во рту.       «Все-все, успокойся, милая, больше он тебя не тронет, — очень мягким голосом говорит Терренс, довольно тяжело дыша. — Все хорошо, ты со мной…»       «Ты спас меня, спас мне жизнь… — дрожащим голосом отвечает Ракель, постоянно всхлипывая и как можно крепче обнимая Терренса. — Спас…»       «Тише-тише, не плачь… — Терренс целует Ракель в макушку и на секунду утыкается носом в ее плечо. — Все хорошо… Все хорошо…»       «Забери меня отсюда… — задыхаясь от слез, отчаянно умоляет Ракель. — Пожалуйста, Терренс, забери меня с собой. Я больше не хочу здесь быть! Ты – единственный, кто может спасти меня от этого больного человека. Умоляю, ради всего святого…»       «Я пришел за тобой, чтобы спасти от этого ублюдка. Он не посмеет обидеть тебя. Ни за что.»       «Забери меня, милый, умоляю… А иначе Саймон убьет меня… Я не хочу… Не хочу…»       «Тише-тише, Ракель, тише… — шепчет Терренс и целует Ракель в лоб, нежно гладя ее по голове. — Мы сейчас же уйдем отсюда и никогда не вернемся сюда.»       «Куда угодно… С тобой я пойду хоть на край света…»       Терренс крепко приживает трясущуюся и согнувшуюся от холода и страха Ракель к себе и хочет увести ее как можно дальше. Но Саймон, со злостью смотря на обоих, подбирает пистолет, лежащий на земле недалеко от него, поднимается на ноги и молнией догоняет их, направив пистолет на Ракель с истошным криком:       «Ты НИКУДА не уйдешь, Элизабет! Я никогда не позволю тебе быть с этим ублюдком Джексоном! Ты будешь ТОЛЬКО СО МНОЙ!»       «ОНА ТОЛЬКО МОЯ! — во весь голос вскрикивает Терренс, крепко прижимая Ракель к себе, пока та цепляется за его руки. — И УЙДЕТ ЭТА ДЕВУШКА СО МНОЙ!»       «ЭЛИЗАБЕТ ПРИНАДЛЕЖИТ МНЕ! ТЫ НЕ УКРАДЕШЬ ЕЕ У МЕНЯ ЕЩЕ РАЗ!»       «Я НЕ ЭЛИЗАБЕТ! — со слезами на глазах истошно кричит Ракель, уже практически сорвав себе голос. — ПРИДИТЕ В СЕБЯ, САЙМОН, ВЫ СОШЛИ С УМА! МОИ РОДИТЕЛИ МЕРТВЫ! ВЫ УБИЛИ МОЮ МАМУ! ЕЕ БОЛЬШЕ НЕТ!»       «Ты не будешь с Джексоном! НИКОГДА! — Саймон резко направляет пистолет на Терренса, которого принимает за Джексона. «Отпустил ее сейчас же, мразь! ОТПУСТИ СЕЙЧАС ЖЕ И ВАЛИ, ПОКА Я ТЕБЯ НЕ ГРОХНУЛ!»       «ТЫ – БОЛЬНОЙ УБЛЮДОК, ТВОЕ МЕСТО В ПСИХУШКЕ! — со злостью вскрикивает Терренс, гладя Ракель по голове. — ПСИХУШКЕ!»       «УБИЙЦА! — отчаянно восклицает Ракель. — УБИЙЦА! ЭТО ИЗ-ЗА ВАС Я ПОТЕРЯЛА СВОИХ РОДИТЕЛЕЙ!»       «Я повторяю еще раз: ТЫ НЕ БУДЕШЬ С ДЖЕКСОНОМ! — во весь голос вопит Саймон. — НИКОГДА, СЛЫШИШЬ! ЭЛИЗАБЕТ ТОМПСОН ПРИНАДЛЕЖИТ ТОЛЬКО МНЕ!»       «ОНА НЕ ЭЛИЗАБЕТ, БОЛЬНОЙ ТЫ МУДАК! — грубо бросает Терренс. — А Я НЕ ДЖЕКСОН!»       «Последний раз даю тебе шанс уйти отсюда по-хорошему, ублюдок, — Саймон снова целится пистолетом в Ракель. — А иначе я убью эту девчонку.       «Только попробуй тронуть ее пальцем!»       «ВЫ НИКОГДА НЕ БУДЕТЕ ВМЕСТЕ!»       «ОСТАНОВИТЕСЬ, САЙМОН! — во весь голос отчаянно вопит Ракель. — ХВАТИТ, ПРОШУ ВАС!»       «Я же сказал, если ты не вернешься ко мне, то не будешь уже ни с кем. Я НЕ ПОЗВОЛЮ!»       «У ВАС КРЫША ПОЕХАЛА! ВЫ БОЛЬНОЙ! БОЛЬНОЙ!»       «Значит, ты выбираешь этого ублюдка?»       «Я не Элизабет, Саймон! Я – Ракель! Ее дочь! Дочь женщины, которую в собственноручно убили много лет назад!»       «А-Р-Р-Р-Р, НУ ВСЕ! — буквально убивая Ракель своим леденящим душу взглядом, шипит Саймон. — ТЫ, СУЧКА, ДОСТАЛА МЕНЯ! НЕ ЗАХОТЕЛА БЫТЬ СО МНОЙ И СНОВА ПРЕДПОЧЛА ЭТОГО УБЛЮДКА ДЖЕКСОНА, ТАК СДОХНИ ЖЕ МУЧИТЕЛЬНОЙ СМЕРТЬЮ.»       Саймон снимает с предохранителя пистолет и прицеливается в Ракель, которая громко вскрикивает.       «Да-да-да-да! — радостно восклицает Элеанор. — Давай, Саймон, вперед! Застрели эту шлюху! А потом расквитайся с ее тетушкой! Пусть эти гадины ответят мне за то, что отняли у меня очень важного человека.»       «ПОПРОЩАЙСЯ С ЖИЗНЬЮ, ГАДИНА! — ехидно смеется Саймон. — ТЫ СДОХНЕШЬ СЕЙЧАС ЖЕ!»       «НЕТ!» — во все горло вскрикивает Терренс, резко закрывает Ракель собой и прячет ее у себя за спиной.       Саймон с хитрой, широкой улыбкой делает выстрел из пистолета. Пуля мгновенно попадает Терренсу в грудь – в то место, где должно быть сердце.       «НЕ-Е-Е-ЕТ! — с широко распахнутыми глазами вопит Ракель, резко отскочив назад на дальнее расстояние, вцепившись руками за свои волосы, с ужасом наблюдая за тем, как Терренс сильно морщится от мгновенно пронзившей его тело боли, резко сгибается и камнем падает на землю. — ТЕРРЕНС!»       «ДА! — с широкой улыбкой радостно восклицает Майкл. — ДА! ДА! Я ЖДАЛ ЭТОГО МОМЕНТА ВСЮ СВОЮ ЖИЗНЬ! МЕЧТАЛ УВИДЕТЬ, КАК ЭТОТ УБЛЮДОК БУДЕТ ПОДЫХАТЬ!»       «Сделай с его мелким братцем то же самое, — ехидно ухмыляется Юджин. — Я очень хочу, чтобы этот щенок сдох и не стоял у меня на пути. Хочу добраться до его сексапильной блондиночки. А я еще вот-вот доберусь до этой роскошной брюнеточки. О ДА! ДА! ДА! МНЕ ТАК ВЕЗЕТ!»       Одержимая ужасом, паникой и страхом Ракель мгновенно подлетает к лежащему на земле Терренсу, держащийся рукой за кровоточащее сердце и буквально давящийся собственной кровью, которой постоянно кашляет. Девушка падает рядом с ним на колени, приподнимает его голову и со слезами на глазах начинает придерживать ее на весу и гладить бледное лицо мужчины.       «Нет-нет, Терренс, прошу тебя, не умирай… — со слезами дрожащим голосом умоляет Ракель, с ужасом в глазах наблюдая за тем, как Терренс давится кровью, иногда сплевывает ее, становится мертвецки бледным и смотрит на все так, будто готовится попрощаться с этим миром. — Пожалуйста, пожалуйста… Не умирай… Держись…»       Несколько секунд Терренс пытается найти силы, чтобы что-то сказать, но кровь, из-за которой он давится, задыхается и постоянно кашляет, практически не дает ему сделать это. Однако потом мужчина с трудом преодолевает эту адскую боль, которая пронзает его тело, и привкус крови во рту.       «Я умираю… — с трудом тихо произносит Терренс, пока Ракель придерживает его голову и нежно гладит его щеку. — Умираю…»       «Нет-нет, не говори так… — дрожащим голосом шепчет Ракель и тихо шмыгает носом. — Ты не умрешь… Ты будешь жить…»       «Слишком поздно… Слишком поздно говорить это, но… Но… — Терренс снова кашляет и сплевывает кровь. — Я хочу в последний раз сказать, что… Безумно сожалею о том, что… Произошло между нами…»       «Терренс, пожалуйста…»       «Пожалуйста, Ракель… — с жалостью в умирающем взгляде шепчет Терренс. — Прости меня… За то, что бросил тебя… Я… Был идиотом… Я не хотел этого… Не хотел…»       «Я не сержусь на тебя… Не сержусь… — Ракель прижимает голову Терренса к своей груди и целует его в макушку, не сдерживая своих слез, что медленно катятся по ее щекам и смешиваются с ярко-красной кровью мужчины. — Я сама во всем виновата… Я была дурой… Не сумела стать для тебя лучшей… Я думала только о себе…»       «Я умираю… Умираю с камнем на душе… — Терренс тихо шмыгает носом, сам начав плакать от отчаяния и осознания того, что его смерть уже близка. — С мыслью, что… Потерял тебя…»       «Нет, ты не умрешь, дорогой, не умрешь… — качая головой со слезами на глазах и поглаживая лицо умирающего Терренса, дрожащим голосом говорит Ракель. — Я сделаю что угодно… Все, чтобы ты выжил…»       «Я чувствую, что мое время пришло… — тихим голосом говорит Терренс, смотря на Ракель своим безжизненным, полным отчаяния мокрым взглядом. — Силы покидают меня… Я вот-вот умру…»       «Нет, Терренс, нет! Ты не умрешь!»       Каких же усилий стоило Терренсу приподнять руку и нежно погладить горько плачущую Ракель по щеке и провести по ее мягким, взъерошенным волосам в последний раз. Пока слезы медленно скатываются по его щекам и смешивается с кровью, огромным потоком струящаяся из его рта и груди.       «Не плачь, солнце мое… — дрожащим голосом со слезами на глазах говорит Терренс. — Я не хочу умирать… Видя твои слезы… Я хочу… Чтобы ты улыбнулась… Хочу… Запомнить твою улыбку…»       «Умоляю, дорогой… — с жалостью во взгляде произносит Ракель, через силу улыбнувшись, и нежно гладит Терренса по бледной, окровавленной щеке. — Все будет хорошо, вот увидишь… Просто верь… Я спасу тебя…»       «Ты – лучшее, что у меня когда-либо было в жизни… — дрожащим голосом говорит Терренс. — Никто… Никто не мог поддержать во мне огонь… Как ты… Благодаря тебе… Я всегда чувствовал себя… Живым… Ты… Ты вдыхала в меня жизнь…»       «Скажи, что я должна сделать… Клянусь, я сделаю для тебя что угодно, лишь бы ты остался со мной.»       «Просто будь счастлива… И береги себя…»       «Не бросай меня, Терренс, умоляю! Я безумно люблю тебя и не хочу потерять! Ты нужен мне! Как никогда раньше! Я поняла, что не могу жить без тебя! Ты для меня все!»       «Прости меня, Ракель… За все… И помни, что я очень сильно люблю тебя… Несмотря ни на что… И всегда буду любить…»       «Нет, милый, нет…»       Даже несмотря на то, что у Терренса изо рта идет кровь, и он задыхается ею, Ракель все равно не может сдержать желание поцеловать его в кровавые губы, нежно обхватив его лицо руками и наклонившись к нему с довольно тяжелым дыханием. Умирающий мужчина находит в себе силы ответить на этот прощальный поцелуй, будучи уверенным, что это некий глоток воздуха, который поможет ему выжить. Как будто это действие девушки исцелит его и вернет к жизни прямо как в доброй сказке. Она так и подумала, когда решила поцеловать его. Но увы, как только Ракель со слезами разрывает короткий поцелуй, Терренс, смотря на нее умирающим взглядом и мысленно говоря ей прощай, начинает стремительно слабеть, бледнеть и медленно закрывать глаза.       «Терренс… — дрожащим голосом произносит Ракель и нежно гладит Терренса по голове, тихо шмыгнув носом. — Терренс!»       «Я люблю тебя… — шепчет Терренс. — Люблю…»       Голова Терренса, которую Ракель придерживает на весу на изгибе руки, наклоняется в сторону, его дыхание останавливается, стеклянные глаза остаются широко раскрытыми и уставленными в одну точку, а он сам издает тихий и мучительный стон. Последний стон, после которого душа навсегда покидает его тело. Его тело, что медленно обмякает на руках девушки и становится еще более бледным, чем раньше.       «ЭТО СВЕРШИЛОСЬ! — громко, злостно смеется Майкл. — СТАРШИЙ СЫНОЧЕК МОЕГО БРАТЦА ДЖЕЙМИ СДОХ! ДА! Я ДОЖИЛ ДО ЭТОГО МОМЕНТА! ДОЖИЛ!»       «Красавчик, Саймон! — бодро восклицает Юджин. — Ты все-таки прикончил эту непотопляемую суку!»       «Никто не будет страдать из-за его смерти, — уверенно говорит Элеанор. — Его звездочка уже давно погасла, и люди о нем забыли. История Терренса МакКлайфа закончилась раз и навсегда.»       «Нет, Терренс, нет… — дрожащим голосом произносит Ракель и отчаянно пытается привести уже мертвого Терренса в чувство, хлопая по щекам и растирая их. — Пожалуйста, не умирай… Не умирай… Ты нужен мне… Нет-нет… Терренс, пожалуйста… Пожалуйста…»       Ракель дрожащей рукой со слезами на глазах пытается нащупать пульс на шее и запястье Терренса и приходит в ужас, когда понимает, что его нет. Как бы она ни старалась сделать что-то, чтобы оживить мужчину, ей ничего не помогает. Он уже мертв. Ее руки придерживают и прижимают к себе мертвого человека с неживыми открытыми глазами, синеватыми губами, на которых есть следы крови, и грудью, которая все также кровоточит, даже если вся кровь будто уже вышла из него.       «Умоляю, вернись ко мне! — умоляет Ракель, истерически рыдая и едва говоря из-за осознания того, что ее любимого мужчины уже нет. — Я не смогу жить тебя… Безумно люблю… Терренс… Терренс, пожалуйста…»       Ракель абсолютно все равно, что сейчас она вся в крови. Крови мужчины, который умер у нее на руках, и которого она сейчас крепко прижимает к себе, целуя во все части его лица, как будто это вернет его к жизни.       «НЕТ! — истошно кричит Ракель, горько плача, прижимая голову Терренса к своей груди, нежно целуя его в лоб и гладя по щеке, и запускает пальцы в его густые, взъерошенные волосы. — ТЕРРЕНС! А-А-А-А-А! НЕТ! Я НЕ ВЕРЮ! НЕ ВЕРЮ!»       Тем временем Саймон злорадствует и широко улыбается, видя, как Терренс умирает на руках у Ракель. Так же, как и Элеанор, Майкл и Юджин, не скрывающие своей радости, вызванной смертью этого мужчины и страданиями девушки, которая сейчас истошно кричит от боли.       «НАКОНЕЦ-ТО! — во весь голос радостно кричит Саймон, приподняв руку к верху. — ЭТОТ УБЛЮДОК СДОХ! АЛЛИЛУЙЯ! Я СДЕЛАЛ ЭТО! МАККЛАЙФ МЕРТВ! ОН БОЛЬШЕ НЕ БУДЕТ СТОЯТЬ НА МОЕМ ПУТИ!»       «И НА МОЕМ! — вопит Майкл. — Я НЕ УБИЛ ЕГО САМ, НО ЭТО СДЕЛАЛ ТЫ! ОДНИМ МЕРЗКИМ УБЛЮДКОМ МЕНЬШЕ!»       «УЖ ТЕПЕРЬ-ТО Я МОГУ ПОДОБРАТЬСЯ К ЭТОЙ ЧЕРТОВСКИ СЕКСУАЛЬНОЙ ЧЕРТОВКЕ, — потирает руки Юджин. — МАККЛАЙФ НЕ ПОМЕШАЕТ МНЕ СДЕЛАТЬ С НЕЙ ВСЕ, ЧТО Я ЗАХОЧУ!»       «ЧТО ВЫ СДЕЛАЛИ, САЙМОН? — истошно кричит Ракель, придерживая на весу голову мертвого Терренса и гладя его щеку. — ТЫ УБИЛ ЕГО! УБИЛ ТЕРРЕНСА! Я ПОТЕРЯЛА ЕГО!»       «Я ЖЕ ГОВОРИЛ, ЧТО ТЫ ВСЕ РАВНО БУДЕШЬ МОЕЙ! — ехидно смеется Саймон. — А ТЕПЕРЬ УЖЕ ТОЧНО! ПОТОМУ ЧТО ТВОЙ ЛЮБИМЫЙ ДЖЕКСОН МЕРТВ!»       «МРАЗЬ! Я НЕНАВИЖУ ВАС! ВЫ УБИЛИ ТЕРРЕНСА! УБИЙЦА! ВЫ ОТНЯЛИ У МЕНЯ ЕЩЕ И ЛЮБИМОГО МУЖЧИНУ! СНАЧАЛА РОДИТЕЛИ, А ТЕПЕРЬ ВОЗЛЮБЛЕННЫЙ!»       «С ОДНИМ МОИМ ПЛЕМЯННИКОМ УЖЕ ПОКОНЧЕНО! — радуется Майкл. — ОСТАЛСЯ ЕЩЕ ОДИН. ТОТ, КОГО Я НА ДУХ НЕ ПЕРЕВАРИВАЮ! КОГО НЕНАВИЖУ ДАЖЕ БОЛЬШЕ, ЧЕМ ЕГО ГРЕБАНОГО ПАПАШУ!»       «БУДЬТЕ ВЫ ВСЕ ПРОКЛЯТЫ! Я НЕНАВИЖУ ВАС! ВЫ ОТНЯЛИ У МЕНЯ ТЕРРЕНСА!»       «Тебе тоже недолго осталось, — низким голосом уверенно говорит Саймон. — Сейчас ты будешь истекать кровью так же, как и этот ублюдок, посмевший украсть меня у тебя.»       Саймон резко подлетает к Ракель, хватает за волосы и оттаскивает от мертвого и окровавленного Терренса, чье бездыханное тело переворачивается на бок. В этот момент к нему подходит Майкл и начинает больно дубасить его ногами и даже наносить удары кулаками куда только можно, не переставая проклинать его и желая сгореть в аду.       «ПОМОГИТЕ, НА ПОМОЩЬ, КТО-НИБУДЬ! — со слезами на глазах вопит Ракель. — НЕТ! ПОМОГИТЕ!»       «ЗАТКНИСЬ, ДУРА! — грубо бросает Саймон и залупляет Ракель сильную пощечину. — Поздно просить о помощи! Больше у тебя защитников нет! Он сдох! Джексона больше нет! НЕТ! НЕТ, СЛЫШИШЬ, НЕТ! ОН СДОХ!»       «ХВАТИТ! — Ракель резко пытается отползти назад, пока Саймон уверенно приближается к ней, диким взглядом смотря на бледную, сильно трясущуюся девушку. — УБИЙЦА! БУДЬТЕ ВЫ ПРОКЛЯТЫ! НЕНАВИЖУ ВАС! НЕНАВИЖУ!»       «Сейчас мы займемся тобой, поганая сучка, — с хитрой улыбкой уверенно говорит Элеанор. — Тебе удалось избежать гибели в прошлый раз, но на этот раз никто не придет сюда, чтобы спасти тебя. Мы уничтожим тебя, Ракель Кэмерон. УНИЧТОЖИМ!»       «Иди сюда, моя сладенькая куколка, — ехидно ухмыляется Юджин. — Я хочу поиграть с тобой. Хочу, чтобы ты принадлежала мне… Подари мне лучший секс в жизни… Сделай мне незабываемый минет… Раздвинь ноги и дай мне засунуть в тебя свой член…»       С этими словами Элеанор, Юджин, Саймон и Майкл уверенно надвигаются на Ракель, громко хихикая и зловеще улыбаясь.       «Нет… — дрожащим голосом произносит Ракель, резко уползая в сторону. — Нет… НЕТ! НЕ НАДО! НЕ ТРОГАЙТЕ МЕНЯ! НЕ НАДО! ОСТАНОВИТЕСЬ! НЕТ!»       Ракель продолжает истошно кричать и звать на помощь, когда к ней резко подлетает Юджин, одним легким движением разрывает ее майку, заваливается на нее всей своей тушкой и зубами больно вцепляется в нежную кожу на шее, позволив руке грубо мять женскую грудь, водить ею по оголенному животу и проскользнуть в женские джинсы. Никого не волнует яростное сопротивление девушки, что находится на грани сильной истерики и будучи одержимой неким адреналином, который заставляет ее любим способами бороться сразу с несколькими обидчиками.       «Давай, шлюха, раздевайся! — грубо говорит Элеанор, опускается на колени, резко стягивает с Ракель разорванную майку и пытается раздвинуть ей ноги. — Раздвинь ноги! Прямо как твоя тетушка делала это перед кучей мужиков! Пусть тебя трахают сразу трое!»       «Ах, красотка, ты просто великолепна… — с наслаждением произносит Майкл, медленно водя руками по ногам Ракель, пока рука Юджина находится у нее в трусиках и больно натирает клитор. — Я хочу узнать, правду ли говорят люди… Узнать, так ли ты сексуальна, как считают столько мужчин на свете…»       «Элизабет… — ехидно смеется Саймон. — Моя Лиззи… Я хочу тебя… Моя сладенькая девочка… Хочу оттрахать тебя как следует… Я мечтаю о том, чтобы ты мне отсосала…»       «НЕТ, ХВАТИТ! — истошно вопит Ракель, мокрыми, ошарашенными глазами смотря на всех своих обидчиков. — ОСТАВЬТЕ МЕНЯ В ПОКОЕ! НЕТ! НЕТ! А-А-А-А! Я НЕ ХОЧУ!»       Глаза Ракель лезут на лоб, когда Элеанор откуда-то достает новенький кинжал и со всей силы вонзает его прямо в живот девушки. Она вскрикивает от боли, что мгновенно пронзает ее тело, и сильно морщится, видя, как кровь начинает выходить из нее сильным потоком. На ее шее также появляются кровяные следы после сильных укусов Юджина, а крепкие удары Майкла в грудь, живот, руки, ноги и лицо окончательно лишают ее сил для того, чтобы бороться и пытаться сбежать.       «Умоляю, пощадите… — тихо умоляет Ракель. — Перестаньте…»       «Сейчас здесь будет море крови, — уверенно говорит Саймон. — ОКЕАН КРОВИ! ОТПРАВИШЬСЯ ВСЛЕД ЗА МАККЛАЙФОМ!!»       Саймон с диким смехом откуда-то достает огромную бензопилу. Ракель же начинает изо всех сил надрывать глотку с глазами на выкате и биться в конвульсиях, пока над ней издеваются Элеанор, Майкл и Юджин. Рингер уверенно надвигается на нее с намерением разрезать бензопилой ее тело на части и широко улыбается, когда он приближает лезвие к ее шее и вот-вот собирается отрубить ей голову. Не обращая внимания на истошные крики девушки, которая закрывает лицо руками и сгибается пополам с надеждой хоть как-то спастись.       

***

      Ракель с негромким криком резко принимает сидячее положение. Ошалевшие глаза девушки бегают из стороны в сторону, все ее тело покрыто холодным потом, дыхание довольно частое, а сердце бьется так, что вполне может не выдержать такой нагрузки. Пару секунд шокированная девушка принимает свой сон за реальность, но убеждается в обратно после того, как осматривает себя с головы до ног и понимает, что находится в своей комнате, в своей кровати. Поскольку сегодняшняя ночь оказалась немного прохладной, то мурашки бегут по ее коже еще и по этой причине. Продолжая тяжело дышать и резко ослабев после столь сильного напряжения, Ракель прикладывает руку ко лбу и к груди, пытаясь справиться с частым дыханием и учащенным сердцебиением, а чуть позже проводит обеими ладонями по своим лицу и слегка взъерошенным волосам.       Немного придя в себя, девушка резко переводит свои широко распахнутые глаза на место в кровати рядом с собой и видит Терренса. Поначалу ей кажется, что он мертв, но потом Ракель внимательно смотрит на него и слышит тихое равномерное дыхание спящего мужчины, лежащего спиной к ней. Чтобы убедиться в том, что он действительно живой, она осторожно прикладывает руку к его шее и проверяет пульс, обнаруживая, что его сердце бьется медленно, а он сам кажется вполне теплым. Девушка выдыхает с огромным облегчением, кладет голову на подушку и переводит взгляд на потолок, все еще слишком часто и тяжело дыша и будучи в шоке после того кошмара, который показался ей таким реальным.       Ракель еще несколько секунд лежит в кровати и пытается успокоить себя. Заставить себя вспомнить, что Саймон Рингер уже давно получил свое, Элеанор Вудхам давно мертва, Майкл МакКлайф и Юджин Уэйнрайт сидят за решеткой, а Терренс жив и здоров и сейчас лежит рядом с ней и спит спокойным сном. Правда ей это не особо помогает. Все ее тело сильно трясется, сердце колотится как сумасшедшее, дышать очень тяжело из-за чувства, что грудь что-то сдавливает, а на глазах появляются слезы. Она изо всех сил сдерживает желание закричать во все горло, но боится разбудить мужчину и не хочет тревожить его, даже если ужасно хочет, чтобы он крепко обнял ее и поцеловал.       Через некоторое время Ракель медленно приподнимается в кровати, пытаясь проглотить странный комок в горле и сдерживая желание громко разрыдаться и впасть в истерику, поправляет лямку на своей ночной сорочке и смотрит на Терренса, мирно спящего на боку и выглядящего таким милым и умиротворенным. Девушка сквозь слезы улыбается, слушая его тихое дыхание, и успокаивается от мысли, что он сейчас находится рядом с ней и делится с ней своим теплом, что согревает ее в эту прохладную темную ночь. В какой-то момент ее пальцы тянется к его волосам и начинает копаться в непослушных черных прядях, а чуть позже осторожно дотрагивается до его щеки и проводит по ней тыльной стороной руки. Ракель очень мягко целует его в висок, чувствуя приятный запах его волос и нежной на ощупь кожи, снова кладет голову на подушку, накрывается одеялом, поворачивается на бок и со спины крепко обнимает мужчину с надеждой, что это поможет ей снова заснуть и увидеть куда более приятные сны. Правда полежав какое-то время, ей так и не удается расслабиться и уснуть.       Ракель медленно принимает сидячее положение и какое-то время просто сидит, окидывая полусонным взглядом всю темную комнату и иногда посматривая на Терренса, что спит довольно глубоко и не реагирует на ее действия. А затем она решает сходить на кухню и выпить воды. Бросив еще один короткий взгляд на спящего мужчину, она, сильно дрожа от холода, осторожно встает с кровати, надевает лежащие прямо под ней тапочки и шелковый халат, что лежит на стуле рядом с письменным столом и завязывает тугой пояс на талии. Девушка осторожно подходит к двери, тихонько открывает ее, покидает комнату, закрывает ее и медленным шагом идет по коридору, обняв себя руками и ошарашенными глазами осматриваясь вокруг. Любой тихий шорох и легкое движение занавесок может заставить Ракель вздрогнуть и начать часто дышать. Ей кажется, что в любой момент откуда-нибудь может выскочить Саймон с бензопилой в руках или же Элеанор с Юджином и Майклом. Воспоминания о том кошмаре снова заставляют ее затрястись от ужаса после того, как она сумела немножко успокоиться. Ей стоит огромных усилий не закричать во всю глотку, думая о том, как Терренс буквально тонул в своей собственной крови и задыхался ею. О том, как ее руки, губы и вся одежда были покрыты ярко-красными следами… О его стеклянных глазах, что не закрылись после смерти…       Пока Ракель проходит по длинному коридору дома и медленным шагом спускается по широкой лестнице, держась за перила, она не перестает снова и снова вспоминать свой кошмарный сон… Ужасную смерть Терренса… Выстрел, кровь, поцелуй, осознание, что любимый мужчина мертв… Жестокие пытки Саймона, Элеанор, Юджина и Майкла… Она также с ужасом вспоминает тот ужасный период, когда казалось, что расстанется с мужчиной, которого могла потерять по своей собственной вине. Из-за того, что забыла о нем сразу же после того, как переехала в его дом, и увлеклась своей карьерой. Ракель чувствует неприятный холод и сильную слабость в ногах, довольно тяжело дышит, понимает, как часто стучит ее сердце, и то, насколько напряжено все ее тело, и не сдерживает слез, что катятся по ее щекам. Девушка испытывает легкое головокружение и желание камнем сесть или рухнуть на пол. Однако она через силу преодолевает себя и с трудом добирается до кухни, горько плача, чтобы хоть как-то позволить своим эмоциям выйти наружу. В темноте Ракель нащупывает выключатель и нажимает на его. После чего вся кухня тут же озаряется светом, из-за которого у нее начинают болеть глаза. Ее состояние только больше ухудшается, а чувство паники и тревоги становится все сильнее. Умом она понимает, что срочно нуждается в ком-то, кто помог бы ей прийти в себя. Но она не хочет никого будить среди ночи и пытается самой справиться со своими чувствами и эмоциями.       Ракель едва стоит на ногах и все больше чувствует, как что-то давит в груди и не дает нормально дышать. Девушка, испытывая легкую тошноту и сильную слабость и видя все вокруг себя не слишком четко, становится очень бледной и холодной. А в какой-то момент она вынуждена опереться руками о кухонную стойку, понимая, что она вот-вот рухнет на пол. Борясь с этим состоянием, ослабевшая Ракель кое-как добирается до шкафчика, открывает его и достает оттуда высокий стеклянный стакан. Девушка с трудом делает несколько шагов и чувствует, что перестает контролировать свое тело, которое становится все более одержимым жуткой слабостью, а ощущение нехватки воздуха заставляет ее паниковать и буквально цепляться за каждую возможность дышать. Некоторое время Ракель отчаянно пытается ухватиться за возможность остаться в сознании. Но в какой-то момент она перестает осознавать происходящее вокруг, ее ослабевшее тело камнем падает на пол, а губы сильно бледнеют. Сама девушка, резко закатывая и закрывая глаза, выпускает из рук стакан, который разбивается об пол на множество осколков. Они все падают рядом с Ракель, которая лежит без всяких движений на боку и едва дышит, пока ее лицо выглядит бледным и измученным, по щекам продолжают медленно течь слезы, а цвет темных волос сильно выделяется на фоне белой кожи.       

