То, чего не выразить словами

Метро змеей скользнуло на поверхность, позволяя солнечным лучам проглядывать сквозь широкие панельные окна, и Иваизуми жмурился, потирая сонные глаза. Вчера он оставил Куроо в состоянии полной опустошенности, надеясь на то, что лишенный сил, он незамедлительно уснет, но ближе к четырем часам утра получил от него сообщение: "ппрростти но я д олежн справиитсься саам". После инцидента, произошедшего с Куроо около полугода назад, тот перестал отправлять смс, обходясь телефонными звонками, и Иваизуми надеялся лишь на то, что Тетсуро проникся доверием к нему, а не пребывал в таком состоянии, что не мог выдавить из себя и слова вслух. Иваизуми заставил себя уснуть, приняв снотворного, не в силах самостоятельно избавиться от въедливых мыслей. Куроо нужна была помощь, но он не хотел ее. Хаджиме шумно выдохнул, прислоняясь лбом к стеклу и убирая телефон в карман. Укай, с которым он связывался вчера вечером и который сбросил ему координаты ранним утром, находился в совершенно другом районе города, примерно в получасе езды на метро и еще двадцати минутах блужданий по спутанным улицам. Хаджиме в этом районе ранее не был и понятия о том, что находилось по адресу, не имел. Интернет информации не выдал, оставляя Иваизуми теряться в предположениях, в каком месте доктор Укай хотел его видеть. Частная клиника или кафе? Иваизуми свернул налево, едва не сбитый с ног проехавшим на велосипеде человеком, отскочил в сторону, вступая в лужу. Бежевые штаны нещадно загублены. Хаджиме выругался, продолжив идти по пригорку, вглядываясь в номера домов. Этот район был многим беднее тех, что Иваизуми видел ежедневно, проезжая идентичный маршрут до работы, и людей здесь было меньше. Два поворота направо, по прямой, еще один – налево. Иваизуми вынул телефон из кармана, взглянув на часы: оставалось порядка десяти минут до встречи, он ускорил шаг, едва не налетев на крупного парня, усевшегося посреди дороги. Он был не один. Нагло ухмыляющиеся с выбритыми полосками в бровях и зализанными или просто сальными волосами, они глуповато пялились на Хаджиме. Он сдержанно выдохнул, делая шаг вперед и намереваясь их обойти, когда тот, что сидел чуть спереди, присвистнул. – Эй, дядь! – он играл языком с зажатой в губах зубочисткой. – Сигаретки не будет? Трое парней рядом с ним откровенно заржали, неприкрыто разинув огромные рты. Порядка четырех лет назад, еще во время обучения на втором курсе, ему задавали подобный вопрос. С бегающими глазами и отросшей бородой, в помятой грязной одежде, он наклонился к Хаджиме, низким голосом выпрашивая прикурить. Иваизуми боялся отказывать. Он достал еще не начатую пачку сигарет, открыв ее при незнакомце и отдав ему первую. Хаджиме тогда проявил слабость и, мучимый ею, не мог сомкнуть глаз в последующую ночь. Куроо отучил его от этой привычки, вынудив посещать с ним тренажерный зал, по его словам – закалять волю. После с его же помощью Иваизуми бросил курить. Он во многом был обязан Куроо. – Не курю, – сухо ответил Хаджиме. – И вам не советую. – Я ж по-хорошему прошу, – проговорил тот же, вставая. – Сложно что ли поделиться? Нет сигаретки – подкинь пару йен. – Пару соток! – прикрикнул сидящий сбоку от него. Парень предупреждающе хрустнул костяшками, сжав крупные кулаки. Иваизуми сглотнул. – Мне не нужны проблемы. Уверен, вам тоже. Разойдемся мирно и не будем создавать конфликты, к тому же вовлекать в это органы полиции. – Ты откуда такой умненький взялся? – парень уродливо искривил губы, продолжая наступать. – Думаешь, полиции не по хер на таких, как мы? Вырядился, как хер пойми кто, и красуется здесь. Я, че, многого прошу? Подкинь денег на сигаретки и саке, дядь, для