Навь

— Так значит, и Кощей, и Горыныч, всё правда? — Правда. В небе уж звёзды зажглись – без крыши-то над головой видно их прекрасно. Тлеют рядом угли от костра, земля вокруг знаками едва заметными уж расчерчена, а она все не успокаивается, трясёт головой, чтобы кудри чёрные с лица отбросить, то ближе подбирается, то садится, сгорбившись, у самых ног. — Ленка, спину выпрями. Не то как я будешь, горбатая да с плетением из трав целебных под одеждой щеголять, — тянется Рогволод, чтобы достать посох да слегка прихлопнуть ученицу по лопаткам, да только руку его стебель обвивает, останавливая. Усмешка растягивает губы колдуна – не зря учится, не зря. — С плетением, значит. А вот скажи… — Да что ж тебя тянет по ночам болтать-то, все болтает она и болтает, ну. — А ты что, старец, утомился уже? — и тут же звонко смеётся девушка, пододвигается ближе, подолом красной юбки чуть угли не задевая, и кладёт локоть на выпирающие рёбра учителя, щеку подперев. — Какой я те старец, — знает Рогволод, что в голосе его нет угрозы – не смог бы – да только все равно хмурится в шутку и пальцем грозит. — Это ты младенец. Так что хотела-то? — А вот скажи, — коль ей в голову пришла мысль вопрос задать, то ни на каких «младенцев» Елена не обижается, только горят шальным огнём глаза зелёные, щурятся да играет улыбка на губах. — Вот лечишь ты людей, лечишь. Чуть ли не у ворона из лап вырвать их можешь, и удачу в битве сотворить, и непогоду прогнать. А себе что ж? — и тянется рука девичья к лицу колдуна, нежно шрамы обводит, виска возле глаза слепого касается. Едва не перебивает дыхание у Рогволода, да только держится он, гонит мысли нелепые прочь и смотрит на ученицу. Губы поджала, складка между бровей залегла… — Не жалей, Елена, — тихо, почти нежно колдун говорит, да перехватывает запястье осторожно. — За силу всегда платить приходится сродни с ее природой. Вот, скажем, вижу я нашу колдовскую сторону и время, как на ладони, и все мне ясно. А в Яви-то что? — и ложится палец худой под тот слепой глаз, веко вниз тянет. Смотрит Елена заинтересованно, Рогволод же смеётся лишь и снова ладонь на ее руку кладёт. — А шрамы…как же я от подарка избавлюсь, а? — От подарка? — словно холодной водой ее облили, распахивает Елена глаза и брови поднимает. — Что ж это за подарок такой, лицо тебе исполосовать? Это кто ж? Волки? — Не такие у волков когти, да и зубы не такие, Елен. — замирает Рогволод на мгновение, а после тянет ученицу за руку да рядом с собой роняет, тут же чёрную накидку, знаками, для обычных людей невидимыми, расписанную, спихивает на неё. — А ну спи, проказница. — Ты мне все равно расскажешь, — хихикают где-то у него под ухом, удобнее устраиваясь, и сам колдун глаза закрывает, усмехнувшись. Не вопрос это был, точно ведь не вопрос, ты посмотри на неё… ххх Хорош сон сладкий. Да только не тогда, когда прерывают его нагло. Поначалу морщится Рогволод, глаз открывать не хочет, пусть и чувствует, что ощутимо тяжелее стало на груди. Но все настойчивей тянут его за прядь волос, и приходится-таки медленно повернуться да взглянуть, кто его тревожит. — Рогволод, — едва слышно шипит Елена, тут же волосы чёрные из пальцев выпуская. Насторожилась, видно, брови сдвинула, плечи, как камни, встали. — Это что ещё? Впрочем, быстро понимает колдун, что к чему, и косит взгляд вниз. Так вот оно, почему тяжело-то ему было! Устроилась на рёбрах огромная, вдвое обычной больше, кошачья голова, лапу с железными когтями через живот ему перекинули, а хвост белоснежный на ноге неподвижно лежит. Руку подняв свободную, которую тушей своей кот не прижал, с лицом невозмутимым аккуратно гладит Рогволод густую шерсть между ушей да снова на ученицу косится. — Это-то? Кот Баюн. Слыхала? — Слыхала! Слыхала, что это чудище с когтями да зубами железными, которое людей сначала песнями-сказками заманивает, а потом и сжирает. Здесь-то он что забыл? Да и что вы, знакомы? — и чтобы успокоить, протягивает колдун руку да ладонь девичью на голову Баюна укладывает. — Друзья мы давние, — шепчет в ответ Рогволод, улыбаясь. — По молодости враждовали, изловить я его хотел, чтобы князя тогдашнего ублажить… — Да не смог, — и снова колдун усмехается довольно, когда от голоса раздавшегося не отдергивает Елена руку, так, хмурится лишь да проводит пальцами за белым ухом. — Я его и это, — поднимается одна лапа, и сверкают в свете зари когти стальные, распускаются, словно цветок смертоносный. — Да ну ты не бойся, смотри, смотри. — А я и не боюсь, — и правда: берет она кошачью лапу в руки, рассматривает, гладит, пока три зрячих и один слепой глаза наблюдают. — Что, и мне лицо подерешь? — Красивые лица я, дитя, не трогаю, — и тут же прилетает коту щелчок по уху. — Чего? Красавец нашёлся, — и хлопает в ответ хвост тяжелый Рогволоду по ноге. — Теперь видишь? Я ж говорил, друзья мы давние, — улыбается колдун. — Ты приподнимись-ка, руку мне поди отдавил всю… — Отдавил – не оторвал, благодарствуй, — осторожно забирает Баюн лапу из Елениных рук и садится, хвостом взмахнув. А та все присматривается: зубы железные, когти железные, глаза жёлтым горят, огромный…да только разве же он страшный? Только если «страшно красив», и шерсть лоснится, и усы вон какие. Подмечает это кот, глаз один щурит и довольно потягивается. — А правду говорят, что твои сказки, коль не убьют, целебные? — Вр-рут, — скучающе, оглядывается Баюн, знаки на земле подмечает да и стирает один подушечкой, голову набок наклонив. — Да правду, правду, — кряхтя, и Рогволод садится. — Только не любит он этого. Звери ж на людей как смотрят, по-другому. — А на колдунов? — и тут же набрасывают руки заботливые колдуну на плечи его накидку, от травы отряхнув, листок иссохший из волос достают, и снова едва слышно вздыхает Рогволод, взгляд отведя. — Ну как-как, Елена, — да только умел колдун за шутками душу свою прятать. Так хорошо, что и с огнём не сыщешь. — Не жрут.