***

      Какое-то нехорошее предчувствие заставляет Терренса проснуться. Открыв глаза, мужчина сначала пару секунд смотрит в одну точку, а затем резко принимает сидячее положение и окидывает взглядом всю темную комнату.       — Ракель? — слегка хриплым голосом шепчет Терренс.       Бросив взгляд на пустое место в кровати рядом с собой, Терренс замечает, что он сейчас один.       — Ее нет… — бубнит себе под нос Терренс. — Интересно, она давно ушла из комнаты? И который сейчас час?       Терренс дотягивается до своего телефона, лежащий на тумбочке с его стороны кровати, и снимает блокировку с экрана.       — Хм, пять минут четвертого… — задумчиво произносит Терренс. — Самое время спать… Ох…       Терренс кладет телефон обратно, с тихим стоном проводит руками по своему лицу и сонным взглядом еще окидывает взглядом всю комнату.       — Кстати… — тихо произносит Терренс. — А мне это приснилось, или Ракель что-то говорила во сне? Тихонько стонала… И даже что-то вскрикнула…       Терренсом внезапно овладевает странное чувство, которое заставляет его нервничать и подозревать что-то неладное.       — А если это так? — задается вопросом Терренс, обхватив свое горло и приложив руку к сердцу, сильное биение которого он очень хорошо чувствует. — У меня какое-то нехорошее предчувствие… Как будто здесь что-то не так…       Терренс, чувствуя, что в комнате очень холодно, обнимает себя руками с желанием немного согреться.       — Б-р-р-р, что за холодная ночь… — бубнит себе под нос Терренс. — Вроде же лето на дворе…       Сильный холод в комнате не позволяет Терренсу вылезти из теплой кровати и узнать, куда запропастилась Ракель, ибо ему очень хорошо под большим одеялом, которое является единственным спасением в такую темную и холодную ночь. Однако плохое предчувствие буквально за уши тянет его и заставляет встать с кровати и искать девушку.       — Черт, так холодно, что мне даже вставать не хочется… Но это предчувствие не покидает меня… Говорит, что я должен это сделать… Вдруг Ракель нужна моя помощь…       Терренс сопротивляется еще несколько секунд, совсем не желая вставать с кровати, когда в доме так холодно. Однако его тревога за Ракель все-таки берут реванш и заставляют подняться на ноги. Мужчина резко выдыхает, лениво вылезает из кровати, надевает тапки и покидает комнату, слегка прикрыв дверь, которая, впрочем, открывается сама спустя какое-то время. Мужчина медленным, осторожным шагом проходит по коридору, внимательно осматривается вокруг и видит, что комнаты служанок закрыты, а свет в них не горит, стараясь быть очень тихим, чтобы никого не разбудить. Терренс идет дальше, подходит к перилам, опирается на них руками и осматривает весь первый этаж, вид на который открывается с того места, где он стоит. Мужчина сразу замечает, что в кухне горит свет и, будучи уверенным, что Ракель может быть там, сразу же решает идти туда.       Терренс быстро спускается вниз по лестнице, еще окидывает взглядом всю гостиную после того, как включает в ней свет с помощью выключателя, и направляется на кухню, где сейчас горит свет. Немного неуверенно зайдя туда, мужчина поначалу никого не замечает, но резко бросает взгляд на пол, когда понимает, что едва не поранил ногу чем-то острым. Он видит несколько мелких осколков, которые отлетели после того, как стакан разбился, и задается вопросом, как такое могло произойти. Но так и не найдя ответ, МакКлайф-старший решает собрать эти стеклянные кусочки, чтобы никто не поранился, и проходит дальше в кухню, чтобы найти совок и веник. На полу Терренс видит сначала разбитый стакан и только потом замечает, что рядом с ним лежит бессознательная Ракель. Мертвецки бледная девушка лежит на полу без каких-либо движений, а ее рука лежит совсем рядом с разбитыми стеклянными осколками.       — Ракель… — тихо произносит Терренс, широко распахивает глаза и мгновенно понимает, как им овладевают паника и тревога. — Ракель!       Терренс мгновенно подбегает к Ракель, падает перед ней на колени без страха пораниться осколками и осторожно переворачивает тело бессознательной девушки.       — Черт, Ракель, ты слышишь меня? — взволнованно тараторит Терренс, обхватывает мертвенно-бледное лицо Ракель и растирает щеки. — Ракель! Ракель, очнись!       Терренс быстро убирает некоторые пряди волос с лица Ракель и нежно гладит ее по голове, свободной рукой придерживая за подбородок.       — Милая, ответь мне! — отчаянно умоляет Терренс. — Открой глаза! Ракель! Слышишь меня?       Терренс приподнимает голову Ракель, начинает придерживать ее рукой на весу на изгибе руки и пытается привести ее в чувство, несильно хлопая по бледным щекам.       — Нет-нет, не пугай меня, прошу тебя… — с тяжелым дыханием дрожащим голосом умоляет Терренс и нежно гладит Ракель по щеке. — Скажи что-нибудь! Ну же!       После еще пары попыток привести ее в чувства Терренс прижимает голову бессознательной Ракель к своей груди и гладит ее свободной рукой, присмотревшись к ее лицу получше и ужаснувшись от того, насколько оно бледное.       — Ох, черт, она такая бледная и холодная… — еще более дрожащим голосом произносит Терренс и аккуратно подтирает слезы под закрытыми глазами Ракель. — Да еще и вся в слезах…       Терренс дрожащей рукой проверяет пульс на шее и запястье Ракель и реакцию ее зрачков на свет.       — Черт, пульс плохо прощупывается, а зрачки реагируют очень плохо… — тихо ужасается Терренс и проверяет то, как дышит Ракель, приподняв ее голову и наклонившись к ее лицу. — Едва дышит… Твою мать…       Терренс поначалу теряется и не знает, что ему делать, позволяя своим эмоциям овладеть им и приходя в ужас, пока он видит мертвенно-бледное лицо Ракель и на весу придерживает и прижимает к себе ее обмякшее тело.       — Пожалуйста, Ракель, очнись, — с жалостью во взгляде умоляет Терренс, убирает некоторые пряди волос с лица Ракель, чья голова прижимается к его груди, и еще пару раз легонько хлопает ее по щекам. — Пожалуйста-пожалуйста…       Терренс нежно целует Ракель в лоб, на две-три секунды утыкается носом в изгиб ее шеи.       — Девочка моя… — сильно дрожащим голосом произносит Терренс и гладит Ракель по щеке, с жалостью во взгляде смотря на ее бледное лицо, не выражающее никаких эмоций. — Не пугай меня так…       Так или иначе Терренсу все-таки удается собраться с мыслями, и он решает отнести бессознательную Ракель в гостиную и привести в чувства с помощью нашатыря. Однако как только мужчина собирается взять девушку на руки, он слышит, как она сначала тихо, мучительно стонет, а потом, слегка морщась, медленно прикладывает руку ко лбу и начинает понемногу шевелить руками и ногами.       — Ракель? — тихо произносит Терренс, прикладывает ладонь к щеке Ракель и хлопает по ней, умоляюще смотря на девушку, которую придерживает на весу. — Ракель, ты слышишь меня? Скажи хоть слово! Посмотри на меня!       Несколько секунд нужно Ракель, чтобы найти силы на то, чтобы приоткрыть глаза и осмотреть все вокруг, немного тяжело дыша и совсем не понимая, что произошло, и где она находится. Лишь чуть позже девушка медленно переводит взгляд на Терренса и не очень четко видит его встревоженное лицо, борясь с жуткой слабостью и чувством легкого головокружения.       — Терренс… — очень тихо произносит Ракель.       — Боже, Ракель… — с облегчением произносит Терренс, с довольно тяжелым дыханием прижимает голову Ракель поближе к своей груди и целует ее в макушку. — С тобой все хорошо… Слава богу…       Терренс нежно гладит Ракель по щеке, пока та непонимающе смотрит на него и все, что ее окружает.       — Ты реально напугала меня, — добавляет Терренс. — Я чуть с ума не сошел!       — Ох… — тихо стонет Ракель и на пару секунд прикрывает глаза, медленно выдыхая. — А что со мной произошло?       — Ты упала в обморок. Я нашел тебя здесь, лежащую на полу без сознания.       — Ты… Пришел сюда?       — Да, я проснулся из-за плохого предчувствия, увидел, что тебя нет, пошел на кухню и нашел здесь. Ты лежала на полу и не двигалась.       — Ох… — Ракель с тихим стоном прикладывает руку ко лбу, пока Терренс нежно гладит ее по голове. — Мне плохо… Голова кружится…       — Все хорошо, милая, дыши глубже. — Терренс прижимает Ракель к себе и целует ее в висок. — Все хорошо…       Ракель ничего не говорит и снова издает тихий стон, взяв Терренса за запястье руки, которой он гладит ее по голове или щеке, и носом утыкается в его грудь.       — Черт, ну и напугала же ты меня… — резко выдыхает Терренс. — Прихожу сюда, а ты лежишь здесь бледная и не двигаешься… На мгновение даже подумал, что ты была мертва. Мне стало дурно от одной только мысли!       Слово «мертва» помогает Ракель резко все вспомнить и широко распахнуть глаза. Если до этого девушка чувствовала слабость и абсолютное спокойствие, то сейчас ею овладевают волнение, страх и тревога.       — Мертва… — с ошарашенными глазами произносит Ракель. — Мертва…       — Я бы этого не вынес, — мягким, тихим голосом отвечает Терренс и нежно целует Ракель в висок. — Ты же знаешь, что без тебя моя жизнь не будет иметь смысла.       — Постой, но… — Ракель медленно переводит свой потрясенный взгляд на Терренса. — Но ты ведь умер…       — Что? — вопросительно посмотрев на Ракель, широко раскрывает глаза Терренс. — Я умер?       — Тебя ведь убили… Как ты можешь быть живым? Это… Этого не может быть…       — Боже, Ракель, о чем ты говоришь? Кто тебе такое сказал?       — Я видела! — издает тихий всхлип Ракель. — ВИДЕЛА!       — Эй, тише-тише. — Терренс нежно гладит Ракель по голове и целует в лоб. — Не кричи… А то сейчас все проснутся…       — Ты умер… — тихим, дрожащим голосом отвечает Ракель, пока к ее глазам подступают слезы, а она сама начинает очень часто и громко дышать. — У меня на руках… Я видела… Ты умер… Я потеряла тебя…       — С чего ты это взяла, глупышка? Я же с тобой! Вот я!       — Нет-нет, это неправда! — Ракель резко принимает сидячее положение и немного отстраняется от Терренса, на которого она смотрит широко распахнутыми глазами. — Ты не Терренс! Нет! Терренс мертв. Я это видела! Видела!       — Ракель, ты чего? — приходит в недоумение Терренс. — Это я, Терренс! Живой и здоровый!       — Это было ужасно! — со слезами дрожащим голосом громко говорит Ракель, перестав сдерживать слезы и начав рыдать с пониманием того, что ею овладевает чувство тревоги, страха и паники. — Все тело… Оно было в крови… Она лилась ото всюду… Даже изо рта… А глаза… Они… Они были неживые… Мертвые…       — Ракель, прошу тебя, успокойся, — мягко говорит Терренс, крепко обнимает горько плачущую и тяжело дышащую Ракель и гладит ее по голове. — Я не умер. Со мной все хорошо, я жив и здоров и нахожусь рядом с тобой.       — Я не хочу жить… Не хочу жить без своего любимого человека… Не хочу… Он – смысл моей жизни… А его у меня отняли!       — Тише, девочка моя, тише. — Терренс берет лицо Ракель в руки и нежно целует ее в лоб, пока та продолжает горько плакать и сильно дрожать. — Тс-с-с… Все хорошо.       — Этого не может быть… — Ракель резко отстраняется от Терренса и закрывает свое бледное лицо руками. — Это неправда! Неправда!       — Конечно, неправда! Потому что я здесь, перед тобой!       — Ты не Терренс… Ты не он… Терренс умер… Умер у меня на руках… Истекал кровью… Попрощался со мной… И умер… Покинул меня раз и навсегда…       — Ты не понимаешь, что говоришь, солнце мое. — Терренс мягко берет Ракель за плечи, уверенно смотря в ее заплаканные глаза. — Посмотри, вот он я! Я здесь! Живой и невредимый!       — Терренс мертв… Мертв… Я потеряла его… Потеряла…       Ракель начинает довольно тяжело и часто дышать, чувствовать жуткую слабость, сильное головокружение и быстрое сердцебиение и понимать, что она слышит все так, словно ей в уши вставили беруши. А из-за нехватки воздуха, чувства, что что-то сильно давит в груди, и мысли, что она вот-вот потеряет сознание, девушка начинает так или иначе паниковать.       — Эй, Ракель! — взволнованно тараторит Терренс и начинает несильно хлопать Ракель по щеке, испуганно смотря на нее. — Только не падай в обморок! Не теряй сознание! Слышишь меня? Оставайся со мной! Посмотри! Посмотри на меня!       Терренс приподнимает лицо Ракель и заставляет ее посмотреть на него, хотя она все равно продолжает смотреть в пустоту своим мертвым взглядом и буквально задыхается от чувства, что ей не хватает воздуха.       — Все хорошо, дорогая, все хорошо, — мягко глядя Ракель по щеке, спокойно говорит Терренс. — Никто не умер… Все живы и здоровы… Я рядом… Все хорошо… Все хорошо…       Ракель слышит практически все слова Терренса будто сквозь какую-то глухую стену. И как бы усиленно девушка ни сопротивлялась приближающейся потери сознания, она все равно понимает, что вот-вот провалится в бесконечную темноту.       — Не падай в обморок, слышишь! — взволнованно тараторит Терренс, легонько хлопая Ракель по щеке и приобняв ее за плечи свободной рукой. — Оставайся в сознании! Держись! Дыши глубже…       — Я хочу умереть… — со слезами на глазах с трудом произносит Ракель. — Не хочу жить… Без него…       Через несколько секунд Ракель с мучительным стоном откидывает голову назад и перестает контролировать свое тело, которое резко обмякает, и которое Терренс успевает подхватить как раз вовремя.       — Ракель, нет! — с широко распахнутыми глазами громко ужасается Терренс и пару раз легонько хлопает Ракель по щеке. — Очнись! Ракель! Ракель!       Однако Ракель никак не реагирует на эти действия и уже находится без сознания, выглядя очень бледной и холодной и, казалось бы, едва дыша. Несмотря на вынужденное волнение, этот раз Терренс выглядит более собранным и находит силы довольно быстро взять себя в руки, хотя по-прежнему обескуражен тем, как вела себя девушка до того, как упала в обморок во второй раз.       — Ох, девочка моя… — качает головой Терренс. — Что же тебя так напугало, что ты говоришь, будто я умер, и затем теряешь сознание? Бедная моя малышка…       Терренс мягко гладит Ракель по голове и целует ее в висок. После чего он поднимается на ноги, берет бессознательную девушку на руки и относит в гостиную. Мужчина осторожно укладывает ее обмякшее тело на диван, гладит по бледным щекам и быстрым шагом идет в кухню. Там он находит пузырек с нашатырным спиртом и наливает чистой воды в высокий стеклянный стакан. Терренс пулей возвращается в гостиную, садится на край дивана рядом с бессознательной Ракель, поворачивает ее голову к себе, слегка приподнимает ее и дает ей понюхать содержимое раскрытого пузырька после того, как ставит стакан на столик.       — Давай же, давай… — спустя несколько секунд взволнованно шепчет Терренс, держа пузырек с нашатырем на некотором расстоянии от носа Ракель. — Очнись… Давай же…       Однако еще через несколько секунд Ракель глубоко вдыхает и отворачивает голову от пузырька, который ей под нос сует Терренс. Затем она потихоньку начинает медленно шевелить всем телом и издает пару тихих стонов. Немного позже мужчина подкладывает руку под спину девушки и приподнимает ее, чтобы позволить ей выпить немного воды из стакана, который он ей протягивает. Выпив совсем немного, она снова принимает лежачее положение и с еще одним стоном прикладывает одну руку ко лбу, пока МакКлайф-старший держит другую и мягко поглаживает ее обеими теплыми ладонями.       — Тс-с-с-с, успокойся, дорогая, все хорошо, — мягко говорит Терренс. — Я с тобой. Тебе нечего беспокоиться.       — Где я? — хриплым тихим голосом спрашивает Ракель, с прикрытыми глазами проводя рукой по лицу. — Что произошло?       — Ты снова упала в обморок.       — Снова? — Ракель переводит немного нечеткий взгляд на Терренса, понимая, что у нее кружится голова. — Что значит «снова»?       — Ты дважды теряла сознание, — спокойно отвечает Терренс и мягко гладит Ракель по голове.       — Дважды?       — Разве ты не помнишь?       — Нет… — тихо произносит Ракель, покачав головой. — Последнее, что я помню, – это… То, как я кое-как дошла до кухни… Мне уже было не очень хорошо… Потом я взяла стакан и хотела подойти к кувшину с водой. Но затем у меня сильно закружилась голова… Появилась жуткая слабость… Стало не хватать воздуха… И… Я провалилась в темноту…       — И больше ничего?       — Нет… Но кажется, я слышала грохот… Стакан… Я… Я выронила его из рук… И… Разбила…       — Ты могла разбудить меня и сказать, что тебе плохо, а не идти на кухню самой, — мягко говорит Терренс, погладив плечо Ракель. — Я бы сделал все, что нужно.       — Я не хотела будить тебя… Да и я просто хотела сходить на кухню выпить воды. Я не думала, что потеряю сознание.       — Я бы сам принес тебе воды. Зачем нужно было куда-то идти, когда тебе уже было плохо? А если бы я не проснулся? Ты бы так и пролежала на полу без сознания черт знает сколько времени!       — Извини…       — Знаешь, как здорово я перепугался, когда увидел тебя в таком состоянии! — Терренс мягко гладит Ракель по щеке и убирает кое-какие пряди с ее лица. — Ты была полуживой и едва дышала! Я успел перебрать кучу самых худших предположений! И в первые несколько секунд вообще позабыл обо всем, что нужно было делать.       — Прости, милый, я не хотела пугать тебя. — Ракель с легкой улыбкой гладит Терренса по щеке. — Мне правда очень жаль.       — Но почему ты упала в обморок? — недоумевает Терренс, пока его рука лежит на животе Ракель. — Может, стоит сходить ко врачу?       — Нет-нет, не надо… Просто я… Э-э-э…       — Ты чего-то испугалась? Настолько сильно, что говорила странные вещи перед тем, как потеряла сознание во второй раз?       — Разве я что-то говорила? — округляет глаза Ракель.       — Да. — Терренс берет Ракель за руки и гладит ее запястье. — Ты говорила, что-то о моей смерти. Что я умер, что меня убили… Что я не Терренс… Что Терренс мертв…       Ракель слегка приоткрывает рот, чтобы попытаться что-то сказать, но молчит пару секунд, еще больше округляет ошарашенные глаза и качает головой.       — Э-э-э… — тихо произносит Ракель.       — Я знаю, что ты ничего не понимала и поэтому несла какой-то бред, но поверь, тебе нечего бояться.       — Н-н-но это не бред… Не бред… Это правда!       — Послушай, Ракель…       — Я не помню, как говорила все это, и когда потеряла сознание во второй раз, но те слова не были бредом, — издает тихий всхлип Ракель. — Клянусь! Это правда!       — Тише-тише, милая, тише, — мягко, тихо говорит Терренс, видя, что Ракель снова начинает паниковать, трястись и плакать, и одновременно гладит девушку по голове и щеке. — Все хорошо, радость моя. Все хорошо.       — Я могла потерять тебя… — дрожащим голосом отвечает Ракель, с жалостью в мокром взгляде смотря на Терренса. — Это было ужасно… Ужасно…       — Нет-нет, Ракель, не надо нервничать. — Терренс прикладывает ладонь к грудной клетке Ракель, чувствуя, как сильно бьется ее сердце. — Я не хочу, чтобы ты и в третий раз потеряла сознание.       — Все это казалось таким реальным… Я думала, ты и правда умер у меня на руках…       — Никто меня не убивал, дорогая. Смотри, я сижу перед тобой живой и невредимый. С чего ты решила, что я умер?       — Мне приснился кошмар, Терренс! — взволнованно и громко признается Ракель и издает пару громких всхлипов. — Кошмар, в котором тебя убили!       — Кошмар?       — В нем в тебя выстрелили из пистолета, и ты умер.       — Боже, девочка моя, о чем ты говоришь?       — Я не придумываю, любимый. Тебя убили в моем кошмаре… — Ракель замолкает на пару секунд и качает головой. — Тебя убил… Саймон… Саймон Р-ригнер…       — Что? — округляет глаза Терренс. — Саймон? Рингер?       — Да… Он убил тебя у меня на глазах.       — Но, Ракель…       — Это произошло в каком-то лесу… Правда там были только ты, он и я… Никаких полицейских… То есть… Сначала там никого не было… А потом… А потом появились еще некоторые люди…       — Какие еще люди?       — Твой дядя… Майкл МакКлайф…       — Майкл? Дядя Майкл?       — А еще Юджин Уэйнрайт… Тот самый, который едва не изнасиловал Наталию… И… — Ракель издает тихий всхлип. — И… Элеанор… Элеанор Вудхам… Которая мстила моей тете Алисии за убийство ее отца… Но умерла…       — О, боже мой… — ужасается Терренс.       — Они подбадривали Саймона… Говорили, что он должен убить меня и тебя… Они мечтали увидеть нас мертвыми…       — Ну и дела… — качает головой Терренс.       — Саймон долго угрожал мне и хотел изнасиловать… — со слезами на глазах очень тихим дрожащим голосом говорит Ракель. — Он… Он думал, что я – Элизабет… Принимал меня за мою маму… Говорил, что она якобы вернулась к нему… И вместе с этим… Целился пистолетом то в меня, то в тебя… Рингер грозился убить тебя…       — Что-то похожее происходило и на той встрече.       — Да, но в моем кошмаре никто не мог нам помочь… — качает головой Ракель, плача тихо, но безудержно и практически не сводя взгляда с потрясенного Терренса, который гладит ее по щеке своей нежной теплой ладонью. — Саймон давал намеки, что хочет изнасиловать меня… Принимал меня за мою маму… А я кричала и вырывалась… Умоляла тебя о помощи… Поначалу ты стоял словно каменный на одном месте и никак не реагировал. Но потом вдруг оттащил Рингера от меня и избил его…       Ракель на секунду зажмуривает глаза и еще сильнее начинает дрожать от ужаса, что она все еще испытывает.       — Мы хотели уйти, но Саймон не дал нам уйти и начал снова угрожать пистолетом… А Майкл, Элеанор и Юджин подбадривали его… Но для них и тебя я была Ракель, а для него – Элизабет.       — Ты ведь очень похожа на свою маму, — задумчиво говорит Терренс. — И он говорил, и я видел фотографии этой женщины в твоем возрасте.       — Верно… А тебя он принимал за Джексона, за моего отца… — Ракель замолкает на секунду и качает головой. — Говорил, что ты украл Элизабет у него… Что она будет только лишь с ним…       — Я был для него твоим отцом, а для дяди, Уэйнрайта и Элеанор – Терренсом?       — Да… Саймон требовал, чтобы ты отпустил меня… Говорил, что если я откажусь быть с ним, то мы оба умрем… И я отказалась… И ты заявил, что не отдашь… Ну а когда он это понял, то решил выстрелить в меня… Навел пистолет на меня и собирался убить… — Ракель начинает задыхаться от собственных слез, чувствуя, как сильно напряжено ее тело. — Но ты закрыл меня собой и…       Ракель на секунду закрывает лицо руками и издает пару всхлипов.       — Он выстрелил в тебя… — отчаянно добавляет Ракель. — Выстрелил прямо в сердце! Пока все радовались и ждали твоей смерти, ты истекал кровью у меня на руках и задыхался ею… Ее было очень много… Я никогда в жизни не видела сколько крови, сколько в тот момент…       — Ракель…       — Это было ужасно… Я умоляла тебя держаться, но ты говорил, что твое время пришло, и твоя смерть близка. И… Перед смертью ты… Ты просил у меня прощения… За то, что бросил меня… Я поцеловала тебя, а потом… Потом ты сказал, что любишь меня и… Умер! Умер, Терренс! Прямо у меня на руках! Твои глаза… Они смотрели на меня… Твои стеклянные глаза не двигались и ничего не выражали… Я ничего не могла сделать! Только лишь проклинать Саймона и ненавидеть тех, кто громко смеялся.       Не сдерживая своих слез и истерику и довольно громко и тяжело дыша, Ракель прикрывает рот рукой.       — А расквитавшись с тобой, они принялись за меня… — дрожащим голосом продолжает говорить Ракель. — Все… Я пыталась убежать, но не могла… Уэйнрайт лапал меня везде… Майкл тоже мечтал оттрахать меня… Элеанор воткнула в меня нож… А Саймон… Саймон грозился убить… И… В какой-то момент… Достал… Достал бензопилу и хотел порезать меня на части… Я проснулась как раз тогда, когда он поднес ее к моей шее… Едва сдержалась, чтобы не закричать…       Ракель медленно проводит руками по своему заплаканному лицу.       — Это было ужасно, Терренс, — издает громкий всхлип Ракель. — Я думала, что умру от страха… От мысли, что… Что осталась одна… Что потеряла тебя… Я до сих пор не могу прийти в себя от этого кошмара… Он был таким реальным… Слишком реальным… Это было ужасно… Я… Я не могу…       Ракель медленно принимает сидячее положение, поворачивается лицом к спинке дивана, утыкается в нее носом и зарывает лицо в руках, безутешно рыдая и снова и снова с ужасом вспоминая весь свой ночной кошмар, который она явно нескоро забудет. Терренс несколько секунд обдумывает все, что только что услышал, немного занервничав и обхватив горло рукой с мыслью, что ему нечем дышать из-за волнения, а сердце стучит в разы быстрее. Мужчина не может ничего сказать, а лишь смотрит ошарашенными глазами на горько плачущую и сильно трясущуюся Ракель. Но потом он все же берет себя в руки с мыслью, что должен сделать все возможное, чтобы успокоить девушку.       — Ох, Ракель, моя маленькая девочка… — с жалостью во взгляде произносит Терренс, приобнимает Ракель за плечи, со спины прижимается к ней поближе и нежно гладит по голове. — Поверить не могу, что тебе приснились такие ужасные вещи…       Терренс целует Ракель в макушку и мягко гладит по спине, в какой-то момент положив одну руку ей на колено.       — Все хорошо, малышка, все хорошо… — мягко успокаивает Терренс. — Это всего лишь сон… Все хорошо. Я здесь, рядом с тобой… Живой и невредимый…       — Боже… — дрожащим голосом произносит Ракель, медленно разворачивается к Терренсу, шмыгает носом и смотрит на него красными глазами, полные слез. — Ты даже представить себе не можешь, как сильно я перепугалась. Все было настолько реальным, что мне казалось, будто это происходит на самом деле. Я… Я была на каком-то адреналине. А увидев тебя рядом с собой… Почувствовала облегчение… Резкую слабость…       — Я прекрасно понимаю твои чувства, Ракель. Но прошу тебя, не надо воспринимать все это так близко к сердцу. Это всего лишь ужасный ночной кошмар.       — Но он был ужасный! Я еще долго не смогу его забыть!       — Не плачь, милая, я рядом. — Терренс гладит Ракель по голове и щеке и нежно целует ее в лоб, придерживая за затылок. — Поверь, я бы чувствовал то же самое, если бы мне приснилась твоя гибель. Ты прекрасно знаешь, что я боюсь потерять тебя больше всего на свете.       — Не могу поверить… Я видела смерть… Твою смерть…       — Все хорошо. Мы все живы и здоровы, а Саймон уже давно получил все, что заслужил. Дядя Майкл тоже давно сидит за решеткой. Уэйнрайт – тоже. А Элеанор Вудхам вообще мертва.       — Я знаю… Но… — Ракель тихо шмыгает носом. — Я не могу… Это все было слишком реально…       — Черт, неужели ты до сих пор думаешь об этих людях, раз начинаешь видеть их в своих кошмарах? Думаешь о том, какую свинью тебе подложил Рингер? Как дядя Майкл едва не прикончил всю мою семью? Как Уэйнрайт издевался над твоей подругой? И решила вспомнить, как Элеанор гонялась за Алисией?       — Нет, я вообще не думала об этом, — качает головой Ракель. — Уже давно…       — Может, ты просто чего-то боишься? Переживаешь?       — Конечно, переживаю! У нас же сейчас такая трудная ситуация!       — А может, есть что-то еще? А, милая? Ты уже давно какая-то странная! Сколько бы я ни пытался узнать, что с тобой происходит, ты всегда говоришь, что все хорошо.       — Нет… — неуверенно произносит Ракель, пока ее глаза нервно бегают из стороны в сторону, а она, нервно перебирая пальцы, резко отводит взгляд в сторону и вытирает слезы с лица. — Нет… Все хорошо… Правда…       — Нет, Ракель, это не так. Я точно знаю, что есть что-то, что ты не хочешь мне рассказывать.       — Я… Я бы рассказала, если бы… Если бы что-то произошло…       — Не в этот раз. В этот раз ты что-то от меня скрываешь.       — Я просто переживаю из-за происходящего. Вот и все.       — Да, но извини меня, нельзя переживать настолько сильно! Чтобы видеть кошмары и по ночам падать в обмороки. Наши проблемы не настолько шокирующие, чтобы так остро реагировать на них. Ситуация сложная – не отрицаю. Но это неправильно!       — Но я же не все время падаю в обморок. Я просто до смерти перепугалась из-за кошмара, в котором ты умер у меня на руках. Вот и причина!       — Ты и так медленно изводишь себя. Хотя и никому не говоришь. Сейчас видишь кошмары и падаешь в обмороки, а завтра что? Начнешь голодать? Резать себя? Наглотаешься таблеток или выпрыгнешь из окна? Мы что, все станем свидетелями повторения случаев с Наталией или Питером?       — Нет, я не собираюсь это делать!       — Если ты и дальше продолжишь себя изводить, все может закончиться именно этим.       Ракель ничего не говорит и лишь склоняет голову, все еще продолжая тихонько плакать и трястись от страха и холода.       — Пожалуйста, Ракель, прекрати губить себя и заставлять меня переживать за тебя, — с жалостью во взгляде умоляет Терренс и мягко берет лицо Ракель в руки. — Мне больно смотреть на тебя в таком состоянии. Я до смерти боюсь, что у тебя может появиться желание причинить себе вред или покончить с собой. Как будто что-то медленно убивает тебя и забирает все твои хорошие эмоции.       — Ты напрасно переживаешь, Терренс, — дрожащим голосом неуверенно отвечает Ракель. — И придумываешь себе бог знает что.       — Прошу, скажи мне чего ты боишься, и как я могу помочь тебе. Откройся мне и расскажи о том, что травит твою душу. Я – твой жених. Мы – близкие друг другу люди. Что бы это ни было, я обещаю, что поддержу тебя и сделаю все, чтобы помочь тебе.       — Я знаю…       — Клянусь, я не брошу тебя. Вон из кожи полезу, чтобы сделать что-то, что поможет решить твою проблему.       Ракель смотрит на Терренса так, будто чувствует какую-то вину перед ним. Она вроде бы хочет излить ему свою душу, но боится, что он не поймет ее, осудит или даже бросит. Но понимая, что мужчина может не отстать от нее, девушка решает признаться ему в том, что чувствует что-то не очень хорошее из-за того кошмара, который ей приснился.       — У меня нехорошее предчувствие, Терренс, — с испугом в глазах признается Ракель. — Я боюсь за тебя…       — Боже, Ракель, что ты такое говоришь, — качает головой Терренс.       — Это знак. Знак, что с тобой может случиться что-то ужасное, если ты не будешь осторожнее. Я не знаю, что именно, но что-то может плохо для тебя кончиться.       — Дорогая…       — Все это произошло по причине. — Ракель тихо шмыгает носом. — Это знак. Мой сон – предвестник чего-то ужасного. И я уверена, что очень скоро должно случиться что-то плохое.       Зная, как много раз предчувствия Ракель оказывались верными, Терренс и сам начинает немного нервничать и думать о самом худшем, чувствуя, что ему тяжеловато дышать, и будучи все больше одержим чувством тревоги и мыслью, что сон девушки – некий знак. Предвестник какой-то беды… Впрочем, мужчина, видя плачевное состояние своей невесты, решает сделать вид, что она зря переживает.       — Ракель, прошу тебя, перестань так говорить, — спокойно говорит Терренс, берет лицо Ракель в руки, приподнимает его и уверенно смотрит в мокрые и красные глаза девушки. — Это всего лишь плохой сон. Он ничего не означает. Тебе может присниться что угодно. Такая белиберда, что диву будешь даваться.       — Ты мне не веришь? — удивляется Ракель и тихо шмыгает носом. — Не веришь, что я предчувствую что-то плохое?       — Твои опасения – следствие шока. Ты слишком сильно перенервничала.       — Пожалуйста, Терренс, поверь мне! — с жалостью во взгляде умоляет Ракель.       — Все хорошо, милая, не надо придумывать себе всякие страшили и думать, что меня кто-нибудь подстрелит.       — Не только подстрелить! Может случиться что угодно! Я могу в любой момент потерять тебя, если ты не будешь осторожен.       — Ну и от кого мне следует ждать подобного? — медленно выдыхает Терренс. — Уэйнрайт или дядя Майкл сбегут из тюрьмы? Или Элеанор восстанет из мертвых?       — Не знаю, дорогой, но ты должен быть очень осторожен. — Ракель нежно гладит Терренса по щеке, жалостливо смотря на него со слезами на глазах. — Вспомни, сколько раз я была права, когда у меня было какое-то предчувствие. И ты никогда не прислушивался ко мне! Я же столько раз говорила, что всегда умела предчувствовать что-то плохое! Совсем как моя мама.       — Знаю, но если тебе приснился кошмар, это не означает, что должно случиться что-то подобное. Сновидения – это глупость! Я никогда не поверю, что они могут дать какие-то знаки. Это все сказки.       — Вот ты мне не веришь, а я знаю, что должно случиться что-то плохое, — издает тихий всхлип Ракель. — Что-то, из-за чего я могу потерять тебя. Я пытаюсь спасти тебя от беды, но ты не веришь мне. Думаешь, что я брежу. Схожу с ума! Все себе придумываю! Хотя это правда! Я хочу спасти тебя, но ты смотришь на меня как на сумасшедшую. И не хочешь прислушаться ко мне.       Ракель сгибается пополам, все также горько плача и будучи не в силах избавиться от сильного напряжения, из-за которого все ее тело дрожит. Терренс же смотрит на нее жалостным взглядом, качает головой и гладит ее по спине, прекрасно понимая, что она права, но не решаясь говорить об этом из-за желания успокоить взволнованную девушку.       — Пожалуйста, милая, постарайся успокоиться, — мягко просит Терренс и кладет руку на колено Ракель. — Ты делаешь мне больно… Я не могу смотреть на тебя в таком состоянии.       — Прошу, не говори, что мои предчувствия бредовые, — с жалостью во взгляде умоляет Ракель. — Вот увидишь, ты вспомнишь мои слова, когда поймешь, где тебя будет ждать опасность. Когда ты не должен делать ту или иную вещь.       — Просто не думай об этом. Если будешь накручивать себя и вбивать в голову подобные мысли, что-то точно случится.       Ракель ничего не говорит около двух-трех секунд и медленно переводит заплаканный взгляд на Терренса, решая не продолжать эту тему, ибо думает, что будет бесполезно убедить мужчину в ее правоте.       — Мне холодно, очень холодно… — тихим, дрожащим голосом произносит Ракель, пытаясь согреть холодные руки с помощью растирания. — Обними меня…       Терренс без лишних слов обнимает Ракель и крепко прижимает ее к себе, замечая, что она действительно очень холодная и дрожит не только по причине шока.       — О, черт, какая же ты холодная… — тихо говорит Терренс и пытается согреть Ракель, растирая руками ее спину и руки, пока она сама крепко жмется к нему. — Девочка моя…       Терренс нежно гладит Ракель по голове и целует ее в висок, в какой-то момент слегка улыбнувшись, как будто он верит, что позитивный настрой передастся девушке, чья голова покоится у него на груди, а ее руки то гладят, то нежно царапают его спину.       — Ну почему ты так расклеилась? — удивляется Терренс. — Что с тобой происходит? Ты же у меня сильная и храбрая! Вот уже начала падать в обморок из-за ночных кошмаров! Когда ты стала такой чувствительной и уязвимой? Где та дерзкая и решительная девушка, которую я встретил?       — Просто тяжело… — шмыгает носом Ракель. — Очень тяжело…       — Ах, Ракель… — Терренс гладит Ракель по голове и запускает пальцы в ее волосы, перебирая спутанные, распущенные волосы девушки с легкой улыбкой на лице. — Вот вроде ты – взрослая девушка, а вроде еще такой ребенок… Ребенок, о котором хочется заботиться, защищать, обнимать и прижимать к себе. Эдвард часто говорит подобное о Наталии… Он всегда это говорит. Для него эта девушка – тоже малышка, которую хочется защищать от этого мира и заботиться как никто другой. А она будет гораздо впечатлительнее тебя.       — Может, мы с Наталией и малышки, но зато у нас есть те, кто позаботится о нас и защитит от всего плохого, — медленно вырисовывая на груди Терренса какие-то узоры, сквозь слезы скромно улыбается Ракель и тихо шмыгает носом. — Лично я нисколько не сомневаюсь, что всегда могу рассчитывать на тебя.       — Ты всегда будешь под надежным крылом, — с легкой улыбкой говорит Терренс. — Я сделаю все, чтобы ты чувствовала себя будто за каменной стеной и была счастлива. Если ты улыбаешься, то я тоже буду. Потому что для меня счастье – видеть тебя счастливой.       — А для меня счастье – быть рядом с таким потрясающим человеком, как ты. С тем, кто всегда заставляет меня чувствовать себя защищенной, счастливой и любимой.       Терренс улыбается намного шире, смотря Ракель в глаза, заботливо вытирает слезы с ее лица и утыкается носом в ее плечо, пока пальцы девушки копаются в его волосах. Мужчина был абсолютно прав, когда решил, что позитивный настрой поможет ей немного успокоиться, потому что его невесте действительно становится легче. Ради этого МакКлайф-старший даже запретил себе думать о страхах, которые ему внушила девушка, и умело скрывает их под маской, не показывая, что тоже начинает чего-то бояться. А спустя какое-то время Терренс отстраняется от Ракель и мягко гладит ее предплечья, увидев, что она стала гораздо спокойнее и более расслабленной.       — Ну как ты? — проявляет беспокойство Терренс. — Тебе лучше?       — Более-менее, — кивает Ракель и проводит рукой по лицу. — Хотя я все равно не могу отделаться от чувства, что должно случиться что-то плохое.       — Не думай об этом, малыш. — Терренс нежно целует Ракель в щеку, придерживая за затылок. — Все будет хорошо. И не принимай так близко к сердцу все, что тебе снится. То, что тебе приснилось, – ужасно, не отрицаю. Но не надо зацикливаться на этом.       — Как я могу? Ведь дело касается тебя!       — В любом случае я умею за себя постоять.       — Ты можешь не справиться.       — Ну ладно, милая, давай не будем говорить об этом. — Терренс аккуратно подтирает слезы под глазами Ракель. — Лучше пошли спать. Сейчас еще ночь. Почти четыре утра, если я не ошибаюсь.       — Не знаю, смогу ли я уснуть…       — Тебе надо поспать. Сейчас поспишь, а утром должна окончательно прийти в себя.       — Знаю… Но весь сон как рукой сняло…       — Тебе так кажется. Пойдем в комнату и попробуем уснуть. А если не сможешь, я посмотрю, что есть в аптечке и найду что-то, что поможет тебе успокоиться.       — Хорошо… Пошли…       — Да… Только надо собрать осколки стакана, которую ты разбила…       — Ах да, точно… — чешет затылок Ракель и собирается медленно встать с дивана. — Я соберу осколки… А ты пока отправляйся в комнату…       — Нет, не надо! — Терренс резко накрывает рукой ладонь Ракель. — Я сам соберу все! А ты подожди меня здесь. Мы пойдем в комнату вместе, когда я все сделаю.       — Но ведь это я разбила стакан… Я выронила его, когда потеряла сознание…       — Твое здоровье и спокойствие для меня намного важнее.       — Но, Терренс…       — Жди меня здесь. — Терренс кладет руку на колено Ракель. — И не уходи без меня.       — Ох… — медленно выдыхает Ракель. — Ну хорошо… Я подожду здесь…       — Сейчас вернусь, радость моя. Подожди пару минут. Выпей пока немного воды, чтобы стало легче.       Терренс тыльной стороной руки гладит Ракель по щеке с легкой улыбкой на лице, медленно встает с дивана, выключает свет в гостиной и направляется на кухню. Зайдя туда, мужчина останавливается посреди помещения и позволяет себе снять установку забыть о своих страхах и тревогах, с прикрытыми глазами еще раз вспомнив все слова своей невесты. Он начинает заметно нервничать, пока пытается представить себя, умирающим на руках у девушки от ранения в сердце. Чувствует, как все сжимается внутри от мысли о том, она горько плачет и молится о том, чтобы мужчина не оставлял ее. Даже нервно сглатывает и понимает, как у него немного учащается сердцебиение, широко распахнутыми глазами, полные ужаса, окидывая всю кухню.       Несколько секунд Терренс просто стоит посреди кухни и безразличным взглядом смотрит в одну точку, с ужасом думая о тех днях, когда все считали себя подонком. А потом он резко встряхивает головой, проводит руками по лицу, хлопает по щекам и осматривается вокруг, увидев стеклянные осколки от разбитого стакана на полу и вспомнив, что хотел собрать их. Быстро собравшись и резко выдохнув, МакКлайф-старший находит совок и швабру в укромном уголке кухни и начинает собирать осколки стекла, разбросанные по всему помещению, пытаясь не пораниться и не наступить на них. Правда он делает это довольно неторопливо и снова и снова вспоминает разговор с Ракель, не переставая думать о нехорошем предчувствии, что не покидает его. Мужчина не знает, сможет ли он убедить девушку, что ее опасения напрасны. Однако ему точно известно, что выкинуть из головы эти мысли ему будет не так-то просто. Ибо понимает, что опасность и правда может где-то поджидать его, если он сделает неверный шаг…       Тем не менее за несколько минут Терренс все-таки собирает все осколки от стакана и проверяет все поверхности, миски, подносы и прочие емкости, дабы убедиться, что никто не поранится. После чего он собирает все осколки в черный пакет для мусора, сворачивает его, выходит на улицу через черный ход, расположенный рядом с кухней, и выбрасывает все в мусорный бак. Мужчина не спешит возвращаться в дом и решает немного постоять на улице и подышать свежим воздухом, которого ему явно не хватает, замечая, что кругом очень тихо и пусто, уличные фонари горят на всей территории, на которой расположен его дом и несколько больших особняков, а во всех домах свет уже давно погашен. Только лишь лай собак и еще какие-то звуки могут нарушить эту гробовую тишину. Мужчине все равно, что на улице сейчас немного прохладно, и он продолжает стоять недалеко от входа в дом в одной лишь простой футболке, штанах на резинке и домашних тапочках.       Какое-то время Терренс стоит на улице, осматривается вокруг и поднимает взгляд к небу, на котором он замечает красивую россыпь из звезд разного размера, что могут быть очень яркими или слишком блеклыми. Глядя на них, мужчина слегка улыбается и переводит взгляд вдаль, почувствовав себя немного лучше, пока прохладный ветер приятно обдувает его лицо, легкие наполняются свежим воздухом, а разум становится более чистым. Но через некоторое время МакКлайф-старший все-таки решает вернуться в дом, поскольку начинает потихоньку замерзать. Скрестив руки на груди, он медленным шагом заходит на кухню через тот же черный ход и закрывает за собой дверь. Но не спешит идти в гостиную. Мужчина решает промочить горло, взяв чистый стакан из небольшого шкафчика, налив немного воды и залпом выпив ее. После чего он ополаскивает стакан под струей теплой воды, кладет его на место и все-таки решает покинуть кухню.       Терренс выключает свет и направляется в ванную комнату, чтобы умыться. Он открывает дверь, заходит в ванную, включает в ней свет, подходит к крану, включает теплую воду и быстро ополаскивает лицо, в какой-то момент оперевшись руками о раковину и вглядываясь в свое сонное, немного измученное лицо. У него всегда был немного бледноватый оттенок кожи. Даже солнечные лучи не помогает ему выглядеть более загорелым. Из-за этого его густые черные взъерошенные волосы сильно контрастируют на фоне кожи и голубых сонных глаз… По лицу и шее медленно стекают капли воды, а серая футболка уже немного намокла. Впрочем, его это не слишком сильно заботит… Он лишь продолжает молча смотреть на свое собственное отражение, уж точно не думая и том, что никто не может с ним сравниться.       Еще немного простояв здесь, Терренс все-таки выключает воду, покидает ванную, выключает свет и закрывает за собой дверь. И теперь-то он решает вернуться в гостиную, чтобы вместе с Ракель отправиться в их комнату и лечь спать. Правда когда он приходит в гостиную и собирается подойти к дивану, то видит, что она лежит на диване. Голова девушки чуть повернута на бок и лежит на подлокотнике дивана. Ее плечо оголено из-за того, что рукав ее шелкового халата спал с него. Одна рука лежит у нее на животе, а вторая – вытянута и расслаблена. Ну а слегка взъерошенные волосы спадает с плеч. На ее щеках все еще есть дорожки от слез, ресницы едва заметно дергаются, а бледное, измученное лицо кажется спокойным и умиротворенным. Терренс подходит к Ракель и проверяет, не потеряла ли она сознание. Вскоре он слышит ее тихое дыхание и видит, что женская грудь поднимается и опускается в зависимости от того, как она дышит. Это успокаивает мужчину, и он понимает, что девушка просто спит, так и не дождавшись его возвращения. Мужчина опускается на корточки рядом с ней и с сочувствием смотрит на нее, в какой-то момент нежно погладив по щеке и убрав те слезы, которые остались у нее на лице. А когда он гладит ее по голове, то снова поднимается на ноги.       Терренс осторожно берет спящую Ракель на руки таким образом, что ее голова лежит у него плече, а руки согнуты и сложены перед ней, и направляется к лестнице. Мужчина быстро поднимается на второй этаж, доходит до своей комнаты, дверь которой в какой-то момент приоткрыл сквозняк, заходит в нее и осторожно кладет девушку на кровать, заметив, как она в какой-то момент что-то тихо мычит и слегка морщится. Он хочет накрыть ее одеялом, чтобы ей не было холодно, но бросает взгляд на ее шелковый халат. После чего развязывает пояс на талии девушки, подкладывает руку под ее спину, осторожно приподнимает и снимает с нее этот предмет одежды, который кладет туда, куда она обычно его кладет. А уже потом МакКлайф-старший снимает с нее ее тапочки, укладывает свою невесту так, чтобы ей было удобно, и накрывает ее одеялом. Далее он присаживается на кровать, гладит по голове и проводит рукой по ее мягким волосам, слегка улыбнувшись от мысли, что во сне она кажется очень милой и нежной.       — Ты – лучшее, что есть у меня в жизни, — шепчет Терренс. — Никогда не перестану говорить, что сделаю все для того, чтобы ты была счастлива.       Терренс слегка улыбается и, нежно смотря на Ракель, аккуратно убирает в сторону некоторые ее пряди волос.       — Я люблю тебя, милая, — шепотом добавляет Терренс. — Всегда буду любить.       Через пару секунд Терренс медленно наклоняется к Ракель, оставляет короткий поцелуй на ее губах, отстраняется и гладит ее по щеке. Он еще пару секунд наблюдает за ней и слушает ее тихое, равномерное дыхание, а затем встает, снимает свои тапочки, оставляет их неподалеку, подходит к своей половине кровати и ложится, накрывшись одеялом и отдав большую часть спящей девушке. Мужчина обнимает свою любимую спящую красавицу, прижимает ее к себе и дает себе слово, что будет охранять ее сон и следить за тем, чтобы ей снились хорошие сны. Немного позже Ракель поворачивается лицом к Терренсу и кладет голову ему на плечо, а ладонь – на грудь, прижавшись к нему как можно ближе. Какое-то время МакКлайф-старший лежит в кровати именно в таком положении и не может уснуть, позволив своей невесте пригреться у него под мышкой и с ужасом думая о том, что она ему рассказала. И не замечает, что через какое-то время и сам начинает медленно закрывать глаза и засыпать в объятиях той, ради которой может пережить все что угодно.       

