Потерянные и забытые воспоминания

      Эдвард, Ракель, Наталия, Даниэль, Хелен, Питер, Джейми, Ребекка и Анна покинули больницу и разъехались кто куда. Например, Питер и Хелен отправились домой к девушке, чтобы провести время с ее бабушкой Скарлетт и псом Сэмми. Песик ни на секунду не отходит от Маршалл и Роуза, которые сидят в обнимку на кровати в комнате девушки и рассказывают женщине о том, что сегодня произошло.       — Это ужасно… — покачивая головой, с грустью во взгляде говорит Скарлетт. — Мне очень жаль твоего приятеля, Питер. Но раз врач говорит, что не все потеряно, значит, так оно и есть.       — Все могло быть хуже, если бы его брат, — поглаживая смотрящего на него Сэмми по голове, отвечает Питер. — Можно сказать, они спасли друг друга.       — Похоже, родители научили этих парней уважать и защищать друг друга.       — Мы считаем их братские отношения примером для подражания, — признается Хелен. — И уверены, что именно такими должны быть родные друг другу люди.       — А вот их отец и дядя – полная противоположность Эдварда и Терренса, — с грустью во взгляде отвечает Питер. — В одном случае оба одержимы дикой ненавистью, а в другом – испытывают искреннюю любовь и уважение.       — К сожалению, и такое бывает, — тихо вздыхает Скарлетт. — Я в молодости знала двух сестер, которые терпеть друг друга не могли. И брата с сестрой, которые были очень дружны.       — Братья МакКлайф довольно близки и дружны. Любят, конечно, поспорить, но их все устраивает.       — Самое главное – что они любят и уважают друг друга.       — Эдвард сильно переживает из-за того, что случилось с Терренсом, и считает себя виноватым.       — Уверена, что с тем парнем все будет хорошо, — с легкой улыбкой говорит Скарлетт. — Ему повезло, что врачи вовремя отвезли его в больницу.       Сэмми, сидящий рядом с Питером, негромко подает голос.       — Вот видишь, Сэмми согласен с мной, — отмечает Скарлетт и проводит рукой по спине Сэмми.       — Честно говоря, мне стало немного жутко, когда мы зашли в палату Терренса и увидели его таким, — с грустью во взгляде признается Хелен. — Он был такой бледный и буквально беспомощный… Наводил на нас ужас…       — Согласен, — кивает Питер. — У него и так бледная от природы кожа, но сейчас на Терренса страшно смотреть.       — А как переживает бедняжка Ракель… — вздыхает Хелен. — Мы ничего не могли сделать, чтобы успокоить ее. А узнав обо всем, мы вообще потеряли надежду на то, что она перестанет плакать.       — Бедная девочка… — задумчиво произносит Скарлетт. — Представляю, как сильно у нее болит сердце. Знаю по себе. Все еще помню, что я чувствовала, когда твой дедушка Роджер болел. Для меня любая его болезнь была словно нож в сердце. А когда он совсем сдал позиции, я едва держалась.       — Родители Терренса тоже очень переживают и места себе не находят. Поначалу его отец сильно злился на Эдварда и винил его в том, что случилось, но потом немного успокоился и перестал быть жестким со своим сыном.       — Понимаю, боль матери и отца бывает просто невыносимой, — кивает Скарлетт. — Пока ты сам не станешь родителем, невозможно понять его чувства.       — Все признают, что хоть Терренс и поступил безрассудно, но он делал это во благо, — признается Питер.       — Как и Эдвард, — добавляет Хелен. — Проблемы их родных людей – то, что может подкосить этих двоих.       — То же самое и с Ракель…       — И с вами, — уверенно отвечает Скарлетт. — Ведь вы тоже считайте этих ребят близкими себе.       — Это так, миссис Маршалл, — с легкой улыбкой кивает Питер. — Для меня все эти ребята не просто друзья, а почти что семья. С ними я забываю о том, что когда-то чувствовал себя одиноким, бесполезным и никому не нужным. И начинаю думать, что всегда был окружен любовью и заботой.       — Для меня они тоже стали очень близкими друзьями, — со скромной улыбкой признается Хелен. — Жаль, что я познакомилась с парнями лишь недавно, а с девочками у меня в школе были не такие хорошие отношения. Но слава богу, все уже в прошлом, и мы общаемся так, словно ничего не случилось.       — Лучше поздно, чем никогда, дорогая, — слегка улыбается Скарлетт. — Конечно, нас с твоим дедушкой расстраивало то, что ты недолюбливала этих девочек и обижала их. Но то, что вы смогли все забыть, меня очень радует.       — Мы с парнями тоже очень рады, что девчонки подружились, — дружелюбно говорит Питер. — Мы немного нервничали из-за того, как они примут Хелен и начали волноваться еще больше, услышав ту школьную историю. Но к счастью, все закончилось хорошо.       Сэмми уверенно подает голос, а Хелен с легкой улыбкой чешет его за ухом, видя, как тот наслаждается этим.       — Ох, на улице начинает темнеть… — задумчиво говорит Скарлетт. — А время уже больше восьми вечера…       — Знайте, по идее я должен чувствовать себя жутко усталым, — бросив взгляд в сторону, говорит Питер. — Но я почему-то этого не ощущаю. И даже не знаю, смогу ли я уснуть после того, что произошло сегодня.       — Тебе просто надо расслабиться. Ты слишком возбужденный.       — Это правда… У меня все тело сильно напряжено… И меня сейчас трясет, если честно…       — Может, тебе дать что-нибудь успокоительное?       — Спасибо, но пока не надо…       — Слушай, Питер, если хочешь – ты можешь остаться у нас и переночевать. Чего тебе оставаться одному?       — А вы разве не против?       — Конечно, нет, дорогой! Оставайся с нами! И Сэмми будет очень рад. Смотри, он ни на секунду от тебя не отходит.       Сэмми пару раз подает голос и кладет лапу на колено Питера.       — Я сомневаюсь насчет ночевки, но с радостью побуду с Хелен и Сэмми еще немного, — задумчиво говорит Питер.       — Вот и оставайся, — с легкой улыбкой подбадривает Скарлетт. — Время уже относительно позднее, а домой за пять минут ты не доберешься. Я приготовлю что-нибудь на ужин и все-таки дам тебе выпить что-нибудь успокаивающее, чтобы ты смог нормально поспать.       — Ох, спасибо, миссис Маршалл… Это очень мило с вашей стороны.       Скарлетт ничего не говорит, а лишь с легкой улыбкой гладит Питера по плечу. На несколько секунд в воздухе воцаряется пауза, которую иногда нарушает Сэмми, то скромно лающий, то тихонько скулящий.       — Ладно, дорогие мои, пожалуй, я оставлю вас, — задумчиво говорит Скарлетт. — Думаю, вам есть о чем поговорить.       — Спасибо, бабуля, — загадочно улыбается Хелен.       — Пойду пока займусь ужином. Я позову вас, когда все будет готово, или когда мне понадобится помощь.       Скарлетт встает, мягко гладит Хелен и Питера по плечу и неторопливо уходит на кухню по своим делам, оставляя влюбленных и Сэмми в комнате девушки. А проводив женщину взглядом, молодые люди переглядываются между собой.       — Ох, слишком тяжелый день… — с грустью во взгляде устало выдыхает Питер.       — По крайней мере, не все потеряно, — тихо отмечает Хелен, теребя тонкую серебристую цепочку на своей руке. — Врач дает надежду на лучшее.       — Но на какой риск он пошел! При худшем развитии событий мы могли потерять Терренса.       — Надеюсь, что не потеряем.       — Что если бы Уэйнрайт вколол ему все содержимое шприца? Что если бы Эдвард не вызвал полицию и скорую? Что если нам пришлось бы самим добираться до больницы?       — Я рада, что Эдвард прекрасно понимал, что вы трое можете пострадать и пытался сделать все, чтобы уберечь вас. Да, он сильно рисковал и «заставил» парней идти с ним, но это все было ради Наталии. Ради того, чтобы она не боялась гулять одной по улице.       — Нет, Эдвард никого не заставлял. Наоборот – он умолял нас уйти. Но мы не могли бросить его одного.       — Я знаю, Питер, знаю.       — По крайней мере, наша миссия выполнена. И я надеюсь, что Уэйнрайт больше никого не потревожит. Что ни одна девушка не пострадает по его вине.       — Интересно, Наталия тоже могла бы стать такой же, как и сестра Даниэля, если бы у нее не было защитника? — с грустью во взгляде тяжело вздыхает Хелен. — Неужели она бы тоже стала жертвой домогательств Уэйнрайта и превратилась бы в наркоманку?       — Уэйнрайт как раз и хотел этого. Хотел накачивать наркотиками и насиловать. Не только Наталию. Но еще и тебя, Ракель и Анну. Еще с того самого суда над Майклом МакКлайфом, на котором он запомнил всех нас.       — Боже, мне страшно даже подумать об этом…       — Но это правда.       — Похоже, он – ненавистник женщин. На дух их не переносит. Любит наблюдать за их страданиями.       — Наверное, не сложилось с какой-то девчонкой… А это его разозлило и заставило думать, что все девушки виноваты перед ним. Что все они заслуживают всех те пытки и страдания.       — Уэйнрайт ненавидит не только девушек, но и вообще всех людей и получает удовольствие, когда им плохо.       — Это правда. А он не отрицает.       — О, господи, какой кошмар…       Пока Хелен тяжело вздыхает и уставляет свой грустный взгляд в одну точку, Питер крепко обнимает, прижимает ее к себе и целует в висок, приложив руку к затылку девушки.       — Не думай об этом, любимая, — мягко и уверенно говорит Питер. — Теперь тебе и твоим подругам нечего бояться.       — Я знаю, — тихо произносит Хелен. — Просто трясет от одной только мысли, что мы с девочками могли стать жертвой этого подонка.       — Все хорошо, Хелен, не надо переживать. У тебя и девочек есть мы с парнями. Мы защитим вас от любой напасти. Кроме того, есть еще и Сэмми, который разорвет любого твоего обидчика.       Сэмми уверенно подает голос, будто говоря, что за свою хозяйку и ее возлюбленного действительно порвет любого, и кладет морду на колени к Хелен, которая с легкой улыбкой гладит его по голове.       — Что верно, то верно, — уверенно говорит Хелен. — Для нас Сэмми – самый чудесный милашка на свете, но перед лицом врага он превратится в монстра.       И снова Сэмми громко лает, с радостью принимая порцию ласки Питера, который мягко трепет его за уши.       — Питер, а скажи мне честно… — неуверенно говорит Хелен. — Ты… Когда ты решил пойти с парнями за Уэйнрайтом… Насколько сильно ты боялся? Или вообще не боялся?       — Конечно, я боялся, — уверенно отвечает Питер, переведя взгляд на Хелен и прекратив гладить Сэмми. — Сильно боялся… Во-первых, этот тип – ненормальный наркоман, который запросто мог убить нас так, что никто об этом не узнал бы. А во-вторых… Мы не знали, куда придем, что будем делать, пострадает ли кто-то из нас и сможем ли выбраться. Нас пугала неизвестность… Это была будто игра в рулетку: не знаешь, что тебе выпадет, и к чему это приведет.       — Ты пошел с ними ради желания помочь им?       — Они мне как братья, Хелен. Я не могу бросить их. И обязан каждому. А я привык не только получать, но и отдавать. Даже прекрасно понимая, что это может быть очень опасно, я считал своим долгом пойти с ними.       — Но я ведь могла потерять тебя, — с грустью во взгляде говорит Хелен и берет Питера за руку. — Однажды ты уже чуть не оставил меня одну. Заставил рыдать сутками напролет! Я могла убиваться так же, как это сейчас делает Ракель!       — Я осознавал все риски. Но пообещал себе сделать все, чтобы самому остаться живым и спасти парням жизнь.       — Слава богу, Уэйнрайт не очень сильно порезал тебе руку. — Хелен рассматривает забинтованную на запястье Питера и мягко гладит его. — Этот наркоман мог глубоко всадить нож.       — Это всего лишь небольшая царапина. — Питер с легкой улыбкой тыльной стороной свободной руки гладит Хелен по щеке и приподнимает ее лицо, мягко взяв за подбородок. — Не переживай за меня. У тебя нет на то причин.       — Пожалуйста, больше не пропадай, — с жалостью во взгляде умоляет Хелен. — Я думала, что сойду с ума от переживаний. Боялась, что с тобой что-то случится.       — Не случится, Хелен. А даже если и случится, то я буду защищаться до последнего.       — А ты сможешь?       — Смогу. Теперь я это точно знаю.       — Знаешь, Питер… — Хелен замолкает на пару секунд, запускает руку в волосы Питера, приглаживает их, соскользает к его щеке и нежно гладит ее. — Мне кажется, ты сильно изменился в последнее время… Стал более уверенным и смелым…       — Я и сам чувствую себя иначе.       — Я горжусь тобой! Ты вел себя очень достойно. Не испугался опасности… Уверенно боролся и защищал ребят. Это снова доказывает твою преданность… Храбрость… Решительность… Ты приятно поразил меня… Я… Я не знала, что ты способен быть настолько сильным.       — Просто я понимал, что не могу сдаваться и вести себя как трус, когда моим друзьям угрожает опасность, — уверенно отвечает Питер. — Я не хотел терять близких мне людей и сам не собирался погибать. Я понимал, что могу многое сделать для того, чтобы помочь тем, кто однажды помог мне. Кто спас меня от одиночества, которого я так боюсь… Мы должны были быть вместе, чтобы победить. Так что я нашел в себе силы встать на ноги и бороться так, будто от этого зависела моя жизнь… Ради друзей, заменивших мне семью… Ради девушки, которую всем сердцем люблю…       — Питер, любимый… — скромно улыбается Хелен.       — Кроме того… — Питер переводит взгляд на свой браслет с гравировкой и про себя читает надпись на нем. — Фраза на браслете также помогла мне справиться с желанием сдаться. Она всегда помогает мне в трудные моменты…       — Вроде бы мелочь, но приятная. — Хелен берет Питера за руку и, мягко поглаживая ее, рассматривает его браслет.       — Приятная и очень дорогая мне.       Пока Хелен скромно улыбается, Питер проводит рукой по ее волосам и убирает пару прядей с глаз девушки. Правда потом он о чем-то задумывается и на пару секунд отводит взгляд в сторону, начав слегка оттягивать браслеты на руке.       — Знаешь, Хелен… — неуверенно произносит Питер. — Желание помочь друзьям… Точнее, моим братьям… Это не единственное, что заставило меня пойти за Уэйнрайтом…       — Правда? — удивляется Хелен. — Но из-за чего же еще?       — Для меня это был некий вызов. — Питер медленно переводит взгляд на Хелен. — Я пошел, чтобы узнать, на что способен. Узнать, смогу ли я постоять за себя. Хотел проверить свои силы и, возможно, научиться чему-то новому. И знаешь… Теперь я знаю, что способен на все. Каждый раз, когда я удачно нападал на Уэйнрайта и отбивался от него, моя уверенность все больше возрастала.       — Ты воспринял это как тест?       — Да. — Питер на секунду отводит взгляд в сторону. — Я хотел доказать себе, что больше нет того забитого, трусливого и слабого мальчика… Над которым все издевались… Которого постоянно избивали без причин… Которому говорили обидные вещи… Которого выставляли на посмешище… Пользуясь тем, что этот мальчишка был слаб во всех смыслах.       — Питер…       — Того мальчишки больше нет, Хелен. Нет. Я вырос и стал другим. Сейчас я уже не тот Питер Роуз, которым был тогда. Я абсолютно другой. Полная его противоположность: сильный, уверенный, смелый, решительный и умеющий защищаться как на словах, так и кулаками. Нет больше слабого и трусливого Питера. Есть я. Тот, кто проснулся и живет. Тот, кто будет добиваться своего и никогда не сдаваться. У меня есть причины жить и бороться… Много причин…       Будучи не в силах скрыть свою скромную, нежную улыбку, Хелен мило целует Питера в щеку и проводит рукой по его волосам.       — Сейчас ты настоящий, — мягко говорит Хелен. — Не притворяешься, что счастлив и силен. Ты по-настоящему счастлив. Я вижу в твоих глазах. Ты силен, уверен и решителен. И твои поступки это доказывают.       — Я и сам рад, что сумел перестать быть тем, кем мне было стыдно быть, — признается Питер.       — Нет, милый, не надо стыдиться своего прошлого. Ты должен радоваться, что непростая жизнь и ужасное отношение некоторых людей не озлобило тебя. Ты мог стать подлой крысой и сделать всех виноватым, но этого не случилось.       — Даже если бы я хотел, то не смог бы стать злодеем. Я не такой, как тот же Уэйнрайт. Да, меня много раз дубасили, оскорбляли и унижали. Но я никогда не собирался кому-то мстить. Может, злился, но уж точно не винил кого-то в том, что был неудачником.       — И это замечательно! — Хелен берет Питера за руки. — Нет смысла тратить время на месть недругам, когда есть еще много всего, чего ты должен добиться, чтобы стать счастливым.       — Без близких мне людей всего этого бы не произошло. — Питер с легкой улыбкой нежно гладит Хелен по щеке. — Они давали мне мотивацию делать то, что я хочу.       — Ты знаешь, что мы все на твоей стороне.       — Я знаю. И сейчас чувствую себя намного легче, свободнее и лучше. Я освободился из того кокона, в который был заключен. Долгое время мне пришлось притворяться другим человеком. Однако это не сделало меня таким на самом деле. Я стал другим лишь тогда, когда доверился тем, кто хотел помочь мне. Сломав этот невидимый барьер, я начал понимать, что не одинок. Что в мире полно хороших людей, которые вовсе не хотят мне навредить.       — Я рада это слышать, — скромно улыбается Хелен.       — И теперь я знаю точно… — Питер переводит взгляд на руку со шрамом. — Решение уйти из жизни и изрезаться до смерти было моей самой огромной ошибкой. И я безумно рад, что этого не произошло. Сейчас я понимаю, что резание в конце концов загнало бы в могилу. Мне не становилось легче от той дикой боли, которую я постоянно провоцировал. С верой в то, что я заслужил ее. Я думал, мне было лучше, но на самом деле мне становилось все хуже.       — Питер…       — Я безумно благодарен тебе и друзьям за то, что вы доказали мне, что жизнь может быть прекрасной. За то, что вы сделали меня таким, какой я есть сейчас. Без вас всего этого не произошло бы. Сам бы я ни за что не смог справиться с этой невыносимой болью…       Сидя на полу рядом с Питером и внимательно наблюдая за ним, Сэмми жалостливо скулит и подставляет ему морду, чтобы тот погладил его.       — И тебе спасибо, Сэмми, — дружелюбно говорит Питер. — За то, что принял меня и заставляешь улыбаться. Благодаря таким, как вы все, я обретаю все больший смысл жить.       Сэмми негромко подает голос и с высунутым языком протягивает Питеру лапу, которую тот с легкой улыбкой пожимает, почесывая его за ухом свободной рукой. Пока Хелен кладет голову на плечо блондина и мило обнимает его, мягко гладя мужской бицепс.       — Никогда не устану повторять, что я невероятно сильно горжусь тобой, — уверенно говорит Хелен. — И считаю, что ты поступил очень достойно, решив помочь друзьям, несмотря на все риски. Это поступок по-настоящему смелого и преданного мужчины.       — Все, что я делаю, это ради любви и дружбы, — с легкой улыбкой отвечает Питер. — Никакой корысти. Только желание отблагодарить.       — Уверена, что с таким прекрасным человеком мне точно ничто не угрожает.       — Не сомневайся, радость моя. — Питер крепко обнимает Хелен обеими руками, прижимает ее к себе и гладит по голове и щеке. — Никакой пощады для твоих недругов!       — Так приятно это слышать… — Хелен на пару секунд прикрывает глаза с нежной улыбкой на лице. — Не знаю, чтобы я делала, если бы не встретила тебя… Наверное, работала бы целыми днями и стала этакой карьеристкой.       — Твоя бабушка была бы недовольна, — скромно хихикает Питер.       — Да уж… Я думала, что еще немного – и она сама начнет искать мне парня. — Хелен на секунду замолкает и скромно машет рукой. — Впрочем, я уже нашла того, кто делает меня счастливой. Другой мне не нужен.       — У другого не было бы шанса, — гордо приподнимает голову Питер. — Ты не стала бы отказываться от такого шикарного красавчика, который и приласкает свою любимую как щеночка, и станет хищным зверем, чтобы защитить ее.       — Конечно, нет, дорогой. Я всегда буду любить только тебя. Вся твоя невероятно трогательная любовь не останется без ответа. Я буду давать все что ты хочешь.       Питер пару секунд с искренней улыбкой смотрит на Хелен, а потом трогательно обнимает ее, начав поглаживать девушку по спине одной рукой, а другую – нежно приложив к ее затылку. Маршалл же одной рукой гладит то плечо, то спину Роуза, а другую – запускает в его немного грязные пшеничные волосы и проводит по ним то по их росту, то против. Пока Сэмми с интересом смотрит на них, сидя напротив с влюбленных с высунутым языком.       — Мне многого не надо, милая, — тихим, мягким голосом говорит Питер. — Я просто хочу, чтобы ты была рядом. Чтобы не давала мне забыть о том, что я кому-то нужен.       — Я буду, — уверенно обещает Хелен, покрепче обнимает Питера, закинув руки вокруг его шеи, и целует мужчину в висок. — Обещаю.       Питер с более широкой улыбкой прижимает Хелен поближе к себе и с прикрытыми глазами наслаждается ее присутствием, поглаживая ее по голове и спине, утыкаясь носом в ее плечо или волосы и полной грудью вдыхая запах загорелой кожи на женской шее. А спустя несколько секунд мужчина ослабляет хватку и, придерживая возлюбленную за затылок и спину, нежно целует девушку в щеку, заставив ее скромно улыбнуться и опустить взгляд. Роуз еще пару секунд смотрит в глаза Маршалл и дарит ей нежный, короткий поцелуй в губы. В ответ на что она отвечает ему тем же.       Поцелуй за поцелуем – и влюбленные не отказывают себе в удовольствии прильнуть к губам друг друга для более длительного. Питер нежно прикладывает теплые ладони к щекам Хелен, а немного позже мягко берет в руки ее лицо. Пока та сначала придерживает его за шею обеими руками, но потом запускает одну руку в волосы мужчины, проводит по ним и начинает нежно гладить по голове. Сэмми с удовольствием подшутил бы над молодыми людьми и помешал их идиллии. Но по какой-то причине пес спокойно сидит напротив Хелен и Питера и с интересом наблюдает за ними, позволяя влюбленным хоть немного расслабиться.       

***

      Тем временем Наталия и Эдвард решают немного побыть вместе. Сделав то, что он должен был сделать, мужчина отправился к себе домой, а девушка решила зайти к нему на некоторое время. Только лишь сейчас он почувствовал, как валится с ног от сильной усталости, хотя все мышцы по-прежнему находятся в напряжении, а каждое движение дается с трудом из-за адской боли во всем теле. Эдвард, уже успевший принять душ и переодеться в мягкую толстовку с капюшоном, футболку и штаны, сидит на крутящемся стуле и нервно постукивает ручкой по письменному столу, уставив усталый, грустный взгляд в одну точку. Пока Наталия сначала медленно ходит по комнате, а потом прислоняется спиной к стенке рядом с приоткрытым окошком, из которого дует прохладный ветер.       — Да уж, не думал, что сегодняшний день закончится так ужасно, — низким голосом признается Эдвард.       — Никто знал, что так будет… — с грустью во взгляде отвечает Наталия. — Мы с девочками тоже не думали, что вы попадете в беду. Поначалу только Ракель ужасно нервничала. Но потом и мы с Хелен начали бить тревогу. Мы никак не могли успокоиться… А затем еще Сэмми начал скулить и лаять. Ох… Эти три часа были просто невыносимыми…       — Поверь, для нас с парнями эти три часа были еще ужаснее. Хотя никто из нас не думал, что все так затянется.       — Если бы я знала, что с тобой случится такое, то умоляла бы не ходить туда, — с жалостью во взгляде говорит Наталия. — Я ведь столько раз могла потерять тебя… Уэйнрайт избил тебя так, что на тебе нет места, на котором нет синяков или кровоподтеков… И ты мог упасть с того обрыва…       — Я знал, что мог умереть и пострадать. Но также знал, что был обязан бороться. Бороться до последнего дыхания. До тех пор, пока могу стоять на ногах. Ради близких. Ради тех, за кого был в ответе.       — Эдвард…       — Это правда. — Эдвард разворачивается в крутящемся стуле лицом к Наталии. — Мысли о близких людях помогали мне держаться даже тогда, когда от слабости подкашивались ноги, по всему телу появились синяки и кровь, а желание упасть, отдохнуть и перевести дыхание разрывало меня на части.       Эдвард нервно сглатывает.       — Я представлял себе образы близких людей и их голосами воспроизводил в голове фразы о том, что мне нужно бороться, — тихим голосом добавляет Эдвард. — Что меня любят, и у меня нет права проиграть и превратиться в трусливого облезлого щенка. Это была игра, в которую парни были втянуты из-за моего желания пойти за Уэйнрайтом. А значит, мне нельзя было поджимать хвост. Для меня это была не просто драка с твоим обидчиком. Это была борьба за жизнь.       — Я знаю, милый, — с легкой улыбкой отвечает Наталия, подходит к Эдварду и мягко берет его за руки. — Я горжусь тобой и твоими смелостью и решительностью. Я высоко оценила все, что ты делал. И рада, что ты был готов брать на себя такую ответственность и отвечать за последствия. Именно поэтому никто не сможет сказать, что ты – безответственный раздолбай, который ни о чем не думал и ни за что не хотел отвечать.       — Я всегда беру ответственность за все последствия. Этот раз – не исключение. Я понимал, на что иду, и был готов рисковать и жертвовать собой.       — И ты не сдался.       — Да, но так и не смог успешно завершить то, что я начал.       — Почему? Уэйнрайта же поймали!       — Но мой брат! Он пострадал!       — Эдвард…       — Ох… — обреченно вздыхает Эдвард. — Если бы я мог повернуть время назад, то сделал бы так, чтобы тот шприц был вколот мне, а не Терренсу. Мой брат не должен был пострадать. Так же, как и Даниэль с Питером. Мне стыдно, что я это допустил.       — Врач же сказал, что не все потеряно, — напоминает Наталия. — А значит, Терренс сможет выкарабкаться.       — Да, его слова безусловно дают мне надежду. — Эдвард снова отворачивается в сторону стола и складывает на нем руки, уставив грустный взгляд в одну точку. — Но я считаю, что должен был на месте Терренса. Сейчас речь не о моем сожалении, а о том, что было бы правильнее. Справедливее. И справедливее было бы, если бы я стал жертвой Уэйнрайта.       — Нет, Эдвард, не говори так.       — Я не сопротивлялся, когда он захотел вколоть мне тот шприц. Был готов умереть… Но… Терренс не позволил… И решил сам стать жертвой… — Эдвард замолкает на пару секунд и качает головой. — Так не должно было быть… Не должно…       Наталия пару секунд грустным и сочувствующим взглядом наблюдает за Эдвардом, а затем медленно, но уверенно подходит к нему и нежно обнимает со спины, закинув руки вокруг его шеи и носом уткнувшись в его макушку.       — Ну, любимый… — тихо произносит Наталия и целует Эдварда в макушку. — Ты опять начинаешь винить себя во всем?       — Кто бы что ни говорил, Терренс попал в больницу из-за меня, — без эмоций отвечает Эдвард.       — Никто ни в чем тебя не обвиняет. Наоборот – все благодарны тебе за то, что Терренс живой. Ты сделал так, что Уэйнрайт вколол ему намного меньше снотворного, чем хотел.       — Просто никто не решается сказать мне это в глаза. Боятся причинить боль… Даже мой брат не хотел винить меня.       — Нет, Эдвард, это не так!       — Так, Наталия. Так. Когда-то давно меня осудили за то, что я не убил Терренса под давлением дяди Майкла. И теперь все винят меня в том, что он при смерти.       — Но ты же не вкалывал эту дрянь Терренсу.       — Зато я потащил его в ту глухомань!       — Терренс ни за что бы не позволил тебе идти одному. Он любит тебя и защищает как любящий старший брат.       — Черт, я реально жалею, что пошел туда… Сколько людей сейчас страдает из-за моего бездумного поступка! Из-за того, что я – дебил, который напрочь отключил мозги.       — С Терренсом все будет хорошо. — Наталия нежно целует Эдварда в щеку, все еще обнимая его со спины, пока тот продолжает смотреть в одну точку. — Пожалуйста, перестань винить себя в том, что случилось.       — Я не могу…       — Эдвард, милый…       — Какой же я идиот… Тупой и безответственный идиот…       — Даже если ты сильно рисковал, твой поступок доказывает твои смелость и решительность. Ты не побоялся связаться с таким ужасным типом, который запросто мог сделать из тебя отбивную. Ты защищал парней, а они помогали тебе. Вы вели себя как люди, которых связывает крепкая дружба.       — Я бы убил себя, если бы по вине этого ублюдка пострадали еще и Роуз с Перкинсом. Если бы Уэйнрайт и им вколол ту дрянь… Лишь бы не испытывать это чертово чувство вины… Которое и так разрывает меня на части…       — Пожалуйста, Эдвард, не говори такие ужасные вещи, — с жалостью в мокрых глазах умоляет Наталия. — Ты причиняешь мне боль…       — Я ведь просто хотел спасти тебя от этого больного ублюдка… Это единственное, ради чего я пошел туда…       — Да, милый, я знаю. Ты снова доказал мне, что я могу чувствовать себя спокойно рядом с тобой… Что ты сможешь защитить меня ото всяких негодяев.       — Ради тебя я готов разорвать любого. — Эдвард со скромной улыбкой медленными движениями мягко гладит руки Наталии, которые сейчас обвивают его шею. — Даже если враг будет опасным. Если дело касается тебя, то меня это не пугает. Мне все равно, с кем бороться.       — Я знаю.       — Если бы Уэйнрайт не имел к тебе никакого отношения и не плясал перед моим дядей на задних лапках, я бы и близко не подошел к нему. Мне было очень страшно находиться рядом с этим типом… Тем более, теперь мы знаем, что он не просто извращенец, который ненавидит молодых девушек, но еще и наркоман. Но зная, что из-за него моя любимая девушка не может спокойно спать по ночам и боится встретить его, я сказал себе, что должен покончить с этим.       — Но теперь все кончено, — тихо отвечает Наталия, покрепче прижимает Эдварда к себе и трется своей щекой об его щеку с едва заметной улыбкой. — Отныне Уэйнрайт в руках полиции. Уверена, что теперь за ним будут следить в два-три раза внимательнее.       — Мы не знаем, что с ним будет после падения… Может, эта падла такая живучая, что он и после такого выкарабкается. Или того хуже – снова найдет способ сбежать и убьет нас.       — Думаю, мистер Джонсон сразу же сообщит нам, если это случится. И будет держать нас в курсе того, что с ним происходит, и что говорят врачи.       — И будет ужасно несправедливо, если этот ублюдок выживет, а Терренсу или сестре Даниэля станет хуже. Они – жертвы. Невинные жертвы.       — Не знаю, что насчет сестры Даниэля, но я уверена, что Терренс будет жить, — уверенно отвечает Наталия. — Я верю его врачу, который говорит, что есть шанс спасти его. Он не выглядел так, словно хотел успокоить нас, чтобы мы не слишком сильно переживали.       — Я тоже пытаюсь верить. Но у меня это плохо получается.       — Я понимаю, Эдвард. Понимаю, как сильно ты переживаешь за своего брата, которого так сильно любишь.       — Верно… Я люблю… И крепко привязан к брату… Если я его потеряю, то не знаю, что буду делать…       — Все будет хорошо, дорогой, — мягко говорит Наталия и тыльной стройно руки проводит по щеке Эдварда. — Тебе надо расслабиться. Ты слишком напряженный.       — Не могу… — качает головой Эдвард, рассматривая свои руки с грустью на лице. — Не могу прийти в себя после столь огромного потрясения… Я… Вроде бы я жутко устал и валюсь с ног… И чувствую… Как меня колотит. Все мои мышцы… Они напряжены…       — Думаю, ты просто все еще на адреналине.       — Вроде бы я должен быть спокойным и равнодушным, но нет… — Эдвард окидывает пустым взглядом всю комнату. — Такое чувство, что я будто бы снова вернулся к тому состоянию, в котором был во времена борьбы с дядей.       — Эдвард…       — Серьезно, Наталия, сейчас я не чувствую себя собой… Я нахожусь в состоянии войны непонятно с чем. Даже когда я говорю себе какие-то успокаивающие вещи, мне не удается расслабиться. Я продолжаю трястись… Быть каким-то параноиком, который ждет, что на него вот-вот кто-то нападет.       — Любимый… — с грустью во взгляде произносит Наталия, приглаживая волосы Эдварда.       — Мне… — Эдвард нервно сглатывает, продолжая пустым взглядом смотреть в одну точку. — Мне приходится изо всех сил скрывать это, чтобы люди не подумали, будто у меня не все в порядке с головой. Я… Вздрагиваю от любого шороха. Готов… Наброситься на любого… Серьезно, если бы сейчас кто-то подошел ко мне без всяких предупреждений, я мгновенно бы набросился на него. А это меня пугает, понимаешь…       — Ты готов напасть на меня? — округляет глаза Наталия.       — Я этого и боюсь… Боюсь причинить вред близким.       — Господи, Эдвард, ты меня пугаешь. — Наталия гладит Эдварда по щеке и целует его в висок. — Мне страшно за тебя.       — Ох, я и сам себя боюсь… — Эдвард с тихим вздохом медленно встает со стула, подходит к окну, опирается руками о подоконник и начинает рассматривать на огни от окон в домах или уличных фонарей в темноте. — Я отдаю последние силы на то, чтобы сдерживать эмоции. Хотя знала бы ты, как сильно мне хочется разнести всю свою комнату к чертовой матери… Кому-то врезать… На кого-то наорать.       Наталия не решается подойти к Эдварду, боясь попасть ему под горячую руку, и продолжает стоять недалеко от стула и с грустью во взгляде наблюдать за мужчиной.       — Но я не могу… — дрожащим голосом произносит Эдвард. — Потому что могу все испортить… За последствия буду отвечать я, а не кто-то другой.       Эдвард еще пару секунд стоит у окна и наблюдает за тем, что там происходит, а потом отходит от него, медленно подходит к кровати, садится на нее и рассматривает молнию на своей расстегнутой толстовке. Наталия же сначала с жалостью во взгляде смотрит на мужчину и внимательно слушает его, не решаясь налететь на него с объятиями. Но как только он садится на кровать, девушка медленно подходит к нему, садится рядом и немного неуверенно гладит его по плечу и спине.       — А может, я притворяюсь? — задается вопросом Эдвард. — Может, я так и не стал по-настоящему сильным мужчиной? Что если я заставил себя думать, что изменился, стал другим и начал чувствовать себя свободнее? Что если я по-прежнему остался трусливым и бесполезным щенком?       — Нет, Эдвард, не говори так, — возражает Наталия. — Ты вовсе не трусливый и бесполезный.       — Вдруг это всего лишь самовнушение? Что если люди говорили правду о том, что я никогда не стану другим? Дядя Майкл, Уэйнрайт, вся их шайка… Они говорили, что я навсегда останусь трусливым и неуверенным в себе. И… Я все больше начинаю думать, что эти люди были правы.       — Любимый…       — Вряд ли я когда-нибудь изменюсь и стану смелым и уверенным в себе. Так и останусь трусливым мелким мальчишкой, который боится всего на свете.       — Ради бога, забудь все, что тебе говорили. Это все не так. Ты не такой, каким они тебя считали.       — Может… — Эдвард наполовину разворачивается к Наталии и с грустью во взгляде смотрит на нее. — Может, я не тот смелый, сильный и уверенный мужчина, который тебе нужен? Что если тебе стоит… Найти другого?       — Что? — широко распахивает глаза Наталия, почувствовав, как ее сердце пропускает удар.       — У меня не получится быть таким надежным, как тебе хочется. Я могу запросто струсить и спрятаться в кусты. А тебе нужен тот, кто всегда будет защищать тебя, даже когда очень страшно. Ты заслуживаешь быть со смелым и уверенным в себе человеком. А не трусом, который будет героем лишь в своих мечтах.       — Нет… — с подступающими к глазам слезами резко мотает головой Наталия. — Нет, не говори так!       — Это все притворство. Самовнушение. На самом деле я все такой же нерешительный и трусливый, как и тогда, когда вошел в жизнь ребят.       — Умоляю, Эдвард, выкинь эти мысли из головы! Ты не понимаешь, что говоришь!       — Такой трусливый человек, как я, однажды может погубить тебя, — без эмоций на лице отвечает Эдвард. — А я ужасно не хочу этого. Я не прощу себя, если по моей вине с тобой что-то случится.       — Нет, Эдвард, нет! — Наталия нежно берет лицо Эдварда в руки и гладит его, смотря на него жалостливым, слезливым взглядом. — Ты очень сильно изменился за последние несколько месяцев.       — Я думал, что изменился.       — Нет, ты правда стал другим.       — Пожалуйста, Наталия…       — Да, может быть, ты был нерешительным и в какой-то степени несчастным человеком. Но сейчас все иначе. Сейчас передо мной сидит смелый, уверенный и сильный мужчина. Того Эдварда МакКлайфа уже нет – сейчас есть абсолютно другой. Тот Эдвард МакКлайф, за которого я скоро выйду замуж. Который уже столько раз доказывал, что идеально подходит на роль моего заботливого защитника.       — Не рассчитывай на меня… — качает головой Эдвард. — Я могу подвести тебя… Так же, как подвел ребят.       — Послушай, Эдвард… — Наталия убирает прядь волос с глаз Эдварда и нежно гладит его по голове. — Я знаю, что тебе сейчас очень тяжело. Но ты не должен отчаиваться. Ты должен верить, что все будет хорошо.       — Как? Потеря близких – мое слабое место! Если с кем-то что-то случится, я схожу с ума от горя!       — Вот увидишь, Терренс поправится, а ты успокоишься и перестанешь винить себя в том, что случилось.       — Нет… Не перестану…       — Ты сможешь, я это знаю. Мой мужчина может все!       — Я устал, Наталия… — с жалостью в покрасневших глазах произносит Эдвард. — Жутко измотан… У меня нет сил…       — Ты просто перенервничал. А адреналин не дает тебе расслабиться. Ты хочешь, но он заставляет тебя рвать и метать.       — Я в отчаянии… Хочется послать все к черту и закрыться ото всех…       — Нет, не надо закрываться. — Наталия проводит теплой ладонью по щеке Эдварда. — Тебе станет только хуже.       — От моего нытья ничего не изменится.       — Тебе станет легче.       — Сомневаюсь.       — Послушай, Эдвард… Посмотри на меня. — Наталия приподнимает лицо Эдварда, взяв его за подбородок и заставив стыдливо посмотреть ей в глаза. — Прошу тебя, не держи все в себе. Тебе сейчас плохо, потому что ты сдерживаешь себя. Но поверь, как только ты откроешься, то тебе станет лучше.       — Я и так не скрываю, из-за чего переживаю.       — Да, но ты еще о многом не говоришь. Ты рассказываешь о переживаниях поверхностно. Не раскрываешь душу до конца.       — Я не хочу повторять одно и то же по сто раз.       — Может, ты хочешь пустить слезу?       — Нет! — Эдвард мгновенно поворачивается спиной к Наталии. — Нет, я не могу. Я не должен делать это! Не должен!       — Нет ничего плохого в том, что парень плачет. Это не слабость, это смелость. Когда человек плачет, он не боится показать настоящего себя. Может оставаться самим собой. Не боится показаться немного уязвимым.       — Все и так считают меня слабаком… А если я еще и зареву, то мой авторитет окончательно подорвется.       — Но ты же до этого много раз пускал слезу.       — Да, я плакал. И мне стыдно. Стыдно, что я позволяю себе быть размазней.       — Проявление эмоцией никогда не должно вызывать стыд. Стыдиться надо тогда, когда ты не умеешь сожалеть, сопереживать и бояться. Когда ты остаешься каменным даже тогда, когда твои близкие умирают.       — Я знаю…       — Ты всегда можешь на меня рассчитывать. — Наталия со спины нежно обнимает Эдварда, обвив руками его талию, и кладет голову на его плечо. — Только скажи, как я могу облегчить твое состояние. Я все для тебя сделаю.       — Боюсь, мне уже ничто не поможет.       — Все хорошо, Эдвард, все хорошо, — мягким голосом говорит Наталия и мило целует Эдварда в щеку, придерживая его за голову. — Расслабься…       — Черт, как же я ненавижу быть таким… — низким голосом отвечает Эдвард и проводит руками по своему лицу. — Меня бесит собственное бессилие! Когда я не могу вести себя как мужик.       — Даже в таких ситуациях я не перестаю верить в тебя. — Наталия берет Эдварда за руки. — Помнишь, что я всегда тебе говорю?       — Что я сильнее, чем мне кажется?       — Именно! То, что ты все еще стоишь на ногах после всего, что с тобой произошло, говорит о твоей невероятной силе. Ты не трус, потому что не бежишь от врагов, а борешься с ними. Трус уже давно бы убежал с мокрыми штанами! Но ты гордо поднимаешь голову и идешь бороться. Ради себя и близких.       — Да… Борюсь с врагами на дрожащих ногах…       — Потому что ты очень целеустремленный. Ты хочешь добиться своего, невзирая ни на какие препятствия. Неудачи не пугают тебя. Ты все равно продолжаешь идти вперед. Пока кто-то другой послал бы все к черту.       — Я разочарован в себе. Потому что не смог защитить брата. И позволил друзьям пострадать.       — Но мы-то в тебе не разочаровались. Мы все гордимся тобой. Гордимся таким смелым мужчиной, как ты.       — Мне очень жаль… Я не хотел, чтобы все так закончилось.       — Пожалуйста, Эдвард, не вини себя.       — Вот видишь… Я веду себя как нытик… Маленький жалкий нытик…       — Просто позволь мне помочь тебе, и я обещаю, что скоро тебе станет легче.       — Неужели ты сделаешь это?       — Безусловно. — Наталия отстраняется от Эдварда, подвигается поближе к стене, удобно кладет подушку и облокачивается на нее спиной. — Я умею не только принимать, но и отдавать. Иначе бы тебе незачем было жениться на мне.       Эдвард ничего не говорит и пару секунд смотрит мертвым взглядом в одну точку, крепко сжимая руки в кулаки и нервно дергая ногой. А затем он неуверенно переводит взгляд на Наталию и нервно сглатывает.       — Обнимешь меня? — с грустью во взгляде тихо просит Эдвард и подвигается поближе к Наталии.       Не говоря ни единого слова, Наталия со спины крепко обнимает Эдварда и прижимает к себе, пропустив пальцы сквозь его волосы, мило поцеловав в висок и приложив ладонь к его щеке, пока голова мужчины покоится у нее на груди, а он сам безразличным взглядом смотрит в одну точку с мыслью, что уголки его глаз становятся влажными.       — Все хорошо, милый, все хорошо, — практически шепотом говорит Наталия и целует Эдварда в щеку. — Я с тобой.       — Это невыносимо… — дрожащим голосом произносит Эдвард. — Невыносимо…       — Ты справишься, я уверена в этом.       Эдвард ничего не говорит и лишь медленно выдыхает с прикрытыми глазами, пока Наталия гладит его по голове.       — Знаешь… — немного неуверенно произносит Эдвард. — А ведь я почти что сдался… Когда Уэйнрайт запер меня в том доме… И когда он довольно сильно избил меня…       — Отчаяние? — тихо спрашивает Наталия.       — Да… И у меня больше не было сил. Он так замучил меня, что я буквально с ног свалился… А я как раз думал, что остался один, без парней, которые, как мне казалось, ушли.       — Поэтому ребята тебя и не бросили.       — В глубине души я понимал, что один долго не продержусь. Но не хотел это признавать. Не хотел выглядеть слабым. — Эдвард тихо шмыгает носом. — Я взял на себя тяжелую ношу и думал, что она мне по силам. Был слишком упрям и одержим мыслью заставить того подонка ответить за все, что он сделал. Я не мог остановиться и знал, что умру, если позволю себе сдаться.       — Если бы с тобой что-то случилось, я бы этого не пережила. — Наталия целует Эдварда в макушку и аккуратно вытирает слезу у него под глазом. — Мне было бы плевать, свободен ли Уэйнрайт или нет. И… Я бы позволила ему делать со мной что угодно. С мыслью, что мне никто не поможет.       — Поэтому я и заставлял себя держаться.       — Но зачем же ты пошел, если понимал, что не справишься один?       — Ради тебя. Чтобы спасти тебя от этого больного урода.       — А еще и потому, что хотел доказать кому-то, что люди ошибаются, считая тебя бесполезным и трусливым. Ты хотел снова стать героем в их глазах.       — Да… — Эдвард на пару секунд замолкает и бросает короткий взгляд в сторону. — Я не отрицаю, что мне нравится быть героем. Но я геройствовал ради благой цели. Ради того, что заставило меня встать, когда я упал. От отчаяния и желания сдаться. А я не мог заставить всех думать, что они ошибались в том, что со мной произошли изменения. Я должен был доказать всем и самому себе, что являюсь тем, кем меня считают.       — Зачем? Твои близкие и так знают, кто ты есть!       — Я всю жизнь пытаюсь это доказать. — Эдвард снова тихо шмыгает носом. — Хочу перестать слышать, что я никому не нужен, и мое рождение было ошибкой. Мне надоело чувствовать себя ущербным и ни на что способным.       — Перестань, Эдвард, тебе не надо ничего никому доказывать. Неужели Уэйнрайт заставил тебя вспомнить о том, как с тобой обращались?       — Я ничего и не забывал. Просто не думал об этом, когда был рядом с теми, для кого я не пустое место и не трусливый щенок. Однако я все прекрасно помню.       — Не надо, дорогой, это уже в прошлом.       — Знаю, это травма. Травма, полученная еще в детстве. Из-за нее я постоянно хочу слышать, что для кого-то что-то значу и хоть на что-то способен. Я не нарцисс, который нуждается в постоянной похвале, но мне это нужно. Нужно, чтобы кто-то ценил то, что я делаю. Хочу знать, что меня любят. Хочу заставить всех перестать ассоциировать меня с маленьким ребенком. С мелким тявкающим щенком.       — Ты нужен многим людям. Ты любим ими. Они все верят в тебя и ценит твои усилия, даже если порой критикуют.       — Чтобы услышать хоть одно доброе слово, я готов на все. Даже рисковать жизнью. Играть в героя и спасать весь мир.       — Но ведь у любых героев тоже бывают неудачи, — уверенно отмечает Наталия. — Они порой могут испытывать нервный срыв, впадать в отчаяние и хотеть сдаться. Но каждый настоящий герой понимает, что его ничто не может остановить.       — Знаю, но для меня это как унижение. Любая неудача и любой момент стыда – это удар ниже пояса. Это то, что делает меня уязвимым.       — Я все понимаю, Эдвард, но ты не должен так реагировать на неудачи. Это тяжело, не отрицаю, но надо двигаться дальше. С высоко поднятой головой.       — Я и двигаюсь. И притворяюсь, что легко переживаю все это. Пока меня разрывает на части от стыда и душевной боли.       — Эдвард…       — Я реально испугался, когда думал, что буду вынужден бороться один. Хотя не мог этого показать… Но когда я увидел, что все ребята живы и здоровы и не ушли… С одной стороны, ужасно обрадовался, ибо с их помощью мне было бы легче. Но с другой – меня это до смерти пугало, ибо Уэйнрайт мог сделать с ними что угодно. И… Я понимал, что на меня ложится тройная ответственность: защищать себя, заступаться за парней и исполнить то, что задумал. Это была слишком огромная ноша… И я боялся, что не смогу выдержать ее.       — Но ты блестяще со всем справился. — Наталия нежно целует Эдварда в щеку, сцепив пальцы у него на груди. — Уэйнрайт в руках полиции, а ты защитил себя и парней.       — Однако я не смог… — с грустью во взгляде хочет сказать Эдвард.       — Тс-с… — Наталия мягко прикладывает пальцы к губам Эдварда. — Тише, любимый. Ничего не говори.       — Мой брат…       — Повторю еще раз: твоей вины в произошедшем с Терренсом нет. К тому же, получается так, что ты тоже спас его. Ведь он сейчас живой. А если бы не ты, мы бы его потеряли.       — Случай с моим братом будет моим грехом. Как все твои страдания. Я был полным дебилом, когда поверил в твою измену и позволил людям дяди забрать тебя у меня.       — Пожалуйста, Эдвард, не надо вспоминать об этом, — с грустью во взгляде умоляет Наталия. — Мне больно это вспоминать.       — Но это правда, Наталия. Я – вообще ходячая ошибка. Которая только все портит.       — А ты думаешь, твой брат святой и невинный? Вон спроси миссис МакКлайф о том, сколько раз Терренс заставлял ее волноваться, когда он был маленьким. Этот парень уж точно никогда не был паинькой.       — За мои годы жизни меня дубасили в сто раз больше, чем Терренса, Даниэля и Питера вместе взятых. Синяки и ссадины буквально стали моими «неразлучными друзьями». А уж сколько я услышал оскорблений!       — Да, вам всем было страшно. Но вы трое повели себя достойно и не растерялись перед лицом опасности. Вы все – наши герои, которые доказали свою смелость и преданность и силу вашей дружбы.       — Это называется инстинкт самосохранения. Даже трус осмелеет и начнет драться и защищаться так, словно от этого зависит его жизнь.       — Ты никогда не был трусом, — уверенно отвечает Наталия, с легкой улыбкой прикладывает ладонь к щеке Эдварда и, мягко поглаживая ее, поворачивает его лицо к себе. — Ты – мой герой. Смелый, решительный и уверенный герой.       Наталия заботливо поправляет Эдварду волосы и убирает некоторые пряди с его лица, которое она гладит обеими руками, смотря в его полусухие, грустные глаза.       — Трус привык надеяться на других и ждет, что его кто-то защитит. Он все время прячется и готов даже подставить других, лишь бы самому остаться целым.       — Значит, я… – неуверенно произносит Эдвард — Не… Трусливый?       — Нисколько! Передо мной сидит решительный и смелый мужчина. Ты уже давно не львенок. Ты – взрослый лев. Хищник, что порвет любого ради безопасности членов своего прайда.       — Я всегда сомневался в себе… В том, что я делаю…       — Может, и так. Но ты всегда был невероятно добрым, нежным, заботливым и преданным. Жизненные обстоятельства не превратили тебя в монстра. Хотя на тебя много раз давили. Тебя хотели заставить страдать и стесняться себя. И может быть, у них это получилось. Но они уж точно не смогли лишить тебя чистого сердца. Не смогли сделать из тебя безжалостную тварь, которая уверена, что в его бедах виноваты другие.       — Любовь к близким тому причина.       — Ну а когда ты кого-то любишь, то примешь человека любым, — скромно улыбается Наталия. — И будешь лишь побуждать его меняться, а не критиковать его слабости и игнорировать сильные стороны.       Эти слова заставляют Эдварда впервые за весь день улыбнуться гораздо шире прежнего. В его красных, мокрых глазах появляется какой-то особенный блеск, а по телу распространяется что-то теплое и приятное, что немного расслабляет все напряженные мышцы.       — Наталия, ангел мой… — мягко произносит Эдвард, протягивает руку к щеке Наталии и мягко гладит ее, нежным взглядом смотря на девушку, пока она касается его запястья подушечками пальцев.       — Любимый… — мило улыбается Наталия и трется носом об кончик носа Эдварда, заставляя его скромно хихикнуть.       — Знаешь… Должен признаться, что мне стало немного лучше. По крайней мере, я наконец-то могу нормально дышать.       — Все будет хорошо, — низким, приятным голосом убеждает Наталия. — Ты справишься.       — Ох, даже не знаю, как я смогу прийти в себя после всего произошедшего… — поглаживая Наталию по одной из ее рук, что лежат у него на груди, тихо говорит Эдвард.       — Я готова помочь. Сделаю все, о чем ты меня попросишь.       Эдвард без слов отстраняется от Наталии и разворачивается к ней лицом. Мужчина пару секунд изучает ее покрасневшие, немного опухшие глаза, что с сочувствием смотрят на него, раскрывает руки и заключает девушку в нежные объятия, которые та с удовольствием принимает. Он носом утыкается в плечо своей любимой девушки, которое он мягко поглаживает, и неторопливыми движениями другой руки водит по ее спине. Пока голова мужчины лежит на плече блондинки, а он немного тяжело дышит и сильно зажмуривает глаза с осознанием того, что по его щеке течет слеза, она очень нежно гладит возлюбленного по ней и копается в волосах своего жениха, а другая рука придерживает заднюю часть мужской шеи.       После болезненных побоев нежные проявления заботы кажутся Эдварду невероятно прекрасным. Из-за своих споров он и Наталия немного отдались друг от друга. Но теперь влюбленные безумно счастливы вновь увидеть, обнять и поцеловать любимого человека, по которому ужасно соскучились. Эта девушка для мужчины словно воздух. Кажется, что отпустив ее, он умрет. Сойдет с ума. Этот страх заставляет Эдварда с дрожью во всем теле крепко прижимать Наталию к себе и снова и снова вдыхать цветочный аромат ее мягких золотых волос, уткнувшись носом в ее макушку, гладя по голове и водя руками по ее спине. Ему становится намного спокойнее, пока она, тихо всхлипывая, держит руки обвитыми вокруг его талии, гладит по его спине и носом утыкается в крепкую широкую грудь, где всегда невероятно тепло.       — Ты такая теплая… — с легкой улыбкой произносит Эдвард.       — Ты тоже, — признается Наталия. — Только сейчас поняла, как сильно соскучилась по твоим крепким объятиям.       — А по мне?       — По всему, что тебя касается.       Эдвард со скромной улыбкой нежно целует Наталию в висок и затылок и покрепче прижимает девушку к себе так, будто она – самое ценное, что у него есть. На пару секунд он прикрывает полусухие глаза, задирает голову немного к верху, медленно выдыхает и снова утыкается в макушку своей невесты, запустив пальцы в ее густые волосы.       — После многочасовых избиений, пощечин и унижений сейчас этот момент кажется мне волшебным, — низким, приятным голосом признается Эдвард и мило целует Наталию в щеку. — Ты буквально вдыхаешь в меня жизнь.       — Ничего, скоро все пройдет, — мягко отвечает Наталия и мило целует Эдварда в шею. — Я буду целовать каждый твой синяк, чтобы он поскорее прошел.       Наталия обеими руками нежно гладит Эдварда по спине, на которой сейчас много синяков, и заставляет мужчину вздрогнуть и поморщиться, когда она сильно давит на какое-то больное место.       — Ой, прости-прости… — тараторит Наталия и мягко гладит то же самое место на спине Эдварда. — Я случайно…       — Ничего, солнце мое… — медленно проводя рукой от макушки Наталии до самой поясницы, приятным, низким голосом произносит Эдвард. — Ничего…       Через несколько секунд Наталия отстраняется от Эдварда, с легкой улыбкой переводит на него взгляд и просто рассматривает глаза мужчины. Расстояние между их лицами составляет всего несколько сантиметров. Вот почему их начинает еще больше тянуть друг к другу, а желанию поцеловать любимого человека все труднее сопротивляться. Пока их глаза смотрят глубоко в душу, мужчина успевает отстраниться от своей невесты и опустить руки. Словно околдованные влюбленные еще несколько секунд смотрят то в глаза, то на губы друг друга. А затем девушка уверенно сокращает мизерное расстояние между собой и мужчиной. Он прикрывает глаза с чувством, как у него на мгновение перехватывает дыхание, а сердце замирает, когда чувствует на губах нежное прикосновение горячих женских губ к своим устам, но не отстраняется и остается спокойным и расслабленным.       А спустя несколько секунд Наталия нежно прикладывает ладони к щекам Эдварда, который в свою очередь гладит девушку по голове и убирает некоторые пряди золотых волос в сторону. Мужчина безотказно отвечает на продолжительный поцелуй своей невесты, которая настолько нежно ласкает мужские губы, что он забывает обо всем на свете, и начинает придерживать ее лицо своими теплыми руками, чувствуя, как приятно трепещет его сердце. Планируя просто помочь ему расслабиться и дать ему небольшую дозу счастья, Наталия медленно отстраняется от Эдварда несколько секунд спустя и с легкой улыбкой смотрит ему в глаза. Пока он одним лишь взглядом выражает ей свою благодарность и в какой-то момент оставляет милый чмок у нее на кончике носа.       — Останься со мной на ночь, — нежно поглаживая Наталию по щеке, скромно просит Эдвард.       — Остаться на ночь? — неуверенно уточняет Наталия.       — Да… Пожалуйста, любимая, проведи эту ночь со мной… Я не хочу оставаться один. Боюсь, что снова начну думать о плохом… Мне станет гораздо лучше, если ты будешь рядом.       — А твои родители не будут против?       — Конечно, нет, любовь моя. Они всегда рады принять тебя здесь. Да и до утра они вряд ли узнают, что ты здесь, ибо отец с матерью уже давно ушли к себе в комнату и не выйдут.       — Ну, если так…       — Ну так как, останешься?       — Ну не знаю… — хитро улыбается Наталия, закатив глаза. — Надо подумать…       — Пожалуйста, свет моей жизни, не оставляй меня одного… — Эдвард берет Наталию за руку и мягко гладит ее. — К тому же, на улице уже темно. А я не хочу, чтобы ты была одна на улицах в такое время. Мне будет неспокойно…       — Даже если я сяду в автобус?       — Останься со мной, Наталия… — с жалостью во взгляде умоляет Эдвард. — Пожалуйста… Ты нужна мне… Я не смогу без тебя… И хочу, чтобы этой ночью ты была рядом.       — Знаешь… — Наталия слегка прикусывает губу. — Мне… Будет неспокойно, если я оставлю тебя здесь одного.       — Вот поэтому рядом со мной должна быть моя королева.       — Значит, она будет! — с более широкой улыбкой восклицает Наталия.       — Ты согласна составить мне компанию на эту ночь?       — Раз уж ты сам предлагаешь, то грех отказываться.       Эдвард скромно улыбается, целует Наталию в щеку и трогательно обнимает ее, обвив руками талию девушки. Пока та нежно гладит его по голове, радуясь, что мужчина сам предложил ей остаться, поскольку не хотела упускать такой чудесный шанс провести с ним немного времени.       

***

      Проходит два дня. Обеденное время. Даниэль отправился в палату своей младшей сестры Кэссиди. К счастью, девушка осталась жива после всего, что с ней произошло, хотя ей еще предстоит очень долгий, непростой путь к полному восстановлению. После разговора с врачом он наконец-то получает разрешение навестить ее, узнает номер палаты и тут же направляется к ней. Достаточно быстро найдя нужную дверь, он осторожно открывает ее и заходит в палату. Двухместную. На полу постелен светлый ламинат, а две одинаковые кровати стоят неподалеку друг от друга… Через большое окно сюда попадает много света, а по краям кроватей расположены небольшие тумбочки и несколько удобных стульев.       Кэссиди лежит на одной из этих кроватей. Может показаться, что девушка находится без сознания, но нет – она просто спит, лежа боком к спине. О чем говорит ее тихое, равномерное дыхание. В носу стоит канюля, позволяющая ей дышать, в руку воткнута игла, передающая в ее организм что-то в небольшой емкости, что висит рядом с кроватью, а аппараты показывают работу некоторых органов, издавая стабильно монотонные звуки. Пару-тройку секунд Даниэль с грустью во взгляде смотрит на свою спящую сестру. А затем он медленно, но уверенно подходит к ней, садится на кровать и мягко гладит по руке. А спустя несколько секунд девушка слегка морщится, приоткрывает глаза и переводит сонный взгляд на своего брата.       — Привет, сестренка, — мягко говорит Даниэль.       — Дэнни, братик… — с немного вымученной улыбкой хриплым голосом произносит Кэссиди.       — Ну как ты? Тебе лучше?       — По крайней мере, не так ужасно, как было ранее.       — Я пошел к тебе сразу же после того, как врач разрешил мне навестить тебя.       — Я не поверила, когда поняла, что не умерла… — Кэссиди замолкает пару секунд, а потом смотрит на Даниэля с грустью на лице. — Ведь я думала, что больше не увижу тебя…       — Я тоже страшно испугался, что снова потеряю тебя, — мягко отвечает Даниэль и гладит Кэссиди по руке. — Врачи переживали из-за твоего тяжелого состояния и не гарантировали, что ты выживешь.       — Да… — слегка улыбается Кэссиди. — Я тоже рада, что жива… И снова увидела тебя.       — И теперь мы больше не расстанемся. — Даниэль мягко гладит Кэссиди по щеке. — Обещаю, сестренка.       — Кстати, а что произошло после того, как я отключилась? Что с Уэйнрайтом? Что с твоими друзьями? Как вы выбрались оттуда?       — Спустя какое-то время приехали полиция и скорая.       — Правда?       — Один из парней позвонил другу своего отца, который работает в полиции, и попросил прислать полицию. Ждать пришлось долго, но они все-таки приехали.       — Класс… Я рада, что вы выбрались и остались в живых.       — Не совсем… Скоро увезла в больницу и моего друга.       — Что? — ужасается Кэссиди. — Он пострадал?       — К сожалению, да.       — Но что с ним случилось? Это все Уэйнрайт, да?       — Да, во всем виноват Уэйнрайт.       — Он вколол ему наркотик?       — Нет, врач сказал, что это была огромная доза снотворного. Она немного превышает норму, но есть надежда, что Терренс сможет выжить.       — О, какой кошмар! — Кэссиди с ужасом в широко распахнутых глазах прикрывает рот рукой. — Я так боялась, что он что-то сделает с одним из вас… Тем более, с тобой…       — За меня не переживай. Со мной все в порядке.       — Мне очень жаль твоего друга, Даниэль, — выражает сожаление Кэссиди, взяв Даниэля за руку. — Надеюсь, что он скоро поправится.       — Хоть он уже два дня без сознания, мы пытаемся верить, что все будет хорошо, — с грустью во взгляде отвечает Даниэль. — По крайней мере, у него окончательно спала температура. Вчера она была повышенной, а позавчера – очень высокой.       — Хоть что-то.       — Будет ужасно несправедливо, если Терренс погибнет.       — Терренса? Это тот, кто попал в больницу?       — Да.       — А это который из ребят?       — Самый высокий из нас с черными волосами.       — И был еще один черноволосый, насколько я помню!       — Это Эдвард, его младший брат. Ну а единственный блондин среди нас – это Питер.       — Его я сразу запомнила из-за цвета волос. — Кэссиди загадочно улыбается. — И он очень даже ничего.       — Что, Кэсс, понравился блондинчик? — скромно хихикает Даниэль, легонько шлепнув Кэссиди по носу.       — Он – нереальный красавчик! Я еще не встречала более неотразимого парня.       — М-м-м… Моя сестренка запала на Пита…       — Слушай, Дэн… — Кэссиди замолкает на пару секунд и хитро улыбается. — А у него случайно никого нет? Может, мне попробовать с ним замутить?       — Нет, сестренка, закатай губу! Питер несвободен и встречается с девушкой.       — Жалко… А ведь этот парень – конфетка.       — Конечно, я бы не возражал, будь мой лучший друг моим деверем. Но увы, его сердце принадлежит очень хорошей девчонке.       — Умеешь ты подбодрить!       — Просто дал понять, что у тебя шансов нет.       — Окей! Но Питер все равно хорош собой. Повезло девчонке, которая отхватила себе такого красавчика. И которой я немного завидую.       — Многие хотели быть с ним, но он выбрал одну.       — Ну ладно! Значит, облом!       — Удивлен, что ты успела кого-то рассмотреть.       — Конечно, успела! И должна признаться, что у тебя очень хорошие друзья. Эти парни такие милые и добрые. Хотя я и испугалась, когда они только зашли в ту комнату.       — О, этим парням я бы доверил свою жизнь, — с легкой улыбкой признается Даниэль. — Мне очень повезло, что у меня есть такие классные друзья. Они мне как братья, которых я смело могу назвать своими близкими людьми, что никогда не предадут меня. В отличие от тех, кто предал меня несколько лет назад.       — А ты давно дружишь с ними? Как ты познакомился с ними?       — Питера я знаю намного дольше. Мы познакомились спустя год после того, как ты ушла из дома. А спустя года четыре я встретил сначала Терренса, а потом он представил Эдварда мне и Питеру.       — А что ты делал после того, как я ушла из дома?       — Сначала пытался найти тебя с помощью полиции, но поиски ни к чему не привели, и спустя какое-то время они объявили тебя без вести пропавшей. Я долго переживал и параллельно пытался заработать деньги на жизнь и обстановку дома, который тогда был почти пустым.       — И ты заработал?       — Да, мое увлечение гитарой мне пригодилось, потому что я нашел объявление о поиске бас-гитариста в группу. Я подумал, что мог бы попробовать, и решил отправиться на прослушивания. И там я как раз познакомился с Питером. Ну а после нескольких прослушиваний мы оба попали в группу: я стал бас-гитаристом, а он – барабанщиком.       — Ух ты! — удивляется Кэссиди. — Питер – барабанщик… Такой сексуальный красавчик, да еще и на ударных играет…       — Мы играли в той группе несколько лет. За это время я успел заработать отличные деньги для жизни и обустройства дома. А незадолго до ухода мы с Питером познакомились с Терренсом. Он присоединился к нашей группе и стал гитаристом.       — Проходил прослушивание?       — Нет, одна девушка, с которой он дружил, уговорила своего отца принять его в группу. А поскольку он очень любил свою дочь, то не смог ей отказать.       — Ясно…       — С нами в группе пела одна противная девчонка, которую мы все терпеть не могли. Она была жуткая эгоистка и самая грубая и невоспитанная девчонка, которую я когда-либо знал. Ох, как она доводила нас с Роузом! Мы были готовы придушить ее собственными руками. Хотя, с другой стороны, мы обожали издеваться над ней. Иногда было очень весело.       — И что случилось потом?       — Терренс покинул группу всего через пару недель. У него случился конфликт с дочерью продюсера группы, она пожаловалась ему, и он, грубо говоря, дал ему пинок под зад. Ну а через некоторое время мы с Питером тоже ушли. Тот продюсер и до этого нас не очень жаловал, но в последний раз он перешел все границы. Вот мы с блондином не выдержали. Мы перестали общаться с Терренсом из-за одного конфликта, но чуть позже встретили его, помирились с ним и познакомились с его братом Эдвардом. Мне в голову пришла идея создать свою группу, и я рассказал о ней Питеру, а он согласился попробовать. Потом к нам и Терренса присоединился.       — Ну да, а когда в холодильнике ничего не осталось, вам всем пришлось пойти на работу?       — Нет, на тот момент у меня были деньги. Я жил не так уж богато, но не страдал от нищеты. Даже регулярно оплачивая все счета, я до сих пор живу неплохо и всегда могу себя побаловать.       — Да ладно?       — Увлечение группой стало чем-то более серьезным после того, как мы сначала выступили на разогреве одной популярной группы, а потом получили предложение подписать контракт с лейблом.       — Серьезно? — округляет глаза Кэссиди. — Значит, ты скоро станешь известным?       — Уже стал, — с хитрой улыбкой гордо сообщает Даниэль. — Мы подписали контракт и начали работу над альбомом.       — Ух ты! — Кэссиди широко улыбается. — А оказывается, ты – везунчик! Тебе все довольно легко досталось!       — Не совсем… После подписания контракта наша группа едва не распадалась. И мы чуть не потеряли Питера.       — А что с ним случилось?       — Пытался покончить с собой.       — Да ладно? — широко распахивает глаза Кэссиди. — Вот этот милый блондинчик пытался умереть?       — У него было много личных проблем, о которых мы не знали. И… В какой-то степени подтолкнули его к этому… Ибо мы, сами того не осознавая, задевали его за живое своими обидными шутками.       — Ничего себе… Как хорошо, что его удалось спасти.       — Да, к счастью, мы успели. И нам удалось спасти группу. И даже расширить ее, предложив Эдварду присоединиться к нам. Таким образом нас стало четверо. Мы все поем, я – все еще бас-гитарист, Питер – барабанщик, Терренс – главный вокалист и ритм-гитарист, а Эдвард – соло-гитарист.       — А почему Эдвард присоединился к вам последним?       — На самом деле он с самого начала помогал нам в работе группы. А мы долго не могли понять, чего нам не хватает. Но в итоге до нас дошло, что нам не хватает еще одного гитариста и немного мощной энергии. Эдвард идеально подходил нам, и мы предложили ему стать одним из нас. А что? Талантливый парень с огромным потенциалом! Знаешь, как наша группа изменилась с его приходом!       — Неужели стало так круто?       — Ты узнаешь, когда наш альбом выйдет в продажу!       — Вау! Вы что уже успели альбом записать?       — Успели. До истории с Уэйнрайтом мы активно продвигали его и даже выпустили свой первый клип.       — Да, Дэн… — загадочно улыбается Кэссиди. — Я смотрю, ты совсем не скучал все это время!       — Да, мне не пришлось сидеть в каком-нибудь магазинчике и пробивать товары на кассе. Мыть полы… Или консультировать покупателей.       — В любом случае ты сделал правильный выбор. Ведь ты всегда классно играл на гитаре! И поешь ты просто шикарно!       — Спасибо, сестренка, — с легкой улыбкой благодарит Даниэль. — В те минуты, когда ты соглашалась быть милой и любезной, я научился брать несколько аккордов на гитаре.       — Я показывала тебе, как играть, когда ты иногда мог перестать быть надоедливым засранцем.       — Только не вздумай сказать всем, что это ты научила меня играть на гитаре, потому что это не так.       — Почему это нет? Пусть твои дружки знают, кого они должны благодарить за столь талантливого чувака!       — Да, Кэсс, чувствую, что ты ничуть не изменилась и осталась такой же надоедливой врединой.       — Уверена, что ты такой же наглый осел, как и несколько лет назад.       — Буду считать, что ты поздравила меня с тем, что я добился таких огромных успехов.       В воздухе на пару секунд воцаряется пауза, во время которой Кэссиди просто скромно хихикает.       — Слушай, братец, а я как-нибудь могу послушать тебя и парней? — интересуется Кэссиди. — Я бы хотела узнать, как вы поете!       — Мы подумаем над этим, когда ты покинешь больницу, — задумчиво обещает Даниэль. — А пока могу включить на телефоне наш первый сингл с альбома.       — Включи, пожалуйста! — Кэссиди кладет подушку немного иначе и облокачивается на нее спиной, находясь в сидячем положении. — Я хочу послушать.       — Сейчас.       Даниэль достает свой мобильный телефон, снимает блокировку, находит у себя песню «Against The System» под названием «The Story About Us» и на не очень громкой громкости включает ее. Кэссиди с первых же секунд влюбляется в эту песню и с легкой улыбкой начинает покачивать головой в такт музыки. Мужчина не сдерживает желания подпевать своим словам и словам парней, невольно вспоминая все выступления группы, к которым мечтает поскорее вернуться.       — Вау, это шикарно! — искренне восхищается Кэссиди. — Я уже влюблена в эту песню!       — А мой голос узнаешь? — с легкой улыбкой спрашивает Даниэль и начинает подпевать самому себе.       — Конечно, узнаю! У тебя такой красивый голос.       — Ах, знала бы ты, какое удовольствие я получаю, слушая свою собственную песню…       — Кстати, у тебя очень сильно изменился голос… Стал более низким, но приятным.       — Потому что я уже не мальчик, а взрослый мужчина.       — Да, парень, я вижу, как сильно ты возмужал.       — Кстати, вот на этом моменте я в последнее время лажал, — скромно признается Даниэль.       — Ты что, научился брать более высокие ноты? — искренне удивляется Кэссиди. — Ты же обычно пел на низких, ибо тебе было комфортно!       — Мы с парнями брали несколько уроков по вокалу и занимались с преподавателями. Правда… В последнее время я их немного подзабыл и… Мой голос дрожал на этих местах при живом исполнении песни.       — Перенервничал?       — Я всегда нервничаю перед выходом на сцену.       — Тогда почему голос дрожал?       — Были на то причины.       Оставшуюся часть песни Даниэль и Кэссиди слушают уже молча, слегка покачивая головой в такт. А когда она заканчивается, мужчина кладет телефон к себе в карман.       — Молодец, Дэн, — хвалит Кэссиди. — Думаю, мама с папой гордились бы тобой. Ведь ты добился всего своими силами и – я думаю – осуществил свои мечты.       — Да, часть моих желаний воплотилась в реальность, — задумчиво отвечает Даниэль. — Хотя есть еще много чего, что я бы хотел осуществить.       — Хочешь, чтобы твоя группа была известна по всему миру? И имела много фанатов?       — Я думаю, у нас и так достаточно поклонников. Для нас важно не количество, а качество. Мы хотим, чтобы у нас были преданные фанаты, которые будут с нами, несмотря ни на что.       — Уверена, что у вас еще все будет, — уверяет Кэссиди. — Родители не зря говорили, что ты был очень талантлив в пении и игре на гитаре.       — Приятно это слышать, — слегка улыбается Даниэль.       В воздухе на пару секунд воцаряется пауза, во время которой Даниэль отводит немного грустный взгляд в сторону.       — Знаешь, иногда я скучаю по нашим родителям… — с грустью во взгляде признается Даниэль. — Прошло уже шесть лет с тех пор, как мы потеряли их, но мне до сих не верится, что это случилось. Ты была еще совсем малышкой…       — Мне всегда их не хватало, — тяжело вздыхает Кэссиди. — Особенно мамы… Я бы так хотела, чтобы она обняла меня и сказала, что любит.       — Я тоже хочу этого… А еще хотел бы провести немного времени с папой. Куда-нибудь сходить с ним, поболтать, о многом его расспросить… Сейчас я понимаю, насколько ценными были те моменты.       — Знаю… Я и сама не ценила их… Да и вообще была плохой дочерью…       — Нет, Кэсс, не говори так. — Даниэль мягко гладит Кэссиди по плечу, пока та с грустью во взгляде рассматривает свои руки.       — Это правда, Даниэль. Я столько раз огорчала маму с папой…       — Родители все равно любили тебя, — уверенно говорит Даниэль. — К тому же, я тоже не был идеальным сыном и доставлял им проблемы. Я был тем еще бандитом.       — По крайней мере, ты не пробовал наркотики, — тяжело вздыхает Кэссиди. — И не был вынужден страдать от того, что некоторые откровенно пользуются тобой и общаются только по какой-то причине.       — Ты это серьезно? Да некоторым только бабки и были интересны! Если бы мои родители не были обеспеченными, то многие из тех людей и близко ко мне не подошли бы. Они нагло пользовались тем, что меня не ограничивали в деньгах. И я говорю не только про девчонок, но и про парней.       — Но ведь были те и, кто общался с тобой просто так. Потому что ты классный!       — Верно, но таких было немного.       — Ну вот!       — Слушай, я до сих пор не понимаю, почему ты вообще решила связаться с этой дрянью. Ты же знала, что это не кончится ничем хорошим.       — Знаю… Но я была в отчаянии! Мне было так плохо… Хотела как-то отвлечься… А наркотики… Они помогали мне забыть о той душевной боли, которую я чувствовала. Когда я впервые приняла косячок, то почувствовала себя очень счастливой. Такой счастливой, какой еще никогда не была.       — Кэссиди…       — Поверь, я очень сожалею, что связалась с этой дрянью. Я много раз хотела завязать, но у меня не получалось.       — Ты этой дрянью испортила себе всю жизнь! И да… — Даниэль берет тонкую прядь волос Кэссиди и рассматривает ее. — Скажи-ка мне, что произошло с твоими волосами? У тебя же были такие длинные! Неужели ты сама их отрезала?       — Это долгая история… Хочешь, я расскажу тебе все от начала до конца?       — Нет, Кэссиди, не надо. Врач сказал, что тебе нельзя волноваться. Мы поговорим об этом потом, когда ты окрепнешь.       — Нет, я хочу рассказать все сейчас. Ты должен знать всю правду. Правду о том, как я начала принимать наркотики.       — Ты уверена, что хочешь этого?       — Да. Мне нужно это отпустить.       — Ну хорошо. Я тебя слушаю.       Кэссиди пару секунд ничего не говорит до того, как она с грустью во взгляде смотрит на Даниэля и начинает тихо говорить:       — Все началось со смерти родителей. Точнее, из-за смерти папы… И… Я хотела привлечь внимание парня, который мне тогда нравился.       — Привлечь внимание парня? — удивляется Даниэль.       — Да, знаю, в тринадцать лет еще слишком рано думать о парнях, но тогда мне очень нравился один. Ему было почти шестнадцать… Это был друг одного из моих одноклассников, с которым я хорошо общалась.       — Прости, Кэсс… — слегка хмурится Даниэль. — Но как твоя симпатия к тому парню была связана с началом употребления наркотиков?       — Была, Даниэль. — Кэссиди тихо шмыгает носом. — Тот парень дружил с плохой компанией. А в какой-то момент я начала расспрашивать одноклассника о его друге. Он много всего рассказал, но предупредил, чтобы я не связывалась с ним, ибо они не очень надежные люди для юной девчонки. Но я не послушала его и… Нашла способ влиться в его компанию.       — Значит, ты начала принимать наркотики после того, как связалась с плохой компанией? — медленно качает головой Даниэль.       — Я просто хотела найти повод заговорить с тем парнем, — со слезами на глазах качает головой Кэссиди. — Поскольку я дружила с тем одноклассником и тусовалась с ним, то его друг тоже довольно часто бывал с нами. Они любили покурить время от времени… Я тоже пару раз пробовала курить сигарету… Правда не стала продолжать, ибо потом сильно кашляла.       — Значит, кто-то из них употреблял наркотики?       — Об их пристрастии к травке я узнала лишь на вечеринке дома у парня, который мне нравился. Его предки свалили куда-то на целую неделю, и он решил закатить грандиозную тусу.       — Ты на ней была?       — Да, тот парень пригласил меня. — Кэссиди замолкает на пару секунд и стыдливо опускает взгляд вниз. — Та вечеринка была классная… Мы здорово проводили время, пили спиртное, во что-то играли, танцевали… А где-то в середине праздника я рассказала тому парню про беды нашей семьи… В то время мама страдала из-за папы, который умер из-за тяжелой болезни. После его смерти как раз прошло несколько недель… Я пожаловалась, что мне было очень плохо, и не было никого, кто мог бы меня поддержать. Пацаны и девчонки поддержали меня и сказали, что я могу рассчитывать на них. А поскольку я не могла перестать плакать и говорить, они предложили мне что-то покурить… Сказали, что я буду чувствовать себя очень хорошо…       Кэссиди на пару секунд девушка замолкает, чтобы медленно выдохнуть с прикрытыми глазами, пока Даниэль мягко гладит ее плечо или руку.       — Поначалу я отказывалась, — нервно перебирая пальцы, рассказывает Кэссиди. — Было достаточно того, что я много выпила… Но те ребята давили на меня все больше и больше… Ну и в итоге я согласилась затянуться… Поняла, что хочу расслабиться и забыть все, что произошло… Они показали мне, как надо нюхать травку, и я быстро почувствовала первые ощущения. Мы смеялись как идиоты. Без причины… Но я чувствовала себя просто прекрасно. Позабыла о проблемах, полностью расслабилась, перестала плакать… Мне было по фиг на все и всех. Правда потом эйфория прошла, и мне стало плохо… И… Я захотела еще… Мне понравились те ощущения.       Несколько секунд Даниэль ничего не говорит и просто пытается принять все то, что только что услышал.       — Почему, сестренка? — с жалостью во взгляде качает головой Даниэль. — Почему? Ты же была совсем малышкой! Тебе было всего тринадцать!       — Знаю, — издает тихий всхлип Кэссиди.       — Ты слишком рано начала считать себя взрослой. Сигареты, алкоголь, травка… Черт, у меня слов!       — Я всего лишь хотела общаться с тем парнем и хотя бы ненадолго забыть о том, что потеряла папу. А когда мы еще и маму потеряли, я почувствовала себя очень одинокой. Я ужасно хотела родительской ласки и любви и никак не могла поверить, что осталась одна.       — Ты не была одна.       — Тебе всегда было по хер на меня. Ты почти никогда не бывал дома и все время пропадал где-то со своими друзьями. А если и был, то мы с тобой все время собачились.       — Это было до того, как отец с матерью погибли.       — Я была совсем одна. Было лишь одно утешение – наркотики и люди, которые пробуют их со мной. Тогда мне казалось, что они были моими друзьями. Но я сильно ошибалась… — Кэссиди издает всхлип и вытирает слезы со щеки, виновато склонив голову. — Им были нужны лишь мои деньги, которые мы спускали на наркотики.       — И поэтому ты начала красть из дома ценные вещи и деньги?       — Да… Я шла на многое, чтобы выпросить у матери деньги. А если она оказывала, то просто крала их из ее кошелька или из тайников. Я стащила много ее украшений и всего, что могло бы быть очень дорогим. И все продавала… Сама или… Через кого-то… Только лишь не хватило духу продать тот браслет, который я отдала тебе.       — А почему именно ты добывала деньги?       — Все мои друзья-наркоманы были не такими богатыми. У того парня, который мне нравился, тоже были деньги. Но узнав о пристрастии их сына к алкоголю и наркотикам, его отец с матерью лишили парня любых карманных средств и запретили устраивать вечеринки у себя дома. Так что… Я была единственной, кто мог добыть деньги и купить более-менее достаточно травки и чего-то более сильного. Ребята, конечно, иногда тоже что-то крали у прохожих и даже в магазинах, но этого было недостаточно. Правда и я вскоре была лишена этого, потому что мама узнала, что я начала употреблять наркотики. Ей сказали мои знакомые девочки. Я не дружила с ними, но не враждовала. Но сильно возненавидела, когда они сдали меня матери, которая стала устраивать мне скандалы едва ли не каждый день.       — Я помню. Ты стала очень агрессивной… Не только мне доставалось, но еще и матери. Которую мне с трудом удавалось успокаивать. А еще ты совсем перестала есть. Каждый раз, когда мама просила тебя поесть, ты говорила, что не хочешь. Она переживала, что так ты скоро умрешь.       — Знаю… — дрожащим голосом произносит Кэссиди, снова замолкает на пару секунд и начинает слегка трястись. — С начала моих тринадцати лет столько всего успело произойти… Мы с тобой потеряли папу… А мама не прожила долго, потому что любила его и не смогла жить одна…       — Они всегда очень сильно любили друг друга…       — Я всегда хотела, чтобы у меня были такие же трогательные отношения с парнем, какие были и у мамы с папой. Они так заботились друг о друге… Лично я даже не помню, чтобы они кричали и ругались…       — Послушай, сестренка, я понимаю, что тебе было тяжело пережить эту трагедию. Но нельзя же было подсаживаться на наркоту! Не отрицаю, что я сам и курил сигареты, и пил спиртное, когда был подростком. Но у меня никогда не было даже мысли попробовать наркотик. Пару моих друзей были наркоманами, но я всегда отказывался от предложения затянуться и что-то понюхать. А когда они стали неисправимыми наркоманами, а один из них спер у меня несколько долларов и пару дорогих вещиц, я вообще прекратил с ними общаться.       — Знаю, Дэн, знаю… Правда поначалу я не понимала, что это плохо, и думала, что смогу в любой момент бросить. Но я не бросила даже после смерти мамы…       — Ты должна была твердо сказать «нет» и покинуть ту вечеринку, где тебя и подсадили на наркоту, — решительно говорит Даниэль. — А лучше вообще не ходить на нее и не связываться с той компанией! Черт, нашла у кого искать утешения! Ты общалась с куда более порядочными ребятами, но предпочла утешиться не в их объятиях, а в объятиях членов дурной компании.       — Мне было скучно с теми порядочными! Я предпочитала общение с людьми чуть постарше себя. С ними я чувствовала себя взрослой.       — Зачем? Зачем спешить взрослеть? Детские годы – одна из тех вещей, которую мы сильно недооцениваем. Только лишь с годами человек понимает, какую ценность она представляет.       — Мне не нравилось, что все считают меня ребенком. Бесило, что я была для всех малышкой, а тебя называли уже большим. Даже подарки дарили разные! Тебе дарили крутые гаджеты, классные шмотки, скейтборд и много чего интересного. А меня заваливали дурацкими куклами, ужасными платьями и прочей лабудой, которую я даже видеть не могла.       — Дарили подарки в соответствии с возрастом.       — Мне всегда нравилось то, что дарили тебе! Однако мне не разрешали брать ни чего из твоих подарков. Родители отказывались дарить мне такие же! У меня буквально начиналась истерика, когда родители или кто-то из наших родственников дарил мне очередную Барби или пупса, которого надо кормить и вовремя сажать на горшок.       — Ах, Кэсс… — с легкой улыбкой качает головой Даниэль. — Подарки не выбирают. Если тебе что-то дарят, ты должна поблагодарить человека. Ведь он старательно выбирал подарок, отдавал за него деньги, хотел порадовать тебя…       — Они порадовали бы меня, если бы дарили мне то, что я хотела, а не то, что мне было якобы нужно. Я никогда не любила все эти куклы, пупсы, платьишки и прочие девичьи штучки. Они лежали в шкафу нераскрытые. Из меня упорно делали маленькую девочку, пока тебя называли взрослым мужчиной.       — Не забывай, у нас с тобой разница в девять лет.       — Тогда меня это бесило. И поэтому я выбирала компании постарше. Конечно, в них были люди моего возраста, но их было не так много. Я много тусовалась с людьми твоего возраста… Причем выбирала те компании, в которых больше парней. С девчонками мне было сложно общаться, а вот с парнями – очень легко. Со старшими людьми я чувствовала себя взрослой, а они никогда не парились насчет того, что я – мелкая соплячка. Мы все были равны, и мне это нравилось.       — Я понимаю твое желание казаться старше, Кэссиди, но это не значит, что ты должна была начать пробовать наркотики. Любая плохая привычка – это путь в пропасть. Курение, алкоголизм, наркомания – каждая из этих дорог заведет тебя в самую глушь, чтобы ты никогда не смогла выбраться из лабиринта.       — Знаю…       — Ты хоть понимаешь, как сильно страдала мама от того, что ее дочь – наркоманка? Да и я стыдился говорить друзьям, что моя сестра употребляет наркотики! Я никому ничего не говорил про тебя как раз по этой причине. Боялся, что от меня отвернутся! Что меня начнут унижать и оскорблять.       — Мне безумно жаль, Даниэль! — отчаянно восклицает Кэссиди. — Я знаю, что была наказанием своей семьи. Но тогда я ничего не понимала и была глупой. Не понимала, что поступала ужасно с папой, мамой и тобой…       — Нет, милая, не говори так, — Даниэль приобнимает Кэссиди за плечи и прижимает тихо плачущую девушку к себе, поглаживая ее по голове. — Ты не была нашим наказанием. Мама с папой всем сердцем любили тебя, переживали за тебя и пытались помочь, даже если ты была трудным ребенком.       — Если бы я могла вернуть их… Чтобы попросить прощение за все, что я сделала… Чтобы сказать, что я люблю их. Что ценю все, что они для меня сделали. Что я не хотела обидеть их, отказываясь играть с куклами, которые они мне дарили.       — Поверь, сестренка, я тоже хочу за многое перед ними извиниться. Например, за то, что не смог уследить за тобой и допустил, что ты ушла из дома. Родители всегда говорили мне, что как старший брат я должен заботиться о тебе. Это были последние слова, которые я услышал от мамы за пару минут до ее смерти. Но тогда я не принял их всерьез. Порой я вообще делал вид, что у меня нет никакой сестры. Мне было плевать на тебя. И я дорого за это поплатился, когда подумал, что ты уже мертва. И раз мне был шанс все исправить, я не упущу его и буду заботиться о тебе.       — Возможно, я еще могла попробовать завязать тогда… — Кэссиди тихо шмыгает носом, отстранившись от Даниэля, который мягко гладит ей плечи. — Ведь до того, как мама покинула нас, я еще не попробовала более сильные наркотики. Однако я даже и не думала бросать… А когда поняла, что зашла слишком далеко, то было уже поздно…       — Один раз попробуешь – уже не сможешь остановиться.       — Клянусь, братик, я реально хотела бросить и пару раз пыталась воздерживаться. Но мне становилось очень плохо. Я становилась очень агрессивной и переставала соображать, что делаю. Я и сама понимала, что сильно изменилась… И многие говорили, что не узнают во мне ту милую девчушку, которой я была. Прежняя Кэссиди пропала. Ей на смену пришла опытная наркоманка с полностью разрушенной личностью.       — Обещаю, Кэсс, я сделаю все, чтобы помочь тебе вылечиться, — уверенно обещает Даниэль, взяв Кэссиди за руки. — Да, путь будет непростой, но мы с тобой справимся. Мы вместе пройдем этот путь.       — Кстати… А тебя не удивляет, откуда я знаю Уэйнрайта?       — Удивляет, если честно.       — Сейчас расскажу. — Кэссиди на пару секунд замолкает и уставляет мертвый взгляд на свои руки. — Короче говоря, у парня, про симпатию к которому я уже давно позабыла, был номер одного мужика. Он как раз и снабжал его дурью. Это и был тот самый Юджин Уэйнрайт. Они познакомились через общих знакомых… Кажется, кто-то с кем-то тусовался…       — Вот как…       — В общем… Я попросила его дать мне номер того типа. Так… На всякий случай… Тот парень согласился, но поставил условие: я должна была доставать наркоту не только для себя, но еще и для него с друзьями. А я и не возражала.       — И ты ему позвонила?       — Да… Я объяснила, кто дал мне его номер, и он меня понял. — Кэссиди тяжело вздыхает и бросает короткий, грустный взгляд в сторону. — Ну и каждый раз, когда я захотела дозу, то просто звонила Уэйнрайту, договаривалась о встрече, отдавала деньги и получала пакет с наркотой.       — И неужели ты не боялась? Ты ведь сама видела, какой этот тип уродливый и страшный.       — Я сильно испугалась, когда увидела его в первый раз. И продолжала пугаться… Однако я не подавала виду, потому что мне постоянно была нужна доза наркотика. Хотя было жутко, когда его бешеные глаза рассматривали меня с головы до ног… Буквально заглядывали мне в душу… Ему тогда было около двадцати пяти… А я была младше больше, чем на десять лет…       — Ох, бедная моя девочка… — с жалостью в ошарашенных глазах качает Даниэль.       — Пока у меня были деньги, я покупала у него наркотики для себя и друзей. Но как только я была лишена всех средств после доноса тех девок, то достать дозу стало сложнее. А тот парень со своими друзьями пришли в ярость, когда я была вынуждена признаться, что у меня больше нет денег. Они буквально набросились на меня, кричали и оскорбляли… Как будто я была их главным врагом… Тогда-то я и поняла, что им все это время были нужны лишь мои деньги. Они легко послали меня в задницу и отказались со мной общаться.       — Кажется, я начинаю подозревать, что было потом…       — Да… — кивает Кэссиди и тихо шмыгает носом. — Однажды у меня была страшная ломка, и я снова связалась с Уэйнрайтом. А поскольку мне нечем было платить, то я решила пойти на обман и сказала, что хочу купить у него наркотики, но деньги отдам потом. Сначала он отказывался и говорил, что я должна платить сразу, но потом Уэйнрайт согласился заплатить за нее из своих денег. Но с условием, что оплата будет произведена через две недели. Я поклялась, что заплачу все до цента, и он достал для меня достаточно большую дозу кокаина.       — Кстати, а ты познакомилась с Уэйнрайтом после смерти мамы или после смерти папы?       — После смерти мамы. — Кэссиди тихонько шмыгает носом и вытирает слезу со щеки. — До этого я смогла немного продержаться без наркотиков, но потом у меня началась сильная ломка. Из-за этого я даже на похороны не пришла…       — А когда ты пристрастилась к сильным наркотикам?       — Как раз после знакомства с Уэйнрайтом. Он сказал, что может достать кое-что получше травки, и я согласилась. Я очень быстро привыкла к кокаину. А иногда могла и героин употреблять…       — Черт, Кэссиди, у меня нет слов! — ужасается Даниэль. — До этого у тебя еще был шанс завязать, если бы ты попросила о помощи. Но теперь его почти нет. Да, я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь тебе. Но помни, что лечение не даст гарантии, что ты полностью избавишься от этой зависимости. Тебе едва ли не всю жизнь придется быть клиенткой наркологической клиники.       — Я знаю, Даниэль, знаю! — с жалостью во взгляде восклицает Кэссиди. — Но клянусь, я очень хочу вылечиться и готова на все ради этого. Я хочу жить нормальной жизнью, наверстать упущенное, найти друзей и когда-нибудь влюбиться.       — То, что ты хочешь лечиться уже хорошо.       — Помоги мне, брат… Пожалуйста, сделай что-нибудь! Я больше не хочу употреблять эту дрянь! Не хочу! Без тебя у меня ничего не получится!       — Не переживай, сестренка, я помогу, — уверенно обещает Даниэль, крепко обняв Кэссиди и прижав ее к себе, гладит по голове и целует в висок или лоб. — Я договорюсь о лечении в очень хорошей клинике, где тобой будут заниматься опытные врачи и психологи. Ты излечишься из зависимости и придешь в себя после того, что с тобой делал Уэйнрайт.       — Он причинил мне еще большую боль, чем друзья того парня, который подсадил меня на наркотики.       — Значит, ты так и не сумела расплатиться?       — Нет… Я долго обманывала Уэйнрайта, уговаривая его достать мне кокаин и обещая заплатить весь долг в ближайшее время. Он злился, но все же выполнял мою просьбу. Но в один роковой день его терпение лопнуло… Уэйнрайт сказал мне, что будет доставать дозу только после того, как я верну весь долг. Никакие мои мольбы, слезы и слова о том, что у меня ломка, не помогали. А я не знала, что мне делать, потому что у меня не было денег. Красть что-то было не вариантом, ибо мой долг был очень большим. Надо было буквально идти на улицу и торговать собой день и ночь, чтобы достать нужную сумму.       — А откуда у Уэйнрайта были деньги на наркоту?       — Наверное, воровал. А может, выполнял какие-то грязные делишки. Ну там… Кого-то грохнуть, кого-то грабануть…       — И сколько времени прошло?       — Все произошло спустя год после того момента, как я ушла из дома. Я… Не смогла оставаться там, где все напоминало мне о них…       — Может, мне и было плевать на тебя. Но после смерти родителей я понял, что был идиотом, который не ценил то, что у него есть. А поскольку мы с тобой сблизились, у меня появилась надежда, что мы сможем подружиться.       — Тогда я не думала ни о чем, кроме очередной дозы. — Кэссиди на пару секунд прикрывает рот рукой, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не впасть в истерику от тех воспоминаний, что терзают ее душу. — Мне было плевать. Ну я и поплатилась за это… Когда Уэйнрайт однажды предложил мне кое-что.       — Догадываюсь, что…       — Он сказал, что может простить мне долг и даже продолжать снабжать меня наркотиками. Но я должна была стать его рабыней. Заниматься с ним сексом и исполнять его похабные желания. — Кэссиди тихо шмыгает носом. — Я была в шоке от этого предложения и долго отказывалась. И я так и не дала своего согласия на это безумие. На то, чтобы меня трахал взрослый мужик, который и сам постоянно нюхает всякую дрянь.       — Я был уверен, что ты не соглашалась.       — Однажды у меня была ужасная ломка. Я стала очень злой и раздражительной и была готова едва ли не убить, лишь бы получить дозу. Это произошло на глазах Уэйнрайта, который нагло этим воспользовался… Он что-то вколол мне, даже если я пыталась сопротивляться. Это… Это был наркотик… Ибо мне стало очень хорошо… Этот тип сделал это, чтобы подразнить меня. Мол, будешь ублажать – будешь получать дозу. А когда я снова отказалась и начала вырываться, он снова взял шприц с какой-то дрянью и вколол ее мне. Спустя какое-то время я практически перестала соображать, что происходит… Я находилась в странном состоянии… Хотя и понимала, что не хочу, но не могу сопротивляться. Сейчас я смутно помню, что Уэйнрайт начал лапать меня, целовать, облизывать с головы и ног и раздевать… А потом… Потом начался самый настоящий ад… Да, я мало что помню, но хорошо чувствовала, что все это было противно и ужасно… Мне было очень больно…       Кэссиди закрывает лицо руками, а от страха начинает трястись и плакать еще сильнее. Даниэль покрепче обнимает ее обеими руками, всеми силами пытаясь утешить сестру.       — Хорошо, сестренка, достаточно, — мягко говорит Даниэль, погладив Кэссиди по голове. — Я все понял.       — Нет-нет, ты должен знать, — отчаянно отвечает Кэссиди. — Должен. Я не хочу ничего скрывать.       — Уэйнрайт уже все мне рассказал.       — Он рассказал лишь то, что было на поверхности. Ты не знаешь, какие ужасы происходили на самом деле.       — Пожалуйста, не мучай себя этими ужасными воспоминаниями. Я рад, что ты открылась мне, но не надо рассказывать все в подробностях. И мне страшно, и тебе больно.       — Ты вроде бы спрашивал, что случилось с моими волосами. — Кэссиди тихо шмыгает носом. — Так вот, их обрезал Уэйнрайт. Очень давно. Правда сейчас они отросли. А пару лет назад я ходила с мальчишеской прической.       — Но зачем ему понадобились твои волосы?       — Вот этого я не знаю.       — Ладно, это не столь важно. Когда ты покинешь больницу, то я отведу тебя в парикмахерскую, где тебе сделают красивую стрижку.       — Жаль, что они уже не такие красивые… Наркотики убили всю их красоту… И мою молодость…       — Нет, милая, ты еще совсем молодая. Через год-два после лечения ты начнешь выглядеть намного лучше. И волосы станут здоровыми, и кожа будет гладкой и чистой.       — Из-за наркоты я на несколько лет оказалась у Уэйнрайта в плену. Иногда он заставлял меня запомнить то, как он насиловал меня. Иногда колол что-то, от чего я отключалась или едва соображала, что происходит… У этого типа извращенные сексуальные желания, и он не стеснялся говорить мне про них. Из-за чего меня буквально тошнило. Я была в шоке. В таком шоке, что даже вполне нормальные вещи уже начали казаться мне чем-то мерзким. Секс стал ассоциироваться у меня с невыносимой болью, кровью и страданиями.       — Умоляю, только не надо в чем-то себя винить. Ты ни в чем не виновата и никак его не провоцировала. У Уэйнрайта просто не все в порядке с головой. Какая-то женщина обидела его однажды, и он обозлился на всех людей женского пола.       — Несколько раз я пыталась бежать от него и была бездомной, — дрожащим голосом признается Кэссиди. — Мне некуда было идти. Поэтому я скиталась по улицам, спала вместе с бомжами, просила у людей деньги и находила способы достать наркотик. Однако Уэйнрайт всегда находил меня и еще больше издевался надо мной. Делал все, чтобы мне было до смерти противно. А мне было ужасно стыдно, когда я лежала голая перед этим типом… Была в шоке, когда он ходил передо мной без трусов и тряс своими причиндалами… Когда Уэйнрайт совал руки во все мои дырки и грубо принуждал меня к тому, что я даже вспоминать не хочу.       — Кэссиди, пожалуйста, не надо рассказывать подробности, — с широко распахнутыми глазами умоляет Даниэль, мягко погладив Кэссиди по спине. — Мне и так дурно от того, что ты рассказала.       — В последний раз я смогла сбежать от него в тот день, когда он пропал. Позже я нашла на одной из помоек какой-то журнал и узнала о его аресте. Я успела переночевать едва не во всех местах Нью-Йорка, просила милостыню, мерзла в холодную погоду, страдала от духоты в жаркую… Ну и, конечно же, доставала наркотики. Хотя в какой-то момент я поняла, что должна взять себя в руки и бросить эту дрянь любой ценой. Я подолгу мучила себя, но мне было очень плохо. Это была будто бы какая-то пытка. И постепенно я начинала понимать, что самой мне не справиться. Правда никто бы не стал лечить наркоманку без документов, денег и жилья.       — Но почему ты не нашла меня?       — Я много думала о тебе и хотела найти, но не знала, где ты жил. А заявляться в каждый дом и спрашивать, живет ли здесь мой брат, было бы глупо.       — Ох, Кэссиди…       — Где-то месяц назад Уэйнрайт снова нашел меня. — Кэссиди шмыгает носом, непрерывно смотря в одну точку. — Привез туда, где вы с парнями нашли меня. И рассказал про тебя и тот суд, на котором ты присутствовал, поддерживая кого-то из друзей. Когда я оказалась у него в плену, он забрал мой телефон, в котором нашел твою фотографию в подростковом возрасте. То есть, Уэйнрайт знал, что у меня есть брат, и сразу узнал тебя, когда увидел в зале суда. Он решил устранить тебя, чтобы ты уж не мешал ему и дальше издеваться надо мной… Да и денег за мой долг он тоже был не прочь содрать.       — И ты знала, что ему это почти удалось?       — Да, я знала, что ты был сбит машиной и потерял память. Правда Уэйнрайт некоторое время был уверен, что ты умер. А я пролила немало слез из-за мысли, что у меня больше никого не осталось. Но какое облегчение я испытала, когда увидела тебя в той комнате. Ты зашел, и я была готова плясать от радости. Но… Видя, что ты не узнавал меня, решила сдерживать себя.       — Я бы тоже сразу узнал тебя, если бы не потеря памяти.       — Ах, Дэнни… — Кэссиди тихо шмыгает носом, с жалостью и слезами на глазах смотря на Даниэля. — Мне так стыдно перед тобой. Стыдно, что ты чуть не погиб по моей вине.       — Кэссиди, дорогая…       — Прости меня, братик, — отчаянно умоляет Кэссиди. — Мне правда очень жаль! Я не хотела, чтобы все так получилось! Ты и наши родители всегда страдали из-за меня. Я постоянно все портила и никогда не была идеальным ребенком. Мама хотела примерную девочку, которую она бы наряжала в красивые платья… Которой покупала бы куколок… И которую учила бы готовить что-нибудь вкусное. Но родилась я, малолетняя наркоманка, которая всего лишь хотела немного любви и внимания.       — Пожалуйста, не вини себя в том, что со мной случилось. Это не твоя вина.       — Неужели я заслуживаю жить? Почему я выжила тогда, когда должна была умереть? Я должна была умереть прямо там! После того как я увидела тебя, обняла и отдала мамин браслет!       — Нет-нет, сестренка, не смей так говорить! — с ужасом в широко распахнутых глазах резко мотает головой Даниэль и мягко прикладывает ладонь к щеке Кэссиди, заставляя ее посмотреть ему в глаза и все еще крепко обнимая свою сестру. — Я ничего не хочу слышать о твоей смерти. Слышишь меня!       — Я не хотела, чтобы все так закончилось.       — Все хорошо, Кэсс, не плачь. — Даниэль прижимает Кэссиди поближе к себе и нежно гладит по голове, пока та душераздирающе плачет у него на плече. — Я с тобой. В этот раз я точно стану твоим защитником. Я и так едва не рехнулся, когда ты пыталась покончить с собой после смерти мамы.       — Я не хотела жить. После смерти родителей моя жизнь казалась бессмысленной.       — Слава богу, я вовремя увидел, как ты втихаря выпила всю пачку снотворного в своей комнате и отвез тебя в больницу. Там мне сказали: приехали бы позже – потеряли бы свою сестру.       — Но если бы я умерла, то была бы с мамой и папой.       — А я бы остался один?       — Дэн…       — Ты хоть знаешь, как долго я приходил в себя после смерти родителей и новости о том, что полиция объявила тебя мертвой! Мне понадобились годы, чтобы смириться с тем, что у меня никого не осталось! Точнее, я так это и не принял! Я держал все в себе и никому не говорил о своей боли. И работа в той группе – то, что спасло меня от отчаяния и безумия! Заставляло забывать, что я одинок.       — Я понимаю, Дэн… Я и сама до последнего хотела верить, что все это ночной кошмар.       — Мне было так плохо, что я даже старался не смотреть семейные фотографии и кассеты с нашими видеозаписями. Они находятся у меня дома – я ни от чего не избавился. Но уже не помню, когда в последний раз смотрел их.       — Неужели никто не знал о твоем горе?       — Нет… — Даниэль на секунду замолкает и с жалостью в глазах смотрит на Кэссиди, все также крепко обнимая ее обеими руками. — Никто даже не догадывался о том, что я скрывал. Меня много раз спрашивали о моей семье, но я только лишь говорил, что мои родители умерли и подарили мне большой дом.       — Да, тебе было стыдно за меня…       — Стыдно и больно… Я не хотел говорить о том, что причиняло мне боль. Мне было проще не вспоминать о семье. И… Все эти годы я вел себя как крутой и дерзкий парень, которому на все плевать. Хотя за этой маской скрывалось много боли… Моя личная трагедия, которую мне так хотелось забыть.       — Я не хотела, чтобы все так получилось, клянусь! — со слезами громко восклицает Кэссиди. — Мне просто было очень одиноко… Хотела найти того, кому могла бы рассказать что угодно. Я и сейчас этого хочу. Хочу влюбиться в хорошего парня… Хотя знаю, что вряд ли кто-то посмотрит на жалкую наркоманку, которая в свои девятнадцать выглядит едва ли на тридцать.       — Нет, не говори так, сестренка, — поцеловав Кэссиди в висок, мягко возражает Даниэль. — Ты очень симпатичная девочка. Уверен, что многие парни захотели бы пообщаться с тобой, если бы ты оказалась рядом.       — Нет, Дэн, парни всегда воспринимали меня как одного из своих.       — Потому что ты так подаешь себя. А вот нарядилась бы и вела себя мягче и нежнее, за тобой бы толпами бегали.       — Ха, не смеши меня, братец! За мной никогда не будут бегать толпами. Я не секс-бомба.       — Любят прежде всего за то, кем является человек. Если ты встречаешь сногсшибательного красавчика, он может быть настоящей гнидой. А какой-нибудь паренек, которого все называют серой мышкой, одарит такими любовью и заботой, что не захочешь бросать его. И то же самое в случае с девушками.       — На меня даже серая мышь не посмотрит. А если узнает, что я принимала наркотики, то у меня вообще не будет шансов.       — Если человек действительно полюбит тебя, ему будет все равно на твои недостатки и грехи прошлого. У настоящей любви нет границ и предрассудков. Даже у старого, бедного или больного человека есть шанс встретить того, для кого он станет всем миром.       — Знаешь, я хочу не сколько влюбиться, сколько найти друзей. Кого-то, с кем я могла бы общаться на любые темы. С кем я могла бы быть собой. Быть пацанкой, которая красивому платью предпочтет мягкую толстовку братца и удобные кроссы.       — Не переживай, милая, они у тебя появится. Уж я-то всегда буду твоим лучшим другом. А если захочешь, то можешь поближе познакомиться с парнями и их девушками. Они все – надежные люди, которые не причинят тебе вреда.       — Ну парни действительно очень хорошие… — пожимает плечами Кэссиди. — Думаю, с ними я смогла бы найти общий язык. Но насчет девушек я не очень уверена.       — Девчонки тоже очень милые и добрые, — с легкой улыбкой говорит Даниэль. — Ты понравишься им.       — Ты же знаешь, что я никогда не ладила с девочками.       — Уж поверь, я давно дружу с этим девчонками и уверен в них не меньше, чем в парнях.       — Ну ладно, тебе я поверю.       — Кстати, у одной из них даже есть собака.       — Собака?       — Да. Когда ты покинешь больницу, я попрошу ее привести своего песика к тебе и показать его.       — Ты напомнил мне о Челси… — Кэссиди с грустью во взгляде тяжело вздыхает. — Как же я скучаю по своей девочке…       — Я тоже скучаю по Челси. И подумал о ней, когда та девушка привела свою собаку к нам с ребятами.       — Я бы хотела познакомиться с тем песиком.       — Познакомишься, обещаю. А если захочешь, то мы можем подумать о том, чтобы завести собственную собачку.       — Мы?       — Конечно! После выписки из больницы ты будешь жить со мной. Я ни за что не выкину тебя на улицу.       — Кстати, а где ты сейчас живешь?       — В доме, который родители подарили мне на двадцать первый день рождения.       — Надо же… — Кэссиди слегка приоткрывает рот. — Так ты все это время жил там?       — Да, с тех пор как умерла мама.       — Вот черт, почему я не догадалась отправиться туда? — хлопает себя рукой по лбу Кэссиди. — Думала, что ты там не живешь, но…       — И ты будешь жить со мной. Выберешь себе любую из двух свободных комнат и сделаешь с ней все, что захочешь. Как-нибудь я отвезу тебя в магазин, и ты выберешь себе классные шмотки. А после лечения я подумаю, куда тебя пристроить. Может, пойдешь куда-то учиться. А может, найдешь какую-то работу. Пока не знаю.       — А как же ты? Вдруг ты встретишь девушку и захочешь жениться на ней?       — Об этом не беспокойся. Даже если я женюсь и буду растить детей, то ты по-прежнему будешь жить со мной. — Даниэль замолкает на пару секунд и тихо вздыхает с грустью во взгляде. — Хотя наверное, я уже вряд ли женюсь.       — Почему? Ты же красавчик! Молодой, да при деньгах! Многим девчонкам хотелось бы получить такое сокровище.       — Дело не в этом. Просто я нахожусь на грани расставания с девушкой, которую безумно люблю. А кроме нее, я больше ни с кем не хочу быть.       — Правда? — округляет глаза Кэссиди. — Неужели ты уже успел так сильно влюбиться?       — Да, где-то полтора года назад я познакомился с одной девушкой, которая понравилась мне с первого взгляда.       — Ну не фига себе! — загадочно улыбается Кэссиди. — А ну-ка рассказывай поподробнее…       — Мы начали встречаться спустя чуть больше месяца после знакомства. Наши отношения развивались довольно стремительно. А поскольку она хотела сбежать от родителей, которые все решали за нее, то незадолго до начала нашего романа я предложил ей пожить в моем доме. Она поначалу отказывалась, но потом согласилась.       — Ее родители были строгими?       — Да, они контролировали едва не всю ее жизнь и хотели устроить ее свадьбу с тем, с кем они хотели. Мнения этой девушки никто не учитывал, и она приняла решение бежать.       — Вот дикость-то!       — Выгода, Кэссиди. Все браки в ее семье устраивались ради выгоды для обеих сторон.       — Ясно… И что было дальше?       — Дальше… — Даниэль тихо вздыхает с грустью во взгляде. — Мы довольно долго жили вместе и были счастливы… Она была лучшим, что со мной происходило в жизни. Эта девушка стала для меня всем миром. Я был готов на все ради этой девушки и мужественно терпел любые ее капризы. Но несмотря ни на что, я был очень счастлив с ней… Она во всем поддерживала меня и утешала, когда мне было плохо… Еще ни одна девушка не делала меня таким счастливым, как она… В моем доме еще никогда не было такого уюта, который был при ней. Я позволил ей стать хозяйкой и делать все, что ей кажется нужным. И она превратила мой дом в то место, куда я хотел возвращаться снова и снова.       — А почему ты говоришь о ней в прошедшем времени? — спрашивает Кэссиди. — Вы что расстались?       — Можно и так сказать… — Даниэль медленно переводит подавленный взгляд на Кэссиди. — Наша красивая сказка была разрушена. Оказавшись сбитым машиной и потеряв память, я забыл ее, друзей и все, что со мной произошло… Этим воспользовалась одна девчонка… Она обманула меня и сказала, что я должен жениться на ней… Выдавала себя за мою невесту. А я не знал правду и верил этой лгунье.       — А откуда она взялась?       — Не знаю, будто с неба свалилась мне на голову. Если бы не эта наглая мерзавка, мои отношения не закончились бы…       — Твоя девушка видела вас вместе?       — Эта обманщица поцеловала меня на глазах моей девушки, а та увидела меня, подумала, что я изменил ей, собрала свои вещи и покинула мой дом. Ну а поскольку я поверил той девчонке, то не стал сопротивляться. Хотя тогда я не знал, что моя возлюбленная видела нас вместе.       — Надо же…       — Я надеялся, что никто не узнает об этом. Однако я сам проболтался друзьям про нее, когда думал, что они лгут мне.       — Правда?       — Да. Та девка поссорила меня с ребятами. Такого наговорила про них… И что покушение на меня – это их рук дело, и что они ненавидели ее и оскорбляли, и что эти люди навязывали мне отношения с моей же девушкой, которую я типа бросил ради нее… А я как наивный идиот верил ей и выставил себя полным дебилом перед ребятами… Мне кое-как удалось вымолить у них прощение. Боялся, что после такого они от меня отвернутся, но… Мне повезло.       — Дэн… — с грустью во взгляде качает головой Кэссиди.       — И вот по вине этой обманщицы я могу потерять еще и свою девушку. Из-за того, что я поверил той стерве и фактически изменил на глазах любимой.       — Ты так сильно любишь ее?       — До смерти люблю. И не представляю свою жизнь без нее. Я готов на все, чтобы вернуть ее, но понимаю, что все кончено… — Даниэль тихо вздыхает с грустью во взгляде, слегка склонив голову. — А все из-за моих тупости и наивности…       Пока Даниэль на несколько секунд замолкает и грустным взглядом рассматривает свои руки, Кэссиди внимательно наблюдает за своим братом и мягко гладит его по руке.       — Братик… — с жалостью во взгляде произносит Кэссиди и убирает пару прядей волос со лба Даниэля. — Мне так жаль… Господи… Я никогда не видела тебя таким расстроенным…       — Я не хочу терять ее, Кэсс, — низким, слегка дрожащим голосом признается Даниэль. — Эта девушка – самое лучшее, что случалось в моей жизни за последние несколько лет. Я не знаю, как буду жить без нее. Она для меня все!       — А какие у вас были отношения до амнезии?       — Отличные! Да, мы могли иногда поспорить, но в основном это были какие-то бытовые конфликты.       — И ты не собирался бросать ее?       — Нет, Кэссиди! Я даже не думал бросать ее! Клянусь, я не хотел изменять ей! Рядом с ней я почувствовал себя таким счастливым, каким не чувствовал все двадцать восемь лет своей жизни.       — И… Она так сказала тебе, что все кончено?       — Она не хочет со мной разговаривать. Не хочет ничего слышать и делает вид, что меня нет. И я, и эта девушка вместе с ребятами приходим навестить Терренса, но она даже не смотрит в мою сторону.       — Даниэль…       — Черт, вот уж не думал, что когда-нибудь буду так страдать из-за девушки… Но мне реально плохо без нее…       — Может, еще не все потеряно? — с грустью во взгляде предполагает Кэссиди. — Что если она поймет и простит тебя? Ведь ты же сам говоришь, что не хотел ей изменять, и поцеловал ту обманщицу, потому что не помнил свою настоящую девушку!       — Нет… Любое мое объяснение будет принято в штыки. А если она узнает, что я почти что переспал с той мерзавкой, то могу уже не надеяться, что Анна вернется ко мне.       — Что? Ты спал с той дрянью?       — К счастью, нет. Этому помешала ее младшая сестра. И я благодарен ей за то, что я не совершил еще одну ошибку.       — Черт, неужели ты просто так позволишь своей девушке уйти? Ты должен бороться! Должен вернуть ее!       — А что я могу сделать? — разводит руками Даниэль. — Никакие извинения не заставят ее сердце растаять, да и поступки тоже ничего не дадут.       — Но ведь надо что-то делать! Она должна знать, что ты не хотел изменять и всего лишь стал жертвой обмана!       — Нет, Кэссиди, эта девушка слишком сильно обижена на меня и никого не слушает. Ни меня, ни ребят, которые пытаются донести до нее, что я не хотел изменять ей.       — Ну не знаю… Тогда подожди немного… Может, со временем она успокоится…       — Но ведь и так прошло чуть больше месяца! Она по-прежнему злится и не хочет ни слышать, ни видеть меня!       — Ох… Тогда я не знаю, чем тебе помочь.       — Тут уже ничего не сделаешь. — Даниэль качает головой и пустым взглядом окидывает всю палату. — Мой случай безнадежный. В отличие от случаев двух моих друзей.       — Они тоже изменяли?       — Изменил только один, но он лишь притворялся влюбленным ради своей выгоды. А вот второй не изменял. Они оба чуть не расстались со своими девушками. Кое-какие недруги заставили мужиков поверить, что девчонки изменяют им, хотя это было не так. Они успели наговорить много гадостей… Но все сложилось хорошо: обе пары помолвлены и готовится к свадьбе.       — Сочувствую…       — Ну а теперь пришла моя очередь быть в их шкуре… — Даниэль тихо вздыхает. — Только я уже точно потеряю ту, ради которой мог бы и жизнь отдать.       — Не сдавайся, Даниэль, прошу тебя, — тихо просит Кэссиди. — Ты не должен сдаваться, раз так сильно любишь эту девушку. Я же вижу, что ты сильно влюблен в нее и боишься потерять.       — Ты права… Я слишком сильно влюблен в нее… И до смерти боялся однажды потерять ее… Эта девушка буквально вдыхала в меня жизнь и была моим светом. Даже если бы вокруг были одни руины, я бы улыбался, глядя на нее. На свою любимую. Без которой я теперь чувствую себя очень одиноким.       — Ты ведь не виноват в этом.       — За свои поступки надо платить, Кэссиди. Я дорого поплатился за измену своей девушке с той иностранкой.       — Нет, не говори так…       — Представляю, как сильно ее отец злится на меня… Ведь я обещал ему сделать его дочь счастливой и не разочарую его. Но я не выполнил очередное свое обещание. Она страдает. По моей вине.       — Братик…       — Идиот… — Даниэль сгибается пополам и запускает обе руки в свои волосы, которые несильно оттягивает, пока Кэссиди мягко гладит его по спине и голове, с жалостью в мокрых глазах смотря на своего брата. — Ты – дебил, Даниэль… Если бы ты оттолкнул бы эту обманщицу и послал ее куда подальше еще в тот день, когда она начала клеиться к тебе, Анна сейчас была бы с тобой.       Кэссиди приобнимает Даниэля за плечи, целует его в щеку и мягко гладит по спине, пока он проводит руками по лицу.       — Твою девушку зовут Анна? — неуверенно спрашивает Кэссиди.       — Да… — с грустью во взгляде произносит Даниэль. — С тех пор, как я встретил ее, то начал считать это имя и ее второе имя – Шарлотта – самыми красивыми на свете.       — Анна Шарлотта? — Кэссиди слегка улыбается. — Красиво звучит… Как-то аристократично…       — Она – моя принцесса.       — А эта девушка красивая?       — Сногсшибательная! — с грустной улыбкой восклицает Даниэль. — Для меня она – самая красивая на свете. Шикарные рыжие волосы, ярко-зеленые глаза, миниатюрный рост, кукольное личико… Очаровательная улыбка и удивительное сочетание доброты, искренности, нежности, преданности, воспитанности и заботливости… Она всегда умела подать себя, но иногда становилась более непоседливой, веселой и раскрепощенной.       — Не похожа ни одну из твоих бывших… — задумчиво отмечает Кэссиди.       — Верно… Но внутренний голос сказал мне, что это мое.       — Знаешь, пока ты говоришь о ней, в тебе что-то меняется… Появляется какой-то блеск в глазах… Да и голос сильно меняется… С тобой никогда такого не случалось, братец. У тебя никогда так не горели глаза на какую-то другую девку. И ни про одну из них ты не говорил так нежно и трогательно.       — То, что я чувствую по отношению к Анне не то, что было раньше. С ней я будто бы вернулся в то время, когда жил с родителями. Анна проявляла такую же заботу, какую я получал и от мамы. Дома всегда было чисто и уютно. Там пахло чем-то вкусным… Я знал, что меня всегда приласкают и выслушают… Знал, что каждую холодную ночь мне будет тепло рядом с любимой девушкой… Мой собственный дом стал раем. Раем, который я никогда не хотел покидать.       — Боже, ты говоришь это с такой теплотой, что мне самой захотелось быть окруженной такой заботой, — с широкой улыбкой признается Кэссиди.       — Любое расставание со всеми моими бывшими не было болезненным, и я достаточно быстро приходил в себя. А порой я вообще не парился и вел себя как ни в чем ни бывало. Но если я расстанусь с Анной, то это будет для меня трагедией.       — Братик…       — Мне придется скрывать эту боль, чтобы не казаться нытиком. Хотя это будет невыносимо тяжело, потому что я буквально одержим желанием прокричать о своей боли. Я не могу держать это в себе, но мне придется.       — И зачем держать все в себе? Если тебе плохо – так и скажи!       — Я не могу быть нытиком.       — Это неправильно, Даниэль…       — Не переживай, Кэсс, я справлюсь. Я знаю, что должен. Ибо обязан очень многим людям и не могу их подвести.       — А ты уверен, что справишься со своими обязанностями в таком состоянии?       — Я ведь столько лет молчал о потере семьи, хотя в глубине души меня буквально разрывало на части. Раз я справился тогда, то справлюсь и сейчас. Единственное – будет очень сложно сдержать порыв приблизиться к Анне и поцеловать ее. Я не уверен, что смогу контролировать свои инстинкты так же хорошо, как и эмоции.       — Ты сейчас хочешь поцеловать ее?       — Очень хочу. — Даниэль грустно улыбается. — Я обожал целовать ее. Поцелуи с ней самые лучшие из всех, что у меня были. Они сводят меня с ума… Хоть Анна и кажется очень скромной и сдержанной, она может быть разной. И мне это нравится. Люблю, когда девчонка умеет меняться.       — Согласна, иногда нужно вносить немного разнообразия.       — Я не могу без нее… Если мы расстанемся, то я уже не буду собой и потеряю часть себя. Хотя я так не хочу этого. Я хочу быть собой. Тем Даниэлем Перкинсом, которым я всегда был. Которым был до расставания с Анной. Мне хватило жизни в чужой шкуре, когда у меня была амнезия. Больше я не хочу.       — Ах, Дэнни, Дэнни… — с грустью во взгляде тяжело вздыхает Кэссиди и проводит рукой по волосам Даниэля, пока тот пустым взглядом смотрит в одну точку. — Походу, ты реально влюбился! Вот уж не думала, что ты можешь быть таким сентиментальным. Раньше ты был куда посдержаннее…       — Я и сам не думал, что могу настолько сильно любить… — тихо усмехается Даниэль. — Раньше отношения с девушками для меня были лишь развлечением, и я не стремился к чему-то серьезному. Но благодаря Анне я посмотрел на некоторые вещи иначе. Я стал другим после встречи с ней… Да и Питер очень часто говорит это. А он знает меня лучше и дольше остальных… Я познакомился с ним, будучи одним человеком, но сейчас он знает уже другого. Который изменился после того, как начал влюбляться в Анну.       — Это верно. Ты стал мужчиной. Взрослым мужчиной, готовый брать на себя ответственность.       — Хотя и я вижу, что тогдашний Питер и нынешний Питер – абсолютно два разных человека.       — И в чем же разница между двумя Питерами?       — Нынешний Питер гораздо смелее, увереннее и решительнее. Раньше он не был таким. Лишь в последнее время он начал меняться. Хотя есть то, что в нем ничуть не изменилось. Это доброта, честность и преданность. Пит стал моим первым настоящим другом, который хорошо понимал меня.       — Знаешь, я удивлена, что этот парень дружит с тобой. Вы… Вы слишком разные. Ты более дерзкий и крутой, а он относится к ботанам и аутсайдерам… На первый взгляд кажется, что такого парня можно постоянно оскорблять, унижать и даже дубасить, а он не ответит и будет молча все переваривать. Из страха или… Неумения защищаться…       — Когда люди видят нас в первый раз, они тоже удивляются, что мы дружим, — со скромной улыбкой признается Даниэль. — Они думают, что я могу запросто обидеть любого, потому что выгляжу как потенциально опасный человек. И жалеют блондина, думая, что он беззащитный и несчастный паренек.       — Но он не такой уж и хиленький и беззащитный.       — Верно. Пита можно вывести из себя. Он умеет защищаться и кулаками, и словами. Да, он был беззащитным, когда был мелким, но с возрастом научился бороться и перестал молча терпеть то, как его оскорбляют, унижают и избивают.       — Видно, не зря говорят, что не стоит недооценивать человека, опираясь лишь на его внешний вид, ибо он может преподнести парочку сюрпризов.       — Наш с Роузом случай это доказывает.       — Роузом?       — Это фамилия Питера.       — А, понятно! — Кэссиди бросает короткий взгляд на окно. — Кстати, а твои друзья одобряли твои отношения с Анной?       — Да, она им очень нравилась, — уверенно отвечает Даниэль. — Ребята считали нас милой парой и были рады за нас.       — Может, они смогут помочь тебе вернуть Анну?       — Вряд ли… Я уже сказал, что она никого не слушает.       — В любом случае не отпускай ее так легко. Если Анна бросила тебя из-за ревности, то она точно любит. И я уверена, что до сих пор неравнодушна к тебе. Если ее любовь очень сильна, однажды она может взять верх над обидой.       — В ее любви я никогда не сомневался. И считаю, что она еще любит меня. Просто не хочет это признавать.       — Анна все понимает. И рано или поздно она это признает.       — Тем не менее я понимаю ее. Я ведь и сам однажды поймал девчонку на измене.       — Эта та истеричка, которая трахалась с твоим дружком и ходила перед ним полуголая, когда ты их застукал?       — Да. Хоть это произошло после того, как я бросил ту девушку, меня дико разозлило ее признание в том, что она трахалась с ним даже тогда, когда мы встречались.       — Ой, да она не стоит твоих переживаний! — машет рукой Кэссиди. — Эта девчонка выжала из тебя все соки! Мама с папой никогда не любили ту девицу и видели, что она как вампир высасывала из тебя кровь.       — Я так и не смог простить того парня, которого считал своим другом.       — Ой, да пошел этот козел в задницу! У тебя есть куда более классные друзья, которые вряд ли пойдут на предательство.       — Думаю, я научился выбирать себе друзей.       — В любом случае я уверена, что Анна – именно та, девушка, которая тебе нужна. Так приласкала тебя, что ты теперь не хочешь ничего, кроме нее.       — Ты права… — с легкой улыбкой кивает Даниэль. — Эта девушка заботилась обо мне как никто другой. Анна не только очень привлекательная, но еще и невероятно заботливая и добрая. Она покорила меня нежностью и умением слушать… Она могла чем-то не интересоваться, но эта девушка все равно поддерживала мои интересы… И радовала меня своими кулинарными способностями. Знаешь, как она здорово готовила! Ради ее еды я был готов большому пузу стать моим вечным спутником.       — Ну и ты хочешь так просто терять такое сокровище? — удивляется Кэссиди. — Эта девчонка – просто золото! От нее нельзя так просто отказываться!       — Увы, Кэсс, но я ничего не могу сделать.       — Слушай, Дэн, я не знаю, что с тобой сделаю, если ты не будешь бороться за нее.       — Если бы я знал, что могу сделать… Пока что я все только усугубляю.       — Чувак, ты же такой упертый мужик! Всего добьешься, если захочешь. Раз собрал группу и записал альбом, значит, получится и девушку вернуть.       — Ах, Кэсс, ты знаешь, как подбодрить меня, — со скромной улыбкой произносит Даниэль, тыльной стороной руки гладит Кэссиди по щеке и легонько щиплет ее.       — Даже не вздумай опускать руки! Раз кошка видит мышку, то она поймает ее! Будет бегать за ней, преследовать и сносить все на своем пути, но доберется до цели.       — Мне будет ужасно больно знать, что рядом с ней может оказаться другой. Но я сам во всем виноват. Был бы умнее, ничего бы не случилось.       — Только попробуй отпустить ее, братец! — угрожает Даниэлю пальцем Кэссиди. — Не смей! А иначе будешь иметь дело со мной!       — Хорошо, воинственная ты моя. Только давай ты для начала вылечишься.       — Я буду делать все, что мне говорят.       — Я рад это слышать. Но не успокоюсь до тех пор, пока у тебя больше не будет никаких зависимости и депрессии.       — Ну у меня же есть братик, который поможет мне справиться со всем этим дерьмом, — с легкой улыбкой говорит Кэссиди, крепко обнимает Даниэля, обвив руками его шею, и мило целует его в щеку. — Верно я говорю?       — Здорово, что ты улыбаешься. Хорошее настроение – показатель того, что с тобой относительно все нормально.       — Мне хорошо от одной только мысли, что ты рядом.       — И как мне – от мысли, что ты жива. — Даниэль с легкой улыбкой гладит Кэссиди по голове. — Ничего, сестренка, мы с тобой со всем справимся. По крайней мере, ты точно выздоровеешь и никогда не будешь одинока.       — Ах, братишка, как я тебя люблю…       Даниэль покрепче обнимает Кэссиди, прижимает ее к себе и мило целует в макушку. Пока девушка гладит его по голове и улыбается намного шире от осознания того, что теперь у нее есть надежный старший брат, который обещает себе не повторять прошлых ошибок и сделать то, что должен был сделать еще много лет назад.       

