Навь

Было это еще до того, как покинули боги Явь и Навь, на детей своих оставив их да скрывшись в Прави. Тогда еще правил в Нави Чернобог с женой своей Мореной, и растили они детей своих, двоих Чернобожичей, в черном дворце, что ветром был окружен ледяным. То, что был отдан ему мир тот, любил Чернобог и гордился, ведь пусть были его владения царством мрачным да темным, были они ему как раз подстать, как и жене его, зимней богине. Немногие из семьи их большой заглядывать туда решались, иные и вовсе не бывали никогда. Чаще же всех в царстве Чернобога появлялся брат его Велес, да так чаще, что вскоре говаривать стали, будто ходит он всегда по границе между мирами двумя этими. Был Велес из тех, на кого Явь была оставлена, чтоб жили они там, за людьми приглядывали да помогали им. Многие избрали путь этот, и чтоб не было распрей да битв, а по чести и мудрости решалось все, оставил отец и над ними покровителя: жил в Яви, как советник мудрый да глава средь братьев и сестер, Белобог. И верили все, что всегда решит он да поможет, а любит всех одинаково. Белобог же так и показывал: и помогал всегда мудрым советом, и споры тяжелые разрешал, и тех, кто злился, вмиг усмирить мог да вернуть порядок. Да только все равно порой смотрел он вдаль куда-то тоскливо будто бы, и коль заставали его таким, то понимали, что по тому тоскует Белобог, кто был первым, что увидел он, когда вместе появились они на свет – по брату своему Чернобогу. Ведь не мог надолго он Явь оставить, лишить всех тех, кому нужен он, присмотра своего, да свидеться с ним…а сам владыка Нави будто и вовсе избегал брата своего, редко, если не никогда, первым являлся. В тот день получили все те из богов, кто в Яви оставался, известие: облетел их на огненных крыльях вестник Семаргл да объявил, что собирает всех Белобог у дуба своего, что у холма рос. А после же был отдан ему приказ в Навь лететь – разыскать там Велеса, которого не нашел он, покуда владения Белобога облетал, а стало быть, только там скрываться мог тот, да и Чернобогу весть кое-какую передать заодно. — …Так уж и тоскует, — протянул Чернобог кубок свой в сторону, чтоб еще темного чего-то да густого налил слуга ему. Говорили, что вместо мёда пьет владыка Нави кровь людскую, что пролита была несправедливо да больно. Велес же не думать об этом старался, наливает и наливает, а что – дело второе. — Так и есть, брат. Вдаль как глянет порой, в мыслях своих как засядет, не докричишься, — усмехнулся Велес, на брата своего глядя. Более остальных выделялся тот всегда и глазами своими красными, и обликом изменчивым, ведь похож был плащ его то ли на дым черный, то ли на саму тьму ночную, как если б лоскут от нее оторвали да ходить выпустили. Совсем не то, что Белобог, да только отчего-то видели их все друг другу ближе – видать, настолько разнились, что уже и походить стали. Сам-то Велес иной был: куда боле на человека походил, статен да не бледен…между ними будто бы где-то. Но и его похожим считали на братьев, сразу родню признавали в них. — Что ж ты Бела-то нашего печалишь? Хоть на день показался бы. Иль так у тебя тут дел невпроворот? — А как же, — застучали по столу темнокаменному пальцы когтистые, да сощурились вдруг хитро алые глаза, и не предвещало то ничего хорошего, — Невпроворот. То живых тащат без разрешения моего, то сами приходят, заплутавши…то птицы эти треклятые чудят. А еще ведь, Велес, постоянно здесь глаз да глаз нужен – как-никак, сыновей двоих ращу. Тебе ж разве понять это? Нахмурил Велес брови густые, помрачнел будто да отвел взгляд на