Навь

Холодна да страшна темница дворца, где владыка Нави обитает: от огня, что у стен волшебным висит, мало здесь света, а тепла и нет вовсе, стража в доспехах кривых страшных у входа стоит, топоры свои подняв. И тихо там обычно было, лишь раздавался порой шёпот из углов самых тёмных, но коль посветить туда – никого… С недовольством глядел Кощей на пленника, что к стене каменной жался да смотрел из-за решётки взглядом затравленного зверя. Подарок это ему был, русалки давеча притащили, мол, потешиться да в обмен на то, чтоб избавил он их озеро от своих визитов, и так уж много кого искалечил, а то больно остры на язык девки эти. Да только дурной какой-то подарок оказался, мало того, что мальчишка ещё совсем, так еще и слов двух связать не может, стоит только Кощею или стражнику перед глазами его появиться. Ну дела. — Говорю я тебе, малец, — ложатся на решётку пальцы в чёрной перчатке, перстнями стукнув тихо, и хватает этого, чтоб человечишко еще сильнее подобрался весь, сжался, от холода красными руками за колени цепляясь, — Не трону, коль заговоришь. А чем скорее – тем и скорее отпущу я тебя. Слыхал? Повысил Кощей голос, прогремел он громом по мрачным стенам да сводам, во тьме потонувшим, и от этого ещё сильнее задрожал пленник владыки, побледнел да плечи острые поднял, голову будто бы пряча. А у самого, видно, зубы стучат. То ли от страха это, то ли…любил Кощей, когда его боялись, видел он в этом честь да то, что достойно ведёт он себя, как Нави владыка. Да только сейчас ни к чему было это, всего-то хотел Кощей послушать, что на Руси творится – сам-то туда не наведывался с тех самых пор, как город спалил, со змеем явившись. — Ну? Отвечай же, — мягче заговорил владыка, да только не помогло это, трясся мальчишка все да трясся, видать, трусливый попался. Легко менял Кощей гнев на милость, и оттого все те, кто знал его, и в милости в напряжении были, и улыбки порой боялись. Сошлись на переносице темные брови, резко выпрямился Кощей, по решетке до грохота ударив рукой, да опалил пленника своего взглядом суровым. — Не хочешь…так молчать тебе навеки. Стража! Уж за спиной остались темницы черные своды, стих, эхом прокатившись по ним, крик неугодного пленника, что головы лишился под кривым топором мертвеца. Недоволен был Кощей – ни тебе вестей каких из человечьего царства, ни потехи…да и грызло что-то владыку, будто бы то ли тень лишняя за спиной висела, то ли как болото липло что-то к разуму так, что не отодрать. Да и огонь в факелах плясал тревожно, жались к стенам слуги-тени, и не только, видел Кощей, оттого, что не в духе он был. Надвигалось что-то, тревожило его, будто ветер холодный средь деревьев гуляет или тянется рябь пестрая по воде, а ведь с детства знал Кощей – доверять надо предчувствиям своим, уж коли он заметил, так сбудется. Больно зорким всегда был. И ему бы утешиться. За разговором каким отвлечься, а с кем? Яга, что ли? Как представил владыка, что сейчас, в настроении мрачном, услышит хихиканье ее, так сразу же и замотал головой. Семаргл ещё клялся, что и по его зову приходить будет, да только с него-то что взять – и горит так, что смотреть аж больно, и никак поучать снова начнёт, а не начнёт, так будет смотреть взглядом своим ясным, укоризненным. Слуги, девки, от чувства этого мерзкого, внутри клокочущего, все Кощею не таким казалось, одни орут слишком громко, другие шатаются слишком напуганно, третьи глупы, и думалось владыке, что он бы сейчас и за одно слово, что не по духу ему придётся, голову сам бы кому снес… Но быстро забыл Кощей тревоги свои тогда. Стоило подняться ему из темницы да пройтись по дворцу, как разнесся за стенами рёв нечеловеческий, силы такой, что затряслись резные ставни да заскрипели деревья жалобно. Тень огромная пала на чёрную крепость, по кругу ее облетела да мелькнула в стороне, и тотчас бросился он к дверям огромным, на ходу одним лишь взмахом руки их распахивая. Зажегся в золотых глазах интерес неподдельный – что до страха, так Кощей не боялся, лишь видел что-то, что серые дни его может раскрасить. Да хоть в алый кровавый, все равно. И увидал владыка, как прямо за стенами крепости медленно, с угрозой, что и издалека видна, в самих движениях, змей с неба спускался. Блестела на бледном