что-то ты глядишь изумленно слишком будто бы ни разу не умирал
Запах влажной земли защекотал ноздри, и Гермиона сделала глубокий вдох. Голова закружилась от большого количества кислорода, и девушка слегка пошатнулась. Правым кроссовком она попала в глубокую лужицу, и он мгновенно промок насквозь. Негромко выругавшись, Гермиона по привычке потянулась за палочкой, но вспомнила, что им нельзя пользоваться магией. Пожиратели заняли Министерство и следили за любым всплеском магической активности, даже самым минимальным. Вздохнув, Гермиона помотала кроссовком туда-сюда, и в ответ ей раздался хлюпающий звук. — Блестяще, — пробурчала гриффиндорка. Полумна стояла неподалеку, прижавшись спиной к отвесному склону небольшого оврага, в который их перенес портал. Она тяжело дышала, и её глаза были прикрыты. На лбу выступили капельки пота. — Луна, ты в порядке? — обеспокоенно спросила Гермиона. Та помедлила и, неуверенно открыв глаза, кивнула. Полумна так и оставалась одной из самых слабых во всем отряде студентов. Она не восстановилась окончательно после проклятия, быстро выбивалась из сил и чаще обычного витала где-то в своем мире. Гарри бился все последние недели, пытаясь узнать, откуда у когтевранки появился мешочек, отмеченный тенью Пэнси, но та решительно ничего не помнила. Провалы в памяти доходили до того, что Невиллу приходилось повторять ей едва закончившийся разговор. Гермиона боялась, что Полумна умрет, даже не поняв, что не успела произнести защитное заклятие. Во всех сражениях её прикрывал Грюм, и Гермиона могла насчитать минимум три раза только на своей памяти, когда Грозный Глаз спасал Лавгуд от верной смерти. С известием о его гибели она как-то окончательно сникла и погасла. Её глаза все чаще смотрели в небо и под ноги, а рука судорожно сжимала палочку. — Как ты? — стараясь убрать жалостливые нотки из голоса, спросила Гермиона. Полумна бросила взгляд за плечо, словно не понимая, откуда издается звук. Её серебристо-серые глаза встретились с карими глазами Гермионы. — Лучше. Лучше относительно чего? Пяти минут назад? Известия о смерти Грюма? Комы? Луна говорила мало и чаще всего использовала одной ей известные заклинания. Гермиона догадывалась, что её им научил отец. Ксенофилиус Лавгуд оставил в её памяти далеко не самое приятное воспоминание, в котором он пытался передать Гарри, Рона и Гермиону Пожирателям. Цена жизни дочери — трое её друзей. Но Гермиона, как ни странно, понимала его. Она не знала, как сама поступила бы в подобной ситуации, а с появлением в жизни Драко, от мыслей о котором у неё внутри всё переворачивалось, а в голове пропадала любая логическая цепочка, она поняла мистера Лавгуда окончательно. Полумна задумчиво смотрела на небо за Гермионой. Та поёжилась от холода в одном кроссовке и выудила из рюкзака карту. — Судя по всему, нам идти часа четыре, — задумчиво протянула она спустя несколько минут. — Не худший расклад. Повернув к ней свое бледное личико, Полумна кивнула. «А может и худший», — мрачно подумала Гермиона, с опасением смотря на подругу. — И, кажется, мы в овраге. Давай выбираться. Не склонная к ловкости и спортивности, Гермиона запыхалась спустя пятнадцать минут. Полумне было ещё хуже. Они всё шли и шли вперед, и Гермиона не видела подъема. Тянуло сыростью. Судя по всему, где-то неподалеку было озеро. — Подожди секундочку, — спустя ещё десять минут сказала Гермиона и снова вытащила карту. Они действительно шли неподалеку от озера. Впереди их должна была встретить опушка леса, который им предстоит обойти, достигнуть вершины холма, а затем снова спуститься вниз. — Дойти до ближайшего города и оттуда… — Гермиона пожевала губами. Там было бы неплохо отыскать транспорт, чтобы сократить путь, но ей не хотелось тратить то небольшое количество магловских денег, которое у неё осталось. Было бы неплохо воспользоваться Конфундусом, но риск не стоил того. — Придется идти пешком всю дорогу, — негромко пробормотала она. — А я люблю ходить пешком, — задумчиво протянула Полумна. — Только так успеваешь заметить всё, что от нас ускользает. Мы так много упускаем… каждый миг. Она повела рукой в воздухе, словно пыталась ухватить что-то неуловимое. Гермиона засунула карту обратно в рюкзак и достала бутылку воды. Она любила поразмышлять о вечном, она даже любила пообсуждать это с Полумной, но сейчас ей хотелось лишь одного — оказаться в теплой постели, в которой рядом с ней лежит Драко. — Не знаю, Луна, — сделав несколько небольших глотков, наконец сказала она. — Мне кажется, с началом войны я как раз научилась ценить что-то обыденное и рутинное. Мне не хватает каких-то простых вещей. Чернил на пальцах, поедания сладостей, долгого смотрения на языки пламени в камине — такого, от которого приятно побаливают глаза, вдыхания аромата весеннего воздуха, когда выходишь из Хогвартса после экзаменов, пересчитывания птиц на ветках. Теперь я лишь боюсь и подозреваю. И это всё, на что хватает моих сил и внимания. Привычная тревога сковала ей плечи, и Гермиона судорожно вцепилась в лямки рюкзака. Сделав находу несколько глубоких вдохов, она закончила их длинными выдохами — простенькое упражнение, которое она вычитала в какой-то магловской книжке по психологии. По идее, это должно было выровнять дыхание, нормализовать сердцебиение, и, в итоге, помочь. Но оно не помогало. «Какой бред, — раздраженно подумала Гермиона. — Маги придумывают зелья живой смерти и заклинания, с помощью которых ты можешь превратиться