кубок свой. Но недолго то было, вновь поднял он глаза, уже ясные, на брата своего да лишь плечом повел. Прощали все Чернобогу слова его, какими бы те ни были, ведь помнили о том, что не может иначе он, ведь такова природа его, и о том, что все равно, коль нужно будет, придет владыка Нави на помощь, и о Белобоге, которого уж больно всегда ссоры в семье печалили…а здесь еще столь же резки, сколь и справедливы были они, ведь не было у Велеса не то, что двух – вообще сыновей не было, как и дочерей. Потому-то и становился он все мрачнее, и Макошь, жена его, порой прятала ночами в ладонях лицо свое, а бывало и взгляды косые ловили они, как мол это так. Стало быть, и вправду не понять ему. — А тебе, видать, не понять, когда во дворце твоем чужой, — вдруг усмехнулся Велес весело, глядя, как тут же завертел Чернобог головой, оглядываясь. — Семаргл, — вскоре шепнул он, взгляд алый яростный на брата метнув, чем уже до хохота развеселил его. — Смеешься? Ну смейся. Заметил я! — Да я уж вижу… Отворились темные двери резные, и тотчас разогнали тьму здешнюю огненные крылья вестника, что в почтении голову склонил, входя. — Здрав будь, владыка Нави, — так и остался он в дверях, пятном ярким, самим пламенем слишком уж выделяясь здесь, стоять, — Не серчайте, что потревожил. За Велесом я, Белобог к дубу всех созывает, велел привести… — Так, стало быть, не всех созывает, раз за одним только Велесом? — с насмешкой Чернобог оглядывал верного пса брата своего, а вестник же ни ухом не дернул, ни хвостом, глаз не подняв. — С Яви всех, Чернобог. Тебе же вот что просит передать наш покровитель: явись один, как в мире людском ночь опустится. — Буду ему я один. А теперь лети давай, аж глаза болят, — и слова Велесу вымолвить не дав, махнул Чернобог рукой, вновь отворачиваясь. — Явится ваш Велес, как кубок его опустеет. Кивнув покорно, развернулся Семаргл да взмахнул крыльями своими огненными. Лишь вихрь искр остался на месте прежнем, ушел свет, что принёс он с собой, да скрылись за поворотом черного дворца отблески пламени его. На то, что не жалуют его в Нави, не обращал уж вестник божий внимания – привык. Да и не только Чернобог как к собаке относился к нему… — А я тебе скажу, как кубок мой опустеет, — проводив его взглядом, сощурил Велес хитро один глаз, — Уж всяко быстрее твоего. — Да ну, вновь спорить хочешь, Велесе? И вскоре почти в один миг о стол два кубка стукнули. Тут же вспыхнули краснотой глаза Чернобога – обыграл его Велес, раньше свой опустив, пустой полностью, а значит, сравнялся счет их. Когда же прощались они, обещал он отыграться, пока усмехался Велес да в объятия свои крепкие брата сгребал, по спине хлопая ладонью широкой. — Ну-ну, отыграешься, Черне, — отпустил он его да махнул рукой, за ворота высокие отходя. — Моренушке кланяйся от меня, эх, жаль, не застал ее сегодня! Бушевала гроза над могучим дубом, молнии сверкали да не видать было неба из-за туч темных. Уж стояли здесь те, кто на собрание по зову Белобога явился, да и Семаргл у корней древа старого сидел, крылья сложив. Когда и Велес подошел к ним, выскользнула из толпы фигура тонкая да прильнула к нему. — Слышала я, снова в Нави тебя отыскал Семаргл, — хоть и рядом стояла, а прятала Макошь глаза, и оттого так же больно, как радостно было видеть ее Велесу. Уж давно она не глядела на него своими чистыми, как озера да облака, очами, все будто тень какая лежала на прекрасном лице ее. — Что ж поделать – брат позвал, — шепнул Велес в ответ ей, и в следующий же миг подняли все разом взгляды на дуб высокий, ведь