***

      Время около двух часов дня. Питер, Эдвард и Терренс договорились сходить в одном не очень многолюдном кафе, чтобы обсудить последние новости и дела их группы. На данный момент встретились лишь Питер и Терренс, которые успели купить себе немного еды и выпивки и сели за один из уединенных столиков, а вот Эдварда пока что нет. Впрочем, молодые люди не слишком обеспокоены тем, что он немного задерживается, поскольку погружены в обсуждение проблем, которые свалились на них практически одновременно.       — Они до сих продолжают писать Даниэлю ужасные вещи, — листая ленту твитов в Twitter на своем телефоне, ужасается Питер. — Люди продолжают просить нас выгнать его.       — Да уж, я до сих пор в шоке, — задумчиво отвечает Терренс, просматривая ленту новостей в Instagram. — Его аккаунт просто взрывается ото всех этих гневных комментариев.       — Черт, да чего же жестоки бывают люди… Народ откровенно желает Дэну сдохнуть и гореть в аду за то, что он якобы сделал.       — Знаю… Прошло уже несколько дней, а они как не могут успокоиться.       — Я почему-то начинаю сомневаться, что до них дойдет, что это наглая ложь. Что Перкинс ни в чем не виноват.       — Так и хочется ответить всем этим людям и заставить их открыть глаза, — резко выдыхает Терренс. — Но походу, Джордж прав. Нам пока что нельзя высовываться.       — У меня тоже руки чешутся. Я буквально закипаю от этой несправедливости. От того, что они так обращаются с моим другом.       — Не ты один, Пит.       — Ох… — резко выдыхает Питер, отключает и откладывает телефон в сторону, устав читать все эти негативные комментарии. — Я удивляюсь, как просто заставить человека верить лжи. Вот серьезно! Скажи народу что угодно, и они запросто в это поверят. И самое обидное, что не так-то просто убедить всех в том, что это неправда.       — Привыкай, Питер, — устало отвечает Терренс. — Не хочу тебя пугать, но на месте Даниэля может быть каждый из нас. Каждого из нас могут унижать, а люди могут начать травить нас за то, чего мы не делали.       — Но это несправедливо! Ладно это была бы кучка хейтеров, которая так и жаждет оскорбить нас. Я могу это понять. Однако все эти люди – наши поклонники! Или те, кто просто посмотрел наши фотки и выбрал себе кумира.       — Согласен, это тоже обидно.       — Ох, твою мать… — Питер с тихим стоном проводит рукой по своим волосам и откидывается на спинку стула, бросив короткий взгляд на окно. — А как ты думаешь, есть ли шанс найти тех, кто не верит этому дерьму?       — Думаю, что есть, — отвечает Терренс.       — В смысле?       — Смотри! — Терренс протягивает Питеру свой телефон, чтобы что-то показать. — Изучая все с хештегом #DanielGetOutOfATS я нашел парочку твитов от людей, которые находятся на нашей стороне.       — Да ладно? — Питер приближает телефон Терренса поближе к себе и действительно видит пару твитов от людей, кто не верит тем слухам, которые кто-то распространил. — Ух ты! Смотри-ка! Хоть у кого-то есть своя голова на плечах!       — Да, оказывается, ситуация не такая уж и безнадежная, — бодро отмечает Терренс. — Есть шанс, что ситуация с травлей Перкинса скоро разрешится.       — Надо же, они откровенно дают понять, что не верят слухам, — слегка улыбается Питер.       — Сейчас зачитаю парочку лучших твитов. — Терренс смотрит в телефон и с легкой улыбкой пару секунд что-то выискивает. — О, вот! Ну как между этим двумя может быть вражда? Народ! Вы только посмотрите, какие они солнышки! Как эти ребятки искренне улыбаются! Как здорово они взаимодействуют!       К этому твиту прикреплена фотография Даниэля и Питера, на которой они сфотографированы в тот момент, когда обсуждают что-то интересное с широкими улыбками на лице. Парни уж точно не выглядят как люди, которые ненавидят друг друга: Перкинс не настроен агрессивно к Роузу, а тот с удовольствием что-то обсуждает со своим приятелем и от души над чем-то смеется вместе с ним.       — Кажется, это фото с одного развлекательного шоу, — задумчиво говорит Терренс. — Мы вроде бы отвечали на вопросы поклонников.       — Я помню, — с легкой улыбкой кивает Питер. — Было очень весело. Так насмеялись, что едва голоса не потеряли. И животы потом болели…       — Не только мы, но и все те, кто работал над съемками.       — Точно!       — Кстати, вот еще один твит. — Терренс бросает Питеру короткий взгляд и начинает читать что-то с телефона. — Вау! А я и не знала, что человек, доводящий другого до самоубийства, избивать его и угрожать убийством, может с таким удовольствием дурачиться с ним. А человек, страдающий от его нападок, – не просто подпускать к себе такого человека, но еще и самому подшучивать над ним.       — Ну радует, что хоть кто-то на нашей стороне, — слегка улыбается Питер.       — О, чувак, да нам надо было просто повнимательнее полистать ленту. Вот уже нашли парочку хороших твитов от людей, которые видят, как вы с Даниэлем реально относитесь друг к другу.       — Хотелось бы верить, что все наши поклонники поймут, что поступают несправедливо по отношению к Даниэлю. Что они не должны были устраивать такую серьезную травлю.       — Рано или поздно это случится, — медленно выдохнув, выражает надежду Терренс. — Все забывается со временем, если никто не напоминает об этом.       — Знаю…       В воздухе воцаряется пауза, во время которой Терренс и Питер откладывают свои телефоны в сторону и съедают немного из того, что лежит перед ними на столе, запивая все это своими напитками в пластиковых стаканах. А пока в кафе играет тихая музыка в стиле поп, и люди стоят в очереди, сидят за столиками или идут куда-то по своим делам, блондин повнимательнее к лицу своего приятеля и слегка хмурится, будучи немного обеспокоенным из-за его внешнего вида.       — Кстати, Терренс, что-то ты выглядишь каким-то усталым, — задумчиво отмечает Питер. — Глаза заспанные, мешки под ними, бледное лицо…       — Знаю… — хмуро бросает Терренс, запустив руку в волосы и облокотившись на стол локтем. — Сам охерел, когда посмотрел на себя в зеркало.       — Так сильно переживаешь из-за происходящего?       — Да нет… Просто у меня была «насыщенная» ночь.       — Не спал?       — Что-то вроде того. — Терренс переводит взгляд на Питера и слегка хмурится. — Хотя ты и сам-то выглядишь не очень бодрым.       — Верно… — устало произносит Питер. — Последние несколько дней были довольно напряженными для меня… Кое-как заставляю себя держаться…       — Думаю, не только мы выглядим такими. Вчера я встретил Хелен и Наталию, и они обе были какие-то уставшие и грустные. Спросил, в чем дело, но они не захотели говорить…       — Наверное, они переживают из-за Анны. — Питер выпивает немного напитка из своего стакана. — Ведь она будто сквозь землю провалилась и не отвечает на наши звонки и сообщения.       — Да уж… Я до сих пор не понимаю ее…       — Я тоже… Как бы было здорово, если бы она была с нами… Даниэль так нуждается в ее помощи, а Анна сбежала.       — Ох, честно говоря, я вообще не знаю, что ему может помочь… — тяжело вздыхает Терренс. — Мы многое перепробовали, но практически ничего не добились.       — Да уж, угораздило его попереться неизвестно куда… И чего парню дома не сиделось? Какого хера Перкинс вообще поперся в ту глушь? Сроду в таких местах не шлялся! Раньше его можно было найти лишь в каком-нибудь ночном клубе с бухлом в руке. А тут такое!       — Мы лишь предполагаем, что его сбила машина. Но никаких улик у нас нет.       — Думаю, это не столь важно. Надо лишь думать о том, как заставить Даниэля все вспомнить.       — И думать над тем, как решить свои личные проблемы, которые никак не связаны с группой.       — О, а разве у тебя есть какие-то проблемы? — слегка хмурится Питер.       — Меня беспокоит кое-что… Уже давно…       — Не хочешь поделиться?       — Понимаешь, приятель, тут такое дело…       Терренс не договаривает свою мысль, потому что к столику, за которым он сидит с Питером, неторопливым шагом подходит Эдвард, выглядящий таким же усталым и грустным, держа в одной руке железную банку с прохладным напитком Sprite.       — Привет, парни, — низким голосом произносит Эдвард. — Простите, что пришел поздно.       — Здорово, Эдвард, — по очереди устало здороваются Питер и Терренс.       Эдвард приветствует Питера и Терренса, лениво дав им пять и похлопав по плечу, приземляется рядом с блондином и ставит свою банку с напитком на столик.       — Да, братец, выглядишь ты, мягко говоря, не очень, — задумчиво говорит Терренс. — Какой-то измотанный…       — Реально, чувак, ты как будто всю ночь не спал и караулил преступников, — тихонько усмехается Питер.       — Да и вы тоже особо не распространяйте радость, — устало посмотрев на Терренса и Питера, спокойно отвечает Эдвард, раскрывает банку и отпивает немного Sprite из нее. — Сами сидите, как в воду опущенные…       — Ох, да радоваться, честно говоря, особо нечему, — медленно выдыхает Питер, положив обе руки на стол и вытянув их вперед. — Проблем все больше, и они становятся все сложнее…       — Согласен, — соглашается Терренс, похлопав по щекам и проведя руками по своему лицу. — Что ни день, так новые трудности…       В воздухе на несколько секунд воцаряется пауза, во время которой Терренс смотрит в одну точку и рукой потирает лоб, будучи не прочь немного поспать, Эдвард пьет Sprite и бросает взгляд в сторону, а Питер массирует шею и съедает что-то из того, что лежит перед ним.       — Кстати, Терренс, ты вроде хотел что-то сказать… — задумчиво говорит Питер.       — Да… — быстро прочистив горло, произносит Терренс. — Я помню…       — Что, братец, утомился после слишком бурного секса с Ракель? — тихонько хихикает Эдвард. — Потратил слишком много сил? Кэмерон была в ударе?       — Ох, да какой там секс… Не до него сейчас!       — Ладно. И что же произошло? Ты опять решил проснуться посреди ночи и бродить до дому?       — Нет, на этот раз первой проснулась Ракель.       — Ракель? — удивленно переспрашивает Питер. — А что с ней произошло?       — Прошлой ночью она упала в обморок…       — Что? В обморок?       — Я нашел ее на кухне. Проснулся из-за нехорошего предчувствия, пошел туда и увидел, что она лежала на полу.       — Ничего себе… — с грустью во взгляде произносит Эдвард.       — Я кое-как привел ее в чувства, а потом она опять потеряла сознание…       — О, черт… Надеюсь, с ней все в порядке?       — Да-да, все хорошо.       — Но почему? Почему она упала в обморок?       — Ей приснился кошмар, который сильно шокировал ее… Ракель долго не могла успокоиться… Тряслась, плакала… Наверняка бы и кричала, если бы не была ночь.       — Надо же, что же бедняжке такого приснилось, что она даже в обморок упала? — выпив немного из своего стакана, задается вопросом Питер.       — Моя смерть.       Эдвард и Питер удивленно переглядываются между собой и резко переводят свои потрясенные взгляды на Терренса.       — Твоя смерть? — широко распахивает глаза Эдвард.       — Да… — на удивление спокойно отвечает Терренс, смотря в одну точку. — Ракель приснилось, что я умер после того, как получил ранение в сердце.       — Твою мать… — Эдвард качает головой, прикрыв рот рукой.       — Не удивлен, что Ракель пришла в такой сильный шок… — с грустью во взгляде задумчиво говорит Питер.       — Да и я тоже… — резко выдыхает Терренс.       — Эй, а кто в тебя стрелял? Она не сказала?       — Это был Саймон Рингер.       — Саймон? — удивленно переспрашивает Эдвард. — Тот самый, который едва не погубил ее карьеру своей клеветой? Который потащил ее за собой, когда падал с крыши?       — Тот самый. По словам Ракель, все происходило в лесу. Полиции там не было – только я, Ракель и Саймон.       — Интересно… — задумчиво произносит Питер.       — Этот тип угрожал нам пистолетом, хотел изнасиловать Ракель и принимал ее за ее мать, а меня – за ее отца. — Терренс отпивает немного из своего стакана и резко выдыхает. — В какой-то момент я сбил Саймона с ног, побил его и хотел увести Ракель подальше от него. Но он снова угрожал нам убийством… Сказал, что убьет нас, если Ракель не будет с ним. Этого не случилось. Поэтому Рингер направил пистолет на нее и хотел выстрелить. Однако я закрыл ее собой, получил пулю в сердце и сразу же умер.       — Ну ничего себе… — резко выдыхает Эдвард.       — А расправившись со мной, Саймон решить убить Ракель… Не пистолетом… А бензопилой… И как раз после этого Ракель и проснулась.       Эдвард и Питер с широко распахнутыми глазами, полными ужаса, глазами качают головами и смотрят на Терренса, будучи глубоко потрясенными услышанным.       — О, дерьмо… — тихо произносит Эдвард. — Это какой-то фильм ужаса… Какой-то потрошитель с бензопилой…       — Похоже на то, — кивает Терренс.       — Она разве пересмотрела каких-нибудь ужастиков? — удивляется Питер. — Вы что там смотрели на ночь глядя?       — Да ничего мы не смотрели! А она говорит, что и думать не думала о Рингере.       — Ну значит, думала, раз ей приснилась твоя смерть.       — Ох, честно говоря, мне трясет, когда я это слышу… — резко выдыхая и довольно заметно нервничая, признается Терренс. — Когда пытаюсь представить себе… Свою собственную смерть… А Ракель еще рассказывала все это во всех подробностях… Пришлось приложить усилия, чтобы держать себя в руках.       — Представляю, что чувствовала бедняжка после такого ужаса.       — Я тоже, но мне страшно думать об этом. Это такое мерзкое чувство, когда ты слышишь что-то про свою смерть… Но гораздо ужаснее, что какой-то другой человек видит все это и буквально проживает те ужасные моменты.       — Может, она думает о чем-то плохом, раз ей снятся такие вещи? — предполагает Эдвард, сложив руки на столе перед собой. — Тем более, что Ракель уже давно сама не своя.       — Это верно. — Терренс выпивает немного из своего стакана и ставит его на стол. — Кстати, вчера я встретил Стивена. Фотографа, с которым она много лет дружит и часто работает. Мы немного поболтали, а потом он начал расспрашивать меня о ее странном поведении. И сказал, что помощница Ракель видела, как она плакала в туалете. А почему – никто не знает!       — Ничего себе…       — Мы уже все это заметили и не можем ничего отрицать.       — Знаешь, Терренс, по-моему, тебе надо что-то делать, — уверенно говорит Питер. — Если ты вовремя не узнаешь, что происходит, вряд ли это закончится для Ракель чем-то хорошим.       — Я бы с радостью, Питер, но она ничего не рассказывает и всегда говорит, что с ней все хорошо.       — А сколько конкретно времени Ракель так себя ведет? — слегка хмурится Эдвард.       — Еще с времен суда над дядей Майклом.       — Серьезно? Ты гонишь?       — Я не знаю, что с ней тогда произошло, но ее поведение стало странным как раз спустя какое-то время после начала судом над этим старым ублюдком.       — Но, Терренс… Почему ты думаешь, что все началось именно в тот момент? Ведь мы все переживали! Посадят ли дядю и его шайку… Решит ли суд арестовать меня… Была масса причин нервничать!       — Поначалу я тоже так думал, но даже после окончания суда ничего не изменилось. Ракель по-прежнему странно себя ведет. Да, она улыбается и становится счастливой если что-то заставляет ее забываться. И то не всегда… Но стоит ей остаться одной, так она становится задумчивой и думает о чем-то плохом.       — А у тебя есть какие-то предположения на этот счет? — интересуется Питер.       — Нет, никаких… — разводит руками Терренс. — Она может переживать только лишь за своих близких. Но мистер Кэмерон и Алисия в полном порядке, а проблемы с Даниэлем и Анной начались недавно. Значит, дело в них.       — Может, проблемы с Анной и Даниэлем наслоились на те, что она переживает? — предполагает Эдвард. — А это еще больше усилило ее переживания!       — Может быть.       — А у вас двоих точно все нормально? — слегка хмурится Питер. — Может, вы двое опять поругались?       — Нет, все отлично! Мы с Ракель живем очень хорошо и готовимся к свадьбе. Хотя признаться честно, иногда я виню себя в том, что с ней происходит. Думаю… Может, я что-то сделал не так… Может, как-то обидел ее… Чего-то не дал…       — По крайней мере, девчонкам она точно не жалуется на тебя, — задумчиво отвечает Эдвард и выпивает немного Sprite.       — Хотелось бы верить… Однако как бы то ни было, я реально начинаю бояться за нее. Серьезно, парни. Я понимаю, что иногда девушки бывают странными, но с Ракель это происходит уже давно. И самое обидное, что я ничего не могу сделать, ибо не знаю, в чем причина ее страданий. А Ракель отказывается идти на контакт и что-то объяснять.       — Да уж, девчонки бывают очень странными… — резко выдыхает Питер, проводя руками по своим волосам. — Не знаешь, чего от них ждать…       — Точно… — Терренс замолкает на пару секунд, бросает взгляд в сторону и смотрит на Эдварда и Питера. — Эй, ребята, а помните день нашего последнего концерта, перед которым я немного вздремнул?       — Ну да, я помню, — пожимает плечами Питер. — А что?       — В ночь перед тем интервью я практически не спал из-за Ракель. Из-за того, что с ней произошло.       — Опять упала в обморок? — удивляется Эдвард.       — Нет… Но тогда я также проснулся от нехорошего предчувствуя, не увидел Ракель в комнате и пошел искать ее, чтобы убедиться в том, что с ней все в порядке. — Терренс выпивает немного из своего стакана. — Ну а потом я зашел в ванную, где тогда горел свет, и увидел, что она сидела на холодном полу. И… Горько плакала…       — Ого! — удивленно произносит Эдвард. — Так значит…       — Я половину ночи успокаивал Ракель и пытался узнать причину ее слез. Но так и не смог ничего и добиться, и она кое-как пришла в себя. Ну и… Как вы можете понять, я не мог хорошо выспаться в тот день, потому что нам нужно было вставать очень рано и ехать на съемки интервью и выступления.       — В принципе я так и понял, что ты явно не спал в тот день, ибо выглядел не очень свежо.       — Я не хотел говорить, потому что мы были заняты мыслями о съемках и выступлениях. А поскольку они шли у нас не очень хорошо, то… Я решил не усугублять все еще больше…       Эдвард и Питер с грустными глазами качают головами, начинав всерьез переживать за Ракель, которую, по их мнению, нужно спасать от того, о чем они еще не знают.       — Слушай, Терренс, это уже ненормально, — уверенно говорит Эдвард. — Я тоже начинаю бояться за Ракель и ее психическое состояние. Если так пойдет и дальше, то нам вообще придется отвести ее ко врачу.       — Похоже, помощь врача скоро понадобится, потому что я вообще не знаю, что делать… — отвечает Терренс и запускает руки в волосы. — Серьезно! Я всю голову сломал, размышляя над причинами ее поведения.       — Мне кажется, ее переживания очень сильны, раз она видит ночные кошмары и потом падает в обморок, — предполагает Питер.       — Клянусь, если вдруг я еще раз найду ее на полу и буду слышать, как она в бреду говорит о моей смерти и вообще думает, что перед ней стоит не Терренс, то точно сойду с ума. У меня и так чуть крыша не поехала, когда я нашел ее на кухне без сознания. Я реально остолбенел и не мог ничего делать, глядя на ее мертвенно-бледное лицо. Не знаю… Не могу я сразу собраться, если вижу, как Ракель страдает. Меня заклинивает…       — Не переживай, брат, я тебя понимаю, — спокойно говорит Эдвард.       — Это сводит меня с ума… — Терренс потирает ладонью свой лоб. — Да еще и ее кошмар с моей смертью… Ракель теперь все время повторяет, что предчувствует какую-то беду. Мол, скоро со мной скоро что-то случится. И меня это, честно говоря, пугает…       — Приятель, не надо так думать, — спокойно говорит Питер, похлопав Терренса по плечу. — Это был всего лишь ночной кошмар. Да, ужасный, но это неправда. С чего ты решил, что должен умереть или пострадать?       — Просто Ракель столько раз была права, когда отговаривала меня что-то делать, хотя я все равно мог не прислушаться к ней и пожалеть. А зная это, я боюсь, что ее опасения – не просто слова. У Ракель чутье на подобные вещи. Если что-то должно случиться, рано или поздно ее опасения сбываются.       — Лично я верю тебе, — уверенно говорит Эдвард. — И признаться честно, напуган тем, что ты сказал. Но все же не надо постоянно думать об этом и ждать, что ты не пострадаешь. Да, предчувствия Ракель много раз бывали верными, но если ты будешь все время думать и ждать этого, то сойдешь с ума, или же это реально случится. Притянешь к себе беду. А мы не хотим, чтобы с тобой что-то случилось.       — Я пытаюсь, Эдвард, но у меня не получается. Все больше начинает казаться, что со мной что-то и правда должно случиться.       — А может, не с тобой? Может, с кем-то еще?       — Не знаю… Но, черт, я реально боюсь! Меня бросает в дрожь от мысли, что в любой момент я могу пострадать.       — Перестань, Терренс, — спокойно говорит Питер. — Ракель просто была в шоке и поэтому наговорила черт знает что.       — Не думаю… — Терренс облокачивается локтем на стол, подперев голову ладонью. — Она все понимала… Хотя я пытался внушить ей, что она все себе напридумывала. Хотел успокоить ее и не развивать эту тему. Ракель и так была на грани истерики, а я понимал, что могу ухудшить ее состояние, если не остановлюсь.       — Но все-таки постарайся не зацикливаться на этом. А иначе ты и правда сойдешь с ума, если тебя будет преследовать эта паранойя.       — Хотелось бы, но не могу. Я практически не спал не только из-за того, что приводил Ракель в чувства, но еще и потому, что много думал о ее предупреждении.       — Слушай, у нас и так полно проблем, а ты еще решил мучить себя этими мыслями.       — Знаю, но ведь ее кошмар был обо мне. О моей смерти.       — Действительно, Терренс, не думай об этом, — немного взволнованно говорит Эдвард. — У нас и правда полно других проблем, которые мы должны разрешить как можно скорее.       — Черт, только не говорите, что у вас тоже что-то произошло. — Терренс резко выпрямляется и слегка хмурится, смотря на Питера и Эдварда. — И да, объясните-ка мне, почему ваши красавицы такие грустные.       — Ты это о чем? — слегка хмурится Эдвард.       — Я вчера встретил Наталию и Хелен в том кафе, в котором разговаривал со Стивеном.       — Ты встретил Наталию?       — Да, я видел ее.       — Надо же… А она мне не говорила…       — Мы с девчонками как раз обсудили поведение Ракель. Я думал, что они что-то знают, но ни одна из них не смогла что-то сказать. Она даже своим подругам ничего не говорит. Не только своему собственному жениху.       — Вот как…       — Кстати, мне показалось, что Хелен тоже была очень странная. Мало говорила, выглядела какой-то напряженной… Я спросил Наталию об этом, когда Маршалл ушла поговорить с кем-то по телефону, но Рочестер тоже не могла ничего понять. Хотя и видела, что с ее подругой что-то не так.       — А на то есть причина… — с грустью во взгляде тихо признается Питер.       — Вы поругались?       — Не совсем, но… Можно и так сказать…       — В смысле? — слегка хмурится Эдвард. — У вас что-то случилось?       — Понимайте, ребята… — Питер проводит рукой по своему немного усталому лицу. — Просто я на днях разговаривал с миссис Маршалл, бабушкой Хелен… И она рассказала мне кое-что о ее родителях…       — Что?       — Родители Хелен отказались от нее после рождения.       — От Хелен отказались родители?       — Сама Хелен не знала этого, но была в шоке, когда подслушала наш разговор. В котором миссис Маршалл рассказала мне всю историю ее отца и матери.       — Хочешь сказать, что именно поэтому Хелен и ведет себя так? — удивляется Терренс.       — Именно! Хелен наотрез отказывается заботиться о Сэмми, который очень скучает по ней и страдает. Да и меня не подпускает к себе.       — Не хочет разговаривать?       — Не просто не хочет. Хелен решила спустить на меня всех собак и винит меня во всех грехах.       — Ты это серьезно? — широко распахивает глаза Эдвард.       — Хелен буквально возненавидела меня за то, что я всего лишь хотел позволить ей и миссис Маршалл самим разобраться во всем. Я невольно оказался втянутым в эту историю и стал виноватым. Просто пообещал ничего не говорить, а она едва ли не записали меня в списке предателей.       — Но это же глупо! Ты ни в чем перед ней не виноват!       — Да, но она обращается со мной так, словно я предал ее.       — Так была шокирована новостью про своих родителей, что начала говорить черт знает что?       — Скорее всего. Я понимаю, что она немного не в себе и может говорить что угодно. Но с другой стороны, мне ужасно обидно. Обидно, что эта девушка так обращается со мной в то время, когда я готов горы свернуть ради нее. Пойти на все, чтобы она была счастлива.       — И как давно она ведет себя подобным образом? — спрашивает Терренс.       — Где-то дня три-четыре… А пару дней назад, когда я пришел к ней домой, чтобы еще раз поговорить с ней, она вообще выставила меня и Сэмми из своей комнаты. Перед этим снова полила грязью, отдубасила со всей силы и дала пинок под зад с криками: «Проваливай из моего дома!».       — Ничего себе… — качает головой Терренс.       — Прости, что я это говорю, Питер, но Хелен реально сошла с ума, — уверенно говорит Эдвард. — Как она могла так поступить? Какая муха ее укусила?       — Не знаю, парни, — с грустью во взгляде тихо выдыхает Питер. — Я чувствую себя будто бы оплеванным. Если бы не мое отношение к ней, я бы уже давно послал ее к черту. Но понимаю, что должен быть с ней. Я люблю ее и многим ей обязан. Даже если она буквально забыла обо всем, что между нами было, я заставляю себя терпеть.       — Нам правда очень жаль, чувак. — Эдвард хлопает Питера по плечу. — И мы не понимаем ее поступков.       — Да уж… — резко выдыхает Терренс. — Мы так надеялись на эту девчонку! Думали, что ты будешь счастлив с ней. А она вот что выкинула!       — Мне и самому не верится… — качает головой Питер. — Все было так хорошо, а тут ее понесло… Ладно бы я реально был виноват. Но я не делал ей ничего плохого! Всего лишь решил не вмешиваться в дела ее семьи и заботиться о миссис Маршалл, которая начала плохо себя чувствовать из-за переживаний. Из-за того, что Хелен презирает и игнорирует ее.       — Значит, эта женщина тоже у нее виновата? — удивляется Эдвард.       — Именно. — Питер бросает короткий взгляд в сторону. — Не знаю… Я думал, она успокоится на следующий день и поймет, что поступила глупо. Но ничего не меняется… А я решил больше не пытаться. Все равно она не станет меня слушать. Надает мне кучу тумаков и обвинит в том, чего я не делал… Пока что я не вижу никакого выхода, кроме как на время, грубо говоря, послать Хелен к черту и заботиться о ее бабушке и Сэмми. Делать все, чтобы он не чувствовал себя одиноким и брошенным.       — Знаешь, Пит, это немного напоминает мне ситуацию с Ракель, — задумчиво признается Терренс. — В свое время Мистер Кэмерон долгое время скрывал от нее смерть ее родителей. А когда она узнала, то злилась на него и не разговаривала с ним. Кэмерон даже сбежала из дома, но была быстро найдена полицией. Благо, эта ситуация разрешилась сама собой, когда Ракель немного успокоилась и поняла, что ее дедушка всего лишь хотел уберечь свою внучку от потрясений.       — Я тоже думал об этом. Да и бабушка Хелен также считает. Однако Ракель не вела себя так, как ведет себя Хелен. Вряд ли эта девушка позволяла себе оскорблять, унижать и даже дубасить кого-то.       — Верно, но мистеру Кэмерону в свое время тоже пришлось настрадаться из-за поведения его внучки.       — Но с другой стороны, девчонок можно понять, — задумчиво отвечает Эдвард. — Да, их хотели уберечь от правды и ради этого все время лгали. Но рано или поздно правда всплыла бы наружу. Ракель бы узнала о смерти своих родителей, а Хелен пришлось бы принять то, что она не была нужна отцу и матери.       — Да, а в каком смысле они отказались от Хелен? — уточняет Терренс. — Ее родители просто отдали девочку миссис Маршалл и отказались воспитывать ее?       — Не совсем, — спокойно говорит Питер. — Ее отца заставили забыть о ребенке и отправили учиться за границу по воле семьи. А мать вообще хотела сделать аборт. Когда этот мужчина бросил ее, она сказала, что ей не нужен ребенок. Даже несмотря на то, что ее родители обещали помочь ей.       — Ну раз ее папаша не захотел бороться со своей семьей, значит, ребенок ему и правда не был нужен, — уверенно отвечает Эдвард. — Наверняка мать Хелен нужна была ему лишь для развлечения. А как узнал, что она беременна, то быстренько смылся.       — Они были подростками, когда у них родилась Хелен.       — Подростками?       — Да, матери Хелен было шестнадцать, когда она узнала о беременности, а ее отцу – семнадцать. Если семья отца плохо отреагировала на новость о ребенке и сделала все, чтобы разлучить его с дочерью, то семья матери сразу сказала, что будет помогать воспитывать ребенка.       — И аборт она хотела делать, потому что не была готовой к материнству? — интересуется Терренс.       — Да, но тот факт, что ее бросил отец этого ребенка, тоже повлияло на это. Однако бабушка и дедушка Хелен тут же отговорили ее от аборта и заставили рожать. Они думали, что их дочь рано или поздно проникнется любовью к ребенку, но нет… Ничего не изменилось… Ее мать отказалась от своей маленькой девочки и вскоре вообще куда-то ушла. Так спряталась, что даже полиция не смогла найти ее.       — И они до сих пор не объявились?       — Увы. Ни отец, ни мать. Но вряд ли они погибли… Учтивая возраст Хелен, им должно быть чуть больше сорока лет.       — Ох, бедняжка… — с грустью во взгляде качает головой Эдвард. — Хоть Хелен поступила с тобой ужасно, мне все равно ее жаль. Она ведь могла бы не родиться, если бы не вмешались ее бабушка с дедушкой.       — Я прекрасно понимаю, что она чувствует, понимая, что не нужна своим родителям, — спокойно говорит Терренс. — Но Хелен не стоит сердиться и отталкивать всех от себя. Она должна быть благодарна бабушке и дедушке за то, что ей буквально дали ей жизнь. Мать точно бы не позволила ей родиться. Не сделала бы аборт – так спровоцировала бы выкидыш. Если она так не хотела этого ребенка…       — И это злит Хелен, — с грустью во взгляде говорит Питер. — Она обижена, что от нее все время скрывали от нее правду… Что ей говорили, будто отец погиб до ее рождения, а мать – во время родов. Что мать хотела убить ее своими же руками… Говорит, что ни за что не стала бы делать этого и в любом случае позволила своему ребенку родиться.       — Да, но нельзя же из-за этого делать виновными тех, кто не имеет к этому делу никакого отношения, — уверенно отвечает Эдвард.       — В любом случае я и сам прекрасно понимаю ее чувства… Ведь моя мать практически отказалась от меня. А в последнее время я все больше думаю о том, что ее тоже могли заставить рожать.       — Думаешь, твоя мать тоже бы сделала аборт, даже если кто-то не попытался бы уговорить ее не делать это? — с сочувствием посмотрев на Питера, спрашивает Эдвард.       — Скорее всего… Если бы она любила меня, то не относилась бы так наплевательски. Мать наверняка хотела сплавить меня куда-нибудь, но видно, было некому. Родственников у нас нет, а об отце она отказывалась говорить.       — Эй, а ты что-то знаешь об их отношениях? Они были женаты? Разведены? Или просто встречались?       — Не знаю, Эдвард. Единственное, что я понял за все эти годы, – это то, что моя мать явно ненавидела отца. Не исключено, что он тоже мог бросить ее, когда она так надеялась на него. Возможно, она никогда не любила меня, потому я напоминал ей о нем. О человеке, который когда-то предал ее.       — А если бы вы встретились на улице, и она начала бы умолять тебя о прощении, ты бы дал ей шанс? — спрашивает Терренс.       Питер молчит пару секунд, уставив свой взгляд в одной точке и не зная, как ответить на этот вопрос. Но затем он немного отпивает из своего пластикового стакана и качает головой перед тем, как тихо говорит:       — Не знаю, Терренс… Вроде бы она – моя мать, и я не должен отказываться от нее. Но поскольку ей было все равно на меня, и она никогда не пыталась сделать что-то, чтобы облегчить мне жизнь, я не хочу прощать ее. Не хочу в чем-то помогать ей. Моя рана слишком глубокая… Раз мать куда-то ушла, то пусть живет как хочет. Мне все равно.       — Хоть у меня была совершенно другая ситуация, я тоже думал, что никогда не прощу отца… — с грустью во взгляде говорит Терренс. — Однако обстоятельства сложились так, что мое мнение изменилось, и я все-таки нашел в себе силы простить его. Хотя, по сути, его можно было обвинить лишь в одном: в том, что он струсил, сбежав от мамы в тяжелое время. Но я рад, что отец полностью признал свою вину и сейчас старается не повторять прежних ошибок.       — Какие бы наши родители не были, мы должны уважать и любить их хотя бы за то, что они дали нам жизнь, — спокойно отмечает Эдвард. — Может, некоторые родители не воспитывают своих детей, но все же они дают им шанс родиться. Благодаря им мы и приходим в этот мир.       — Боюсь, мне этого никогда не понять, ибо я не знаю, что такое родительская любовь, — устало признается Питер. — Вообще. На нее даже намеков не было.       — Хелен тоже росла без родителей.       — Да, но ее любили. И до сих пор любят. Ее бабушка с дедушкой были готовы на все ради нее. Согласились взять на себя ответственность за свою внучку, когда ее мать сбежала, а отца отправили за границу.       — Но эту женщину в принципе можно понять. Ей было всего шестнадцать… Она была еще ребенком… И тут ей пришлось родить своего собственного, и она была не готова к этому. Думаю, никто не готов становиться родителями в таком возрасте. Да, я не одобряю то, что она бросила свою дочь и ни разу не вспомнила о ней. Но всему этому можно найти объяснение.       — В любом случае эту девушку всегда окружали любовью и заботой. Но увы… Сейчас она забыла об этом…       — Окей, с ее матерью все понятно, — уверенно говорит Терренс. — Но папаша-то… Неужели он так и не решил разыскать свою дочь и помочь в ее воспитании? Ладно его семья решала что-то за него, когда он был мелким, несовершеннолетним пацаном. Но этот человек уже давно взрослый и живет своей жизнью. Родственники не могут всю жизнь решать все за него и запрещать общаться с дочерью.       — Миссис Маршалл сказала, что он был очень сильно зависим от мнения семьи. Я не удивлюсь, если он не просто забыл о своей дочери, но еще и женился на той, которую родственники посчитали достойной парой.       — Значит, был шанс, что отец Хелен не бросил бы ее мать? — слегка хмурится Эдвард.       — Скорее всего. Ведь поначалу он согласился принять ребенка. Ну а после разговора с семьей взял слова обратно.       — Ох, ну и дела… — Эдвард, резко выдыхая, проводит руками по своими волосам.       — Знайте, я думаю, пока лучше не трогать Хелен, — задумчиво говорит Терренс. — Пусть немного успокоится и сама все поймет. Так или иначе ее можно понять. Тяжело узнавать такие вещи, которые ты не ожидал услышать. Ей всю жизнь лгали, а тут она неожиданно узнала об этом. Причем ей сказали это не лично, глядя в глаза.       — Миссис Маршалл и сама жалеет, что решила сначала признаться во всем мне, — признается Питер.       — Давайте будем откровенны, парни. Каждый из нас был бы потрясен, узнав что-то подобное или что-то более ужасное. Любой сначала злился бы и не верил, что это правда. Хелен не будет злиться вечно и однажды сама придет просить прощения за свое поведение.       — Ох, иногда мне хочется наплевать на нее и позволить решать свои проблемы самой. Ибо уже устал терпеть подобное отношение к себе. Понимаю, что не могу ее бросить, но у меня уже не хватает сил.       — Нет, Питер, ты не должен бросать ее, — уверенно говорит Эдвард. — Если ты бросишь ее, то вы оба не простите себе этого. Маршалл будет ругать себя за то, что довела все до такого, а тебе будет стыдно, что ты бросил ее после всего, что эта девушка для тебя сделала.       — Это единственное, почему я остаюсь с ней. Я многим обязан ей и знаю, что могу так и не отблагодарить ее за все. К тому же, я привык помнить то, что для меня делают.       — Послушай, раз ты решил пока что не трогать ее, пусть так и будет, — советует Терренс. — Раз ситуация с Ракель и мистером Кэмероном разрешилась, значит, и у тебя с Хелен все наладится.       — Я уже решил, что так и сделаю, — с грустью во взгляде отвечает Питер. — Пока что буду поддерживать ее бабушку и заботиться о Сэмми, о котором Хелен совсем позабыла. Я уже сказал ей все, что хотел, а она пусть думает, что делать. А больше мне нечего добавить.       — Так не будет продолжаться вечно. Рано или поздно она сама все поймет и подойдет к тебе и своей бабушке с извинениями. А может, Сэмми поможет ей прийти в себя.       — Если бы… Она вообще не обращает на него внимания. Как будто если я заберу Сэмми к себе домой, Хелен будет все равно. Хотя этот песик так страдает… Почти ничего не ест, не играет… Только лишь целыми днями скулит и лежит тихо в уголке.       — Бедный Сэмми… — с грустью во взгляде произносит Эдвард.       — Да уж… Не только мне и ее бабушке плохо…       — Как бы он довел себя до ужасного состояния… — выражает беспокойство Терренс.       — Мы с миссис Маршалл делаем все возможное, чтобы избежать этого. — Питер выпивает немного из своего стакана. — Лично я уже успел сильно привязаться к Сэмми и обожаю с ним возиться. И благодарен ему за то, что он помогает мне пережить это непростое время.       — Не переживай, Пит, — слегка улыбается Эдвард. — Рано или поздно все будет хорошо.       — Да, блондин, не вешай нос, — подбадривает Терренс. — Ничто не длится вечно.       — Стараюсь надеяться на лучшее… — резко выдыхает Питер.       В воздухе на несколько секунд воцаряется пауза, во время которой Терренс доедает остатки того, что лежит на его подносе, Питер устало смотрит в одну точку и обводит пальцем вокруг своего стакана, а Эдвард облокачивается на стол локтем и подпирает голову ладонью, без эмоций оглядываясь по сторонам, о чем-то думая и копаясь в волосах. Немного позже блондин переводит взгляд на МакКлайфа-младшего и только сейчас замечает пару синяков и пластырь, что ранее был прикрыт густыми, спадающими на лоб прядями волос.       — Черт, Эдвард, а что у тебя со лбом? — слегка хмурится Питер. — Откуда у тебя эти синяки?       — Действительно, Эдвард! — восклицает Терренс, повнимательнее присматриваясь к Эдварду, и тихонько усмехается. — Где это ты опять долбанулся головой? Решил проверить на прочность какую-нибудь железобетонную стенку?       — Да, братец, ты знаешь… — иронически усмехается Эдвард. — Мне вдруг стало скучно… И подумал, а почему бы мне не начать биться головой об стену.       — Смотри, МакКлайф, нам не нужен еще один с отшибленной памятью, — уверенно говорит Питер. — Так доиграешься, что тоже будешь глазеть на все ошарашенными глазами и вести себя как маленький ребенок.       — Ну скучает мой братик по драйву, — тихонько хихикает Терренс. — Успокоился на несколько месяцев, а теперь опять жаждет приключений.       — Ну знайте, лично мне сейчас не до шуток, — хмуро говорит Эдвард и медленно выпрямляется, проводя руками по своему усталому лицу.       — Блять, только не говори, что ты опять куда-то вляпался… — устало стонет Терренс. — Если это так, то я прибью тебя. Клянусь, малой.       — Появилась еще одна проблема. Но я ввязался в нее не по своей воле.       — Проблемы с Наталией? — спрашивает Питер.       — Можно и так сказать.       — Ладно, братик, давай ближе к делу, — опираясь рукой о стол, спокойно говорит Терренс. — Куда же вы с Наталией умудрились влипнуть, и кто подпортил твою смазливую мордашку?       — Ох… — Эдвард резко выдыхает, пару секунд молчит и немного неуверенно смотрит на Питера и Терренса. — Парни… Вы помните того подонка, который едва не изнасиловал Наталию? И который ранил мою руку, когда я закрыл ее собой.       — Уэйнрайта что ли? — спрашивает Питер. — Ну да, я помню этого ненормального и эти бешеные глаза! Такую рожу я точно никогда не забуду!       — Как и то, что от него отвратительно воняло, — добавляет Терренс.       — Так вот, — спокойно говорит Эдвард. — Оказалось, что некоторое время назад он сбежал из тюрьмы.       Терренс и Питер уставляют свои широко распахнутые, полные ужаса глаза на Эдварда.       — Что? — ужасается Терренс. — Уэйнрайт? Сбежал из тюрьмы?       — Сбежал, — кивает Эдвард. — И этот ублюдок сейчас бродит где-то по улицам Нью-Йорка.       — Но как? Как ему это удалось?       — Понятия не имею. Но мне известно, что перед побегом он спер пистолет у охранника и выстрелил в одного из сотрудников тюрьмы.       — Значит, этот больной отморозок на свободе? — неуверенно спрашивает Питер.       — Да… А значит, Уэйнрайт может причинить вред нашим девушкам, если нас не будет рядом.       — Подожди, Эдвард, подожди… — спокойно говорит Терренс. — Но откуда тебе это известно? Разве кто-то сказал, что Уэйнрайт сбежал из тюрьмы?       — Мы с Наталией встретили его пару дней назад, — тихо признается Эдвард. — Он появился из ниоткуда.       — Да ладно?       — И кстати, родители узнали об этом даже чуть раньше.       — То есть?       — Они проводили время с мистером и миссис Рочестер, мистером Кэмероном, а также мистером и миссис Джонсон и услышали о побеге этой суки по телевизору. Сказали, это произошло еще три недели назад, но полиция до последнего скрывала все, чтобы не пугать народ. Объявили об этом лишь сейчас. Думали, что быстро поймают его. Но увы… Уэйнрайт скрылся черт знает где.       — Вот дерьмо…       — Слышь, чувак, ну-ка расскажи об этом поподробнее, — уверенно просит Питер. — Где вы с Наталией встретили его? Что ему было нужно?       — Мы с Наталией просто проводили время вместе в одном тихом местечке, — рассказывает Эдвард и выпивает немного Sprite. — А в какой-то момент кто-то сильно толкнул ее в спину. Правда я поначалу не поверил, потому что вокруг никого не было. Но потом Уэйнрайт выскочил и дал понять, что это был он.       — Этот ублюдок опять приставал к ней? — спрашивает Терренс.       — О, приставал – это мягко сказано! Уэйнрайт хотел еще раз попытаться изнасиловать ее. Прямо у меня под носом. Успел рассказать обо всех своих грязных фантазиях и хотел забрать туда, где он скрывается, чтобы делать с ней что ему вздумается. На фоне всего этого тот факт, что этот ублюдок спер кулон, который я ей подарил, – ничто.       — Не будь в зале суда никого, он бы точно покончил с ней еще там, — с тревогой говорит Питер.       — Ох, я чуть не убил этого мудака… Из-за одного только похотливого взгляда на нее… А уж когда он начал лапать и целовать ее, я пришел в бешенство и безжалостно дубасил его руками и ногами. Мне было плевать, что он – здоровенный кабан, которого невозможно оглушить после нескольких ударов по голове.       — Бедная Наталия… — качает головой Терренс. — Представляю, что ей пришлось пережить.       — Она так сильно перепугалась, что очень далеко убежала, пока мы с Уэйнрайтом боролись, — немного взволнованно признается Эдвард и замолкает на пару секунд, чтобы выпить немного Sprite из небольшой баночки. — Не послушала меня, когда я сказал ей держаться поближе ко мне и никуда не уходить. Этот ублюдок сильно отдубасил меня и отправился за ней… Я кое-как заставил себя подняться и отправился за ними… И чуть с ума не сошел… Думал, что эта сука все-таки забрала Наталию с собой…       — Неужели она так далеко убежала, что ты не мог ее найти?       — Очень далеко. А этот ублюдок еще и затыкал ей рот, чтобы она не смогла докричаться до меня. Думал, что я так и буду бегать по всей территории и искать Наталию, если не услышу ее голос. Мне удалось отыскать Рочестер лишь благодаря ее крику. Увидел, как этот отморозок пытался придушить ее, так сразу же пришел в бешенство и еще раз отдубасил эту тварь.       — Он все-таки ушел? — спрашивает Питер.       — Да, когда понял, что я не отдам ему Наталию. К тому же, я уже так здорово отдубасил его, что он сильно хромал и держался за яйца, морщась от боли. Уэйнрайту было не до этого.       — А Рочестеры уже знают, что вы встретили его? — уточняет Терренс.       — Да, мы с Наталией уже рассказали все ее родителям. И в тот же день я поехал к отцу на работу в «The MacClife Shipping» и рассказал, что произошло. Он как раз был там с мамой, и мне не пришлось повторяться по сто раз. И мы также поговорили на громкой связи с мистером Джонсоном. Этот человек сказал, что активно занимается этим делом, а полиция усиленно его ищет.       Питер и Терренс ничего не говорят на протяжении нескольких секунд, с ужасом осознавая, что еще одна проблема свалилась на их головы.       — Ох, блять… — устало стонет Питер, проводя руками по лицу. — Еще одна проблема…       — Я хотел рассказать вам двоим еще вчера, но у меня было много дел, — тихо признается Эдвард. — Было несколько встреч с представителями некоторых певцов, которые хотели обсудить возможность работы над песнями. А потом надо было немного поработать над ремонтом в моем доме.       — А ты как себя чувствуешь? — проявляет беспокойство Терренс.       — Со мной все в порядке. Хотя поначалу было тяжело, ибо этот отморозок и меня успел сильно отдубасить. Несколько раз ударил меня головой об камень и бил по лицу… Было много крови на лице, да и носовое тоже…       — О, черт… — округляет полные ужаса глаза Терренс. — Плохо, что ты был один. Раз уж с Уэйнрайтом не могли справиться сразу несколько полицейских, когда он бегал по всему залу суда и орал как ненормальный, то один бы ты с ним не справился.       — Он тот еще кабан. Но все же не такой уж и не непобедимый. Зная, что он был полудохлым, когда оставил меня и Наталию в покое.       — Действительно, парень, с таким ублюдком надо быть осторожнее, — уверенно говорит Питер. — Он запросто мог грохнуть тебя. И мы могли бы уже не узнать, что с тобой произошло.       — Нет-нет, я не мог позволить ему одолеть меня, — резко качает головой Эдвард. — Я понимал, что должен был держаться и крепко стоять на ногах, чтобы защитить Наталию. Страшно боялся отключиться… Если бы это случилось, Уэйнрайт точно покончил бы с ней. А я не мог этого допустить. Я поклялся защищать ее и делать все, чтобы обеспечить ее спокойствие и безопасность.       — Однако это очень рискованно, — с тревогой отмечает Терренс.       — Верно, но я не боюсь. Уэйнрайт сильно недооценивает меня, думая, что я все такой же мелкий щенок, который умеет только тявкать. Если эта сука еще раз встанет у меня на пути и хоть пальцем тронет мою невесту, клянусь, я его живьем закопаю в землю. Поплатится жизнью за все страдания, которые он причинил бедной Наталии. За все, что он заставил ее испытывать, пока я безуспешно пытался найти ее в той глуши, куда она убежала, находясь в отчаянии.       — Что ж, парни, я вас поздравляю! Похоже, у нас появилась еще одна проблема! Теперь нам нужно еще и делать все, чтобы защищать девушек от этого больного ублюдка. Он видел их всех в зале суда и хорошо запомнил… И если они встретят его, а вокруг никого не будет, для них это плохо кончится.       — Однако он вряд ли будет появляться в людных местах, — предполагает Питер. — Думаю, Уэйнрайт не дебил и понимает, что может быть пойман полицией, если он появится на людях. Этот тип сразу понял, что должен скрываться.       — И я уверен, что он выбрал очень хорошее местечко.       — Да уж, очень хорошее для того, чтобы прятать там девчонок и издеваться над ними, — хмуро бросает Эдвард. — Накачать их какой-нибудь дрянью…       — Черт, надо сообщить об этом девчонкам и предупредить, чтобы они были осторожнее. И даже не думали появляться там, где может появиться Уэйнрайт.       — Я уже запретил Наталии появляться в таких местах одной. Мы договорились, что не будем бывать там, по крайней мере, до тех пор, пока этого ублюдка не поймают. Да и родители предупредили нас об этом.       — Надеюсь, она поговорит с девчонками и сама им скажет, — выражает надежду Питер. — Я же сказал, что пока что вообще не хочу пробовать приближаться к Хелен. Она все равно не станет меня слушать.       — Уверен, что нам не придется им говорить. Наталия сама все расскажет.       — Да, но никто не может быть уверенным в том, что Уэйнрайт и правда не появится на людях, — уверенно говорит Терренс. — У этого типа какие-то психические отклонения, и его официально признали невменяемым. Я не удивлюсь, если он все-таки появится где-то, где есть люди, и сделает что-то ужасное. Расстреляет всех к чертовой матери или кого-то грохнет.       — Нет, я не думаю, что он сунется в такие места, — качает головой Эдвард. — Уэйнрайт ведь не хочет идти в тюрьму. А значит, он будет скрываться и шляться лишь там, где его никто не поймает.       — И если он действительно украл пистолет, значит, ситуация ужасная, — уверенно говорит Питер. — Оружие в руках больного человека – это катастрофа!       — Ох, хорошо, что у него не было оружия, когда мы с Наталией встретили его, — тихо стонет Эдвард, проведя руками по лицу. — В противном случае я боюсь представить, что могло произойти. Может, Уэйнрайт реально грохнул бы ее… И со мной расправился бы…       — Вряд ли бы мы узнали об этом, если бы все произошло где-то за городом, — с тревогой предполагает Терренс.       — Этот тип больной. Я все больше начинаю бояться его и понимаю, что мы можем ждать от него любых выкрутасов. И все лучше понимаю Наталию, которая боится его как заяц – волка. Ибо этот тип реально внушает страх и желание унести ноги. Но с другой стороны, мне нельзя показывать это. Я ведь для него по-прежнему тявкающий трусливый щенок. И я обязан защищать Наталию. Любой ценой.       — Слушайте, ребята, а я говорил вам, что Ракель видела в своем кошмаре не только Саймона Рингера, но еще и того самого Уэйнрайта? — резко выпрямляется Терренс.       — Что? — широко распахивает глаза Эдвард. — Ракель? Видела в том сне этого мудака?       — Да. И кроме него еще видела и дядю Майкла.       — Дядю Майкла? Этого старого хрыча, который уже давно должен был сдохнуть?       — А еще была Элеанор Вудхам.       — Но ведь эта Элеанор мертва! — восклицает Эдвард. — Полицейский выстрелил в нее так, что она не выжила!       — Знаю. Но Ракель видела всех этих людей в своем кошмаре.       — Слушайте, а может, это и правда что-то означает? — задается вопросом Питер. — Может, опасения Ракель не напрасны? Раз она видела во сне Уэйнрайта, значит, это был знак. Знак того, что он еще здорово потреплет нам нервы.       — Блять, только бы этот старый хрыч Майкл со своей шайкой не смогли сбежать, — уверенно говорит Терренс. — А иначе он точно будет мстить нам! Он ни за что не простит отца с матерью и нас с Эдвардом за то, что мы посадили его за решетку.       — Нет-нет, типун тебе на язык! — резко помотав головой, тараторит Эдвард. — Я повешусь, если эта тварь тоже сбежит. Вместе с этим ублюдком Эриком.       — И повесится Наталия… — задумчиво произносит Питер. — Из-за того, что ее обидчик на свободе…       — Знаю… — Эдвард замолкает на пару секунд и качает головой, грустным взглядом смотря в одну точку. — Мне и самому до сих пор не верится, что эта тварь на свободе.       — Кстати, а как Наталия чувствует себя после встречи с этим ублюдком? — спрашивает Терренс. — Она в порядке?       — Сейчас – да. Но в тот момент на нее было страшно смотреть. У нее случился нервный срыв… Она до смерти испугалась, впала в сильную истерику и еще долго кричала даже после того, как Уэйнрайт унес ноги. А потом у нее кончились силы… Девочка так перепугалась, что даже в обморок упала.       — Бедняжка… — с грустью во взгляде произносит Питер.       — Признаться честно, я сильно перепугался. — Эдвард нервно сглатывает. — Ужасное чувство, когда любимая девушка становится бледной и холодной… Когда она произносит «я умираю» и теряет сознание… И когда у тебя нет ничего, что могло бы привести ее в чувства.       — Понимаю, — кивает Терренс. — Сам испытал все это, когда нашел Ракель без сознания на кухне прошлой ночью.       — Было страшно, что она долго не приходила в себя и выглядела просто ужасно. Кое-как заставлял себя держаться и не поддаваться панике.       — Теперь я понимаю, почему вчера Наталия была немного напуганная. И невольно вспомнил, в каком она была состоянии, когда рассказывала нам с Ракель о том, что с ней произошло…       — Хочется все время быть рядом с ней, чтобы быть спокойным. Но понимаю, что мы не можем быть вместе сутки напролет. Что и ей надо проводить где-то время, и мне охота сходить куда-нибудь и привести мысли в порядок.       — Думаю, она будет осторожна. Совершила ошибку однажды и больше не будет ее повторять.       — Хотя многого можно было бы избежать, если бы Наталия никуда не убегала и все время была возле меня. Но к сожалению, она не сделала то, о чем я ее просил.       — Согласен. В этом случае она сделала ошибку.       — Представляю, какой ужас испытала Рочестер, пока находилась рядом с этим уродом, — резко выдыхает Питер и проводит рукой по своим волосам. — Помня, как ее страшно колотило во время судебного слушания.       — До сих пор помню, как он носился по всему залу, выкрикивал оскорбления в нашу сторону и пытался облапать всех девчонок, — с грустью во взгляде говорит Эдвард. — Все эти люди слали нам проклятия, но Уэйнрайт превзошел всех.       — Согласен, пришлось многое выслушать… — соглашается Терренс.       — Ох… — медленно выдыхает Питер и откидывается на спинку стула. — Да, парни, жить становится «веселее»… И не знаешь, с чего начать и как разгрести все это дерьмо и снова начать жить спокойной жизнью…       — Сейчас я бы с удовольствием свалил куда-нибудь… — задумчиво признается Эдвард, проведя руками по волосам. — Хоть куда. Лишь подальше от этого дерьма.       — Да я не прочь… — бросив короткий взгляд на окно, устало говорит Терренс. — Далеко-далеко…       В воздухе воцаряется пауза, во время которой Эдвард, Питер и Терренс обдумывают свои личные проблемы, что добавились к их общим. Какое-то время парни молча сидят и смотрят друг на друга или по сторонам без эмоций, понимая, что у них пропал аппетит, и они не хотят доедать остатки своей еды. А чуть позже гробовое молчание прерывается, потому что к их столику подходит какой-то молодой парень и дает об этом знать, удивленно произнеся:       — Парни?       Терренс, Питер и Эдвард переводят взгляд на этого человека, искренне удивляясь, когда они видят перед собой Даниэля, немного неуверенно смотрящего на всех троих.       — Даниэль? — удивляется Терренс.       — О, чувак, вот так встреча! — дружелюбно улыбается Эдвард.       — А что ты здесь делаешь? Какими судьбами тебя занесло сюда?       — Э-э-э… — запинается Даниэль, слегка прикусив губу и почесав затылок. — Я… Просто зашел сюда перекусить и увидел вас троих.       — Шляешься по городу без дела? — спрашивает Питер.       — Да… Просто гуляю. Врач сказал, что мне стоит побольше гулять на свежем воздухе. Вот я и гуляю…       — Правильное решение.       — Эй, присаживайся с нами! — предлагает Эдвард. — Поболтаем немного.       — А можно? — неуверенно спрашивает Даниэль.       — Конечно! — восклицает Терренс и хлопает рукой по свободному месту рядом с собой. — Давай, приземляйся рядом со мной!       — Ну… — Даниэль бросает неуверенный взгляд на Эдварда и Терренса и несколько испуганный на Питера. — Ладно… Раз вы предлагайте…       Даниэль колеблется еще пару секунд, а затем неуверенно присаживается за стол на свободное место рядом с Терренсом и кладет на стол кое-что, что он купил в этом кафе. Мужчина все также продолжает испуганно смотреть на Питера, спрашивая себя, почему блондин спокойно находится рядом с ним, раз он довел его до самоубийства и даже угрожал ему убийством. Сам Роуз сразу же замечает столь подозрительные взгляды и начинает чувствовать себя немного неловко, но старается вести себя спокойно и дружелюбно.       — Кстати, мне показалось, что вы были какие-то грустные до того, как я пришел, — задумчиво отмечает Даниэль.       — Да у нас проблем целая куча, — копаясь в волосах, устало отвечает Терренс. — Вот и беспокоимся.       — Из-за меня?       — Не только. Вот я уже давно пытаюсь узнать, что происходит с Ракель.       — С Ракель?       — Да, моей невестой. Она уже давно кажется очень подавленной. И я хочу знать, в чем причина ее страданий.       — Разве у нее какие-то проблемы?       — Думаю, что да.       — Ох, сочувствую…       — Не думай об этом. Так или иначе это мое дело и дело моей невесты. Мы как-нибудь справимся.       — Ясно… — Даниэль бросает грустный взгляд на Эдварда и Питера, сидящие напротив него. — А с вами что? Тоже переживайте из-за девушек?       — Да, переживаем… — с грустью во взгляде отвечает Питер. — Вот у меня есть проблемы с Хелен. Моей девушкой…       — А что произошло?       — Да так… Хелен очень переживает из-за личных проблем и не подпускает меня к себе. И совсем забыла о Сэмми, своей собаке.       — Неужели все настолько плохо?       — Для нее это трагедия. А мне обидно, что она не хочет принять мою помощь…       — Вообще?       — Вообще.       — Ничего, скоро все наладится.       — Надеюсь… — с легкой улыбкой произносит Питер.       Даниэль кивает, молча что-то обдумывая, а затем переводит взгляд на Эдварда, который слегка хмурится, замечая, что ни Терренс, ни Питер не спешат делиться своими проблемами. Впрочем, он и сам решает не рассказывать обо всем, ибо считает, что Перкинс ничего не поймет или вообще все забудет.       — Ну а у нас с Наталией и своих проблем хватает, — спокойно, с грустью во взгляде говорит Эдвард. — Но мне хочется верить, что рано или поздно все наладится.       — Эта девушка тоже не подпускает тебя к себе? — слегка хмурится Даниэль.       — Нет, у меня ситуация немного иная.       — Кажется, вы оба собрались жениться?       — Да, но сейчас мысли о свадьбе отошли на второй план. Мы с Наталией и Ракель с Терренсом не собираемся жениться сию минуту. Как будем готовы – так и устроим свадьбу.       — Вы не торопитесь?       — Нет. — Эдвард бросает мимолетную улыбку, дабы разрядить немного напряженную обстановку. — Пожениться мы можем в любое время – хоть сейчас, хоть через год. Нас никто не торопит, да и мы особо не спешим.       — Понятно…       Даниэль бросает взгляд в сторону и невольно думает о своей помолвке с Бланкой, отметив, что Эдвард говорил о грядущей женитьбе с Наталией с легкой улыбкой на лице и огоньком в глазах, и понимая, что его сильно тяготит мысль о женитьбе на иностранке, которая буквально одержима им.       — Ну а ты сам-то как? — интересуется Терренс, сложив руки на столе и сцепив пальцы. — Как самочувствие?       — Более-менее, — неуверенно отвечает Даниэль.       — Тебе удалось что-то вспомнить?       — Э-э-э, пока нет… — Даниэль слегка прикусывает губу. — Пока я просто думаю о том, что вижу и слышу…       С этими словами Даниэль опять бросает на Питера подозрительный взгляд и хмурится. Этот взгляд не остается незамеченным для Эдварда, Терренса и самого блондина, который чувствует себя неловко и на секунду отводит взгляд в сторону. Это заставляет их подозревать, что Перкинс мог что-то вспомнить про Роуза. Или же пытаться сделать это.       — Ну а поделиться не хочешь? — предлагает Эдвард.       — А что вы хотите знать? — неуверенно спрашивает Даниэль.       — Все, что смог вспомнить.       — Ну… Раз уж мы с вами встретились… То… Мне бы хотелось узнать одну вещь… Кое-что, что меня беспокоит меня.       — Говори, — спокойно говорит Терренс. — Мы слушаем.       — Ох… Как бы это сказать… — Даниэль снова бросает неуверенный взгляд на Питера, который после этого вопросительно смотрит на него. — Я…       — Э-э-э, прости, Даниэль… — неуверенно произносит Питер, сильно растягивая слова. — А почему ты так странно смотришь на меня? Смотришь с тех пор, как подошел к нам…       — Вообще-то, я как раз хотел об этом поговорить…       — Ты что, вспомнил что-то еще, что связано со мной?       — О, нет-нет, ничего… Просто… Э-э-э… — Даниэль качает головой и на секунду отводит взгляд в сторону. — Ответить мне на один вопрос.       — На какой?       — Скажи… Ты говоришь, что мы давно знаем друг друга давно и даже дружим… А мне вот интересно… Бывали ли у нас какие-то споры или конфликты? Вдруг были какие-то недопонимания или что-то вроде?       — Э-э-э… — запинается Питер и чешет затылок, бросив короткий взгляд в сторону. — Ну да… Мы ругались… Я же уже говорил это, когда ты пришел ко мне домой.       — Правда?       — Да, но ты не думай ничего лишнего. Тот конфликт начался по моей вине.       — А не из-за меня?       — Нет. Этого можно было бы избежать, если бы я сумел сдержаться. Но, к сожалению, не смог… Жаждал выплеснуть свои эмоции…       — Значит, я в этом не виноват?       — Расслабься, чувак, ты ни в чем не виноват. Это я повел себя как полный мудак, когда начал орать и махать руками. То, что ты психанул и долгое время буквально бил меня по башке, совершенно нормально.       — А больше не случалось ничего подобного?       — Нет, тот случай был единственным. Мы всегда были в прекрасных отношениях.       Даниэль слегка хмурится и сразу же начинает считать, что есть что-то, что не сходится во всей этой истории с его конфликтом с Питером, который, по мнению прессы, был куда жестче. А то, что Перкинс спросил об этом, заставляет Терренса и Эдварда слегка нахмуриться, переглянувшись друг с другом и покачав головой.       — Эй, Перкинс, а почему тебя это так интересует? — интересуется Эдвард.       — Просто хочу знать правду, — спокойно отвечает Даниэль. — Знать, насколько был серьезным мой конфликт с блондином.       — Все эмоции улеглись после того, как нам стало известно, что заставило Пита так психануть, — уверенно отвечает Терренс. — Да, вы ссорились как кошка с собакой, но это было лишь однажды. А так вы оба всегда хорошо ладили. Даже слишком хорошо.       — Да, это правда, — с легкой улыбкой подтверждает Эдвард.       — Значит, я могу не беспокоиться? — слегка хмурится Даниэль.       — Не думай об этом, чувак, — скромно улыбается Питер. — Все осталось в прошлом. Нет смысла к этому возвращаться.       — Ну ладно… Раз так… Я просто спросил… Проявил любопытство…       Пока Питер, Эдвард и Терренс слегка хмурятся и переглядываются между собой, у Даниэля начинают закрадываться сомнения в том, что эти парни говорят ему правду, видя, что они немного нервничают. Это поселяет в нем еще большую уверенность в том, что конфликт, о котором пишет пресса, не придуман, а эти трое действительно утаивают правду.       — Кстати, а правда, что ты однажды приходил ко мне домой и разговаривал с девчонками? — решает перевести тему Терренс.       — Правда, — кивает Даниэль. — Хотел поговорить с тобой, но тебя не было дома. По крайней мере, девчонки так сказали.       — А тебе удалось что-нибудь вспомнить про них?       — Я… Помню, как человек, который был со мной в тот момент, когда мы нашли Питера в ванной, говорил что-то про девушку по имени Ракель.       — Про Ракель?       — Да, я рассказал ей об этом, и она объяснила, что означали слова того человека.       — А о чем они были? — слегка хмурится Эдвард.       — Э-э-э… Что-то такое, из-за чего ее пришлось приводить в чувство… Она сказала, что это было связано с сильным волнением.       — Верно, — кивает Терренс. — Так и есть.       — А ты помнишь Ракель? — спрашивает Питер. — Ту девушку, чье имя было упомянуто?       — Нет… — качает головой Даниэль. — Не помню…       — Ладно, а что-то ты вообще помнишь о девчонках? О Ракель? О Наталии? О Хелен? Об Анне?       — Э-э-э… — неуверенно произносит Даниэль. — Может быть, только то, что та блондинка – это Валерия. Ой… Или Наталия…       — А Анна? — интересуется Терренс. — Ты помнишь ее?       — Это… Вроде бы девчонка с рыжими волосами? Ее цвет волос бросается в глаза, и это единственное, что я помню о ней.       — Да, это она.       — Я бы хотел поговорить с ней. И узнать, почему я ни разу не видел ее с тех пор, как был в больнице. Почему она ни разу со мной не заговорила, а в какой-то момент вообще перестала приходить.       — Понимаешь, приятель, дело в том, что Анна куда-то пропала, — неуверенно признается Эдвард. — Мы бы с радостью дали тебе шанс поговорить с ней, но она резко оборвала все контакты с нами.       — Да, девочки вроде бы говорили. Но почему? Что с ней произошло?       — Мы бы и сами хотели знать… — устало вздыхает Терренс.       — Может, кто-то из вас обидел ее? Или… Я обидел?       — Мы точно не обижали ее, — уверенно отвечает Питер. — И всегда прекрасно относились к этой девушке.       — Жаль, что я не могу с ней пообщаться.       — Даниэль, скажи, а у тебя не было никакого чувства вины перед ней, когда она была у тебя в больнице? — задумчиво спрашивает Терренс, приложив палец к губе. — Может, ты чувствовал, что должен извиниться перед ней? Или понимал, что она как-то обидела тебя?       — Да, было такое чувство… — прикусив губу, кивает Даниэль. — Мне почему-то казалось, что я как-то обидел ее… Очень хотелось извиниться… Правда не знаю, за что… Э-э-э… Ну хотя бы за то, что я не могу вспомнить ее. За то, что заставил ее плакать.       — Думаешь, вы сильно поругались до того, как ты оказался там, где тебя нашли? — слегка хмурится Питер.       — Не знаю, наверное, — пожимает плечами Даниэль и на пару секунд замолкает. — Возможно, она не хочет общаться со мной как раз из-за этого.       — По крайней мере, мы не замечали, чтобы вы ругались, — пожимает плечами Эдвард. — Конечно, вы могли промолчать и не выносить ссор из избы, но… Все-таки вы хорошо ладили.       — Но если я и правда обидел ее, то хотел бы извиниться перед ней. Даже если не знаю, почему она злится на меня и не общается со мной.       — А каковы твои ощущения? — спрашивает Терренс. — Как ты думаешь, насколько сильно она на тебя обиделась?       — Мне кажется, сильно.       — Ты должен был очень сильно обидеть Анну, чтобы заставить ее покинуть твой дом, игнорировать все звонки и сообщения и не интересоваться тобой, — предполагает Питер.       — Ничего не могу сказать… — качает головой Даниэль.       — Жаль… — с грустью во взгляде произносит Эдвард. — Сейчас только Анна могла бы сказать, что между вами произошло. Но увы, она не общается с нами… Как будто и мы перед ней виноваты.       — Наверное, да… — смотря в одну точку с грустью во взгляде, отвечает Даниэль. — Хотя не могу отрицать, что она красивая… Очень красивая…       Даниэль может чувствовать, как от упоминания имени Анны его сердце начинает биться намного сильнее, у него появляются какие-то приятные чувства, а он сам хочет улыбаться. Терренс, Питер и Эдвард переглядываются друг с другом, скромно улыбаясь и жалея, что Анна не хочет помочь им вернуть ему память. А через какое-то время к их столику подходит невысокая темноволосая девочка подросткового возраста с небольшим рюкзачком за спиной и с легкой улыбкой смотрит на Питера, Терренса и Эдварда.       — Эй, молодые люди, а вы случайно не из группы «Against The System»? — вежливо спрашивает девочка.       — Да, это мы, — с легкой улыбкой отвечает Терренс.       — О, боже, боже! — Девочка улыбается еще шире и, радостно подпрыгивая, хлопает в ладони. — Я вас обожаю! Как здорово, что я встретила вас здесь!       — Вы уже слушали наш сингл? — интересуется Питер.       — Да, он просто потрясный! Я целыми слушаю его в своем iPod! А еще мне очень понравился клип на него. Уже сто раз пересмотрела его.       — Спасибо большое, нам приятно слышать подобные вещи, — с легкой улыбкой благодарит Эдвард.       — Вы все нереально талантливые, парни! — радостно признается девочка. — Я жду не дождусь, когда вы наконец-то выпустите свой первый альбом! Обязательно куплю его в первый же день продаж.       — Благодарим, — искренне благодарит Питер. — Мы долго работали над ним и надеемся, что он вам понравится.       — Послушайте, парни… — Девочка складывает руки перед собой, как будто она жутко стесняется. — А вы не могли бы расписаться на моем диске с вашим синглом? Ну пожалуйста-пожалуйста! Обещаю, что я приду на ваш концерт, если он будет проходить в Нью-Йорке.       — Конечно, с удовольствием подпишем его, — с легкой улыбкой вежливо отвечает Терренс.       Девочка тут же достает из рюкзачка диск и черный маркер и протягивает их парням. Терренс забирает эти вещи и собирается оставить свою подпись. Но в последний момент Эдвард получше присматривается к диску, сильно хмурится и резко выхватывает тонкую коробочку от компакт-диска из рук брата. На лицевой стороне можно увидеть обложку, на которой изображены братья МакКлайф, а также Даниэль с Питером, одетые в черную кожаную одежду и фотографированные с некоторой высоты. Название сингла «The Story About Us» написано простым тонким шрифтом белого цвета в нижней части обложки, а логотип «Against The System» – на верхней. Казалось бы, что все хорошо, но Эдвард обнаруживает, что обложка диска немного испорчена. Точнее, испорчено изображения Даниэля. Его лицо порезано ножницами и разукрашено черным фломастером. МакКлайф-младший находит это неуважением к своему приятелю по группе, но не решается спросить об этом напрямую и просто неуверенно говорит:       — Ой, простите… Кажется, обложка немного испорчена…       — Это я порезала и раскрасила ее, — холодно заявляет девочка, скрестив руки на груди.       Питер резко выхватывает диск из рук Эдварда и внимательно рассматривает, действительно замечая, что лицо Даниэля на снимке действительно порезано и разукрашено черным цветом.       — О, вы это сделали? — неуверенно спрашивает Питер, слегка нахмурившись и бросив короткий взгляд на девушку.       — Да, я, — сухо отвечает девочка.       — Но почему? — недоумевает Терренс. — Почему вы испортили именно фотографию Даниэля?       — Таким тварям, как этот человек, не место не только в вашей группе, но и на этом свете. Я терпеть не могу, когда один человек без причины подвергает другого психологическому насилию, бьет, оскорбляет, унижает, угрожает и даже доводит до желания покончить с собой.       Пока девочка говорит, Питер, Эдвард и Терренс переглядываются друг с другом широко распахнутыми глазами, заметно нервничая и поглядывая на Даниэля, который начинает чувствовать себя не в своей тарелке, понимая, что статья про его конфликт с Роузом может быть правдой.       — Боже, девушка, что вы такое говорите? — ужасается Эдвард.       — А то вы не знайте! — грубо говорит девочка и бросает презренный взгляд на растерянного Даниэля. — Все знают, что вы прикрывайте задницу этого ублюдка по команде своего менеджера. Вам запрещают говорить о том, как он унижает парня, который ничего ему не сделал.       — Ну и дела… — бубнит себе под нос Питер.       — Парни, почему бы вам не выгнать Даниэля Перкинса из своей группы? — Девочка скрещивает руки на груди. — Все ваши поклонники просят вас об этом, а вы не хотите их слушать! И продолжайте делать вид, что вы – команда! Одно целое!       — Проявите уважение к нашему приятелю, пожалуйста, — спокойно просит Терренс.       — Уважение? Вы это серьезно? Да как можно уважать ту сволочь, которая ТАК обращается с невинным человеком!       — Вы сами видели, что он плохо обращался с кем-то из нас? — удивляется Эдвард.       — Вы это скрывайте! Делайте вид, что все хорошо! Лжете своим поклонникам, заставляя их верить, что у вас прекрасные отношения.       — Послушайте, девушка… — спокойно берет слово Терренс.       — Ему не место в группе! — Девочка с ненавистью смотрит на Даниэля. — Даниэль – бездарный человек, который вообще не умеет играть, а уж тем более – петь! Уже все видели и слышали, как он поет на самом деле. Эта мразь ни за что не сможет спеть без фонограммы! Да и я сомневаюсь, что он сам играет на гитаре! За него играет другой человек, а Перкинс лишь делает вид, что играет и поет. А вы прикрывайте его задницу!       — Даже если кто-то из нас не вытягивает ноты время от времени, это нормально, — уверенно заявляет Питер. — Мы люди, а не роботы! Можем уставать, забывать, волноваться и теряться! Что такого в том, если человек один раз не вытянет какие-то ноты или сыграет на неправильной тональности?       — Один раз! — презренно ухмыляется девочка. — Да этот придурок миллион раз позорился! То слова забудет, то на гитаре сыграет неправильно, то начинает блеять как баран!       — И что теперь? — удивляется Терренс. — Многие певцы могут оконфузиться! И ничего – любить их не перестают!       — Уж поверьте, знающие люди прекрасно все видят. Видят, что Перкинсу лучше вообще не пытаться петь и играть. Петь с автотюном любой может! Но не каждый споет вживую так же хорошо, как и на записи.       — Слушайте, вы пришли сюда автограф получить или оскорбить нашего друга? — удивляется Питер.       — Раз уж мне представился случай посмотреть этому подонку в глаза, то я с радостью выскажу все, что думаю о нем. Пусть послушает, какой он ублюдок! Наверняка он не читает комментарии о себе и не подозревает, какой грязью его сейчас поливают. Так пусть услышит это от меня!       — Мы еще раз вам говорим, уважайте Даниэля и всех нас, — уверенно требует Терренс.       — Господи, парни… — Девочка качает головой, смотря на возмущенных Терренса, Питера и Эдварда по очереди. — Зачем вам нужен этот бездарный урод, который должен гореть в аду за то, что он делает? Вы вполне можете найти более талантливого бас-гитариста! Этот потянет вас на дно, и вы не станете известными! Одумайтесь, пока у вас еще есть шанс все исправить! Почитайте комментарии своих фанатов! Все пишут, что если Даниэль не покинет группу, то они перестанут следить за вашим творчеством.       Терренс, Питер и Эдвард обескуражены наглостью девочки, которая еще несколько секунд назад казалась такой скромной и милой и искренне улыбалась им. Конечно, они знали, что рано или поздно столкнулись бы с чем-то подобным, но не думали, что их же собственные поклонники будут так откровенно оскорблять Даниэля, который ни в чем не виноват и всего лишь стал жертвой прессы, раздувшей этот скандал.       — Я вообще не понимаю, как земля носит таких тварей, — возмущенно добавляет девочка, буквально убивая потрясенного Даниэля своим леденящим душу взглядом. — Пусть Перкинс сам почувствует на себе все то, что испытывал Питер, когда он был вынужден терпеть выходки этого подонка. Я желаю этому подонку сдохнуть и никогда не пожалею о том, что сказала эти слова, глядя на его наглую рожу!       — Немедленно прекратите это! — сухо требует Эдвард.       — Сдохни, Даниэль, сдохни! Все поклонники группы этого хотят! Ты – бездарный, никому не нужный урод! Сгори в аду за то, что посмел так обращаться с Питером! С этим чудесным парнем, которого обожают все без исключения! Его фанаты готовы тебе глотку перегрызть из-за того, что ТЫ был виновником того, что он пытался покончить с собой. Пит едва не умер по ТВОЕЙ вине! Это ТЫ должен сдохнуть! ТЫ! ТОЛЬКО ТЫ!       Несколько секунд Питер, Эдвард и Терренс неуверенно переглядываются друг с другом и качают головой, пока слегка побледневший Даниэль перебирает пальцы и нервно сглатывает, время от времени бросая испуганный взгляд на парней. Чуть позже взгляд Роуза падает на диск, который лежит перед ним на столе. И поскольку блондин знает, что все, в чем обвиняют его приятеля, – ложь, он не хочет делать вид, что ничего не происходит. Так что мужчина отодвигает от себя коробку с компакт-диском, уверенно сказав:       — Простите, но я не буду подписывать этот диск. — Питер бросает короткий взгляд на Терренса и Эдварда. — Вы как хотите, ребята, но я не собираюсь закрывать глаза на то, что услышал.       — Я тоже не буду, — не менее уверенно заявляет Терренс.       — И я, — решительно говорит Эдвард.       Эдвард, Терренс и Питер переводят свои взгляды на девочку.       — Простите, девушка, но мы не будем оставлять автограф, — спокойно говорит Терренс.       — Н-н-но… — слегка дрожащим голосом произносит девочка, будучи немного обескураженной и качая головой. — Как же так? Почему вы не хотите подписать мой диск?       — Потому что мы не собираемся делать вид, что не слышали ваших слов о нашем приятеле, который ни в чем не виноват, — уверенно заявляет Эдвард.       — И нам особенно неприятно слышать, как вы откровенно желайте Даниэлю смерти, — сухо добавляет Терренс.       — Перестаньте прикрывать его делишки! — уверенно требует девочка. — Хватит водить своих поклонников за нос! Они и так видят все, что делает этот бессовестный человек. Одни вы не хотите ничего замечать!       — Довольно, девушка! — громко восклицает Питер. — Хватит незаслуженно оскорблять человека и тем более желать ему смерти! Как у вас только совести хватает желать человеку подобное!       — Но, Питер, он же оскорблял вас! Почему вы защищайте этого двуличного человека?       — Потому что он – мой друг! И я больше не собираюсь отмалчиваться и делать вид, что не вижу и не слышу ничего, что о нем говорят. Хватит! Плевать на менеджеров и тех, кто говорит, что мы должны молчать. Я не буду молчать!       — Послушайте, я прекрасно понимаю, что Перкинс запугал вас и угрожал убить, если кто-то узнает о вашем конфликте, — более спокойно говорит девочка. — Но поверьте, у вас очень много поклонников, которые готовы стоять за вас горой. Они глотку перегрызут этому ублюдку, если он тронет вас пальцем или еще раз доведет до попытки самоубийства. Вы хоть знайте, как люди переживали, когда стало известно о вашей попытке суицида!       — Даниэль не доводил меня до желания покончить с собой! Он ни в чем передо мной не виноват! И я требую, чтобы вы прекратили травить этого человека.       — Не бойтесь, вас никто не обидит. Ваши поклонники очень сильно любят вас. Мы защитим вас от этой гадюки и сами заставим его покончить с собой. Гореть от стыда и жалеть, что он вообще с вами связался. Расскажите всем правду.       — А я говорю правду. Даниэль не имеет никакого отношения к той попытке покончить с собой. Все лгут насчет самоубийства! А причин, по которым я решился на столь отчаянный шаг, было достаточно. И ребята прекрасно о них знают.       — Прекратите делать вид, что у вас отличные отношения! — сухо требует девочка, скрестив руки на груди. — Все и так знают, что вы лишь притворяйтесь хорошими друзьями, а на самом деле из-за ваших скандалов группа страдает. А Даниэль Перкинс – тому причина.       — Когда-нибудь я расскажу поклонникам, что заставило меня пойти на это, — спокойно обещает Питер. — Но сейчас я хочу, чтобы наши поклонники прекратили верить тем слухам, что пускает пресса. И наконец-то остановили эту травлю. Нам всем неприятно видеть, как все издеваются над бедным парнем.       — Ну, конечно, бедный… — громко ухмыляется девочка. — Он хорошо строит из себя бедную овечку. Сидит как мышка, молчит, испуганно смотрит на меня… Знает, что виноват, но все равно продолжает подвергать вас травле.       — Милая девушка, мой вам совет: не верьте всему, что пишут газеты, — с легкой улыбкой говорит Терренс. — Мы не знаем, кто распустил эти лживые слухи, из-за которых на Даниэля выливается столько грязи, но нам очень неприятна эта ситуация. Если тот, кто все это начал, не принесет извинения нашему другу и не напишет опровержение, то мы будем вынуждены принять меры.       — Да, а как же та фотография в Instagram? Которую Перкинс сначала выложил с подписью, оскорбляющую Питера, а потом удалил после того, как кто-то вдолбил ему в голову, что им двоим нужно притворяться друзьями. Перезагрузил снимок с другой подписью! Только не учел, что есть очень шустрые люди, которые успели сделать скриншоты.       — Он выкладывал это фото в нашем присутствии, — уверенно заявляет Эдвард. — И там была не та подпись, о которой говорят СМИ! А та, которая там есть сейчас!       — Неправда! Вы лжете! Просто выполняйте указания своей команды менеджеров! Они сказали вам притворяться друзьями Перкинса и защищать его – вы и делайте это. А Питер еще и запуган этим бессовестным ублюдком, который уже давным-давно должен был сдохнуть. Вот писали же, что недавно его сбила машина. Так сбила бы насмерть! Какого черта он остался жив?       — Прекратите так говорить! — возмущенно требует Терренс. — Мы этого не потерпим!       — У нас с Даниэлем прекрасные отношения, и мы – близкие друзья уже на протяжении многих лет, — уверенно говорит Питер. — Были ими еще до того, как у нас появилась идея создать группу.       — Как же усердно вы лжете… — резко выдыхает девочка и качает головой. — Как здорово вас подготовили менеджеры… Может, раньше вы и водили всех за нос. Но теперь все видят настоящее отношение этого урода к тем, с кем он работает. И понимают, что у него нет никакого таланта к музыке.       — Прекратите верить бреду, который пишет какой-то умник. Почему люди похожи на стадо баранов: куда пойдет один, туда пойдут и остальные? Почему не может быть хотя бы одного, кто пошел бы против и делал противоположные вещи? Я в шоке от того, как можно легко манипулировать людьми.       — Ха, я бы еще поспорила, кто кем манипулирует!       — Если вам что-то не нравится, просто перестаньте быть нашей поклонницей. У нас и так их достаточно, и мы знаем, что есть те, кто будет с нами до самого конца.       — Ха, да ваших поклонников можно по пальцам пересчитать! — презрительно усмехается девочка. — Причем большую половину фанаток вы заполучили лишь благодаря Терренсу МакКлайфу, по которому в свое время сходили с ума все маленькие девочки. Без него вы трое – никто! Просто жалкие идиоты, которым просто крупно повезло.       — О, вы теперь решили и нас оскорблять! — слегка приоткрывает рот Эдвард. — Что же вы такая за поклонница, раз начали говорить подобные вещи?       — Я не оскорбляю, Эдвард, а говорю правду. Правду о том, что тебе и этим двоим придется смириться, что вы – лишь тень Терренса. Тень, что следует за ним по пятам. Даже если он – твой родственник, ты все равно не смог бы ничего добиться без его милости.       — Ну знайте, вы переходите все границы дозволенного, — сухо говорит Терренс. — Сначала оскорбили Даниэля и пожелали ему умереть, а теперь начинайте и Эдварда с Питером унижать.       — А что, разве это не так? — округляет глаза девочка. — Ты просто позволяешь им быть известными и пользоваться своей былой славой. Начав этот путь самостоятельно, ни один из этих бездарей ничего бы не добился.       — Питер сказал правильную вещь: если вам что-то не нравится – не будьте нашей поклонницей, — уверенно говорит Эдвард, скрестив руки на груди. — Мы не заставляем любить всех четверых. Раз уж кому-то не нравится кто-то из нас, но любит другого, то все в порядке. Однако каждый наш поклонник обязан уважать нас всех. Не оскорблять, не унижать и тем более не желать кому-то умереть.       — Я не желаю смерти вам троим. Единственный человек, о чьей смерти мечтают я и все ваши поклонники, – это Даниэль Перкинс. Эту тварь никто не любит! Все хотят, чтобы он исчез раз и навсегда и не мозолил глаза одним своим видом.       — Настоящие наши поклонники не ведут себя так, как это делайте вы, девушка, — хмуро отвечает Терренс. — Они поддерживают нас и дают стимул продолжать работать и развиваться как артисты. И лично мне очень жаль, что никто не научил вас просто уважать человека. Не дал понять, что кому-то может быть неприятно слышать столь ужасные вещи о ком-то, кто может быть ему близок.       — Значит, для вас поклонники – это те, кто восхищаются всеми вами без исключения, говорят, какие вы прекрасные и талантливые, кричат как ненормальные, когда видят вас, и считают едва ли не Богами? — возмущается девочка, расставив руки в бока.       — По-моему, те, кто любит артистов, всегда находятся на их стороне, и любят и уважают тех, с кем они работают, — спокойно отвечает Питер. — Сколько раз про многих звезд пускали просто отвратительные слухи, но от этого количество поклонников не убавилось.       — Я уже сказала, что ваших можно пересчитать по пальцам. И то среди них есть только лишь маленькие девочки. Взрослым людям никогда не будет интересны ваши смазливые рожи, накаченные тела и бездарные песенки. Ваш любимый Терренс МакКлайф только на этом и заработал свою популярность. Он думает, что талантлив, но на самом деле у него просто были грамотные менеджеры и все, по чему пускают слюни всякие соплячки. Никогда не обращавшие внимания на то, что у него огромные проблемы с психикой, о которых всегда было хорошо известно.       — Слушайте, мадам, хватит уже оскорблять нас! — едва сдерживает злость Питер. — Мы пришли спокойно посидеть здесь и поесть, а вы побеспокоили нас для того, чтобы сказать то, что нам неинтересно слушать. Что приводит нас в бешенство.       — Конечно, понимаю… Вы не хотите признавать правду. Ни правду о том, какой Даниэль Перкинс на самом деле ублюдок, ни правду о том, что Терренс МакКлайф всегда был больным и эгоистичным, а Питер Роуз и Эдвард МакКлайф просто решили воспользоваться столь хорошими связями и за его счет прославиться на весь мир.       — Простите, а вы точно наша поклонница? — слегка хмурится Эдвард, сложив руки шпилем вверх и подозрительно смотря на девочку. — Вы не очень-то похожи на нее!       — Да уж, ловко вы прикинулись нашей поклонницей, чтобы втереться к нам в доверие, — отмечает Терренс. — Лично я высоко оценил это. Браво, девочка, браво!       — Будьте уверены, ваша группа все равно долго не просуществует! — грубо заявляет девочка, сжав руки в кулаки. — Как только ничтожное число ваших фанаток перестанут боготворить вас, то вы поймете, что вам лучше распустить группу. И начать искать себе работу. Правда не знаю, куда вас могут взять, ибо ни у одного из вас нет образования.       — Лучше подумайте об этом сами, — спокойно советует Питер. — Я так понимаю, вы еще школьница. Так что начинайте думать, где учиться дальше. И как найти хорошую работу.       — Это я без вас разберусь!       — Ну тогда идите с богом! — восклицает Терренс. — И помните, что рано или поздно мы обязательно добьемся своего. Потому что не привыкли сдаваться и останавливаться тогда, когда полпути уже пройдено.       — Посмотрим! — холодно бросает девочка. — Но знайте, что большая часть фанатов хочет, чтобы вы выгнали Даниэля из группы. И не все любят вас четверых. Хотя бы одного они точно ненавидят.       — Надо же, какое вы сделали открытие, — иронично усмехается Эдвард и прикладывает руку к сердцу. — А мы с ребятами и не знали… Спасибо вам большое! Спасибо! От души! Что бы мы без вас делали!       — Желаю вашей группе распасться, бездарные идиоты! Чтобы у вас ничего не получилось! Чтобы ваш альбом не был никому нужен! Чтобы с вами никто не захотел работать!       Девочка бросает взгляд на диск, лежащий на столе, хватает его и со всей силы швыряет на пол на глазах изумленных Терренса, Эдварда и Питера. Она демонстративно растаптывает его ногой, поднимает с пола обложку, разрывает на части и бросает кусочки на пол. После чего резко разворачивается и покидает кафе с гордо поднятой головой. Парни без эмоций провожают ее взглядом и тихо усмехаются, когда смотрят на разбитую коробку от компакт-диска, валяющуюся на полу.       — Знайте, а я вообще не расстроился из-за этой девчонки, — с легкой улыбкой признается Эдвард, откинувшись на спинку стула. — Правда! Я лишь посмеялся над тем, что она говорила о нас.       — Признаться честно, я тоже, — уверенно отвечает Терренс, поправив волосы с помощью пальцев. — Ну сказала она там что-то… Правда меня это совсем не волнует.       — Что касается нас – да, — задумчиво говорит Питер, закинув руки на спинку стула. — Но вот ситуация с теми обвинениями складывается не слишком хорошо.       — Да уж… Походу, придется наплевать на Джорджа и рассказать народу правду.       — Да, пора заставить всех проснуться, — уверенно говорит Эдвард.       — Эй, ребята, а о чем говорила эта девчонка? — неуверенно спрашивает Даниэль, округленными глазами смотря на Эдварда, Терренса и Питера. — Почему она обвинила меня в доведении Питера до попытки самоубийства?       — Это ложь, Даниэль, не слушай ее! — уверенно заявляет Питер. — Ты ни в чем не виноват! К моей попытке покончить с собой ты не имеешь никакого отношения.       — Но она же только что все сказала! Значит, я виноват? Ты хотел умереть по моей вине?       — Мы умоляем тебя, Даниэль, не верь всему, что говорят и пишут про тебя и Питера, — уверенно отвечает Эдвард. — Единственная правда в той статье, – это то, что ты действительно ругался с Питером, и группа едва не распадалась.       — Да, конфликт был, мы не отрицаем, — добавляет Питер. — Но он был не такой серьезный, как это пытается рассказать пресса.       — Но ведь я читал! — восклицает Даниэль. — Читал и видел все, что обо мне писали!       — Кто-то пытается оклеветать тебя, Даниэль, — уверенно заявляет Терренс. — Не знаю, почему пресса решила затравить именно тебя, но все это откровенная ложь. Уж я-то прекрасно это знаю, ибо мы с тобой все время были вместе и пытались помочь Питеру.       — Хелен это подтвердит! — восклицает Эдвард. — В какой-то момент она тоже помогала вам вместе со своей подругой, которая знает Пита еще со школы.       — Я не верю… — качает головой Даниэль. — Вы обманывайте меня. Вы и ваши девушки водите меня за нос. Не хотите рассказать всю правду.       — Это неправда, чувак! — возражает Терренс. — Никто тебя не обманывает!       — Не надо! Я прочитал достаточно о себе. И прекрасно знаю, что люди пишут обо мне. Уж они-то не боятся говорить правду. Вот и эта девчонка проявила смелость.       — Это все ложь, Даниэль! — восклицает Эдвард. — Только лишь мы говорим тебе настоящую правду! Мы с парнями, наши девушки и еще некоторые близкие нам люди знают все, что произошло на самом деле.       — Она же сама сказала, что вы выполняйте указания своего менеджера.       — Менеджеры, наоборот, пытаются помочь нам и остановить эту травлю, — уверенно отвечает Питер. — Они тоже знают всю правду. И мы все вместе готовы отстаивать ее и защищать твое чистое имя, которое какой-то мудак так растоптал в грязи.       — Похоже, вы все и правда отлично играйте свою роль. Хотя я искренне не понимаю, зачем вы держите меня в группе, раз я такой плохой и едва не отправил человека на тот свет.       — Почему ты веришь им, а не нам? — недоумевает Эдвард. — Все эти люди не знают настоящей правды! Мы – единственные, кто может опровергнуть все, в чем тебя обвинили. И уверены, что время пришло. Пора перестать отмалчиваться и бороться с этой чертовщиной.       — Неужели вы так и будете всем лгать? — возмущается Даниэль. — Они и так все знают, а вы до сих делайте вид, что все хорошо!       — Послушай, чувак…       — Хватит, парни, хватит! Заканчивайте этот фарс!       — Черт, неужели ты успел поверить во весь этот бред? — удивляется Терренс. — Перкинс, ты совсем охренел?       — Нет, это вы охренели. Ваша игра слишком сильно затянулась.       — Даниэль…       — Давайте, скажите уже всем, что Питер хотел умереть из-за меня. Подтвердите все это! Хватит уже слушать тех, кто командует вами!       — Даниэль, пожалуйста, не говори так! — с жалостью во взгляде умоляет Питер. — Мы не обманываем тебя.       — Меня больше удивляешь ты, блондин. После такого скандала ты ведешь себя так, словно ничего не случилось, и нормально общаешься со мной. Я не понимаю!       — Потому что этого никогда не случалось. Никаких угроз, насилия и всего, что тебе приписали, не было! Никогда!       — Не надо ничего объяснять. Я уже давно все понял. Вы трое пляшете под дудку своих менеджеров и по их команде лжете всем, что я не причастен к тому случаю.       — Что? Да Джордж, наоборот, помогает нам и пытается прикрыть нас и тебя. Он знает, что ты ничего не помнишь и понимает наше положение.       — Что бы люди ни говорили, мы не откажемся от своих слов и продолжим говорить, что ты ни в чем не виноват, чтобы остановить эту травлю, — уверенно обещает Эдвард. — А ты сам все поймешь, когда сможешь все вспомнить.       — Пусть нам и не верят, мы не позволим никому незаслуженно оскорблять тебя, — заявляет Терренс. — Будем бороться за твое доброе имя до самого конца. И найдем того отморозка, который написал такую статью и заставил всех возненавидеть тебя.       — Какие же вы все лживые, парни, — сухо отвечает Даниэль. — Водите за нос и меня, и всех этих людей.       — Что?       — Как вам вообще не стыдно? А может, я вообще никак не связан с вами и этой чертовой группой? Может, вы заставляйте меня думать, что я типа играю с вами! Очень интересно! Учитывая, что я не умею играть на каком-либо инструменте.       — Перкинс, ты – совсем идиот? — ужасается Эдвард. — Как ты можешь верить всем этим людям, которые не знают, что происходит с нами на самом деле, и все, что мы пережили? Да, мы понимаем, что ты ничего не помнишь и принимаешь любую информацию за правду. Но поверь, мы говорим чистую правду. Никто из нас не любит лгать. Тем более, что ты – наш друг. А друзьям и близким мы не любим что-то недоговаривать.       — Как я могу верить людям, которых вообще не знаю? Я понятия не имею, кто вы все такие, и что вам от меня нужно! Но точно знаю, что вы трое нагло лжете мне и скрывайте всю правду, которую я должен знать.       — Мы ничего не скрываем.       — Надо же, а я доверился вам. Думал, вы искренне хотели помочь мне. Удивлялся, что вы знайте меня, но принимал вашу помощь. Однако вам надо лишь извлечь из этого какую-то свою выгоду.       — Ты не понимаешь, что говоришь. Если не веришь нам – спроси девчонок. Ракель, Наталия, Хелен и Анна могут подтвердить наши слова и сказать, что мы не врем тебе.       — Да, девчонки могут подтвердить, что мы не ошибаемся, — уверенно кивает Питер. — Спроси любую из них, и каждая подтвердит, что все наши слова – чистая правда!       — Ну конечно! — презренно усмехается Даниэль. — Они ведь в сговоре с вами! Хотят извлечь для себя какую-то выгоду.       — Мы – твои друзья, и нам нет смысла врать тебе. У нас и в мыслях не буде желания воспользоваться тобой и твоей амнезией. Это уже твои догадки.       — Слушайте, парни, оставьте вы меня в покое. Занимайтесь своей группой, раз она существует. И разберитесь с тем, кто поет с автотюном и играет не своими руками. Чего вы привязались ко мне? Я знать вас не знаю! А вы нагло пользуйтесь тем, что я не могу вас вспомнить! Понятия не имею, как вы узнали обо мне, но мне не о чем с вами разговаривать.       — Что? — приходят в ужас Терренс, Эдвард и Питер, широко распахнув глаза.       — Даниэль, ты хоть понимаешь, что за бред ты сейчас несешь? — недоумевает Терренс. — Неужели кто-то уже успел так здорово прочистить тебе мозги, что ты легко веришь этому дерьму и делаешь вид, будто не знаешь нас? Прекрати вести себя как капризная девчонка и разуй глаза!       — Лучше бы вы договорились о том, что мне рассказывать, — сухо, немного грубо бросает Даниэль. — А то ваши показания что-то сильно путаются.       — Послушай, Даниэль, мы понимаем, что тебе обидно из-за того, что тебя оскорбляют и отправляют в могилу, — спокойно говорит Эдвард. — Но мы не лжем тебе, клянусь. Мы – твои друзья, хотя ты этого не помнишь. Но обязательно вспомнишь, когда память вернется. Рано или поздно это случится. И мы будем ждать. Ждать столько, сколько потребуется.       — И прекрати уже винить себя в том, чего ты не делал, — уверенно добавляет Питер. — Если бы ты действительно имел отношение к произошедшему со мной и был причиной этого, то вряд ли бы мы с тобой общались и дружили. И мы трое не защищали бы тебя, если бы все то, в чем тебя обвиняют, было правдой. Выкинь этот бред из головы!       — Хорошо, тогда докажите, — холодно говорит Даниэль. — Докажите, что вы говорите правду. Расскажите, почему я должен вам верить. Только не говорите, что вы – типа мои друзья. Для меня это не аргумент.       — Ты сам все поймешь, когда вновь обретешь потерянные и забытые воспоминания… — спокойно отвечает Терренс. — А пока просто верь нам и делай, что мы говорим.       — Слушайте, да идите вы все на хер! Я и без вас как-нибудь справлюсь и найду способ все вспомнить. Никто не просил вас…       Даниэль не договаривает свою мысль, потому что к столику, на котором он сидит вместе с Терренсом, Эдвардом и Питером, кто-то подходит и громко ухмыляется.       — Эй, клоуны, я смотрю, вы тут отбивайтесь от своих фанатов, — гордо приподняв голову, бодро говорит парень. — Отбоя от них просто нет!       Питер, Терренс и Эдвард резко переводят взгляды на того, кто сказал это, и видят перед собой хитро улыбающегося Блейка.       — О, нет! — тихо стонет Питер, проведя руками по лицу.       — А вот и наши жалкие звездочки, — ехидно смеется Блейк. — Сидят тут в сторонке и обсуждают то, какие они прекрасные.       Блейк переводит взгляд вниз и слегка приоткрывает рот, видя разбитый компакт-диск с синглом «Against The System».       — Ни хера себе, смотрите-ка че! — восклицает Блейк, подбирает пару кусочков порванной обложки сингла и соединяет их вместе. — Ваши поклонники так сильно восхищаются вами, что даже ломают диски с вашими песенками. Ничего себе!       — Иди отсюда, сопляк! — грубо требует Питер. — Нам некогда с тобой возиться!       — Ох, смотрите-ка… — весело произносит Блейк, внимательно рассматривая два кусочка бумаги. — Кажется, у Перкинса появились хейтеры, которые разрисовывают его рожу на обложке. Вон как классно получилось!       — Так, парни, придержите меня, — бубнит Эдвард, скрестив руки на груди. — А иначе я точно врежу ему.       — Ха! — громко смеется Блейк, будто бы издеваясь над Эдвардом. — МакКлайф, ты это серьезно? Да у тебя смелости на это не хватит!       — Не выводи нас из себя, сопляк. А иначе ты точно пожалеешь, что связался с нами.       — От сопляка слышу. Жалкого бесполезного сопляка.       — Слушай, Коннор, проваливай отсюда, пока у тебя есть шанс, — грубо требует Терренс. — Не зли нас. А иначе ты и правда доиграешься.       — И что вы мне сделайте? Помашете ручками и наговорите кучу гадостей! Пф! Так мне абсолютно плевать! Меня это совсем не задевает.       — Если бы мы знали, что ты появишься здесь, то обошли бы это кафе десятой дорогой. Пришли сюда, чтобы спокойно поговорить, а не получилось.       — Так я случайно забрел сюда, — с невинной улыбкой отвечает Блейк. — Захотел немного пожрать… Ну а зайдя сюда, я увидел такое шоу… Одна какая-то девчонка на глазах всех людей в этом заведении бросила на пол диск с вашим синглом и растоптала его ногой.       — А мы так понимаем, ты стоял в сторонке и громко ржал, — презренно усмехается Питер.       — О да! — тихо смеется Блейк и качает головой. — Я здорово повеселился, глядя на это зрелище! Жалко, я не успел сфоткать ваши рожи! Вам точно стоило это видеть.       — Надо же, так засмотрелся на нас, что даже забыл о том, что хотел пожрать, — иронично усмехается Эдвард.       — Ну да, признаюсь. Такое зрелище было гораздо интереснее. Пожрать я могу всегда, а вот такие крутые сценки не каждый день можно увидеть.       — А хочешь я на глазах у всего заведения опрокину этот поднос с едой тебе на голову? — сухо спрашивает Питер. — Мы с парнями тоже повеселимся и пофоткаем тебя! Такое тоже не всегда можно увидеть.       — Только попробуй, белобрысый идиот. А иначе я всем расскажу, что у Перкинса амнезия, и по этой причине вы исчезли из поля зрения.       — Не вздумай раскрывать свой поганый рот, — грубо говорит Терренс. — Скажешь хоть слово – будешь отвечать по полной.       — Ой-ой-ой, как я испугался! — Блейк негромко усмехается и переводит взгляд на хмурого Даниэля, которого ранее не замечал. — О, Перкинс, ты тоже здесь! Говорят, у тебя амнезия! Слышал, что ты здорово долбанулся башкой!       — Так, парни, по-моему, нам пора сваливать, — шепчет Эдвард, бросив короткий взгляд на Питера и Терренса.       — Кстати, а у тебя мозги случайно не утекли? А то вдруг ты еще и идиотом стал!       — А кто ты такой? — слегка хмурится Даниэль. — Мы разве знакомы?       — Неужели ты не помнишь меня?       — Нет. А разве должен?       — О! — Блейк громко хлопает в ладони со злостным смехом. — А Перкинс-то сам себя выдал! Ну ничего, приятель, я тебе напомню, раз ты все-таки забыл. Я – Блейк Коннор. Твой самый лучший друг.       — Ты – мой друг? — округляет глаза Даниэль.       — К счастью, нет, — закатив глаза и скрестив руки на груди, холодно говорит Питер. — Лично я не хотел бы иметь такого друга, как этот надоедливый сопливый урод.       — Но ведь у тебя есть и так не слишком хороший друг, Роуз, — задумчиво говорит Блейк и иронично усмехается, скрестив руки на груди и смотря на Питера и Даниэля по очереди. — Ведь твой дружок довел тебя до попытки покончить с собой и заставил всех твоих фанаток, пускающих слюни по тебе, истерить.       — Блять, еще один нашелся… — устало стонет Питер.       — Теперь-то мне все понятно. Да и народ понял, что из себя представляет такой жалкий идиот, как Даниэль Перкинс.       Эдвард, Терренс и Питер бросают друг другу короткий взгляд, чувствуя, что встреча с Блейком не принесет им ничего хорошего.       — Коннор, будь добр, закрой свой рот и вали отсюда, — грубо требует Эдвард.       — Уж не знаю, реально ли ваши менеджеры приказали вам молчать о том, что именно Перкинс причастен к попытке Роуза покончить с собой. Но есть причины верить, что всеми любимый блондин хотел сдохнуть как раз из-за своего дружка.       — Это не твое собачье дело! — грубо бросает Питер.       — Знайте, а я думаю, сочувствующих Перкинсу вряд ли будет много, если все узнают, что он ни черта ничего не помнит, — задумчиво говорит Блейк. — Точнее, их вообще не будет! Ведь в Twitter уже который день люди твитят с хештегом #DanielGetOutOfATS. Они все просят вас дать ему пинка под зад и дико ненавидят вашего басиста. А Instagram звезды этой истории пестрит злостными комментариями. Его оскорбляют, унижают, поливают грязью… Многие даже желаю ему смерти. А поскольку ваши менеджеры уже распространили новость о том, что Перкинса сбила машина, то народ говорит, что лучше бы его задавили насмерть. Не готовы они простить этого человека. Ибо он едва не отправил на тот свет того, по кому сходят с ума едва ли не больше, чем по самому Терренсу МакКлайфу.       — Не засоряй свою головку ненужной информацией, парень, — холодно говорит Терренс, скрестив руки на груди. — Мы как-нибудь сами разберемся. Без твоего участия.       — А та фанатка правильно сказала: поклонников вашей группы можно пересчитать по пальцам. Большая их часть сходит с ума только по Терренсу МакКлайфу. Еще две присоски решили воспользоваться его славой, а один из них – еще и родством. Ну а Перкинс вообще не умеет петь и играть на гитаре. Уж мы-то прекрасно знаем, как много раз он лажал во время концертов. Теперь это все знают благодаря видеозаписям, на которых слышно, как он поет.       — Закрой свой поганый рот! — грубо бросает Эдвард. — Не беси нас еще больше!       — Я всего лишь говорю правду.       — Нам не нужна твоя гребаная правда, мудак! — холодно отвечает Питер.       — Да-да, неприятно слушать, понимаю, — проведя рукой по волосам, уверенно отвечает Блейк. — Но вы можете не бояться, клоуны. Все равно народ уже знает, что вы от них так усердно скрывали. Так что перестаньте ломать комедию и расскажите всю правду о Перкинсе. Никто не станет переживать из-за двуличного кретина, который чуть не отправил своего дружка на тот свет. Говорил гадости за его спиной, угрожал убить его и регулярно подвергал психологическому насилию.       — Коннор, заткнись! — повышает голос Терренс.       — Да, Перкинс… — злостно ухмыляется Блейк и с презрением смотрит на Даниэля. — Знал я, что в тебе есть что-то подозрительное… Ты все время пытаешься строить из себя крутого и выпендриваешься перед другими. Хотя на самом деле ничего из себя не представляешь.       — Как будто ты сделал в своей жизни что-то полезное, — бубнит себе под нос Питер.       — Кстати, а что тебе сделал Роуз, раз ты так ненавидишь его и довел до самоубийства? Может, расскажешь нам? Поклонникам группы, которые считают тебя тварью? — Блейк замолкает и хлопает себя по лбу. — Ах да, я забыл, что ты ни черта не помнишь! Но не переживай. Другие все помнят. Все, Перкинс. Каким бы ангелочком ты ни был, рано или поздно вся твоя гнилая натура выйдет наружу.       — Значит, я все-таки виноват? — неуверенно спрашивает Даниэль.       — Ну это тебе лучше знать. И твоим дружкам, которые прекрасно знают, что происходило между тобой и Роузом. Но которые явно не хотят признаться во всем.       — Вот еще одно подтверждение! — Даниэль резко бросает хмурый взгляд на Терренса, Питера и Эдварда. — Вы врете мне! Этот парень говорит, что я сделал это, а вы – что нет!       — Даниэль, не слушай его! — тараторит Питер. — Этот сопляк врет!       — Эй, Роуз, а почему ты защищаешь его? — недоумевает Блейк, расставив руки в бока. — Он же чуть не убил тебя! У самого что ли амнезия? Забыл, что тебя смешивали с грязью? Унижали, оскорбляли… И в итоге довели до попытки самоубийства! Или же ты такой бесхарактерный, что готов простить его за все оскорбления, унижения и фотографии с ужасными подписями о тебе?       — Это ложь, Коннор! Даниэль не имеет никакого отношения к произошедшему! И если так сильно хочешь знать, то он никогда не делал того, что ему приписали.       — Не бывает дыма без огня, блондин. Во всем есть доля правды. Раз кто-то заговорил об этом, значит, тот, кто напрочь все забыл, имеет отношение к тому, что ты хотел сдохнуть.       — Я не собираюсь рассказывать тебе о причинах, по которым пошел на это. Единственное, что я могу сказать, – это то, что Перкинс ни в чем не виноват. Ребята это прекрасно знают, и мы будем стоять на своем до самого конца.       — Вам уже никто не поверит. Народ узнал все об этом человеке и о том, кто причастен к попытке Роуза покончить с собой.       — Что ты от нас хочешь, Коннор? — сухо спрашивает Эдвард. — Что нам, твою мать, сделать, чтобы ты отвалил от нас и прекратил все это?       — От вас мне ничего не нужно, клоуны. Я просто хочу, чтобы люди знали правду. Правду о том, что происходит с вами на самом деле. Чтобы вы прекратили отрицать явное и наконец-то во всем признались. И выгнали Перкинса из группы, если вы собирайтесь продолжать выступать.       — Мы честны перед своими фанатами и ничего не скрываем, — спокойно говорит Терренс.       — Нет, МакКлайф, вы как раз врете, спасая задницу Перкинса от позора. Правда я до сих пор удивляюсь почему. Этот мудак так подставил вас и всех, с кем вы работайте, а вы еще и защищайте его. Умно, звездочки, умно.       — Ну раз ты так хорошо знаешь всю эту историю, тогда сам расскажи, что произошло на самом деле, — спокойно говорит Даниэль. — Раз уж эти трое все отрицают.       — А что рассказывать? — округляет глаза Блейк. — То, что вы с Роузом собачились как кошка с собакой? Что он страдал от унижений крутого парня, который неоднократно угрожал убить его, избивал и явно жутко завидовал, что фанаты так сильно любят Роуза? Или рассказать о том, что ты не умеешь петь и с трудом делаешь это вживую? То, что вы оба притворяйтесь на публике, что у вас отличные отношения и даже пытайтесь шутить друг над другом и смеяться? Или же то, что ты мечтал выйти сухим из воды, узнав о попытке Роуза сдохнуть? Не хотел, чтобы все обвинили тебя в доведении блондина до самоубийства!       — Закрой свой грязный рот, сопляк! — грубо требует Терренс, сжав руки в кулаки.       — И надеясь избежать позора, ты начал делать вид, что глубоко шокирован тем, что сделал Роуз. — Блейк с тихой ухмылкой мотает головой. — Ты отправился вместе с МакКлайфом-старшим в больницу, куда привезли блондина. И мне известно, что присоски МакКлайфа с вами тогда не было… Не очень-то спешил поддерживать своих друзей.       — Меня с ними не было, потому что я узнал об этом уже после того, как они сходили в больницу, — грубо отвечает Эдвард.       — Это ты Перкинсу как-нибудь расскажешь. Меня это не волнует, да и речь сейчас не о тебе.       — Говоришь, что я поехал в больницу, в которую привезли этого парня? — слегка хмурится Даниэль.       — Типа того, — со скрещенными на груди руками кивает Блейк. — И должен признаться, что ты – неплохой притворщик. Ты так правдоподобно изобразил испуг и тревогу! Браво, чувак, я снимаю перед тобой шляпу! Актеришка из тебя вышел бы неплохой! Может, даже смог бы затмить самого Терренса МакКлайфа.       — И я был в больнице вместе с ним? — Даниэль указывает рукой на Терренса.       — Ага, — Блейк тихонько усмехается. — Вот как сильно ты хотел прикрыть свою задницу! Был готов усердно притворяться, лишь бы не стало известно, кто довел Роуза до такого состояния. Думал, что никто не узнает о твоем обмане! Но нет! Про известных людей знают все! Как бы усердно ты ни отрицал все обвинения. Как бы усердно тебя ни защищали твои дружки и ваша команда менеджеров.       — Черт, значит, это правда…       — И кстати, твое отношение к Роузу не изменилось даже после попытки убить его. Не угомонился и продолжил оскорблять его за спиной! Все началось с самого начала, и блондин снова был вынужден терпеть все твои выходки.       — Заткнись, Коннор! — чуть повышает голос Питер, не скрывая своего раздражения. — Просто заткни свой рот, мелкий прыщавый паразит!       — Да, Перкинс, однажды кто-то из поклонников даже сделал скриншот фотографии, под которой ты ясно дал понять, что до сих пор ненавидишь Роуза. Правда потом вспомнил, что совершил ошибку. Что ты должен заставлять публику верить в дружеские отношения Пителя, удалил фотку и перезагрузил ее уже с другой подписью.       — Пителя?       — Вашу сладкую парочку часто так называют. Да и вообще я слышал о многих, так называемых, пейрингах.       — Пейрингах?       — Да, я слышал еще и про Тедвард, Перренс, Пидвард, Терриэль, Дандвард… Среди любовных парочек есть такие пейринги, как Текель, Эталия, Хетер, Аннаэль… Фанаты просто берут все ваши имена и соединяют их вместе. По-моему, у вашей четверки тоже было какое-то имя, но что-то забыл его.       — Ясно…       — Только вот никто не знает, что, по крайней мере, Питель – не такой уж и дружный пейринг. А после того, что народ узнал про тебя, они вообще решат, что Пителя не существует.       Питер, Эдвард и Терренс едва сдерживают себя, чтобы не напасть на Блейка прямо на глазах у людей, а Даниэль все больше начинает верить, что его друзья лгут ему. Правда им больше одержимо не разочарование в этих парнях, а желание отгородиться от них и отказаться от помощи, ибо ему жутко стыдно перед ними за то, что никогда не случалось.       — Слушай, прыщавый сопляк, тебе не кажется, что ты очень много говоришь и постоянно суешь свой слишком длинный нос в чужие дела? — грубо спрашивает Эдвард. — Отвали ты от нас! Хватит трепать нам нервы! Мы уже устали от тебя! Ус-та-ли!       — А что такого? — невинно улыбается Блейк. — Перкинс просил рассказать ему правду – я сделал это.       — Это не правда, а ложь! Самая настоящая ложь!       — Вы не сможете доказать это.       — Не суй свой нос в наши дела и лучше иди развлекайся со своими подружками! Трахни кого-нибудь! Делай что хочешь, только оставь нас в покое!       — А ты, МакКлайф, завидуешь? — хитро улыбается Блейк. — Завидуешь, что я свободен и могу трахаться с любой понравившейся мне девчонкой. А вот тебе это будет запрещено, поскольку очень скоро ты не будешь холостым парнем. Как и твой братец.       — В отличие от тебя я спал только с теми, с кем встречался. А ты трахаешь всех подряд! Любую, кто скажет одно лишь «я хочу тебя»!       — Не завидуй, щеночек, ты сам захотел быть связан по рукам и ногам, женившись на девушке, которая так хотела выйти за кого-нибудь замуж… Все-таки годочки идут, а она до сих пор не замужем. Надоело испытывать давление и отвечать на вопрос о том, когда она сыграет свадьбу и родит мелкого.       — Я не обязан объяснять, почему решил жениться на ней.       — Пф, да пошел ты к черту со своими объяснениями.       — И да, я тебя предупреждаю, Коннор: если скажешь о ней хоть одно плохое слово, то тебе придется пожалеть об этом. Ты понял меня? Я не потерплю оскорблений в сторону моей невесты. И разорву тебя на части, если ты тронешь ее хоть пальцем.       — Успокойся, МакКлайф, — тихо ухмыляется Блейк. — Конечно, твоя блондиночка – очень даже сексапильная штучка с роскошной фигуркой. Но мне она не нужна.       — Вот и прекрасно!       — Хотя тебе определенно придется много нервничать, потому что такую красотку могут запросто украсть. Или она сама найдет кого-то лучше, чем какой-то жалкий безмозглый щеночек.       — Мне кажется, я уже требовал, чтобы ты прекратил оскорблять Эдварда, — холодно напоминает Терренс.       — О, МакКлайф, я еще не начинал. Если я начну высказывать все, что думаю об этом сопляке, то тебя это приведет в бешенство. А уж если я захочу немного разукрасить его смазливую морду, то ты снова докажешь всем, что у тебя проблемы с головой, и предстанешь перед всеми больной истеричкой.       — Не выводи меня из себя, Коннор. Я долго терпел твои выходки и сдерживал парней. Но вижу, что ты и правда ведешь себя безобразно и переходишь все границы, оскорбляя и унижая моих друзей и брата.       — И что же ты мне сделаешь? Врежешь пару раз по морде? Или по яйцам? — Блейк презренно ухмыляется. — Ха! Да я не боюсь вас, жалкие гады! Вы только строите из себя крутых, хотя на самом деле ничего из себя не представляйте. Вас не за что любить и уважать.       — У меня очень много хороших связей. Я могу так испортить тебе жизнь, что ты, прыщавый ублюдок, будешь бояться приближаться к нам. Это ты ничего из себя не представляешь, а я – звезда. Меня все знают и уважают.       — Делайте что хотите, клоуны, я вас не боюсь. А будете слишком сильно задирать нос – я расскажу всем, что вы скрывайте правду о том, что у Перкинса амнезия. Что вы не только покрывайте то, что он делал с Роузом, но еще и то, как ему отшибло память. На него и так вылилось куча грязи после того, как все узнали бы, что он мог запросто сдохнуть, если бы машина сбила его насмерть.       — Эй, парень, а ты узнал об этой истории из Интернета? — слегка нахмурившись, спокойно спрашивает Даниэль.       — Да, оттуда, — хитро улыбается Блейк. — Но я также провел свое собственное небольшое расследование. И сумел разыскать девчонку, которая видела тебя и МакКлайфа-старшего в тот день, когда Роуза привезли в больницу. Здорово, что есть такая классная вещь, как Интернет, в котором можно запросто найти любого. Вот я нашел ее и отлично пообщался с ней в WhatsApp.       — Надо же! — со скрещенными на груди руками закатывает глаза Питер. — Мир потерял такого шикарного детектива! Мог бы пойти работать в этой области, а не быть помощником группы. Ах да… Прости… Я забыл, что у тебя нет никакого образования, и тебя никуда не возьмут.       — Есть много случаев, когда люди добиваются успеха, не имея никакого образования. Главное – желание и упорство.       — Ну узнал ты, что произошло в тот день, — резко выдыхает Терренс, — И что теперь? Ты успокоился? Или будешь и дальше совать нос в чужие дела?       — М-м-м, я скажу больше… Мне даже удалось получить парочку фотографий, на которых можно увидеть тебя и твоего дружка, изображающего искреннее беспокойство за того, кого он собственноручно едва не отправил на тот свет.       — А ты покажешь мне эти фотографии? — спрашивает Даниэль. — Или подскажи, где я могу сам узнать обо всей этой истории.       — С удовольствием. Раз ты так заинтересован в этом. Тем более, что они у меня с собой. Повезло-то так…       Блейк засовывает руку во внутренний карман темно-синей джинсовой куртки, достает оттуда фотографии и протягивает их Даниэлю, который начинает внимательно рассматривать каждую. Они действительно были сделаны одним из очевидцев, узнавший участников «Against The System», как раз в тот день, когда Питера привезли в больницу, а Терренс и Даниэль сопровождали его. Они не очень хорошего качества, но на них легко увидеть несколько врачей в белых халатах, бессознательного блондина, лежащего на больничной каталке и выглядящего довольно бледным, а также взволнованных черноволосого высокого мужчину и еще одного с волосами оттенка темный шоколад. Эдвард, Терренс и Питер заметно нервничают, пока они переглядываются друг с другом, боясь, что ситуация может выйти из-под их контроля.       Внимательно рассматривая фотографии на протяжении какого-то времени, Даниэль слегка хмурится и понимает, что ему хорошо знаком блондин, коим является Питер, сидящий напротив него, а черноволосый высокий мужчина очень похож на Терренса, что украдкой смотрит на фотографии в руках своего приятеля. У Перкинса есть чувство, что все это ему знакомо, и что он как будто действительно был рядом с каталкой и отправился в больницу в сопровождении врачей. Это ощущение преследует его еще какое-то время до тех пор, пока Даниэль начинает понимать, что ему в голову ударяют какие-то воспоминания. Воспоминания, связанные с Терренсом. Мужчина думает о том, как куда-то шел куда-то с черноволосым мужчиной, что немного повыше него, о чем-то с ним разговаривал и был жутко взволнован. Кроме того, в его мыслях всплывают некоторые обрывки фраз, смысл которых заключается в том, что им нужно сообщить подругам Питера о случившемся, а также кое-что о страхе Перкинса перед кровью и нуждой отмыть ванную.       В тот момент, когда Даниэль вспоминал о лежащем в крови Питера, он не помнил Терренса, хотя и знал, что был не один. Но теперь все иначе. Сейчас мужчина четко видит лицо того человека, с которым был в тот роковой день. Это действительно был Терренс. Человек, который сейчас сидит рядом с ним. Благодаря этому мужчина делает вывод, что Питер все-таки не соврал ему. Даниэль слегка качает головой, рассматривая то фотографии с самим собой и то бросая подозрительный взгляд на Терренса и Питера, которые переглядываются друг с другом и с Эдвардом, лишь пожимающий плечами. Пока Блейк хитро улыбается и наблюдает за Перкинсом, скрестив руки на груди и держа голову гордо приподнятой.       — Ну что, вспомнил, как довел своего дружка до попытки суицида? — с насмешкой спрашивает Блейк. — Наверное, стало стыдно? Стыдно вспоминать, что ты наделал? Или нет? Ты все еще уверен, что сделал правильную вещь?       Даниэль пока что не спешит рассказывать о том, что постепенно начинает вспоминать Терренса и Питера и молча рассматривает фотографии, немного тяжело дыша и чувствуя учащенное сердцебиение где-то в голове.       «Терренс… — слегка хмурится Даниэль. — Я знаю его… Это он был со мной в тот день… Когда Питер лежал в крови… Я определенно знаю этих двоих… Это точно. Блондин не лгал… Это был Терренс… Похоже, что меня что-то связывает с этими двумя, ибо у меня есть воспоминания, связанные с ними.»       Даниэль бросает короткий взгляд на Эдварда.       «А вот Эдварда я пока что не могу вспомнить… Не могу сказать, знаю ли я его… Впрочем, этот парень сказал, что его не было со мной и Терренсом, когда мы нашли Питера… Да и на фото его нет… Возможно, это так… Хотя даже если я знаю этих двоих, это не значит, что я не виноват в том, что произошло. Они могут нагло лгать мне. Я не верю ни единому их слову, когда они все отрицают. Не верю…»       Даниэль кладет фотографии на стол и запускает руки в волосы, несколько секунд ничего не говоря и снова и снова обдумывая все то, что он сумел вспомнить.       — Эй, Даниэль, ты в порядке? — слегка хмурится Эдвард.       — Ты что-то вспомнил? — интересуется Терренс.       Даниэль отвечает не сразу и качает головой, решив соврать и ничего не говорить из-за недоверия к своим друзьям, которые, по его мнению, врут, но перед которыми ему стыдно из-за того, что он якобы сделал.       — Ничего… — смотря в одну точку, тихо произносит Даниэль. — Ничего…       — Ты вспомнил Терренса? — спрашивает Питер. — Если да, то расскажи, что именно!       — Я никого не вспомнил… Эти фотографии ни о чем мне не говорят… Ни о чем…       Глаза нервничающего Даниэля начинают бегать из стороны в сторону, а его желание уйти отсюда как можно скорее возрастает каждую секунду. И через несколько секунд он решает вернуться к себе домой, безуспешно пытаясь скрыть свое волнение, которое хорошо чувствуют Терренс, Питер и Эдвард.       — Слушайте, мне что-то нехорошо… — неуверенно говорит Даниэль, потирая лоб рукой. — Голова вдруг разболелась… Наверное, надо побольше отдыхать… Э-э-э… Я… Я лучше пойду домой… Там мне будет намного лучше…       Даниэль резко встает из-за стула и пулей выскакивает на улицу, довольно часто дыша и нервно оглядываясь по сторонам. Блейк, которого Перкинс чуть не сшибает с ног, презренно усмехается и качает головой, смотря ему вслед до тех пор, пока тот не покидает кафе.       — Что, Перкинс, совесть замучила? — громко спрашивает Блейк. — Стыдно стало? А теперь подумай, какого Роузу, когда он терпел твои унижения и не раз подвергался твоим пыткам! Рано или поздно все становится известно, как бы усердно ни пытался прикрыть свою любимую задницу. Вот теперь расплачивайся за свои делишки! Сейчас на тебя выливается куча грязи, и тебе все желают сдохнуть! Никто не станет переживать за тебя, если ты захочешь изрезать себя или спрыгнуть с крыши! Люди будут только рады избавиться от такого мудака, как ты! Так что можешь сделать это! Никто не станет жалеть тебя! Никто!       Эдвард, Терренс и Питер бросают друг другу короткий взгляд, понимая, что выходки Блейка переходят все границы. Они уверенно кивают, медленно встают из-за стола и делают вид, что хотят уйти. Но через пару секунд блондин резко разворачивается, толкает юного парня к столику и заставляет сесть. А затем поворачиваются уже братья МакКлайф и с ненавистью смотрят на этого парня, совершенно не беспокоясь о том, что о них могут подумать люди, которые здесь находятся.       — А теперь, мелкий прыщавый ублюдок, говори, что ты хочешь от нас, — грубо говорит Питер и крепко хватает Блейка за шиворот. — Что мы тебе, черт возьми, сделали? Отвечай немедленно!       — Что вы вообще живете на этом свете, — с ехидной ухмылкой отвечает Блейк.       — Мы слишком долго терпели твои выходки, но теперь нашему терпению пришел конец. И тебе, мразь, придется за это ответить. Раз ты не хочешь, чтобы с тобой обращались по-хорошему, значит, будем действовать по-плохому.       — Ой-ой, как я испугался! Прямо-таки наложил в штаны от страха.       — И отвечай, что тебе сделал Даниэль, раз ты распространяешь про него эти грязные слухи? — холодно спрашивает Эдвард, скрестив руки на груди. — Признавайся, мудак, ты за всем этим стоишь?       — Я? — тыча в себя пальцем, широко распахивает глаза Блейк. — МакКлайф, ты че, с дуба рухнул? О чем ты говоришь?       — Не прикидывайся дебилом, Коннор. Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю!       — Кроме тебя больше некому поливать нас грязью, — грубо добавляет Терренс. — Ты ищешь любой повод, чтобы задеть нас и оскорбить! А сейчас у тебя явно появился прекрасный шанс поквитаться с нами.       — Ха, да вы умом тронулись, клоуны! — презренно усмехается Блейк. — Сами заварили всю эту кашу, но смеют сваливать вину на других!       — Хочешь сказать, что это мы все устроили? — удивляется Эдвард.       — А разве нет? У вас появился шанс избавиться от Перкинса, и вы им воспользовались, положив начало слухам о том, что он довел Роуза до желания сдохнуть! Вы сами же его и опозорили! С надеждой, что он захочет уйти из группы.       — По-моему, это ты умом тронулся, прыщавый, — холодно говорит Терренс. — Долго думал перед тем, как сказать этот бред?       — Мы никогда бы не пошли на такое! — уверенно заявляет Питер. — Никогда бы не обвинили человека в том, чего он не делал!       — Но у тебя-то точно был мотив, — хитро улыбается Блейк. — Тем более, что Перкинс потерял память как раз вовремя. Ты мог немного подумать и решить организовать травлю над этим идиотом. Отомстить за все оскорбления и унижения. Ну а братики МакКлайф решили помочь тебе и тоже участвовали в этом фарсе.       — Лучше закрой свой рот. И не смей обвинять меня в подобных вещах. В том, что не имеет к реальности никакого отношения. Слышишь, Коннор, никакого.       — Хорошо обвинять других, когда ты сам стоишь за всем этим, — грубо говорит Эдвард. — Когда сам решил покончить с нашей группой и испортить жизнь Даниэлю.       — Я не имею к этой истории никакого отношения, — холодно отвечает Блейк. — Да, я до смерти ненавижу вас и мечтаю о том, чтобы ваша группа развалилась к чертовой матери. Но не я начинал эту травлю. Заслуженную, будем откровенны.       — А чем докажешь? — спрашивает Питер, скрестив руки на груди. — Где-нибудь в Twitter можно написать что угодно! А люди найдут это, прочитают и будут горячо обсуждать. Можно пустить такую утку, что все охереют и запросто поверят в нее.       — И вы думайте, что я где-то что-то настрочил?       — Мы не сомневаемся. Кроме того, ты запросто мог сделать скрин фотографии и в Photoshop заменить надпись на любую или попросить об этом кого-то другого. Вот ты где-то что-то написал, приложил этот скрин и выставил все так, будто Даниэль удалил фото и перезагрузил его с новой подписью. Которая якобы оскорбляла меня.       — Я всего лишь прочитал статью в Интернете и узнал обо всем побольше. Почитал комментарии, узнал, что пишут в соц. сетях и поболтал с теми, кто хорошо помнит, какие у тебя были отношения с Перкинсом до твоей попытки суицида. А захотел бы что-то настрочить – придумал бы такое, от чего у всех глаза бы на лоб полезли.       — Запомни, Коннор, — начинает угрожать Блейку пальцем Терренс, буквально убивая его своим леденящим душу взглядом. — Если мы узнаем, что ты стоишь за этим дерьмом и вынуждаешь Даниэля страдать от своих же собственных поклонников, то тебе придется дорого за это заплатить.       — Ты, мразь, лично обратишься к нашим поклонникам с опровержением всей информации, — сухо добавляет Питер. — И мы заставим тебя извиняться лично перед Даниэлем. Ну а я лично шкуру с тебя сдеру. За столь откровенную ложь и клевету. Ты пожалеешь, что связался с нами, Коннор. Очень сильно пожалеешь.       — Мне не о чем жалеть! — грубо бросает Блейк. — И не за что извиняться! Даже если бы и было за что, я бы ни за что не склонил головы перед такими жалкими отбросами, как вы трое.       — Следи за языком, прыщавая падла, — сухо говорит Эдвард. — А иначе останешься без работы. Будешь вынужден ходить во все магазины и спрашивать, если у них вакансии, и пахать целыми сутками, чтобы заработать себе на пожрать.       — Ха! — Блейк резко встает на ноги. — Да нужно мне было бегать перед вами на задних лапках и исполнять ваши капризы. У меня также нет никакого желания работать с жалкими ублюдками, которые возомнили себя королями. Думают, что их армия, в которой есть только лишь всякие соплячки, пойдет за ними в огонь и воду. Только вы теперь сами видите, что это так. Все поверили, что Перкинс едва не отправил Роуза на тот свет, и желают ему сдохнуть самому.       — Тогда ты мог сразу сказать, что не желаешь работать с нами, — уверенно отвечает Питер. — Мы бы помахали тебе ручкой и нашли другого помощника, который уважал бы нас.       — Уважать? С чего я должен уважать вас? Жалкие людишки! Гребаные повелители! Да недолго продлится ваша карьера! Недолго! Очень скоро ваши звездочки погаснут, а весь мир так и не узнают о ваших якобы великих достижениях.       — Какого черта нужно было трепать нам нервы? — громко, раздраженно спрашивает Эдвард. — Хотел специально довести нас и заставить ненавидеть тебя? От тебя никогда не было никакого толку! Помощник из тебя просто отвратительный! Ты лишь мог высасывать всю нашу энергию и делать так, чтобы у нас не хватало сил нормально выступить. Мы всегда шли на съемки в ужасном настроении после встречи с тобой. Я вообще удивляюсь, что мы терпим тебя уже два месяца! Два, мать твою!       — Ну знайте, вы тоже так достали меня, что я бы запросто послал бы вас к черту. Даже если бы это лишило меня хороших денег. Плевать! Я просто хочу находиться подальше от таких уродов, как вы! Я ненавижу вас! Ненавижу!       — За что? Почему ты ведешь себя так омерзительно? Мы не сделали тебе ничего плохого! Только лишь из-за того, что мы сделали в прошлом? Из-за моих ошибок? Из-за ошибок Терренса? Ошибок Даниэля? Ошибок Питера?       — Но во всем ведь есть доля правды, — с невинной улыбкой разводит руками Блейк. — Вся студия и все агентство в курсе, что Роуз и Перкинс ссорились почти каждый день. А однажды подрались и едва не разнесли все вокруг. Поэтому я абсолютно уверен, что наш крутыш так или иначе реально подтолкнул блондина к этому шагу. Так достал его своими выходками, что наступил предел.       — Может, мы и ругались, но Даниэль точно не виноват в том, что я хотел этого, — уверенно отвечает Питер. — Я пытался сделать это вовсе не из-за него, и он прекрасно это знает. Парни знают. Девушки знают. Тот, кто должен, уже давно узнал всю правду о том случае.       — Вот я буду ржать, когда он все вспомнит и начнет оправдываться перед поклонниками группы, – ехидно хихикает Блейк, расставив руки в бока. — Пусть заставит себя пустить слезу, чтобы окончательно разозлить народ и заставить думать, что он играет на публику. Ради желания обелить себя.       — Лучше перестань распространять ложные слухи и заставлять Даниэля верить в то, чего никогда не было. Мы не намерены терять друга из-за того, что он поверил всему, что о нем написали. И будем защищать его, несмотря ни на что.       — Я не распространял те слухи! Люди! Ау! Прочистьте уши!       — Плевать! — сухо бросает Терренс. — Если не хочешь, чтобы мы приняли меры, оставь нас и Даниэля в покое. Раз ты работаешь на нас, то и делай, что от тебя требуется, и не гавкай.       — Слушайте, клоуны, вы че все такие нервные? — презренно смеется Блейк. — Секса что ли давно не было? Или ваши красотки уже не такие горячие и зажигательные, как раньше? Не встает у вас на них?       — Лучше разберись со своим гаремом. И трахайся с этими красотками, которые меняются чаще, чем твои шмотки.       — Да? А сколько красоток перебрал ты до того, как решил жениться? А, МакКлайф? Скольких девок ты успел поставить раком? И сколько сбежало от тебя, испугавшись иметь дело с психически нестабильным человеком? Полагаю, только твоя невестушка пошла на это добровольно! Она либо слишком ослепленная любовью, либо такая же больная любительница неуравновешенных мужиков. Предпочитаю думать, что второй вариант правильный.       — Закрой свой рот, сопляк! — сквозь зубы цедит Терренс, сжав руки в кулаки. — Не смей оскорблять мою невесту! А иначе ты пожалеешь об этом!       — Да больно мне надо трогать твою сексапильную красотку, на сердце которой до сих пор претендуют миллионы мужиков. Неудивительно, что она так быстро прославилась на весь мир. Так же, как и ты. Это наводит на некоторые мысли, знаешь ли… Мысли о том, что тебе пришлось переспать с какой-нибудь шлюхой, чтобы добиться известности хотя бы среди девочек-подростков. Я всегда был сторонником мнения, что в шоу-бизнес можно попасть только с помощью постели, денег и связей. И ты и твоя банда это подтверждайте.       — Следи за своим языком, Коннор, а иначе я укорочу его.       — Да ладно, МакКлайф, все и так это знают. Пора бы уже признаться всем, что все твои заслуги – это твои умения в постели, твои деньги и твои связи. Ну а поскольку ты всегда говорил, что жил в очень бедных условиях вместе со своей мамочкой, то у тебя был один путь – лечь в постель с нужным человеком.       — Заткнись, козел, заткнись!       — Просто так ты бы точно не смог попасть в шоу-бизнес. Для этого тебе нужно было либо быть под чьей-то проекцией, как твой братец и этот белобрысый, либо обзавестись нужными связями, либо соблазнить кого-то и оттрахать. Уверен, что в свое время ты проложил себе дорогу к известности через постель какой-нибудь известной актрисы… Дочки продюсера, менеджера или режиссера… Или же родственницы какого-то бизнесмена, который мог заплатить за тебя любому ради того, чтобы для тебя устроили какой-то кастинг.       — Слушай, сопливый ублюдок… — Терренс крепко хватает Блейка за шиворот и уставляет на него озлобленный взгляд, довольно тяжело дыша. — Да как ты смеешь обвинять меня в чем-то подобном? Ты, сука, ничего не понимаешь! Ничего!       — Ой, да чего там не понимать! — ехидно смеется Блейк. — Ни для кого не секрет, что многие пробивают себе путь к славе с помощью денег и связей. Лишь единицы покоряют публику своим талантом. Единицы.       — Да ты, блять, хоть знаешь, сколько я работал, чтобы получить то, что получил? — Терренс грубо отталкивает Блейка от себя и начинает активно жестикулировать. — Двадцать четыре часа в сутки и семь дней в неделю! Чтобы заработать деньги для себя и матери! Я недосыпал и недоедал! Валился с ног от усталости после шестнадцатичасового рабочего дня! Пользовался любой возможностью хоть немного поспать и поесть! А сказать тебе, сколько раз я был на грани? Сколько раз я хотел все бросить и забыть о карьере актера? Как мне, совсем юному парню, было тяжело на первых порах! Меня не всегда окружали хорошие люди, которые помогали мне двигаться дальше! Иногда я встречал таких, кто был готов сожрать меня с потрохами! Я ЧУДОМ не рехнулся и не заработал нервный срыв! А все потому, что у меня была цель! Ради нее я плевал на все и работал как проклятый, ни капельки не щадя себя и думая о том, что могу получить, если выдержу все это.       — Ох, как трогательно! — Блейк кладет руку на сердце. — Какая пронзительная речь! Я сейчас расплачусь! Значит, ты не такой уж и бездарный, раз умеешь заставлять людей плакать и сопереживать тебе. Браво, Терренс, мой низкий тебе поклон.       — Хорошо трепать языком, когда ты сам получил работу через постель? — Терренс расставляет руки в бока. — А, Коннор? Разве одна молодая певица не приводила тебя к Джорджу со словами, что тебе нужна работа? Разве не ты переспал с ней и попросил помочь тебе?       — Та певица как раз находится под покровительством Джорджа, — уверенно отмечает Питер. — И он согласился помочь. Правда Коннор надеялся работать с той девчонкой, а в итоге получил работу нашего помощника. А ему некуда было деваться, ибо он подумал, что второго шанса получить работу с отличной зарплатой, уже не будет. Тем более, что прыщавому не надо было делать ничего сложного. Всего лишь обеспечивать нас всем, что мы просим.       — Да, Коннор… — качая головой, низким голосом произносит Эдвард. — Не хорошо обвинять других людей в том, чего они не делали, ради желания прикрыть свою задницу и не выдавать тот факт, что ты получил работу благодаря той девчонке. Которую ты, к слову, бросил вскоре после того, как Джордж дал тебе работу. Сделал то, что нужно, получил и забыл о той певице. Хотя та девчонка явно испытывала к тебе симпатию.       — Ну зато тебе не пришлось изменять своей невесте и трахаться с какой-нибудь певицей, потому что твой братец все сделал просто так, — уверенно отвечает Блейк. — Вот ты и присосался к нему и пользуешься родственными связями со звездой. Впрочем, если тебя устраивает то, что тебя всегда будут считать всего лишь младшим братом Терренса МакКлайфа, то пожалуйста. Правда если ты захочешь начать сольную карьеру как певец или автор песен, то тебя все равно будет связывать с твоим братом. Это клеймо будет преследовать тебя всю жизнь. И рано или поздно тебя начнет бесить то, что все постоянно сравнивают вас двоих. А поскольку вы очень сильно похожи, то в тебе будут видеть лишь тень Терренса.       — Для меня это никогда не будет клеймо, — гордо приподнимает голову Эдвард. — Я горжусь тем, что у меня есть такой потрясающий старший брат, которому до конца жизни буду благодарен за все, что он для меня сделал.       — Ты поешь МакКлайфу дифирамбы, потому что понимаешь, что обязан ему. Ведь если бы не этот человек, ты бы сейчас сидел у себя дома рядом с мамочкой. Она бы подтирала бы тебе ротик и слюнки, надевала бы на тебя слюнявчик и кормила бы горячей кашкой с ложечки. А так твой братик дал тебе шанс стать человеком и начать получать деньги.       — Раз тебе легче, когда ты это говоришь, можешь продолжать.       — Мне известно, что раньше ты был бездельником, живущий за счет других людей и ни к чему не стремящийся. Был доволен лишь редкими подработками, за которые тебе платили гроши. Ну а раз за тебя похлопал такой известный родственник, то тебе пришлось взять себя в руки и начать работать. Чтобы твой братец не пожалел, что потратил на тебя время.       — И зачем ты это говоришь? Тебе разве стало легче?       — Бездельником, который едва не загремел в тюрьму. Ты бы сейчас сидел за решеткой вместе со своим дядюшкой, если бы твой братец не сделал бы, чтобы суд признал тебя невиновным. — Блейк тихо усмехается. — Да уж… Бывший подсудимый стал любимцем соплячек… Какая ирония… И самое забавное – это то, что ты едва не убил своего брата, как это говорили еще во время суда. Тот Майкл много говорил о том, как это случилось, и напомнил, что он был спасен твоей невестой, решившая пожертвовать собой с мыслью, что она спасет его.       — Блять, ты и в это дело засунул свой нос… — устало стонет Эдвард, закатив глаза.       — Однако ты бы вряд ли бы захотел грохнуть того, кто обеспечил тебе безбедную жизнь. И не сделал бы этого еще и потому, что ты слишком трусливый. Тряпка. Слабак, который прячется за маминой юбкой. Правда ты никогда этого не признаешь. Так же, как твой братец никогда не признает, что у него есть проблем с психикой и слишком завышенной самооценкой, и что он добился успеха через постель.       — Закрой рот, мелкий гаденыш, — грубо говорит Питер.       — Что, неприятно слушать? Да, неприятно, понимаю. Но это правда.       — Какой же ты мерзкий человек, Коннор, — холодно говорит Терренс. — Мерзкий, грубый и невоспитанный. Неужели ты думаешь, что найдется девчонка, которая искренне полюбит тебя с таким ужасным характером и прощала бы твои измены? Да ты будешь хорош только для одного раза в постели! Больше ты ни на что не сгодишься!       — Девушки хотят быть единственными у своих парней, а не пятыми любовницами, — уверенно отмечает Питер. — Спроси любую. И все тебе скажут, что они не готовы терпеть другую женщину рядом с их мужчиной.       — Ой-ой, какие вы все правильные! — закатывает глаза Блейк. — Наверняка и сами встречались с несколькими девчонками одновременно и каждый день прыгали из одной койки в другую. Зато сейчас стройте из себя однолюбов, которые сходят с ума только по одной девушке. Впрочем, однажды МакКлайф-старший все-таки умудрился изменить своей невесте. Люди видели, как он обнимался и целовался с другой девкой на виду у всех и никого не стеснялся.       — Ну тебя и понесло… — резко выдыхает Питер, расставив руки в бока. — Успокойся, Коннор, сходи водички попей и умойся.       — Надеюсь, однажды ваши глупые девчонки вскоре поймут, что связались не с теми людьми, и бросят всех вас. А еще я хочу, чтобы ваша группа развалилась ко всем чертям! Чтобы вы убедились в том, что у вас нет никакого таланта. И звезда, переспавшая ради славы, и две присоски, один из которых маменькин сынок, сидевший в тюрьме, а другой едва не подставил всю группу, решив сдохнуть. Ну и идиот, поющий под фонограмму и почти отправивший человека на тот свет.       Эдвард плюет на то, что сейчас несколько людей наблюдают за тем, что у них происходит, и со всей силы залупляет Блейку пощечину. А пока Питер и Терренс слегка вздрагивают, но не спешат вмешиваться, Коннор резко хватается за горящую щеку и отворачивается в другую сторону. МакКлайф-младший несколько секунд с ненавистью смотрит на юного парня с довольно тяжелым дыханием, а затем начинает угрожать ему пальцем, напрягая каждую мышцу своего тела.       — Просто закрой свой поганый рот, жалкий кусок дерьма! — с каждым разом повышая голос, угрожающим тоном говорит Эдвард. — Заткнись! Ты уже достал нас своими выходками! Хочешь окончательно вывести из себя? Хочешь – выводи! Только тебе придется сильно пожалеть об этом!       Эдвард замолкает на пару секунд, ожидая реакции Блейка, энергично потирающий щеку, по которой пришелся удар.       — Как у тебя только язык поворачивается говорить такие вещи? — громко, раздраженно возмущается Эдвард. — Сначала ты оскорблял меня, Питера и Даниэля, а теперь еще и Терренса начал поливать грязью! Как ты, сопливый прыщавый ублюдок, вообще смеешь обвинять его в том, что его слава – не упорный многолетний труд? Да он работал гораздо больше и усерднее, чем ты! С четырнадцати лет! Ты в свои четырнадцать вообще ничего полезного не сделал! Уверен, ты бы и дальше продолжил бездельничать, если бы не оказался прижатым к стенке из-за нехватки денег. И я, если хочешь знать, работал. А вот ты вряд ли! К девятнадцати годам ты научился лишь трахать девчонок и оскорблять людей. И то я не уверен, так ли ты хорош в постели. Может, ты – то еще бревно! Может, девчонки бегут от тебя, потому что ты не знаешь, что с ними делать, хотя строишь из себя едва ли не гуру секса.       Блейк более-менее приходит в себя после пощечины Эдварда и приходит в бешенство, буквально позеленев от злости, начав тяжело дышать и сжав руки в кулаки.       — Ты… — сквозь зубы шипит Блейк. — Ты… Облезлый щенок! Ты… Мразь!       Через пару секунд Блейк поднимает руку и собирается ударить Эдварда, однако тому успешно удается уйти от удара и крепко схватить руку парня.       — Тихо-тихо, парень, тихо, — с гордо поднятой головой говорит Эдвард. — Не рыпайся, я сказал! Посмеешь ударить меня – пожалеешь об этом.       — Пусти меня! — грубо требует Блейк, резко пытаясь вырвать руку из хватки Эдварда. — Пусти, я сказал! Пусти, блять! Ар-р-р-р! Будь ты проклят, мудак!       — Давно надо было врезать тебе, — сухо говорит Эдвард. — И я решил больше не тянуть. Устал терпеть то, как моих друзей, брата и меня самого унижает такой гадкий тип, как ты. И я точно сотру тебя в порошок, если ты и дальше будешь так себя вести. Клянусь, Коннор, ты пожалеешь об этом.       — Хватит быть крутым, когда ты им не являешься, присоска! — резко вырвав руку из хватки Эдварда, холодно отвечает Блейк. — Я смотрю, ты забыл, как сам был нищим до того, как братец дал тебе шанс срубить бабла и перестать в чем-то нуждаться. А как получил его протекцию, так решил, что тебе все можно, и окончательно обнаглел.       — Ты-то точно охереешь, когда увидишь толстую пачку долларов.       — И вообще, очень странно, что о тебе ничего не знали, когда МакКлайф только начал получать известность. Ты объявился, когда этот человек уже хорошо устроился в жизни. Вот я и делаю вывод, что от него тебе нужны лишь его слава и деньги. А иначе бы ты вряд ли стал появляться в его жизни и жил бы себе спокойно, как будто у тебя нет брата. Твоя любимая мамочка не смогла бы помочь тебе стать известным, потому что она – никто и может лишь подтирать тебе сопли, кормить с ложечки и вовремя менять твои подгузники. Впрочем, скоро она передаст эстафету твоей будущей жене, что будет заботиться о ребеночке, в которого ее угораздило влюбиться.       — Завидно, что твои подружки не заботятся о тебе так, как моя будущая супруга? От нее я получаю то, чего не получал ни от одной из своих бывших!       — Эта красотка выходит за тебя замуж только для того, чтобы не остаться одной. Она понимает, что ее время через несколько лет уже уйдет, и никто не посмотрит на нее. Как бы усердно твоя блондиночка ни мазалась кремами, ни красилась, ни прихорашивались и ни наряжалась, однажды ее молодость и красота уйдут.       — Она любит меня, и я в этом не сомневаюсь! — уверенно заявляет Эдвард. — И я люблю ее не только за красоту, но еще и за то, что она для меня делает. Только вот тебе этого не понять, потому что ты никогда не любил по-настоящему. Ты пока еще мелкий и поймешь все намного позже. Хотя если ты не изменишь себя в лучшую сторону, то тебе никогда не удастся найти возлюбленную. Постоянную, а не девушку на одну ночь секса.       — Слушай, МакКлайф, заткнись и хватит нести какой-то бред, — холодно говорит Блейк, закатив глаза. — Вот лучше расскажи, как много шлюх побывало в твоей постели до того, как ты решил жениться. Может, вы с братцем переспали со столькими девушками, что половину уже давно не помните. Или же ты не пользовался успехом у красоток, а твоя блондиночка стала одной из немногих, кто заметила тебя?       — Какое твое чертово дело? — грубо вмешивается Терренс. — Спали мы с девушками или нет – тебя это не касается! Хватит уже завидовать нам из-за того, что мы добились успеха, а ты – нет. И пытаться задеть нас и постоянно находить причины в чем-то обвинить.       — Я всего лишь говорю вам правду.       — Да пошел ты к черту со своей правдой! — грубо бросает Питер. — Не надо вымещать на нас зло из-за неудач в своей жизни. И никто не заставлял тебя работать с нами. Ты запросто мог отказаться. Но нет… Ты согласился. И с самого первого дня начал вести себя как один из наших хейтеров. Как уже было сказано ранее, толку от тебя никакого не было, и ты выполнял свою работу отвратительно.       — Ой-ой-ой, — закатывает глаза Блейк. — Нужно было мне прислуживать бывшему любимчику маленьких девочек и его верной свите: бездарному басисту, не умеющего ни петь, ни играть и лишь притворяющего крутым, барабанщика, которого девочки любят лишь за его крашеные волосы и гору мышц, и маленькому щеночку, решившего получить свой кусочек славы легким путем с помощью родственных связей.       — Мы бы не взяли тебя на работу, если бы у нас был еще один-два кандидата, — уверенно отвечает Терренс. — Думаешь, нам хотелось работать с таким наглым и грубым сопляком, который ведет себя так, словно мы постоянно делаем ему что-то плохое? Нет, прыщавый недомерок, ты ошибаешься!       — А вы думали, вам все должны поклоняться? Все должны поклоняться самому Терренсу МакКлайфу и тем, кто крутится возле него? Пф! — Блейк презренно усмехается. — Да кто вы, блять, такие? Вы – никто! Обычные жалкие людишки, которым просто крупно повезло в жизни. Вы четверо абсолютно бездарны! И ваша судьба – только лишь любовь девочек-подростков. Ваша группа никогда не завоюет ничего ценного и не покорит сердца взрослых женщин, мужчин или мальчиков. Хотя я сомневаюсь, что вы вообще сумейте что-то получить. Единственными вами слушателями будут ваши девушки. Ну и мамочки с папочками. Которые есть не у всех вас.       — Так, парни, вы как хотите, а я сваливаю отсюда, — раздраженно рычит Эдвард. — Я больше не могу оставаться в одном помещении с этим мудаком.       — Ну-ну, иди еще поплачь немного, слабак, — ехидно смеется Блейк, скрестив руки на груди. — Хочешь я позвоню твоей мамочке, чтобы она пожалела тебя? Она примчится на всех порах, чтобы утешить своего любимого сыночка и подтереть ему сопли! Кстати, жаль, что твой день рождения уже прошел! А то я бы разорился и купил для тебя соску, слюнявчик, бутылочку для молока и упаковку подгузников. Все, что нужно маленьким детишкам.       — Не выводи меня из себя, дрыщ ты безмозглый, — стоя спиной к Блейку и сжимая руки в кулаки, сквозь зубы цедит Эдвард. — А иначе я врежу тебе.       — Хочешь, чтобы тебя забрали в дурку? А, малыш? Смотри, мамочки с папочкой там не будет! Да и денежки твоего братика уже не вытащат тебя оттуда! А врачи в белых халатах не будут подтирать тебе сопли! Они лишь напялят на тебя смирительную рубашку и вколот в задницу успокоительное, чтобы ты не вопил и не махал руками. Ну или чтобы ты не наложил в штанишки от страха, что рядом нет мамулички. — Блейк качает головой с хитрой улыбкой на лице. — Кстати, удивляюсь, что ты не сдох от страха еще тогда, в тюрьме, когда тебя держали в обезьяннике. Как ты жалостливо плакался судье, что тебя бедненького избивали до полусмерти и унижали. Да так, что ты хотел покончить с собой. Не мог выдержать всего, что с тобой делали. Увы, но тюрьма так и не сделала из тебя стойкого человека. Ты так и остался трусливым размазней, который недалеко ушел от своего больного старшего братца.       Сначала Эдвард хочет уйти молча, буквально закипая от злости. Но в последний момент мужчина резко разворачивается и со всей сил кулаком бьет Блейка в челюсть, заставляя того пошатнуться и схватиться за лицо. А после МакКлайф-младший хватает поднос с недоеденной едой со стола и опрокидывает его на голову юного парня, который, впрочем, не обращает внимания на то, что его волосы грязные из и крепко придерживая челюсть. Пару секунд Эдвард с презрением смотрит на морщащегося от боли Блейка своим леденящим душу взглядом, резко разворачивается и пулей покидает кафе, не чувствуя никакой вины из-за сделанного. Коннор же со злостью во взгляде начинает смотреть на младшего брата Терренса, довольно тяжело дыша и пылая к нему еще большей ненавистью.       — УБЛЮДОК! — во весь голос вскрикивает Блейк и резко поправляет свои волосы. — ЧТОБЫ У ТЕБЯ СВАДЬБА СОРВАЛАСЬ! ИЛИ ЧТОБЫ НЕВЕСТА БРОСИЛА ТЕБЯ У АЛТАРЯ! А ЛУЧШЕ ВООБЩЕ СДОХНИ! СДЕЛАЕШЬ ВСЕМ БОЛЬШОЕ ОДОЛЖЕНИЕ! ХОТЬ НЕ БУДЕШЬ МОЗОЛИТЬ ГЛАЗА ОДНИМ СВОИ ВИДОМ! НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, КРЕТИН, НЕНАВИЖУ!       С этими словами Блейк пытается догнать Эдварда, который уже покинул кафе, громко хлопнув дверью и выйдя на улицу резким, быстрым шагом. Однако в последний момент его останавливает Терренс, резко оттолкнувший парня в сторону.       — Хватит! — громко восклицает Терренс, крепко берет Блейка за шиворот и слегка трясет. — Успокойся, недомерок! Успокойся!       — А какого хера он распускает руки? — раздраженно вскрикивает Блейк. — Этот мудак врезал мне по лицу!       — И правильно сделал! — холодно отвечает Питер, крепко сжав руки в кулаки. — Ты уже давно на это напрашиваешься.       — Пустите меня, я сейчас пойду набью морду этому ублюдку! Изобью его так, что он сдохнет, не приходя в сознание!       — Только попробуй, гаденыш! — громко восклицает Терренс, крепко удерживая Блейка. — Хоть пальцем тронешь моего брата – я с тебя шкуру сдеру!       — Прекрати защищать этого бесполезного щенка! Он должен сдохнуть! Так же, как и Перкинс! Как и вы двое!       — Не смей говорить такие вещи! — Терренс залупляет Блейку крепкую пощечину. — Я не буду молчать, когда кто-то смеет говорить подобное о моих друзьях и брате. Если ты не хочешь пожалеть, то оставь Эдварда, Даниэля и Питера в покое.       — А зря, — ехидно ухмыляется Блейк, придерживая лицо одной рукой. — Пора бы уже сказать вам всем, кто вы такие, и сбить корону с ваших голов. Чтобы помнили, что вы никогда не будете лучше других.       — Ну извини, что нам повезло гораздо больше, чем тебе, — сухо отвечает Питер, скрестив руки на груди. — Что не ты получаешь свою порцию славы и любовь молоденьких девочек. И что у тебя в кармане нет ни цента.       — Посмотрим, сколько у вас будет центов, когда ваша карьера развалится к чертовой матери.       — Так ладно, Пит, надо сваливать, — уверенно говорит Терренс, хлопнув Питера по плечу. — Я больше не хочу тратить время на этого подонка. Да и народ сейчас вызовет полицию, если мы не остановим этот фарс.       — Ты прав, — кивает Питер. — Валим отсюда, пока мы не решили врезать этому ублюдку.       — А жаль, — ехидно ухмыляется Блейк. — Могли бы дать прессе еще один повод обсуждать вас. Будут одновременно желать Перкинсу сдохнуть и обсуждать дебош, который вы устроили на глазах у всех.       — Перебьешься! — резко бросает Терренс и указывает пальцем на Блейка. — Все! Нашему терпению пришел конец! Ты уволен! Больше ты не работаешь с нами! Мы начинаем искать порядочных и уважающих нас людей, которые могли бы стать нашим ассистентами.       — Прощай, Коннор! — холодно бросает Питер. — Надеюсь, это была наша последняя встреча.       Питер и Терренс разворачиваются и собираются покинуть кафе. Но стоит им сделать несколько шагов, как они резко поддаются немного вперед после того, как Блейк со всей силы толкает их в спину. После чего МакКлайф-старший дает ему еще более сильную пощечину, а Роуз бьет его ногой прямо в пах. От чего тот мгновенно скручивается, тихонько поскуливая и морща лицо так, будто он съел целый лимон. Посмотрев на него с презрением и ненавистью, друзья переглядываются и быстрым шагом покидают кафе. Они испытывают небольшое облегчение после того, как ударили этого парня. Который во весь голос что-то выкрикивает им вслед, страдая от сильной боли в паху и понимая, что у него буквально горит лицо.       Через несколько мгновений Терренс и Питер выходят на улицу, отходят подальше от кафе, резко выдыхают и проводят руками по лицу.       — О, блять! — тихо стонет Питер. — Этот маленький паршивец все-таки спровоцировал нас… И на нас пялились все, кому не лень.       — Наверняка, кто-то узнал нас, сфоткал и очень скоро опубликует это где-нибудь в Интернете, раздув еще один скандал, — устало предполагает Терренс, запустив руки в свои волосы.       — И может случиться такое, что про нас тоже могут написать какую-нибудь ложь. Придумают, к примеру, историю, с психическими проблемами и будут мусолить это до самого конца.       — Согласен. Это вполне возможно.       — Черт, произошедшее выбило меня из колеи. Сначала эта девчонка, которая прикинулась нашей поклонницей, а теперь и этот прыщавый недомерок.       — Теперь надо всерьез браться за дело и искать нового помощника.       — Согласен, — кивает Питер. — Искать того, кто будет хотя бы просто уважать нас.       — В любой случае Коннор уволен, а место нашего ассистента свободно. Любой имеет шанс получить работу.       — Верно. Давно надо было уволить его. Нечего слушать Смита и пытаться ладить с ним.       — Тем более, у нас причины подозревать его в том, что это он распространил слухи про Даниэля.       — Ох… — Питер резко выдыхает и прикладывает руку ко лбу. — Не знаю, что я с ним сделаю, если мы узнаем, что это он сделал все, чтобы народ начал так оскорблять и унижать Даниэля. Эту выходку я ему точно не прощу.       — Я тоже… — задумчиво произносит Терренс и бросает короткий взгляд в сторону. — Я ведь прекрасно знаю эту историю и видел, что Даниэль был искренним. Он правда хотел помочь и беспокоился.       — И я знаю, что он не причастен к моей попытке покончить с собой. И уж точно никогда не вел себя так ужасно, как все говорят. Даниэль, конечно, немного грубоватый и наглый, но он бы никогда не пошел на такие ужасные вещи.       — Да, но ты сам видишь, что ситуация становится все сложнее, даже если есть парочка людей, которые не верят в эту историю.       — И самое обидное, что Перкинс не верит нам. Он думает, что причастен к тому, что случилось.       — Вот чего мы все боялись. Этот парень все узнал и теперь уверен, что мы ему лжем. И боюсь, сейчас будет невозможно переубедить его. Только лишь когда к Дэну вернется память, мы будем иметь дело с нашим другом.       — Слушай, МакКлайф, а тебе не кажется, что кто-то мог успеть хорошо прочистить ему мозги? — слегка хмурится Питер. — Ведь раньше Дэн так или иначе верил нам, а теперь смотрит на нас так, словно мы ему чужие.       — Думаешь, кто-то сказал ему, что мы лжем?       — Возможно. И почему-то у меня такое чувство, что он чего-то не договаривает.       — Не договорил, когда Коннор дал ему фотографии.       — Да, тогда он точно о чем-то промолчал. Не заметил, как Даниэль рассматривал нас с тобой, смотря на них? А тебя он рассматривал гораздо пристальнее!       — У меня есть предположение, что он что-то вспомнил. И это может быть что-то, что связано со мной.       — Или же со мной. Например, путь в больницу. А может, он наконец-то вспомнил лицо человека, который был с ним в тот день, когда вы поехали ко мне домой.       — Точно! Он ведь не помнил, с кем был, когда мы нашли тебя в ванной. Что если он реально сумел что-то вспомнить?       — Возможно, — пожимает плечами Питер. — Иначе бы он не смотрел на нас с тобой так подозрительно.       — Если это так, значит, все не так уж безнадежно.       — Хотелось бы, чтобы он все вспомнил до того, как окончательно поверить в эту ложь, написанную в прессе. Вдруг Дэн захочет разорвать с нами все отношения и забыть о нашей дружбе! И вообще покинуть группу! Если это случится, мы вряд ли сможем вернуть его. По крайней мере, до тех пор, пока он все не вспомнит.       — Я верю, что это возможно. В любом случае все встанет на свои места, когда к Перкинсу вернется память.       — Черт, надо что-то делать! Мы не можем ждать еще больше!       — Надо делать упор на очередность.       — Чего? — слегка хмурится Питер.       — Очередность, порядок знакомства, — задумчиво говорит Терренс. — Я полагаю, он будет вспоминать нас в том порядке, в котором познакомился. Если сначала был ты, а потом я, значит, следующим должен быть Эдвард… Хотя нет, подожди… Он встретил Анну раньше Эдварда… Да, точно…       — Но, Терренс, как он может вспомнить что-то об Эдварде, если нет никаких событий, связанных с ним и твоим братом? Я не думаю, что Перкинс может вспомнить историю Майкла МакКлайфа. Или историю Юджина Уэйнрайта. Или то, что Эдварда едва не приговорили к тюремному заключению.       — Не знаю… Но я думаю, что следующим будет Эдвард или Анна. То есть… Он должен вспомнить хоть что-то, что с ними связано. Неважно, что! Главное – чтобы он понял, что знает их.       — В таком случае лучше делать упор на том, чтобы он вспомнил нас, парней. С девчонками будет немного сложнее, ибо нет ничего такого, что связано с ним и кем-то из них. Перкинс мог бы вспомнить что-то про Анну, но раз она не общается с ним, то ее придется исключить.       — Думаю, ты прав… — кивает Терренс. — Лучше пока думать над тем, как помочь ему вспомнить нас троих.       — Ох, черт… — Питер с тихим стоном проводит руками по своему лицу. — Ситуация становится сложнее…       — По крайней мере, Даниэль уже вспоминает хоть что-то. А это хороший знак. Это означает, еще не все потеряно, и мы можем… Вернуть его в группу.       — Думаешь, он хочет покинуть группу из-за стыда?       — Не забывай, что Даниэль не верит нам и думает, что мы врем ему. Он бы сейчас разругался с ними ко всем чертям, если бы не Коннор. Но это может случиться потом. Однажды Перкинс запросто может заявиться к нам домой и снова начать обвинять во лжи. И мы ничего не сможем сделать.       — И это очень обидно… Мы говорим правду, а он нам не верит… Он верит лжи. Лжи, из-за которой страдает невинный человек. Из-за которой все желают ему умереть…       — В любом случае мы должны защищать его. И сделать все, чтобы они убедились в том, что их обманули, и принесли Дэну свои извинения.       — Да уж… придется защищать Перкинса от нападок и пытаться дать ему понять, что мы говорим правду.       — Если честно, у меня уже голова кругом идет…       — Еще и побег Уэйнрайта… Придется следить, чтобы девчонки не столкнулись с ним.       В воздухе на несколько секунд воцаряется пауза, во время которой Питер и Терренс осматриваются вокруг и думают о чем-то своем.       — Кстати, а где Эдвард? — слегка хмурится Терренс. — Я что-то нигде его не вижу. Куда он пошел?       — Да вон же он! — восклицает Питер, показывая рукой куда-то в сторону. — Стоит к нам спиной возле того уличного фонаря!       Терренс смотрит туда, куда показывает Питер, и действительно видит Эдварда. Он, прислонившись спиной к уличному фонарю, держит руки скрещенными на груди и думает о чем-то своем, пока ветер слегка обдувает его взъерошенные волосы, пряди которых могут попадать в глаза или падать на лоб. Друзья уверенно направляются к МакКлайф-младшему, выглядящий немного хмуро и задумчиво. И как только они подходят к нему, Эдвард переводит на них взгляд, а Терренс кладет руку ему на плечо, спокойно спросив:       — Эй, Эдвард, ты в порядке?       — Да, все нормально, — кивает Эдвард. — Просто больше не мог терпеть этого мудака. А иначе я бы точно врезал бы как следует.       — Мы тоже свалили из кафе, — спокойно признается Питер. — Боялись, что эта крыса так разозлит нас, что мы не постеснялись бы наброситься на него с кулаками.       — Наверное, еще чуть-чуть, и кто-нибудь реально захотел бы вызвать полицию. На нас смотрело столько людей, а Коннору это было только в радость. Он как будто специально хотел спровоцировать нас и вынудить устроить драку.       — Неловко вышло… — задумчиво говорит Терренс. — Наш разговор слышало буквально все кафе.       — Знаю…       — Но, по крайней мере, мы немного выпустили пар и надрали этому ублюдку задницу.       — А разве вы тоже врезали ему? — округляет глаза Эдвард, удивленно смотря на Питера и Терренса.       — Напоследок, — спокойно произносит Питер, расставив руки в бока. — Коннор толкнул нас в спину, когда мы решили уходить, и это вывело нас из себя. Терренс пару раз дал ему пощечину, а я не постеснялся врезать ему прямо по яйцам.       — Правда? — тихонько усмехается Эдвард.       — Ага. — Питер бросает легкую улыбку. — И знайте, мне ничуть не стыдно. Я бы еще раз с радостью врезал ему, но решил не устраивать кулачные бои. А то и правда кто-нибудь вызвал бы полицию, и нас забрали бы в участок.       — Да ладно, парни, все хорошо! — бодро восклицает Терренс. — Этот мелкий прыщавый сопляк давно напрашивался на это. Кроме того, мы уже сказали Коннору, что он уволен, и мы усердно ищем ему замену. Пусть парнишка ищет другую работу.       — Да мне тоже не жаль, — с легкой улыбкой отвечает Эдвард. — Знайте, какое огромное облегчение я испытал, когда врезал этому недомерку! Потрясающее ощущение!       — Кстати, а ты здорово врезал этому сопляку! — Терренс с хитрой улыбкой хлопает Эдварда по плечу. — Отличный удар, братан! Видел его перекошенную рожу и глаза на выкате?       — Ага, но самое классное был момент, когда ты опрокинул поднос ему на голову, — бодро добавляет Питер. — Надо было видеть его красную рожу!       — Мне и самому понравилось, — скромно хихикает Эдвард и расставляет руки в бока. — Только лишь надо было вовремя смыться, потому что Коннор мог наставить мне синяков. Вон как разорался, когда я ушел!       — Да брось, Эдвард! — машет рукой Питер. — Ты видел этого Коннора? Маленький, прыщавый и дохлый как сосиска! Руки тонкие, а мышц вообще нет! Ему надо срочно походить в спортзал позаниматься. Глядишь, через пару-тройку месяцев появились бы первые результаты.       — Пф, да со своими тонкими руками он даже самую легкую штангу не поднимет! — по-доброму усмехается Терренс. — Вспомните, как уморительно выглядел Коннор, когда однажды пытался взять какую-то девчонку на руки. Хотя она была маленькая и очень худенькая. Но у этого сопляк начали дрожать ноги, и он чуть не уронил ее на пол.       — Вот именно! Этот мелкий лишь притворяется крутым и выпендривается перед своими подружками. Хотя я до сих пор удивляюсь, что девочки в нем находят. Только лишь то, что он сопливый? Или им все равно, и они просто ищут себе парня на одну ночь?       — Думаю, они и правда не рассчитывают на серьезные отношения с ним. Одна ночь удовольствия – и до свидания! Да и его это вполне устраивает: соблазнил девушку, затащил ее в постель, отражал, получил удовольствие от прекрасного секса и отшил. Можно идти искать другую дурочку.       — Думаю, все так и происходит, — спокойно говорит Эдвард. — И девчонки всем довольны, и Коннор удовлетворяет свои желания.       В воздухе на несколько секунд воцаряется пауза, после которой Питер резко выдыхает и проводит руками по своим волосам.       — Ох, ладно, парни, давайте забудем про Коннора, — спокойно предлагает Питер. — У нас и так проблем хватает без него, а мы тратим свое время на этого мелкого дрыща. Будем думать, что мы избавились его, дав ему понять, что он уволен.       — Еще бы знать, как все это разрешить… — похрустев пальцами, задумчиво отвечает Эдвард. — Лично я не знаю, что делать. Я так понимаю, Даниэль не верит нам и запросто может разорвать с нами дружбу. Он ведь едва не разругался с нами до прихода Коннора.       — Мы уже говорили об этом, — кивает Терренс. — И решили, что следующим, кого Даниэль вспомнит, будешь ты.       — Я?       — То есть не тебя самого, а что-то, связанное с тобой.       — Да, ведь сначала Перкинс вспомнил, как видел меня в ванной в крови, — напоминает Питер. — Мы абсолютно уверены, что глядя на фотки Коннора, он вспомнил что-то про Терренса. И это значит, что дальше Дэн вспомнит что-то, что связано с тобой. То есть, Даниэль вспоминает нас в том порядке, в котором мы с ним познакомились. Меня он вспомнил в первую очередь, потому что связанные со мной воспоминания сильные, и мы знакомы дольше всех.       — Но как Даниэль может вспомнить меня, если нет сильных воспоминаний, связанных со мной и ним? — разводит руками Эдвард.       — Кто знает… Но поверь мне, следующим будешь ты. Даниэль может вспомнить что-то о тебе. Неважно, что! Хоть историю с Уэйнрайтом. Он ведь хорошо про нее знает, ибо мы неоднократно это обсуждали и присутствовали на суде во время слушания его дела.       — Подождите, а как же Анна? Насколько я помню, Даниэль познакомился с ней раньше, чем с Терренсом!       — Окей, допустим, это исключение, — спокойно говорит Терренс. — Но мне кажется, он вполне может понимать, что Анна как-то привлекает его… Да и что-то внутри может подсказывать ему, что эта девушка очень важна для него. Может, мозг не помнит ее, а сердце – да. Девчонки ведь сами говорили это. И вспомните, что Перкинс спрашивал нас, что мы испытываем к девчонкам. А значит, он пытается понять, любит ли ту девушку.       — Но согласитесь, по идее он должен был вспомнить Анну самой первой, — уверенно отмечает Питер. — Все-таки она очень важна для него и проводила с ним намного больше времени, чем кто-либо из нас, поскольку они жили вместе.       — Да, но она ведь куда-то пропала и не общается с ним, — отвечает Эдвард. — С нами-то Даниэль общается, слушает то, что мы говорим и запоминает нас и наши слова. А как он может вспомнить Анну, если помнит только ее рыжие волосы?       — Думаю, ты прав, — кивает Терренс. — Поэтому на Анну мы никак не можем рассчитывать. Остается одно – делать все, чтобы Даниэль вспомнил нас. Причем как можно скорее. А иначе он и правда захочет разругаться с нами и отказаться от помощи. В этом случае мы уже не сможем ему помочь.       — Знаю, но что делать? Мы уже показали ему все важные места и рассказали о себе все, что можно! Но слышим лишь одно: вспомнить не могу, но чувствую, что мне это знакомо.       — Память – очень сложная и непредсказуемая штука, которую еще никому не удалось изучить до конца.       — Вот уж не думал, что мне придется иметь дело с человеком, страдающего от амнезии, — резко выдыхает Питер. — И не думал, что все будет настолько сложно…       — Давайте хотя бы радоваться, что Даниэль вообще что-то вспоминает. Было бы хуже, если бы ничего не помогало нам. А так он вспомнил тебя лежащего в крови, и что-то, связанное со мной и поездкой в больницу.       — Лучше бы он вспомнил весь конфликт с Питом, — задумчиво говорит Эдвард. — Понял, что все, в чем его обвиняют, – наглая ложь. И прекратил верить всем, кто ничего не знает об этой истории и верит тому, что пишут всякие идиоты.       — В любом случае пока что есть надежда. Хотя времени у нас очень мало.       Эдвард и Питер кивают в знак согласия, вместе с Терренсом думая над происходящей ситуацией и в глубине души опасаясь, что они могут потерять контроль и прийти к тому, что Даниэль захочет прекратить общаться с ними, обвинив во лжи и перестав верить, что парни – его настоящие друзья, которые искренне хотят помочь ему как можно скорее вернуть потерянные и забытые воспоминания.       