в любое животное, а додуматься придумать какую-нибудь простенькую руну, после применения которой ты больше никогда в жизни не будешь нервничать, никто не догадался…» Она поймала на себе взгляд Полумны. — Без магии я не могу сотворить заклинание от шумных мыслей, — озабоченно промолвила когтевранка. — От… чего? — переспросила Гермиона, неуверенная, что хочет знать ответ. — От шумных мыслей, — терпеливо повторила Полумна и улыбнулась своей отрешенной улыбкой. — Они бывают у всех. И могут замучить до смерти. Полумна залезла в небольшую пурпурную поясную сумочку, спустя несколько минут вытащила небольшой розовый камушек и торжественно продемонстрировала Гермионе. Та восторгов не выказала. — Это амулет, — тихо, почти эхом прозвучал голос Полумны, и она вложила гладкий камушек в ладонь Грейнджер. — От тревог. Ты слишком много думаешь, Гермиона. А надо жить. Опешившая гриффиндорка не нашла, что ответить. Она немногословно поблагодарила подругу и сунула камень в карман. «Я слишком много думаю… А кто будет думать, если не я? Да если бы не мысли в моей голове, я бы умерла ещё на первом курсе», — с досадой подумала Гермиона, но лишь сжала челюсти, не высказав ничего вслух. К её удивлению, головокружение притупилось. — И много у тебя там… амулетов? — поинтересовалась Гермиона, покосившись на поясную сумку Полумны. Та грустно покачала головой. — Только самые нужные. Семнадцать штук. Остальные тут, — она приподняла сумку, висящую на плече. — Они особенные, ведь их собирал мой отец. Гермиона прикусила язык и, наконец, увидела подъем, обещающий вывести их из оврага. Трижды соскользнув и испачкавшись в грязи, она наконец выбралась и помогла Полумне. Рядом раскинулось озеро. Рассеянный туман висел над пеленой воды, делая мир вокруг немного нереальным. Гермиона на мгновение задержала дыхание. Она отвыкла замечать красоту вокруг, и раскинувшееся перед ней озеро застало её врасплох. Она скорее готова была увидеть скалящееся лицо Рабастана Лестрейнджа с кривыми, желтыми зубами, чем тишину природы, обволакивающую и освободительную. От земли веяло влагой и прохладой. Ещё плотнее затянув шарф, Гермиона снова взглянула на карту. — Мне кажется, мы вот здесь, — гриффиндорка ткнула пальцем в одну из точек, расположенных на среднем расстоянии от убежища, пытаясь привлечь внимание абсолютно равнодушной Полумны. — Видишь, вот озеро, чуть дальше небольшая деревня, а Хартлпул… вот тут. Изнывая от желания высушить кроссовки палочкой, Гермиона предложила отправиться не медля. Луна кивнула. — У тебя так много амулетов, — попыталась завести разговор Гермиона, спустя почти сорок минут дороги в полной тишине. Лавгуд, глядя то себе под ноги, то на верхушки деревьев, серьезно кивнула. — Есть почти ото всего. От злого умысла и боли в желудке. От любовных переживаний и чесания в носу. — И конечно же от мозгошмыгов, — не удержавшись, улыбнулась Гермиона. Полумна наконец посмотрела на неё, почти сочувственно. — Ну что ты, Гермиона, — ласково сказала она. — От них так просто не защититься. Гермиона согласно кивнула. — Мы с отцом писали об этом в одном выпуске Придиры, — продолжала Полумна, внимательно разглядывая верхушки деревьев у кромки леса, к которому они приближались. — Я обязательно дам тебе его почитать. Гермиона почувствовала острую необходимость сменить тему. — Как поживает твой отец? — ненавязчиво спросила она. Полумна слегка вздрогнула, и на мгновение рассеянная улыбка коснулась её губ. — Он… мы решили, что ему лучше уехать из Британии. На войне он не всегда принимает верные решения, — с ещё большей грустью, чем обычно, сказала Луна. Гермиона сокрушенно прикрыла глаза. Воспоминание о посещении их дома снова всплыло в памяти. Полумна никогда не говорила об этом, но огромный отпечаток вины всегда висел где-то между ними, в воздухе. «Хуже темы для перевода разговора я придумать не могла», — укорила себя Гермиона. И она решила, что лучше идти в тишине. Рюкзак мерно покачивался за плечами. Полумна, идущая рядом, казалась тонкой, почти прозрачной. Сумка, висящая через плечо, била при каждом шаге ей о бедро. У неё под глазами были фиолетовые темные круги, а в самих глазах плескалась печаль. Грудь Гермионы сковало тяжелое чувство. Эта война отняла у них уже слишком много. Она думала об этом часто, но никогда не задумывалась о том, что у многих она отняла многое ещё до того, как они стали осознанной частью этой войны. Отец Захарии, мать Пэнси, мать Драко, семья Рона и Джинни, её собственные родители… Они, кучка студентов, вновь и вновь платили страшную цену в торгах, в которых никогда бы не захотели участвовать по своей воле. Где-то в уголках глаз отчаянно защипало, и Гермиона подняла глаза на небо. — Сколько нам идти? — рассеяно спросила Полумна, хмуря лоб. Гермиона знала это выражение лица. Именно после него по лицу Невилла всегда пробегала короткая, но ощутимая тень боли — она снова забыла. Она снова смотрит, не понимая, и в глазах у неё застыли страх и беспомощность. — Примерно четыре часа, — ласково, почти как ребенку, сказала Гермиона. — Так было в начале. Сейчас… уже не знаю. Полумна растерянно кивнула. Солнце должно уже было взойти, но плотные облака возвещали об отсутствии даже скудного лучика. На душе скребли кошки, а в одном кроссовке хлюпала вода. Мыслями Гермиона была в ещё более неприятных местах. Что будет, если война доберётся и до её родителей? Она отослала их так далеко, как могла — Австралия была самым безопасным