души. Изо рта подошедшего дурно воняло нечищенными зубами и чем-то острым. Иваизуми повел носом, хмурясь. – Отойди. Не дорос ты еще для подобного. – Че сказал?! – взревел он, замахиваясь крупной рукой. Хаджиме отпрянул назад, позволяя кулаку пролететь мимо, и, парень, вылетев по инерции вперед, перенес вес тела на одну ногу, едва удерживая равновесие. Иваизуми, слегка согнув спину и прижав согнутые в локтях руки к лицу, резко выкинул правую ногу, целясь ею по лодыжке неумелого драчуна. Парень, выкрикивая ругательства, шумно упал на асфальт. Он брыкался, цепляясь пальцами за ногу, бешено пялясь на Иваизуми. – Парни! На хер валите этого урода! Четверо против одного – несправедливо даже по меркам подпольных боев, и Иваизуми осознавал: как бы хорошо он ни был подготовлен, ему не победить в схватке с жертвами гормонального сбоя. Парни протяжно крикнули в унисон, в несколько шагов приближаясь к Хаджиме, замахиваясь. Он отступил назад, прижимая кулаки к лицу. – Coño! – хриплый, но звучный крик. Подростки замерли, испуганно уставившись куда-то в сторону. Хаджиме проследил за их взглядом. – Engendros! Звякнули колокольчики захлопнувшейся двери скрытого между домов магазинчика. На пороге стоял мужчина, держащий в зубах сигарету и по-испански орущий в их сторону. Подростки, словно делящие одну клетку мозга на всех, двинулись с места, бросившись прочь. Иваизуми стоял, не шевелясь. – Какого черта? – За подобное спасибо говорят, – грубо проинформировал мужчина, заплетая отросшие высветленные волосы в хвостик. – Ты что тут забыл? Хаджиме поправил рубашку. – Я ищу доктора, Укая... Укая Кейшина. Мужчина рассмеялся, перехватывая сигарету пальцами. – Доктора? Esto es ridículo, – он помолчал, обведя Хаджиме сосредоточенным взглядом. – Ты опоздал на пятнадцать минут. – Это вы? – Иваизуми двинулся следом за развернувшемуся к нему спиной Укаю. – Разве вы не врач? И почему вы частично говорите на испанском, если прекрасно владеете японским? – Слишком много вопросов для опоздавшего. Вновь прозвенели колокольчики, висящие над входной дверью. Хаджиме проник внутрь незаурядного продовольственного магазина, и Укай, обогнув его, стащил с полки темно-зеленый фартук, повязав его вокруг талии. Он небрежно махнул рукой на стул, Хаджиме сел. – Спасибо, что согласились поговорить, – Иваизуми улыбнулся ему. – Я намеревался узнать... – Первое, – перебил его Укай. – Прекращай давить улыбку и обходись без заготовленной речи. Понимаю, ты всю ночь перед зеркалом репетировал, но тут тебе не собеседование. Мне эта лживая вежливость поперек горла встает. Дверь распахнулась, вошел покупатель, молчаливо пройдя к полкам с товаром. Иваизуми поправил рубашку, расстегнув верхние пару пуговиц. – Хорошо. Мой пациент болен шизофазией, а вы с ней ознакомлены. По этой причине я пришел к вам. Укай кивнул, цепляя зубами сигарету, выдернутую из пачки, и поджигая ее. – Честно, – Иваизуми сжал губы. – Я ожидал увидеть хотя бы небольшую частную клинику. Разве вы не психотерапевт? – Не у всех за спиной родители с увесистыми кошельками, мальчик, – сухо пробурчал Укай. – Я здесь работаю. Еще поинтересуешься моей личной жизнью, idiota, или наконец спросишь то, за чем пришел? Иваизуми молча проглотил обиду. Укай не был не прав. – Я ознакомлен с заболеванием, но хотел бы уточнить некоторые моменты, – проговорил Иваизуми, наблюдая за тем, как Укай встает, чтобы обслужить клиента. – Как мне понять его? – Всего хорошего, – он сухо проводил девушку. – Давай начнем с того, chico, что ты расскажешь о пациенте. Хаджиме потупил взгляд. – Я не так много о нем знаю. Двадцать четыре года, месяца три назад попал в аварию, после чего, пролежав пару недель в