***

      Тем временем Хелен и Наталия приехали домой к Ракель, которая выглядит довольно уставшей и грустной и до сих пор не может забыть ночной кошмар с участием Терренса и Саймона. На данный момент девушки сидят в гостиной на диване и разговаривают, иногда попивая кое-какие напитки. Пока Кэмерон, одетая в домашнюю пижаму, с закинутыми на диван ногами кладет голову на спинку дивана, ее подруги сидят рядом с ней, выглядя довольно грустными.       — Кстати, Ракель, ты что-то выглядишь очень усталой, — с грустью во взгляде отмечает Наталия. — Ты как будто всю ночь не спала.       — Ну, можно и так сказать… — почесывая затылок, тихо и задумчиво отвечает Ракель.       — У тебя какие-то проблемы?       — Просто у меня очень плохое предчувствие. Предчувствие того, что очень скоро случится беда. Я не могу не отделаться от этой мысли.       — Но какой именно?       — Не знаю, Наталия… Но я в этом уверена.       — О чем ты говоришь, Ракель? — недоумевает Хелен. — Почему тебе кажется, что скоро что-то должно случится?       — На эту мысль меня надоумил кошмар, который приснился мне прошлой ночью, — переведя взгляд на свои руки, с грустью во взгляде признается Ракель.       — Кошмар? Неужели он настолько ужасный?       — Да… — Ракель медленно принимает сидячее положение и тяжело вздыхает. — Мне приснился Терренс… Приснилось то, как он погиб у меня на глазах… На моих руках.       — Что? — резко округляют глаза и качают головой Наталия и Хелен, потрясенным взглядом смотря на Ракель.       — Как Терренс погиб? — ужасается Хелен.       — Да, девочки, — тихо шмыгает носом Ракель, пока слезы медленно подступают к ее глазам. — Я видела его смерть… И это было ужасно… Он задыхался кровью… Его тело было ею покрыто… Терренс погиб практически мгновенно, успев сказать мне всего несколько слов. Он оставил меня одну… Несмотря на мою мольбу вернуться ко мне.       — Подружка… — с грустью во взгляде произносит Наталия, подсаживается поближе к Ракель и приобнимает ее за плечи, пока та тихонько всхлипывает. — Дорогая…       — Я никак не могу прийти в себя… Если бы Терренса не было рядом со мной, то я бы точно не смогла уснуть и до самого утра вспоминала бы тот ужас.       — Ракель…       — А кто его убил? — слегка хмурится Хелен.       — Саймон Рингер. Это он убил Терренса в моем кошмаре.       — Саймон Рингер? — ужасается Наталия и резко отстраняется от Ракель. — Тот тип, который едва не погубил тебя и твою карьеру?       — Да… — уверенно кивает Ракель.       — Я кое-что слышала об этом Саймоне, — задумчиво признается Хелен, приложив палец к губе. — Говорят, он упал с крыши пятиэтажного здания и остался инвалидом. Получил очень много травм…       — Это правда. Тогда он потянул меня за собой, но я смогла зацепиться за какую-то конструкцию и с помощью Терренса и одного из полицейских взобраться на крышу. Я пошла с ним на встречу с мыслью, что смогу заставить его оставить меня в покое. Туда же поехал и Терренс с полицейскими… И если бы не они, то вряд ли бы осталась жива.       — Господи… То есть, ты… Ты могла умереть?       — Да. Сама удивляюсь, как мне тогда так сильно повезло. Ведь еще бы немного – и я точно разбилась насмерть.       — Неужели он был настолько ужасным человеком? Так сильно ненавидел тебя?       — Да… Сначала Саймон едва не разрушил мою карьеру, заплатив какому-то типу за то, чтобы тот печатал лживые статьи обо мне и клеветал на меня. А потом поклялся уничтожить меня… Долгое время мучил меня, поссорил меня с Терренсом, Наталией и Анной и сказал им, что у меня якобы проблемы с психикой. А потом назначил мне встречу и грозился убить.       — О, господи…       — И тогда-то я узнала, что это из-за него погибли мои родители, когда я была маленькой…       — Что? — округляет глаза Хелен и прикрывает рот рукой, ошарашенным взглядом смотря на Ракель. — Твои родители? Но ведь я всегда думала, что они погибли в автокатастрофе.       — Так и было. Но оказалось, что Рингер спровоцировал ее. Испортил в машине тормоза… Вот папа не справился с управлением, когда ехал куда-то вместе с мамой… Машина врезалась в грузовик… И мои родители погибли из-за множества травм и переломов… Врачи уже ничего не могли сделать.       — И ты не знала это?       — Нет. Дедушка Фредерик и тетя Алисия тоже не знали, что они погибли по его вине, и думали, что отец просто не справился с управлением. Но авария была подстроена.       — Но почему? — недоумевает Хелен. — Почему он убил твоих родителей?       — Саймон был одержим моей мамой. Он встречался с ней до того, как она вышла замуж за отца и не хотел видеть другого рядом с этой женщиной… Они расстались на какое-то время, а мама успела встретить папу и выйти за него замуж. А потом и я родилась… Саймон был в бешенстве из-за того, что она выбрала не его, и поклялся отомстить ей. И в итоге он добился своего…       — Но зачем он и за тебя взялся? Ему что, было мало смерти твоих родителей?       — Да… — тяжело вздыхает Ракель и сгибается пополам, уставив взгляд в пол. — Он решил добить меня… И в первый раз начал с моей карьеры… Долгое время я думала, что те слухи обо мне распространил Терренс, с которым тогда не ладила. Но потом Рингер сам признался ему во всем, а МакКлайф разыскал меня в Лондоне и рассказал правду.       — О, господи…       — А Стивен Эпплбай, мой давний друг, и его подруга помогли вывести Рингера на чистую воду. На какое-то время он пропал, но потом снова объявился и начал портить мне жизнь и настраивать моих близких против меня. Саймон заставил Терренса поверить, что я изменяла ему с полицейским, который всегда был для меня всего лишь другом. Он отвернулся от меня, а наши без того напряженные отношения совсем испортились. А когда Рингеру стало известно, что Терренс обнимался и целовался с другой девчонкой, то он с радостью провоцировал меня, рассказывая про них.       — О, Ракель… — Хелен подсаживается к Ракель и приобнимает ее, смотря на нее жалостливым взглядом. — Подружка… Мне правда очень жаль… Я не знала…       — Но теперь Саймон больше не побеспокоит меня, потому что он дорого поплатился за свои делишки.       — Интересно, почему Саймон вдруг приснился тебе, если его история закончилась уже давно? — недоумевает Наталия.       — Не знаю, Наталия… — покачав головой, тихо отвечает Ракель. — Хотя в моем сне был не только он, но еще и Элеанор Вудхам, Юджин Уэйнрайт и Майкл МакКлайф.       — Э-э-э, а кто такая Элеанор Вудхам? — слегка хмурится Хелен.       — Женщина, угрожавшая моей тете. Мстившая ей за смерть своего отца. В молодости моя тетя связалась с одним типом, которого она случайно убила, когда пыталась защититься от его приставаний. А Элеанор не смогла стерпеть то, что суд признал ее невиновной, и решила сама отомстить. Но… Ей не удалось… Она умерла после того, как полиция выстрелила в нее.       — О, боже мой…       — Погоди, ты сказала, что видела во сне Майкла и Юджина? — округляет глаза Наталия.       — Да, видела, — кивает Ракель. — Сначала они подбадривали Саймона, а потом вместе с ним начали издеваться надо мной… Уже после того, как он застрелил Терренса.       — А где все произошло?       — В каком-то лесу. Правда во сне не было полицейских. Только я, Саймон, Терренс, Элеанор, Юджин и Майкл… Рингер угрожал мне пистолетом и принимал за мою маму… — Ракель издает тихий всхлип. — Хотел изнасиловать меня… Терренс пытался спасти меня, но Саймон угрожал и ему…       — Саймон ведь пытался изнасиловать тебя и в реальности. И тоже принимал за твою мать.       — Знаю… — Ракель тяжело вздыхает и бросает короткий мокрый взгляд в сторону. — Хоть Терренсу удалось оттащить меня от Саймона и крепко побить, он не смог увести меня. Саймон начал угрожать нам двоим, принимая Терренса за моего отца и говоря, что убьет меня, если я не буду с ним. Но Терренс отказался отпускать меня и заявил, что я уйду только с ним…       — Надо же… — с ужасом в глазах произносит Хелен.       — Рингер хотел выстрелить в меня, но… — Ракель прикрывает рот рукой, постоянно всхлипывая и понимая, что ее голос начинает дрожать. — Но Терренс закрыл меня собой и получил ранение в сердце… Он умер у меня на руках после того, как извинился за все мои страдания и сказал, что любит меня. Я пыталась оживить его, но не могла. Он был мертв. На моих руках… А Майкл, Юджин, Элеанор и Саймон громко смеялись… Радовались его смерти… Пока я кричала и умоляла его вернуться ко мне…       Ракель замолкает на пару секунд и закрывает лицо руками, сильно дрожа и тихонько плача, пока Наталия и Хелен с жалостью смотрят на нее.       — Они вытворяли со мной ужасные вещи… — дрожащим голосом добавляет Ракель. — Майкл и Юджин приставали, Элеанор всадила нож в живот, а Саймон… Саймон хотел убить меня бензопилой… И когда он это сделал, я резко проснулась.       — О, боже мой, ну и ужасы… — ужасается Наталия, дрожащей рукой мягко гладя Ракель по спине. — Подружка…       — Тебя так трясет… — с жалостью во взгляде произносит Хелен, погладив Ракель по руке. — Представляю, какой ужас ты испытала…       — Очень сильный… — издает тихий всхлип Ракель. — Настолько сильный, что даже упала в обморок… Кое-как дошла до кухни, чтобы выпить воды. Но не успела, потому что все резко потемнело перед глазами, и я отключилась.       — Теперь я понимаю, почему ты такая бледная и вялая.       — Однако Терренс сказал, что я теряла сознание дважды. Мол, я отключилась еще тогда, когда он уже нашел меня на кухне. Правда я совсем этого не помню… Упала на пол на кухне, а пришла в себя уже в гостиной на диване.       — Ну знаешь, я бы и сама такое не выдержала, — с грустью во взгляде говорит Наталия. — Не хотела бы увидеть что-то подобное с участием Эдварда.       — Это было ужасно… Я до сих пор не могу успокоиться…       — Но радуйся, что это всего лишь сон, — мягко говорит Хелен. — Слава богу, Терренс живой, здоровый и невредимый.       — Но мне все равно очень страшно, девочки. — Ракель переводит мокрый взгляд на Хелен и Наталию. — Я не могу избавиться от мысли, что Терренса ждет опасность. У меня ужасное предчувствие.       — Да брось, Ракель, с чего ты взяла? — удивляется Наталия. — Почему ты решила, что с Терренсом должно что-то случиться? Да, этот кошмар ужасный, но это не означает, что он должен погибнуть или пострадать! Сны вообще ни о чем не могут говорить! Какая-то белиберда не может стать нашим будущим!       — Терренс тоже не верит мне. — Ракель берет со столика свой стакан, выпивает немного воды и ставит его обратно. — Говорит, что я все придумываю и просто нахожусь в шоке. Хотя я просто пытаюсь спасти его от беды.       — Ну правда, Кэмерон, почему ты так думаешь? — удивляется Хелен.       — Я никогда не ошибаюсь в своих предчувствиях, Хелен. И предчувствовала беду не один раз! Но Терренс не слушал меня, делал что хотел и дорого расплачивался. Вот и сейчас происходит то же самое. Он не хочет прислушаться ко мне.       — Пожалуйста, Ракель, успокойся, — поглаживая Ракель по плечу, мягко говорит Хелен. — Все будет хорошо. Если ты будешь все время думать об этом, то точно сойдешь с ума. Чем больше ты думаешь о плохом, чем больше шансов, что это случится.       — Я не могу… Меня трясет от одной только мысли, что я могу потерять его.       — Мы прекрасно понимаем тебя, подружка, — уверенно отвечает Наталия. — Но как бы то ни было, Терренс – сильный человек и не даст себя в обиду. Он умеет постоять за себя и не будет позволять кому-то бить его безответно. Даже если с ним что-то случится, я уверена, что все будет хорошо. А будет кто-то из парней рядом – так это вообще здорово.       — Я так боюсь потерять его, девочки, — со слезами на глазах тихо произносит Ракель. — Кто-то буквально заберет половину меня, если мы будем разлучены. Терренс – моя жизнь. Мой воздух… Я не могу без него.       — Ты не потеряешь его, подруга, — мягко говорит Хелен. — Что бы ни случилось, Терренс справится. Он сильный и знает, как защитить себя.       — Если с ним случится что-то серьезное, то он может не справиться.       — Вспомни, Терренс часто говорит, что ты – его единственная причина, по которой он все еще живой. Этот человек будет жить ради тебя. Будет делать все для того, чтобы ты была счастлива с ним.       — Я знаю, но дело не в этом, — более низким голосом отвечает Ракель. — Мы можем быть разлучены обстоятельствами… Кто-нибудь может убить Терренса или причинить ему такой вред, что он будет находиться между жизнью и смертью.       — Господи, Кэмерон, ну ты и фантазерка! Напридумываешь себе черт знает что, а потом сидишь переживаешь.       — Но это правда!       — Перестань, подруга… Никто не захочет убить Терренса. Нет таких людей, которые спят и видят, как бы прикончить его.       — Неужели вы тоже мне не верите? — с мокрыми глазами удивляется Ракель.       — Верим, дорогая, верим, — мягко говорит Хелен. — Но ты не должна думать об этом все время. Мы понимаем твои чувства, но у тебя нет поводов для паники.       — Появится! Я это знаю! Когда что-то должно случится, я всегда это чувствую.       — Это всего лишь сон, Ракель, не воспринимай его всерьез, — уверенно отвечает Наталия. — У нас в реальной жизни и так полно проблем… Парни беспокоятся за Даниэля и группу. А вот я, например, ужасно переживаю из-за того, что Уэйнрайт сбежал из тюрьмы.       — Что-что? — помотав головой, резко перебивает Хелен. — Уэйнрайт? Сбежал из тюрьмы?       — Да… — с грустью во взгляде произносит Наталия. — Он сбежал… Я как раз хотела рассказать вам…       — Подожди-подожди, Наталия, но Уэйнрайта же заключили под стражу, как и всех сообщников Майкла МакКлайфа, — неуверенно говорит Ракель. — К тому же, у него нашли какое-то психическое заболевание и приговорили к принудительному лечению.       — Пару дней назад мы с Эдвардом встретили этого типа. А наши родители узнали это из новостей по телевизору.       — Господи… — с ужасом в глазах произносит Хелен. — Тот тип с ужасающими зелеными глазами и грязными рыжими волосами тип, от которого воняло за одну милю, сбежал? Который ранил Эдварда в зале суда!       — Боже… — медленно выдыхает Ракель, чтобы чуть-чуть успокоиться, и переводит удивленный взгляд на Наталию. — Но как? Как это могло случиться? Как этот тип мог сбежать из тюрьмы?       — Украл пистолет у охранника тюрьмы, подстрелил кого-то и сбежал, — без эмоций отвечает Наталия. — Причем он сбежал около трех недель назад, но полиция молчала об этом. Лишь когда его поиски ни к чему не привели, они были вынуждены выпустить заявление.       — Так долго? — ужасается Хелен. — Да они были обязаны сказать об этом немедленно!       — Наши родители считают, что полиция не хотела никого пугать. Думали, что его быстро найдут. Но Уэйнрайт очень хорошо скрылся. Он уверен, что его никогда не поймают.       — Эй, а где вы с Эдвардом встретили его? — спрашивает Ракель.       — В одном безлюдном месте. Сначала он толкнул меня, а потом объявился и начал угрожать нам и говорить о желании изнасиловать меня. Если бы Эдварда не было рядом со мной, Уэйнрайт мог бы сделать со мной что угодно. Его глаза стали еще более дикими и устрашающими. Мне было очень страшно…       — Значит, у нас появилась еще одна проблема? — слегка хмурится Хелен.       — Не зря я видела его во сне… — задумчиво говорит Ракель. — А вы говорите, сны – это белиберда.       — Может быть… — с грустью во взгляде отвечает Наталия. — Но я видела этого типа. Снова кричала и дрожала от страха, когда он не просто трогал меня большими руками, а снова бессовестно лапал, облизывал, целовал и чуть не раздел. Чуть не придушил… Слава богу, у него не было ничего, что он мог бы вколоть мне, чтобы вырубить.       — О, боже мой…       — Ох… — Наталия обхватывает шею рукой и с грустью во взгляде тяжело вздыхает. — Он даже украл мой любимый кулон…       — Который тебе подарил Эдвард? — спрашивает Ракель.       — Да, на день рождения. Просто подошел ко мне, сорвал его и положил в карман. Даже если сказал, что это дешевка и не имеет никакой ценности. Но этот тип запросто украл бы и это кольцо, и сережки, которые на мне были. И продал бы за большие деньги…       — Значит, тот кулон уже потерян? — заключает Хелен.       — Да, можно сказать, что я навсегда потеряла свой талисман. Этот кулон имел для меня огромное значение, даже если это была обычная бижутерия. Но думаю, папа правильно сказал, что сейчас важно не это, а то, что нужно защитить себя от Уэйнрайта. Мой страх перед ним намного сильнее.       — Слава богу, Эдвард был рядом с тобой, — уверенно отмечает Ракель. — А иначе бы мы уже вряд ли увидели тебя.       — Знаю. Я уже несколько раз поблагодарила Эдварда за то, что он был со мной и как мог защищал от этого типа. Хотя мне ужасно страшно от того, что я могла остаться без его поддержки… Потому что Уэйнрайт несколько раз бил Эдварда головой об камень и кулаками по всему телу. Я страшно боялась, что Эдвард мог потерять сознание… Прямо как тогда, когда меня увезли в дом Майкла.       — А с ним сейчас все в порядке?       — Да, слава богу.       — Неужели вам так легко удалось отделаться от того типа? — спрашивает Хелен.       — О, нет! Он долго не собирался уходить… То боролся с Эдвардом, то приставал ко мне… — Наталия тихо шмыгает носом, опустив взгляд на свои руки. — Я совершила огромную ошибку, когда из страха убежала куда подальше, пока они дрались… Была в отчаянии… И… Не слушала Эдварда, который говорил мне оставаться рядом. И я дорого за это поплатилась, когда Уэйнрайт нашел меня и очень долго лапал, облизывал, целовал… Говорил непристойные вещи… Пользовался моментом, пока Эдвард не мог найти меня, и закрывал мне рот, чтобы я не смогла закричать…       — О, боже мой… — с ужасом в глазах прикрывает рот руками Ракель.       — Я думала, что умру от страха… — со слезами на глазах признается Наталия. — А в какой-то момент даже смирилась с тем, что больше не увижу своих близких, ибо Эдварда очень долго не было. Перестала сопротивляться и кричать… Но слава богу, мои молитвы были услышаны: вскоре Эдвард нашел меня, а я сумела докричаться… И была спасена как раз в тот момент, когда тот тип пытался задушить меня.       — Подружка… — с жалостью во взгляде произносит Хелен и берет Наталию за руку, пока Ракель мягко гладит свою тихо плачущую подругу по спине. — Это ужасно! Меня трясет, пока я думаю о том, что тебе пришлось пережить.       — Я так испугалась, что едва понимала, что происходит… Могла лишь истерично кричать и плакать… Один лишь взгляд Уэйнрайта вызывал у меня желание убежать куда подальше. А мысли обо всем, что он со мной сделал, только ухудшали мое состояние… Я… Я бы точно сошла с ума и сделала бы какую-нибудь глупость, если бы рядом не было Эдварда. Лишь благодаря ему я пришла в себя и начала понимать, где нахожусь и с кем.       — Ты уже рассказала все своим родителям? — спрашивает Ракель.       — Да, после случившегося Эдвард отвез меня домой, и мы рассказали им про Уэйнрайта, пока я обрабатывала его раны.       — А его отец и мать?       — Тоже знают. Да и мистеру Джонсону они рассказали.       — Господи, и что же нам делать, если этот тип бродит по Нью-Йорку как ни в чем ни бывало? — недоумевает Хелен, с испугом в глазах смотря на Ракель и Наталию. — Вдруг он захочет и нас изнасиловать? Уэйнрайт запомнил наши лица, когда мы все были в зал суда. Он может запросто что-то сделать с нами, если мы попадемся ему на глаза.       — Вряд ли он будет появляться там, где много людей, — предполагает Ракель. — Юджин понимает, что народ узнает его и немедленно позвонит в полицию.       — За информацию о нем полагается щедрое вознаграждение, — тихо говорит Наталия.       — Может, это тип больной, но он все понимает. Поэтому можете не бояться, в городе мы его не встретим. Только лишь в безлюдных местах. Там, где Уэйнрайт решил скрываться.       — Мы с Эдвардом уже договорились, что пока не будем туда соваться. Да и он будет сопровождать меня, чтобы защитить в случае опасности. Конечно, Эдвард не будет ходить за мной хвостиком и страдать паранойей, но он хочет, чтобы я поменьше выходила из дома одна. Пока Уэйнрайт на свободе.       — Может, тебе не стоило ехать сюда? — выражает беспокойство Ракель. — Наш с Терренсом дом расположен в достаточно отдаленном от шумного города местности. Вдруг этот тип может болтаться где-то неподалеку? Да, наш район под хорошей охраной, но все же.       — Не беспокойся, Ракель, я стараюсь быть очень осторожна и ни за что не пойду гулять туда, где могу его встретить. Ибо это станет началом моего конца, и я больше не увижу своих близких.       — А сейчас ты не боишься? — спрашивает Хелен.       — Побаиваюсь немного, но стараюсь не страдать паранойей. К тому же, Эдвард не может все время быть возле меня, ибо ему нужно отдыхать от моей компании. Я не могу заставить его постоянно быть рядом. И защищать глупую трусишку, которая падает в обморок от сильного страха.       — Ты разве падала в обморок? — удивляется Ракель.       — После встречи с Уэйнрайтом. Сначала была в сильной истерике и пыталась сбежать от Эдварда, думая, что он – Уэйнрайт. А потом у меня кончились силы, и я провалилась в темноту. Я не поняла, как это произошло… Но придя в себя, я увидела, что Эдвард был бледным и страшно напуганным. Даже стало как-то стыдно перед ним… За то, что я заставила его так волноваться… До этого я отчаянно молилась о том, чтобы не потерять сознание перед Юджином, чтобы он этим не воспользовался. А когда он ушел, мое тело не выдержало. Мозг отключился, когда рядом оказался Эдвард.       — Знаешь, я не удивлена, — уверенно отвечает Хелен. — Ты так тряслась на слушании по делу Уэйнрайта, что была готова в любой момент потерять сознание.       — Верно… Но по-настоящему страшно мне стало лишь после вынесения приговора, когда он бегал по всему залу и пытался облапать меня на глазах у родителей, возлюбленного, друзей, знакомых… Когда Эдвард заслонил меня собой, чтобы спасти от пулевого ранения.       — О, я до сих пор это помню. И помню, в какое бешенство пришел Эдвард, когда Уэйнрайт начал лапать тебя. Парни тогда с трудом оттащили его и успокоили. И как бы Эдвард ни храбрился, было видно, что он чувствовал себя очень плохо после ранения. Ни разу ни на что не пожаловался.       — Да уж, такое забыть невозможно… — задумчиво отвечает Ракель. — Я думала, что он стащит у кого-то пистолет и расстреляет всех без разбору.       — Это тип реально больной! Такие, как он, должны лечиться в психушке!       — Слава богу, что у него не было пистолета или ножа, когда он встретил Наталию и Эдварда. А иначе бы он убил их…       — Верно… — кивает Наталия. — Вряд ли он оставил то, чем ранил сотрудника тюрьмы. И возможно, у Уэйнрайта еще и есть что-то вроде наркотиков… Чтобы… Расслабить человека и лишить его разума… И даже сознания…       — Что-то вроде того, чем усыпили тебя, когда Майкл отдал приказ привести тебя в его дом?       — Возможно. В любом случае нам с Эдвардом крупно повезло. Как бы то ни было, пока он был со мной, мне было немного легче. Я знала, что он защитит меня и позволит прятаться за своей спиной. Вы знайте, что я бы и сама могла как-то заступиться за себя, но страх перед Уэйнрайтом слишком силен. Я теряю уверенность и смелость… Чувствую себя маленькой беззащитной девочкой…       — С Эдвардом тебе нечего бояться, Наталия, — с легкой улыбкой уверенно говорит Хелен. — Этот парень очень сильно любит тебя. Мы все прекрасно видим, как он борется с теми, кто смеет обижать тебя. Лично я прекрасно это видела, когда он набросился на Уэйнрайта с кулаками прямо в зале суда.       — И у него есть обязательства перед твоими родителями, — добавляет Ракель. — А уж они не погладят его по головке, если с тобой что-то случится. Особенно мистер Рочестер.       — Просто Эдвард считает своим долгом любить, защищать и заботиться обо мне, — с легким румянцем на лице скромно улыбается Наталия. — А я считаю своим долгом быть верной ему, заботиться о нем, любить и внушать уверенность в себе… И я с радостью это делаю… Как бы благодарю его за то, что он так трогательно ко мне относится.       — Именно поэтому я абсолютно уверена, что после свадьбы ты будешь в очень надежных руках. Я полностью доверяю Эдварду и не сомневаюсь, что это – тот самый мужчина, который тебе нужен. Которого ты искала.       — Он – любовь всей моей жизни.       В воздухе на несколько секунд воцаряется пауза, во время которой Ракель, Наталия и Хелен берут свои стаканы с напитком и допивают остатки. В какой-то момент Хелен с грустью во взгляде начинает о чем-то думать, а ее подруги замечают это и хотят спросить ее об этом. Правда та сама начинает разговор, переведя взгляд на Ракель.       — Эй, Ракель… Ты, кажется… Говорила, что долго сердилась на своего дедушку из-за того, что он скрывал от тебя смерть родителей…       — Э-э-э, ну да… — пожимает плечами Ракель. — Дедушка Фредерик договорился об этом с тетей Алисией и моими покойными бабушкой Тиффани и дедушкой Тимоти. Тогда я обижалась на него, хотя сейчас понимаю, что это было неправильно. Я не должна была устраивать бунт… И… Сбегать из дома…       Ракель пару секунд смотрит в пол, а затем резко переводит взгляд на Хелен и слегка хмурится.       — А почему ты спросила? — недоумевает Ракель.       — Э-э-э, просто… — тихо и неуверенно произносит Хелен. — Просто недавно я кое-что узнала. И… В какой-то степени это похоже на твой случай… Не все, но кое-что…       — И что это? — слегка хмурится Наталия.       — Понимайте… — Хелен тяжело вздыхает и ставит свой стакан на столик. — Несколько дней назад я пришла домой, а там моя бабушка Скарлетт разговаривала с Питером. Мы с Сэмми ходили гулять, но вскоре вернулись… И… Она рассказала ему о том, что мои родители отказались от меня.       — Что? Отказались?       — Отец никогда не интересовался мною, и семья ему запрещала думать о своем ребенке. Ну а мать отказалась, когда родила меня.       — Постой, а разве твоя мать не умерла во время родов? — слегка хмурится Ракель. — Ты же сама говорила это!       — Я так и думала всю свою жизнь. С тех пор как уломала дедушку с бабушкой рассказать мне про моих отца и мать. Но все совсем иначе. Они живы, а не мертвы, как мне рассказывали.       — О, боже мой… — с ошарашенными глазами произносит Наталия, прикрыв рот рукой. — Хелен…       — Мне так больно осознавать, что я была не нужна своим родителям… — Хелен качает головой с грустью в полусухих глазах. — Все эти годы я разговаривала с ними и думала, что они слышат меня. Но отец и мать живы и не вспоминают обо мне.       — Но как у них хватило духа отказаться от своего ребенка? — недоумевает Ракель. — Я бы никогда не сделала этого! Ладно бы они отдали тебя на воспитание бабушке с дедушкой ради работы или учебы. Но отказываться совсем…       — Бабушка сказала, что моей матери было шестнадцать, а отцу – семнадцать, когда они узнали, что ждут ребенка. Поначалу все было нормально, и мои бабушка с дедушкой сказали, что помогут маме растить меня. Но вскоре отец поддался влиянию своей семьи, заявил ей, что бросает ее и не будет помогать ей воспитывать ребенка, и отправился учиться за границу. А она… Она хотела сделать аборт. — Хелен тихо шмыгает носом. — Аборт, девочки! Моя мать хотела убить меня! Эта женщина сказала, что не хочет моего рождения.       — Господи… — с ужасом в глазах произносит Ракель.       — Правда бабушка с дедушкой наотрез отказались и потребовали, чтобы она рожала. Ну мать и согласилась. Правда вела себя так, словно не была беременна, и один раз даже попала в больницу. Во время родов устроила истерику, но все-таки родила… А потом не захотела даже смотреть на меня и заявила, что отказывается от своего ребенка. Но дедушка с бабушкой не оставили меня и забрали домой… Моя мать была зла и так и не прониклась ко мне любовью. А однажды она куда-то пропала и с тех пор больше не объявилась. И вряд ли объявится, ибо все случилось в Кингстоне, а мы с бабушкой уже давно живем в Нью-Йорке.       — О, Хелен… — с жалостью во взгляде произносит Ракель, будучи потрясенной услышанным так же, как и Наталия, и прикрывает рот рукой.       — Нам очень жаль, дорогая… — с грустью во взгляде добавляет Наталия.       Ракель и Наталия садятся по обе стороны Хелен и приобнимают ее с надеждой хоть как-то утешить.       — Моя мать хотела убить меня, девочки, — издает тихий всхлип Хелен. — Я могла не родиться… Да, я понимаю, что она была еще очень юная, когда забеременела… Всего шестнадцать лет… Но как можно убить то, что растет в тебе? Ее же не бросили! Бабушка с дедушкой ведь согласились помочь вырастить меня. Она бы училась, а они бы растили ее ребенка! Но моя мать не хотела принять меня даже в этом случае!       — Но ведь твоя мама все-таки отказалась делать аборт и родила тебя, — уверенно отмечает Наталия. — Просто немного успокоилась, пожалела о словах про аборт и решила рожать.       — Не будь наивной, Рочестер. Моя мать запросто бы пошла на аборт сама, если бы была совершеннолетней! А если бы она знала, как вызвать выкидыш, то давно сделала бы это. Хотя… Кто знает, может, моя мать как раз и оказалась в больнице из-за того, что пыталась сама убить меня. А бабушка винит во всем ее безответственное отношение к беременности.       — Она могла сказать это на эмоциях из-за расставания с твоим отцом и страха воспитывать ребенка одного, — предполагает Ракель. — Может, твоя мама хотела рожать и была готова воспитывать тебя. Просто твой отец причинил ей боль, а она не смогла с этим смириться.       — Не защищайте ее, девочки! — сухо говорит Хелен. — Будь ее воля, она бы избавилась от меня! Ей никто не был бы указом. Неужели то, что моя мать сбежала из дома и так и не была найдена, ничего не означает?       — Значит, Хелен, значит.       — Я бы никогда не смогла пойти на такое, даже если бы была подростком или же взрослой, но не готовой становиться мамой. Максимум – попросила бы кого-то помочь мне растить ребенка и присматривать за ним. Но не более!       — Я бы тоже ни за что не избавилась от малыша, который зарождается во мне, — уверенно говорит Наталия. — Даже если бы это был ребенок от нелюбимого человека, я бы все равно родила его и воспитывала.       — Я тоже, — слегка улыбается Ракель. — Дедушка с тетей прибили бы меня, если бы узнали, что у меня просто есть мысль о том, что я думаю избавиться от ребенка. Ты ведь знаешь, что происходит, когда разговор касается детей.       — Это просто невозможно понять, — качает головой Хелен. — Как моя мать могла на такое осмелиться? Я не понимаю! Не понимаю!       — Мы не отрицаем, твоя мама поступила плохо. Но я уверена, что сейчас она жалеет об этом.       — Вряд ли! Я слышала, как бабушка говорила, что моя мать не скрывала, что хотела моей смерти, когда была в больнице. Что говорить, если ничто не могло изменить мнение этой женщины.       — Возможно, ей нужен был психолог, — предполагает Наталия. — Почему мистер и миссис Маршалл не отвели твою мать ко врачу?       — Потому что думали, что во всем виновата беременность. Гормоны. Полагали, что после родов все пройдет, и эта женщина воспылает любовью ко мне. Но нет. Они слишком поздно решили найти ей врача с мыслью, что у нее послеродовая депрессия. Моя мать уже смылась куда-то.       — А твой отец? Неужели он тоже ни разу не вспомнил о тебе и не пытался найти?       — Отец ни разу не вспомнил о своей дочери и не пытался связаться со мной. Был эдаким маменькиным сыночком, который не хотел бороться за мать. За их любовь. За то, чтобы вместе растить ребенка. А вместо этого плясал под дудку своей семьи. Наверняка он и женился на той, которую ему подсунули, и даже не стал противиться.       — А может, и пытался! — восклицает Ракель. — Просто не знал, как!       — Захотел бы – нашел! Мы с дедушкой и бабушкой прожили в Кингстоне до того, как мне исполнилось восемнадцать. Потом дедушка Роджер получил возможность поменять нашу старую квартиру на новую и переехать в Нью-Йорк, где ему предложили хорошую работу. У отца и матери было достаточно времени, чтобы разыскать меня и объяснить, почему они поступили со мной так жестоко.       — Значит, плохо искали.       — Все они поступили ужасно. И мать с отцом, которые бросили меня, и бабушка с дедушкой, лгавшие мне все эти годы, и даже Питер, который хотел скрыть это.       — Господи, а Питер-то здесь причем? — недоумевает Наталия.       — Притом. Он хотел скрыть от меня всю правду и молчать, словно ничего не случилось. И согласился участвовать в делишках бабушки и поклялся ничего мне не говорить.       — Только не говори, что ты злишься на Питера и бабушку за то, в чем они не виноваты.       — Да, я зла на них! Бабушка с дедушкой налги врали мне и пытались извертеться, когда я просила их рассказать всю правду. Они хотели, чтобы я плакала по ним и жалела отца и мать! Хотя ранее никогда не показывали мне их могилы. И теперь-то все понятно: мои родители просто бросили меня на произвол судьбы как щенка. И Роуз тоже поступил со мной отвратительно и оказался предателем. Как хорошо, что я сразу узнала об их заговоре, и не позволила им водить себя за нос.       — Погоди, ты что и правда злишься на Питера? — округляет глаза Наталия.       — Он поступил со мной отвратительно! — сухо заявляет Хелен. — И меня бесит то, что Роуз усердно притворяется хорошим и пытается разжалобить меня.       — Господи, Маршалл, ты совсем сошла с ума!       — Прости, Хелен, но ты поступаешь очень глупо, — уверенно говорит Ракель. — Ты не должна злиться на Питера! Он вообще не имеет никакого отношения к этой истории и всего лишь выслушал твою бабушку. Она попросила его молчать – он выполнил ее просьбу.       — Я знала, что вы будете защищать Роуза, — более низким голосом отвечает Хелен. — Наверняка и парни сейчас сидят все вместе и говорят, какая я плохая, и какой Роуз хороший. Какая бабушка хорошая…       — Твои бабушка с дедушкой не хотели причинять тебе боль так же, как и мой дедушка в свое время. Они спасли тебя и вырастили… Ты живешь только лишь благодаря им и обязана быть благодарна им за то, что они дали тебе жизнь.       — Раз уж моя мать бросила меня, то они могли бы сразу сказать мне всю правду.       — Когда ты была еще совсем маленькая? Нет, они не стали бы это делать! Я по себе знаю, какого узнавать что-то шокирующее, когда тебе всего несколько лет. Знаешь, как мне было тяжело узнать о смерти родителей в семилетнем возрасте! Это был для меня огромный удар.       — Да лучше бы я сошла с ума от горя в детстве, чем всю жизнь верила бы, что мои отец и мать умерли, и поминать их каждый год на якобы годовщину смерти!       — Хорошо, Хелен, хорошо, — спокойно говорит Наталия. — Мы понимаем, почему ты злишься на свою бабушку. Но какого черта ты еще и Роуза сделала виноватым? Ты нашла глупую причину злиться на него! Это неправильно!       — А нечего было соглашаться участвовать в делишках моей бабушки!       — Питер ни в чем не виноват, — уверенно отвечает Ракель. — Он всего лишь хотел позволить тебе самой обсудить все с миссис Маршалл. А ты сделала Роуза виновным за то, что он хотел промолчать. Блондин не имеет никакого отношения к твоей семье и хотел сделать как лучше.       — Если бы я могла где-то спрятаться, то уехала бы из квартиры бабушки, — издает тихий всхлип Хелен. — Не хочу ее видеть… Так же, как и Роуза, который теперь едва ли не каждый день припирается к ней и заботится. Сидит с ней целыми днями в комнате, гоняет чаи и обсуждает, как бы еще навредить мне.       — Боже, Маршалл, я не верю своим ушам, — качает головой Ракель. — Ты… Ты ненормальная!       — Они разочаровали меня… И я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу простить их за такое предательство.       — Ты хоть сама-то понимаешь, что говоришь? — недоумевает Наталия.       — Абсолютно! Эти двое уже давно стали моими врагами!       — Хелен, прошу, одумайся! — отчаянно умоляет Ракель, взяв Хелен за руки. — Ты совершаешь огромную ошибку. Исправь ее, пока не стало поздно.       — Я ни в чем не виновата. И мне не о чем сожалеть.       — Поверь, я думала точно так же, когда сердилась на дедушку Фредерика, скрывавшего от меня смерть родителей. Тоже не была уверена, что смогу простить его, и мечтала сбежать жить в другое место. Но спустя время моя обида прошла. Я успокоилась и поняла, что не должна была этого делать. Ведь этот человек растил и воспитывал меня, когда я осталась сиротой. Не бросил, даже если знал, что будет трудно.       — Но твои родители не отказывались от тебя!       — Верно. Хотя они уделяли мне мало внимания, поскольку были заняты своими делами. Только лишь дедушки с бабушкой и тетей окружали меня заботой.       — Я не могу это понять… Уже несколько дней пытаюсь, но не могу…       — Тебе просто нужно успокоиться. Пройдет время – и ты поймешь, что плохо поступаешь с Питером и бабушкой. Захочешь сама прийти к ним и извиниться.       — Никогда! — резко отрезает Хелен. — Эти люди никогда не заслужат моего прощения! И хотя бы бабушка это понимает и не беспокоит меня. Сидит целый день в своей комнате и смотрит телевизор. Зато Роуз усердно пытается быть хорошеньким после того, как подло поступил со мной…       — Хелен, услышь нас, умоляю тебя! — с жалостью во взгляде умоляет Наталия. — Неужели ты не понимаешь, что причиняешь Питеру боль, отгоняя его от себя и говоря о нем такие обидные вещи? Я представляю, как ему тяжело знать, что его возлюбленная так с ним обращается.       — Нечего было предавать. Я не прощаю тех, кто сначала клянется в любви и верности, а потом нагло предает.       — Неужели ты забыла, что он хотел сделать несколько месяцев назад, и что до сих пор помнит так, будто это было вчера? Ты хочешь, чтобы Питер снова взялся за лезвие?       — Да, Хелен, вдруг ты заставишь его сорваться и опять взяться за лезвие? — выражает опасение Ракель. — Мы не хотим снова потерять его! Группа снова на грани распада из-за Даниэля! А если Питер возьмется за старое, то мы можем не спасти его во второй раз. И тогда группа уже точно распадется!       — Он резался не только из-за школьных издевательств, но еще и из-за любви к тебе. А сейчас ты убиваешь его. Морально. Для него твои слова будут хуже любого лезвия.       — Пит столько времени скрывал свои чувства из страха быть отвергнутым и впервые за долгое время почувствовал себя счастливым. А вот сейчас ты всадила нож ему в спину и медленно крутишь его, причиняя блондину невыносимую боль.       — Поверь, мне жаль, что он резался из-за меня, — тихо говорит Хелен и шмыгает носом. — Но мне ужасно обидно, что от меня скрывают правду, когда я открыта со всеми.       — Никто не любит ложь, подруга, — спокойно говорит Ракель. — Но твои обиды могут снова довести Питера до желания резаться. Мы с таким трудом вытащили его из той ямы, но сейчас ты снова загоняешь его в нее. Наши усилия могут пойти насмарку.       — Да и твоя бабушка переживает из-за тебя, — добавляет Наталия. — А ей нельзя нервничать. Хочешь и ее довести? Не дай бог, миссис Маршалл окажется в больнице! Прости, конечно, но в этом случае ты будешь виновата. Она доведет себя по твоей вине. Из-за того, что ты так с ней обращаешься. Ты не можешь делать это ни со своей бабушкой, которая уже давно не молодая и не может выдержать подобного, ни с Питером, который запросто может сорваться, если будет верить, что ты его презираешь ни за что.       — А если ты еще и захочешь расстаться с ним, то он вообще сойдет с ума от горя. Вообще больше никогда ни в кого не влюбится, потому что будет бояться очередного предательства. Ты же знаешь, что для него это больная мозоль, но все равно наступаешь на нее.       — Перестань так вести себя, Маршалл. Мы все прекрасно понимаем, но то, что ты делаешь, уже слишком. Если кого и винить, то только своих родителей, хотя и можно понять, почему они так поступили. Твоя бабушка ни в чем перед тобой не виновата, а Пит – тем более.       — Поверь, я прекрасно понимаю тебя как человек, который сам прошел через подобное. Да, ты можешь остыть еще не скоро, но умоляю, даже не думай отворачиваться от миссис Маршалл и бросать Питера. Ты нужна ему, Хелен. Именно ради тебя он и живет, не думает о самобичевании и чувствует себя счастливым. А твоя бабушка вырастила тебя и дала все необходимое. Если бы она и твой дедушка не захотели этого, ты либо вообще бы не родилась, либо тебя забрали бы в приют и потом отдали в чужую семью. И не факт, что тебя любили бы все. Для кого-то ты бы ничего не значила, потому что была бы приемной. А так ты выросла с родными людьми, которые искренне тебя любили. Может, из-за злости и обиды ты не станешь слушать нас, но поверь, я знаю, что говорю.       — Мне обидно, — издает тихий всхлип Хелен. — Эти двое поступили со мной ужасно. Я не могу… Не могу…       Хелен закрывает лицо руками и начинает горько плакать, пока Ракель и Наталия переглядываются между собой и приобнимают подругу, пытаясь утешить ее.       — Ладно-ладно, Хелен, успокойся, — тихо говорит Наталия, поглаживая Хелен по голове, которая лежит у нее на плече. — Мы все прекрасно понимаем.       — Давай поговорим об этом позже, — тихо добавляет Ракель, поглаживая Хелен по плечу и руке. — Сейчас ты обижена и не будешь слушать ничего из того, что мы хотим донести до тебя. Но рано или поздно ты сама поймешь, что была неправа. Я уверена в этом.       Хелен все также продолжает плакать, а Ракель с Наталией пытаются как-то утешить ее, переглядываются друг с другом и качают головой, пытаясь найти способ донести до подруги то, что она может сделать своей бабушке Скарлетт и Питеру гораздо хуже, если продолжит обижаться на них или вообще – откажется общаться с ними.       