континентом, но гриффиндорка начала сомневаться в самой сути безопасности, как идее. Ей казалось, что враг может поджидать за любым углом, и как бы ты ни готовился, как бы ни тренировался, ты всё равно не сможешь быть полностью готов к тому, что кто-то жаждет тебя убить. Такое странное чувство — знать, что кто-то может желать твоей смерти. Гермиона провела рукой по волосам, словно снимая невидимую паутину. Полумна вновь смотрела на верхушки деревьев. Тут и там перебрасывались трелями птицы. — Мне бы хотелось тебя понять, — внезапно заговорила Луна. — Поменяться с тобой на один день. Ты много тревожишься и так много проживаешь… А будучи мной, ты бы смогла побыть в тишине. Гермиона поёжилась. Она сомневалась, что мысль о тишине её привлекала. Это не укрылось от взгляда Полумны. Она снова грустно улыбнулась. «Интересно, сможет ли её улыбка когда-то снова стать радостной?» — с горечью подумала Гермиона. — В тишине нет ничего плохого, — отозвалась когтевранка, наклонившись и проведя рукой по траве, которая тянулась вдоль дорожки, по которой они шли. — Ты пустой. Как сосуд. А в сосуд можно поместить что угодно. Подул ветер, и шарф Гермионы подлетел от порыва и прижался к носу. На мгновение ей померещился запах Драко, и она ещё сильнее сжала камушек в кармане. — Он помогает, — мягко заметила Полумна, глядя на топорщащийся карман куртки Гермионы. — Амулет. Поверь в это. — Ты говоришь, как профессор Трелони, — заметила Гермиона. — Не во всё можно просто верить. Как раз даже наоборот — мало во что действительно стоит. Полумна посмотрела прямо на неё, и её серебристо-серые глаза блеснули. — Ты живешь именно тем, во что веришь, Гермиона. — Я не… Где-то сбоку хрустнула ветка, и Гермиона резко вскинула палочку. Сердце привычно забилось, в виске пульсировала вена. Дыхание стало поверхностным, всё внимание сфокусировалось на шорохах и звуках. Ничего не происходило. — Я думаю, это лесной зверек, — меланхолично отозвалась Полумна. Она смотрела не в лес, а на Гермиону. В руках Полумны была привычно сжата палочка, но она не вскинула её вперед. Удержавшись от желания послать обнаруживающие заклинание, гриффиндорка немного пристыженно убрала палочку в карман. И когда она стала настолько дерганой? — Ты удивительно спокойна, — раздраженнее, чем хотела, сказала она. — На нас могут напасть в любой момент. Полумна пожала плечами. — Я верю в план Гарри. Они прошли тропинкой и оказались на верхушке холма. Внизу зиял овраг. На часах было уже девять утра. — Нам надо спуститься вниз, — хмуро сказала Гермиона. — Если мы пойдём в обход, потеряем добрую половину дня. А я… мне… — Тебе хочется в безопасность, — понимающе кивнула Полумна. — А я думала, что ты в неё больше не веришь. Вспыхнув, Гермиона почувствовала странную боль в затылке. Вздрагивать от любого шороха, при любой возможности вскидывать палочку, всегда быть готовой к бою. «Да, не очень похоже, что я хочу в убежище именно ради этого», — с горькой усмешкой подумала она. Потратив на поиск спуска добрых полчаса, девушки наконец увидели подобие утрамбованных шагов на месте, которое казалось относительно пологим. Вздохнув, Гермиона вновь вцепилась руками в лямки рюкзака и принялась спускаться за Полумной, первой зашагавшей по выбоинам. Спустя несколько мгновений кроссовки Гермионы стали настолько грязными, что она не могла разглядеть их первоначальный цвет. Спуск был непростым. Рюкзак давил на плечи, и спина Гермионы скоро заныла. Несмотря на холодное утро, от нагрузки стало жарко, и волосы прилипли к мокрому лбу. Девушка все время норовила упасть, но старалась упереть ноги так, чтобы занять угол, в котором риск падения сводился к минимуму. Очень быстро стопы стали ныть, а оставаться в куртке было невыносимо. Прикусив воротник, Гермиона дёрнула молнию вниз. Присев на почти отвесной склон, она аккуратно запихала шарф в рюкзак. Полумна была значительно ниже неё, но выглядела бледной и измученной. — Осталось чуть-чуть, — тихо, словно самой себе, сказала она. — Ненавижу всё это спортивное, — пробормотала Гермиона и неудачно поставила ногу. Внезапно запнувшись, она почувствовала, как ненадежная земля уходит из-под ног, неуклюже мазнула в воздухе руками и успела поймать урывок мысли о том, что надо сгруппироваться. Она с силой врезалась руками в землю, кувыркнулась через голову и полетела вниз. «Голова, беречь голову», — в ужасе промелькнула мысль. Удар, удар, удар. Плечо, колено, поясница, скула, плечо. Гермиона не знала, сколько пролетела вниз по склону, но наконец остановилась. Она лежала на твердой, ровной земле и тяжело дышала. Сердце бешено колотилось в груди, а над ней появилось озабоченное лицо Полумны. Поморщившись, Гермиона села с помощью подруги. Локти саднили, голова болела в сто раз хуже, чем после аппарации. Джинсы на одном колене были порваны. Почувствовав во рту привкус крови, Гермиона привычно сплюнула, как на очередной вылазке. — Прикусила губу, — пояснила она в ответ на вопросительный взгляд Полумны. Она отбила поясницу, но решила, что чем быстрее встанет, тем быстрее сможет добраться до убежища, где сможет осмотреть себя. Морщась и ойкая, она встала при поддержке Полумны. — Давай я дам тебе амулет от боли, — та снова полезла в сумочку. — Мой отец выпустил целый выпуск о том, что аконит ошибочно принимают… Гермиона жестом остановила её. — Я выпью зелье, — отрезала она. Она машинально сунула руку в карман и внезапно смутилась. — Луна… — та, внимательно смотрящая на