солнце здешнем золотом и чернотой, словно небо звездное, чешуя его, глаза горели изумрудом, рога извилистые на голове раскинулись. Знал Кощей, кто это к нему пожаловал, да вмиг подумал, зачем. Разлетелась пыль от могучих крыльев в стороны, но стоило змею о землю удариться – как исчез он, казалось, скрылась спина его блестящая за стенами. И только тогда ворота отворились, являя взору Кощея, как из пыли не улёгшейся фигура выходит человеческая, золотыми блистая волосами да в чёрных одеждах, на здешние не похожих. Тогда же вмиг убедился владыка в догадке своей, осознав, кого ж именно видал он тогда на Гиблом поле, кто за битвой змея и богатыря смотрел – тот же это был, кто явился к нему. — Никак, встретить вышел, Кощей? — звенит в голосе змея сталь, холодом взгляд его колется, будто тысячи пиков, к горлу приставленных, когда обращается он просто – по имени лишь одному. Не выдержал бы человек простой, да не он перед змеем стоял, но сам Кощей, владыка Нави. Гордо он брови вскинул, руки скрещивая на груди, да оглядел незваного гостя с головы до пят. — Человеком тебя, Аспид, хозяйка обратиться научила, а как с владыкой говорить – нет? — забавляло это Кощея, без страха смотрел он в глаза змеиные. А чего бояться? Знал владыка, почему Аспид явился к нему, тут любой дурак догадается. Ежели же из-за того он биться потребует – так что ж, будут биться, и ясно, кто победителем выйдет. Да только он ведь не потребует. С юности да по чужим словам помнил Кощей, что с Аспидом-то ухо востро держать надо: хоть и может он, как и брат его Горын, и все другие змеи великие, по небу летать да жечь огнём, что с самой крепкой сталью управится, а все же ближе всех он к тем гадам, что ползучие, и ежели и ударит рогами своими острыми – то со спины, заговорив, заколдовав да обойдя бесшумно. Но то если только разозлить его, ведь тем ещё Аспид отличен был от других, что нрав его не был столь буйным. Чтоб заставить Аспида с гор спуститься без зова, постараться надо…и вот, выходит, получилось у него. Даже усмехнулся Кощей, за молчаливой злостью его наблюдая. Пусть, пусть сколько хочет своевольничает, а все же не в своих он землях, да и явился к Кощею говорить в другом облике, помнит, стало быть, что тварей всяких не жалует он, – с лицами, на людей похожими говорить предпочитает. — Не до того мне, чтоб тебя ублажать раболепием. — покачнул Аспид головой, ну точно как змея, когда лицом к лицу встречаешь ее, — Задолжал ты мне. Как ответ держать будешь? И после слов этих расхохотался Кощей, руку свою резко на рукоять меча у пояса опустив. Ответ держать, говорит, дерзец экий, владыка перед ним должен… — Да что ж ты, змей, говоришь такое, — но не весело глаза золотые блестели, злость в них мелькнула, стоило Кощею на Аспида взглянуть. Ответ держать, вы на него гляньте. — Я ли это лично Горына зарубил? Нет, Аспид, путаешь ты: я лишь позвал его, чтоб помог мне в одном деле. А что прилетел он – так сам ведь решил, да и что богатырь сразиться с ним пришел в отмщение, что ж тут – честный был бой, один на один. Никак ты, Аспид, тоже боя хочешь? — зазвенел тихо тёмный клинок, что обнажить было потянулся владыка. — Что Горын горы наши оставил, и правда дело его, — и удивился Кощей, пусть не показав этого, голосу змея – будто бы с горечью тот говорил, на мгновение лишь взгляд потупив, — Но вот помог он тебе, а ты ли помог ему? — Честным был бой. — уж что-что, а на своём Кощей твёрдо стоять умел. Да и что говорить, коль правда это, один на один бились богатырь и змей с кровавой шкурой. — И у нас он честным будет, ежели ты за этим явился ко мне. А коли нет – так говори, чего ж тебе, Аспид, надо от меня? Прощения молить не буду, так и знай. — Не хочу я биться с тобой. И мольбы о прощении твоей мне не надо, — оскорбленный будто, покривился Аспид, лицо гордое сохранить силясь. Но лишь внимательней Кощей смотрел. Было там что-то иное, сперва горечь эта промелькнувшая, теперь и тень, что едва различимо на лицо его легла…никак, о брате горюет, о Горыне? Убрать дернулся владыка руку с рукояти-то мечта, но удержал ее. Не время ему самому чувствам поддаваться, смотрят на него глаза лишние. — Так что ж ты хочешь? Говори. И едва задал Кощей вопрос свой, как послышался писк тихий. Замер