показался из-за ствола широкого покровитель Яви и брат их любимый, Белобог. От ветра рукавом закрывшись, поднял он глаза к небу да улыбнулся вдруг. — Что ж ты бушуешь, Перуне? Ну-ну, не гневайся. В числе первых тебя слушать буду. Когда же стихла буря да появилась в круге братьев своих и сестер фигура Перуна могучая с тихим ворчанием, в тот же миг вдруг зашелестело что-то в листве дуба могучего, да спрыгнул оттуда на землю молодой бог златовласый, улыбаясь задорно. — У, гроза какая была. Я уж думал, не доберусь, — под взглядами собравшихся обошел он Белобога, не забыв в почтении голову склонить, да встал среди других. — Белобоже, за себя я буду да за отца моего Сварога. Занят он, а мне как раз учиться надо… — Что ж, Дажьбог, учись, да не болтай, — кивнул Белобог, во весь рост выпрямляясь да посох резной сжимая в руке. — Вовремя ты, да и кстати…сестры-братья, затем я собрал вас, чтоб передать слова отца нашего. Снова давеча говорили мы. Прошел по толпе шепот едва слышный, и кто нахмурился, кто взволновался, иные и вовсе переглянулись с вопросом немым в глазах. — Говорит он, чтоб те, кто готовить не начал наследников своих, со следующим же восходом приступили к тому. Молвил мне Род, что близится тот миг, когда откроет он нам врата Прави своей, и тогда останутся Явь да Навь детям нашим да воспитанникам. Стал шёпот громче, а Белобог и не запрещал, лишь следил, как кто расслышал его. Кто в лице помутился, кто с супругом своим на пару заговорил, переглядываясь. — Срок-то какой, Белобоже? — громом над всеми бас Перуна загремел, — А то поди излови еще остолбня моего! Как скоро надо-то? — Есть еще время – и сам ветер трижды изловить можно, — отвечал ему Белобог спокойно, взглядом остальных обводя. — Эвона я как кстати явился-то! — Дажьбог воскликнул, ладонью по колену прихлопывая. — И правда, — и на него взглянул Белобог. — Все на том, идти-то можно? — и вопрос этот, пусть негромкий, притихнуть заставил всех да обернуться. И тогда же увидал Белобог взгляд Велеса, что неотрывно смотрел на него, да так тяжело, что почти яростно. Увидал покровитель и Макошь, что в сторону глаза увела, за плечо мужа держась крепко…и лишь кивнул им в ответ Белобог. Тотчас развернулся Велес, губ сжатых не размыкая, да утянул ее за собой прочь в сторону леса темного. Но недолго в молчании боги стояли, вскоре услыхали они за спиной голоса. Говорил вокруг лес, пел птицами да зверями мычал-рычал тихонько. Молча сидел Велес на опушке, спиной к дереву прислонившись, покуда на груди у него в объятиях Макошь тихо всхлипывала, лицо свое скрыв. — Я-то на сестёр оставлю все, — наконец, прошептала она, — На Долю и Недолю. А ты как же, Велесе? — Погоди, — ласково отвечал ей Велес, по косам гладя ласково. — Есть еще у нас время, так может и… — Знаю, что не может, месяц ясный, давно знаю. Ты же поглядеть меня просил, иль уже не помнишь? Сколь бы ни пытались мы… — …Не по судьбе нам наследники от плоти нашей, — со вздохом тяжелым закончил Велес за нее да закрыл глаза, чтоб не видеть слез супруги своей. — Знаю я. Но неужели ты ошибаться не можешь? — Оставь, сам ведь знаешь. Так и сидели они, обнявшись да об одном думая. Не по судьбе. И раньше они думали об этом, но теперь, воочию увидев, как уже и на собрания Белобога за кого-то сын приходит, и весть эту услышав, пуще прежнего озадачились: на кого останутся все те леса со зверьем, что взращивал Велес с такой любовью, все те озера да реки, которые подарил он им, чтоб не сохли, да ради которых столько с Перуном спорил, чтоб не заливал он их так, чтоб из