небо, рассеяно отозвалась, — Мне очень жаль. Кажется, во время падения… я… в общем, я потеряла амулет. По лицу Полумны пробежала тень, словно Гермиона её ударила. Уголки её губ дрогнули. — Ничего страшного, — произнесла она своим потусторонним голосом. Щеки Гермионы вспыхнули с новой силой. Она отвернулась от Полумны, пытаясь спрятать глаза. Уткнувшись носом в рюкзак, Гермиона зашарила рукой в поисках зельях. За спиной послышался шорох шагов Полумны. — Луна, мы сейчас найдем его, я уверена, — не очень уверенным тоном произнесла Гермиона, и увидела наконец сумочку с зельями, уменьшенную до размера спичечного коробка. — Сейчас я только… — Это ни к чему, Гермиона, не переживай, — раздался как будто из отдаления голос Полумны. — Ведь это не сложно. Акцио, амулет! — НЕТ! Забыв о боли, Гермиона вскочила на ноги. Рюкзак завалился на бок и из него на землю выпало несколько книг. «Ни в коем случае, никакой магии, даже самой простой, Министерство пало, Пожиратели следят», — заносились хаотичные, ужасные мысли, душащие с каждым кругом все больше и больше. Бледное лицо Полумны удивлённо уставилось на Гермиону. Та открыла рот, чтобы что-то сказать, но закрыла его, поняв, что, на удивление, всё в порядке. Они так же стояли в тишине оврага, над головой у них не грело солнце, а книга о контрзаклятиях валялась в ногах Гермионы. Тишину утра нарушал лишь стрекот насекомых где-то в кустах по краю оврага. Не прошло и десяти секунд, как где-то сбоку зашуршала трава и гладкий камешек приземлился в руку Полумна. Та подняла взгляд на Гермиону. На лице у когтевранки появилось выражение облегчения, и, спустя буквально мгновение, новое чувство — страх? Гермиона услышала за спиной хлопок и, не успев обернуться, получила тяжелый удар по голове.***
Мэнор был другим. Драко ощутил это сразу, как аппарировал к воротам. Бросив всего один взгляд, он почувствовал, что особняк пуст. Темные окна страшно зияли в утреннем полумраке, и на душе мгновенно стало паршиво. Обхватив поудобнее палочку, Драко решительно зашагал к месту, которое когда-то давно считал домом. Он неосознанно торопился и дошел до двери гораздо быстрее, чем хотелось бы. Кожей он чувствовал, что фамильная магия почти исчезла — совсем скоро особняк станет уязвим настолько, что вернуться сюда будет невозможно. Кованая дверь по привычке бесшумно отворилась. Драко помедлил. Он протянул руку и, без всякой надобности, прикоснулся к холодной ручке двери. Та послушно легла ему в руку. Его дом. Его. Дом. Пустой, мрачный, высасывающий всё хорошее и теплое, несмотря на все старания Нарциссы. Захлопнув за собой дверь, Драко оказался в тёмном холле. Окна были занавешены, свечи не горели, но сам дом был на удивление в хорошем состоянии. В воздухе пахло чистотой и Драко догадался, что мать вместе с эльфами покинула дом не так давно. Он бесшумно прошел в гостиную. Длинный дубовый стол казался ещё длиннее, огонь в камине не горел. Драко задумчиво мазнул взглядом по мраморной неглубокой вазе, в которой они хранили летучий порох. Насколько небезопасно будет им воспользоваться? Так же бесшумно пройдя дальше, Драко толкнул дверь кухни. В голове вереницей пробежали детские воспоминания — в тайне от отца, Драко пробирался сюда по ночам, и эльфы кормили его пирожными и мороженым. Это были одни из его самых счастливых воспоминаний — он сидит на высоком стуле, болтает ногами, а вокруг него в воздухе эклеры выписывают невероятные пируэты, и он хохочет так, что почти давится чаем, заботливо подогретым до такого состояния, чтобы он не обжегся. Сейчас кухня была пуста. Металлический стол в самом центре сиял чистотой. Тут и там тянулись шкафы, охлажденные заклинаниями — Драко знал, что именно на их прообразе маг Карл фон Линде создал холодильник и разбогател в мире маглов. По привычке подойдя к одному из шкафов, Драко дернул ручку на себя. Там лежало несколько сэндвичей и банка ванильного мороженого. Машинально взяв мороженое, Драко вытащил ложку из соседнего кухонного ящика и зачерпнул любимое лакомство. Под ложечкой засосало. Это его последний визит сюда. Осознание было четким, резким, и все краски внезапно словно выкрутило на максимум. Особняк умирает. В ближайшее время Пожиратели займут его, сожгут, уничтожат, перевернут верх дном — один Мерлин знает, что они сделают с домом предателей крови, тех, кто предал Волдеморта, тех, кто отрекся от идеи чистоты. «Мне бы больше не хотелось входить в священные восемь», — внезапно подумал Драко и представил, как вытянулось бы лицо Люциуса, если бы он узнал об этом. Но он не знал. Присев на стул, на котором десять лет назад он болтал ногами, Драко с горечью почувствовал, что теперь он ему мал. Ноги изогнулись под неудобным углом, и в поясницу врезалась неудобная спинка. Отправив ещё одну ложку мороженого в рот, Малфой на мгновение прикрыл глаза. Надо отпечатать каждый дюйм в памяти. Впитать, сберечь и убрать в ящик в подсознании. Несмотря на боль и страх, разочарования, отвратительные воспоминания, смерть и потери, это место было его домом. Он должен сохранить его, оно должно остаться с ним. Мэнор — часть его самого. Просидев так добрых полчаса, Драко наконец распахнул глаза и решительно поставил мороженое на стол. Оно приземлилось с глухим стуком, и подтаявшая ванильная сладость посмотрела на него с укором. Выпрямившись, Драко встал и, не бросив ни единого взгляда, покинул кухню. Впереди ещё спальня и библиотека. Его комната располагалась в западном крыле на втором