коме, проснулся уже с разорванной связью. Его сразу же перевели к нам. – Он знает о том, что ему не излечиться? – Укай поднял на него глаза. Иваизуми кивнул, не вдаваясь в подробности. – Знает. – И как он перенес это? – Плохо. Но сейчас его состояние в норме. Укай затянулся, выпуская дым в сторону открытого окна. – Coño. Молодой еще. Обычно это затрагивает людей преклонного возраста. Ладно, – он прикрыл глаза, покачав головой. – Ты не жалеть его пришел. Чего ты хочешь добиться в его терапии? – Всего возможного, – Хаджиме подался вперед. – Ну, насколько я знаю, в его случае есть вероятность частичной ремиссии. – Если мы говорим о неполной клинической ремиссии и после – социальной, да, вполне. – Это мне и нужно, – Иваизуми опустился обратно на стул. – Без учета срывов, – грубо вставил Укай, в упор смотря на Хаджиме. – Ты ведь понимаешь, как сложно ему сейчас принять свое заболевание? В подобном случае может развиться затяжная депрессия, а дальше – прощай, пациент, – он глубоко затянулся. – Наложит на себя руки. – Не наложит, – хмуро отрезал Хаджиме. – Я за него ручаюсь. Громко переговариваясь, вошла группа молодых девушек. Они улыбнулись Укаю, хихикнув, и прошли в глубь магазина. Укай вновь повернулся на Хаджиме. – Хорошо. Тогда тебе нужно найти способ, чтобы установить с ним связь? Не дожидаясь ответной реакции Хаджиме, он продолжил. – Нарушение связи мышления и речевого аппарата лечению не подлежит. Больной так же не может выражать мысли на письме. – А если? – Иваизуми нахмурился, позволяя мысли принять оболочку в виде слаженного текста. – Предположим, дать ему книгу и позволить подчеркивать нужные строки или слова? Укай отрицательно покачал головой. – Исключено. В его случае восприятие текста частично или полностью нарушено. – Но ведь должна быть какая-то связь? – Связь? – Не могут же быть его слова полностью лишены всякого смысла? Зашелестела пачка сигарет, Укай вынул новую. – Они и не лишены, просто, как бы сказать, его крайне сложно уловить. Например, часто употребляемые слова звучат не просто так, в них есть смысл. Также сохраняется интонация речи. Вопросительные предложения именно это и значат. Но, думаю, ты и так это заметил. – Я пока преуспел лишь в игре с пальцами. Укай вопросительно вскинул брови. – Что вы этими пальцами, боюсь спросить, делали? – Язык жестов, – Иваизуми нахмурился, ощущая, как неприятно тянет желудок. – Что еще? – Неплохо. Но в отличие от немых ему нужно будет говорить, он не сможет держать речь в себе, он не контролирует это, – Укай пожал плечами. – Полагаю, иногда это невыносимо. Перестаешь воспринимать правильную речь как нормальную. – Меня это пока не коснулось. – Пока – да. Иваизуми прочистил горло. – Тебя он понимает? – Конечно, я выражаюсь вполне нормально, – Хаджиме нахмурился. – Радует, – Укай скривил губы, оборачиваясь на кассу. Девушки выставили товары. – Хотя бы восприятие чужой речи не нарушено, слышать мир, – он достал пакет. – Важно. – Слышать мир? – Иваизуми вспомнил постукивающего по виску Куроо. Ощущение зарождающейся мысли. Немного болезненное, напрягающее, но вместе с тем – возбуждающее. Укай подошел неслышно. – Что-то надумал? – Кажется, – Иваизуми осторожно поднял глаза. – Да. *** – Ойкава, хорошие новости, – Иваизуми шумно дышал, пытаясь восстановить дыхание после бега из дальнего корпуса. – Мы идем есть. Тоору, отрывая взгляд от окна, непонимающе глянул на него, не двигаясь с места. – В столовую. Карие глаза расширились, он отчаянно затряс головой, прикусывая нижнюю губу. Ойкава вжался в стену. – Даже не пытайся, – Иваизуми приблизился к нему. – Пойдем вместе, сядешь со мной. Тебе не обязательно разговаривать с остальными пациентами, но ты не