берегов выходили? И вдруг выпрямился весь Велес, взволнованный как будто, да схватил жену за плечи. — Макошь, любушка моя, — заговорил он, прямо в глаза ей глянув светлые, — А не помнишь ли ты тех трех девиц, которых одарил я своим учением? — Колдуниц-то твоих… — повела богиня бровью. Не то, чтоб не по душе, но и не милы были ей ученицы мужа. — И что же с ними? Разве ж годятся они нам в дочери? Ты это брось. — Да не о том это, — и поднялся Велес на ноги, жену за руки взяв крепко да за собой потянув, — Не только о кровных ведь детях Белобог говорил, но и о воспитанниках наших. — А все равно они не годятся! — но не дал ей муж руки вырвать из цепкой хватки его. — Да что они! К тому я, что можем мы еще того найти, кого силой одарим да воспитаем, будто родного, есть у нас еще время! — и до того сильно взволновался Велес догадкой своей, что еще крепче руки Макоши сжал, чуть ли не с мольбой глядя кричащей, но нет: зашептал после, так приблизившись, что едва губами не коснулся ее чела: — Не пора нам сдаваться еще, краса моя… — Велесе, — горько вздохнула Макошь, голову склоняя покорно да очи прикрыв, — Что ж ты рвешь так меня, Велесе…но так я скажу: коли и правда не судьба, то и не получится у нас. На том они и условились. И не зная, начать с чего, пошли Велес да Макошь рука об руку сначала по лесу, куда глаза глядят, и вывела их тропинка, что судьба им подсказала, к озеру лесному. Отодвинул Велес в сторону ветви древа, что над водой склонилось, и тогда вдруг услышали они всплеск тихий, а за ним и смех, будто дети рядом играют. Были то водные духи – не мавки и не болотники, а другие, маленькие совсем, то ли на дите человеческое походившие, то ли на зверька какого. Пусть и глупые совсем, но из-за того появившиеся, что любовь родительская некогда создала все эти озера да реки. Полюбовавшись на них, собрались было идти боги дальше, как вдруг среди смеха хныкание услыхали – из любопытства наивного пополз к ним поглядеть один из них, да так и напоролся на мелководье на камень острый. Не сговариваясь, одновременно протянули к нему руки Велес да Макошь, вместе на ладонях из воды его подняли да пригляделись. И когда заморгал дух большими своими глазами, в палец богини вцепился лапками с перепонками и заерзал, на руках их устраиваясь, вмиг потеплели сердца у них. Переглянулись Велес с Макошью, кивнули друг другу и коснулись вместе губами головы духа водного. И подарили поцелуи богов тому, кто когда-то лишь маленьким порождением водным был все то, что хотели они дать ему – и сердце, и ум, и силу, с которой сможет когда-то сын их приемный без надзора остаться да жить, и вот уже оказался в руках Макоши, все еще за палец ее держась, божок, совсем молодой еще. Сонно взглянул он своими глазами зелеными на новых своих родителей, да склонил голову матери на плечо – мало в нем пока силы было, во сне набраться должна еще, чтоб проснулся он уже сыном Велеса и Макоши полноправным. Не замечал того лес, не видело и озеро. Как прежде играли в нем духи маленькие, а вокруг птицы пели. Стояли Велес да Макошь, обнявшись и сына держа на руках, и счастью своему не верили. Стало быть, не такая уж и не судьба, раз смогли они, пусть не создать, но подарить жизнь и силу свою кому-то, кто не просил их и не знал того? — А ты все не верила, любушка, — приговаривал Велес, то лик жены своей оглаживая пальцами, то кудри сына, что того же цвета были, что у нее, — Никак, получилось у нас, сама судьба нам и дорогу подсказала, и Хозяина вод на мелководье вытащила… — Ну какой же тебе это Хозяин