этаже. Раньше лабиринт коридоров казался ему почти мучительно бесконечным, но сейчас он не мог избавиться от ощущения, что идет слишком быстро, и особняк остаётся за его спиной с поразительной скоростью. Невольно подняв руку, он проводил пальцами по стене, пока шел — холодные стены отвечали гладью под подушечками. Двери, портреты, редкие растения и снова двери. У спальни родителей Драко остановился. Они смотрели на него с большого портрета. Люциус сидел на высоком стуле, и его длинные тонкие пальцы поглаживали подбородок. Нарцисса стояла чуть дальше, наполовину выглядывая из-за спинки, и её взгляд был отрешенным, но решительным. — Ну привет, — глухо сказал Драко, не ожидавший, что голос прозвучит так сдавленно. — Сегодня прощаемся с этим местом. Глаза Люциуса злобно сверкнули из-за рамы. Мать испуганно поднесла руку к губам. — Знаю, знаю, — негромко проговорил Драко. — Но по-другому никак. И он пошел дальше. У двери его спальни Драко встретил его собственный портрет. Его писали на пятом курсе — когда он ещё был насмешливым, высокомерным и думающим, что его отец знает всё на свете и всегда поступает правильно. Ему на глаза падала челка, и он самовлюбленно поправлял её, открывая миру издевательский прищур серых глаз. Удержавшись от желания снять портрет и сжечь, настоящий Драко посмотрел на самого себя с отвращением и открыл дверь в спальню. Она была такой, как он помнил. Эту комнату он, конечно же, знал лучше всего в доме. Темно-красное шелковое постельное белье на кровати с высоким темным пологом (и кто сказал, что шелк удобен?), длинный стеллаж с книгами и постерами команд по квиддичу, дубовый стол с ящиками, от которых он постоянно менял пароли, большой шкаф по стене, зеркало. Окно выходило во внутренний двор и осталось единственным источником света. В глубине комнаты зиял давным давно потухший камин, рядом с которым стояло кресло. У кресла на кривых ножках стоял столик, на котором возвышалась стопка книг. Пройдя несколько шагов, Драко провел пальцами по корешкам. Это были книги для подготовки в отдел Тайн. Хмыкнув, Малфой толкнул стопку, и она неуклюже завалилась в бок. Он отвернулся без сожаления. Драко не знал, чего искал. Покоя? Прощения? Воспоминаний? Он бродил по комнате, открывал ящики, заглядывал в шкаф, несколько раз бросил взгляд в зеркало (как же он изменился! морщина между бровей, крепкие плечи, выражение глаз больше не насмешливое, но серьезное, испытующее, но волосы все так же лезут в глаза), просмотрел старые постеры и наконец сел на кровать. Тишина сковывала его. Он надеялся, что последний визит в Мэнор что-то всколыхнет в нём, даст силу и поддержку, но он не чувствовал ровным счетом ничего. Пустота. Проведя рукой по шелку, Драко поморщился. Как он стал от этого далек. Снова подойдя к шкафу, он запихнул в рюкзак несколько футболок и рубашек. Туда же отправилась толстовка, джинсы и пара кроссовок. Просмотрев несколько книг на полках, сунул парочку по заклинаниям в рюкзак и, не удержавшись, прихватил с собой колдографию некогда любимых «Торнадос». На ней охотники перебрасывали друг другу мяч на новеньких молниях. На душе скребли кошки. Окинув последним взглядом свою комнату, Драко почувствовал странное ощущение, словно смотрит на это всё со стороны. Словно он сам, настоящий, не может здесь быть и смотреть на эту мебель, эти вещи в этом доме — потому что он выкован в другом мире, оставившем на нём свой отпечаток. Развернувшись, он покинул спальню, хлопнув дверью чуть громче, чем хотелось бы. На него с недовольством посмотрел Драко с портрета. — Отвали, — поморщился Малфой, — знал бы ты, какой ты неудачник. И, проигнорировав надувшееся от обиды лицо себя-пятикурсника, решительно отправился в библиотеку. Та оставалась самым уютным местом в доме. Над библиотекой Нарцисса постаралась больше всего. Книжные ряды успокаивающе тянулись вглубь, и в воздухе стоял приятный запах пергамента и пыли. Сбросив рюкзак, Драко прошелся между длинными стеллажами и полюбовался садом из окна. Маленький островок покоя в большом мрачном Мэноре. Окинув взглядом комнату, Драко почувствовал, что что-то привлекло его взгляд. На небольшом столике рядом с глубоким креслом недалеко от входа, где он впервые встретился с Грейнджер в этом году, он увидел стопку книг и лежащий сверху пергамент. Нахмурившись, он подошел к столу. Почерк Нарциссы сообщал ему «Книги для Гермионы». Под пергаментом лежали издания, которые гриффиндорка искала в начале года в их библиотеке. Драко неожиданно для самого себя улыбнулся. Он провел пальцами по имени Гермиона, написанному его матерью. На душе стало легче. Он сел в кресло и взял верхнюю книгу. Зашуршали страницы. Драко машинально опустил руку на подлокотник и зацепился за что-то шершавое. «Дырка в обивке», — равнодушно промелькнула где-то на задворке сознания мысль. Пробегая глазами по строчкам, вырванным из середины главы «Как избежать последствий отравления ядом василиска», Драко ещё раз бездумно провел пальцем по дырке в кресле, и внезапно почувствовал болезненный укол. Одернув руку, он взглянул на палец. Капелька крови сияла на кончике подушечки. Раздосадовано наклонившись, чтобы увидеть, обо что поранился, Драко внезапно услышал звонкий щелчок и замер. Задняя стена библиотеки отъехала, открыв небольшой проход. Переведя взгляд с крови на пальце на проход и обратно Драко догадался — только что сработало заклятье крови. Только кровь Малфоя может открыть эту дверь. Стремительно