можешь сидеть здесь все свободное время. Ойкава нерешительно скинул ноги с подоконника. – Мне тебя туда понести? Он улыбнулся, кивнув. – Обойдешься, – Хаджиме сложил руки на груди. – Идем. Столовая располагалась на первом этаже соседнего корпуса, просторная и светлая, с двумя входами как для персонала, так и для пациентов. Последние никогда не находились здесь без присмотра. Ойкава, пробежав глазами по свободным местам, выбрал стол у широкого окна, подзывая к себе Иваизуми. Хаджиме кивнул, указав пальцем на стойку с блюдами. Рис и тушеная постная свинина с соусом. Он взял две тарелки, установив их на поднос, направился в сторону вновь заглядевшегося в окно Ойкавы. Проходя мимо маленьких столиков, рассчитанных на двух человек, он приметил Акааши. Тот не ел, отставив тарелку, уставившись на изрисованный лист бумаги. – Акааши, добрый вечер, – приветливо улыбнулся Иваизуми. – Почему ты сидишь один? – Я не один, – пожал плечами Кейджи, но, поймав на себе удивленный взгляд Хаджиме, несколько раздраженно поправил себя. – Я имею в виду, что сейчас занят рисованием. Не хочу, чтобы меня отвлекали, но в палате сидеть надоело, а во дворе слишком жарко. Хаджиме осторожно кивнул. – Хорошо. Если захочешь поделиться нарисованным, я буду сидеть вон там, – он метнул взгляд на дальний столик. – С моим пациентом. Ойкавой. Акааши промычал нечто неразборчивое, вновь принявшись водить по бумаге карандашом. Отходя от него Иваизуми заметил, что второй стул, свободный, был отодвинут. Словно там действительно кто-то сидел. – ... мяч не продали, хотя собирались выпустить на волю, – Иваизуми уловил тихую речь Ойкавы. – А птиц жалко. Никаких норм приличия, не то... Он прекратил говорить, увидев, как Иваизуми установил поднос на стол. Хаджиме сделал вид, что не слышал его. – Надеюсь, ты любишь такое. Ойкава кивнул, облизнув губы. В его животе заурчало, и он виновато покосил глаза, обхватывая пальцами не заостренные палочки. – Приятного аппетита, – тихо проговорил Иваизуми, принимаясь за пищу. Тарелка Ойкавы быстро опустела, он заглатывал еду, практически не жуя ее, и Иваизуми с ужасом представлял, как будет обхватывать его руками, пытаясь избавиться от застрявшего кусочка свинины в глотке. Ойкава снова облизнул жирные от соуса губы, отставляя тарелку. Он размял пальцы, сложив руки на столе. Его глаза резко округлились, когда он взглянул на спину Иваизуми. Хаджиме резко повернулся. Тихо сидящие пациенты, уткнувшиеся в тарелки или разговаривающие с врачами и между собой. Он поискал взглядом источник испуга Ойкавы. До него донесся звук стучащих о тарелку палочек. Он обернулся, когда Ойкава, подхватив большой кусок свинины из его тарелки, подносил его ко рту, улыбчиво глядя на Иваизуми. – Ты в курсе, что я просто мог принести тебе добавки, да? – Хаджиме обвел его хмурым взглядом. Тоору растянул губы, прожевывая. Он отложил палочки, довольно вздохнув и облокотившись на спинку стула. Сложил руки на животе, отодвигая длинные ноги и практически упираясь ими в ступни Иваизуми. – Жди здесь, сейчас вернусь, – Хаджиме подобрал тарелки, встал, чтобы отнести их на мойку. По спине мурашками прошла дрожь, когда он приметил боковым зрением черные кудри. Сакуса редко появлялся в обществе без Атсуму. Сейчас он, согнувшись в спине и спрятав лицо за маской и отросшей челкой, неспешно шагал вдоль стены, приближаясь к самому отдаленному столику. Иваизуми убрал тарелки, продолжая наблюдать за ним. Сакуса вынул из кармана пачку влажных салфеток, пройдясь ими по поверхности стола и стула, и лишь после сел. Он вернулся к Ойкаве, который, положив подбородок на согнутую в локте руку, что-то тихо бормотал, всматриваясь в деревья. – Не хочешь с