вод, Велесе, — с улыбкой в ответ ему Макошь шептала, нежно дитя свое на руках покачивая, — Нет, пусть так, но ведь и имя нужно ему. И тогда, взглянув на озеро, откуда вышел он, решили боги, что отныне звать их дитя Езермиром. Окрыленные будто новой любовью своей, пошли Велес да Макошь дальше. Уж нашли они Хозяина вод, так где ж Хозяин или Хозяйка лесов будущие? Но и тут недолго идти пришлось им – наткнулись боги на деревце до того маленькое, что и не понять, что б выросло из него, но что уже шептало тихо-тихо: — Помоги… Лишь раз глянул Велес, как вмиг ясно стало – погибнет оно тут, ведь вокруг сплелись корнями да раскинули ветви ели могучие, и солнце закрыв, и вырасти мешая. Снова тогда протянули они руки, отнимая от земли стебель тонкий да ветки хрупкие, снова с поцелуями своими, желания одарить исполненными, и сердце вдохнули, и остальное, и остался в руках у Велеса мальчишка-божок, что едва ли не так же, как первый их, выглядел, разве только волосы не вились так буйно да глаза темнее были. Вот и он уснул, чтоб силы набраться да встать Хозяином лесов могучим. Но не только ж так звать его теперь, и тогда решили Велес с Макошью, что будет этот сын их Елебором. И несказанно рады были они, обретя наконец то, чему у других некогда завидовали втайне. С тех пор стали подрастать дети их, как младшие, любовью да заботой родителей да родни своих окруженные. Радовались за них и другие боги, и дети их, и тому, что сами знали, учили их. И пусть так внешне похожи были братья, вскоре узнали все, что все ж были те разными: пока смеялся да вечно то тут, то там показывался Езермир, шаля и задумывая все что-то, Елебор дни свои в лесу предпочел проводить, то с деревьями говорить учась, то еще что, и был он тих да нелюдим. Одно лишь пятно темное увидал Велес на счастье своем. Еще в первое время после того, как вернулись они к Белобогу уже родителями, вмиг прознал об этом Чернобог, да только встретиться не явился с ними. Когда же сам Велес с сыновьями в Навь к нему явился, недоволен оказался брат его, то брови черные хмурил, то в лицо насмехался. Виделось Чернобогу, что приютил брат его нечисть низшую, обрядил в подобных им да детьми своими кличет. Не ровней своим царевичам считал их владыка Нави, да так и не признал в Езермире с Елебором племянников. Но то утешило Велеса, что видал он, как полетели за сыновьями его две птицы черные, когда отпустил он их по Нави гулять из дворца, пока с братом говорить остался. Пусть и не признавались Велесовы дети, боясь будто чего-то, а все ж не укрылось от бога мудрого, что видятся с ними Чернобожичи, запрет отца своего позабыв. Уже хорошо это, считал Велес, а Макошь соглашалась с ним – все ж какие-никакие, а братья они. Когда же время пришло и оставили боги Явь и Навь, приняли возмужавшие Велесовы дети участь свою покорно, головы склонив да простившись с отцом и матерью. Как и пророчили им, стал Елебор владыкой над лесами, а Езермир воды во владение принял. Но хоть и было среди обещаний, родителям данных, обещание их друг друга беречь да держаться, недолго продлилось это. И по сей день никто о причинах размолвки их не ведает, даже братья да сестры оставшиеся. Говорят только, что из-за того, видать, и скрылся Елебор в лесах своих. И до ссоры этой он нелюдимым слыл, а как с братом разругался – так и вовсе затерялся в чащах да буреломах, и не заговорит ни с кем, и не покажется…потому и облик, и имя его позабылось со временем. Так и звали, коли надо – Леший, тот, то есть, кто в лесу то ли живет, то ли сам уже частью леса сделался, ветками зарос…