поднявшись, он подошел к открывшемуся ходу, но прямо у него замешкался. Драко обернулся на книги, пергамент с именем Гермионы и дверь, ведущую прочь, но затем сжал в руке палочку и посмотрел вперед. Больше не было смысла бояться и смотреть назад. Если его собственный дом попытается завлечь его в смертельную ловушку, значит, так тому и быть. И он шагнул вперед. Здесь не было окон. Его встретил полнейший мрак, и Драко, не уверенный, что поступает верно, прошептал «Люмос». Огонек вспыхнул на кончике палочки и осветил небольшое помещение. В глубине Драко заметил камин, и решив, что хуже уже не будет, зажег его простеньким заклинанием. Огонь вспыхнул и комната наполнилась теплым светом. Дрова негромко потрескивали, и слизеринец наконец осмотрелся. — Кабинет отца, — прошептал он, не в силах поверить. Это действительно был кабинет Люциуса. Шкафы с темными артефактами тянулись вдоль стен, на пуфе рядом с камином лежали исписанные пергаменты, а стол из красного дерева был завален книгами и бумагами. Судя по всему, когда отец был здесь в последний раз, он не знал, что больше сюда не вернётся. По бардаку Драко сделал вывод, что в это место не допускались даже эльфы. Задумчиво потерев подбородок, Малфой подошел к камину и перебрал пергаменты. Подсчеты, сноски, ингредиенты… Мелкие, с наклоном буквы отца прыгали по страницам, не сообщая Драко ничего полезного или интересного. Со скукой, граничащей с разочарованием, Драко отпихнул пергаменты и подошел к столу. Кипы книг виднелись тут и там. Поверх бумаг лежал какой-то темный предмет восьмиугольной формы, и Драко подумал, что предпочел бы никогда к нему не прикасаться. Он задумчиво сел в глубокое кресло из кожи дракона. «Как же отец был склонен к демонстрации денег, даже если этого никто не увидит», — мрачно подумал Малфой. Натянув рукав рубашки, Драко аккуратно отпихнул странный предмет через пергамент и принялся пробегать глазами бумаги. Время от времени он поглядывал на камин и прикидывал — насколько его выдал простенький Люмос и Инсендио для разжигания огня. Пока что магия Малфоев остаточно защищала Мэнор — несмотря на то, что особняк стал наносимым, и Министерство получило к нему доступ, он всё равно был кое-как защищен от нежеланных гостей. Но кожей Драко чувствовал, как магия поместья ослабевает, и скоро оно станет совсем уязвимым. Он торопливо просматривал бумаги, многие из которых были написаны на латыни. Чертыхнувшись, он полез в ящики в столе и с досадой заметил, что те запреты. На мгновение задумавшись, Драко взглянул на пораненный палец. Тот уже перестал кровить, поэтому он с силой нажал на подушечку, и красная капля выступила на коже. Малфой провел пальцем по ящикам и те податливо щелкнули. Ухмыльнувшись собственной догадливости, Драко потянул на себя ящики. В первом лежала кипа бумаг. Под пергаментами лежал футляр, источавший такой ореол темной магии, что Драко не решился к нему прикоснуться. Во втором ящике он нашел деньги — волшебные и магловские (последние он стряхнул в рюкзак), и, к своему удивлению, поддельные паспорта на всё семейство Малфоев. Судя по информации на бумаге, у них было французское гражданство и другие имена. Драко моргнул и бросил паспорта в огонь. Он не будет бежать. Не ожидая ничего хорошего, Драко торопливо открыл третий, последний ящик, и замер. На него смотрел черный кожаный блокнот, на котором был выгравирован змей, поедающий сам себя. Сердце пропустило удар, а затем часто забилось. Достав блокнот, Драко открыл его и сразу же узнал почерк отца. Тот писал торопливо, словно опережая мысли. Мелкий, убористый почерк скакал по строчкам, которых не хватало для информации. «Ритуал… круговорот силы…» — вырвал Драко из текста. Нахмурившись, он засунул блокнот во внутренний карман куртки и снова заглянул в ящик. Там лежала колдография. Маленький Драко хмурится, пытаясь соскочить с рук матери, которая вежливо улыбается, глядя в камеру. Люциус стоит рядом, и с досадой тыкает в плечо Драко тростью с жестким набалдашником чтобы тот не вывернулся из хватки Нарциссы. Что-то съежилось в груди Драко. И в этот момент он почувствовал, что магия поместья иссякла. Как по сигналу откуда-то снизу донесся шум и топот шагов. Драко вскочил и окинул взглядом кабинет. Настало время прощаться. Этот дом дал ему всё, что мог. Выскочив в библиотеку, Драко кинулся к столику с книгами. Шум голосов доносился с лестницы. Через пару мгновение нежданные визитеры будут тут. Он услышал свист, визг и злорадный смех. Что-то с грохотом обвалилось. — Предатели! Предатели! — верещал какой-то безумный голос. Схватив книги, подготовленные Нарциссой для Гермионы, Драко запихнул их в рюкзак вместе с запиской. Последний взгляд на бесконечные стеллажи. Что сделают со всем этим несметным богатством Пожиратели? Сожгут? Запрут на ключ? Прочтут для своих планов? «Может, спалить здесь всё к Салазару, — мелькнула у Драко мысль. — Чтобы никому не досталось…» Из тягучих мыслей его вырвал очередной вопль «Предатели!». Судя по шагам, спустя пару мгновений в библиотеке станет тесно. Он слышал выжигающее заклинание на стенах коридоров. Что-то подсказывало ему, что его дом уже помечен Уроборосом. Драко выдохнул и поднял палочку. Странное чувство сковало его. Он снова смотрел отрешенно, будто со стороны. В душе не было ни одной эмоции, словно её выжгло изнутри. Холодный расчет и ничего больше. Тут нет ничего, что он так боится потерять. Драко знал, что видит это место в последний раз. Крючок аппарации дернул в районе пупка, и его родной дом остался далеко позади, в прошлом.***