***

      Тем временем Ракель, Эдвард, Наталия, Хелен, Питер и Анна находятся в палате Терренса. Пока Кэмерон, уже второй день не покидающая больницу и буквально живущая рядом с койкой своего жениха, сидит напротив него словно верный пес и всячески проявляет к нему любовь, Сеймур сидит рядом с ней и приобнимает ее за плечи. Наталия сидит в небольшом кресле со сложенными перед собой руками, Эдвард стоит рядом с ней и держит руки у нее на плечах, а Хелен с Питером в обнимку стоят напротив кровати и с грустью во взгляде наблюдают за своими подавленными друзьями.       — Черт, прошло уже два дня, а он все еще без сознания, — с грустью во взгляде отмечает Эдвард.       — По крайней мере, у него уже нет такой сильной температуры, — приложив руку ко лбу Терренса, тихо отвечает Ракель. — Хотя он такой бледный, что мне становится страшно.       — Не могу поспорить, — задумчиво, с грустью во взгляде соглашается Наталия. — Терренс и так бледный сам по себе, а сейчас мне страшно смотреть на него.       — Уверена, что он вот-вот придет в себя, — тяжело вздыхает Анна, мягко гладя Ракель по плечу.       — Кстати, в Интернете уже написали о том, что Терренс в больнице, — задумчиво признается Хелен. — Правда они такого наговорили, что у меня глаза на лоб полезли!       — Да, я тоже видел все эти страшилки, — кивает Питер. — Терренса едва ли не хоронят… Они пишут, что он в критическом состоянии, не может дышать, находится в реанимации и еще много всякой лжи. Насочиняли сказок покруче, чем тогда, когда Уэйнрайт выстрелил в Эдварда.       — Они узнают правду, — без эмоций говорит Ракель. — Но чуть позже.       — И наш менеджер тоже должен знать… — с грустью во взгляде отмечает Эдвард.       — А вы еще не разговаривали с ним? — спрашивает Наталия.       — Джордж пропал. И даже не пытается связаться с нами.       — И это немного странно… — уверенно отмечает Питер. — Хотя мы должны столько всего ему рассказать.       — Может, вам стоит позвонить ему? — предлагает Анна.       — Пробовали, но он не отвечает, — отвечает Эдвард.       — Лучше поговорим с ним, когда Терренсу станет лучше, — задумчиво предлагает Питер.       — Да, ты прав… Лично я вряд ли смогу нормально что-то ему объяснить. Я думаю лишь о том, чтобы с моим братом все было хорошо.       — Не только ты, но и мы, — спокойно отвечает Анна.       В воздухе на несколько секунд воцаряется пауза, во время которой Ракель продолжает держать Терренса за руку и мягко гладить ее, внимательно всматриваясь в его бледное лицо с надеждой заметить хоть какие-то признаки того, что он приходит в себя.       — Кстати, а мистер и миссис МакКлайф приедут сюда? — неуверенно спрашивает Хелен, обняв себя руками. — Я еще не видела их сегодня!       — Да, приедут, но немного позже, — тихо отвечает Эдвард. — У отца появились срочные дела в компании, и он никак не может вырваться. Они с мамой приедут сюда сразу же после того, как он закончит.       — А Алисия не присоединится? — интересуется Анна.       — Не знаю… — качает головой Ракель. — Я не говорила с ней.       — И ты даже не рассказала про Терренса своему дедушке? — удивляется Питер. — Я думаю, мистер Кэмерон должен знать, что произошло.       — Если честно, я вообще немного позабыла про него и тетю в последнее время.       — Мистер Кэмерон будет ужасно расстроен, когда узнает, про Терренса, — с грустью во взгляде предполагает Эдвард.       — Я знаю… Но мне кажется, тетя Алисия уже рассказала ему. И дедушка Фредерик может захотеть приехать. Это было бы здорово. Мне сейчас так нужна их поддержка…       Ракель склоняет голову и думает о чем-то не слишком приятном, пока все остальные с жалостью во взгляде наблюдают за ней.       — Ракель, дорогая… — мягко произносит Анна, погладив Ракель по руке. — Мы прекрасно понимаем, что ты переживаешь за Терренса. Но ты находишься здесь уже второй день.       — Я не уйду, — низким голосом отвечает Ракель.       — На тебя без слез не взглянешь. Ты вся измученная и ничего не ешь. Еще несколько дней – и тебя саму заберут в больницу.       — Я должна быть здесь, Анна. Быть рядом с Терренсом – мой долг. Он нуждается во мне, я это знаю. — Ракель мягко проводит тыльной стороной руки по щеке Терренса и поправляет его черные волосы, так ярко контрастирующие на фоне мертвенно-бледной кожи.       — Пожалуйста, подруга, подумай немного и о себе, — с грустью во взгляде умоляет Питер. — Хотя бы в кафетерий сходи и съешь что-нибудь. Ты и правда ничего не ешь.       — Нет, Питер, я ничего не хочу, — покачав головой, тихо отвечает Ракель. — У меня кусок в горло не лезет.       — Но так нельзя, Ракель! — восклицает Хелен.       — До тех пор, пока Терренс не придет в себя, я никуда не уйду. Меня никто не сможет выгнать отсюда.       — Никто и не выгоняет тебя, — уверенно отмечает Наталия. — Просто тебе нужно привести себя в порядок и что-то съесть. Мы ценим твое желание быть рядом с Терренсом, но тебе стоит сходить домой.       — Я готова быть здесь столько, сколько нужно.       — Твои жертвы никому не нужны, Кэмерон. То, что ты целыми днями сидишь в палате, рыдаешь и отказываешься от еды и воды, не заставит Терренса быстрее прийти в себя.       — Сердце говорит мне, что я нужна Терренсу… Что с моим присутствием он быстрее сможет прийти в себя. Он всегда заботился обо мне, когда я чувствовала себя плохо и грустила. А теперь пришла моя очередь заботиться о нем.       — Ему бы не понравилось то, что ты так изводишь себя, — уверенно предполагает Эдвард. — Терренс хочет видеть тебя счастливой и здоровой. Да, он, несомненно, оценит твое желание быть с ним, но твои жертвы, скорее, заставят моего брата переживать.       — Я просто хочу дождаться момента, когда он очнется.       — Он очнется, — спокойно отвечает Питер. — Его состояние улучшается. Например, у него уже спала температура, а снотворное полностью выведено из организма.       — Иногда я чувствую себя такой виноватой перед ним… За то, что не могу быть для него идеальной. За то, что не оправдываю многие его надежды.       — Господи, Ракель, о чем ты говоришь? — слегка хмурится Хелен. — Ты ни в чем не виновата перед Терренсом!       — Иногда я допускаю слишком много ошибок… Из-за чего могу однажды навсегда оттолкнуть от себя любимого человека.       — Никто не идеален, подруга, — мягко отмечает Анна. — Однако Терренс все равно любит тебя. Как бы ты его ни бесила и расстраивала.       — Есть некоторые, за которые он точно не простит меня.       — Ракель, не говори глупости.       — Это правда, Анна…       — Неужели ты сделала что-то, из-за чего Терренс будет злиться на тебя? — слегка хмурится Питер. — Если боишься что-то говорить ему – скажи нам. Мы постараемся помочь тебе.       Ракель замолкает на пару секунд и несильно прикусывает губу, думая о том, стоит ли ей говорить друзьям про своего выкидыша. Но немного подумав, девушка качает головой и слегка дрожащим голосом говорит:       — Э-э-э, нет-нет, Питер… Я ничего не сделала… Тебе показалось… Да, показалось…       — Ты уверена в этом? — слегка хмурится Наталия.       — Да…       «Нет-нет, пока что я не хочу говорить им про ребенка. — думает Ракель, пока ее глаза бегают из стороны в сторону. — Хоть я и доверяю ребятам, кто-то может проболтаться Терренсу. А я должна сама во всем признаться ему…»       Пока все хмурятся и вопросительно переглядываются между собой, Эдвард с грустью во взгляде думает:       «Она имеет в виду погибшего ребенка… Эти слова о нем, о ребенке Терренса… Ракель пока что не хочет говорить об этом. Значит, и я должен молчать. Главное, чтобы она поскорее выполнила свое общение поговорить с моим братом.»       — Эй, ребята, а Даниэль придет сюда после того, как поговорит со своей сестрой? — шепотом спрашивает Наталия.       — Думаю, да, — также шепотом отвечает Питер. — Но наверняка будет сильно нервничать из-за Анны. Точнее, из-за того, что она ведет себя так, будто он – пустое место для нее.       — Не посчитайте меня грубой и не думайте, что я имею что-то против Перкинса, но он сам во всем виноват, — хмуро говорит Хелен, скрестив руки на груди. — У него был выбор и шанс избежать разрыва с Анной.       — Согласна, — кивает Наталия. — Мне его безусловно жаль, но это вина Перкинса. И мы уже не можем помочь ему.       — Однако Даниэль готов на все, чтобы вернуть Анну, — уверенно отмечает Питер. — Даже еще раз пережить амнезию или быть сбитым машиной.       — Увы, ему это не поможет, — задумчиво говорит Эдвард. — Чуда не случится… Мне, конечно, очень жаль его. Но еще больше мне жаль Анну, которая вроде любит, а вроде и обижена.       — Пусть радуется, что хотя бы Кэссиди жива.       — А кто такая Кэссиди? — слегка хмурится Наталия.       — Его сестра.       — А мы как-нибудь можем познакомиться с ней? — интересуется Хелен. — Интересно посмотреть на эту девочку.       — Пока что к ней пускают только Даниэля, — спокойно отвечает Эдвард. — Но он сказал, что скоро мы все сможем навестить ее.       — А она хоть хорошая?       — Да, эта девочка очень милая и добрая. Хотя и до смерти перепуганная и находится в плохом состоянии. Физическом и моральном.       — Бедняжка… — с грустью во взгляде произносит Наталия. — Как же ей не повезло…       — Надеюсь, она сможет вернуться к нормальной жизни, — с грустью во взгляде выражает надежду Питер. — И забыть все, что с ней вытворял этот подонок Уэйнрайт.       — Он намного опаснее и хуже, чем мы думали, — задумчиво отвечает Эдвард. — Хоть бы он сдох. Не хочу, чтобы он выжил.       В этот момент Анна и Ракель, слегка нахмурившись, переводят на них свой взгляд после того, как перестают о чем-то разговаривать.       — Эй, о чем вы там шепчетесь? — спрашивает Анна.       — Да так, ни о чем, — заправив прядь волос за ухо, задумчиво отвечает Наталия. — Все хорошо.       — Просто говорили о своих переживаниях, — пожимает плечами Эдвард.       — Может, у вас там есть какие-то секреты? — интересуется Ракель.       — Нет, никаких секретов, — качает головой Хелен.       — Никаких, — слегка улыбается Питер.       В палате на пару секунд воцаряется тишина.       — Э-э, слушайте, ребята, я бы хотела сходить в кафетерий и что-нибудь выпить… — задумчиво говорит Анна. — Может, кому-то что-то принести?       — Спасибо, я уже был там недавно, — вежливо отказывается Питер.       — Я тоже, — произносит Хелен.       Эдвард, Наталия и Ракель молча качают головой.       — Ну ладно, — пожимает плечами Анна. — Тогда я скоро вернусь.       Анна мягко гладит Ракель по плечу с грустью во взгляде, встает с койки и, накинув ремешок своей сумочки на плечо, медленным шагом покидает палату Терренса. Девушка, скрестив руки на груди, начинает идти по коридорам больницы, в котором встречает врачей, уборщиц и прочих сотрудников, а также пациентов, посетителей и еще какими-то личностями. Каждый куда-то спешит и не обращает внимания на происходящее. Так, к примеру, на глазах Анны какой-то мужчина случайно налетает на молодую девушку, извиняется перед ней и куда-то убегает, пока та с недоумением смотрит ему вслед до тех пор, пока он не скрывается за поворотом.       Вскоре мимо Анны на каталке несколько врачей провозят бессознательную, мертвенно-бледную девушку, говоря, что ее срочно нужно отправить в реанимацию и параллельно делая еще несколько дел ради спасения ее жизни. Увидев эту несчастную девушку, ее сердце неприятно сжимается от мысли, что кто-то за нее сейчас переживает. А когда они пропадают их поле зрения, Сеймур продолжает куда-то идти и на ходу обнимает себя руками. В какой-то момент подумав о том, что ей стало намного легче после встречи с друзьями, которые так или иначе помогают не вспоминать о том, что после возвращения в город Джулиан продолжит издеваться над ней.       Вспоминая все то, что ей приходилось переживать из-за этого ужасного человека, Анна не замечает, как практически доходит до лестницы, по которой можно спуститься вниз. Она быстро осматривается вокруг и несколько удивляется, что в этой части больницы никого нет. Но девушка решает не задерживаться здесь, отправиться в кафетерий, выпить воды и вернуться к друзьям. Правда в какой-то момент из дальнего поворота показывается Даниэль, только что покинувший палату Кэссиди. Его цели отходит на второй план, когда он видит Анну, и твердо решает поговорить с ней, даже если понимает, что это будет бесполезно.       — Анна, подожди, пожалуйста! — окликает Даниэль.       Анна резко останавливается, скрещивает руки на груди и разворачивается к Даниэлю, гордо приподняв голову и надев на себя маску безразличия, чтобы скрыть свои настоящие эмоции.       — Нам не о чем разговаривать, Даниэль, — холодно говорит Анна. — Оставь меня в покое.       — Я хочу поговорить с тобой, — стараясь оставаться спокойным, отвечает Даниэль. — Удели мне несколько секунд.       — Меня не волнуют твои объяснения.       — Послушай, я понимаю, что ты злишься на меня из-за того, что произошло в палате. Но клянусь, я не хотел, чтобы все так получилось. Я не хотел тебе изменять!       — Ха, и ты думаешь, я поверю тебе? — презрительно усмехается Анна.       — Я говорю правду! Если бы я знал, кто ты есть, то послал бы ту обманщицу куда подальше. Но я не помнил тебя. И стал жертвой обмана. Наглого обмана девчонки, которую я никогда и знать и не знал.       — Не ищи оправданий своей измене! — грубо и громко бросает Анна. — Я видела все от начала до конца! Видела, как ты был абсолютно не против того, как та девка соблазняла тебя! Прямо на моих глазах.       — Она врала мне и выдавала себя за тебя! Эта обманщица рассказывала нашу с тобой историю знакомства и начало наших отношений так, будто это произошло со мной и с ней. А я чувствовал, что это правда, и слепо верил ей.       — Ну да, и откуда же она все это знает?       — Я не знаю! И даже представить не могу! Но я правда очень сожалею, что поверил ей. Ты себе не представляешь, как сильно меня воротило от этой девчонки. Она… Она целовалась так, что мне хотелось пойти в туалет и вызвать рвоту.       — Хватит сказки рассказывать, изменщик!       — Это правда, Анна, клянусь! — отчаянно восклицает Даниэль. — Тебе казалось, что я был в восторге, но это не так. Меня тошнило! Но я скрывал это, потому что боялся обидеть ее.       — Однако это не помешало тебе целоваться с ней! — громко отмечает Анна, со злостью и ненавистью смотря Даниэлю в глаза. — Обнимать ее! Улыбаться этой жирной корове!       — Да, я верил и улыбался. Из страха обидеть. Из-за того, что я ничего не помнил.       — Как ты посмел так поступить со мной? — качает головой Анна. — После всего, что мы вместе пережили!       — Я не хотел этого, клянусь! Я даже никогда не думал о том, чтобы бросать и изменять тебе. Я любил, люблю и буду любить только тебя.       — Люби сколько хочешь! Только мою любовь ты убил!       — Умоляю, Анна, прости меня, — с жалостью во взгляде умоляет Даниэль. — Мне правда очень жаль, что все это произошло. Я – идиот. Безмозглый и наивный тупица, которого здорово обманули.       — Ты не просто тупица. Ты – кобель. Все вы мужики одинаковы! Живете с одной девкой, а думайте о другой!       — Прошу, постарайся меня понять. Я ничего не помнил и верил всем подряд. Все это сделало меня другим человеком. А та обманщица подавила во мне остатки того, что позволяло мне быть собой. И из-за нее я едва не потерял своих друзей. Мне с трудом удалось вымолить у них прощения после всего, что я наговорил.       — И зачем ты мне говоришь? — презренно усмехается Анна, скрестив руки на груди. — На меня это не подействует. Не надо строить щенячьи глазки и пытаться разжалобить меня.       — Я всего лишь хочу рассказать тебе правду. И признать, что я действительно предал тебя.       — Мне не нужна твоя правда, Перкинс! Катись к черту!       — Это не вся правда… — Даниэль на пару секунд склоняет голову. — Тот поцелуй был не единственным. Их было много.       — Для меня не новость то, что ты крутил шашни с той толстухой! И я не удивлюсь, если ты бегал к ней еще тогда, когда мы встречались.       — Нет-нет, клянусь, я не знал эту девчонку до того, как потерял память! Она сама заявилась ко мне в палату, пока там никого не было, и сказала, что является моей невестой.       — Не стыдно врать, глядя мне в глаза?       — Я честно признаю, что изменял тебе! И признаюсь еще кое в чем. — Даниэль нервно сглатывает, крепко сцепив пальцы рук. — Однажды я мог оказаться с ней в одной постели…       — Что? — широко распахивает глаза Анна, понимая, как внутри нее все начинает закипать от злости.       — Мне очень жаль. — Даниэль прикладывает руку к сердцу. — Мне стыдно признаваться в своей измене, но я считаю, что ты должна все знать. Да, я поцеловал ту обманщицу. Да, я верил ей. Да, я чуть не переспал с ней. Но я всегда думал о тебе, хотя и не понимал этого. Я тянулся к той рыжеволосой девочке, которая заставляла мое сердце трепетать.       — Так ты, кобель, еще и переспал с ней? — возмущается Анна, буквально позеленев от злости и крепко сжав руки в кулаки. — Да еще и так спокойно об этом заявляешь!       — Я совсем не спокоен!       — Да как у тебя вообще хватило наглости подойти ко мне и заговорить со мной? Сначала ты спишь с другой бабой, а потом приходишь ко мне и говоришь, что любишь!       — Я не хотел этого, клянусь… Это была одна из моих самых огромных ошибок в моей жизни.       — Гад! — чуть громче бросает Анна. — Изменник! Ты хочешь причинить мне еще большую боль!       — Сказать тебе правду – это лучшее, что я могу сейчас сделать. Я не могу искать себе оправдания.       — Я в шоке от того, что парни и девочки поверили твоим словам. Да еще и пытаются защитить тебя, доказывая мне, что ты ни в чем не виновен.       — Я виноват, что сделал неверный выбор!       — Вали к своей толстухе и кувыркайся с ней! Женись на ней! Пусть она тебе ребеночка родит! Живите, твою мать, счастливо!       — Что мне сделать для того, чтобы ты поверила мне? Что? Скажи! Ради тебя я хоть горы сверну!       — Ничего! — сухо отрезает Анна. — Мне ничего от тебя не нужно. Я тебя ненавижу!       — Пожалуйста, Анна…       — Я столько раз говорила тебе, что никогда не прощу измену любимого человека и брошу его без раздумий. И мое мнение с тех пор не изменилось.       — Только не говори, что это конец нашим отношениям.       — А ты это еще не понял? Оглох что ли? Или отупел от своей любви к той жирной, прыщавой уродине?       — Нет, Анна, умоляю, не делай этого! — Даниэль крепко, но мягко берет Анну за предплечья, смотря на нее с жалостью во взгляде. — Я не хочу потерять тебя! Я готов на все, чтобы ты простила меня!       — Не смей трогать! — резко отрезает Анна, убирает руки Даниэля со своих предплечий и отходит от него назад. — Я не собираюсь прощать тебя после того, что ты сделал!       — Пожалуйста, милая…       — Закрой свой рот! Я не хочу тебя слышать! Мне противен твой голос! Противно все, что тебя касается!       — Я не хочу расставаться с тобой! — отчаянно восклицает Даниэль. — Я люблю тебя и не собираюсь ни на кого менять!       — Исчезни с глаз моих и вали к той корове. Пусть она ублажает твою чертову задницу!       — Как я могу быть с ней, если она мне противна? — с широко распахнутыми глазами разводит руками Даниэль. — Я не буду с той, которую не люблю! Эта нахалка воспользовалась моим состоянием! Она меня обманула! Зная, что я не смогу ей возразить!       — Довольно, Даниэль, замолчи! — срывается на крик Анна, резко приподняв руку. — Не смей говорить, что тебя обманули, и ты не хотел этого!       — Но я и правда, черт возьми, не хотел этого! — возражает Даниэль.       — Мне плевать! Я не желаю слушать твои лживые сказки! Ты никогда не любил меня, раз так легко променял меня на эту стотонную корову.       — Неправда! Я всегда любил тебя!       — У тебя был выбор. Ты мог отшить эту идиотку, когда она начала клеиться к тебе! Но ты не сделал это. Ты начал целовать и обнимать ее. А позже еще и в постель затащил. Ты трахал ее на кровати, на которой спала я!       — Я не спал с ней, а всего лишь был близок к этому. Нам помешал звонок! Он вовремя остановил это безумие! Да, мы были полуголыми, но еще даже не начинали то, о чем она так мечтала.       — Наверное, тебе было хорошо. Она тебя нахваливала, стонала громче, чем порноактриса, отсасывала как следует… А ты валялся довольный и гордо тряс перед ней своими причиндалами!       — Мне никогда не было хорошо! Я заставлял себя терпеть все это и молился о том, чтобы эта девчонка прекратила меня целовать. Это было ужасно! Даже какая-нибудь ботаниха целуется намного лучше этой стервы!       — Нехорошо оскорблять любимую девушку, Перкинс, — хмуро бросает Анна. — Если она об этом узнает, то придется тебе самому ублажать себя в туалете! И придется все-таки научиться нормально готовить!       — Я люблю только тебя! Всегда любил! И буду любить! Мне не нужна никакая другая девушка!       — Рассказывай эту ложь Питеру, Эдварду или Терренсу! Они же больше всех защищают тебя. Вот пусть продолжают в том же духе!       — Они могут поступать как угодно, но я не стану обижаться.       — Что, не уж-то ты врал им и сказал то же, что и мне?       — Я рассказал ребятам всю правду, которую ты сейчас услышала. Мне нечего скрывать от своих друзей и девушки, которую безумно люблю. Лучше рассказать всю правду и быть осужденным, чем врать и делать вид, что ничего не случилось.       — Закрой рот, Даниэль! — раздраженно бросает Анна. — Заткнись!       — Я не буду молчать о том, что чувствую.       — Если бы ты любил, то ни за что бы не предал меня.       — Хочешь сказать, что я вру?       — Врешь!       — Если я скажу, что не люблю тебя и хочу расстаться, то это будет ложью.       — Если я скажу, что люблю тебя и хочу сделать вид, будто ничего не случилось, то это будет откровенной ложью.       — Я бы никогда не изменил тебе, зная, что ты – моя девушка. Клянусь жизнью. Клянусь памятью родителей.       — Однако изменил же!       — Пожалуйста, Анна, не бросай меня, — с жалостью во взгляде умоляет Даниэль. — Кто угодно может отвернуться от меня: хоть друзья, хоть весь мир. Но только не ты… Без тебя моя жизнь не имеет смысла.       — Я уже давно считаю себя свободной девушкой. Все кончено! Я готова к новым отношениям и открыта для знакомств с парнями!       — Нет! — сильно напрягает мышцы Даниэль, пристально смотря Анне в глаза. — Никаких парней! Ты моя! И больше ничья! Я не потерплю другого мужика рядом с тобой! Клянусь, я убью любого, кто посмеет положить на тебя глаз!       — Если я захочу, у меня будет сотня мужчин!       — Пока я не решу, что расстался с тобой, ты будешь принадлежать мне. А я не решу, можешь даже не надеяться.       — Ты не можешь мне указывать! — возмущается Анна. — Особенно после того, как успел покувыркаться с какой-то бабой!       — Если мне придется бороться за свою любовь кулаками, то я готов это сделать, — уверенно заявляет Даниэль. — Я устраню любые препятствия, лишь бы ты была моей! Лишь бы ни один мужик не посмел даже посмотреть на тебя!       — Не имеешь права, — грубо говорит Анна. — Я – взрослая девушка и могу сама решать, с кем встречаться и что делать!       — Ты принадлежишь мне! И только мне!       — Я не твоя собственность!       — Ты – моя девушка!       — Уже нет!       — Да, возможно, я сейчас звучу грубо. Но я всего лишь пытаюсь спасти то, что мне принадлежит.       — Мозги надо было включать раньше, Перкинс.       — Послушай, Анна…       — Хватит! — резко отрезает Анна, приподняв руку к верху. — Если хочешь потешить свое эго и услышать, какой ты крутой, то лучше иди к своим друзьям. Раз уж они так слепы и наивно верят лжецу, то ради бога!       — Пожалуйста, не говори так, — с жалостью во взгляде качает головой Даниэль. — Мне больно это слышать… Больно знать, что ты считаешь меня ужасным… Что ты не хочешь понять, что я не хотел предавать тебя.       — А мне тоже больно! — срывается на крик Анна, расставив руки в бока. — Знаешь, как мне, твою мать, было больно, когда я увидела тебя целующимся с той жирной бабой! Да я хотела выдрать все волосы этой гадины прямо там! В палате! Придушить ее собственными руками! Но нет, я не сделала этого… Я решила проявить «благородство» и позволила вам, голубкам, насладиться друг другом.       — Если бы ты вошла в палату, я сказал бы тебе тысячу слов благодарности. А если бы тогда ко мне в палату не зашел врач и не приказал ей идти работать, она бы и дальше продолжала доставать меня. Эта девчонка приходила ко мне едва ли не каждый день и вешала лапшу на уши.       — Еще раз повторяю: если бы ты хотел, то послал эту девку куда подальше, — холодно заявляет Анна. — И не поступил бы как трус! Трус, который боялся обидеть эту жирную корову!       — Я ничего не помнил… Прошу, пойми это…       — То, что уже сделано, нельзя изменить, а сказанные слова не заберешь назад. Ты упустил шанс.       — Анна…       — Я была в шоке, когда врач сказал, что ты ничего не помнишь. Когда ты не узнал никого из нас. Но позже я пришла в себя и сказала себе, что должна быть рядом с тобой. Я была готова помочь. Но ты, мразь, всадил мне нож в спину. Предал так, как никто другой.       — Да, я – подлый трус! — отчаянно восклицает Даниэль. — Да, я поступил омерзительно и не заслуживаю прощения. Знаю, что измена – это плохо. И я бы и сам не простил ее. Поверь, я знаю, что это такое, потому что однажды мне тоже изменили. Я до сих пор не смог простить ни ту девчонку, ни того парня, с которым, между прочим, дружил.       — Мне наплевать на твои чувства! На-пле-вать!       — Анна, пожалуйста, прости меня… Мне действительно очень жаль, что все так вышло. Я не хотел причинять тебе боль…       — Но ты причинил! Причинил!       — Даже если бы ты не увидела меня с той обманщицей, и никто не знал про нас, я бы все равно признался во всем. Потому что хочу быть с тобой честным. Хочу говорить тебе правду.       — Иди ты к черту со своей правдой!       — Пожалуйста, поверь мне… Хотя бы признай, что ты ценишь мою честность.       — Неужели ты думаешь, что все закончится так, как в случае Терренса и Ракель и Эдвардом и Наталией? — Анна презренно усмехается. — Нет, Даниэль, ты ошибаешься! Этого не будет.       — Послушай, Анна…       — Им просто крупно повезло, что они смогли все исправить. Эти ребята стали жертвами обмана и заговора. Они ни в чем не были виноваты.       — Я тоже стал жертвой обмана!       — Ты не жертва! Ты – изменник!       — Сейчас я намного лучше понимаю парней, потому что мне приходиться быть в их шкуре. И чувствовать себя паршиво от того, что я все испортил.       — Парней можно было понять, потому что их обманули, а девочки вообще ни в чем не были виноваты. Но ты предал меня. По-настоящему. И я это видела. Свои глазами.       — Любой человек уж точно заслуживает второй шанс. Особенно если он искренне раскаивается и хочет все исправить.       — Ты уже ничего не исправишь. Я не прощу тебя и не вернусь к тому, что так наплевал мне в душу.       — Нет, Анна, пожалуйста, не говори мне, что это конец, — с широко распахнутыми глазами резко мотает головой Даниэль. — Я не хочу этого!       — Все кончено, Даниэль, — холодно отвечает Анна. — Теперь ты идешь своей дорогой, а я – своей.       — Мы не расстались! Не расстались! Я тебя не бросал!       — Я уже все решила. И не собираюсь прощать изменника.       — Умоляю, дай мне шанс все исправить. Скажи, что я должен сделать для того, чтобы ты простила меня. Я все для тебя сделаю! Даже невозможное!       — Оставь меня в покое, Перкинс, — сухо требует Анна. — И больше не смей ко мне подходить. Я не хочу ни слышать, ни видеть тебя.       Анна резко разворачивается и с гордо поднятой головой собирается уйти как можно дальше. Однако Даниэль молнией подлетает к ней, берет под локоть и разворачивает к себе.       — Нет! — громким, высоким голосом взволнованно произносит Даниэль и берет Анну под второй локоть. — Ты не можешь так поступить со мной! Не можешь бросить меня!       — Не трогай! — грубо бросает Анна, пытаясь вырвать руки из хватки Даниэля. — Пусти!       — Я никуда тебя не отпущу! Ты моя! И больше ничья!       — Я же сказала, что между нами все кончено! Катись на все четыре стороны и иди к той толстухе! Пусть она тебя ублажает и работает бесплатной служанкой в твоем доме.       — В моем доме будет хозяйничать только одна девушка. Та, без которой я не представляю свою жизнь.       — Вот и предложи той бабе переехать к тебе. Можешь даже жениться на ней и завести ребенка!       — Я предпочту еще раз ходить в полном беспамятстве, чем жить с этой больной девчонкой, которая буквально душит своей ревностью ко всему, что движется.       — Тебе же это нравится! Вот и наслаждайся!       — Мне нравится то, что касается тебя.       — Все, мне противно слышать твой голос! Сейчас же отпусти меня и дай пройти! — Анна пытается резко вырваться из хватки Даниэля, который будто бы понимает, что потеряет ее, если отпустит. — Пусти, говорю! Слышишь, что я говорю! Пусти, придурок! Пусти!       — Я не намерен сдаваться и буду бороться за тебя до последнего! — уверенно заявляет Даниэль.       — Только зря потратишь время.       — Сколько бы времени ни прошло, мне не будет его жаль. Особенно если ты вернешься ко мне.       — Никогда! — вскрикивает Анна. — Мы уже давно не пара! И тебе придется смириться с этим!       — Пока во мне жива любовь к тебе, я не прекращу бороться за нее.       — Ты свой выбор уже сделал.       — Ты вернешься ко мне, — с гордо поднятой головой уверяет Даниэль. — Потому что тебе ни с кем не будет так хорошо, как со мной.       — Я молодая и красивая и обязательно встречу мужчину, который окажется лучше тебя. Намного лучше, Перкинс.       — Лучше меня ты уже никого не найдешь.       — Да что ты!       — Ты пробуждаешь во мне азарт… — с хитрой улыбкой признается Даниэль. — Так и хочешь, чтобы я показал тебе, кто здесь главный. Чтобы я немного приструнил свою рыженькую красавицу и дал понять, что никто не смеет занимать мое место.       — Лучше приструни свою корову, которую ты так страстно целовал в палате. Раз я тебя уже не устраиваю, то трахайся с этой жирной уродкой.       Анна предпринимает еще более напористую попытку освободиться из хватки Даниэля. Ей это все-таки удается, и она резко разворачивается с желанием уйти. Однако одурманенный мужчина подлетает к ней, берет ее за руки, подводит к стене, прижимает к ней и встает вплотную, почувствовав, как ему в нос мгновенно ударяет запах нежной светлой кожи с розовым подтоном. Мужчина блаженно улыбается и чувствует, как сердце начинает приятно трепетать, пока его глаза пристально рассматривают кукольное девичье личико, а по коже пробегает легкая дрожь. Ее такие мягкие, идеально очерченные губы так и напрашиваются на нежный поцелуй, полный любви. И даже надетая на ней водолазка цвета шампанского не заставляет его отказаться от желания поцеловать ее в шею. Такую длинную и тонкую. Может, даже не один раз…       Когда их взгляды встречаются, Анна резко замирает и пристально смотрит Даниэлю в глаза, не замечая ничего вокруг себя. Каждая мышца ее тела расслабляется, пока мужчина держит девушку за запястья и прижимает их к стене, буквально перестав дышать и будто бы пытаясь подчинить ее себе одним лишь взглядом чарующих карих глаз. Как бы сильно она ни злилась на него, Анна вынуждена признать, что Даниэль по-прежнему чертовски сексуален, ее ноги подкашиваются, сердце замирает, а внизу живота медленно зарождается сладкое, мучительное напряжение. Девушка все-таки скучала по нему. По его запаху, присутствию, лицу, губам… Его дыханию… По тому, как он заставляет ее испытывать жар одним лишь взглядом…       Но несмотря на то, что Анна немного подзабыла все эти ощущения, она чувствует себя вполне комфортно, пока Даниэль так бесцеремонно нарушает ее личное пространство и буквально смотрит ей в душу. На мгновение девушка представляет себе, как бы этот сильный, уверенный в себе мужчина защитил бы ее от Джулиана и позволил жить спокойной жизнью. Но она очень быстро отгоняет от себя эту мысль. И через пару-тройку секунд она понимает, что происходит и пытается вырваться, пока улыбка на лице Перкинса становится все более широкой, а взгляд – более похотливым.       — Ты что делаешь? — возмущается Анна. — Эй! Ты совсем с ума сошел!       — Черт, малышка, ты все также привлекательна… — более низким, томным голосом отмечает Даниэль. — Также сводишь меня с ума… Также делаешь меня счастливым…       — Немедленно отпусти меня! — Анна пытается вырваться из хватки Даниэля и оттолкнуть его от себя, но не может сделать это не только из-за того, что мужчина гораздо сильнее нее физически. — Отпусти меня, Даниэль! Сейчас же!       — А я не хочу, — с хитрой улыбкой отвечает Даниэль. — Не хочу отпускать девушку, которую люблю.       — Ты слышишь, что я сказала?       — Расслабься, принцесса, не надо так нервничать. — Даниэль соприкасается своим лбом со лбом Анны и улыбается намного шире, чувствуя, как по его телу распространяется приятное тепло. — Я пока что ничего не делал.       — Ненормальный! Пусти меня сейчас же!       — Тише-тише, малышка, тише… — Даниэль с немного затрудненным дыханием разомкнутыми губами медленно проводит по лбу Анны и опускается до ее щек. — Все хорошо…       — Не смей ко мне прикасаться! — грубо бросает Анна, почувствовав легкое покалывание на коже. — Не смей…       — Как же я скучал… — низким, очень тихим голосом произносит Даниэль и оставляет по одному нежному поцелую на тех местах на лице Анны, по которым он проводил губами. — Скучал по возможности обнять и поцеловать тебя…       — Если сейчас же не отпустишь меня, то клянусь, я буду кричать и говорить, что ты пристаешь ко мне.       — Зови кого хочешь… — Даниэль проводит губами по уху Анны и нежно целует место за ним, сразу же почувствовав, как сильно она напрягается. — Мне все равно…       — Хочешь, чтобы я врезала тебе между ног?       — Ты не сможешь.       — Почему это не смогу?       — Ты слишком хорошо воспитана.       — Хочешь докажу, что я тоже могу обнажать когти?       Только Анна собирается выполнить свою угрозу, как Даниэль, взяв ее за запястья и поплотнее прижав их к стене, оставляет пару коротких поцелуев на ее губах.       — Тс-с-с, нет, не надо сейчас быть плохой девочкой, — с хитрой улыбкой нежно шепчет Даниэль и одаривает Анну чуть более долгим поцелуем в губы. — Лучше будь паинькой.       — Отойди от меня… — слегка дрожащим голосом требует Анна и чувствует, как ее сердце пропускает удар, стоит мягким, горячим губам соприкоснутся с ее устами. — Отойди! Мне нечем дышать…       — Мне тоже… Тоже нечем дышать… — Даниэль аккуратно поправляет волосы Анне и тыльной стороной руки проводит по ее щеке, уверенно смотря ей в глаза. — Но мне плевать. Ведь ты рядом…       — Я не шучу, Перкинс! — сквозь зубы цедит Анна. — Ты пожалеешь, если не отпустишь меня!       — Я пожалею, только если позволю тебе уйти.       — Мне и правда врезать тебе между ног?       — Ты не сделаешь это с человеком, которого любишь, — низким, приятным голосом уверенно говорит Даниэль.       — Ха, а с чего ты взял, что я люблю тебя? — нервно усмехается Анна. — Ты меня вообще не интересуешь!       — Да? А если я сделаю так…       Даниэль, приложив ладонь к щеке Анны, одаривает ее нежным, продолжительным поцелуем в губы, спускается к одному из изгибов ее шеи и оставляет на нем несколько коротких, слегка оттянув горло водолазки. И тихо ухмыляется, когда замечает, что девушка вздрагивает с прикрытыми глазами, злясь на себя на то, что ее бессилие оказывается куда сильнее злости.       — М-м-м, задрожала… — хитро, широко улыбается Даниэль. — Моя малышка в восторге…       — Неправда! — высоким, дрожащим голосом возражает Анна. — Мне противно! Меня тошнит!       — И это только начало. Что бы с тобой случилось, если бы я пошел еще дальше… — Даниэль покрывает нежными поцелуями уже другой изгиб шеи Анны, придерживая ее лицо одной рукой и ее затылок – другой. — А если бы ты сделала все то, что я себе нафантазировал, когда не помнил тебя…       — Я сейчас заору, если ты не отвалишь от меня!       — Не смей отрицать, что ты неравнодушна ко мне.       — Я не люблю предателей!       — Ну да, так я и поверил! Я видел, как ты посмотрела на меня и неровно дышала, когда оказалась очень близко ко мне. — Даниэль нежно гладит Анну по голове и пропускает пальцы сквозь ее забранные в хвост волосы. — Ты задрожала… И безуспешно пыталась сдержать тихий стон наслаждения.       — Ложь! Я не смотрела на тебя!       — Ты хотела меня… — Даниэль губами легонько касается кончика носа Анны, гладит ее по щеке и нежно берет за шею, понимая, что все больше теряет над собой контроль и в порыве эмоций может пойти на любое безумие. — Я никогда не сомневался в том, что всегда был чертовски сексуальным. Знаю, как доставить девушке удовольствие, и умею целовать ее так, чтобы она забыла свое имя.       — Может, с той жирной уродиной эти фокусы и прокатят, но со мной – нет, — холодно, уверенно заявляет Анна.       — Ты все еще любишь меня, — с легкой улыбкой низким, глубоким голосом отвечает Даниэль. — Я это знаю…       — Если так хочется потрахаться, у тебя есть та жирная корова.       — Твое тело совсем не согласно с тобой. — Даниэль оставляет пару нежных поцелуев на губах Анны и параллельно опускает свои руки на женскую талию, медленно проводя по ее изгибам и широко улыбнувшись, когда слышит тихое, неровное дыхание девушки. — Оно жаждет моих поцелуев и ласк…       — Меня тошнит от них!       — Так тошнит, что ты прямо-таки готова извиваться передо мной словно кошечка… — Даниэль нежно целует Анну в место между подбородком и передней частью ее шеи, про которой медленно проводит губами, полной грудью вдыхая запах гладкой женской кожи. — Словно змея…       — Ты ненормальный, Перкинс… — тихо произносит Анна, сильно прикусывая нижнюю губу, дабы сдержать желание застонать. — Просто ненормальный…       — Да, я ненормальный… — с широкой улыбкой мурлыкает Даниэль и обвивает руки вокруг талии Анны, нежно гладя ее по спине, пока мужские губы целуют женские губы, щеки, подбородок, лоб и места за ушами. — Я болен… Болен любовью… И ни за что не откажусь от своей любимой…       — Хватит, Даниэль! Я уже все сказала!       — Скажи мне, чего ты хочешь. — Даниэль проводит по изгибу шеи Анны сначала тыльной стороной руки, а затем кончиками пальцев, отчетливо слыша ее тяжелое дыхание и видя, как резко вздрагивает каждая мышца тела девушки. — Что я должен сделать взамен на твое прощение? Которое станет для меня лучшим подарком к моему дню рождения.       — Мне ничего от тебя не нужно! — громко и раздраженно бросает Анна. — Ничего! Между нами все кончено!       — Нет, ничего еще не кончено… — уверенно говорит Даниэль и прислоняется лбом ко лбу Анны, вместе с ней довольно тяжело дыша в унисон. — Никогда не закончится…       — Немедленно отпусти меня… — Анна еще яростнее пытается вырваться из хватки Даниэля. — Отпусти, я сказала!       — Не дразни возбужденного льва, малышка. — Даниэль с широкой улыбкой на лице гордо приподнимает голову и обеими руками берет лицо Анны в руки, пока та буквально убивает его своим презренным, полным злости взглядом. — Впрочем, если ты хочешь добавить мне удовольствие, то можешь продолжать.       — Пусть твоя толстуха тебя ублажает!       Анна снова пытается вырваться, но отпустивший контроль над собой Даниэль очень близко прижимается к девушке всем телом и с громким, частым дыханием оставляет несколько поцелуев на изгибе ее шеи и месте за ухом, которое он нежно ласкает губами.       — Будешь вырываться – поцелую так, что сознание от удовольствия потеряешь, — с хитрой улыбкой заявляет Даниэль.       — Только попробуй! — грубо бросает Анна.       — Разве я не имею право поцеловать свою любимую девочку, по которой так сильно скучал?       — Я тебе не любимая!       — Я же сказал, что ты принадлежишь только мне. — Даниэль одаривает Анну настолько нежным и чувственным поцелуем в губы, что ее сердце на мгновение останавливается, а она безвольно издает тихий стон. — Любой, кто захочет посмотреть на тебя после меня, сильно пожалеет об этом.       — Не стыдно приставать ко мне после того, тебя с ног до головы облизала какая-то шалава?       — Нет никакой другой девчонки. Есть только ты и я. — Даниэль оставляет парочку поцелуев на передней части шеи Анны и проводит губами по ее изгибу. — Я так и чувствую, как ты умоляешь меня поцеловать тебя и приласкать.       — Клянусь, Перкинс, как только здесь пройдет хоть один человек, я тут же закричу и скажу, что ты пристаешь ко мне, — уверенно заявляет Анна. — И тебе придется объяснять все полицейскому, сидя в его кабинете.       — Я же не делаю тебе ничего плохого… Всего лишь обнимаю тебя, целую, ласкаю… — Даниэль гладит Анну по голове и щеке и проводит рукой по изгибам ее шеи и талии, за которую крепко обнимает, пока пальцы другой руки проходят сквозь женские волосы, собранные в высокий пышный хвост. — Ты не моя жертва. Ты – моя девушка.       — Ты точно оглох и не слышишь меня. Я же уже сто раз сказала, что мы больше не вместе? Что я свободна и могу знакомиться с другими парнями!       — Опять начинаешь провоцировать меня?       — Я буду повторять это до тех пор, пока ты не оставишь меня в покое.       — А я не оставлю! — уверенно заявляет Даниэль, смотря Анне в глаза. — И не позволю другому мужику быть с тобой.       — Ты не единственный мужчина на свете. Так что не велика потеря!       — Ах, как же я люблю, когда ты не позволяешь мне получить все и сразу! — Даниэль, положив руки на изгибы талии Анны, притягивает ее поближе к себе. — Только ты забыла, кто я такой. Я – Даниэль Перкинс! Мужчина, который всегда умел ублажать девчонку. Который просто великолепно целуется.       — От твоих поцелуев мне ни холодно, ни горячо.       — В постели ты этого не говорила.       — Теперь будешь кувыркаться в ней со своей любовницей, — Анна резко отталкивает Даниэля от себя, приложив руки к его груди. — И вообще, я сваливаю! Лучше вернусь к ребятам.       — Ты никуда не уйдешь, — хитро улыбается Даниэль. — Пока не скажешь, что простила меня.       — Пошел ты к черту, кобель.       Анна резко разворачивается и хочет уйти хоть куда-нибудь, едва сдерживая огромное желание крепко обнять и страстно поцеловать Даниэля. Но мужчина, давно отключивший разум, мгновенно разворачивается к ней, крепко, но нежно берет ее лицо в руки и жадно впивается в ее мягкие губы, чтобы подарить незабываемый поцелуй, какого у нее еще не было. Девушка пытается что-то сказать и громко мычит, а потом начинает бить его по рукам и груди с целью оттолкнуть от себя. А после нескольких неудачных попыток она полностью расслабляет все тело, безотказно поддавшись волне тепла и любви, что накрывает ее с головой, и в какой-то момент расположив руки на изгибах мужской талии. Перкинс так умело ласкает ее мягкие уста, что мозг полностью отключается, а все обиды уходят на второй план.       Радуясь своей маленькой победе, Даниэль хитро улыбается во время одного из перерывов. Как только Анна отвечает на поцелуй, он вкладывает в него еще больше любви, используя руки, чтобы ласкать ее лицо и голову, и прижимаясь к ней как можно ближе всем телом. Как же сильно нынешние чувства отличаются от тех, что ему пришлось чувствовать, находясь рядом с Бланкой! Ничто не забыто, ничто не изменилось! Это то, чего так сильно не хватало Даниэлю все это время! Возможности поцеловать и обнять Анну. И мужчина наивно верит, что этот страстный, полный любви поцелуй растопит лед в сердце любимой, и старается сделать его незабываемым. Понимая, как же здорово вновь почувствовать ее сладкие уста, погладить женские щеки, кожа на которых нежнее шелка, и вдохнуть запах ее тела, что все больше дурманит его разум.       Впрочем, и сама Анна понимает, что ей жутко не хватало Даниэля. Не хватало прикосновений его теплых, мягких рук и возбуждающих поцелуев, что заставляют ее испытывать учащенное сердцебиение, легкое головокружение и слабость в ногах. После всех издевательств Джулианом происходящее кажется девушке самым настоящим раем. Даниэль – единственный, в чьих руках Анна чувствует себя в полной безопасности и окруженной любовью. Она не может ему противостоять. Хотя и не хочет признать, что готова полностью подчиняться этому человеку. Впрочем, чувства оказываются настолько сильны, что она полностью растворяется в поцелуе, закинув руку вокруг его шеи и притянув поближе к себе, пока тот так нежно гладит лицо и голову любимой, будто это что-то сверхчувствительное и нежное.       Но в какой-то момент Анна вспоминает, как Даниэль поцеловался с Бланкой прямо на ее глазах. Это более-менее отрезвляет ее и заставляет понять, что все происходящее сейчас – полное безумие, которое не должно было начинаться. Она приоткрывает глаза, пока мужчина продолжает мягко оттягивать обе ее губы, и понимает, что по ее щекам медленно текут слезы. От мысли, что этот человек все еще очень многое для нее значит, но она не может хотя бы попробовать его простить. Тем не менее девушка быстро берет в себя в руки и пытается прекратить это безумие, отталкивая мужчину от себя. Правда это оказывается не так просто, ибо Даниэль уверенно покрывает нежными поцелуями один из изгибов ее шеи и место за ухом, пока его руки ласкают изгибы ее талии и уверенно опускаются на ее бедра и ягодицы. А каждая ее попытка вырваться только больше провоцирует его. Но через несколько мгновений Анне все-таки удается оттолкнуть Даниэля от себя сильным ударом в грудь. И пока он только пытается понять, что происходит, девушка со слезами на глазах дает ему сильную пощечину.       Даниэль мгновенно приходит в себя и резко хватается за щеку, которая начинает гореть. После пощечины от Анны… Этой милой девушки, которая никогда не посмела бы ударить мужчину. Ему становится безумно обидно. Он растерян. Чувствует себя еще паршивее прежнего. Как будто на него только что вылили ведро ледяной воды. Все те волшебные минуты мгновенно забываются, а глаза увлажняются из-за слез, которые мужчина пытается сдержать. Перкинс молча стоит как вкопанный, не двигается и широко распахнутыми глазами смотрит в одну точку. Пока Анна начинает горько плакать, пока два противоречивых чувства буквально разрывают ее на части. На несколько секунд в воздухе воцаряется напряженная пауза, нарушаемая лишь всхлипами девушками и учащенным дыханием мужчины. А затем она со злостью во дрожащем голосе отчаянно вскрикивает:       — Предатель! Мерзавец! Сначала целуешься с одной, а потом с другой! Сначала эта чертова шлюха облизывает тебя с головы до ног, а потом ты припираешься ко мне и насильно меня целуешь и лапаешь? Да как у тебя только наглости хватило!       Анна на секунду замолкает и издает пару всхлипов, после которых несколько раз со всей силы лупит Даниэля по рукам.       — Ты предал меня! — отчаянно вскрикивает Анна. — Предал! Ты говорил, что никто, кроме меня, тебе не нужен! Клялся едва ли не в вечной любви! А я, дура, верила тебе! Слепо верила той лжи, которую ты мне говорил!       Анна тихо шмыгает носом и с учащенным дыханием хватается за голову.       — Ты столько времени обманывал меня! Столько времени держал при себе как служанку! Которая принесет все на золотом блюдечке! Уберется в твоем свинарнике! Приготовит завтрак, обед и ужин по расписанию! Да еще и в постели покажет высший класс! Но когда тебе надоело видеть одну и ту же рожу каждый день, ты решил поменять меня! Привел в дом ту жирную шалаву!       Обескураженный Даниэль все еще пытается прийти в себя после крепкой пощечины от любимой девушки и безмолвно качает головой с широко распахнутыми глазами.       — Мразь! — высоким голосом произносит Анна и шмыгает носом. — Ты хоть понимаешь, что я испытала, когда увидела, как ты целовал ту девку? Я чувствовала себя оплеванной! Думала, что я сплю! Не хотела верить, что меня предали! Но это случилось! У тебя был выбор: принять или отказать! Но ты выбрал первое! Да еще и захотел переспать с ней! Ха! И после всего этого ты смеешь приближаться ко мне? Надеяться, что все будет как раньше! Нет уж, козел, этого не будет! Никогда!       — Пожалуйста, Анна, дай мне шанс все исправить… — с грустью во взгляде тихим, охрипшим голосом умоляет Даниэль. — Мне правда очень жаль… Я не хотел, чтобы так получилось…       — Никогда! — резко отрезает Анна. — Я никогда не прощу тебя! И ты прекрасно знал, что я не прощу измену!       — Я виноват… — Даниэль склоняет голову. — Но очень хочу все исправить.       — Сколько бы героических поступков ты ни совершил, я все равно не вернусь к тебе. Ни за что!       — Нет, Анна, не делай этого! — с широко распахнутыми глазами отчаянно умоляет Даниэль. — Прошу, позволь мне все исправить. Не бросай меня… Я люблю тебя!       — Заткнись! — раздраженно вскрикивает Анна. — Довольно! Хватит прикидываться невинной овечкой и пытаться разжалобить меня! Я бы закрыла на все это глаза, если бы та девица сама клеилась к тебе, а ты послал ее. Но ты сделал свой выбор.       — Пожалуйста, милая…       — Ты убил меня! Убил мою любовь! Разрушил мою жизнь! Из-за тебя со мной происходит то, что могло бы присниться мне лишь в ночном кошмаре!       — Если я что-то могу сделать, дай мне знать.       — Я же сказала, что мне ничего от тебя не нужно! Ни-че-го! Катись к черту!       — Я знаю, что виноват. Но клянусь, я этого не хотел!       — Я реально желаю, что потратила на тебя столько времени. Было бы лучше, если бы я все-таки послушала родителей и сделала так, как они считали нужным. Они знали, что ты принесешь мне одни проблемы, и оказались абсолютно правы. Правильно дедушки с бабушками говорили, что старшие лучше знают, что мне было нужно. А я, дура, взбунтовалась и сбежала из дома. Чтобы обслуживать одного подлого кобеля до тех пор, пока он не хочет найти мне замену.       — Можешь называть меня как угодно. Но я прошу тебя, поверь мне. Я и знать не знал ту обманщицу до того дня, когда она сама начала приставать ко мне.       — Ты никогда не будешь прощен, Даниэль! Изменники не заслуживают прощения. Раз изменил в первый раз – значит, изменишь и во второй.       — Нет, Анна, нет… Я больше никогда тебя не предам!       — Раз уж ребята поверили твоим лживым словам, то ради бога. Хотя я надеюсь, они все-таки увидят, что ты – лжец и предатель, который не умеет держать свое слово, притворяется крутым и дерзким и в любой момент может предать. Такой, как ты, и друзей подставит.       — Да, я могу быть подлецом. Но я вовсе не тварь. У меня есть сердце!       — Ты заслуживаешь быть один. И я надеюсь, что однажды у тебя и правда никого не останется. Семьи у тебя и так нет. А я хочу, чтобы у тебя еще и не было друзей.       — Нет, Анна, прошу, не говори так со мной, — с полусухими глазами качает головой Даниэль. — Ты причиняешь мне невыносимую боль.       — Все, этот разговор бессмысленный! — холодно отрезает Анна, приподняв руку. — Между нами все кончено! Раз и навсегда! Больше не бегай за мной и не пытайся рассказать мне всякие сказки про свою любовь. Я никогда не прощу тебя и больше не буду верить твоим пустым словам!       — Нет, Анна, моя любовь к тебе искренняя! Я всегда любил тебя! Больше, чем кого-либо! Ты – лучшее, что происходило со мной в жизни.       — Противно слышать это, думая о том, что язык той жирной уродины был у тебя во рту… — более грубым, низким голосом говорит Анна, пока Даниэль молча качает головой и страдает от собственного бессилия, из-за которого теряет свою любимую.       Анна отводит взгляд в сторону и нервно сглатывает.       — Прощай, Даниэль Перкинс, — более низким голосом говорит Анна. — Отныне ты свободен, и я свободна. Мы – ничто, нас больше нет. Прощай.       Анна быстро разворачивается и уходит как можно дальше, вжав голову в плечи и начав судорожно вытирать слезы с лица. Пока Даниэль отчаянно смотрит ей вслед, немного тяжело дыша и понимая, как его трясет от напряжения. Он еще несколько секунд смотрит в ту сторону, куда она ушла, даже когда девушка скрывается из виду. После чего мужчина прислоняется спиной и затылком к стене, прикрывает полусухие глаза и медленно выдыхает, радуясь, что вокруг никого нет, и ему не придется объяснять, почему он пребывает в таком подавленном состоянии. Боль от того удара, который нанесла ему Анна, намного сильнее той, которую он испытывал во время борьбы с Юджином. Если тогда Даниэль мог стиснуть зубы и собрать себя по кусочкам, то сейчас он не в состоянии перенести столь ужасную пытку и не вскрикнуть во все горло со слезами на глазах.       «Блять, за что мне все это? — уставив свои влажные, широко распахнутые глаза в одну точку, недоумевает Даниэль. — За что? Это уже слишком… Я готов вытерпеть что угодно, но только не расставание с Анной. Я люблю ее! Мне не нужна никакая другая девушка, кроме моей рыжей девочки.»       Даниэль слегка оттягивает воротник футболки с чувством, что ему не хватает воздуха, пока его глаза нервно бегают из стороны в сторону.       «Черт, что мне теперь делать? Я должен все исправить! Моя честность, походу, все только погубила. Анна еще больше разозлилась на меня из-за признания в том, что я чуть не переспал с этой обманщицей. Но и молчать я тоже не мог. Я не хочу ее обманывать. Рано или поздно все всплыло бы наружу.»       Осмотревшись вокруг и убедившись, что здесь никого нет, Даниэль обессиленно сползает вниз по стенке, сгибает ноги в коленях, тихо шмыгнув носом, на пару секунд закрыв лицо руками, запустив пальцы в волосы и сильно оттягивая их.       «Идиот… Безмозглый идиот! Как я мог так облажаться? Блять… Я же чувствовал, что не должен делать это… Сердце подсказывало, что не это не то, что мне нужно было… Оно… Оно всегда говорило, что мне нужна Анна. Именно при ее упоминании или мысли о ней я чувствовал что-то особенное. Но я не прислушивался к своим ощущениям.»       Даниэль сильно оттягивает свои волосы.       «Проклятая Бланка! Чтоб она сквозь землю провалилась! Я не знаю, что сделаю с этой мерзавкой, если встречу ее. Из-за нее. Это из-за нее я, блять, с трудом оправдался перед друзьями и могу потерять любимую девушку. А-р-р! Клянусь, если она снова объявится, я сдам ее полиции! Эта толстозадая сучка заплатит мне за все… Раздавлю как горошину!»       Даниэль крепко сжимает руки в кулак, пару раз хлопает себя рукой по лбу и резко бросает взгляд куда-то в сторону.       «Черт, как же хочется удавиться… — мысленно вздыхает Даниэль. — Но… Я обещал Кэсс быть сильным. Мне никак нельзя сдаваться… Хотя бы ради моей маленькой сестренки. Она – мой единственный родной человек. Даже если я чувствую себя паршиво, это не должно заставить меня отдалиться от друзей. От тех, кого я начал ценить еще больше после того, как едва не потерял их.»       Даниэль медленно проводит руками по лицу, согнув ноги в коленях и прислонившись спиной к холодной стене, шмыгает носом, на секунду зажимает его и чешет указательным пальцем.       «Нет, пока что не буду говорить им о том, что сейчас произошло. Не готов я. Скажу как-нибудь потом, когда чуть-чуть успокоюсь… Мне будет тяжело делать вид, что ничего не происходит. Но я должен. Не хочу быть нытиком и жаловаться на то, как у меня все плохо. Тем более, я сам во всем виноват…»       Умом Даниэль прекрасно понимает, что расставание – не конец света, и знает, что люди расстаются с любимыми по несколько раз, но от этого еще никто не умер. Но мужчина сомневается, что сможет когда-нибудь забыть Анну, ибо она – первая девушка, которую он полюбил по-настоящему сильно. Которая заставила его посмотреть на многое другими глазами и понять, что она – тот идеал, который он где-то подсознательно искал всю жизнь.       