***

      В жизни Анны практически ничего не меняется. Она по-прежнему вспоминает все самые лучшие моменты, проведенные с Даниэлем, и страшно трясется каждый раз, когда Джулиан заставляет ее проводить время с ним, полностью игнорируя ее желания. Она чувствует себя беззащитной девочкой каждый раз, когда он появляется на пороге квартиры. А на поддержку и защиту своего отца Максимилиана рассчитывать не приходиться, поскольку мужчина считает, что его дочь все себе придумывает, а сын его друга не такой ужасный, каким она его описывает. Он не замечает ее криков души и тех знаков, которые ему посылает девушка с надеждой хоть на какую-то защиту. Да и вообще, Максимилиан всерьез начинает думать, что было бы здорово, если бы Анна смогла полюбить Джулиана и даже вышла за него замуж, чтобы породниться с семьей Поттеров, как того хотела мать девушки Лилиан, сам мистер Сеймур и их родители.       Сегодня Анна решила не сидеть у себя в комнате целый день и захотела без дела походить по квартире. Она с интересом, но без эмоций на лице рассматривает все, что попадается ей на глаза, изучает содержимое каких-то шкафчиков и столиков и находит что-то, что заставляет ее впасть в ностальгию по старым временам. Например, найдя в небольшом шкафчике фотографию родителей в комнате своего отца, Анна начинает понимать, что скучает по маме и очень хотела бы поговорить с ней, даже если никогда не была близка с ней. С этой стройной элегантной женщиной среднего возраста с темно-каштановыми волосами и такими же выразительными зелеными глазами, как и у девушки. Ее черты слегка грубоватые, а она выглядит довольно властной, хотя и выглядит явно не на свой реальный возраст, а также кажется очень умной и воспитанной.       — Ах, мама, я так скучаю по тебе, — с грустью во взгляде шепчет Анна. — Хоть мы никогда не были близки, я все равно хочу увидеть тебя… Поговорить с тобой… Попробовать попросить о помощи… Я так мечтаю, чтобы произошло чудо, и ты поняла, что Джулиан – ужасный человек, который не уважает меня и не считается с моими желаниями. Отец не понимает меня и считает, что я вру, а Джулиан – святой и невинный. Говорит, что Поттер якобы беспокоится обо мне и хочет помочь. Хотя это совсем не так. Он ненавидит меня и обращается со мной как с половой тряпкой. Я ничего для него не значу лишь потому, что являюсь женщиной. Которая, как он думает, может только помалкивать, со всем соглашаться, стоять у плиты и рожать детей. Мол, она – бесправное существо. Мне казалось, что папа защитит меня и запретит этому человеку подходить ко мне, но нет… Он буквально заставляет меня общаться с ним. Едва ли не настаивает на моей свадьбе с ним…       Анна качает головой.       — Я этого не хочу, мама, не хочу! Клянусь, я покончу с собой, если отец насильно отдаст меня замуж. Ни за что! Я не буду жить с этим типом! Не буду! Я убью себя! Повешусь, наглотаюсь таблеток, спрыгну с крыши…       Анна на пару секунд отрывает взгляд от фотографии и шмыгает носом.       — Отцу кажется, что я все придумываю и слишком сильно страдаю из-за Даниэля, — тихо говорит Анна, грустными, красными и заплаканными глазами окидывая все, что находится перед ней. — Да, я очень страдаю, потому что безумно люблю его. Но… Но я не думала, что начав общаться с Джулианом, я окажусь в такой ситуации. Полагала, что смогу проучить Перкинса и доказать, что проживу без него. Но мне стало только хуже… Не только из-за любви… Джулиан делает все, чтобы я чувствовала себя ужасно. Он этого и добивается. Его волнует только своя собственная персона. На меня ему наплевать. Хотя раньше этот человек вел себя куда лучше и не позволял делать то, что начал делать сейчас…       Спустя некоторое время Анна вспоминает об одном случае, который произошел некоторое время назад и заставляет ее рыдать еще пуще прежнего.       

***

      Несколько дней назад.       Джулиан осторожно берет в руки один из многочисленных самолетов, которые он хранит в высоком стеклянном шкафу под замком, что-то слегка поправляет на нем и начинает рассказывать Анне о том, что связано с этой моделью, пока девушка тихонько сидит на кровати и без эмоций смотрит на него, по сторонам или на свои руки.       — А вот этот самолет я собирал очень долго, — с гордостью, воодушевленно говорит Джулиан, держа в руках самолет. — Он мой самый любимый из всех, что ты здесь видишь. Я очень долго пытался собрать его, но у меня никак не получалось. Однако все потраченные часы пришли не даром, и я все-таки собрал этого малыша. Догадался подправить некоторые вещи и получил просто блестящий результат.       Джулиан с легкой улыбкой осторожно проводит рукой по модели самолета у него в руках так, словно это что-то самое дорогое и ценное на свете.       — Отец поначалу не понимал мое увлечение. Нет, он не имел ничего против. Просто не мог понять, как мне могло нравиться копаться в разных шутках, что-то склеивать, подкручивать, вставлять и корректировать. Хотя я просто обожаю это. Намного больше, чем целый день сидеть в душном офисе и перебирать стопки бумаг. Наверное, если бы я не пошел работать с отцом, то занялся бы чем-то, что связано с подобными вещами. Тем не менее я очень счастлив, что отец всегда гордился мной. Он считает, что раз мне это нравится, то я должен заниматься любимым делом. А иногда он даже немного помогает мне и предлагает какие-то идеи. Очень хорошие, к слову. Я многое беру на заметку.       Джулиан бросает восхищенный взгляд на свою коллекцию собранных моделей самолетов, танков и автомобилей, аккуратно расставленных на полочках большого шкафа. А затем мужчина осторожно кладет самолет на место, берет в руки модель черного автомобиля и с гордостью показывает его Анне, смотрящая на него безо всяких эмоций и не проявляющая никакого интереса к тому, что он ей говорит.       — А этот автомобиль его самый любимый, — гордо признается Джулиан. — Он принимал активное участие в его сборке. Думаю потому, что это модель его любимого старого авто, которое очень давно сломалось. Столько лет служило верой и правдой, но недавно отправилось на покой. Да и я тоже очень люблю эту модель. Да и вообще я вложил всю свою душу в каждую модель. С каждым разом совершенствовался и узнавал много нового. Однажды я мечтаю создать радиоуправляемый самолет, авто или танк. Правда для этого нужно изучить еще очень много, чего я пока что не знаю. Но я уже активно работаю над этим и штудирую литературу и статьи в Интернете в свободное от работы время.       Джулиан выглядит слишком гордо и уверенно в себе, рассказывая о достоинствах своих работ с мыслью, что все модели, которые он собрал, идеальные и достойны огромной похвалы.       — Каждая моя работа – произведение искусства! — уверенно заявляет Джулиан. — Однажды я мечтаю создать такую модель, чтобы люди взглянули на нее и ахнули от восторга. Сказали, что это шедевр! Я бы собирал кучу комплиментов, похвалы, любви… Все бы любили меня и восторгались моим безграничным талантом… Не хочу, чтобы все мои усилия прошли даром. И я сделаю все, чтобы этого не случилось. Я ни за что не сдамся, Анна. До тех пор, пока меня не заметят. Такой талантливый человек, как я, не должен скрывать свой талант. Тем более, что мой отец поддерживает меня и не устает подбадривать.       Джулиан ставит модель автомобиля на свое место и продолжает буквально влюбленным взглядом рассматривать свою коллекцию.       — Кстати, я недавно прочитал в Интернете, что через пару-тройку месяцев начнется конкурс среди моделестроителей, — уверенно говорит Джулиан, скрестив руки на груди. — Будут разыгрывать огромный денежный приз и участие в одном из самых престижных соревнований по моделизму. Международном, к слову. Я хочу участвовать и собираюсь подать заявку. И ты обязана быть там, чтобы поддержать меня! Отказов я не приму! Восторгаться мной и желать мне удачи – это твой долг! Не знаю, будет ли мой отец поддерживать меня, потому что он – очень занятой человек. Но я обязан увидеть тебя там и слышать, как ты поддерживаешь и болеешь за меня. Только за меня. Я не хочу слышать, что тебе нравятся другие работы. Ты должна восхищаться только моими. Поняла, Анна?       Джулиан слишком сильно увлекся разговором о своих работах и до последнего не замечал, что Анна вообще не слушала его и думала о чем-то своем, уставив пустой взгляд в одну точку. А увидев это, мужчина буквально зеленеет от злости и крепко сжимает руки в кулаки, с учащенным дыханием смотря на девушку.       — Не понял… — грубо бросает Джулиан. — А почему ты не соглашаешься со мной? Какого черта ты молчишь и летаешь где-то в облаках? Я кому все это рассказываю? Перед кем я, блять, распинаюсь? Я что, со стеной разговариваю?       — Прости, Джулиан… — тихо, неуверенно произносит Анна, медленно переводит взгляд на Джулиана и испуганно смотрит на него, сцепив пальцы рук. — Но вообще-то, я не люблю танки, самолеты, машины… Мне по душе другие увлечения: музыка, пение, мода, чтение…       — А я разве спрашивал, что тебе нравится? — Джулиан резко наклоняется к Анне, крепко берет ее за подбородок, приподнимает его и уставляет свой холодный взгляд в ее широко распахнутые глаза. — Да мне по хер, чем ты увлекаешься! Увлечения бабы не имеют никакого значения! Она вообще не может ничем увлекаться!       — Почему? — недоумевает Анна. — Почему ты так говоришь о женщинах? Почему они ничего не значат для тебя?       — Потому что они БАБЫ! Бабы, которые не имеют права раскрывать свой рот! Могут лишь молчать, кивать и исполнять все желания мужчины. Захотел ребенка – согласилась! Захотел секса – всегда готова! Захотел пожрать – сделала НОРМАЛЬНУЮ еду! ВСЕ! Больше от нее НИЧЕГО не требуется!       — Это неправильно! Женщина – тоже человек!       — Лучше закрой свой поганый рот, пока я не зашил его, — грубо бросает Джулиан. — Ты, сука, должна во всем соглашаться со мной! И говорить, что тебе НРАВИТСЯ все, что Я делаю!       — Разве тебе кто-то запрещает делать то, что ты любишь? — разведя руками, с широко распахнутыми глазами тихо спрашивает Анна. — Делай все, что хочешь! Я всего лишь сказала, что не люблю моделирование и все о танках, машинах и самолетах. Почему ты впадаешь в такую истерику?       — Еще раз говорю, мне наплевать на твое ГРЕБАНОЕ мнение! Закрой свой рот, слушай и делай то, что я говорю! И не смей перечить мне! Бабы не будут командовать мной! НИКОГДА!       — Никто тобой не командует. Разве высказать свое мнение – это проявление контроля? Никто не имеет права навязывать свои увлечения другому, если тот их не любит.       — Никого не интересует то, что ты думаешь! Раз тебе не повезло родиться бабой, так будь добра подчиняться мужчине и делать то, что он говорит.       — Почему? — сильно дрожащим голосом с жалостью в глазах произносит Анна, пока у нее по щекам текут слезы от страха перед Джулианом. — За что ты так со мной?       — Я же сказал, что ты можешь лишь слушать и выполнять мои приказы! ЧЕГО ТЕБЕ, БЛЯТЬ, НЕПОНЯТНО?       — Ты же клялся перед моим отцом, что больше не будешь кричать и причинять меня боль! — Анна издает тихий всхлип. — Неужели все, что ты говорил, – ложь?       — А ты все надеешься, что твой папаша защитит тебя и поверит, что я – тиран, который обижает маленькую девочку Анну? — с презрением усмехается Джулиан. — Ха! Мечтай и дальше, дура! Для него я – ангел, который хочет сделать все, чтобы отвлечь тебя от расставания с тем, кто нарушил планы отца объединиться с твоей семьей. С тем ублюдком, ради которого ты, тварь, сбежала из дома. Из-за которого ты не вышла замуж за того, кого для тебя выбрали.       — Этого не будет! — чуть громче заявляет Анна. — Я не позволю отцу совершить такую глупость! Никогда!       — Тебя никто спрашивать не будет! Если Максимилиан решит, что ты должна выйти замуж, значит, так и будет. И на твои чувства и желания всем будет плевать. Будешь делать все, что тебе говорят. Как ты и должна была делать еще очень давно, вместо того чтобы пытаться бунтовать и самой решать, что делать. Никто не знает, что тебе нужно, лучше, чем старшие люди. Ты – еще сопливая безмозглая дура! Будешь командовать детьми, когда родишь их! А пока что будь добра слушаться тех, кто знает, как ты ДОЛЖНА жить.       — Я лучше умру, чем выйду замуж за кого-то против своего желания и рожу ребенка от того, кого не люблю.       — У тебя не будет выбора. Ты сделаешь все, как захотят твои родители.       — Ни за что!       — Ах, Сеймур, Сеймур… — качает головой Джулиан, с ненавистью смотря на Анну своим леденящим душу взглядом и заставляя ее чувствовать, как мурашки бегут по ее коже, а все остатки уверенности пропадают больше и больше. — Когда же ты, безмозглая курица, поймешь, что от судьбы не убежать? Что как бы усердно ты ни пыталась бунтовать, ты все равно будешь жить так, как тебе суждено.       Джулиан резко хватает Анну за волосы и больно оттягивает их, пока она слегка морщится от боли.       — Судьба все равно вернула тебя домой. Ты сбежала с тем нищим оборванцем и жила у него. И совсем не возражала против того, чтобы прислуживать ему. Готовила, убирала, стирала, ублажала в постели… Удивлен, что не родила ему ребенка. Представляю, как были взбешены твои мамаша с папашей, когда узнали, что ты живешь с мужиком, за которого так и не вышла замуж. Они ведь так яро протестуют против сожительства без брака…       — Я делала все это по своей воле! Потому что хотела заботиться об этом человеке! И с радостью воспитывала бы ребенка от него.       — Но теперь ты больше не нужна ему. Наверное, этот нищеброд устал от того, что ты совершенно бездарна в ведении хозяйства и ведешь себя как бревно в постели. — Джулиан с презрением осматривает Анну с головы до ног. — Ты совсем не тянешь на секс-бомбу. На ту, что и содержит дом в идеальном порядке, и ведет себя как шлюха в постели с мужиком. Видно, ты не его идеал, раз он нашел себе другую. Понимает, что на такую безрукую курицу никто никогда не посмотрит, как бы усердно она ни мазала свою страшную рожу кремами. Как бы много она ни крутилась у зеркала и пыталась выглядеть более-менее пристойно.       — И что? Стало легче после того, как ты это сказал? Успокоился?       — Не дерзи мне, девчонка! — грубо бросает Джулиан. — А иначе я тебя в порошок сотру.       — Сотри! — восклицает Анна. — Давай, сделай это прямо сейчас! Я лучше умру, чем стану твоей женой и буду целыми днями выслушивать претензии к себе.       — Думаю, твой папаша безумно рад, что тот голодранец бросил тебя. Да и твоя мамочка не останется равнодушной. Уверен, что очень скоро они начнут думать о том, как бы снова попробовать выдать тебя замуж. Ну а мой отец с радостью согласится, потому что все еще надеется, что мы станем одной семьей.       Джулиан сильно сжимает Анне челюсть таким образом, что ее губы становятся утиными, пока она смотрит на него своими мокрыми, ошарашенными глазами.       — Только на этот раз ты выйдешь замуж не за Райана, за моего младшего братца-ботаника. А за меня. Я буду твоим мужем. И с первого же дня буду держать тебя в ежовых рукавицах. Потому что если я упущу момент, ты никогда не станешь примерной женой и матерью моих детей. Я не тот жалкий ублюдок! Со мной все те фокусы, что проходили с ним, не пройдут! Во второй раз тебе не удастся избежать этого! Больше никто не захочет приютить у себя столь бесполезную оборванку. Ты, сука, быстро заткнешься и научишься делать все просто идеально. Буду ходить с лупой и проверять каждый дюйм и носом тыкать в любую пылинку. А всю отвратительную еду буду безжалостно выбрасывать в мусор или спускать в унитаз.       — Ты ненормальный, Джулиан! Ненормальный!       — Раз уж ты привыкла, что все целуют тебя в задницу, то будем отучать. Я всегда был сторонником мнения, что только лишь сильный моральный прессинг может помочь добиться каких-то результатов. И вот я буду жестоким с тобой до тех пор, пока ты не станешь идеальной и не прекратишь распускать нюни и думать, что все будет как в тех идиотских сказках, где люди живут долго и счастливо.       — Я никогда не перестану верить в сказки!       — Потому что ты дура! Тот нищий голодранец больше не вернется к тебе. Ты можешь засунуть свои дурацкие фантазии о том, что однажды он приползет к тебе на коленях и будет умолять тебя вернуться к нему, глубоко в задницу. Этого никогда не будет! Никогда!       — Я все равно заставлю отца поверить мне и защитить от тебя, — уверенно обещает Анна. — Найду способ заставить его проснуться и понять, что его водят за нос.       — Пытайся сколько хочешь. Но у тебя ничего не получится. — Джулиан резко хватает Анну за горло и сдавливает его крепко, но так, чтобы не задушить девушку, которая вздрагивает с широко распахнутыми глазами. — Теперь ты в моей власти, и я могу делать с тобой все что угодно. Буду пользоваться тем, что твой глупый папаша верит, что я святой. И что твои мольбы и слезы не действуют на него.       — Тебе это с рук не сойдет!       — Мечтай дальше. — Джулиан убирает руку от горла Анны, резко поднимает ее с дивана, хватает за волосы и окидывает ее голову назад. — Ты, сучка, будешь делать все, что я говорю, независимо от того, нравится тебе это или нет. А посмеешь сбежать и на этот раз и пойти против воли старших – тебе придется сильно пожалеть. Я либо сделаю что-то очень ужасное с твоими папашей и мамашей, либо убью их без всякой жалости.       — Нет! — громко вскрикивает Анна. — Не трогай их, Джулиан! Ни маму, ни папу!       — А если ты хочешь, чтобы они остались в живых, то будь добра делать все, что я говорю. И не бесить меня! Будешь бесить – получишь по морде! Если посмеешь ослушаться и пойти наперекор моему слову, то я сотру тебя в порошок.       — За что ты так со мной? — Анна издает тихий всхлип. — Что я тебе сделала? Я не сделала ничего плохого, чтобы заслужить такое обращение!       — Будет еще хуже, если ты решишь, что тебе все можно. Если посмеешь заговорить с кем-то из своих друзей. Особенно, если это будет мужчина. Увижу или узнаю, что ты говорила с кем-то, кого я не знаю, то заставляю очень сильно пожалеть.       — Но, Джулиан…       — Я – твой повелитель! Ты должна подчиняться мне и выполнять мои приказы с первого раза. Обязана говорить, что готова подчиниться мне, и склонять передо мной голову. Смотреть мне в глаза как собачонка.       — Ты не мой муж, чтобы мной командовать! Ты – никто! Какого черта ты возомнил себя моим повелителем и ведешь себя как король, которому надо поклоняться?       — Я все сказал, Анна Сеймур, и повторяться не собираюсь, — грубо и холодно заявляет Джулиан. — Надеюсь я понятно объяснил? Или мне придется объяснить еще раз, чтобы до твоих куриных мозгов дошло?       Анна ничего не отвечает и лишь кивает, тихонько плача, сильно трясясь и до смерти боясь Джулиана, который может запросто убить ее, если ему что-то взбредет в голову. Однако даже слабый кивок девушки, который выражает покорность, раздражает мужчину. Он с раздраженным рыком еще сильнее тянет ее за волосы, заставляя ту негромко пискнуть и поморщиться от боли.       — Ты плохо слышишь или туго соображаешь? — грубо и громко спрашивает Джулиан. — А, ГЛУПАЯ ТЫ КУРИЦА? ОТВЕЧАЙ, КОГДА Я СПРАШИВАЮ! МОЛЧИ, КОГДА Я ГОВОРЮ ЗАТКНУТЬСЯ! ПОНЯЛА МЕНЯ, ТВАРЬ? ПОНЯЛА, Я СПРАШИВАЮ?       — Д-д-да… — дрожащим голосом тихо произносит Анна и издает всхлип, с учащенным дыханием смотря на Джулиана. — Я в-все п-поняла… П-п-поняла…       — Надеюсь, — рявкает Джулиан и грубо отталкивает Анну от себя. — Так и быть, повторю еще раз, чтобы твоя крашеная тупая голова запомнила это навсегда: провинишься хоть один раз – будешь страдать. Каждый раз, когда ты будешь идти против моей воли, я заставлю тебя чувствовать боль, унижения и страдания. А если станешь хорошей цыпочкой и начнешь выполнять мои команды, я буду делать тебе подарки. Украшения, шубы, дорогие телефоны…       — Мне не нужны твои подарки…       — Не ври! Любая баба душу продаст за дорогое колье с бриллиантами или платье от известного бренда. Вот если не будешь позорить меня, я подарю тебе все самое лучшее. И найму тебе лучшего стилиста. Чтобы он наконец-то подобрал тебе нормальную одежду! Чтобы я выкинул всю дешевку, которую ты носишь. Ты будешь носить только то, что я выберу лично. Потому что безмозглая курица с безобразным чувством стиля не сможет одеться так, чтобы не было стыдно вывести ее в свет. — Джулиан берет прядь волос Анны, что свободно болтается в воздухе, и с отвращением рассматривает ее. — В первую очередь тебе обрежут эти патлы и сделают нормальную стрижку. Ненавижу длинные волосы у баб! И этот цвет ужасен! Скажу, чтобы тебя в русый! Чтобы не выделывалась! Да и вообще у стилистов будет много работы! Может, я даже запишу тебя на прием к пластическому хирургу, чтобы он поработал над твоей внешностью. Сиськи пришил, да жопу побольше сделал!       Джулиан еще раз с огромным презрением окидывает Анну взглядом и качает головой.       — Ужас! — грубо бросает Джулиан. — Страшилище! Плоская доска! Вообще не умеешь одеваться и ухаживать за собой! Как тот голодранец еще не стеснялся выходить в свет с такой уродиной. Ну хоть ума хватило не взять тебя в жены – мужики бы его точно засмеяли. Но ничего, все вполне поправимо! Будешь хорошо себя вести – я сделаю из тебя человека. Уж у меня-то достаточно денег на то, чтобы исправить все недостатки, которыми тебя одарила природа. И я знаю толк в женщинах, потому что видел в своей жизни целую кучу. Если есть деньги – можно даже из обезьяны сделать писаную красавицу. Писаную и кроткую.       Джулиан говорит настолько правдоподобно, что Анна всерьез начинает верить этому и считать, что она действительно такая плохая, непривлекательная и бездарная и не обладает чувством стиля. Это заставляет ее самооценку снижаться все больше и больше. Желание пытаться выглядеть красиво и ухоженно стремительно пропадает. А уж про улыбки и хорошее настроение она уже давным-давно позабыла.       — Ну что, уродина, услышала меня? — сухо спрашивает Джулиан, своим холодным взглядом буквально убивая бледную и плачущую Анну. — Поняла все, что я сказал?       — Да, я поняла… — почти что шепотом произносит Анна.       — Что? Что? Повтори громче! Поняла или нет?       — Я все поняла, — чуть громче говорит Анна.       — Что ты там мямлишь, как будто у тебя во рту каша! ГОВОРИ ГРОМЧЕ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ! И ЧЕТЧЕ!       — Я ВСЕ ПОНЯЛА, — со слезами практически выкрикивает Анна. — ПОНЯЛА!       — Вот и прекрасно!       Джулиан грубо отталкивает Анну от себя, из-за чего та отскакивает назад. Девушке не удается сохранить равновесие, и она, запутавшись в своих ногах, падает прямо на журнальный столик, на котором стоит небольшая чашка кофе. Он тут же переворачивается и падает на пол. А вместе с ним разбивается и чашка с кофе, которое разливается на дорогостоящий светлый ковер. Это заставляет Джулиана покраснеть от переполняющей его злости и крепко сжать руки в кулаки, налитыми кровью глазами смотря на бледную девушку, которая неуверенно пытается встать на ноги.       — Что ты сделала? — кричит Джулиан. — ХОТЬ СМОТРИ ПОД НОГИ, СЛЕПАЯ ТЫ КУРИЦА! НЕУЖЕЛИ ЭТО ТАК ТРУДНО?       — П-п-п-прости, я не х-х-хотела, — поднявшись на ноги и немного отойдя от Джулиана, дрожащим голосом произносит Анна. — П-п-прости… Прости…       — ТЫ ХОТЬ, СУКА, ЗНАЕШЬ, СКОЛЬКО СТОИТ ЭТОТ КОВЕР? ЗНАЕШЬ, БЛЯТЬ?       — Ты просто толкнул меня, а я не видела, что находится сзади меня…       — ЧТО? — грубым басом ревет Джулиан, резко подлетает к Анне, больно хватает под локти и трясет напуганную девушку, что широко распахивает полные ужаса глаза. — ЗНАЧИТ, ЭТО Я ВИНОВАТ? Я ВИНОВАТ, ЧТО ТЫ, НЕУКЛЮЖАЯ КУРИЦА, ОПРОКИНУЛА СТОЛ С ЧАШКОЙ И ИСПОРТИЛА КОВЕР?       — Прости, я не хотела! — со слезами отчаянно вскрикивает Анна. — Это получилось случайно!       — ТЫ ИСПОРТИЛА КОВЕР! ОТЕЦ БУДЕТ В ЯРОСТИ, КОГДА УВИДИТ ЭТО! ЭТОТ КОВЕР ПРИВЕЗЛИ ИЗ-ЗА ГРАНИЦЫ! ОН ЗАПЛАТИЛ ЗА НЕГО БЕШЕНЫЕ ДЕНЬГИ! А ТЫ, ДУРА, ИСПОРТИЛА ЕГО!       — Джулиан, успокойся, прошу тебя, — очень тихо говорит Анна, сильно дрожа от страха и едва стоя на ногах. — Я сейчас все уберу и отчищу.       — ИДИОТКА!       Джулиан залупляет Анне очень сильную пощечину. После чего та мгновенно падает на пол, резко схватившись за щеку, начав плакать пуще прежнего и придя в шок от того, что ее ударили впервые в жизни.       — КАК ТЫ СМЕЕШЬ ЗЛИТЬ МЕНЯ! — во весь голос ревет Джулиан, резко наклоняется к Анне, хватает за шиворот обеими руками и сильно трясет. — БЕСТОЛКОВАЯ И БЕЗНАДЕЖНАЯ ДУРА! ЗА ЧТО ТОЛЬКО ТВОИ ЛЮБИМЫЕ РОДИТЕЛИ НАХВАЛИВАЛИ ТЕБЯ И ГОВОРИЛИ, ЧТО ТЫ НЕВЕРОЯТНО ТАЛАНТЛИВА, УМНА И КРАСИВА? ДА НИХУЯ ПОДОБНОГО! ТЫ НЕ УМЕЕШЬ И МАЛОЙ ЧАСТИ ТОГО, ЧТО ДОЛЖНА УМЕТЬ ДЕЛАТЬ БАБА! ТОЛЬКО ЛИШЬ ЧЕСАТЬ СВОИМ ПОГАНЫМ ЯЗЫКОМ С ПОДРУЖКАМИ! И ЧИТАТЬ БРЕДОВЫЕ СКАЗКИ!       — Не кричи на меня, Джулиан, — дрожащим голосом с жалостью в мокрых глазах умоляет Анна. — Прошу тебя…       — ЗАТКНИСЬ, СУЧКА! — Джулиан снова бьет Анну по лицу, от чего та громко вскрикивает и начинает плакать еще пуще прежнего. — ЗАТКНИСЬ! ХВАТИТ, БЛЯТЬ, РЕВЕТЬ! Я НЕНАВИЖУ БАБСКИЕ СЛЕЗЫ И БАБСКОЕ НЫТЬЕ! НЕНАВИЖУ!       — Не делай этого… Не надо…       — Если ты сейчас не заткнешься, то очень сильно пожалеешь об этом, — сквозь зубы цедит Джулиан, сжимая руки в кулаки и смотря на Анну так, будто сейчас нападает на нее. — Я не пожалею тебя и изобью так, что ты даже пищать не сможешь.       — Прошу, не надо… — захлебываясь слезами, с жалостью умоляет Анна. — Джулиан, одумайся! Подумай, что ты делаешь!       — Я СКАЗАЛ, ЗАТКНИСЬ! — Джулиан в третий залупляет Анне пощечину, вынуждая ее громко кричать от боли и растирать горящие щеки. — И СМОТРИ НА МЕНЯ! БУДЕШЬ РАСКРЫВАТЬ РОТ ЛИШЬ ТОГДА, КОГДА Я СКАЖУ!       Джулиан резко хватает Анну за шею и бьет головой об пол пару-тройку раз. Та с громкими всхлипами закрывает лицо руками, чтобы оно не пострадало, а тот наносит ей сильные удары в живот как кулаками, так и ногами, а также много раз бьет по рукам, ногам, спине, голове и лицу и оттаскивает по полу за волосы.       — Нет, пожалуйста, хватит! — отчаянно умоляет Анна, пытаясь так или иначе защитить себя. — ДЖУЛИАН! НЕТ! ОСТАНОВИСЬ!       Первые несколько секунд Анна пытается уползти подальше от Джулиана и закрыть некоторые части тела. Но потом она понимает, что ей не удастся уйти от него и позволяет ему бить себя, рыдая навзрыд и скручиваясь от боли во всем теле. Она никогда бы не могла подумать, что однажды какой-то мужчина не просто залупит ей пощечину, а начнет крепко избивать. Девушка страдает от того, что у нет никого, кто мог бы защитить ее от этого тирана, из-за которого она вынуждена жертвовать собой в надежде, что он ничего не сделает ее родителям, и терпеть его издевательства, унижения и избиения. Именно сейчас Анна начинает жалеть о том, что ушла из дома Даниэля, который никогда не обращался с ней подобным образом. Он всегда считал ее своей королевой и терпел любые капризы своей любимой. И где-то в глубине души девушка мечтает о том, чтобы он оказался рядом с ней и спас ее, даже если она ни за что об этом не скажет.       

***

      От осознания полной беспомощности Анна даже не пытается сдержать слезы. Из-за Джулиана девушка всерьез начинает считать себя ужасной, страшной, безнадежной, непривлекательной и вообще – самой плохой девушкой на свете, которая ничего не умеет. Раньше ей казалось, что она – красивая, умная, привлекательная и хорошая девушка. Не только потому, что так ее заставлял чувствовать себя Даниэль, но еще и потому, что она сама никогда не испытывала проблем с самооценкой. Но сейчас Анна верит Джулиану, который унижает ее, оскорбляет, крепко избивает, запрещает общаться с друзьями и контролирует через Максимилиана, спрашивая, куда она ходит и с кем встречается так, чтобы это выглядело как беспокойство о ней.       Бежать некуда, помощи ждать неоткуда, защиты тоже… Анна осталась наедине со своими страхами и обидчиком. Она как маленький испуганный ребенок, потерявшийся среди чужих людей и отчаянно пытающийся найти своих родителей, чтобы вновь обрести спокойствие, защиту и уверенность в том, что ничто ему не угрожает. Девушка будто бы тоже потерялась и плачет от страха и паники, отчаянно пытаясь найти хоть кого-то, кто мог бы закрыть ее своим телом, прижать к себе и дать свою защиту от ужасных людей, которые хотят причинить ей вред. Заливаясь слезами, Анна в какой-то момент падает на колени посреди комнаты и закрывает лицо руками. Она снова и снова спрашивает себя, что сделала для того, чтобы так сильно страдать.       А в какой-то момент девушка слегка закатывает рукав своей серой водолазки, что полностью закрывает верхнюю часть ее тела, и видит несколько свежих синяков у себя на руке. Правда это лишь часть. На самом деле у Анны много таких синяков на всем теле, но она тщательно скрывает их от Максимилиана. Ей даже приходиться накладывать косметику, чтобы скрыть следы побоев на нем, и не смывать ее, чтобы ее отец ничего не увидел. Сейчас косметичка только для этого ей и нужна. Она уже давно не пользуется ей для того, чтобы стать красивее и привлекательнее. Анна не только боится показывать их Максимилиану, но еще и думает, что он не поверит, что это работа Джулиана. Боится, что он скажет, будто она сама обо что-то ударилась и в следующий раз должна быть осторожнее.       

***

      Некоторое время назад Даниэль вернулся к себе домой. Мужчина уже не может перестать думать о том, что ему удалось вспомнить, да и его также потрясло то, что сказали Блейк и какая-то девочка, которая сильно оскорбила его. По крайней мере, теперь Перкинс убедился в том, что может знать Питера и Терренса, и знает, что последний действительно был с ним в тот роковой день, который оставил в его памяти яркий отпечаток. На данный момент Даниэль сидит в гостиной, сгибаясь пополам, слегка оттягивая волосы и усердно думая над сложившейся ситуацией.       «Черт, я не знаю, что думать, — думает Даниэль, уставившись в одну точку и поглаживая подбородок. — Все перемешалось у меня в голове! Многое не сходится, и я не могу понять, кто говорит правду… Парни отрицают все обвинения, которые мне предъявили, а та девочка и тот парень обвиняли меня открыто. Я ничего не могу понять… Кто из них говорит правду? Ох…»       Даниэль опирается локтями о колени.       «Если мне известно, что Питер пытался умереть, а я был у него дома и видел его изрезанные запястья, то как это может быть связано с тем, что он сделал это из-за моих издевательств? Смысл ему пускать меня в квартиру, чтобы я видел, как он умирает? Может, он пригласил меня, чтобы сделать это на моих глазах? Или я сам пришел туда? Чтобы довести его! Хотя… Я бы не хотел его смерти… Этот парень кажется хорошим. Я не чувствую никакого отвращения к нему и не хочу язвить и говорить что-то плохое. Как будто я и правда не виноват…»       Даниэль качает головой и на мгновение бросает взгляд в сторону.       «Сам Питер, Терренс и его брат, которого я пока что не могу вспомнить, говорят, что та статья ложная, — слегка хмурится Даниэль. — Они слишком яро пытаются доказать, что я ни в чем не виноват и не доводил того блондина до этого шага. А тот юный парень сказал, что все написанное в статье – правда, и показал те фотографии… Черт! Я не знаю, кому мне верить! Все это слишком запутанно!»       Даниэль резко выдыхает и, сложив пальцы шпилем, подносит их ко рту.       «Неужели я действительно ненавидел Питера, но пытался скрыть это? Даже был в больнице, куда его привезли… Тогда почем я угрожал ему? Почему все время оскорблял и унижал? И самое главное – почему тот парень ведет себя так дружелюбно? Он что… Реально испугался моих угроз? Поэтому яро все отрицает?»       Даниэль проводит руками по лицу и запускает пальцы в волосы.       «Еще и та девчонка сказала, что парни выполняют указание своих менеджеров… И брат Терренса все-таки подтвердил, что у нас с блондином действительно был конфликт… Неужели они все-таки врут мне? И пытаются помочь тоже по приказу менеджеров? Если это правда, то надо точно посылать их куда подальше. Валить из их группы и забыть про нее. Хотя я и так не помню про нее…»       Даниэль резко выдыхает и проводит рукой по лицу.       «Я не помню ни чего из того, что произошло между мной и тем блондином, в любом случае мне очень стыдно, — с грустью во взгляде думает Даниэль. — И не хочу, чтобы со мной возились как с ребенком. Мне жутко неудобно и стыдно. И я не верю им. Поэтому нужно сказать им, что я точно отказываюсь от их помощи, и разорвать с ними все связи. Я благодарен им за то, что они сделали для меня. Но я больше не могу… Я как-нибудь сам все вспомню. Рано или поздно память вернется ко мне, и я наконец-то узнаю, кто прав, а кто виноват.»       Даниэль еще несколько секунд сидит на диване, раздумывая над тем, как вспомнить все, что он забыл, и над тем, что он хочет отказаться от помощи друзей. А затем он медленно встает, направляется на кухню, наливает себе стакан воды, чтобы немного промочить сухое горло, быстро осушает его, ополаскивает и ставит туда, откуда взял. После этого Перкинс очень медленно подходит к барной стойке и опирается на нее руками, начав осматриваться вокруг себя бездонным взглядом.       Светлую кухню и гостиную разделяет невысокая темно-коричневая кирпичная перегородка. А рядом с барной стойкой стоят высокие стулья, сев на которые можно увидеть все, что происходит в большом помещении. На стойке также лежат держатель для салфеток, разные журналы для мужчин и девушек, глубокая пустая деревянная тарелка и ваза с искусственными белыми лилиями. А над самой стойкой в ряд расположено несколько галогенных лампочек, что ярко освещают это место, когда они включаются после нажатия на выключатель, что расположен на кирпичной стенке. Просторная гостиная – отличное место для времяпрепровождения с друзьями. Здесь есть удобные светло-коричневые диваны с небольшими подушками более темного оттенка, мягкие кресла, стеклянный журнальный столик и высокие потолки. Над диванами и столиком висит красивая большая люстра, а в кухне расположены галогенные лампочки.       Также в гостиной есть окна высотой от потолка до пола, темные шторы и ведущая на задний двор двойная прозрачная дверь, которую также можно прикрыть занавесками. Если там, где расположены диваны, постелен ковер, то в остальных местах на полах лежит темный лакированный ламинат. Также кругом можно увидеть искусственные цветы, картины неизвестных авторов и еще много разных вещей, украшающие интерьер дома и делающие это место очень уютным. На втором этаже есть перила, облокотившись на которые можно увидеть все происходящее на первом этаже, прозрачная дверь, ведущая на небольшой балкон, и такие же высокие окна, благодаря которым в дом попадает очень много света. Есть двери, ведущие в разные помещения, но их не так много: всего лишь пара ванных комнат, комнаты мужчины и еще две для гостей.       Даниэль окидывает взглядом кухню и гостиную и едва заметно улыбается с грустью во взгляде, понимая, что ему очень нравится жить в таком шикарном доме, но чувствуя себя как-то одиноко. Мужчине кажется, что когда-то здесь было намного веселее из-за чувства, что люди, когда-то навещавшие его, проводили здесь веселое время. Он представляет себе то, как какие-то силуэты ходят по гостиной, смеются, что-то обсуждают и носятся по этому месту, однако не зная, кто они такие. Да и спать одному ему тоже как-то непривычно. Как будто в этом доме кто-то раньше жил и скрашивал его одиночество. Какая-то девушка, которая заставляла его быть счастливым и делала все, чтобы это место было уютным.       Спустя какое-то время Даниэль хочет сходить в свою комнату и попытаться найти что-то, что напомнило бы ему о той, с кем он жил и спал в одной кровати. Мужчина медленными шагами отходит от барной стойки и, слегка встряхнув головой, дабы убрать волосы с глаз, направляется к лестнице. Но стоит Перкинсу подняться на несколько ступенек выше, как вдруг раздается неожиданный звонок в дверь.       — Хм, а это еще кто? — слегка хмурится Даниэль. — Я никого не жду…       Даниэль спускается вниз, подходит к главной двери, открывает ее и не успевает понять, как Бланка, и которая пришла сюда со своей сестрой Мией, буквально вешается на шею с радостными возгласами:       — ¡Ho-o-ola-a-a, mi amor! ¡Estoy tan contento de verte! Te echado tanto de menos… ¡Al fin nos conocemos, mi gatito!       Бланка начинает с упоением зацеловывать щеки Даниэля, пока он растерянный стоит с разведенными в стороны руками и округленными глазами. Лишь через несколько секунд до него начинает доходить, что к нему пришла Бланка и буквально душит его своими крепкими объятиями.