Гермиона со стоном впечаталась подбородком в землю. Руки саднило, и она уперла их рядом с грудью, пытаясь подняться. Мир плыл, а сзади слышалась какая-то возня и голоса. Гермиона с трудом повернула голову, и ей показалось, что она услышала хруст шеи. Её взгляду открылась Полумна, наставившую палочку на Пожирателя. Та была бледной, но на лице застыло решительное выражение. — Мы не желаем никому зла, — дрожащим голосом заявила когтевранка. — Я не хочу вас убивать. Гермиона взглянула в лицо Пожирателя и чуть не заскулила. Это был Август Руквуд, один из главных приспешников Волдеморта в годы его власти. Гермиона понимала — и Руквуд, и сама Полумна знают, что той не хватит сил его убить. — Послушай, чокнутая, — прорычал тот. — Ты прямо сейчас скажешь мне, куда вы направляетесь, и возможно, я отдам тебя кому-нибудь подобрее. Гермиона увидела, что Полумна с трудом отразила брошенное в неё Руквудом заклятье. Не осознавая, где верх, а где низ, Гермиона пыталась нащупать на земле палочку. Она слышала треск заклятий, но сил повернуть голову не было. Ладонь натыкалась лишь на шершавую землю. Послышался вскрик, заклинания стихли, и Гермиона, поняв, что это не к добру, попыталась подтянуть колени к груди, чтобы проползти немного вперед. Но ей это не удалось. — А может, забрать твою подружку, а, чокнутая? — услышала Гермиона мерзкий голос за спиной. Её больно схватили за шкирку и подняли в воздух, как котенка. Она мазнула руками и ногами в воздухе, не понимая, как ей вырваться из хвата с безумной болью в затылке. Судя по липкому, теплому ощущению на шее, за шиворот стекала кровь. — Отпусти её, — Полумна полулежала на земле, прижимая руку коленом к груди, её голос срывался, но она продолжала упорно тыкать палочкой со здоровой рукой в Пожирателя. — Я не боюсь тебя. Руквуд расхохотался. Гермиона прикрыла глаза и попыталась сосредоточиться. Но с закрытыми веками стало ещё хуже. Головокружение было до того сильное, что она почувствовала сильный призыв тошноты. Её начало рвать, и Пожиратель с омерзением отпустил её. Она шлепнулась на землю. Рвота прекратилась, и она почувствовала пульсацию в затылке. Ей было страшно дотронуться до головы. — Я убью вас обеих, — почти ласково сказал Руквуд. — В целом, мне не нужны ваши языки, чтобы добыть информацию. Легилименс! Взвыв от взрыва боли, Гермиона почувствовала, как ей в сознание прорвался Пожиратель Смерти. Замелькали образы. Она не может призвать к себе метлу. Трижды перечеркнутое Снеггом слово в сочинении по противоядиям и оценка «Выше ожидаемого». Рон берет её за руку. Змеиное лицо Волдеморта. Белые колонны тренировочного зала Грюма. Драко, спящий на соседней подушке. Умирающая Макгонагалл, которая тянет к ней руку. Дом, который та ей показала. Гермиона закричала и внезапно почувствовала освобождение. Её снова вырвало. — Что это за место? — заорал Руквуд, схватив её за волосы. — Отвечай! Полумна лежала ничком неподалеку. Её белые волосы были разметаны по земле. Судя по всему, пока Пожиратель пробивался в мысли Гермионы, он успел оглушить Полумну. Гермиона могла лишь молиться, что она не мертва. — ОТВЕЧАЙ! Гермиона почувствовала кровь во рту. Ей вспомнились пытки Беллатрисы и в этот момент она не смогла бы сказать, что хуже. Руквуд снова ворвался к ней в мысли. У неё было ощущение, словно внутри головы бьет молот, разбивающий вдребезги выстроенные мысли, чувства и воспоминания. Драко, книги, вибрация палочки. Стакан с огневиски в руке, звезды на небе, изображения змея на стене. И снова дом. — Дрянь, — Руквуд развернул её лицом к себе и начал трясти за плечи. — Ты не пускаешь меня дальше. Что это за место? Гермиона почувствовала новый приступ тошноты, но удержалась. — Я не знаю, — солгала она. — Мне пытались передать, но я не смогла получить информацию, я… — Ты лжешь! — взревел Пожиратель и наотмашь ударил её по лицу. Она ударилась спиной о землю и постаралась не заскулить от боли. Та была везде — голова, спина, руки, лицо, — она поглощала её, путая сознание и лишая способности мыслить. Руквуд вновь нацелил на неё палочку, и Гермиона сжалась под этим движением, надеясь провалиться сквозь землю, исчезнуть, стать ничем. Но этого не произошло. Мир снова завертелся. Он рыскал по её сознанию, и на какой-то миг Гермиона подумала, что лучше бы умерла. Боль не была невыносимой, нет, она была непередаваемой. Если ад был, то он разверзся в её черепной коробке. Прямо в данную секунду. Она почувствовала, что плачет. — Я могу продолжать часами, — она почувствовала его дыхание на щеке. — Я не устаю. Никто из нас не устает, ты знаешь об этом? Ещё никто не был так силен, как мы. И ты, и твое слабое, никчемное сознание не остановит меня. Легилименс! Она поднимает руку для заклятия, стирающего родителям память. Беллатриса пытает её в гостиной Малфоев. Гарри говорит им о том, что он последний крестраж. Она рыдает на полу в ванной в Норе. Драко посылает ей предостерегающий взгляд в Атриуме Министерства. — Если ты так сильно переживаешь, — услышала она шипение Руквуда через пелену боли. — Что мы сделаем больно младшему Малфою, то так и будет. Холод прополз по спине Гермионы. Судя по всему, ужас отразился на её измученном лице. — Я буду пытать его так, что у него вскипят вены. Час за часом, пока он будет сопротивляться. Я никогда не даю им умереть спокойно. Смерть настигает их только когда сердце не выдерживает