Навь

Чернели ветви деревьев высоких, качались на ветру, небо темное закрывая. Прятались за их стволами тени, вились у корней, то листьями шурша, то едва слышно шепча что-то в ночь, перебегали от одного дерева к другому в тумане, мутном, как болотная вода. Даже птицы ночные в молчании среди леса скрывались, чуя, что идет кто-то, пусть и почти бесшумно. Клубился туман за её спиной, и вослед выглядывали попрятавшиеся тени, бестелесными и едва видимыми руками за кору деревьев хватаясь, желая будто с ней слиться, спрятаться. Сами собой и запутанные заросли с треском тихим расцепились, расступаясь перед ней да пропуская на дорогу, что вела к черной крепости, каждому в этих краях известной. Скрылась с поклоном, стоило лишь взглянуть ей на нее, и белая фигура, будто из дыма состоящая – побежал, видать, слуга докладывать хозяину о том, что гостья его уже на подходе. С грохотом, резко, будто мечом наотмашь, тишину неспокойную разрубив, распахнулись тяжелые ворота, а затем и двери со скрипом открылись, пуская гостью во дворец, и вошла она, гордо подняв подбородок. В тишине здешней постукивали амулеты, коих тьма висела на груди её да в серебряных волосах, да шелестели одна о другую изорванные юбки, одну из которых быстро поправила она, разгладила руками перед тем, как в главный зал вступить да склониться в поклоне с улыбкой хитрой на темных губах. — Чего это ты, Яга? Приходила бы уж на рассвете. — но не было злобы в загремевшем о высокие своды голосе владыки Нави, и без взгляда на него знала Яга – улыбается. А еще б он не улыбался, сам позвал, еще и прислав человека зачарованного, лакомство её любимое. Видать, в расположении духа хорошем или соскучился больно по её утешениям. — Задержалась, владыка, каюсь, — выпрямившись, подняла Яга на Кощея взгляд свой зоркий да откинула с плеч волосы с оберегами вплетенными. Так взглянешь – и не понять было, старуха это или девка молодая, если никем точным показаться она не хотела. Но вмиг в глазах Кощея пожелала она покрасивее показаться, и скрылись с виду и морщины у глаз, и губы сухие пышнее стали, на что только довольно сощурил владыка золотые глаза, на спинку трона своего откидываясь. — Ну да пусть. Чего звал-то? И вдруг почудилось Яге, будто что-то не то во всем Кощее в самом, пусть и спокоен он, и по-прежнему собой хорош в одеянии черном да с волосами, короной назад убранными. Нет, и вправду, будто тень какая залегла за золотом глаз его, а на плечи словно камней тяжелых навалили, вниз их опустив. Беспокоит его что-то, гложет изнутри, ей только понять бы, что. — Видать, тревожит что, а, владыка? — брякнули вновь друг о друга амулеты, когда подбоченилась она да голову набок склонила, глаза зоркие щуря. Ближе пока подойти нельзя, не дано позволение, но она и отсюда его видит, как если б на ладони держала. — А ты погоди угадывать, лисица, — и вновь ни одного раската грома, ни одного зуба оскаленного, лишь отмахивается Кощей от нее да стучит перстнями, руки, черной тканью скрытые, складывая у груди. — Небось, вздумала все думы мои разнюхать да побежать докладывать, хозяевам-то? Звонкий смех прокатился по зале, и закачала Яга головой, пуще прежнего растянув в усмешке губы. Снова начал Кощей старую их игру, кто кого подозрениями осыпет да шутками, в которых правды боле, чем обычно в подколах таких бывает, но что не трогает никого из них, ведь и так давно оба они это все знают. — Нет у меня хозяев. Ни тут, ни за мостом, ни там, куда тебе пути нет. — Как же? — вздернул Кощей черные брови, ухмылку мрачную на миг показав, да прошелся взглядом цепким по колдунье, перед ним стоящей. — А как же тот, с кем бежала ты от своего учителя, сестричек предав да оставив? — Отец-то твой? Так он не хозяин мне, а друг старый, — а теперь можно, хоть и не подал владыка знака – что ж теперь, в дверях торчать? – подошла Яга ближе, плечами худыми пожав. — Да и разве надо ему знать, о чем ты там думаешь? — Вот коль не надо, ты и не рассказывай. А расскажи лучше, что слышно в Яви? И встала Яга, как вкопанная, там же, где шла, в изумлении на Кощея глядя да аж качнувшись так, что выбилась из светлых её волос одна из кос плетеных. Но мигом сошло удивление её, и сощурилась колдунья хитро, с ног до головы владыку взглядом окинув. — Опять ты, Кощей, в Явь смотришь? Крови живой захотел? Хотя оно и ясно, девки-то твоей последней что-то подле тебя не видать. Уже извел, и до новой луны не прожила? — Больно была она крикливая, — поморщился Кощей, будто писк назойливый услышал, да качнул головой в сторону куда-то. — А без языка недолго продержалась. Ты рассказывай давай. — И что тебе вдруг рассказы мои послушать захотелось…много о чем говорят люди, да только вот все чаще о том стали, что собирает князь Олег в Новгороде все силы свои. И богатырские, и колдовские. И тотчас поняла Яга, что кстати нашла, о чем сказать, ведь оживился Кощей заметно, и глаза посветлели, и огонек, тот самый, с которого все веселье их начинается, зажегся в них. Поманил он Ягу к себе поближе, руку ей протягивая, да спросил потише, будто не расслышал что: — Князь Олег, говоришь, силы собирает? И для чего же? В поход новый собирается? — Говорят, — склонилась к нему Яга ближе, в самые глаза заглянула, руку владыки в своей сжимая. — Не для похода ему это. Боится князь чего-то, как огня, защититься пытается, да все советуется то с воеводами, то с богатырями, то с колдунами могучими. Продолжалась игра их, ведь оба понимали они, почему так бегает Олег туда-сюда, для чего окружает себя чужими мечами да силами, но разве же произнесет кто из них это вслух? — И много ж он собрал? — А чего, самому не поглядеть? Усмехнулся Кощей, с трона поднимаясь, да только оставив у подлокотника острый свой меч, не к чему он был в покоях. — Права ты, Яга, права, — потянул владыка её за собой прочь из зала тронного к распахнутым дверям, руку, браслетами из зубов да камней увешанную, удобнее перехватив. — Погляжу.