***

      Ракель, Эдвард, Наталия, Хелен и Питер начинают задаваться вопросом, куда же ушла Анна и почему до сих не вернулась. Ведь после того, как девушка заявила Даниэлю, что бросает его, то она не вернулась к остальным и не предупредила никого о своем уходе, даже если захотела вернуться домой или прогуляться где-то в городе.       — Странно… — слегка хмурится Наталия, вместе с Хелен сидя на стульях напротив койки Терренса. — Прошло уже столько времени, а Анна до сих пор не вернулась…       — Кстати, да, — соглашается Ракель, все еще сидя рядом с Терренсом и мягко гладя его по руке. — Ее до сих пор нет.       — Заметьте, что и Даниэль не спешит приходить, — уверенно отмечает Хелен.       — Может, они не хотят идти сюда из-за того, что им придется быть здесь вместе? — предполагает Питер, стоя рядом с тумбочкой со скрещенными на груди руками. — Анна бы не пришла, зная, что здесь будет Даниэль. И он чувствует себя неловко, когда она рядом.       — Возможно, — задумчиво произносит Эдвард, стоя возле окна, облокачиваясь на подоконник руками и наблюдая за тем, как люди заходят в здание больницы и покидают его по одиночке или группами. — Но если не вернутся в ближайшее время, можно пройтись по больнице.       — Думаю, ребята просто оттягивают момент и думают, что каждый из них находится здесь, — предполагает Ракель. — Поэтому никто и не спешит возвращаться.       — Но так они могут делать бесконечно, — разводит руками Хелен. — Рано или поздно им придется заговорить и выяснить отношения. Если Анна решила, что она порвала с Даниэлем, это не значит, что он расстался с ней. Такие решения должны приниматься вместе.       — Боюсь, это ни к чему не приведет, — резко выдыхает Эдвард. — Даже если Даниэль совершит героический поступок ради нее, это не значит, что сердце Анны растает. Он изменил ей. Подобное очень тяжело простить. А порой невозможно.       — А если он поможет ей спастись от того насильника, может, она все-таки оценит это? — с грустью во взгляде задается вопросом Наталия. — Даниэль – единственный, кто сейчас может защитить ее.       — Есть, конечно, шанс. Но он невелик.       — Да, но позволит ли ее отец сделать это? — задается вопросом Питер. — Держу пари, он сейчас ужасно зол на Даниэля. Ибо этот парень обещал сделать Анну счастливой, но в итоге изменил ей.       — Но он-то не ослеплен гневом, как его дочка, — отмечает Хелен. — А значит, этот человек способен думать трезво. Если отец Анны знает про Бланку, он должен понимать, что Даниэль сделал это тогда, когда не помнил его дочь.       — Да, эта Бланка натворила делов… — резко выдыхает Наталия. — И с девушкой поссорила, и за нос его водила, и против друзей настроила… Молодец девчонка!       — Да уж, почуяла, что на горизонте маячит молодой парень с деньгами и шикарным домом, и решила взять его в оборот, — тихо усмехается Питер. — И плевать она хотела, что у этого парня уже была девушка, с которой он был очень счастлив.       — Верно, — с грустью во взгляде соглашается Ракель. — Мы все видели, что Даниэль очень трепетно относился к Анне и заботился о ней. Такие чувства невозможно так здорово разыграть. Какая тут может измена! Вы что, ребята!       — Только Даниэль в любом случае сам во всем виноват, — уверенно добавляет Эдвард и разворачивается ко всем лицом, продолжая стоять у окна. — Он мог оттолкнуть эту иностранку и дать ей понять, что не интересуется ею. Этот чувак сам сказал, что сердце чувствовало, будто Бланка – не его девушка, а от упоминания Анны замирало.       — Да уж… — задумчиво говорит Питер и расставляет руки в бока. — Получается довольно интересно: мозг не признавал любимую девушку, хотя и давал сигнал, что она красивая и особенная. В то же время сердце по-прежнему помнило все эти чувства и пыталось направить Даниэля на правильный путь. Однако он не прислушивался к этим чувствам и предпочитал слепо верить обманщице.       — Не могу поспорить, — кивает Хелен и заправляет прядь волос за ухо. — Даниэль думал пустой головой. Не только в случае с Сеймур, но и в случае со всеми нами.       — А если бы наш уважаемый друг хотя бы немного прислушивался к сердцу, то мог бы избежать многих проблем, — уверенно заключает Наталия. — И бедняжка Анна сейчас бы не страдала по вине того негодяя.       — Кстати, а когда мы и попросим у Даниэля домашний адрес отца или матери Анны? — спрашивает Ракель.       — Мне кажется, Анна уже рассказала своему отцу, что наш приятель все вспомнил, — задумчиво говорит Эдвард и скрещивает руки на груди. — А это значит, что Даниэля скоро ожидает очень неприятный разговор.       — Да уж, этому парню предстоит многое объяснить, — качает головой Питер. — В любом случае нам лучше поскорее рассказать ему о том ублюдке.       — Ладно, ребята, позже решим, — переведя взгляд в сторону двери, устало вздыхает Хелен. — Кажется, наш блудник идет сюда. Я вижу его в окне палаты.       Все остальные тут же смолкают, а через пару секунд в палату спокойно заходит Даниэль. Хоть он и сохраняет каменное лицо, как будто ничего не случилось, его выдают красные, слегка опухшие глаза, полные боли и печали.       — Ничего не изменилось? — закрывая дверь, спокойно спрашивает Даниэль.       — Нет, по-прежнему, — пожимает плечами Эдвард. — А что с Кэссиди?       — Лучше, чем пару дней назад. Хотя ей предстоит долгое лечение от наркозависимости и работа с психологами.       — Я рад, что она не погибла, — спокойно говорит Питер и тихо выдыхает. — Хоть одна хорошая новость.       — И радует, что Кэсс решительно настроена на лечение.       — Дай бог, так и будет, — бросает легкую улыбку Хелен.       В воздухе на пару секунд воцаряется пауза, после которой Даниэль скрещивает руки на груди и медленным шагом проходит дальше в палату.       — Ты все это время был у сестры? — неуверенно спрашивает Ракель.       — Не совсем… — задумчиво отвечает Даниэль. — У сестры я был где-то минут тридцать-сорок… Ну а потом я… Пошел поговорить с ее врачом, который порекомендовал мне одно местечко, где могут помочь Кэссиди.       — Наркологическую клинику? — уточняет Хелен.       — Да, но врач сказал, что там еще и психологи есть. А моей сестре он очень нужен. Бедняжка до сих пор не может прийти в себя после того, что с ней делал Уэйнрайт.       — А клиника-то хорошая? — интересуется Эдвард.       — Вроде бы отзывы у клиники очень хорошие. Хотя врач сразу предупредил, что лечение будет очень дорогое. Я еще не знаю, насколько, но меня это не волнует. Я заплачу столько, сколько с меня потребуют.       — Главное, чтобы там помогли этой девочке, — тихо говорит Наталия. — Ее жизнь только начинается… Было бы ужасно несправедливо, если бы она погибла по вине наркотиков. По вине ужасного человека.       — Да… — Даниэль окидывает всех грустным взглядом. — Мне есть что вам сказать… Хотя не знаю, в курсе ли вы…       — Ну говори, — дает добро Питер.       — Э-э-э… — Даниэль на секунду отводит взгляд в сторону. — Вы знайте, что… Уэйнрайт мертв?       Все округляют глаза и удивленно переглядываются друг с другом.       — Что? — не верит своим ушам Наталия.       — Уэйнрайт умер? — уточняет Эдвард.       — Да, — кивает Даниэль. — Только что узнал об этом от мистера Джонсона.       — Это связано с тем падением? — слегка хмурится Питер.       — И с этим, и с огромной дозой наркотиков. Падение повлекло за собой множество переломов, некоторые из которых несовместимы с жизнью. А в крови была обнаружена огромная доза наркотиков. Которые он, как оказалось, здорово смешивал. То есть принимал не что-то одно, а все сразу.       — Ничего себе… — задумчиво произносит Ракель.       — Это мистер Джонсон сказал? — уточняет Эдвард.       — Да, он, — подтверждает Даниэль и расставляет руки в бока. — Я встретил его по пути в кафетерий. Мы пошли вместе и поговорили немного. Вот он мне и рассказал.       — А давно он умер? — интересуется Хелен.       — Буквально пару часов назад. Врачи сообщили ему об этом, и он тут же приехал сюда со своими напарниками.       — Вот как… — задумчиво произносит Питер.       — Кстати, я сам видел, как тело мертвого Уэйнрайта увозили врачи. Мистер Джонсон отправился с ними после того, как мы покинули кафетерий и увидели их.       В палате на несколько секунд воцаряется пауза, во время которой каждый пытается поверить, что Юджина Уэйнрайта больше нет, испытывая какое-никакое облегчение. А в какой-то момент Наталия медленно встает со стула, подходит к одному из окон в палате и с грустью во взгляде смотрит в него со скрещенными на груди руками.       — Значит… — тихо произносит Наталия. — Все кончено?       — Да, Наталия, — подтверждает Даниэль. — Этот ублюдок будет гореть в аду.       — Знаю, мертвых не судят, но Уэйнрайт сам себя загнал в могилу, — уверенно отвечает Питер. — И мне его не жаль.       — В любом случае он поплатился за то, что причинил вред стольким людям, — уверенно добавляет Хелен. — И я рада, что все так сложилось. По крайней мере, этот тип больше не будет угрожать никому из нас.       — Одной гнидой меньше… — низким голосом хмуро произносит Эдвард. — Еще бы и этого старого хрыча Майкла прихватил с собой.       — Не могу не согласиться… — тихо, задумчиво говорит Наталия. — Однако все связанные с ним воспоминания невозможно забыть. Сколько бы времени ни прошло, я никогда не забуду всего, что он со мной сделал… Меня всегда будет бросать в дрожь.       Наталия тяжело вздыхает с прикрытыми глазами и слегка вздрагивает, вспоминая обо всем, что ей пришлось вытерпеть по вине Юджина, и чувствуя, как в какой-то момент по ее щекам скатываются слезинки. Пока все с грустью во взгляде наблюдают за ней, Эдвард уверенно подходит к девушке и со спины обнимает ее крепко, но нежно, сплетает руки у нее на груди и прижимает поближе к себе.       — Все хорошо, милая, — мягко произносит Эдвард и мило целует Наталию в висок. — Теперь ты в безопасности.       — Да, я знаю… — без эмоций отвечает Наталия, продолжая смотреть в окно. — Просто воспоминания слишком свежи… Меня до сих пор трясет каждый раз, когда я вспоминаю о том, что этот тип делал со мной. И что не успел сделать.       — Все хорошо, девочка моя… Иди ко мне…       Эдвард разворачивает Наталию к себе лицо и крепко обнимает ее обеими руками, поцеловав в макушку и погладив по голове, пока та медленно водит дрожащими руками по его спине и с тихими всхлипами утыкается носом в его плечо.       — Теперь все кончено, Наталия, — с грустью во взгляде говорит Даниэль. — Этот тип уже ничего тебе не сделает.       — Можешь не бояться, что он выпрыгнет откуда-нибудь из кустов, — уверенно отмечает Хелен.       — И радуйся, что тебе повезло намного больше, чем Кэссиди. Что у тебя был Эдвард, который защитил тебя.       — Даниэль прав, Наталия, — спокойно соглашается Питер. — Если бы не Эдвард, с тобой могло произойти что угодно. А Уэйнрайт наконец-то заплатил за все, что сделал с тобой и Кэссиди.       — Я знаю, ребята… — издает тихий всхлип Наталия и шмыгает носом, пока Эдвард продолжает прижимать ее к себе и нежно гладит по щеке. — Знаю…       — Я рад, что все закончилось именно его смертью, — уверенно признается Эдвард и гладит Наталию по голове. — Это то, что я могу назвать справедливостью. Хотя признаюсь честно, я не думал, что он умрет, когда порой желал ему сдохнуть.       — Все будет справедливо, когда Терренс придет в себя, — тихо отвечает Ракель и мягко гладит Терренса по щеке, с грустью во взгляде смотря на него. — Только тогда я скажу, что все точно закончилось так, как должно было…       — Он скоро придет в себя, — выражает уверенность Хелен. — Раз уж сестренка Даниэля жива после всего того, что ей пришлось пережить, то и Терренс будет жить.       Ракель ничего не говорит и просто кивает, все также продолжая гладить Терренса по щеке и держать его за руку свободной рукой. А через несколько секунд дверь открывается, и в палату заходят встревоженные Алисия с Фредериком.       — Ракель? — взволнованно произносит Фредерик.       Ракель резко оборачивается и широко распахивает глаза, с жалостью смотря на Фредерика и Алисию.       — Дедушка Фредерик! Тетя Алисия! — дрожащим голосом произносит Ракель.       Ракель впервые за последние пару часов встает с койки, подходит к Фредерику с Алисией и со слезами на глазах обнимает их, пока те мило целуют ее в щеку.       — Я уже знаю про Терренса, милая, — с грустью во взгляде говорит Фредерик, погладив Ракель по щеке. — Твоя тетя все мне рассказала.       — Спасибо… — дрожащим голосом благодарит Ракель. — Спасибо, что приехал.       — Привет, ребята, — дружелюбно здоровается Алисия.       — Привет, — произносит Фредерик. — Рад видеть всех.       — Здравствуйте… — в разное время говорят Наталия, Эдвард, Хелен, Даниэль и Питер и приветствуют Фредерика и Алисию дружескими объятиями, рукопожатием или поцелуем в щеку.       — Простите, что смог приехать только сейчас. Я хотел приехать вчера, но у меня была работа.       — Ничего страшного, — спокойно произносит Ракель.       — Можете ничего не рассказывать, ибо я все уже знаю. Искренне сожалею о случившемся. — Фредерик бросает короткий взгляд на Эдварда, Даниэля и Питера. — И рад, что вы живы и здоровы, парни.       — Спасибо большое, мистер Кэмерон, — вежливо, с грустью во взгляде благодарит Эдвард. — И спасибо, что приехали. Ракель сейчас очень нужна ваша поддержка.       — Поэтому я и здесь. Кроме того, Терренс для меня как сын. Я не мог остаться в стороне, когда узнал, что с ним случилось. — Фредерик бросает короткий взгляд на бессознательного Терренса. — Господи Иисусе… Какой он бледный… Бедный парень.       — По крайней мере, у него спала температура, — отмечает Наталия и аккуратно вытирает слезы под глазами. — А до этого два дня был горячий…       — Значит, его состояние улучшается.       — Да, но он еще не пришел в себя, — разводит руками Эдвард.       — Придет, не переживайте. А тебе, Эдвард, не надо винить себя в произошедшем. Во-первых, ты сделал все, что мог. А во-вторых, ты не заставлял Терренса пойти на это.       — Мне немного лучше лишь потому, что врачи дают надежду на лучшее.       — Радуйся, что он вообще живой. Ведь все могло быть гораздо хуже.       — Это верно, мистер Кэмерон, — уверенно соглашается Питер. — Ведь именно благодаря Эдварду и его быстрой реакции Терренс сейчас живой.       — Да-да, я уже все знаю, — с грустью во взгляде кивает Фредерик. — И сразу скажу вам, что я никого ни в чем не виню. И искренне рад, что все закончилось хорошо, по крайней мере, для вас троих.       — Я скажу, что все закончилось лишь в том случае, если Терренс придет в себя, — с грустью во взгляде говорит Ракель.       — С ним все будет хорошо, дорогая, — мягко погладив Ракель по плечу, успокаивает Алисия. — Господь все видит, Справедливость обязательно восторжествует.       — Это вы верно отметили, — уверенно соглашается Даниэль. — Враг получил то, что заслужил.       — Ты это о чем?       — Юджин Уэйнрайт умер. Мы только что узнали об этом.       — Что? Этот тип умер?       — Два часа назад. От несовместимых с жизнью травм и огромной дозы наркотиков в крови.       — А откуда ты знаешь это? — удивляется Фредерик.       — Мистер Джонсон сказал, — спокойно говорит Даниэль. — А еще я сам видел, как мертвого Уэйнрайта увозили врачи. С ними было несколько сотрудников полиции.       — Господи Иисусе… — с ужасом в глазах прикрывает рот рукой Алисия.       — Значит, поплатился гад за свои делишки… — задумчиво произносит Фредерик.       — Это справедливо, — тихо говорит Хелен. — Да, мертвых не судят и не говорят о них плохо, но Уэйнрайт заслужил такой конец.       — Уэйнрайт сам себя наказал, — уверенно отвечает Фредерик. — Смерть – справедливый конец истории этого типа.       — По крайней мере, больше ни одна девушка не пострадает от его грязных лап, — отмечает Эдвард, скрестив руки на груди.       — И теперь можно гулять по улицам, не оглядываясь по сторонам, — задумчиво говорит Наталия. — Без страха, что Уэйнрайт может быть рядом…       — Нет, Наталия, больше ты его не встретишь, — уверяет Фредерик. — Так же, как и твои подружки.       — И отныне ты можешь полностью забыть о том, что с тобой произошло, — уверенно добавляет Алисия. — Это ужасно, не отрицаю, но надо оставлять эти вещи в прошлом.       — Легко сказать – трудно сделать, — тяжело вздыхает Наталия. — Но я попробую.       — Не попробуешь, а забудешь, — приобняв Наталию за плечи, уверенно говорит Эдвард. — Я лично позабочусь об этом.       Наталия ничего не говорит, хотя слегка улыбается и кладет голову Эдварду на плечо. В воздухе на несколько секунд наступает тишина, во время которой Фредерик и Алисия получше присматривается к Ракель, пока она жмется к ним с надеждой, что они ее утешат.       — Ох, Ракель… — с ужасом в глазах качает головой Фредерик и берет Ракель за руку. — Какая же ты измученная… Что ты с собой делаешь, девочка моя?       — Да, милая, твой дедушка прав, — добавляет Алисия и мягко гладит Ракель по щеке. — Нельзя же так сильно изводить себя. Вдруг ты не дай бог заболеешь!       — Она уже второй день ночует в палате Терренса, — с грустью во взгляде признается Эдвард.       — Что? — ужасается Фредерик. — Ночует в палате?       — Мы пытались уговорить ее вернуться домой, но она отказывается.       — Это правда, мистер Кэмерон… — с грустью во взгляде подтверждает Наталия, крепко сцепив пальцы рук. — Никакие уговоры не работают. Ракель отказывается покидать палату до тех пор, пока Терренс не придет в себя.       Алисия и Фредерик качают головой и с ужасом во взгляде смотрят на бледную Ракель.       — Ракель, да как же так! — приобняв Ракель за плечи, недоумевает Фредерик. — Это неправильно! Мы понимаем, что ты переживаешь за Терренса, но должны же быть какие-то границы разумного.       — Я должна быть с ним, дедушка, — тихим, дрожащим голосом отвечает Ракель. — Не могу бросить его! Терренс столько раз жертвовал ради меня и заботился обо мне. Так что я тоже должна заботиться о нем и быть рядом с ним. Это мой долг… Я знаю, что нужна ему в такой тяжелый момент.       — Милая, это, конечно, очень похвально, — с грустью во взгляде качает головой Алисия. — Но ради бога, подумай немного и о себе.       — Терренсу не понравится, что ты так изводишь себя, — уверенно добавляет Фредерик.       — Мы говорим ей то же самое, мистер Кэмерон, — с грустью во взгляде уверенно говорит Питер. — Но Ракель все равно хочет быть с Терренсом до тех пор, пока он не придет в себя.       — И самое грустное то, что мы не знаем, когда это случится, — тихо добавляет Наталия. — Может, сейчас… Может, завтра… Может, гораздо позже…       — Обещаю, как только он даст нам понять, что живой, то я поеду домой, — с жалостью во взгляде обещает Ракель.       — Ты поедешь домой сегодня же, Ракель, — строго говорит Фредерик. — Мы с твоей тетей сами отвезем тебя домой. И будем ночевать с тобой, если оно понадобится. А в крайнем случае будешь жить в моей квартире.       — Нет, дедушка, я никуда не пойду! — отчаянно возражает Ракель.       — Сначала приведешь себя в порядок, поешь нормально и отдохнешь как следует, а потом будешь сидеть с Терренсом, — уверенно отвечает Алисия.       — Пожалуйста, тетя…       — Прости, Ракель, но они правы, — уверенно говорит Эдвард. — Не дай бог ты окажешься в больнице! Мы все точно сойдем с ума от переживаний!       — Я не могу бросить своего жениха, не могу!       — Если ты не думаешь о нас и себе, то хотя бы пожалей Терренса. Вдруг переживания за тебя усложнят и замедлят его выздоровление?       — Я нужна ему, поймите это… — со слезами на глазах отчаянно отвечает Ракель.       — Значит так, дорогая моя Ракель… — начинает строго говорить Алисия. — Домой ты поедешь сегодня же вечером. Твои друзья тоже ужасно переживают за Терренса, однако они и о своем здоровье не забывают. Так же, как и его родители. А мистер МакКлайф еще и на работу ездит. Так что, моя милая племянница, будь добра слушаться нас с мистером Кэмероном и делать то, что мы говорим.       — Нет, прошу вас! — издает громкий всхлип Ракель. — Позвольте мне остаться с Терренсом!       — Ты хочешь, чтобы мы и за тебя переживали? Чтобы твоего деда удар хватил? Хочешь свести нас всех с ума?       — Пожалуйста, тетушка… Я и так чувствую себя виноватой из-за того, что уделяю ему недостаточно внимания.       — Господи, Ракель, какая же ты упрямая… — устало стонет Алисия. — Уж твоя мать была той еще ослицей, но ты уже давно превзошла ее…       — Вспомните себя, когда вы сидели со своим мужем, когда он умирал от рака. Вы сами сказали, что проводили с ним все свое время.       — Верно, я была рядом с Домиником. Но даже в этом случае я уходила домой, чтобы поесть, поспать, помыться и переодеться.       — Я пойду домой, обещаю. Только дождусь, когда Терренс придет в себя…       — Так все! — резко отрезает Фредерик. — Мы с Алисией все сказали! Ты поедешь с нами! Поживешь в моей квартире до тех пор, пока Терренса не выпишут. Вон за Амандой будешь присматривать, пока я работаю, а твоя тетя занимается поисками жилья.       — Но…       — Все, я сказал! Не вздумай мне дерзить!       — Ладно, ребята, давайте немного прогуляемся по больнице, — спокойно говорит Алисия. — Тем более, что нам с мистером Кэмероном хотелось бы поговорить кое о чем.       — Да, вернемся сюда через полчаса, — уверенно добавляет Фредерик. — А потом мы с Алисией заберем ее.       Все молча кивают и медленным шагом покидают палату Терренса. После чего то же самое делают и Фредерик с Алисией, перед этим уверенно посмотрев на Ракель, которая провожает всех слезливым взглядом и тихо шмыгает носом.       — О, боже мой, да чего же она довела себя… — тяжело вздыхает Алисия, вместе со всеми идя по прямому, широкому коридору.       — Мы знаем, миссис Миддлтон, — с грустью во взгляде кивает Питер. — Но, к сожалению, Ракель не слушает нас.       — Ничего, мы с Алисией сами займемся ею, пока Терренс в больнице, — уверенно обещает Фредерик.       — Спасибо большое, мистер Кэмерон, — благодарит Хелен. — Уверена, что вы найдете к ней подход.       — Несомненно, Хелен, не переживай. И мы заставим ее объяснить, почему она уже долгое время такая странная.       — Значит, вы уже знайте, что она странно ведет себя еще со времен суда над Майклом МакКлайфом? — с грустью во взгляде спрашивает Наталия.       — Это все знают, Наталия, — уверенно говорит Алисия. — Мы все видели, что она была неспокойна. Просто не обращали внимания. Забили тревогу только тогда, когда Ракель не стало лучше даже после суда.       — Слушайте, миссис Миддлтон, мистер Кэмерон, а Ракель ничего вам не рассказывала? — интересуется Хелен. — Вдруг вы что-то знайте?       — Нет, она ничего нам не говорила, — качает головой Фредерик. — А один раз Терренс пришел ко мне домой и умолял дать какой-то совет. Но, к сожалению, я не знал, как ему помочь…       — Ну и дела… — качает головой Питер.       — Жалко мне этого парня. Терренс в отчаянии и изо всех сил держится, чтобы не сойти с ума и не послать мою внучку.       — Мне кажется, Ракель это понимает, раз говорит, что виновата перед Терренсом, — уверено предполагает Даниэль. — Не исключено, есть что-то такое, о чем она боится говорить. Что-то, что приведет его в ярость.       — Но что же такого она сделала? — разводит руками Фредерик.       — Не думаю, что дело в ее чувствах к нему… — предполагает Наталия. — Мы все видим, как сильно Ракель любит Терренса.       — Нет-нет, это исключено! Дело в чем-то другом… Но определенно связанное с ним…       — Кстати, девочки, а Ракель не говорила с вами о чем-то, что показалось вам подозрительным? — хмурится Алисия.       — Нет, ничего такого, — пожимает плечами Наталия.       — Может, она призналась в каких-то желаниях? Может, говорила о ребенке?       — Вы думайте, дело в этом?       — Но ведь Терренс очень хочет стать отцом, — добавляет Питер. — Он часто об этом говорит.       — Ну а Ракель абсолютно здорова и может выносить и родить много малышей, — уверяет Фредерик. — У нее нет никаких заболеваний.       — Я боюсь, что она может быть против ребенка, — выражает опасение Алисия. — Нам она говорит, что хочет, но сама даже не думает об этом. Вдруг Терренс мечтает жениться на ней и стать отцом, но Ракель боится признаться, что она не разделяет его мечту?       — Честно говоря, я никогда не замечал особого блеска в ее глазах, когда разговор шел о детях. Да, Ракель проявляла интерес к девочке, которую вы хотели взять из приюта, но не очень-то стремилась сию минуту познакомиться с ней. Нет у нее такого трепетного отношения к детям, как у вас.       — И меня это пугает. Я не хочу, чтобы она упустила время и не родила хотя бы одного ребенка. Вот я до сих пор жалею, что впустую потратила лучшие годы своей жизни и не выполнила свою предназначение.       — По крайней мере, она никогда не выражала ненависть к детям, — отмечает Хелен. — Хотя Ракель действительно не млеет перед каждым младенцем.       — Да ладно, может, мы все себе придумываем! — восклицает Даниэль. — Может, Ракель любит детей, а ее проблема заключается в чем-то другом.       — Но в чем? — с грустью во взгляде разводит руками Наталия. — Чего ей не хватает для счастья? Построила блестящую карьеру, окружена любовью поклонников, вот-вот выйдет замуж за чудесного мужчину…       — Рано или поздно она во всем признается, — уверенно отвечает Алисия. — Не Терренсу, так нам.       А пока все гадают, что же происходит с Ракель, Эдвард немного отстает и размышляет о секрете невесты своего брата, который как раз связан с ребенком.       «Черт, я не должен случайно проболтаться мистеру Кэмерону и Алисии о том, что знаю секрет Ракель, — со скрещенными на груди руками думает Эдвард. — Я не могу предать ее, даже если очень хочу рассказать все хотя бы своему брату. Но мне не стоит вмешиваться и усугублять ситуацию. Терренс еще больше разозлится, если о гибели своего ребенка он узнает через кого-то.»       Эдвард переводит взгляд на остальных и нервно сглатывает.       «Ох, как же я хочу, чтобы Терренс поскорее покинул больницу и узнал про ребенка… Я хочу, чтобы эта история закончилась. И искренне надеюсь, что мой брат все-таки поймет и простит Ракель. Ведь она не виновата в том, что забеременела в такое неудачное время.»       Эдвард нервно сглатывает, почувствовав, как его сердце неприятно сжимается от воспоминаний о том, как Ракель рассказывала ему про свой выкидыш. От попытки представить себе, как бы он чувствовал себя, если слышал что-то подобное от Наталии. В какой-то момент его друзья в разное время оборачиваются назад и видят, что Эдвард плетется сзади и думает о чем-то своем.       — О, Эдвард опять тонет в море своих грехов, — тяжело вздыхает Хелен.       — Эй, Эдвард! — восклицает Питер, помахав рукой перед лицом Эдварда. — Эдвард… Просыпайся! Хватит уходить в себя!       — Э-э-э, что прости? — неуверенно произносит Эдвард после того, как слегка вздрагивает.       — Оставайся там, где ты есть! — уверенно отвечает Даниэль. — Что за дурацкая привычка уходить в себя каждый раз, когда что-то происходит!       — Вот такой я, — с легкой улыбкой пожимает плечами Эдвард, решив активно поддерживать эту тему. — Задумчивый.       — Не надо уходить в себя, Эдвард, — уверенно говорит Фредерик. — А иначе ты тоже начнешь сходить с ума. Разговаривай с нами, отвлекайся…       — Э-э-э… — Эдвард проводит руками по своему лицу. — Не буду же я все время ныть. Мужик же не ноет. Он… Переживает все в себе.       — Это неправильно, Эдвард, — советует Алисия. — Не надо молчать. Нам всем сейчас тяжело. И мы должны разговаривать друг с другом, чтобы сохранить здравый ум.       — Думаю, мне лучше помолчать. Ибо в последние два дня я слишком много ною.       — Господи, парень, да не переживай ты так, — мягко говорит Фредерик, похлопав Эдварда по плечу. — Расслабься. Потихоньку все наладится.       — Путь к счастливой и спокойной жизни всегда лежит через трудности и неудачи, — отмечает Алисия. — Взлеты и падения – неотъемлемая часть нашей жизни, от которых нам никуда не деться.       — Я знаю… — тихо произносит Эдвард и уставляет пустой взгляд в одну точку.       Раздумывая над ситуацией, Эдвард не замечает, как к нему подходит Наталия и крепко обнимает, обвив руку вокруг его талии и прижавшись поближе к мужчине.       — Ну перестань, любимый, — мягко произносит Наталия и убирает некоторые пряди волос Эдварда со лба. — Все будет хорошо.       — Я пытаюсь… — задумчиво отвечает Эдвард.       — Слушай, мы, конечно, знаем, что ты у нас сентиментальный парень, но чтобы настолько…       — Дело не в этом… Просто пытаюсь представить, что может случиться в будущем…       — Перестань, Эдвард, расслабься. — Наталия мило целует Эдварда в щеку. — Ты слишком напряженный.       — Так, мужик, харе думать о плохом, — похлопав Эдварда по плечу, уверенно говорит Питер. — Давай лучше сходим в кафетерий и выпьем воды.       — Да, посидим там, пока Ракель находится с Терренсом, — задумчиво соглашается Даниэль. — А то я так и не дошел до продавца, чтобы купить воды.       Эдвард ничего не говорит и бросает несколько фальшивую улыбку, несколько нервничая из-за того, что может случиться, когда Ракель все-таки решится рассказать Терренсу горькую правду о ребенке, которому не было суждено сделать их счастливыми.       