боли. Но, признаться, мне даже тогда мало. Безумная боль, страх, отчаяние затопили Гермиону. Она лихорадочно пыталась соображать, но разворошенные Руквудом мысли никак не собирались в единую кучу. Она почувствовала себя маленькой и беспомощной. — В твоих интересах предоставить мне информацию. Тогда я, возможно, вспомню твоё благоразумие и пожалею его, когда встречу. Драко Малфой умрет чуть быстрее, чем мог бы. Ты бы этого хотела? Внезапно Гермиона поняла, что захлебывается собственными слезами. Она не ощущала этого в сознании, не понимала головой, что плачет — но это было так. И она не могла себя остановить. — Ты должна понимать, что когда я закончу с тобой, я перейду к ней, — он кивнул в сторону Полумны. — Сомневаюсь, что она будет настолько упряма, как ты. Думаю, она тоже владеет какой-то информацией. Гермиона знала, что кроме неё никто не знает об убежище, найденным для них Макгонагалл. А ещё знала, что в её сознании эта тайна светится для Руквуда, как маяк — он стремится туда, не обращая внимания на остальные видения. Он не может до него добраться, ведь заклинание Фиделиуса защищает эту тайну от любого, кого Гермиона в неё не посвятит. Она не переживала, что Руквуд доберётся до туда. Если она не раскроет рта, эта тайна умрет вместе с ней, и дом будет пустовать вечно. Но страх за убежище, в которое они сейчас направлялись, сковал её сердце. Наученная по рассказам Гарри и собственным скромным попыткам, Гермиона ухитрилась спрятать мысли об адресе в Хартлпуле поглубже в подсознании. Она проворачивала это со всеми небольшими тайнами, которые были ей доступны. Она даже не знала, работала ли её слабая, почти детская окклюменция. Судя по тому, что сейчас происходило, её труды не прошли даром. Пока Руквуд мучает её. В сознании Полумны же Хартлпул будет главной добычей. А там были все — Гарри, Рон, Джинни и Лаванда, Блейз, Тео, Парвати и, Мерлин… там будет Драко. — Стой! — прохрипела она, схватив Руквуда за рукав. Глаза того хищно блеснули. — Испугалась за своего дружка? — он мерзко рассмеялся. — Не переживай, крошка. Ты уже легла под Предателя крови. Значит, дальше будет не так страшно. Думаю, вам обоим лучше подохнуть. Тем не менее, ты можешь сделать этот процесс более приятным как для себя, так и для него. Назови адрес. Гермиона лихорадочно соображала. Карта в рюкзаке открывалась только членам команд Гарри и Драко. Но это была единственная попытка сделать маневр. — Я не могу назвать, но я могу показать, — сказала она, наконец беря себя в руки. Сделав невероятное усилие над собой, Гермиона медленно села, а затем встала на нетвердых ногах. Весь мир плыл и разъезжался в разные стороны. Она махнула руками по воздуху, пытаясь найти равновесие. Руквуд не спускал с неё палочку. Гермиона справилась с очередным приступом рвоты и сделала шаг к рюкзаку. — Не так быстро, красотка, — рыкнул Руквуд, больно ткнув ей под лопатку палочкой. — Одно лишнее движение, и ты умрешь. Гермиона медленно кивнула. От этого небольшого движения всё изображение перед глазами сделало очередной кувырок. — Мне нужна карта. Она в рюкзаке, — негромко сказала она. Они прошли так несколько шагов. Палочка Руквуда больно тыкала её в спину, а сама Гермиона лихорадочно шарила глазами по земле. Она знала, что палочка должна быть где-то рядом… Совсем рядом… Наконец она увидела её, лежащую на расстоянии вытянутой руки от лямки рюкзака. Ей нужен лишь один шанс. Но сможет ли она им воспользоваться? Казалось, это мгновение тянется вечность. Последний шаг до рюкзака был пыткой. Сейчас она либо умрет, либо сделает самое страшное в своей жизни. Ей казалось, что весь воздух вокруг наполнился звоном. Пожиратель что-то сказал, но Гермиона его не услышала. Она медленно наклонилась и почувствовала, что Руквуд сместился немного в бок, чтобы лучше видеть, что она делает. Со стороны Полумны послышалось какое-то движение и это было именно то, что нужно. Рука Руквуда на секунду дрогнула, и Гермиона резко схватила свою палочку с земли. Пожиратель выкрикнул какое-то заклинание, больно саднувшее ей по спине, мгновенно зашедшейся адской болью, но Гермионе было уже все равно. Она обхватила удобнее палочку и, не веря в то, что делает, развернулась и швырнула назад заклятье. — Авада кедавра! Удивление мелькнуло в глазах Пожирателя, а затем любое выражение лица погасло навек. Он вздрогнул, окаменел, его лицо словно сползло вниз, и он наконец рухнул на спину и в последний раз содрогнулся. Август Руквуд был мертв. Гермиона пошатнулась и упала на колени рядом с его трупом. Она почувствовала, как внутри неё что-то умерло вместе с ним. Словно от её нутра оторвали кусок и медленно, с ядом пережевывали его. Тьма заполонила её, доходя от сердца до кончиков пальцев. Спазмы раздались по всему телу и Гермиона не знала, да и не хотела знать, в чем была причина — в пытках, обессиленности или непростительном заклятии. Её затошнило гораздо сильнее, чем до этого. Её рвало и рвало, и она понимала, что рвать больше нечем, но позывы не останавливались, а она всё слабела и слабела. Она убила человека. Она использовала самое страшное, самое преступное заклятие. Она не оглушила его, не поранила, не обожгла. Она убила. Четко и без раздумий. Прямо в цель. — Гермиона? Она увидела испуганное лицо Полумны. Та привстала с земли и неловко обернулась. Её щека была в крови, а рука неловко висела вдоль туловища. В голове Гермионы что-то щелкнуло, мелькнуло, и мир снова покачнулся. А затем — темнота.