кем-нибудь познакомиться? Ойкава сверил его скептическим взглядом, поспешно мотнув головой, и вновь обернулся к окну. Было тихо. До Иваизуми доносился едва слышимый шум моторчика кондиционера и слабый стук палочек о тарелки. Его клонило в сон, и он едва удерживал глаза открытыми, наблюдая за Ойкавой. Зрачки того не двигались, он редко моргал, думая о чем-то. Иваизуми знал, что не получит ответа, что бы это ни было. Воздух резанул дикий крик. Хаджиме сорвался с места, бегая взглядом. Сакуса бешено глазел по сторонам, зажимая рот ладонью, прижимаясь к стене, хватаясь свободной рукой за черные волосы. Над ним нависал испуганный худощавый парень. Он что-то шептал, приседая на колени, вновь вставая, подходя ближе к Сакусе, но тот на каждое его движение только отстранялся, поскуливая. Иваизуми стремительно приблизился к ним. – Не трогай, не трогай, не трогай, н-не трогай меня, – Сакуса шептал это сорванным голосом, цепляясь пальцами за волосы, дергая их, тут же хватаясь дрожащими руками за футболку и шею, словно пытаясь скинуть с нее невидимую петлю. – Уйди, не трогай, не надо... не трогай. – Что произошло? – Иваизуми дернул долговязого парня, приводя того в сознание. – Отвечай. – Я... – он испуганно щурил глаза. – Я просто хотел пожать ему руку, но он закричал, и я испугался, я хотел его успокоить и обнять, но тогда... он завопил. Что я сделал? Хаджиме нажал на его плечо. – Ничего. Все в порядке. Просто его не нужно трогать, хорошо? Он опустился вниз, пытаясь поймать взгляд Сакусы. Тот захлебывался в слезах, отчаянно слизывая их языком, в треморе водя руками по плечам и шее. – Сакуса! Слышишь меня? Сюда, я здесь! – Нет!! – он взвыл, поднимая искаженное в ужасе лицо на Иваизуми. – Заразные! Уберись! Вы хотите меня убить?! Не трогай, не надо, п-пожалуйста, не трогайте меня! Он скрючился на полу, сжимая пальцы на плечах, обхватывая себя, подтягивая к себе ноги, не переставая рвано скулить. Иваизуми метнул взгляд в сторону, замечая растерянность и испуг карих глаз Ойкавы. Тот стоял в паре шагов от него, не двигаясь, молча наблюдая за Сакусой. – Саку... – Отошел от него! – кто-то пихнул его в плечо, Иваизуми вытянул руку, удерживая равновесие. Атсуму подлетел к Сакусе, закрывая обзор на него ото всех стоявших и протягивая к нему руки. – Киеми? Хей? Слышишь? – Нет! Нет! Нет! – Сакуса вопил, мотая головой и дрожа всем телом. – Уйди! – Это я, слышишь? Оми-оми? Это я, – едва слышимо проговорил Атсуму, обхыватывая ладонями мокрое лицо Сакусы и поднимая его на себя. – Видишь? Сакуса замолк. Он кривил губы, проглатывая всхлипы, и судорожно дышал, резко вдыхая и выдыхая. – Следи за моим дыханием. Давай, – Атсуму прижался ближе к нему, кладя одну руку на грудь и медленно водя ею. – Вот так. Тише. Тише. Иваизуми отошел от них. Атсуму еще некоторое время сидел над согнувшимся Сакусой, пока тот не успокоился, наконец, взглянув на него осознанно. Он пристыжено прятал красные заплаканные глаза, когда Атсуму, позволяя тому опереться на его плечо, выводил его из столовой. Доверие. Мягкие прикосновения Атсуму, успокаивающие слова, милое прозвище, ласковый взгляд – Сакуса принял их только от него. Он не позволил другим коснуться его, но разрешил Атсуму прижаться к нему. Сможет ли Ойкава так же довериться Иваизуми? Хаджиме вернулся к нему, осторожно дотрагиваясь до спину. – Ты в порядке? Ойкава медленно кивнул. – Сакуса в порядке, Атсуму о нем позаботиться. Мы можем вернуться в палату, если хочешь, – тихо проговорил Хаджиме, наблюдая за поникшним взглядом Ойкавы. Тот вновь кивнул, поворачиваясь к выходу. Тоору вышел первым, Иваизуми направлялся за ним. Когда он подходил к двери, еще раз оглядел столовую. Акааши на