Навь

была гроза – предчувствовало небо, и море волнами кипело неспроста: ведь от обиды на отца словно ослепнув, царевич отворил запретные врата. он не страшился слов из старых песен о чудищах, что там заточены. наоборот, он воображал чудесной картину, что являли ему сны: как он всеобщий страх себе служить заставил, как он стоит в короне, ведь теперь он царь. отец и братья головы пред ним склоняют, им восхищаются все сестры, любит мать… одно лишь слово – рухнули его мечтания: отец нарек безумным и изгнал, вместо короны подарив молчание. владыкой будущим царь не его назвал. отдал другому брату и его невесту, закрыт теперь ему дворец отца навек. царевич грезил теперь только лишь о мести и вспомнил ужасы, что прячутся на дне. теперь решил иначе Кианит: корона его будет, сядет он на трон. но только коронованным стоять будет один. враги его должны же сгинуть вон. и пала стража, рухнуло заклятие, открыл царевич чудищам дорогу перешагнув своих, убитых им же, братьев… свободны, милые! придите на подмогу! я знаю, вы хотите отомстить, ведь царь морской вас заточил в темнице. пускай же месть теперь нас единит. я покажу вам путь к его дворцу, а там – терзайте, сколь душе угодно, не упустите никого, особенно царя! в обмен на его голову с моей короной дарую вам раздолье и свободу! и с криком диким, с воем, щелкая зубами, чтоб месть царю свою желанную свершить со дна морского чудища восстали: показывай, владыка, куда плыть… едва заслышав чудищ громкий рев, царь бросился в покои дочерей. он их задумал спрятать от врагов, из моря вывести на берег поскорей. они обнялись наспех – вот уж страшный вой у самого дворца, уж очень близко слышен. сегодня ты заплатишь головой! ну тише, дочки, тише… Чернава, слушай, что тебе скажу. навек мы расстаемся, моя милая. у вас, чтоб не грустили, память заберу, и заодно лишу вас нашей силы. сложнее так вас будет отыскать, вы скроетесь от взора Кианита, пока он видит вас, ведь все же он ваш брат. а я с ним так…вы, доченьки, простите… и дрогнула тогда рука царя, пока волну, что унесет их, вызывала. царевен потому забрали разные моря, пока их память быстро покидала. царевич с армией ворвались в тот же миг. за спинами у них уже лежали все, кто попался Кианиту на пути. средь них царица, меч в руках сжимая. встань на колени, бывший царь морской! твой век окончен – больше ты не правишь! СЕГОДНЯ ТЫ ЗАПЛАТИШЬ ГОЛОВОЙ! ну что, отец? что ты на это скажешь? и на коленях стоя, гордый царь вмиг превратился в старика простого. заговорил он, и в его глазах царевич вдруг увидел море боли: прости и не кори же старика. ведь если б знал, то от тебя бы не отрекся. ты, Кианит, безумен, это правда так… но ты мне все же сыном остаешься. ты смерти моей хочешь – что ж, убей, мсти, сколько хочешь, рви да постарайся… но только знай, сынок – вовек тебе к Чернаве с Марьей уж не подобраться. и слушая его, вдруг вспомнил Кианит, как он – совсем ребёнок, – испугался, когда чудовище увидел впереди, у самых врат темницы оказавшись. еще был мал он – песен не слыхал, царем тогда стать он еще не грезил. от страха он дар речи потерял, и промолчал потом еще неделю. тогда же волосы его, цветов морских камней, как говорили все, кто его видел, и стали снега на земле белей, какими Кианит их ненавидел… как мог он? что он сотворил? но слишком поздно будет отступиться, и слов раскаяния он не проронил – иначе можно в корм для чудищ обратиться… убить? убить?! и это ваш царю совет?! столь милосердный, оттого и мерзкий? не он ли отнял у вас белый свет, не он ли заточил вас в темной бездне?! убить – то мало! вот мой вам ответ: отправим-ка царя на ваше место. пока вы на свободе, он пускай гниет. так будет, как я вижу, честно. с тех пор в темницу брошен царь морской, и трон теперь уже у Кианита. таит владыка новый за душой и страх, и ужас. сердце же разбито. не знает он, как чудищ победить. он сам в каком-то смысле тоже узник – им позволяет черти что в морях творить, а самому – ужасно, мерзко, грустно.