он, на Аспида глядя да вслушиваясь, уж больно жалобным звук ему этот казался, а Аспид такой уж точно не издаст, лицо перед тем, кого врагом назвал, не потеряет. Но тут же ясно все стало: зашевелились золотые волосы, в сторону отодвинулись, и показалась из-за плеча змея голова. С камень на речке размером, чешуей красной покрытая…вытянулась за головой змееныша и шея, а за ней, по бокам, еще две головы показались, такие же. Крайняя все ниже держалась, боялся будто детеныш, и пока смотрел Кощей неотрывно на это, полностью вылезли детёныши с Аспидовой спины. Нет, не детёныши вовсе – детеныш, трехголовый только. Больно напоминал он владыке Горына, будто сделали того маленьким да вместо одной головы три вырастили. Тот же цвет кровавый, те же глаза змеиные, хребет острый между крыльев тянулся. Осознавать вдруг начал Кощей, что перед ним за чудо-юдо такое. А змееныш, испугавшись будто, с плеча так и рухнул Аспиду в руки, к груди его прижался, все три головы к владыке повернув. Одна только, средняя, дальше других торчала. — Это… — Горынов сын. — и не было более лишней горечи в голосе змея, снова словами, словно сталью, Аспид резал, по алой чешуе племянника пальцами проходясь. Оно и понятно, всякий злее да щетинистее становится, когда защищает дитя, и там уже не важно, свое или чужое. Сдвинул Кощей темные брови…Горынов сын, значит. И вспомнил владыка о том, будто слышал, что в каких-то землях забирают люди детей поверженных врагов своих, чтоб то ли себе воспитать воина, то ли извиниться без слов лишних. И тут же замотал он головой, на шаг отходя назад: — Лети, Аспид, откуда прилетел. Не знал я об этом ничего и знать не желаю. Не нужен мне во дворце змееныш. — Оставь, — свернул Аспид глазами своими зелёными, на Кощея их подняв, — Оставь крики, владыка. — и звучало это так насмешливо, что ему б мечом да промеж глаз этих самых, но сдержался Кощей, дослушать решил. — Не о том пришел я тебя просить. Не разлучусь я с ним, только это дитя у меня и осталось. Сползла усмешка с очерченных темным губ змеиных, снова Аспид похолодел, крепче, но бережно к себе племянника прижимая, покуда головы его терлись то о волосы, то когтями цеплялись за рукава, то с оберегом на груди средняя голова поиграть норовила, попискивая. — Ты загубил Горына. Молчи, — вскинул он свободную руку, жестом Кощею указав, что не договорил, — Ты загубил. Призвал к себе, а потом и на помощь не пришел, а значит, погибель его – твоя вина, хоть брат мой и безумен был, и все это знают. Сожгли ему алчность да огонь разум, сердце обратили в черный уголь, вот и ринулся он к тебе, в здешнюю тьму, о сыне позабыв. Но я о нем не забуду. Смотрел Кощей на змеев, Аспида в человечьем обличии и трехглавого детеныша, что то и дело с опаской оглядывался на него, и…понимал, осознал вдруг, что понимал, почему со злобой, пусть и осторожной, смотрит на него старший змей, покуда в то же время так нежно пальцами водит по чешуе племянника, в чем безумие было Горыново и в чем было его страшное деяние. Повезло, что Аспид с дитенком остался, умен он был, не налетел сюда с диким ревом да вызовом биться до крови последней. И прежде, чем вновь Аспид заговорил, будто сам по себе рот владыки Нави открылся, тихое изрекая: — Защиты хочешь. — Защиты от тебя хочу, — едва ли не в тот же миг змей вымолвил и после замер, на Кощея глядя. Представлялся ему местный царь по-разному: то ли юнцом совсем зелёным, которому власть помутила рассудок, то ли чудовищем бездушным, что с оскалом кровожадным глядит на вереницу душ, в Навь тянущихся за ним…но ошибся он, видать. Пусть и так на Чернобога похожий, стоял перед ним кто-то иной, и не ему в глаза, насмехаясь над угрозами, как прежде, смотрел Кощей, а на маленького змея, что вдруг тоже одну из голов повернул к нему да шею вытянул, заскулив. Неужто бояться он перестаёт? Сомнения выдавая, сжались у Аспида губы. — …да. Защиты, — продолжал он. — Сам знаешь, Кощей, мало нас осталось. В тех землях, откуда мы пришли, и вовсе почти пропали. Не любят нас ни люди, ни те, другие, да и боги не жалуют. — тихий вздох позволил себе змей, пальцем по крылу племянника ведя, — Но люди нас как разбили когда-то, так и продолжают. И есть среди них особые, силой наделенные, но и это ты знаешь – один из них и зарубил Горына. Вновь замолчал Аспид, с мыслями собираясь, а Кощей и не торопил, то его разглядывая, то дитя на его руках. Видно, что тяжело было змею говорить это, но и тут вдруг понял его владыка. Уважал и любил Аспид род свой, а значит, и сам был уважения много достоин. — Это непростое дитя, как видишь. А значит, и жизнь у него непростая сложится. Как втрое больше голов, так и втрое больше огня в нем, так и… — будто резко что-то забыв, осекся змей, неотрывно глядя на одну из голов детёныша. …так и сердце втрое больше, вдруг подумал Кощей. Да и у Аспида, видать, слишком уж оно большое для одной-то головы рогатой – не себе защиты просит, дитю. — Придет час, когда не смогу я боле его в землях наших держать день и ночь, пойдет он своей дорогой, в ту или иную сторону. И не всегда рядом я буду, чтоб защитить. Но ты, Кощей, помочь ему сможешь, — сощурился Аспид, совсем по-змеиному головой качнув. — Ты ведь тем, что за пределом, в новой жизни будет, ведаешь. Так и сделай так, чтоб случись что с ним столь же страшное, как с Горыном случилось, то снова бы он встал да пошел. Молчал Кощей, уже не о змееныше, но о словах Аспида раздумывая да вспоминая. Слышал он о таком заклятии, как и о том, что и случайно это бывает, мол, когда некто дух испускает, не в Навь дух этот летит, а оживает вновь в теле другом да продолжает путь свой. Да только было здесь кое-что… — Змеем вернуть не смогу. — глухо он ответил, взгляд тяжелый опустив, — Человеком смогу. — Всех троих? — а увидев взгляд уже недоуменный, пояснил Аспид тихо, — Три головы, Кощей – а значит, три слова. — Значит, тремя будут, когда случится это. — кивнул владыка, брови хмуря. — Смогу это сотворить. Имена лишь назови, и лети себе восвояси спокойно, слово сдержу. — Нет. — снова холоден и резок стал Аспид, отказ, будто яд выплюнул. — Не узнаешь ты их имен. И понимаешь, Кощей, почему. — Да уж понимаю, — без злобы владыка согласился. Да уж и правда понимал, чтоб звать их не вздумал, как Горына когда-то. — Но тогда, чтобы дело свершить, остаться вам надо будет. Да и с дороги передохнете. Той же ночью свершилось во дворце Кощеевом колдовство, что он Аспиду обещал, и теперь лежало на Змее-младшем, как обозвал его владыка про себя, заклятие. Теперь, коли головы его на землю упадут или пронзено будет сердце мечом богатырским или стрелой, появятся вскоре из тела его трое братьев, и будет каждой голове змеиной по голове человечьей. И Аспиду даровал Кощей кое-что, хоть и не просил тот – теперь, коли надо будет змею над Русью лететь, мог он в воздухе обернуться три раза, и ни одна живая душа не будет видеть его, пока снова он три раза не обернется. Благодарен был Аспид, видно это, хоть и благодарил он сдержанно, лишь головой кивнув – лицо держал перед Кощеем. А вот дитенок-то нет: по утру, когда вышел владыка проводить змеев в родные земли, с его же плеча взял Аспид на руки племянника, а тот уж и с цепочкой на короне успел крылом поиграться, и шею Кощееву хвостом обвить…все было ему интересно, даже во дворце слугу-тень испугал, с писком и криком огнём в нее выплюнув. И отчего-то не вызывало это у Кощея ни гнева, ни усталости. Ишь, какой змееныш, лишь думал он, про себя усмехаясь. — Если, как заговорит, обо мне вопрошать станет, или снова хозяйка тебя куда пошлет, ко мне отпустишь Горыныча? — вдруг спросил Кощей, когда Аспид с детенышем на спине уж почти подошел к воротам. — Видно будет. — обернулся змей, волосы золотые откидывая от лица. — Горыныча? — Так а как же мне звать-то его иначе? Змей? Много вас, других змеев, — пожал плечами Кощей, на груди руки сложив, — Потому этот и будет Змей Горыныч. — Что ж, зови так, владыка, — отвернулся вновь Аспид, и то ли почудилось Кощею, то ли и правда усмешку он успел увидать на лице его. — А теперь прощай. Скрылась вскоре фигура человеческая за воротами, и тут же взмыл из-за них в воздух рогатый змей. Поднялся ветер из-за могучих его крыльев, и быстро взлетал он, за облаками скрываясь – едва ли успел Кощей заприметить на спине его плотно прижавшееся пятнышко алое. — Что ж, — в небеса глядя, где скрылись змеи, чтоб в земли полететь родные, Кощей задумался вдруг, подбородок бледный потирая пальцами, — Может, и свидимся еще, Змей Горыныч.