месте уже не было, но на столе все еще лежал лист бумаги. Хаджиме подобрал его и, сложив, убрал в карман, возвращаясь к Ойкаве. *** Уже стемнело, когда Иваизуми зашел в палату к Ойкаве, пряча руки за спиной. Он остановился, закрыв за собой дверь, не отводя взгляда от Тоору. Ойкава сидел на подоконнике, закутанный в плед, слегка подняв голову, распахнутыми глазами всматриваясь в небо. Он медленно перевел взгляд на Иваизуми. Его глаза были красноватыми, они блестели, словно Ойкава плакал, но его лицо оставалось равнодушным. – Еще не спишь, – тихо произнес Хаджиме, подходя ближе. Ойкава не ответил, вновь устремив взгляд на небо. В эту ночь оно было чистым. – Хочешь посмотреть на него не через окно? На улице прохладно, свежо и свободно дышится. Ойкава вдохнул полной грудью, задирая голову к небу, не пряча воодушевленной улыбки. Он бегло бросал взгляды на Иваизуми, но стоило ему их поймать, тут же отводил глаза в сторону, не сбавляя шага, направляясь куда-то и ведя Хаджиме за собой. Задний двор упирался в небольшой холм, который у низов обрамляли широкие деревья, и Ойкава, ловко огибая корни, поднимался вверх, иногда оборачиваясь на Хаджиме, словно проверяя, шел ли тот все еще за ним. Иваизуми был рядом. Добравшись до верха, Тоору улыбнулся, разведя руки в стороны и падая на спину. – Ойкава! – Иваизуми бросился к нему, скользнув пальцами по чужой руке. Тоору утонул в колючей траве. Он широко улыбался, поглядывая сощуренными глазами на Хаджиме. Иваизуми присел на корточки, серьезно всматриваясь в его лицо, когда ощутил крепкий захват на запястье. Ойкава, смеясь, потянул его на себя, заваливая Хаджиме на бок, совсем рядом с собой. Тьма, испещренная миллионами горящих звезд, нависала над ними, и Иваизуми чувствовал тяжесть в груди. Небо, такое далекое, растягивалось, пожирая все вокруг, обращая деревья, здание больницы и дальние огни города в призрачный мрак. Тот, не моргая, словно застыв, слившись с этим небом, смотрел на него распахнутыми глазами. Хаджиме боялся дышать. Ойкава трепетно шевелил губами, и Хаджиме видел, как единственная слеза скользнула по его щеке. – Ойкава? – он тихо позвал его. Тоору моргнул, переводя потерянный взгляд на него. Иваизуми вытащил руку из кармана, протягивая Ойкаве небольшой предмет – бирюзовый плеер с белыми наушниками. Тоору осторожно коснулся его пальцами, принимая. – Там есть музыка, если надоест, я скачаю новую, – Иваизуми перешел на шепот. – Мне показалось, что тебе захочется иногда отвлечься от мыслей. Если меня не будет рядом. Ойкава дернул губами в грустной улыбке, сморгнув слезы. Он протянул один наушник Иваизуми, прислоняя второй к уху и, дождавшись того же от Хаджиме, нажал на кнопку плеера. Почему-то болело в груди, и Хаджиме, боясь поворачивать голову, всматривался в ночное небо. Они молчали, не произносили ни слова, наслаждаясь коротким мгновением тишины, прежде чем музыка разлилась вокруг них, затмив окружающие звуки. Lately I've been, I've been losing sleep Dreaming about the things that we could be Почему-то жгло глаза, и Иваизуми, моргнув, вновь посмотрел на Ойкаву. Он лежал с закрытыми глазами, его губы дрожали, и он перебирал дрожащими пальцами траву, учащенно дыша. But baby, I've been, I've been praying hard Said no more counting dollars Почему-то дрогнула рука, и Хаджиме, несмело коснулся пальцами ладони Ойкавы. Карие глаза испуганно впились в него. Ойкава смотрел отрешенно, грустно, трепетно, словно не понимая, почему. Почему он? We'll be, we'll be counting stars – Все будет хорошо, – тихо проговорил Иваизуми, и Ойкава заплакал. Открыто, не пряча дрожащих губ и слезящихся глаз. Не отрывая руки, которой мягкими движениями касался Иваизуми.