***

      Тем временем Ракель продолжает сидеть рядом с Терренсом словно верная собака. Девушка понимает, что жутко устала и хочет немного отдохнуть, но она буквально заставляет себя забыть о любом недомогании и считает своим долгом оставаться рядом с любимым человеком, несмотря ни на что. Она не перестает жалостливо смотреть на своего жениха в надежде, что что-то изменится, и иногда бросает взгляд на некоторые аппараты, которые сообщают о его состоянии.       — Прости меня, Терренс… — нежно поглаживая Терренса по щеке обеими руками, дрожащим голосом извиняется Ракель. — Все это время ты жертвовал собой, чтобы сделать мою жизнь лучше. Я знаю, как тебе было тяжело… Как сильно ты переживал за меня… Был в отчаянии и не знал, что делать. Делал все возможное, чтобы помочь мне… Но… Я так и не смогла почувствовать себя лучше. Однако дело вовсе не в тебе, а во мне… В том, что я сделала… За что мне стыдно…       Ракель обеими руками берет Терренса за руку и мягко гладит ее, в какой-то момент тяжело вздохнув.       — Я сама во всем виновата… — тихо говорит Ракель и шмыгает носом. — Потому что не рассказала тебе про выкидыш. Знаю, я должна была сделать это уже очень давно… Но я струсила и не смогла рассказать о нашем ребенке… О чем сильно жалею уже несколько месяцев… И я понимаю, что могу все усугубить, если расскажу все сейчас.       Ракель со слезами на глазах качает головой.       — Даже вся моя забота и вся моя любовь к тебе не смогут загладить вину. Ничто не способно оправдать мой поступок… И если я потеряю тебя после того, как во всем признаюсь, это будет моим наказанием… Да, я не переживу расставание с тобой, но понимаю, что это будет заслуженно. После того как заставляла тебя жертвовать своим временем, которое ты мог провести иначе, на меня… После того как я говорила, что со мной все хорошо, скрывала горькую правду и не была идеальной возлюбленной…       Ракель замолкает на пару секунд, тихо шмыгает носом, с мокрым взглядом тыльной стороной руки нежно проводит по щеке Терренса и запускает пальцы в его волосы.       — Если ты разозлишься на меня и бросишь, то это будет твое решение, — низким голосом говорит Ракель. — Справедливое решение. Ты можешь бросить меня, если не захочешь остаться. Ничего, я как-нибудь переживу. Но я умоляю тебя об одном… Всего лишь об одном…       Ракель издает громкий всхлип, прикладывает руку Терренса к своему сердцу, склоняет голову и на пару секунд прикрывает глаза.       — Не умирай… И живи… Пожалуйста, Терренс… Не умирай… Я хочу, чтобы ты жил! Ради бога… Ты нужен мне… Я не могу без тебя… Правда, милый… Я чувствую себя ужасно плохо, пока тебя нет рядом… Мне одиноко… И грустно… От того, что нет никого, кто мог бы позаботиться обо мне. Никто не сделает это лучше тебя, любимый. Никто. Без тебя я чувствую себя маленькой беззащитной девочкой. Без тебя я слабею и теряю себя. Не чувствую себя сильной и храброй. А все потому, что рядом со мной нет любимого, надежного мужчины.       Пару-тройку секунд посмотрев на Терренса своими мокрыми, красными и опухшими глазами, Ракель перемещает руку мужчины на свою щеку и мягко гладит ее.       — Ты всегда говорил, что живешь ради меня… Так вот я живу ради тебя. Я… Никогда не думала, что могу так сильно любить. Но я люблю. Всем сердцем. И теперь не представляю рядом с собой никого другого. Ты мне нужен, Терренс! Мне нужно все, что ты можешь мне дать. Прошу, услышь меня! Вернись ко мне! Я не хочу тебя потерять!       Если раньше Ракель еще как-то пыталась сдерживать свои эмоции, то сейчас она начинает плакать гораздо сильнее, с некой мольбой смотря на Терренса, на лицо которого в какой-то момент попадает слеза.       — Пожалуйста, Терренс, пожалуйста… — дрожащим голосом шепчет Ракель и тихо шмыгает носом. — Умоляю…       Ракель издает всхлип и прижимается поближе к Терренсу, положив голову ему на грудь, уткнувшись в нее носом, приложив руки к его сердцу и почувствовав довольно слабые удары.       — Не оставляй меня совсем одну… — отчаянно умоляет Ракель. — Пожалуйста… Пожалуйста…       Ракель окончательно замолкает и продолжает заливаться горькими слезами, понимая, как сильно ее трясет от напряжения во всем теле, и крепко сжимая в руках больничную рубашку Терренса. Не трудно заметить, что и без того худая от природы девушка еще немного похудела, а ее кожа стала намного бледнее. Девушка будто бы разучилась испытывать по-настоящему яркие позитивные эмоции. Даже счастливые моменты дарят ей лишь временное облегчение. Невидимые цепи крепко сковали ее и не дают ей дышать с чувством легкости в груди. Чувство вины тянет Ракель на дно и взращивает в ней постоянную тревогу. Кажется, что темнота будет бесконечной, а яркий свет так и не покажет ей путь из этого замкнутого круга.       Даже спустя несколько секунд Ракель продолжает душераздирающе плакать на груди Терренса и не замечает, как в какой-то момент он едва заметно мотает головой и незаметно шевелит пальцами руки. А если хорошо прислушаться, то можно услышать плохо уловимый для уха стон, во время которого мужчина слегка морщится. Еще через секунду-две он едва заметно шевелит почти каждой частью тела, чувствуя легкую тошноту, головокружение и сухость во рту. Еще несколько секунд мужчина издает едва слышимые стоны и мотает головой, пока его веки слегка дергаются. Чуть позже он медленно открывает глаза и размытым взглядом всю палату, пытаясь понять, что же с ним произошло.       В какой-то момент Терренс пытается вдохнуть поглубже, но понимает, что ему что-то мешает. Точнее, до него доходит, что кто-то лежит у него на груди. Мужчина медленно переводит свой взгляд вниз и сразу же узнает каштановые волосы Ракель, которая в этот момент крепко сжимает его рубашку. Терренс бросает легкую улыбку, но понимает, как сердце неприятно щемит, слыша ее душераздирающие всхлипы. А понаблюдав за ней пару секунд, он медленно, но уверенно протягивает руку к ее голове и нежно гладит по ней, тихим, хриплым голосом произнеся:       — Ракель…       Голос Терренса заставляет резко Ракель вздрогнуть от неожиданности. Девушка прекращает издавать всхлипы, а потом чуть приподнимается и, тихо шмыгнув носом и аккуратно вытерев слезы под глазами, переводит взгляд на мужчину.       — Терренс… — дрожащим голосом произносит Ракель и резко выпрямляется. — О боже…       Ракель соединяет ладони вместе и подносит их ко рту, вытирает еще некоторые слезы со своего лица, ни на секунду не отводя взгляд от Терренса, который с трудом принимает полусидящее положение, не обращая внимание на жуткую слабость во всем теле.       — Любимая… — хриплым голосом произносит Терренс.       Ракель без слов крепко обнимает Терренса и прижимает к себе как можно ближе, издав пару громких всхлипов. А через несколько секунд она отстраняется от него, смотрит на него с усталой, но широкой улыбкой и нежно берет его лицо в руки.       — Господи, я думала, что уже потеряла тебя, — дрожащим голосом говорит Ракель и снова шмыгает носом. — Ты до смерти напугал меня…       — Но что произошло? — недоумевает Терренс и напряженно осматривается вокруг. — Где я?       — Тише, милый, тише, — мягко пытается успокоить Ракель, нежно гладя Терренса по щеке. — Все хорошо, не надо так нервничать. Ты в больнице. А это твоя палата.       — В больнице?       — Тебя привезли сюда после того, как Уэйнрайт вколол тебе снотворное. Доза была достаточно большая… Немного превышала норму…       — И… Давно я здесь?       — Тебя привезли сюда позавчера, и ты все это время был без сознания.       — Да ладно? — округляет глаза Терренс.       — Скажи, как ты себя чувствуешь? Что-то болит?       — Голова кружится… Слабость сильная… И во рту сухо…       — А ты помнишь, что произошло? Что-то ты выглядишь так, будто ничего не понимаешь.       — Э-э-э… Я…       Терренс несколько секунд думает до того, до него начинает доходить, что последнее, что он помнит, – это борьба с Юджином Уэйнрайтом.       — О, черт! — произносит Терренс, пока его широко распахнутые глаза, полные ужаса, бегают из стороны в сторону. — Уэйнрайт! Парни! Мы боролись с ним!       — Все верно, — кивает Ракель.       — Черт, а что с ребятами? Где они? Что с ними? Они в порядке? Уэйнрайт что-то сделал с ними?       — Тише-тише, Терренс, успокойся, пожалуйста, — тихо, мягко отвечает Ракель, взяв Терренса за холодную, слегка дрожащую руку. — С ними все хорошо.       — Уэйнрайт хотел убить всех нас. Мы… Мы никак не могли отвязаться от него… А потом тот укол… Мне стало очень плохо… Меня вырвало… И я отключился… Дальше – провал!       — Слава богу, Эдвард позвонил мистеру Джонсона и попросил прислать полицию и скорую. Врачи отвезли тебя и сестру Даниэля сюда, а парни поехали за ними.       — Они здесь?       — Да, парни здесь. Девочки тоже. Сейчас все разошлись кто куда. А я осталась одна.       — Значит, ты уже все знаешь?       — Да, Эдвард рассказал мне, что произошло. А Даниэль с Питером добавили кое-что от себя. Мы все были в шоке. И я, и девчонки, и твои родители.       — Что? — широко распахивает глаза Терренс. — Мои родители?       — Мистер и миссис МакКлайф пришли к нам с тобой домой, потому что ни ты, ни Эдвард не отвечали на их звонки. Мы с девочками рассказали им, что ты, Эдвард и Питер пропали, а твой отец позвонил мистеру Джонсону. Нам пришлось ждать три часа, прежде чем он не перезвонил ему, а Эдвард связался со мной и сказал, что тебя увезли в больницу.       — О, черт… Эдвард… Уэйнрайт чуть не убил его! Я… Я хотел спасти его и… Позволил Уэйнрайту вколоть мне ту дрянь.       — Да, милый, я все знаю.       — Уэйнрайт ничего с ним не сделал? Прошу, скажи мне, что мой брат в порядке!       — Он в порядке, не беспокойся, — уверенно говорит Ракель, положив руку на сложенные перед ним руки Терренса. — Хотя Эдвард сильно переживает из-за случившегося… Говорит, что он должен быть здесь. А не ты.       — Это неправда. Эдвард ни в чем не виноват. Это было мое желание. Я сам захотел пойти на это с мыслью, что смогу защитить его. Это был мой долг. Я не мог позволить ему пострадать.       — Я знаю, Терренс.       — Прости меня, Ракель… — Терренс стыдливо смотрит на Ракель и берет ее за руки. — Мне очень жаль… Прости, что я заставил тебя переживать… Но я не мог позволить Эдварду пострадать. Я не хотел, чтобы мой младший брат погиб.       — Нет-нет, пожалуйста, любимый… — Ракель нежно целует Терренса в щеку и с легкой улыбкой немного поправляет его лохматые волосы. — Не извиняйся. Ты ни в чем не виноват.       — Мне правда очень жаль… — с жалостью во взгляде качает головой Терренс.       — Ты поступил очень достойно. Это было безумием, но я все равно горжусь тобой. Мы все гордимся твоими смелостью, решительностью… Любовью к близким…       — На мгновение мне показалось, что я смогу выхватить шприц и выбросить его. Хотя когда я решился пойти на этот шаг, то заранее приготовился ко всему… Даже к смерти…       — Пожалуйста, Терренс, не вини себя, — с жалостью во взгляде умоляет Ракель. — Ты правильно поступил, когда решил спасти брата.       — Я на все пойду ради Эдварда. Даже на самое безумное. Если он решит рисковать и жертвовать, то я пойду с ним.       — И я не виню ни тебя, ни его. Поверь, я бы поступила так же. Если бы было нужно, я бы послала все страхи к черту и сделала бы все, чтобы спасти близкого. Даже ценой своей жизни.       — Прости меня, Ракель… Пожалуйста, прости, что я заставил тебя переживать. — Терренс прикладывает ладонь к щеке Ракель и нежно гладит ее, виновато смотря на девушку. — И не суди за то, что у меня не хватило смелости бросить Эдварда. Один он бы погиб. А я не хочу терять брата.       — Терренс, ради бога, перестань извиняться, — уверенно говорит Ракель и запускает руку в волосы Терренса. — Я ни в чем тебя не обвиняю. И я не могу судить тебя за беспокойство о близком человеке и желание спасти его.       — Представляю себе, как ты страдала все эти дни, — с грустью во взгляде еще тише говорит Терренс. — Вижу это по твоему лицу… По тому, как ты выглядишь…       Пока Ракель с грустью во взгляде смотрит вниз, сложив руки перед собой, Терренс мягко берет ее за подбородок и нежно гладит по щеке, начав придерживать лицо и второй рукой.       — Черт, какая же ты бледная и измученная… — ужасается Терренс и гладит щеки Ракель обеими руками. — Щеки совсем пропали… А глаза будто не просыхали от слез…       — Знаю, я плохо выгляжу, — тихо шмыгает носом Ракель и аккуратно вытирает слезу под глазом.       — Что же ты с собой делала все это время?       — Находилась рядом с тобой и ждала, когда ты откроешь глаза, — без эмоций отвечает Ракель. — Переживала за тебя… Думала, что сойду с ума, если бы потеряла тебя.       — О, Ракель… — Терренс с грустью во взгляде покрепче обнимает Ракель, запускает пальцы в ее волосы и просто нежно гладит по голове, пока та издает тихий всхлип. — Девочка моя маленькая…       — Мне было так страшно… — дрожащим голосом признается Ракель. — Я так боялась, что останусь одна.       — Ты – та, ради которой я выжил. — Терренс мило целует Ракель в висок. — Я и сам страшно испугался, что увидел тебя в последний раз… Перед тем, как отключиться, я пожелал выжить и снова увидеть, обнять и поцеловать тебя. И вот ты со мной…       Ракель ничего не говорит и, тихонько плача на плече Терренса, обвивает руками его шею. Тот с легкой улыбкой пару раз целует ее в щеку, держа руку на ее затылке, и обнимает чуть крепче.       — Ракель… — с едва заметной улыбкой произносит Терренс. — Любовь моя… Моя яркая звездочка…       — Я так скучала по тебе, — с легкой улыбкой сквозь слезы признается Ракель и тихо шмыгает носом. — Так хотела оказаться в твоих объятиях…       — Мы всегда будем вместе. Ничто нас не сможет разлучить. Ничто.       Ракель впервые за долгое время широко улыбается, чувствуя себя гораздо счастливее, пока Терренс с легкой улыбкой водит по ее спине, закидывает руку вокруг ее шеи и носом утыкается ей в плечо. Сама девушка одной из рук медленно гладит его по голове, а другой придерживает заднюю часть шеи и пару раз целует его в висок. Пусть МакКлайф-старший все еще чувствует сильную слабость и головокружение, присутствие невесты как будто придает ему силы и заставляет позабыть о любом недомогании, даже если он несколько напрягается из-за чувства, что она будто бы стала еще худее.       — Только пообещай мне, что ты поедешь домой, приведешь себя в порядок и хорошо отдохнешь, — поглаживая Ракель по голове, мягко просит Терренс и трется щекой об ее щеку. — Мне страшно смотреть на тебя в таком состоянии.       — Да, дорогой, обещаю, — уверенно отвечает Ракель и вздрагивает с тихим всхлипом. — Только побуду с тобой какое-то время и поеду домой.       — Я не хочу видеть тебя в таком ужасном состоянии. — Терренс отстраняется от Ракель, берет ее лицо в руки и уверенно смотрит ей в глаза. — А будешь отказываться от сна и еды, то мне придется приставить к тебе кого-то, кто будет присматривать за тобой, пока я здесь.       — Тут и так образовалась целая очередь присматривать за мной, — шутливо отвечает Ракель.       — Просто все понимают, что о невесте Терренса МакКлайфа нужно заботиться так же, как и о нем самом, — с гордо поднятой головой говорит Терренс.       — О, МакКлайф, ты едва пришел в себя, а уже начал нахваливать себя, — скромно хихикает Ракель.       — И я люблю тебя, моя луноликая богиня.       Терренс с легкой улыбкой аккуратно вытирает слезы с лица Ракель, снова прижимает ее к себе и мило целует ее в щеку. А решив одарить ее поцелуем во второй раз, попадает в губы девушки, поскольку она слегка поворачивает лицо к нему и скромно ему улыбается. Мужчина просто обожает обнимать эту девушку, вдыхать запах ее мягкой, бархатистой кожи, перебирать женские шелковистые темные волосы, чувствовать ее невероятное тепло и ощущать, как мягкие женские губы нежно целуют его какую-то часть его лица или головы. Пока девушка плачет, дрожит и тяжело дышит уже от радости и облегчения. От того, что наконец-то может прижаться к Терренсу. От того, что может чувствовать, как его крепкие руки прижимают ее к груди. Широкой, теплой и уютной… Ракель становится настолько хорошо, что она даже забывает, что должна рассказать Терренса про их ребенка. Она просто пытается расслабиться и дать любимому часть своих сил, даже если у нее самой их не так уж много.       А пока Терренс и Ракель наслаждаются друг другом, в какой-то момент к их палате уверенно направляется Питер, равнодушно окидывая взглядом проходящих мимо людей и думая о чем-то своем. Когда он собирается открыть дверь, то переводит взгляд на стеклянные окна и видит Ракель в объятиях Терренса. Мужчина зарывает лицо в изгиб шеи девушки и медленно водит руками по ее спине, а та сидит задом к двери палаты и копается в волосах своего жениха, в какой-то момент подарив ему легкий поцелуй в затылок. Удивленный Питер широко распахивает глаза, встряхивает головой и получше присматривается к влюбленным, которые его не замечают.       — Он очнулся… — с легкой улыбкой тихо произносит Питер. — Твою мать! Терренс наконец-то пришел в себя! О, черт!       Еще немного понаблюдав за Терренсом с Ракель, Питер улыбается намного шире.       — Они такие довольные, — с легкой улыбкой шепчет Питер. — Наверное, не зря Ракель все это время сидела рядом с ним и умоляла его вернуться к нам. Возможно, Терренс услышал ее голос… Прямо как я услышал голос Хелен, когда был в больнице после попытки покончить с собой. Да, я слышал ее… Слышал, что она звала меня…       Питер еще несколько секунд наблюдает за Ракель, впервые за долгое время немного расслабившаяся, и Терренсом, который устало, но искренне улыбается, нежным взглядом смотрит на девушку и прижимает ее поближе к себе.       — Так, надо срочно сказать остальным! — взволнованно шепчет Питер. — Сказать, что МакКлайф пришел в себя!       Питер резко разворачивается и пулей направляется в кафетерий, где сейчас находятся все его друзья и родственники девушки, еще не знающий, что блондин сейчас принесет им хорошую новость, которую все так долго ждали.       

***

      Правда в кафетерии находятся все, кроме Эдварда, который ушел куда-то по своим делам. Пока Даниэль со скрещенными на груди руками стоит в небольшой очереди к кассе, чтобы купить бутылку воды, Наталия, Хелен, Алисия и Фредерик стоят в сторонке, обсуждают ситуацию с Анной и все еще задаются вопросом, почему она так внезапно ушла.       — Я не понимаю Анну, — задумчиво говорит Хелен. — Она неожиданно появилась, а сейчас ушла, никого не предупредив.       — А она разве была здесь? — удивляется Алисия.       — Да, Сеймур сидела с нами в палате Терренса, но потом решила уйти, сказав, что пойдет в кафетерий. Однако Анна так и не вернулась к нам.       — О, господи…       — Меня так пугает ее внешний вид, — с округленными глазами признается Наталия. — От прежней Анны ничего не осталось! Она такая несчастная и запуганная…       — Неужели все настолько ужасно? — удивляется Фредерик.       — Более чем, — с грустью во взгляде отвечает Хелен. — Мы были в шоке, когда увидели ее.       — Но почему? Что могло случиться с этой девочкой?       — Мы подозреваем, что над Анной издевается какой-то ужасный человек. Однажды Питер встретил ее и какого-то мужика в торговом центре и увидел, как тот унижал, оскорблял и даже избивал ее.       — Да-да, я знаю. Терренс рассказывал мне об этом, когда был у меня дома. Но думаю, теперь у вас есть шанс попробовать сдвинуть дело с мертвой точки. Даниэль же все помнит. Так что вы можете узнать телефон и адрес родителей Анны.       — Думаю, нам стоит поговорить с ним сейчас, пока у нас есть время, — задумчиво говорит Наталия и бросает грустный взгляд в ту сторону, где стоит Даниэль, который отдает продавцу деньги за бутылку воды. — Даже если у него очень плохое настроение…       — Не удивительно, — с грустью во взгляде произносит Алисия. — Ведь Анна собирается бросить его…       — Она даже не смотрит в его сторону и делает вид, что его с нами нет. А стоит кому-то из нас заговорить про него, как она тут же пытается заставить нас замолчать.       — Знайте, хоть мне и жалко этого парня, он сам во всем виноват. Он мог избежать всего этого, если бы не позволил какой-то незнакомой девочке обманывать его и приставать.       — Мы тоже так думаем, миссис Миддлтон… — задумчиво, с грустью во взгляде отвечает Хелен. — Хотя мы все хотели бы помочь ему.       — Но понимаем, что даже если Даниэль придумает, как помочь Анне спастись от того типа, это не значит, что она может простить его, — обняв себя руками, с грустью во взгляде отмечает Наталия. — Ладно бы его подставили и никакой измены не было… Но она была. И Сеймур это видела. А не увидела бы – все равно узнала.       — Вам все равно придется рассказать ему о том, что случилось, — уверенно отвечает Фредерик. — Даниэль должен узнать всю правду.       В этот момент ко всем подходит Даниэль, который как раз слышит слова Фредерика.       — О чем я должен узнать, мистер Кэмерон? — слегка хмурится Даниэль.       — Есть кое-что, — задумчиво произносит Алисия.       — Э-э-э, если вы имеете в виду мою измену Анне, то я уже рассказал вам все как есть, — неуверенно отвечает Даниэль. — Мне нет смысла врать и изворачиваться.       — Дело не в измене, Даниэль, — на секунду поджав губы, неуверенно отвечает Фредерик. — Дело кое в чем другом.       — Хотя это тоже касается Анны, — добавляет Хелен.       — И что же случилось? — неуверенно спрашивает Даниэль и нервно сглатывает, окидывая всех напряженным взглядом. — У Анны какие-то проблемы? Или вы так думайте?       — Мы не думаем, — уверенно отвечает Алисия. — Мы знаем.       — И нам понадобится твоя помощь, — с грустью во взгляде добавляет Наталия.       — Моя помощь? — округляет глаза Даниэль. — Но чем я могу ей помочь? Анна меня и близко к себе не подпускает! Она не выглядит так, будто ей что-то нужно от меня.       В этот момент у Алисии начинает звонить мобильный телефон. Она окидывает всех взглядом, слегка прикусив губу и неуверенно сказав:       — О, простите… Мне надо ответить. Сейчас вернусь.       Алисия быстро уходит из кафетерия, где находится много людей, из-за которых здесь довольно шумно, по дороге прикладывая телефон к уху.       — Э-э-э, я тоже отойду на пару минут, — задумчиво говорит Фредерик. — А потом мы с Алисией заберем Ракель.       Фредерик разворачивается и тоже отправляется куда-то по своим делам, пока Наталия, Хелен и Даниэль остаются одни и ничего не говорят до тех пор, пока пожилой мужчина не скрывается из виду.       — Так какие там у Анны проблемы? — слегка прикусив губу, неуверенно спрашивает Даниэль. — Я не уверен, что смогу помочь. Но все же я хочу узнать, что происходит.       Хелен и Наталия с грустью во взгляде переглядываются между собой и уверенно кивают.       — У Анны большие проблемы, Даниэль, — с грустью во взгляде уверенно говорит Наталия. — Она в беде.       — В смысле? — недоумевает Даниэль.       — У нас есть подозрения, что она стала жертвой насильника.       — Что? — мгновенно приходит в ступор Даниэль и округляет глаза. — Жертвой насильника?       — Это правда, Даниэль, — спокойно подтверждает Хелен. — И если мы ей не поможем, Анна может пострадать. Тот тип очень опасен и запросто может свести ее в могилу.       — Не пугайте меня, девчонки… — качает головой Даниэль. — Прошу вас…       — До поры до времени мы ничего не могли сделать. Но сейчас у нас появился шанс. Ты можешь помочь нам сдвинуть дело с мертвой точки.       — Я?       — Ты – наша последняя надежда, Дэн, — с жалостью во взгляде говорит Хелен. — Все пути ведут к тебе. А значит, мы можем рассчитывать лишь на твою помощь.       — Ох… — Даниэль на пару секунд пережимает переносицу и медленно выдыхает, а потом вопросительно смотрит на Наталию и Хелен. — Так, Наталия, Хелен, подождите… Давайте обо всем по порядку… Почему вы так в этом уверены? Почему считайте, что Анна стала жертвой насильника?       — Мы это знаем. И мы не обманываем тебя.       — Слушайте… Даже если это так, то я все равно не смогу ничего сделать. Анна не станет принимать мою помощь.       — Все изменения Анны связаны не только с тобой, но еще и с теми пытками, что ей приходится терпеть, — уверенно отвечает Наталия.       — Пытками? — ужасается Даниэль. — Черт, неужели все настолько ужасно?       — Просто ужасно… — Наталия качает головой. — Если мы вовремя не спасем Анну, то потеряем нашу подругу. Бедняжка не сможет пережить все то, что с ней происходит.       — Пожалуйста, девчонки, расскажите мне все как есть, — уверенно просит Даниэль, положив руку на плечо Хелен и Наталии. — Я должен знать, что происходит с Анной. А если я и правда могу как-то помочь ей, то дайте мне знать. Я готов сделать что угодно, если ей угрожает реальная опасность.       — Расскажем обо всем по порядку, — медленно выдыхает Хелен. — Мы узнали про Анну в тот день, когда…       Но Хелен не успевает все объяснить, потому что к ней, Даниэлю и Наталии быстрым шагом подходит Питер.       — Вот вы где! — тараторит Питер и быстро осматривается вокруг. — А где остальные? Разбежались кто куда?       — Типа того, — пожимает плечами Наталия.       — Черт, не вовремя! А у меня есть такая хорошая новость.       — Ох, я сомневаюсь, что есть что-то, что может обрадовать меня, — проведя рукой по лицу, устало вздыхает Даниэль.       — Не сомневайся, брат, эта новость просто шикарная, — хитро улыбается Питер.       — Но что произошло? — удивляется Хелен и слегка хмурится. — А, Пит? Уж слишком у тебя хорошее настроение для текущей ситуации.       — Ну да, у меня хорошее настроение, — с легкой улыбкой отвечает Питер, закидывает руки вокруг шеи Хелен и крепко обнимает ее. — Радуюсь, что Терренс наконец-то пришел в себя.       Напрочь забыв о проблемах Анны, Даниэль, Хелен и Наталия округляют глаза и удивленно таращатся на Питера.       — Да ладно? — приоткрывает рот Хелен.       — Ты серьезно? — удивляется Наталия. — Терренс пришел в себя?       — Ага, — с хитрой улыбкой кивает Питер. — Как мы и договаривались, я пошел в палату, чтобы уговорить Ракель прийти сюда и поесть. Ну а подойдя к палате, я и увидел, что МакКлайф обнимается с Кэмерон.       — Ты реально не шутишь? — слегка хмурится Даниэль.       — Нет, я просто захотел пошутить, — закатывает глаза Питер. — А то обстановка что-то напряженная.       — Чувак, давай без шуток.       — А я не шучу! Терренс реально сейчас обнимается в палате с Ракель. Даже если выглядит он жутко бледным и слабым. Ну а она впервые за долгое время искренне улыбается.       — Слушайте, так это же здорово! — скромно улыбается Хелен. — Теперь все справедливо. Терренс и сестра Даниэля живы, а Уэйнрайт умер. Каждый получил то, что заслужил.       — Надеюсь, теперь Кэмерон поедет домой и приведет себя в порядок, — тяжело вздыхает Наталия. — А то на нее страшно смотреть… Такая же бледная, как и Терренс…       — А Эдвард может перестать винить себя в произошедшем, — добавляет Даниэль. — Можно сказать, Терренс выжил благодаря ему.       — Кстати, а где сам МакКлайф? — слегка хмурится Питер. — Куда свалило это стихийное бедствие?       — Он не сказал, — пожимает плечами Наталия. — Хотя обещал вернуться быстро.       — Слушайте, ребята, давайте пойдем в палату Терренса? — уверенно предлагает Хелен. — Скажем ему, как он, черт возьми, перепугал нас всех!       — А как же Эдвард?       — Может, мы встретим его по дороге!       — Лично я не прочь понаблюдать за идиллией между МакКлайфом-старшим и его чертовски привлекательной невестой, — хитро улыбается Даниэль. — Может, у них в палате будет очень жарко, пока нас нет.       — Расслабься, Перкинс! — восклицает Наталия, хлопнув Даниэля по плечу. — МакКлайф еще слаб для того, чтобы устраивать сексуальный марафон. Перчинки не будет.       — Зато он точно не забудет о своих привлекательности, сексуальности и незаменимости, — скромно хихикает Хелен. — Ни при каких обстоятельствах.       — О да, в любой ситуации держит голову высоко и гордостью носит свою корону.       — Пора бы снять эту корону с его головы, — тихо хихикает Даниэль. — А то иногда этот чувак заходит слишком далеко в желании похвалить себя.       — Так, ладно, ребята, хватит языками чесать! — бодро восклицает Питер. — Пошли в палату!       — Постойте, но ведь надо еще сообщить мистеру Кэмерону и миссис Миддлтон, что Терренс пришел в себя, — напоминает Хелен.       — Я уже сообщил мистеру Кэмерону, когда встретил его по дороге. Он сказал, что через несколько минут подойдет к нам. И найдет миссис Миддлтон.       — Ну тогда пошли, — пожимает плечами Наталия.       Наталия, Даниэль, Хелен и Питер разворачиваются и быстро покидают кафетерий.       — Черт, вот когда надо, народ всегда разбегается, — отмечает Даниэль.       — Ничего, скоро снова соберемся, — отвечает Питер. — Если Эдвард не найдет нас здесь, то он все равно вернется в палату. Не потеряется.       — А скоро еще и мистер с миссис МакКлайф должны приехать, — напоминает Наталия.       — Вот они обрадуются, когда узнают, что Терренс пришел в себя, — с легкой улыбкой говорит Хелен. — Они безумно переживали, но старались держать себя в руках.       — Хотя для миссис МакКлайф это было очень сложно, — отмечает Питер.       — Если бы мистера МакКлайфа не было рядом с ней, она бы не выдержала.       — Они вообще относятся друг к другу с нежностью и уважением, — с едва заметной улыбкой говорит Даниэль. — Не знал бы их историю, не поверил бы, что они много лет жили врозь. И не поверил бы, что мистер МакКлайф и правда такой ужасный, как утверждали Эдвард с Терренсом.       — Зато его братец ужасный, — хмуро бросает Наталия, скрестив руки на груди. — Не было бы этого типа в их жизни, в жизни мистера и миссис МакКлайф все было бы хорошо, а Эдвард и Терренс не были бы разлучены в детстве.       — Они бы все равно встретились и узнали друг о друге, — уверенно отмечает Хелен. — Например, Майкл мог сделать что-то, чтобы они оказались вместе в его доме.       — Точнее, узнал бы Терренс, — предполагает Питер. — Эдвард ведь узнал об их родстве еще в подростковом возрасте. А вот его братец до последнего верил, что он у мамы один.       — Здорово, что они приняли друг друга и отлично поладили, — добавляет Даниэль.       — О, эта та еще сладкая парочка, — скромно хихикает Наталия. — Нашли ребята друг друга.       — Ага, и издеваются над нами.       — Не над нами, Перкинс, а над тобой и Роузом, — невинно улыбается Хелен. — Мальчики любят нас с девочками.       — Ничего, мы тоже не из робких и приструним обоих, если они зайдут слишком далеко, — уверенно отвечает Питер.       Все скромно хихикают и несколько секунд ничего не говорят, уже успевая подняться на нужный этаж.       — Кстати, ребята, а вам не кажется, что не только поведение Ракель странное? — задумчиво интересуется Питер.       — Ты о чем? — слегка хмурится Хелен.       — Мне кажется, Эдвард тоже стал какой-то странный. Мы, конечно, знаем, что он сентиментальный, чувствительный и все такое. Но есть что-то, что меня все-таки смущает.       — Да брось, он просто переживает из-за Терренса, — машет рукой Даниэль. — А мы все знаем, что когда что-то случается с близкими людьми, то он всегда замыкается в себе.       — Да, я знаю. Но что-то мне не нравится…       — Чувак, ты вспомни, как он психанул из-за Терренса. Как кричал и говорил, что хочет сдохнуть.       — А что, разве такое было? — широко распахивает полные ужаса глаза Наталия.       — Да, после того, как Уэйнрайт вколол Терренсу снотворное, нанюхался всякой дряни и спрыгнул с обрыва. Когда мы нашли МакКлайфа-старшего без сознания, его братца понесло.       — Мы думали, что он натворит еще больше глупостей, — признается Питер. — Пришлось пойти на радикальные меры и один раз влепить ему пощечину. И это помогло. Эдвард стал спокойным.       — Даже слишком спокойным. Пока к нему не обратишься, он погружен в свои мысли.       — О, боже мой… — резко выдыхает Наталия, обхватив горло рукой.       — Но его можно понять, — отмечает Питер. — И Эдвард переживал и рвал на себе волосы, и Терренс волновался и порой переходил на крик, чтобы что-то ему объяснить.       — Может, нам не стоило позволять ему уходить одному? Я боюсь, что он остался без нашего присмотра. Да, сейчас Эдвард выглядит спокойным, но я чувствую, как ему плохо.       — Просто надо поскорее дать ему знать, что с Терренсом все хорошо, — спокойно отвечает Хелен. — Это успокоит его. И я думаю, Терренс захочет поговорить с Эдвардом и сумеет убедить его в том, что ему не в чем винить себя.       — Возможно, — кивает Даниэль. — Терренс имеет сильное влияние на брата. Вспомните, как мы предложили ему сыграть с ним, мной и Питером, но Эдвард отказался, ибо не был уверен в себе. Тогда МакКлайф-старший отвел его в сторону и сказал ему что-то, после чего его братец передумал.       — Верно… — соглашается Наталия. — Терренс знает, как разговаривать с Эдвардом. Я тоже могу влиять на него, но все же его брату удается это намного лучше. Он имеет больший авторитет.       — Нет, Наталия, Эдвард прислушивается к вам обоим в равной степени, — уверенно отмечает Хелен. — Он сделает все, что вы ему скажете. Потому что любит тебя и хочет, чтобы ты гордилась им и считала его надежным. И считает своего старшего брата очень умным и мудрым человеком. Ваше слово имеет для него огромное значение.       — Кстати, есть одна вещь, которая относится к Эдварду и смущает меня, — задумчиво признается Питер. — Это не о том, кого он считает авторитетом…       — Какая вещь?       — Никто из вас не заметил, что он молчал, когда мы с миссис Миддлтон и мистером Кэмероном говорили про Ракель?       — Да-да, я тоже это заметил! — восклицает Даниэль. — Эдвард вообще не участвовал в разговоре.       — И я не исключаю, что дело не только в Терренсе.       — Неужели ты хочешь сказать, что он что-то знает про Ракель? — удивляется Хелен.       — Возможно, у него есть какие-то подозрения, но не решается сказать.       — Но что он может знать про Ракель? — недоумевает Наталия.       — Кто знает. Но мне не нравится то, что Эдвард такой отстраненный.       — Может, попробовать спросить его об этом? — неуверенно предлагает Хелен. — Или попробовать начать разговор о том, что происходит с Ракель и понаблюдать за его реакцией? Если он что-то знает, то Эдвард вполне может выдать себя.       — А лучше начать этот разговор сразу и при Эдварде, и при Ракель, — уверенно говорит Питер. — Если они что, то они наверняка начнут как-то переглядываться.       — В любом случае Ракель не сможет вечно молчать о чем-то, что она скрывает, — отмечает Наталия.       — Ох, ну и странная она… — медленно выдыхает Даниэль. — Я очень хорошо отношусь к Кэмерон и считаю ее своей близкой подругой, но мне трудно понять поведение этой девушки.       — Кэмерон стала такой лишь в последнее время – с ней такого никогда не случалось. И должна признаться, что раньше Ракель плакала и грустила намного реже.       — Просто встреча с Терренсом сделала ее более чувствительной, — предполагает Хелен. — Пока женщина одна, она строит из себя сильную и независимую и делает вид, что ей хорошо одной. А как встречает нужного мужчину, так становится более уязвимой и позволяет себе проявить слабость. То же самое произошло и с Кэмерон.       — Может, и так, — скромно признается Наталия. — Со мной так все и было, когда я встретила Эдварда. Даже строя из себя крутую, я все равно оставалась нежной и ранимой. И мечтала о сильном и надежном мужчине рядом со мной.       — Хоть МакКлайф очень уж сентиментальный и открыто выражает свои чувства, он быстро становится смелым и уверенным, когда это нужно, — уверенно отмечает Даниэль.       — Это как с моим папой: дома он – сама милота, но на работе ведет себя достаточно жестко и решительно. Близких никогда не обидит, но не щадит тех, кто причиняет им боль.       — И я так понимаю, ты увидела в Эдварде своего отца и поэтому полюбила его, — уверенно предполагает Питер.       — Отчасти, да. Я всегда мечтала найти кого-то, кто будет похож на моего папу. Характером.       — Да вы вообще здорово подходите друг другу! — восклицает Даниэль. — Оба ужасно сентиментальные! И можете заставить улыбаться любого, когда один из вас проявляет заботу и любовь к другому.       — Дочка Алисии тоже так считает, — с едва заметной улыбкой отмечает Наталия.       — О, эта девчушка очень милая, — признается Питер. — Сэмми бы с радостью согласился поиграть с Амандой.       — Когда-нибудь мы познакомим этого песика с той девочкой, — с легкой улыбкой выражает надежду Хелен. — Сэмми детишек любит и всегда хочет поиграть с ними, когда видит их на улице.       — Он любит детей так же, как и собачек женского пола.       Все скромно хихикают, наконец-то подойдя к палате Терренса и увидев происходящее в ней через стеклянные окна и двери.       — О, ребятки, я так скучал по этой милой картине, — с хитрой улыбкой говорит Даниэль. — Вы только посмотрите на наших голубков!       Все могут видеть, как Терренс с легкой, но усталой улыбкой со стаканом воды в руках о чем-то разговаривает с Ракель. В какой-то момент девушка забирает пустой стакан и ставит его на тумбочку. После чего мужчина с милой улыбкой трется кончиком носа об ее кончик носа, держа ее за руки.       — Терренс не зря говорит, что Ракель – причина, по которой он живет, — с легкой улыбкой говорит Наталия. — И она не зря сидела с ним все это время.       — По-моему, я уже говорил, что она – его ангел-хранитель, — скромно улыбается Питер. — И сейчас я еще больше в этом убедился.       — И его возвращение – подтверждение того, что Эдвард все-таки спас его, — уверенно добавляет Даниэль. — Этот парень очень быстро отреагировал и сделал так, что Терренс не получил целую дозу.       — Что я ценю в Эдварде, так это его любовь к близким, — с легкой улыбкой задумчиво говорит Хелен. — Что становится смелым, когда речь идет о тех, кого он любит. Я бы не сказала, что этот человек чего-то боится, видя, как легко он идет на риск.       — Мы все станем смелыми ради близких, — уверенно отвечает Наталия. — Ну а Эдварда и правда отличная реакция.       — Да, этот парень очень шустрый, — кивает Даниэль. — Если бы не его реакция, Уэйнрайт отправил бы его на тот свет намного раньше.       — Даже думать не хочу о его смерти… — низким голосом отвечает Наталия и обхватывает горло рукой. — Я сойду с ума, если с ним что-то случится.       Все продолжают молча наблюдать за Терренсом и Ракель, которые в этот момент трогательно обнимаются. Пока девушка перебирает волосы мужчины на затылке и гладит его по голове, тот щекой мило трется об ее щеку и водит руками по спине с легкой улыбкой на лице. А в какой-то момент Терренс медленно переводит взгляд на стеклянные дверь и окна палаты и видит, что за ним и Ракель наблюдают Наталия, Питер, Хелен и Даниэль.       — Смотри-смотри! — с хитрой улыбкой восклицает Терренс. — За нами тут целая банда наблюдает!       Ракель отстраняется от Терренса, разворачивается к двери и видит легкие улыбки Даниэля, Питера, Хелен и Наталии, которые в какой-то момент скромно хихикают.       — И давно они там стоят? — задается вопросом Ракель.       — Я только что увидел их, — пожимает плечами Терренс.       — Пусть наблюдают издалека?       — Нет уж, пусть заходят. — Терренс приподнимает руку и делает подзывающий жест. — Эй, банда, заходите уже! Хватит наблюдать за нами как шпионы!       Переглянувшись между собой с легкой улыбкой, Даниэль и Питер пропускают Хелен и Наталию и следуют за ними. После чего все приподнимают руки с радостными улыбками и негромкими возгласами.       — О, смотрите, какие люди! — восклицает Питер.       — С возвращением, Терренс! — радостно произносит Даниэль и ставит свою бутылку с водой на столик рядом с больничной койкой.       — И я рад вас видеть, оболтусы, — скромно хихикает Терренс.       — Как самочувствие, брат?       — Намного лучше, чем некоторое время назад.       — Охотно верим, раз ты улыбаешься, — уверенно говорит Питер.       — Вы могли зайти сразу, а не наблюдать за нами как шпионы.       — Просто мы засмотрелись на тебя с Ракель, — с легкой улыбкой пожимает плечами Наталия.       — Да, вы были такими милыми, — добавляет Хелен.       — Я не просто милый, дорогая моя, — с гордо поднятой головой отвечает Терренс. — Я неотразимый и неподражаемый.       — Ну началось… — стонут Даниэль, Питер, Наталия и Хелен.       Пока Терренс скромно хихикает, его друзья подходят к нему и приветствуют крепкими объятиями. Также Даниэль и Питер дают ему пять и хлопают его по спине, а Наталия с Хелен обмениваются с ним дружеским поцелуем в щеку.       — Твою мать, ну ты и умеешь нервировать, чувак! — восклицает Даниэль. — Ты тут всех перепугал до чертиков!       — Мы думали, что потеряли тебя! — немного взволнованно добавляет Питер.       — Знаю, Ракель мне все рассказала… — неуверенно признается Терренс, почесав затылок. — Хотя я и сам поверил, что умру. Уэйнрайт звучал слишком убедительно.       — В любом случае ты – свинья, — уверенно говорит Наталия.       — Я?       — Да, ты! — Наталия с легкой улыбкой ударяет Терренса по предплечью. — Какого хрена надо было так всех пугать! Мы все чуть с ума не сошли!       — Знаю, ребята, знаю. Простите, что так вышло. Но я должен был пойти на это.       — Слушай, МакКлайф, я не знаю, что сделаю с тобой, если ты еще раз доведешь нас до предынфарктного состояния.       — Спокойно, Рочестер! — гордо задирает голову Терренс. — Я понимаю, что никто не хочет потерять такого важного человека, как Терренс МакКлайф. Но сейчас вам нет смысла переживать. Вот он я!       — Да я бы тебя из могилы достала, если бы ты вздумал кинуть нас! — Наталия бросает короткий взгляд на Ракель. — Посмотри, до чего Ракель довела себя, пока ты был без сознания!       — Да, МакКлайф, ты вообще в курсе, что Ракель два дня не отходила от тебя? — расставляет руки в бока Хелен.       — Да! — восклицает Питер. — И мы никак не могли успокоить ее! Никакие слова не действовали на бедняжку!       — Мы пытались уговорить ее вернуться домой, но она отказывалась, — добавляет Даниэль и указывает на Терренса пальцем. — А все из-за тебя, МакКлайф!       — Ох, ну все разболтали… — проведя руками по лицу, устало стонет Ракель. — От вас ничего не скроешь!       — Прости, подружка, но Терренс должен знать, до чего ты себя довела, — разводит руками Наталия. — А то вдруг еще начнешь изворачиваться и все отрицать.       — Правда что ли? — слегка хмурится Терренс. — Ракель реально не была дома уже два дня?       — Служанки подтвердят.       — Надо же, а мне она ничего не сказала… — Терренс переводит взгляд на Ракель. — Ракель?       — Ну хорошо, я не буду отрицать, — резко выдыхает Ракель. — Не могла уйти, зная, что ты находишься между жизнью и смертью.       — Тебя определенно нельзя оставлять одну.       — Я же уже пообещала, что скоро поеду домой.       — Надеюсь. А то я попрошу ребят связаться с твоими дедушкой и тетей и попросить присмотреть за тобой.       — Можешь далеко не ходить, — уверенно говорит Даниэль, расставив руки в бока. — Мистер Кэмерон и миссис Миддлтон знают про тебя и находятся здесь.       — Им родители сказали?       — Нет, в тот день, когда тебя привезли сюда, мы встретили тетю Алисию, — признается Ракель. — Мы рассказали ей, что произошло, а она передала все дедушке, и они сегодня пришли сюда вдвоем.       — Ясно…       — Кстати, почему ты не сказал, что познакомился с приемной дочкой моей тети?       — Амандой? Ну да, я знаю эту девчушку. Познакомился с ней, когда был дома у мистера Кэмерона.       — Ты был у моего дедушки?       — Да, решил посоветоваться с ним кое о чем. А чуть позже к нему пришла Алисия и познакомила нас с Амандой. Они пили кофе и о чем-то болтали, а я поиграл с той девочкой.       — Значит, с моей кузиной играл… — хитро улыбается Ракель.       — Аманда такая милая и добрая, — признается Питер. — Светлый ребенок…       — Ага, эта девчушка всех утешала, пока мы ждали твоего врача, — добавляет Даниэль. — Аманда была с миссис Миддлтон в тот день, когда тебя привезли сюда.       — Вы разве сказали ей, что со мной произошло? — округляет глаза Терренс.       — Нет-нет, ты что! — резко качает головой Наталия. — Мы не решились.       — Мы просто сказали ей, что ты заболел, но скоро пойдешь на поправку, — добавляет Хелен. — Аманда хотела навестить тебя, но мы сказали, что пока что нельзя.       — И правильно сделали… — резко выдыхает Терренс. — Маленькой девочке лучше не знать, что мы пережили…       — Нет-нет, Аманда не узнает, что произошло на самом деле, — уверенно отвечает Ракель.       — А она сейчас не с вами?       — Миссис Миддлтон сказала, что Аманда осталась дома у мистера Кэмерона, — признается Наталия.       — Жалко… Я бы хотел повидать ее…       — Скажи тете, и она с радостью приведет Аманду сюда, — уверенно советует Ракель.       В воздухе на пару-тройку секунд воцаряется пауза, во время которой Терренс опускает грустный взгляд вниз. Но потом быстро окидывает всех взглядом и только сейчас понимает, что здесь кое-кого не хватает.       — Эй, а где Эдвард? — неуверенно спрашивает Терренс. — Почему его с вами нет?       — Мы не знаем, — пожимает плечами Наталия. — Он куда-то ушел, но до сих не объявился.       — С ним все в порядке? Уэйнрайт ничего с ним не сделал?       — Слава богу, ничего.       — Если с ним что-то случилось, то не скрывайте. Я должен знать, что происходит с моим братом.       — Успокойся, Терренс, — уверенно произносит Наталия, присаживается на койку и кладет руку на сложенные руки Терренса. — С Эдвардом все хорошо. Уэйнрайт, конечно, сильно побил его, и он весь в синяках, но он жив и здоров.       — Ох, как же ты меня обрадовала… — с облегчением выдыхает Терренс и скромно улыбается, бросив короткий взгляд Даниэлю и Питеру. — Я рад, что вы трое в порядке.       — Да, только Эдвард винит себя в том, что произошло, — с грустью во взгляде признается Даниэль.       — Это правда, — кивает Питер. — Когда мы нашли тебя без сознания, то не могли успокоить этого парня. Эдвард просто психанул и нес черт знает что. Конечно, сейчас твой брат успокоился, но он почти все время копается в своим мыслях. Будто бросился из одной крайности в другую.       — О, черт… — качает головой Терренс.       — Он переживает за тебя, — с грустью во взгляде признается Наталия. — Эдвард говорит, что предпочел бы быть на твоем месте. Или вообще умереть… Ему очень стыдно…       — Но он же ни в чем не виноват! Мы пошли за ним по своей воле! И меня никто не заставлял делать то, что я сделал!       — Просто Эдвард считает, что ты пострадал незаслуженно, — спокойно признается Питер. — Мол, ты не должен был жертвовать собой.       — Даже если я попросил его ни в чем себя не винить?       — И он не верит, что тоже спас тебя, — отмечает Даниэль.       — Спас меня? — слегка хмурится Терренс.       — Оказалось, в том шприце была смертельная доза снотворного. И если бы Уэйнрайт вколол тебе все, то ты бы умер. Но ты живой. Потому что Эдвард молниеносно отреагировал, и в итоге ты получил лишь половину той дозы.       — Врач лично это подтвердил, — с грустью во взгляде добавляет Хелен.       — Ну тогда ему нечего волноваться, — с легкой улыбкой пожимает плечами Терренс.       — Ничего, думаю, теперь он точно успокоится, — скромно улыбается Наталия. — Хотя чувства Эдварда можно понять, ведь он не хотел потерять тебя. Как и мы все. Как и твои родители. Как и родственники Ракель. Никто этого не хотел.       — Слушай, МакКлайф, а может, ты сам поговоришь с Эдвардом? — просит Питер. — Ты ведь лучше знаешь, что на него подействует. Ты для него авторитет, и он точно тебя послушает. К сожалению, мы все… Бессильны…       — Несомненно, — уверенно кивает Терренс. — Как только он вернется сюда, я поговорю с ним.       — Сделай как можно скорее, — подбадривает Хелен. — А то я немного побаиваюсь вот таких тихих и задумчивых людей. Эдвард находится в таком отчаянии, что запросто может натворить глупостей.       — Не беспокойтесь, ребята, я разберусь с этим. — Терренс окидывает всех взглядом. — И хочу попросить вас ни в чем его не винить. Вины Эдвард в том, что случилось, нет. Я и пошел с ним, и попытался защитить по своей воле.       — Никто и не винит его, — качает головой Ракель. — Наоборот – мы гордимся Эдвардом. Гордимся его решительностью и смелостью. Он прекрасно понимал все риски и смело взял на себя всю ответственность.       — Эдвард шел на это ради желания защитить Наталию от того больного ублюдка. Ну а мы с парнями… Мы понимали, что если бы он пошел один, то точно не выжил бы. Уэйнрайт за несколько минут так отдубасил его, что он едва на ногах стоял… А не будь нас рядом, мы бы увидели его в последний раз.       — Удивляюсь, что он вставал и шел так, будто ничего и не было, — скрещивает руки на груди Даниэль. — Походу, МакКлайф и правда слишком живучий и все еще обладает девятью жизнями кошака.       — Или как сказал мой братик, он подпитывается злостью к врагам.       — Так или иначе, вы все заставили нас с девочками здорово поволноваться, — признается Хелен. — Мы думали, что с ума сойдем от переживаний!       — Мы выполняли важную миссию: спасали своих красавиц от лап чудовища по имени Юджин Уэйнрайт, — с гордостью отвечает Терренс и берет Ракель за руку.       — Будем считать, что вы выполнили ее, — уверенно говорит Наталия.       Все с легкой улыбкой переглядываются между собой, чувствуя себя намного лучше после того, как увидели Терренса живым. А спустя пару секунд дверь палаты резко раскрывается, и сюда быстрым шагом заходит Эдвард, который поначалу не замечает ничего интересного.       — О, вот вы где! — восклицает Эдвард. — А я пытался найти вас в кафетерии, но там никого не было. Вот и решил…       Тут-то Эдвард переводит взгляд на Терренса, резко замирает и со широко распахнутыми глазами встряхивает головой.       — Терренс? — удивляется Эдвард.       — Привет, братец! — с невинной улыбкой пожимает плечами Терренс. — Я смотрю, тебя потеряли!       — Э-э-э… — Эдвард снова слабо мотает головой и бросает взгляд всем остальным. — Ребята… Неужели…       — Да я это! — скромно хихикает Терренс. — Я! Пришельцы меня не подменяли!       — Ха… Нормально… — Эдвард расставляет руки в бока. — А почему никто ничего мне сказал? Почему я узнаю новости о своем брате в последнюю очередь?       — Меньше шляться по больнице надо, — скрещивает руки на груди Питер.       — Между прочим, я уходил по важному делу!       — О да, сходить в туалет – это очень важное дело, — скромно хихикает Даниэль.       — А что, уже нельзя?       — Можно. Только ты пропустишь все самое интересное.       — На заметку: у меня есть мобильный телефон, на который любой может позвонить. Чтобы предупредить меня о том, что вы собирайтесь уходить. И не вынуждать тратить время на поиски по всему огромному кафетерию.       — Ладно, МакКлайф, хорош ворчать как старый дед! — восклицает Наталия.       — Вот именно! — соглашается Терренс. — Лучше топай сюда!       Эдвард поджимает губы, закрывает дверь, подходит к Терренсу, с легкой улыбкой приобнимает, хлопает его по спине и продолжает стоять возле койки, на которой все еще сидят Наталия с Ракель.       — А мистер Кэмерон и Алисия подойдут? — интересуется Терренс.       — Думаю, скоро подойдут, — задумчиво отвечает Питер. — Я уже сообщил мистеру Кэмерону, что ты пришел в себя.       — А разве дедушка и тетя не вместе? — уточняет Ракель.       — Нет, ушли в разные стороны, — отвечает Наталия.       — Кстати, отец с матерью тоже скоро должны приехать, — добавляет Эдвард.       — Они не здесь? — удивляется Терренс.       — Отец сказал, что у него дела в компании. Но как только закончит – заедет за мамой и поедет сюда.       — Мать с отцом злятся на меня? — с грустью во взгляде неуверенно спрашивает Терренс.       — Вовсе нет, — уверенно отвечает Даниэль. — Они оба гордятся тобой и Эдвардом. Хотя поначалу мистер МакКлайф был зол на твоего брата.       — Это правда, — кивает Эдвард. — Он устроил мне настоящую взбучку. Но ничего, я был готов к тому, что отец прибьет меня.       — Да и нам с Даниэлем тоже немного досталось, — задумчиво признается Питер. — Но потом мистер МакКлайф немного успокоился и признал, что Эдвард поступил безрассудно, но все же проявил мужество и понимал ответственность, которую на себя берет.       — Полагаю, и мне достанется, — предполагает Терренс.       — Возможно, они скажут то же, что и Эдварду, — пожимает плечами Даниэль. — Мол, твой поступок безрассудный, но тобой все равно гордятся.       — В любом случае еще раз простите… — Терренс на секунду бросает взгляд на сложенные перед ним руки. — Простите, что заставил переживать.       — Пожалуйста, Терренс, перестань, — качает головой Эдвард. — Ты уж точно ни в чем не виноват. Самое главное, что все закончилось хорошо, и мы можем немного расслабиться.       — Это точно! — соглашается Хелен. — Ну а уж кто точно может расслабиться, так это Ракель.       — Эти двое переживали за тебя больше всех, — уверенно говорит Наталия, указав на Ракель и Эдварда. — Буквально рвали на себе волосы. Мы делали все, что могли, чтобы успокоить их, но… Не слишком удачно.       — В любом случае спасибо большое, что вы все заботились о Ракель, — приобняв Ракель за плечи, с легкой улыбкой благодарит Терренс. — Ну и за то, что присматривали за моим несносным братиком.       — Сделали все, что могли, — уверенно отвечает Даниэль.       — Им помогло бы только твое возвращение к нам, — добавляет Наталия, пока Эдвард подходит к ней и со спины сплетает руки у нее на груди. — Смотри, наша подружка наконец-то улыбается.       — А твой жених наконец-то расслабился, — отмечает Питер, хлопнув Эдварда по плечу. — Хотя… Он походу, еще не до конца осознал, что с тобой все хорошо.       — Вы все слишком хорошо знайте нас, — с легкой улыбкой скромно говорит Ракель. — Хотя, видя Терренса живым, я и правда чувствую облегчение.       — Ну а я буду спокоен тогда, когда ты вернешься домой, нормально отдохнешь, приведешь себя в порядок и съешь что-нибудь вкусное, — уверенно отвечает Терренс. — А то от тебя скоро одни кости останутся.       — Ты прав, — соглашается Хелен. — Мы пытались уговорить ее съесть ее хоть что-то, но она отказывалась.       — Ничего, я буду лично следить за Кэмерон.       — Давай-давай, МакКлайф, поскорее выздоравливай! — подбадривает Даниэль и указывает на Эдварда и Ракель. — Только ты можешь справиться с этой сладкой парочкой Эдкель.       — Не переживайте, скоро я снова буду в деле. А пока я нахожусь в больнице, то прошу вас всех проследить за этим двумя. Вас, милые девушки, я прошу особо внимательно смотреть за Ракель. Думаю, мистер Кэмерон и Алисия с радостью вам помогут.       — Не переживай, Терренс! — бодро восклицает Наталия, хлопнув Терренса по руке и приобняв рядом сидящую Ракель за плечи. — Маршалл и я глаз не спустим с Кэмерон!       — Так точно! — с легкой улыбкой восклицает Хелен. — Мы легко справимся с этой задачей!       — Ну а вам двоим я доверяю Эдварда, — уверенно говорит Терренс, бросив взгляд на Даниэля на Питера. — Глядите за ним в оба и смотрите, чтобы он не нашел еще парочку приключений на свой зад. А когда выпишусь – надеру ему задницу за то, что он совсем отбился от рук.       — Твой братец у нас на крючке, братан! — бодро восклицает Питер, расставив руки в бока.       — Ты обратился по адресу, чувак! — с хитрой улыбкой добавляет Даниэль. — Он никуда не денется от нас с Роузом.       — Обращаются с нами как с детьми, — со скрещенными на груди руками закатывает глаза Эдвард и бросает короткий взгляд на Ракель. — Верно, сестренка?       — И не говори, брат, — невинно улыбается Ракель и одним движением убирает некоторые волосы в сторону. — Но ничего, как-нибудь прорвемся.       — Будем непослушными и нарушим все правила?       — Можно! Иногда это ужасно весело!       Эдвард и Ракель со скромными смешками дают друг другу пять, пока Терренс, слегка нахмурившись, качает головой.       — Так, я сейчас вам дам! — восклицает Терренс. — Чтобы были паиньками, пока я здесь торчу! А когда выйду – займусь вами двумя как следует!       — Так, парни, давайте вы пока посидите здесь, а мы с девочками сходим в кафетерий и съедим что-нибудь вкусное, — предлагает Хелен.       — Да, заставьте Ракель поесть, — соглашается Терренс.       — Но я еще не голодна! — возражает Ракель.       — Ага, так мы и поверили! — бодро восклицает Наталия и резко встает с койки. — Три дня толком ничего не ела! Удивляюсь, что ты еще ноги таскаешь!       — Но…       — Все, ничего не слышу и не знаю! — Наталия бросает короткий взгляд на Хелен и вместе с ней заставляет Ракель подняться, уверенно потянув ее за руки. — Давай, Кэмерон, подъем! Звон твоих гремящих костей слышен даже в Париже!       — Неправда!       — Молчать! Ну-ка марш к выходу!       — Мы скоро вернемся, красавчики, — с легкой улыбкой говорит Хелен. — Поговорите пока немного. Думаю, вам есть что обсудить.       — Не скучайте, мальчики… — Наталия нежно гладит Эдварда по щеке и бросает короткий взгляд на Питера с Даниэлем. — Вы трое пока развлеките больного и присмотрите за ним. А с этой красавицей мы сами разберемся.       — Не разнесите на радостях палату. — Хелен мило целует Питера в щеку. — Здесь все-таки люди ходят.       Одновременно хлопнув Даниэля по плечу, Хелен и Наталия берут Ракель под руки и выводят ее из палаты после того, как она забирает свою сумку. Через несколько секунд за ними закрывается дверь, а след подруг пропадает. После чего Даниэль, Эдвард, Питер и Терренс по-доброму усмехаются и покачивают головой.       — Мне кажется, или у Наталии слишком хорошее настроение? — задумчиво спрашивает Терренс. — Она такая бодрая и веселая…       — Наверное, радуется, что часть проблем уже разрешена, — погладив подбородок, предполагает Эдвард. — Перкинс снова с нами, а ты остался живым.       — Да, но еще одна часть проблем по-прежнему остается нерешенной, — проводя рукой по волосам, спокойно говорит Даниэль и присаживается на кровать напротив Терренса, который в этот момент поправляет подушку и облокачивается на нее спиной.       — Это верно, — кивает Питер и удобно устраивается на койке рядом с Даниэлем напротив Терренса. — Многое остается неясным…       — Кстати, а что там с Кэссиди? — слегка хмурится Терренс. — Она в порядке?       — Да, с ней все хорошо, — спокойно отвечает Даниэль. — Она была в тяжелом состоянии. Более тяжелом, чем ты. Но сегодня ей немного лучше, и врач разрешил мне навестить ее.       — И что с ней теперь будет?       — Пока что останется в больнице. Лечиться от сильного истощения. А потом прямиком в клинику. Избавляться от наркозависимости и работать с психологами.       — Ты уже договорился?       — Пока нет, но врач посоветовал мне одну клинику.       — Надеюсь, она сможет пройти через все это и… Забыть то, что ей пришлось пережить по вине этого ублюдка Уэйнрайта.       — Он уже поплатился за все зло, которое совершил, — уверенно признается Питер.       — Значит, его все-таки поймали?       — О, еще как!       — Эй, а как вам вообще удалось свалить от этого наркомана? — слегка хмурится Терренс.       — Мы боролись с ним еще некоторое время после того, как он вколол тебе ту дозу снотворного… — на секунду бросив взгляд в сторону, признается Эдвард.       — Он кричал, бегал, размахивал руками… — активно жестикулируя, добавляет Питер и демонстрирует Терренсу свою забинтованную руку. — Как ты видишь, еще и руку успел мне порезать.       — Сильно? — интересуется Терренс.       — Рана была не очень глубокая, но крови ушло много. А звездочки перед глазами сплясали чечетку.       — Ясно… И что было дальше?       — А дальше этот больной ублюдок в очередной раз нанюхался всякой дряни, что-то вколол себе и окончательно слетел с катушек.       — Он бегал, орал, ругался на все, что движется, и в конце концов спрыгнул с огромного обрыва, — задумчиво говорит Даниэль. — Этот наркоман покатился вниз, отбил себе все, что можно и отключился. И больше не приходил в себя.       — Когда мы хотели подбежать к обрыву и посмотреть, что происходит, то конца края не было видно, — почесывая затылок, неуверенно добавляет Эдвард. — А поскольку я подошел первый, то…       — Чуть не свалился и не полетел вниз. И полетел бы, если бы мы с Питером не оттащили тебя.       — Серьезно? — округляет глаза Терренс.       — Я не знал, что там был конец! — оправдывается Эдвард.       — Да, малой, на нервах ты научился играть в совершенстве. — Терренс хлопает Эдварда по плечу после того, как тот присаживается на койку рядом с ним, и переводит взгляд на Даниэля с Питером. — Ну а вам большое спасибо, ребята. Я знал, что могу на вас рассчитывать.       — Ну вот твой братик в целости и сохранности, — с легкой улыбкой пожимает плечами Даниэль. — Как ты и просил.       — Вот и продолжайте присматривать за ним, пока я здесь.       — Спасибо, но я как-нибудь сам за собой присмотрю, — скрещивает руки на груди Эдвард.       — Такому безмозглому оболтусу, как ты, я бы даже щенка или котенка не доверил! А тем более – маленького ребенка!       — О да, а ты не безбашенный?       — Нет, я – хороший мальчик!       — Ладно, вот придут мама с папой, и я у них спрошу, кто из нас хороший мальчик.       — Даже не надейся, что они назовут тебя.       — Здесь тебя уж точно не будут восхвалять.       — Чувак, меня за одно лишь имя можно назвать неотразимым героем, — с гордостью отвечает Терренс.       — Ар-р-р, блять! — раздраженно рычит Эдвард. — Только пришел в себя, а уже вызываешь у меня желание треснуть тебя тапком по морде!       — Да уж… А я-то наивно думал, ты будешь визжать от радости. Набросишься на меня с объятиями и словами о том, что ты всем сердцем обожаешь своего братика.       — А ты поменьше думай. Иначе голова взорвется.       — Да уж… — со скрещенными на груди руками скромно хихикает Даниэль. — МакКлайфы в своем репертуаре.       — Ага, слабость слабостью, но корону на голове Терри носит всегда, — по-доброму усмехается Питер.       — Король остается королем даже в постели, — с хитрой улыбкой гордо сообщает Терренс и слегка оттягивает больничную рубашку, что на нем надета. — Даже в этой дешевой рубашке.       — Твоя болезнь – это единственное, почему твоя башка пока останется цела, — уверенно отвечает Эдвард.       — И я люблю тебя, братик.       Терренс хлопает Эдварда по голове и немного лохматит ему волосы, а тот резким движением убирает его руку и быстро приводит прическу в порядок.       — Так ладно, шутки шутками, но я так и не услышал, как вы трое выбрались из той глуши, — спокойно говорит Терренс.       — На своих ногах, — уверенно отвечает Питер.       — Я серьезно.       — И я серьезно. Мы сами выбрались. Договорились, что Эдвард и Даниэль останутся с тобой и Кэссиди, а я пойду искать твою машину.       — И ты не потерялся?       — Нет, я быстро добрался до твоей старушки. Да и оказалось, что мы ушли не так уж далеко. С картами на телефоне было проще.       — Значит, вы сами добрались до больницы?       — Не совсем, — спокойно говорит Даниэль. — После того, как Питер ушел, к нам приехали полицейские и врачи.       — Так значит, мистер Джонсон все-таки нашел нас?       — Нашел, — кивает Эдвард. — Правда к тому моменту мы уже позабыли про него. Точнее, я забыл, что звонил ему.       — И это здорово помогло нам, — отмечает Даниэль. — Иначе бы нам самим пришлось добираться до больницы с двумя жертвами. Точнее, с тремя, считая еще и Роуза, у которого была порезана рука.       — Эй, а что с моей машиной? Она здесь?       — Я отогнал твою тачку к тебе домой и отдал ключи Ракель, — отвечает Эдвард.       — Хорошо, спасибо большое.       — Не беспокойся за свою старушку, — уверенно говорит Питер. — Она в надежном месте.       — Я понял. — Терренс быстро прочищает горло. — А что насчет Уэйнрайта? Его поймали?       — Уэйнрайт мертв, — сообщает Даниэль. — Умер пару часов назад.       — Что? — округляет глаза Терренс. — Мертв?       — Этот тип сам себя убил, когда нанюхался наркоты и спрыгнул с высоты. Он получил серьезные травмы всего тела, несовместимые с жизнью, а наркота еще больше все усугубила. К тому же, Уэйнрайт смешивал их… Вот и получился… Коктейль Молотова…       — Вот как… — Терренс замолкает на несколько секунд, чтобы принять эту информацию. — Значит… Он получил по заслугам?       — Получил, — кивает Питер. — С этим типом покончено.       — И я думаю, это справедливо, — спокойно добавляет Эдвард. — Если бы он остался в живых после того, как угробил стольких людей, я бы был возмущен.       — Значит, девчонкам теперь не угрожает опасность? — заключает Терренс.       — Типа того. Они могут спать спокойно. Особенно Наталия.       — Кажется, я начинаю понимать, почему она такая веселая и бодрая.       — Да, только было бы куда круче, если бы она забыла о том, что этот тип сделал с ней. И не думала о том, что все могло быть еще хуже…       — Не только она, — с грустью во взгляде выдыхает Даниэль. — Кэссиди тоже должна забыть этот кошмар… Я не хочу, чтобы из-за этого ублюдка вся ее жизнь пошла под откос.       — Обидно, что она вообще связалась с этой дрянью… — отмечает Питер. — Ее жизнь только начинается, но эта девочка потратила большую часть на наркоту и… Страдала по вине этого извращенца Уэйнрайта…       — Плохая компания, Питер… Ее уговорили принять травку, а потом она перешла на более сильные наркотики.       — Ты не знал это? — слегка хмурится Терренс.       — Нет. Мы с мамой узнали об этом от кое-каких девочек, знакомых Кэссиди. Они увидели, что моя сестра употребляла наркоту и сообщили об этом матери. Она сказала мне и потом устроила ей скандал. Но было слишком поздно, потому что Кэсс уже пристрастилась к наркотикам.       — А отец? — удивляется Питер.       — Отец в то время уже умер. А мама покинула нас спустя почти полгода.       — А как Кэссиди вообще связалась с Уэйнрайтом? — спрашивает Эдвард.       — Один из друзей Кэсс знал этого типа и вскоре свел ее с ним. После чего она начала доставать наркоту через него. Крала деньги из дома или клянчила их у матери. А иногда моя сестра брала какие-то вещи и продавала их. Например, она перетаскала много маминых украшений. Они стоили огромных денег… Ну а когда мать перестала давать ей деньги, то Кэссиди какое-то время брала наркоту у Уэйнрайта в долг. Но вскоре ему это надоело. Он сначала потребовал денег, а потом… Согласился забыть о долге, заставив ее осуществить все его грязные фантазии…       — Вот подонок! — раздраженно возмущается Эдвард. — Гореть этой суке в аду!       — И то Кэсс не помнит половину, ибо Уэйнрайт колол ей что-то, от чего она либо спала, либо мало что соображала. Но остальное она помнит… Очень хорошо.       — Бедная девочка… — с ужасом в глазах качает головой Питер.       — Надо было отрезать этому мудаку яйца сразу после рождения, — более низким голосом говорит Эдвард. — А если бы он сделал что-то подобное с Наталией, Уэйнрайт подох бы намного раньше.       — Я очень рад, что его конец стал именно таким, — уверенно признается Даниэль. — Жаль, конечно, что я не успел написать на него заявление. Его дело закрыто в связи со смертью. Но это лучшее наказание. И самое справедливое.       — Только жаль, что Кэссиди уже не вернет те года, которые она потратила на употребление этой дряни, — задумчиво говорит Питер.       — Но еще не все потеряно. Она может вернуться к нормальной жизни, хотя ей и придется лечиться всю свою жизнь.       — Кстати, а у нее всегда были короткие волосы? — интересуется Эдвард.       — Нет, у нее были длинные шикарные волосы, которые она всегда завязывала в хвосты и пучки. Но Кэсс сказала, что Уэйнрайт отрезал их. Не спрашивайте, зачем, но это были ее слова. И то сейчас они еще отрасли, а некоторое время назад у нее была мальчишеская стрижка.       — Волосы отрастут, — с грустью во взгляде уверенно отмечает Терренс. — Главное, чтобы она забыла все то, что ей пришлось пережить.       — Я понимаю, что ей было тяжело пережить смерть родителей. Но и мне было нелегко. И я не стал нюхать всякую херню.       — Ты же сам сказал, что виновата плохая компания, — напоминает Эдвард.       — Она связалась-то с ними, потому что влюбилась в какого-то парня. Ее предупреждали, чтобы она не начала общаться с теми ребятами, но Кэсс никого не слушала. Моя сестра хотела казаться взрослой и не любила общаться с ребятами своего возраста. Предпочитала общение с людьми постарше.       — Да, никому не пожелаешь пережить такое… — с грустью во взгляде говорит Питер. — Никому… А тем более такой юной девочке, как Кэссиди.       — И самое главное – следить за тем, чтобы она больше никогда не пыталась пробовать это дерьмо, — отмечает Даниэль. — Все лечение пойдет насмарку, если Кэссиди возьмется за старое.       — Я думаю, что не возьмется, — предполагает Эдвард.       — Будем надеяться.       В воздухе на несколько секунд воцаряется пауза, во время которой каждый думает о чем-то своем, вроде бы чувствуя облегчение, а вроде бы и не желая громко вопить от радости.       — Ладно, и что теперь? — неуверенно спрашивает Терренс. — Что будем делать дальше?       — Лично я буду заботиться о Кэссиди, — без эмоций пожимает плечами Даниэль. — Я должен выполнить обещание, которое дал отцу и матери. Перед смертью они оба просили меня позаботиться о малышке Кэсс и не бросать ее. Возложили на меня ответственность, с которой я не справился. Точнее, не хотел брать ее на себя. Я был еще совсем сопливый… Хотел гулять с друзьями, встречаться с девчонками и развлекаться. Мне была не нужна мелкая сестра. Но тут меня заставляли становиться для нее нянькой и подтирать ей ротик. Лишь сейчас я отношусь к этому более ответственно. Я вырос и не нуждаюсь в том, что было для меня словно воздух несколько лет назад.       — Я рад, что ты это понимаешь. Все-таки Кэссиди – твоя младшая сестра. Твоя кровь и плоть. И единственная, кто у тебя остался из семьи.       — Знаю, что сейчас наступит тяжело время для меня и нее. Лечение от наркозависимости будет долгим и непростым. Но я готов пройти через все это. А раз и Кэссиди согласна, то должно быть чуточку легче. Если бы я насильно запихнул сестру в клинику, это было бы все равно что бороться со львом. Который в любом случае сожрет тебя с потрохами. Особенно если он агрессивен и возбужден.       — Это верно.       — А что будешь делать с Анной? — неуверенно спрашивает Эдвард. — Нужно решать, что делать…       — А что я могу сделать? — пожимает плечами Даниэль. — Анна игнорирует меня. Не хочет разговаривать и делает вид, что не замечает меня. Я для нее невидимка.       — О, чувак, если она узнает, что ты изменил ей с той иностранкой, то вашим отношениям точно придет конец, — уверенно отвечает Терренс.       — Она уже знает, — признается Эдвард.       — Знает?       — Оказалось, Анна была в курсе, — признается Питер. — И именно поэтому она ушла из дома Даниэля.       — Но откуда?       — Видела, как Бланка поцеловала меня, — спокойно говорит Даниэль, опустив взгляд вниз. — Хотела зайти ко мне в палату в один из тех дней, но там была эта мерзавка. Вот Анна и увидела нас вместе.       — Ну и дела… — качает головой Терренс. — Не думал, что она все это время знала про Бланку.       — И узнала даже раньше нас всех, — добавляет Эдвард.       — О, я боюсь представить, что будет, если Анна узнает о том, что эти голубки чуть не переспали, — уверенно говорит Питер.       — Что? — широко распахивает глаза Терренс, удивленно уставившись на Даниэля. — Так ты еще и покувыркался с этой девицей?       — Нет, до секса дело не дошло! — приподнимает руки Даниэль. — К счастью!       — Ага, а если бы дошло, то ты бы сидел и боялся, что в один прекрасный день иностранка сказала бы, что ждет от тебя ребеночка, — уверенно говорит Эдвард.       — Типун тебе на язык, придурок! Клянусь, я бы повесился, если бы стал папашей ее ребенка!       — Да, мужик, ты влип по полной, — громко хихикает Терренс. — И даже если бы Анна не видела вас вместе, она бы в любом случае все узнала.       — Знаю… — хмуро бросает Даниэль. — И ненавижу себя за это…       — Ты же не надеешься, что Анна легко простит тебя и будет с тобой, ведя себя так, будто ничего не случилось?       — Даже не пытаюсь. — Даниэль скрещивает руки на груди, отведя взгляд в сторону. — Я пытался поговорить с ней, когда она пришла сюда. Но Анна была очень холодна со мной и дала понять, что не хочет со мной разговаривать. И сказала всем, что увидела, как я целовался с Бланкой.       — Эй, погоди! — приподнимает руку Терренс. — Анна была здесь?       — Ну да, — пожимает плечами Питер. — Все эти два дня она была с нами в больнице. И действительно ни разу не заговорила с Даниэлем.       — Но как она узнала, что вы были здесь?       — Анна хотела поехать к тебе и Ракель домой в тот день, когда мы боролись с Уэйнрайтом. Правда ее встретили служанки, которые и сказали ей, что тебя увезли в больницу.       — Значит, она объявилась…       — И если честно, мы все были в шоке, когда увидели, что с ней произошло, — признается Эдвард.       — Все настолько плохо?       — Ужасно! Ты бы видел, какой она стала! Измученная, бледная, напуганная, неуверенная в себе… Буквально говорить боялась!       — Значит, мы были правы в том, что над ней кто-то издевается? — с ужасом в широко распахнутых глазах заключает Терренс.       — Похоже, что да. Анна как будто постоянно плачет, потому что у нее красные и опухшие глаза. Она все время вздрагивает, когда кто-то неожиданно подходит к ней или начинает говорить. За эти два дня мы ни разу не увидели ее улыбающуюся и более-менее радостную.       — Твою мать… Неужели это тот тип так довел ее?       — Какой еще тип? — сильно хмурится Даниэль.       — Ах да, Даниэль, мы должны рассказать тебе кое-что про Анну, — уверенно отвечает Эдвард. — Дело очень серьезное. Если мы не примем меры, она может серьезно пострадать.       — О чем вы говорите, ребята? И вообще… — Даниэль резко встряхивает головой. — Может, хоть вы объясните мне, что происходит? Я разговаривал с девчонками в кафетерии, и они утверждают, что Анна связалась с насильником.       — Это правда, Даниэль, — с грустью во взгляде кивает Питер. — Анна проводит время с каким-то мужиком, который постоянно издевается над ней!       — Что? Какой еще мужик? Откуда он взялся?       — Он оскорблял, унижал и даже избивал ее. Я не знаю точно, кем он ей приходится, но мы с ребятами подозреваем, что это тот самый тип, за которого Анна могла выйти замуж.       — Замуж? — широко распахивает глаза Даниэль. — Ее родители хотели выдать свою дочь замуж за того, кто бьет ее?       — Возможно, они не знают этого, — предполагает Эдвард. — Насильники ведь не станут себя раскрывать и будут вести себя как ангелы. И заставлять жертву молчать.       — Значит, они под шумок решили попробовать еще раз выдать ее замуж?       — Возможно, что и так, — кивает Питер. — Тот тип как раз упоминал о том, что собирается жениться на ней, независимо от ее желания.       — О, черт… — Даниэль замолкает на пару секунд, проводя руками по лицу. — Вот почему она так изменилась… Все это многое объясняет.       — Ее срочно нужно спасать, — с грустью во взгляде говорит Эдвард. — А иначе мы потеряем подругу. Неизвестно, что этот ублюдок сделает с ней сегодня или завтра. Анна в большой опасности.       — Секунду, парни, давайте обо все по порядку. Что вообще произошло с Анной? Расскажите поподробнее!       — Я узнал об этом еще в тот день, когда ты послал нас всех подальше, — признается Питер, сложив руки перед собой. — Анна была в торговом центре с тем самым мужиком. На людях они вели себя спокойно, как будто ничего не происходит. Но стоило им оказаться там, где никого не было, как этого ублюдка понесло.       — Твою мать… — с ужасом в глазах произносит Даниэль. — Но почему? Что она ему сделала?       — Вот именно что ничего! Его злило лишь то, что она начала спорить и кричать на него. Хотя он бесился и тогда, когда Анна была покорной и делала все, что он говорил. Ему не нравилось ничего, что касается ее. Буквально бесит то, что она вообще дышит!       — Он может быть как Уэйнрайт: какая-то девушка обидела его, и он обозлился сразу на всех, — предполагает Эдвард. — А может, перед глазами этого отморозка был подобный пример. И это выставлялось как что-то нормальное. Ублюдками не рождаются, ублюдками становятся.       — Неужели тот тип и правда – Юджин Уэйнрайт номер два? — недоумевает Даниэль, обхватив рукой горло и медленно выдохнув. — Будет дубасить Анну, да еще и в постель затащит против ее воли? Чем-нибудь напоит, разденет и будет трахать?       — Кто знает, — пожимает плечами Терренс. — В любом случае мы должны что-то сделать. Нельзя пускать это дело на самотек. Жизнь Анны находится в опасности, и она может пострадать куда серьезнее Наталии или Кэссиди.       — Но как?       — Нам нужна твоя помощь, — уверенно говорит Эдвард. — Мы бы и раньше приняли меры, но без твоей помощи это было невозможно.       — Но чем я могу помочь?       — Ты знаешь, где живут ее родители, — напоминает Питер. — Нам нужно срочно связаться с ними и рассказать про этого ублюдка. Подскажи, как нам найти их. Хотя бы отца Анны. Она ведь общается только с ним.       — Простите, парни, но я не знаю, где живет ее отец, — с грустью во взгляде качает головой Даниэль. — Насколько я знаю, отец и мать Анны продали ту квартиру, в которой они жили раньше. Он купил себе одну квартиру, а она нашла другую.       — Но ведь у тебя должен быть адрес этого мужика! — восклицает Терренс.       — Увы, только Анна знала его. Я ни разу не был в его новой квартире.       — В любом случае мы должны поговорить с ее родителями, — спокойно отвечает Питер.       — Да, но, к сожалению, я не могу вам помочь. И сам ничего сделать не могу.       — И если честно, я не понимаю одно: если Анна – жертва того отморозка, и он контролирует каждое ее действие, то как она осмелилась прийти сюда? Да тот мужик наверняка прибьет ее, если узнает об этом!       — Верно… По идее, она буквально должна сидеть на цепи как собака и выполнять его команды.       — Ничего, ребята, мы с этим разберемся, — уверенно отвечает Эдвард. — Может, нам даже удастся объединиться с ее родителями ради спасения их дочери от очередного ублюдка, который должен гореть в аду.       — Может, нам сначала поговорить с мистером Джонсоном? — неуверенно предлагает Даниэль.       — Мы уже разговаривали с ним, в любом случае нужны доказательства, — спокойно отвечает Терренс. — На словах нам никто не поверит. А мы ничем не можем доказать эти обвинения.       — И эта падла точно выкрутится, если ему предъявят обвинения на основании одних лишь слов, — добавляет Эдвард. — В итоге мы окажемся лжецами.       — Но мы должны что-то сделать! — чуть громче говорит Даниэль. — Нельзя оставлять это дела без внимания! Я точно не оставлю! И меня не волнует, что думает Анна.       — Пока что мы можем лишь поговорить с ее родителями, — отвечает Терренс. — Возможно, они расскажут нам что-то интересное про этого ублюдка.       — Эй, Даниэль, а разве у тебя нет телефона ее отца? — уточняет Эдвард. — Может, он написан в записной книжке? Анна точно его туда записывала! Возможно, там же есть и его новый адрес!       — Не знаю, я ни разу не звонил ему. Но я попробую проверить записную книжку. Возможно, там и правда есть какая-то запись.       — Или просто ожидай визита отца Анны к тебе домой, — уверенно говорит Питер. — Наверняка, он знает про твою измену со слов своей дочери и захочет поговорить об этом.       — Да, чувак, он может вскоре заявиться к тебе, — добавляет Эдвард. — Анна была здесь и увидела, что ты все помнишь. Значит, она может рассказать обо всем своем отцу.       — Знаю, — без эмоций произносит Даниэль и уверенно смотрит на своих друзей. — И я готов. Рано или поздно мне придется все ему объяснить. Но даже если я не смогу убедить отца Анны в том, что не хотел изменять, это не заставит меня отказаться от желания защитить ее.       — Но будь готов, что тебя не погладят по головке с приятными словами, — отмечает Терренс. — Анна сильно обижена и могла здорово приврать, чтобы выставить тебя еще большим ублюдком. Лично я уже проходил через это. Когда Рэйчел наговорила про меня кучу всякого дерьма.       — Я ни на что и не надеюсь. Я буду делать все, что нужно, не ради хороших слов. А ради того, чтобы моя совесть была спокойна. Если я ничего не сделаю, зная, что Анна в беде, то не прошу себе этого.       — В любом случае ты всегда можешь рассчитывать на нашу помощь.       — Я знаю… — Даниэль бросает легкую улыбку. — Спасибо, ребята.       Пока в воздухе на пару-тройку секунд воцаряется пауза, Даниэль с грустью во взгляде вспоминает то, как Анна заявила ему о расставании и влепила пощечину после того, как он поцеловал ее.       «Я сделаю все, чтобы помочь Анне… Чтобы доказать ее отцу, что я не хотел изменять ей. Я не брошу ее в беде. Если этот ублюдок хоть пальцем тронет ее, он пожалеет об этом.»       — Слушай, старик, ну ты совсем-то духом не падай, — спокойно говорит Терренс. — Я понимаю, что тяжело, но ведь из любой ситуации можно найти выход.       — Только не в моем случае, — низким голосом произносит Даниэль. — Анна не хочет ни видеть, ни слышать меня. Не вспоминает все то, что между нами было. Эта девушка думает лишь об одном – о моем поцелуе с Бланкой.       — Она злится, — объясняет Питер. — Ревнует. Будь ей плевать на тебя, Анна никак не отреагировала бы на твою выходку. Ей было бы плевать, даже если бы ты перецеловал всех девушек на своем пути.       — Вот именно! — восклицает Терренс. — Сейчас она неспособна думать трезво и анализировать ситуацию. Понять, что измена произошла не потому, что она чего-то тебе не додала, или потому, что ты не любил ее.       — Обидно, когда ты говоришь правду, а тебе не верят.       — Просто дай ей время немного успокоиться, — предлагает Эдвард. — А может, Анна будет в таком отчаянии, что забудет об обиде и попросит тебя защитить ее от того мудака. Она не будет вечно терпеть его унижения и когда-нибудь захочет выбраться из этого ада.       — Попросит или нет – мне все равно, — уверенно отвечает Даниэль. — Этот отморозок дорого заплатит за то, что посмел причинить вред этой девушке.       — Он может быть куда опаснее Уэйнрайта, — отмечает Терренс.       — По хер. Я не трус и не собираюсь прятаться. Уэйнрайт уже заплатил за то, что причинил вред моей сестре, а теперь пришло время той твари, которая издевается над Анной.       — Будем надеяться, когда-нибудь она это оценит и поблагодарит тебя, — выражает надежду Эдвард.       Даниэль ничего не говорит и лишь бросает мимолетную улыбку. После чего он на пару секунд о чем-то задумывается и вдруг задается вопросом, на который так и не получил ответа.       — Секунду, я чего-то не понял… — слегка хмурится Даниэль и подозрительно смотрит на Питера, Эдварда и Терренса. — А откуда вы вообще знайте про того мужика? Питер… Ты сказал, что узнал об этом первый.       Питер нервно сглатывает и поджимает губы, понимая, что теперь вынужден признаться в том, что он не заступился за Анну, и может навлечь на себя гнев Даниэля.       — Да… — неуверенно произносит Питер, крепко сцепив пальцы рук и бросив на них короткий взгляд. — Я узнал это первым и… Все рассказал ребятам.       — Откуда? — спрашивает Даниэль. — Откуда тебе известно, что над Анной издевался какой-то тип?       — Э-э-э…       — Ты явно чего-то недоговариваешь. Складывается впечатление, будто ты хочешь что-то от меня скрыть.       — Послушай, Даниэль…       — Отвечай на вопрос, Роуз! — раздраженно прикрикивает Даниэль и резко соскакивает с койки, пока Терренс и Эдвард напряженно переглядываются между собой. — Выкладывай все, о чем ты хочешь промолчать!       Перед тем, как что-то сказать, Питер бросает неуверенный взгляд Эдварду и Терренсу, которые уверенно кивают, как бы давая понять, что лучше рассказать правду.       — Я видел это, — тихо признается Питер, опустив взгляд на сложенные перед собой руки. — От начала до конца…       — Уже что-то, — низким голосом произносит Даниэль и скрещивает руки на груди. — Вот и рассказывай, что ты увидел.       — В тот день я был в торговом центре… — начинает тихо говорить Питер, нервно одергивая кусочек бинта на травмированной руке. — Был с Джессикой… Мы поговорили и попрощались. Я немного прогулялся по торговому центру и увидел Анну, сидящую на скамейке напротив какого-то магазина. Подошел к ней и попытался узнать, почему она не разговаривает с нами… Но так и не смог получить от нее ответ. Ну а потом к нам подошел тот самый тип. Он мне сразу не понравился, и я видел, что Анна боялась его. Когда он обнял ее, она сильно испугалась, но делала вид, что все хорошо. Но было видно, что ее улыбка была фальшивая. Этот тип представился возлюбленным Анны, а она это не отрицала. И я тогда реально охренел… Был в шоке от того, что она решила встречаться с тем мужиком, от которого так и веяло сплошным негативом. Ну а потом они с Анной попрощались со мной. Я постоял немного и пошел на парковку. И… Вскоре вновь увидел Анну с тем типом. Который показал себя во всей красе…       Питер замолкает на пару секунд, крепко сцепив пальцы рук и немного тяжело дыша.       — Он начал орать на нее. Был в бешенстве от того, что она заговорила со мной. Мол, у нее нет на то право. Анна пыталась оправдаться, но в ответ получила еще большую порцию унижений. Что она уродливая, бездарная, бестолковая… Тот тип критиковал ее за то, что она вообще родилась женщиной. Он терпеть не может девушек и женщин и не считает их за людей… В какой-то момент он со всей силы ударил Анну по лицу… Так слово за слово – и тот тип начал жестоко избивать ее… Анна умоляла его остановиться, но его это только больше злило. Он остановился лишь пару минут спустя. Ну а после этого он силой запихнул в машину и свалил с парковки.       Даниэль молча слушает все это от начала до конца, внимательно вникает в каждое слово и начинает довольно часто дышать, чувствуя, как внутри него все стремительно закипает.       — Нет слов… — низким голосом произносит Даниэль. — У меня просто нет слов…       — Это правда, Даниэль, — неуверенно подтверждает Терренс. — Тот тип избивал Анну на глазах у Питера.       — Он попросил нас собраться все вместе в тот же день и рассказал об этом, — добавляет Эдвард.       — И… — крепко сжимает руки в кулаки Даниэль. — Ты… Наблюдал? Наблюдал за всем этим со стороны?       — Спрятался за свою машину и наблюдал. Его тачка недалеко от моей. Так что… Я мог все видеть и слышать.       — И ты ничего не сделал? Не помог Анне? Не заступился за нее? Не увел подальше от того ублюдка?       — Нет… — резко выдыхает Питер. — Я ничего не сделал… Просто стоял и смотрел…       Даниэль медленно выдыхает и прикладывает руку ко лбу, напрягая все свои мышцы и едва сдерживая желание что-то сделать с Питером.       — Ахереть… — очень низким голосом произносит Даниэль и крепко сжимает руки в кулаки, пока его дыхание заметно учащается. — Просто ахереть…       — Спокойно, Даниэль, спокойно, — пытается успокоить Эдвард. — Не нервничай. Расслабься.       — Значит… — Даниэль бросает хмурый взгляд на Питера. — Пока эта больная сука избивала мою девушку, ты, блять, стоял в сторонке и наблюдал за всем этим?       — Я испугался, — неуверенно признается Питер. — Побоялся связываться с этим ублюдком. Он мог размазать меня по стенке.       — Это не оправдание, Роуз! — холодно бросает Даниэль. — Не оправдание твоей трусости!       — Да, я трусил! Испугался, что этот отморозок убьет меня. Он сам сказал Анне, что если бы я заступился за нее, то мне пришел бы конец. Мой труп был бы закопан где-нибудь в земле.       — Как ты мог? Как? Как мог стоять спокойно на то, что на твоих глазах избивали слабую девушку? Мою девушку!       — Нет, я был спокоен! Я просто ахренел! Это был первый случай, когда мужик избивает девушку на моих глазах. Я никогда прежде не видел ничего подобного!       — И что? — громко возмущается Даниэль, активно жестикулируя. — Надо было позволять и дальше позволять этому мудаку дубасить девушку?       — Мне очень жаль, Даниэль, — с жалостью во взгляде говорит Питер. — Да, это было очень подло с моей стороны, но я не хотел, чтобы все так закончилось.       — А ты не жалел, когда Анна страдала? Не жалел, когда бедняжка терпела все те унижения и побои?       — Во всем виновата трусость. Страх не справиться с таким опасным человеком.       — Да, Роуз… — качает головой Даниэль, расставив руки в бока. — Не ожидал я от тебя такой подлости… Вот как ты, значит, относишься к Анне… Относишься ко мне!       — Я всегда прекрасно относился к Анне и считал ее своей близкой подругой.       — Но почему не заступился за нее?       — Потому что струсил!       — Эй, ребята, только не надо ссориться, — вмешивается Терренс.       — А разве я не прав? — удивляется Даниэль и бросает взгляд на Терренса и Эдварда. — Роуз стоял в сторонке и молча наблюдал за тем, как Анну избивает какой-то ублюдок! Как я должен, блять, на это реагировать?       — Слушай, мы знаем, что это было подло со стороны блондина, и уже осудили его, — спокойно отвечает Эдвард. — Но он хотя бы честно во всем признался и не стал ничего скрывать.       — А если бы он не заступился за ваших девчонок? Если бы Ракель или Наталию дубасил какой-то ублюдок, а Роуз увидел бы это, но ничего не сделал?       — Конечно, были бы возмущены! Мы прекрасно тебя понимаем и ни в коем случае не защищаем блондина.       — Пожалуйста, Даниэль, пойми меня, — с жалостью во взгляде тихо умоляет Питер. — Хотя бы постарайся. Я не хотел делать ничего плохого. Просто я оказался трусом. Трусом, который не смог сделать то, что он должен был сделать.       — Замолчи, Роуз! — резко приподнимает руку Даниэль. — Ни слова больше! Если ты и дальше продолжишь оправдывать свой омерзительный друг, то точно пожалеешь.       — Я не оправдываюсь, а говорю правду.       — Знаешь… Я оказался прав, когда однажды назвал тебя трусливым. Ты – трус. Трус, который боится посмотреть опасности в глаза.       — Я не могу возражать. И говорить, что это ложь.       — Бедная Хелен… Наверняка ты и с ней поступишь точно также, если какая-то тварь будет покушаться на нее.       — Нет, Даниэль, ты ошибаешься! Я никогда не…       — Я-то думал, ты намного смелее. Но это не так. Ты трусливая псина, которая нашкодничала и сбежала. Из-за таких, как ты, страдают миллионы девушек!       — Говори что хочешь. — Питер переводит взгляд на свои руки. — Я не стану спорить…       — Молчать и слушать – это лучшее, что ты сейчас можешь сделать, — холодно бросает Даниэль и делает два шага назад, качая головой. — И я даже не знаю, как мне теперь с тобой общаться.       — Твое право.       — Лучше заткнись, если не хочешь вывести меня из себя. И вообще, я сваливаю отсюда. Видеть тебя не желаю! — Даниэль подходит к столику рядом с койкой и берет бутылку с водой, которую он поставил после того, как зашел в палату.       — Даниэль… — неуверенно произносит Питер. — Даниэль, пожалуйста…       — И не смей за мной ходить, — резко отрезает Даниэль. — Увижу в метре от себя – размажу по стенке.       — Послушай меня…       — ЗАТКНИСЬ! — прикрикивает Даниэль, резко приподняв руку и сжав ее в кулак. — Заткнись… А иначе я врежу тебе.       — Чувак, не надо… — качает головой Терренс.       — Прости, Терренс, но я зайду к тебе чуть позже. Когда его здесь не будет.       Даниэль быстрым шагом подходит к двери, раскрывает ее и покидает палату, едва держа себя в руках. Терренс, Эдвард и Питер провожают его грустным взглядом, а последний, резко выдыхая, проводит руками по своему лицу.       — Да уж… — задумчиво произносит Питер. — Я думал, все будет еще хуже…       — Ты должен был во всем признаться, — спокойно говорит Эдвард. — Он все равно узнал бы правду.       — Молодец, что не стал оправдываться, — добавляет Терренс. — Это вывело бы его из себя. В данной ситуации честное признание было лучшим решением.       — Я и не могу ничего сказать в свое оправдание, — пожимает плечами Питер. — Был лишь один выбор: рассказать всю правду и ждать его реакции. И я был уверен, что он разозлится и набросится с кулаками.       — Перкинс был на грани. Не знаю, что его сдержало, но тебе крупно повезло.       — Что бы Даниэль ни сделал и ни сказал, он будет прав. Я не имею права обижаться и говорить, что все это несправедливо. Все как раз справедливо…       — В любом случае пока что не трогай его, — советует Эдвард. — Пусть он успокоится. Ты сделаешь только хуже, если будешь бегать за ним и оправдываться.       — Я и не собираюсь, — пожимает плечами Питер. — Я сказал то, что должен был, а он пусть решает.       — Только ты не расстраивайся, — спокойно говорит Терренс. — Мы все тоже были недовольны. То есть… Мы и сейчас недовольны, но ценим то, что ты сказал правду.       — Все в порядке, ребята, я был готов к конфликту. Хотя ожидал, что Перкинс тут же придушит меня.       — Видно, что он хотел, но изо всех сил сдержался. Не знаю… Может, не хотел ругаться в больнице… В палате…       — Ничего, все нормально. Что сделано, то сделано.       — А может, Перкинс понимает, что он и сам не святой и поэтому решил промолчать, — предполагает Эдвард. — Измена – это тоже ужасно. Это больной удар. Только моральный.       — Это верно.       — Лично я никогда не одобрял измены, но в этом случае мне правда жаль его. В трезвой памяти он такого бы не сделал.       — По крайней мере, он не готов сдаться и сказал, что будет делать все, что в его силах, — пожимает плечами Питер.       — Да, есть шанс, что мы можем помочь Анне, — кивает Терренс.       — И почему-то я уверен, что между ними не все кончено. У них есть еще шанс помириться. Не факт, что это случится скоро, но где-то в будущем ситуация может улучшиться. К тому же, решение об окончании отношений приняла Анна, а не она и Даниэль.       — И она точно оценит все, что он сделает ради нее. Даже если Анна скажет, что ей плевать, Сеймур все равно возьмет это на заметку.       — Самое лучшее, что может сделать Даниэль, – это спасти Анну, — уверенно отвечает Эдвард.       — У Даниэля появился шанс поиграть в героя и показать, на что он готов пойти ради нее, — отвечает Питер.       — Только что будет после того, как тот тип будет пойман? Будет ли Анна общаться с нами?       — Возможно, после этого Анна будет общаться с нами. Но сейчас вряд ли. Она побоится.       — Однако то, что она приходила сюда эти дни, меня реально удивляет.       — Не удивлюсь, если она делает это в тайне, — уверенно отвечает Терренс.       — Или считает, что ей нечего терять, — предполагает Питер. — Мол… Тот мужик все равно будет дубасить ее. И за то, что она говорит, и за то, что она молчит.       — Думаю, ты прав, — кивает Эдвард. — Анна в любом случае будет страдать…       Тишина снова воцаряется в воздухе на несколько секунд, во время которой все трое с грустью во взгляде переглядываются между собой.       — Ладно, ребята, наверное, я тоже немного пройдусь… — неуверенно говорит Питер. — Хочу немного побыть один… Привести мысли в порядок…       — Только не вздумай искать Даниэля, — советует Терренс.       — Нет-нет, я считаю, что нам лучше пока не разговаривать. Если увижу где-то вдалеке – пойду в другую сторону.       — И да, если увидишь мистера Кэмерона и Алисию, позови их сюда, — просит Эдвард. — И отца с матерью тоже. Если они приедут.       — Ладно. — Питер хлопает Терренса и Эдварда по плечу. — Не скучайте, ребята. Думаю, вам есть, о чем поговорить.       Питер медленно встает с больничной койки и спокойно покидает палату, закрыв за собой и оставив Эдварда с Терренсом, которые переглядываются между собой.       — Все нас кинули, — скромно усмехается Эдвард, присев напротив Терренса.       — Ничего, набьют животы и вернутся, — предполагает Терренс.       — Интересно, как долго Перкинс будет злиться на Роуза за то, что он не заступился за Анну?       — Если блондин не будет его беспокоить, то наш бывший парень в беспамятстве быстро успокоится. И простит хотя бы ради честности.       — В любом случае Пит – молодец. Не стал юлить и честно все рассказал. Признание собственной слабости или трусости под силу только мудрому и достойному человеку.       — Просто понимал, что это лучшее, что он может сделать. Да, он поступил плохо. Повел себя как мальчишка, который наблюдает за тем, как кто-то избивает слабого. Но давай будем хотя бы ценить его честность.       В воздухе на пару-тройку секунд воцаряется пауза, во время которой мимо палаты проходят несколько незнакомых людей.       — Кстати, хорошо, что здесь никого нет, — спокойно говорит Терренс. — Я хочу поговорить с тобой кое о чем.       — Ну валяй, — пожимает плечами Эдвард.       — Ребята сказали, ты винишь себя в том, что со мной произошло.       — Да, я переживал. — Эдвард на секунду переводит взгляд на свои руки. — И хотел быть на твоем месте. Хотел, чтобы все было справедливо.       — Я ведь просил тебя ни в чем себя не винить.       — Знаю, но ведь все это произошло по моей вине. Из-за того, что я втянул тебя и парней в это дело.       — Мы пошли на это добровольно. Неужели ты реально думал, что мы могли бы бросить тебя и позволить идти за Уэйнрайтом одному?       — Я понимаю, почему ты пошел на это, и не могу тебя осуждать. И искренне благодарен тебе за это. Твоя помощь была для меня очень кстати и… Я реально мог бы погибнуть, если вас с ребятами не было рядом. Уэйнрайт так загонял меня, что я буквально валился с ног от слабости. Но заставлял себя подниматься. Я не мог лежать и стонать от боли.       — А будь ты один, то вообще не смог бы подняться.       — Значит, так и должно было случиться. Я все это начал. И я должен был все это закончить. Пусть даже ценой своей жизни.       — Я все понимаю, брат, но тебе не в чем винить себя.       — Ты не должен был делать этого, Терренс. Зачем ты оттолкнул меня и позволил этому ублюдку вколоть тебе ту дрянь?       — Потому что хотел спасти тебя.       — Ты должен был спасать себя.       — Я знаю, что это было рискованно. Знаю, что мой поступок был в какой-то мере безрассудный. Но я должен был это сделать.       — Несправедливо, что ты сейчас здесь, на больничной койке, а я живой и здоровый.       — От того, что ты бы лежал здесь, ничего не изменилось. Все бы так же переживали. Только уже из-за тебя.       — Зато никто не сказал бы, что я виноват в том, что кто-то решил принести себя в жертву.       — Эдвард, пожалуйста, перестань мучить себя, — спокойно просит Терренс. — Ты ни в чем не виноват. Может, тебя и осуждают за безрассудство, но все понимают, что ты всего лишь хотел защитить Наталию и знать, что она может жить без страха встретить своего обидчика.       — Я просто должен был послушать тебя. Ты был абсолютно прав, а я оказался слишком упрямым и ослепленным желанием мести за свою невесту.       — Поверь, я бы тоже никого не слушал, если бы какая-то тварь посмела так обращаться с Ракель. Никто не был бы мне указом: ни ты, ни отец с матерью, ни друзья.       — Мне жаль, что все так случилось. Но я привык доводить начатое дело до конца и… Должен был покончить с этой историей. Даже если ее концом стала бы моя смерть.       — Нет, Эдвард, не говори о своей смерти, — качает головой Терренс.       — Я… Я начал нервничать, когда ты рассказал про тот ночной кошмар Ракель. Мне казалось, он и правда должен был сбыться… И… Еще больше испугался, когда мы все пошли за Уэйнрайтом. Меня начала преследовать мысль, что именно тогда все и случится. И я думал, что смогу избежать подобного конца, если сам стану жертвой.       — Признаться честно… — Терренс замолкает на пару секунд, чтобы нервно сглотнуть. — Я и сам начал об этом думать… Боялся, что тот кошмар сбудется… Особенно после того, как ты заявил, что пойдешь за Уэйнрайтом.       — Знаю, все это звучит как-то странно. Может быть, даже глупо… Но… Мне было больно от того, что Ракель боялась за тебя. Я пытался все изменить… Но… Похоже, что это был некий знак будущего… Знак того, что мы не можем изменить некоторые вещи.       — Все вело к тому, что кто-то должен был пострадать. И я принял эту роль на себя.       — Но ты ведь мог умереть.       — И я боялся. Боялся умереть и заставлять всех страдать. Но тот ночной кошмар помог мне смириться с этим и поверить, что те минуты были последними для меня. Но он не сбылся. — Терренс переводит взгляд на Эдварда и слегка улыбается. — А все благодаря тебе. Целый шприц мог убить меня, но Уэйнрайт вколол лишь половину. Ты быстро отреагировал.       — Тогда это было единственное, что я смог придумать, — неуверенно признается Эдвард. — Это произошло на автомате.       — Однако именно это и спасло меня, — отмечает Терренс и хлопает Эдварда по плечу. — Так что я не понимаю, как ты можешь винить себя в том, что произошло.       — Кто бы что ни говорил, я все равно виноват. Отец правильно сказал, что даже если мои намерения были благими, это не снимает с меня ответственности. И если бы ты погиб, то это осталось бы на моей совести.       — Но я же не погиб. Вот он я! Здесь!       — Для меня это огромное облегчение. Ведь я совсем не хотел терять своего брата.       — Как и я – своего. Я не знаю, что делал бы, если бы с тобой что-то случилось. Нет человека, которому я могу доверять так, как тебе. Есть то, что я не могу рассказать остальным. Но то, что могу рассказать тебе. С тобой я могу быть настолько откровенен, с кем еще никогда не был.       — Знаю, — скромно улыбается Эдвард. — Я и сам доверяю тебе больше, чем кому-либо. И знаю, что всегда могу рассчитывать на тебя. На своего лучшего друга. Который умеет меня утешить, успокоить и вселить надежду.       — В любом случае ты – молодец. Я считаю, что твое главное оружие в любой борьбе – это твоя хорошая реакция. Именно благодаря этому ты и сумел продержаться.       — Может быть. Хотя такого противника, как Уэйнрайт, трудно завалить в одиночку.       — Уверен, что ты бы справился с ним, если бы у тебя было достаточно сил.       — Я держался только лишь благодаря мыслям о близких. О том, что я не могу заставить их страдать.       — Определенно сильный мотиватор в любой ситуации.       — Верно… — Эдвард на секунду бросает взгляд на свои руки и с легкой улыбкой смотрит на Терренса. — Знаешь… Я уже поблагодарил Питера с Даниэлем за помощь, а теперь сказать то же самое и тебе. Огромное спасибо, Терренс. Без тебя я бы с этим не справился.       — Я пойду за тобой куда угодно. И совершу любую глупость, лишь помочь тебе.       — Прости, что я чуть не погубил тебя, — извиняется Эдвард, стыдливо смотря на Терренса. — Я не хотел ничего подобного. И не смог бы жить с мыслью, что мой брат погиб по моей вине.       — Перестань, брат, прошу тебя.       — Этот случай уже два дня не дает мне покоя. Даже если все пытаются меня успокоить, я чувствую, что виноват.       — Послушай, Эдвард… — спокойно произносит Терренс и берет Эдварда за руки, уверенно смотря на него. — Никто ни в чем тебя не винит и не будет. Я тем более не считаю тебя виноватым. Да, я понимаю, что тебе было тяжело, но все уже позади. Со мной все в порядке.       — Ты чуть не умер по моей вине уже во второй раз.       — Только не говори, что ты опять уйдешь в себя и спрячешься в своем коконе, не желая никого слышать и видеть.       — Я не вижу смысла все время жаловаться.       — Ты видишь смысл заставлять всех переживать?       — Я не скрываю свои эмоции и чувства. Но не хочу, чтобы все считали меня ноющей девчонкой.       — То есть, ты считаешь, что надо быть бесчувственным роботом?       — Я должен быть мужиком.       — Ты не рассказываешь сказки о подвигах, которые никогда не совершал. Ты просто идешь и делаешь. И тебе по хер, кто твой враг: старый хрыч Майкл или наркоман Уэйнрайт. Ты сделал многое для того, чтобы добиться справедливости, о которой так мечтал.       — Только она восторжествовала после стольких жертв.       — Боль и слезы – неизмененные спутники на пути к твоим целям. Но ты со всем справился. — Терренс хлопает Эдварда по плечам. — Гордись собой, приятель! Гордись тем, что ты такой смелый и решительный. Трус ни за что бы не стал вступать в борьбу с опасными людьми. Он спрятался бы за чью-то спину и дрожал как зайчишка. Однако ты поступил иначе. Ты пошел бороться. Пошел защищать любимую девушку.       — Я должен быть ее героем, о котором она мечтает.       — И с таким прекрасным защитником ей точно ничто не угрожает.       — Если бы не она, я бы ни за что не решился сражаться с этим типом, — пожимает Эдвард. — Которого – буду честен – до смерти боялся. Едва ли не так же, как и дядю Майкла.       — И я думаю, что… — Терренс замолкает на секунду и бросает взгляд в сторону. — Думаю, что Наталия может расценивать мой поступок и как благодарность.       — Как благодарность?       — Однажды эта девушка спасла мне жизнь. Была готова пожертвовать своей, лишь бы спасти меня. И я всю жизнь буду благодарен ей за это.       — Значит, ты сделал это еще и ради желания отблагодарить ее за?       — Пусть это будет моей небольшой благодарностью. Она не позволила Ракель убиваться тогда, а я не позволил Наталии убиваться сейчас.       — Однако ты здорово заставил всех понервничать, — с грустью во взгляде отмечает Эдвард. — Особенно Ракель. Мы думали, что у нее мог произойти нервный срыв.       — Знаю, — кивает Терренс. — Мне стыдно перед ней.       — Но теперь она наконец-то вспомнит о себе.       — Знаешь… Даже когда я прощался со всеми, у меня была вера, что мы вновь увидимся. Что я еще увижу Ракель… И… Отключался с желанием выжить ради нее.       — А ты не слышал ее голос, пока был без сознания?       — Слышал… — с легкой улыбкой кивает Терренс. — Слышал ее мольбу о возвращении… О свете, на который мне нужно идти…       — Возможно, ее присутствие помогло тебе вернуться к нам.       — Думаю, что Питер был прав, когда однажды назвал Ракель моим ангелом-хранителем. Когда мы живем счастливо, она всегда заставляет меня чувствовать себя живым и поддерживает во мне огонь. А когда я в отчаянии, эта девушка всегда рядом и… Делится своим светом… Своей любовью… Заботой… Частичкой себя…       — Тебе с ней повезло, — скромно улыбается Эдвард.       — Да и не только с ней, но и со всеми, кто меня окружает.       — Хоть случай был сложным, мы верили, что ты выживешь. Это было непросто, но мы ждали.       — И как видишь, я вернулся, — скромно улыбается Терренс.       — Да… Раз с тобой все хорошо, то… Я могу расслабиться.       — Давай будем воспринимать произошедшее как что-то, что сделает нас сильнее. И еще больше сплотит.       — Ты определенно на правильном пути, — дружелюбно смеется Эдвард.       — В любом случае давай договоримся кое о чем. — Терренс берет Эдварда за заднюю часть шеи. — Отныне ты не винишь себя ни в чем, что связано с этой историей. Никогда.       — Хорошо, — кивает Эдвард. — Я постараюсь.       — И не вздумай уходить в себя и копаться во всяких темных мыслях. Не хватало нам вытаскивать тебя из депрессии.       — Уж такой вот я, Эдвард МакКлайф, — с невинной улыбкой разводит руками Эдвард. — Не могу я оставаться хладнокровным, когда что-то происходит.       — Эмоции и чувства – не порок. Если у тебя они есть, значит, ты живешь.       — По крайней мере, я не притворяюсь кем-то. Я – это я.       — Мы хотим иметь дело с настоящим Эдвардом, а не с его фальшивой личностью. Даже если этот Эдвард – заноза в заднице, которая действует всем на нервы.       — Сейчас я такой настоящий, каким еще никогда не был.       — Короче, мы с тобой говорились. Ты больше не винишь себя в том, что произошло.       — Но…       — Никаких «но»! Понял меня?       — Понял, — кивает Эдвард.       — Вот и заметано! — Терренс немного лохматит Эдварду волосы и кулаком ударяет его в лоб. — Иди сюда, проказник ты мелкий.       Эдвард и Терренс крепко обнимают друг друга, обменявшись несильным хлопком по плечу или спине и улыбнувшись намного шире.       — Рад, что ты живой, — говорит Эдвард, похлопав Терренса по голове.       — А я больше рад, что жив ты, — отвечает Терренс.       На несколько мгновений обнявшись чуть крепче, Терренс и Эдвард отстраняются друг от друга и скромно улыбаются. А спустя несколько секунд дверь в палату открывается, и сюда заходят взволнованные Ребекка и Джейми.       — Терренс! — прикрыв рот руками, восклицает Ребекка. — Слава богу!       — Привет, мама, привет, папа, — с легкой улыбкой машет рукой Терренс.       Пока Эдвард встает с койки и перекидывается парой слов с Джейми, Ребекка подходит к Терренсу, нежно обнимает его и целует в щеку. После чего отец братьев МакКлайф крепко обнимает своего старшего сына и гладит его по голове.       — Ну как ты, сынок? — проявляет беспокойство Джейми, слегка сжав плечо Терренса.       — Нормально, — произносит Терренс. — Только слабость небольшая.       — Самое главное – что ты живой.       — Да, дорогой, слава богу, что с тобой все хорошо, — добавляет Ребекка, мягко гладя Терренса по плечу.       — Я так понимаю, вы уже все знайте, — предполагает Терренс.       — Да, мы все знаем.       — Простите, что заставил вас переживать, — с грустью во взгляде извиняется Терренс. — Я знаю, что этот поступок мог стоить мне жизни, но у меня не было выбора.       — Не извиняйся, Терренс, — мягко говорит Джейми. — Ты ни в чем перед нами не виноват. Наоборот – мы высоко оценили то, что ты сделал. Это было очень достойно.       — Не злитесь, прошу вас. Особенно на Эдварда. Он ни в чем не виноват.       — Мы и не злимся, — уверенно отвечает Ребекка и присаживается напротив Терренса. — Ни на тебя, ни на Эдварда.       — Хотя не буду скрывать, что поначалу мы были огорчены и разозлены, — признается Джейми. — Вы оба поступили безрассудно. Но с другой стороны, каждый из вас проявил мужество и решительность.       — В любом случае нам очень жаль, — с грустью во взгляде говорит Терренс.       — У нас не было злого умысла, — виновато добавляет Эдвард, стоя рядом с больничной койкой.       — Все хорошо, дорогие мои, мы все понимаем, — мягко и уверенно говорит Ребекка. — Поскольку вы оба живы, остальное не имеет никакого значения.       — По крайней мере, Уэйнрайт мертв.       — Мертв? — искренне удивляется Джейми. — В смысле?       — Разве мистер Джонсон не сказал вам об этом?       — Нет, он ничего не говорил.       — Но что с ним случилось? — спрашивает Ребекка. — И когда он умер?       — Два часа назад, — объясняет Эдвард. — От несовместимых с жизнью травм и микса сильных наркотиков.       — Это вам врач сказал? — уточняет Джейми.       — Мистер Джонсон разговаривал с Даниэлем, который видел, как врачи увозили тело Уэйнрайта.       — О мертвых плохо не говорят, но это справедливый конец, — с грустью во взгляде говорит Ребекка. — Уэйнрайт получил то, что заслужил.       — Я тоже рад, что теперь Наталия может вздохнуть с облегчением. Отныне ее больше никто не будет обижать.       — В таком случае, ты добился своего, боец, — отмечает Джейми и хлопает Эдварда по плечу.       — Моей целью была не его смерть, а поимка полицией. Но меня устроит и такой конец.       — Поэтому теперь можно немного расслабиться, — уверенно отвечает Терренс.       В воздухе на пару секунд воцаряется пауза, во время которой все просто смотрят друг на друга или по сторонам.       — Кстати, а вам ребята рассказали про меня? — интересуется Терренс.       — Да, мы встретили их по дороге, — подтверждает Ребекка. — Они-то и сказали, что ты пришел в себя.       — Да, а что это все разбежались кто куда? — удивляется Джейми. — Неужели кто-то все-таки сумел убедить Ракель сходить умыться и что-нибудь съесть?       — Наталия и Хелен как раз увели Ракель в кафетерий, — отвечает Эдвард. — А то она и так ничего не ела два дня.       — Я был в шоке, когда увидел, что с ней стало, — с тревогой признается Терренс.       — Как и мистер Кэмерон с Алисией. Которые хотели насильно отвести Ракель домой и присмотреть за ней.       — Эта девочка впадает в крайности, — задумчиво отмечает Ребекка. — А это плохо. Похвально, что она так переживает за своего жениха. Но и о себе тоже надо думать. Не дай бог, Ракель заболеет и впадет в депрессию.       — Да, но я все равно не перестану переживать за нее, — признается Терренс. — Ведь мне до сих пор неизвестно, почему Ракель такая странная.       Эдвард, Ребекка и Джейми неуверенно переглядываются между собой, вспоминая про тайну Ракель, о которой она умоляла их молчать.       — Никто не знает, милый, — пожимает плечами Ребекка.       — Она боится что-то сказать, — отвечает Терренс. — Но я не могу даже представить себе, что это может быть. И это сводит меня с ума.       — Мы все хотим знать, что с ней случилось. Что могло случиться в то время, когда шел тот суд над Майклом.       — Я жалею, что раньше не обратил на это внимание. Списывал все это на стресс. Насторожился лишь тогда, когда суд прошел, но она не успокоилась.       — Никто не обратил, Терренс, — отмечает Эдвард, — Мы думали точно также.       — Ох… — Терренс, медленно выдыхая проводит руками, по лицу. — Вот и как мне быть? К кому обратиться за помощью? Я хочу знать, что с ней происходит, и что буквально убивает ее! Но не могу даже предположить что-либо! Мистер Кэмерон с Алисией тоже не могут мне помочь. Я говорил с ними некоторое время назад, но они не смогли ничего посоветовать.       — Она не может молчать вечно, Терренс, — уверенно говорит Джейми. — Рано или поздно Ракель придется признаться во всем. Или же она сама себя выдаст, не заметив этого. Такое ведь тоже случается. Человек находится в отчаянии или впадает в истерику и выдает все секреты.       — Может, ей чего-то не хватает? — Терренс окидывает всех присутствующих грустным взглядом. — Или же Ракель боится попросить меня об этом?       — Дело точно не в тебе, брат, — уверенно отвечает Эдвард. — У Ракель нет причин жаловаться! Ты даешь ей все, что она просит. А порой даже намного больше.       — Однако иногда я думаю, что вина в ее несчастьях все-таки есть… Не исключено, что она боится что-то говорить. Мол, я легко выхожу из себя и теряю над собой контроль. Мол, я побью ее или накричу на нее.       — Нет, Терренс, не думай об этом, — мягко говорит Ребекка, погладив Терренса по руке. — Ракель прекрасно знает, про твой характер. Если бы ее что-то не устраивало, она бы давно ушла от тебя. Но она любит тебя даже таким.       — Но она ведет себя так, словно это не так. И я уже миллион раз пробовал разговорить ее! Но она всегда говорила, что все хорошо.       — Попробуй быть мягким, но настойчивым, — советует Джейми. — Включи мужика, так сказать! Не исключено, что Ракель расплачется, если она скрывает что-то страшное. В этом случае постарайся успокоить ее и пообещай, что все поймешь.       — Нет, папа, не все так просто, — качает головой Терренс. — Ракель слишком упряма. Я уверен, она продолжит уходить от ответа и находить какие-то глупые оправдания, даже если будет загнана в угол.       — Однажды она во всем признается, — уверенно отвечает Эдвард. — Ракель и так слишком долго молчит. Она должна понимать, что если не расскажет всю правду в ближайшее время, то это может стать угрозой для ваших отношений.       — Мне стоит огромных усилий не наплевать на нее. Я люблю ее и не хочу бросать. Ракель – лучшая девушка в моей жизни.       — Мы знаем, брат. Но отец сказал правильно, включи мужика! Будь не агрессивным, а настойчивым. Угрожать тоже не надо. Просто дай понять, что ты хочешь немедленно услышать правду. — Эдвард слегка прикусывает губу. — И пожалуйста, помни… Что бы Ракель ни скрывала, постарайся понять ее… Следи за словами. Не злись на нее.       — Думаешь, я могу узнать такое, что приведет меня в бешенство? — слегка хмурится Терренс.       — Мы не можем это исключать… Но главное – не позволяй эмоциям решать все за тебя. Ведь порой ошибки очень трудно исправлять.       — Твой брат прав, сынок, — соглашается Ребекка. — Что бы она тебе ни сказала, держи себя в руках. А если понимаешь, что не можешь сдержаться, лучше уйди и успокойся.       Хоть Терренс не подозревает, что Ребекка, Джейми и Эдвард уже знают секрет Ракель, их слова пробуждают в нем еще больший интерес к этой ситуации и заставляют быть еще более решительным в намерении узнать причину слез его невесты. На несколько секунд в воздухе воцаряется тишина. А затем в дверь палаты сначала кто-то стучится, а после в нее заходят Алисия с Фредериком, которые нисколько не удивляются, когда видят пришедшего в себя Терренса.       — Терренс! — восклицает Алисия. — Слава богу, ты пришел в себя!       — Здравствуйте, Алисия, мистер Кэмерон, — с легкой улыбкой здоровается Терренс, пока Фредерик закрывает за собой дверь. — Спасибо, что пришли.       — Ну как ты себя чувствуешь? — интересуется Фредерик.       — Вполне неплохо.       — Ничего не болит? — спрашивает Алисия.       — Нет, только небольшая слабость.       — Ну и слава богу! — восклицает Фредерик.       Алисия и Фредерик подходят к Терренсу, чтобы поприветствовать его: мужчина крепко обнимает и пожимает руку, а женщина обменивается с ним дружеским поцелуем в щеку. А затем они приветствуют и Ребекку с Джейми и кивают Эдварду, который просто скромно улыбается.       — Кстати, а где Ракель? — проявляет беспокойство Алисия. — И где все остальные? Парни? Девушки?       — Девушки увели ее в кафетерий, — отвечает Эдвард. — Да и парни разошлись. Мы с Терренсом были одни, когда сюда пришли родители.       — Это очень хорошо, — слегка улыбается Фредерик. — В любом случае мы все равно присмотрим за ней.       — Да, пожалуйста, — дружелюбно просит Терренс. — А то я буду переживать.       — Не беспокойся, Терренс, пока ты здесь, забота о ней будет лежать на наших плечах.       — Спасибо большое. Не буду переживать, что Ракель не останется одна.       — Ну… — запинается Алисия, прикусив губу. — Конечно, полностью она не расслабится. Из-за каких-то своих тайн.       — Мы как раз говорили об этом до вашего прихода, — спокойно признается Джейми.       — Эта ситуация начинает все больше пугать нас, — добавляет Ребекка. — Бедная девочка уже несколько месяцев изводит себя.       — А как вы думайте, что она может скрывать? — окинув всех взглядом, неуверенно спрашивает Терренс.       — Ах, Терренс, лично я даже не знаю, что сказать… — тяжело вздыхает Алисия.       — Но проблема точно в тебе, — уверенно отвечает Фредерик.       — А вдруг нет? — проявляет беспокойство Терренс. — С вами и Алисией все хорошо. С девчонками Ракель не ругалась. Парни тоже не обижают ее. Вот и получается, что дело во мне.       — Но почему именно?       — Не знаю… — пожимает плечами Терренс. — Я даже представить себе не могу.       — Мы уже посоветовали тебе поговорить с ней и быть более настойчивым, — напоминает Ребекка.       — Разумеется, я проявлю жесткость, если оно потребуется. Да и похоже, у меня нет выбора. Разговоры на спокойных тонах не помогают. Она твердит, что все хорошо.       — Но только прошу тебя, не перегни палку, — уверенно просит Джейми.       — Знайте, должен признаться, что ваши слова заставили меня занервничать. От мысли, что я могу узнать что-то ужасное. Что-то, что приведет меня в шок.       — Это возможно, — кивает Фредерик.       — Черт, я уже всю голову сломал… Что она может скрывать? Что? Я не понимаю!       — Не переживай, Терренс, если у тебя не получится разговорить ее, то мы будем пробовать, — уверенно обещает Алисия.       — И ты, конечно, не обижайся на нас, но все-таки давай не забывать, что у тебя очень несдержанный характер, — добавляет Фредерик. — Ракель это прекрасно знает и боится рассердить тебя. Знает, что если ты выйдешь из себя, то потеряешь контроль над собой.       — Значит, она не доверяет мне лишь из-за моего характера? — неуверенно спрашивает Терренс.       — Будем откровенны – иногда ты себя не контролируешь, — пожимает плечами Эдвард.       — Но вы ведь знайте, что я не причину Ракель вреда!       — Мы знаем, дорогой, — уверенно говорит Алисия. — Однако она много раз становилась свидетельницей того, как ты приходишь в ярость. Да, сейчас ты стал поспокойнее, но раньше было все иначе.       — А в детстве ты дрался со всеми подряд и выходил из себя после одного лишь оскорбления, — добавляет Ребекка.       — Значит, вы считайте, что Ракель боится меня? — округляет глаза Терренс. — Но ведь я – ведь ее жених! Мы вместе почти два года! И вот-вот поженимся!       — Два года – это ничто, — отвечает Джейми. — Надо прожить с человеком лет двадцать или тридцать, чтобы знать все об отношениях.       — Такое чувство, будто она живет с каким-то чудовищем, которое растерзает ее, если что-то сделает не так. Хотя я не тиран. Не насильник. Я уважаю женщин и их чувства.       — Возможно, Ракель боится, что ты сильно разозлишься, наговоришь ей плохих вещей и бросишь, — предполагает Ребекка.       — А мы знаем, как сильно Ракель боится потерять тебя, — добавляет Джейми. — Она никогда этого не скрывала.       — Верно, — кивает Фредерик. — Да, поначалу она не понимала, на что шла, когда решила встречаться с тобой. Может быть, не так уж сильно ценила тебя. Любила свою работу больше. Но едва не потеряв тебя однажды, моя внучка все-таки поняла, что мужчина – не украшение, которое можно положить на полочку, примерив его всего раз.       — Но я не собираюсь бросать ее! — восклицает Терренс. — Эта девушка очень важна для меня. Я делаю все, чтобы она была счастлива, и всегда прислушиваюсь к ее желаниям и просьбам. Я стараюсь… Стараюсь быть лучшим для нее.       — Мы знаем, Терренс, — мягко говорит Алисия, положив руку на плечо Терренса. — Но все-таки твои родители правы: хочешь что-то узнать – тебе придется быть в той или иной мере жестким. Сейчас с Ракель бесполезно разговаривать мягко.       — Нам и сейчас было неприятно действовать жестко по отношению к ней, — добавляет Фредерик. — Но это была вынужденная мера.       — Я не могу представить себе, что моя девочка может скрывать от тебя, но это точно что-то очень важное для нее.       — Поэтому я займусь этим вопросом после того, как покину больницу, — уверенно обещает Терренс. — Так больше не может продолжаться!       — Если что, мы все готовы помочь, — отвечает Фредерик.       — Спасибо огромное, мистер Кэмерон, я знал, что могу положиться на вас, — с легкой улыбкой благодарит Терренс.       — В любом случае всегда оставайся спокойным, — отвечает Эдвард, крепко сцепив пальцы. — Эмоции – штука коварная.       — Буду стараться.       Послушав то, что говорят Эдвард, Ребекка и Джейми, у Фредерика с Алисией, в какой-то момент переглянувшиеся между собой, начинает складываться впечатление, что эти люди либо что-то подозревают, либо и вовсе знают причину странного поведения Ракель.       — Ну ладно, давайте сменим тему, — предлагает Терренс и переводит взгляд на Алисию. — Алисия, лучше расскажите мне, как там Аманда поживает. Я был бы рад, если бы вы привели ее сюда.       — Аманда поживает хорошо, — дружелюбно отвечает Алисия. — Очень много спрашивает про тебя.       — Она и правда не знает, что со мной произошло?       — Нет, что ты! Моя дочка думает, что ты просто немного приболел. Но сегодня я обрадую ее, что ты идешь на поправку.       — Можете привести ее сюда?       — Обязательно приведу.       — Я слышал, она уже успела со всеми познакомиться.       — Это правда. Аманда утешала каждого и говорила, что все будет хорошо. Но больше всего переживает за Ракель.       — Аманда – очень милая девочка, — скромно улыбается Эдвард. — От нее так и веет добротой и светом. То, что нам все нужно в столь непростое время.       — Все дети несут с собой свет и радость, — отмечает Фредерик.       — Это верно… — кивает Терренс и на пару секунд о чем-то задумывается, уставив взгляд в одну точку.       — О чем задумался, дорогой? — интересуется Ребекка, погладив Терренса по руке.       — Да так, подумал кое о чем… — задумчиво отвечает Терренс и окидывает всех взглядом. — Знайте, когда я встретил Аманду, то… Задумался кое о чем…       — О чем, сынок? — интересуется Джейми.       — Я все больше понимаю, что хочу быть отцом. Когда я играл с Амандой, это вызывало у меня восторг. Мне так понравилось проводить время с той девочкой. И дело не в том, что я будто вернулся в детство, когда моей главной трагедией могло стать то, что кто-то украл мою любимую машинку, или она сломалась по моей вине.       Фредерик и Алисия переглядываются между собой и с Эдвардом, который кивает с легкой улыбкой на лице.       — Я понял, что хочу вот так возиться со своими собственными детьми. Понимаю, что готов взять на себя эту ответственность. Мое время пришло. Я в состоянии дать своем ребенку все, что нужно. И знаю, кого хочу сделать его матерью.       В этот момент Джейми, Ребекка и Эдвард с грустью переглядываются между собой, понимая, что сейчас Терренс уже мог бы держать своего ребенка на руках, если бы не неудачное стечение обстоятельств.       — Мы поняли, что ты готов к отцовству, когда Аманда играла с тобой, — с легкой улыбкой признается Фредерик. — Когда ты играл с этой девочкой, твои глаза горели особым блеском.       — Мне и правда было хорошо, — кивает Терренс. — И забыл обо всех своих проблемах.       — Уверена, ты был бы прекрасным папой, — уверенно предполагает Алисия. — У тебя были бы очень симпатичные детишки, ведь вы с Ракель оба красивые.       — Да, гены потрясающие! — восклицает Фредерик.       — И не важно, кто у меня был бы: девочка или мальчик, — скромно улыбается Терренс. — Я буду одинаково рад как и сыну, так и дочери. Главное, чтобы мой ребенок был здоровым и счастливым.       — Уверен, что так и будет, — с легкой улыбкой уверенно говорит Эдвард. — Но зная, что у МакКлайфов рождаются одни мальчики, то шанс, что у тебя будет дочка, маловероятен.       — Ну почему же? — удивляется Алисия. — Может, Ракель станет той, кто нарушит эту традицию!       — Так думал каждый мужчина из моей семьи, — скромно смеется Джейми. — И мой прадедушка, и дедушка, и отец, и я. Все мы были уверены, что у нас родится девочка. Но пока что у нас мужская компания.       — Ничего, у кого-то точно будет доченька! — бодро восклицает Фредерик.       — Да ладно вам! — по-доброму усмехается Терренс. — Даже если у меня будут одни сыновья, я все равно буду счастлив.       — В любом случае у этих детей будут потрясающие родители, — с легкой улыбкой говорит Ребекка.       — А имея столько прекрасных помощников, вам будет намного легче, — дружелюбно добавляет Джейми.       — Я знаю, — с легкой улыбкой произносит Терренс.       Пока Эдвард, Ребекка и Джейми напряженно переглядываются между собой, Фредерик с Алисией повнимательнее присматриваются к ним и еще больше убеждаются в том, что эти люди точно что-то знают, но по какой-то причине не спешат рассказывать Терренсу правду.