Безумный механизм

1. — Проходи, — пригласили Пса. Тот толкнул плечом дверь в мрачный кабинет, держа в руках добытое оружие. Головорезы тут же прикрыли за ним дверь, оставив Пса наедине с главой. Тот сидел за столом, покачивая в руке стакан с чем-то алкогольным. Лицо, изуродованное косым некрасивым шрамом, выглядело ко всему равнодушным. И повязка на глаз человека отнюдь не красила. Пёс привык к злачным местам, как рыба к загрязнённой воде, но уже давно зарёкся иметь дело с этим уродливым человеком. Кто бы мог подумать, что именно авантюра Артёма приведёт Пса к нему на порог. «Надеюсь, он хотя бы заплатит нормально», — подумал Пёс мрачно, кладя на стол три длинных антикварных ружья. — Как твоё имя? — человек длинными пальцами взял одно из них, поднял к лицу и оглядел украшенный витиеватым узором ствол. — Сергей, но на улицах зовут Пёс. Могу я узнать, с кем имею честь? — Уверен, ты знаешь, — единственное око человека упёрлось в него. — Я заказчик. Прозвище «Глаз» тебе говорить о чём-нибудь? Пёс бы соврал, если бы сказал, что прозвище ему ни о чём не говорит. Глаз в городе был настолько мифической фигурой, что даже если его имя упоминалось — никто не мог гарантировать, что человек, произносивший его, с Глазом действительно знаком. Но его влияние ощущалось повсюду, и чувствовал его каждый. Различие было только в том, что кто-то о Глазе не знал, поэтому не ведал, чьи именно невидимые руки охватывают районы и кулуары города липкими щупальцами. А те, кто знал, опасались втрое сильнее, потому что знали: Глаз везде и повсюду. Сейчас сидящий напротив Пса человек не внушал какого-то особенного страха… Но если он и правда тот самый Глаз, то лучше убраться отсюда как можно скорее. — Они по-прежнему великолепны… Он хорошо о них позаботился, — спокойно произнёс Глаз, оглядев ствол со всех сторон и аккуратно положив его к остальным. — Что-то ещё есть? Пёс положил рюкзак рядом с ружьями, не вынимая на свет содержимое. Запустив руку внутрь, Глаз извлёк полуавтоматический пистолет, покрутил в руках, прицелился куда-то в сторону окна. — А вот это на антиквариат не похоже. — Возможно, табельное, — сказал Пёс честно. — В коллекции были не только выставочные экспонаты. — Хорошо… Выполненная работа меня устраивает, — положив пистолет на стол, Глаз поднялся со стула, потянувшись за телефоном. — Я заплачу тебе до сегодняшнего вечера. Как и договаривались, по миллиону за каждое ружьё и… — он небрежно заглянул в рюкзак, — пятьсот тысяч за всё остальное. — Как вы переведёте? — спросил Пёс. — Часть отдам наличными. — Есть… нюанс. Скорее всего, полиция будет искать ружья. Исполнители… наследили. Глаз снова посмотрел на него. Равнодушно и… почти что презрительно. Какое-то время молча подумал. — Об этом можно не беспокоиться, я позабочусь о том, чтобы сбить ищеек со следа. Кем бы ни были твои люди, их методы оставляют желать лучшего. Тем не менее, под хорошим руководством даже паршивый пёс, прости мне эту аналогию, становится весьма способным. Никто из них не желает поработать на меня? — Мы работали через посредника. Я не знаю, кем они были. — Верное решение. Тогда я узнаю сам. Глаз повернулся к нему. Только теперь Пёс понял, что за всё время, пока они разговаривали, этот человек ни разу не моргнул. — Спасибо за работу. Можешь идти. Если тебе повезёт, мы больше никогда не встретимся. «Это точно», — подумал Пёс нервно, выходя из кабинета. Головорезы, стоящие на охране, закрыли за ним дверь. 2. …Катерина Стрельцова, одетая в гражданское, какое-то время подождала, прежде чем зайти в опечатанную квартиру Андрея. Эксперты-криминалисты уже успели здесь наследить: весь пол был усеян следами разных подошв, даже беспорядок после ограбления, должно быть, был более-менее устранён. Недовольно поморщившись, она надела на обувь заранее приготовленные бахилы, и только после этого осторожно прошла в квартиру. Студия в полной мере открывалась взору сразу у входной двери, так что прятаться здесь особо было негде. Полицейский, судя по фотографиям, лежал с пулевым ранением ногами к двери, в странной позе, будто упал, слегка обернувшись влево. Сравнив то, что видела на фотографиях, с устройством квартиры, Катя сделала вид, что она — этот полицейский, она открывает входную дверь, заходит в квартиру, а затем почему-то оборачивается влево. Взгляд наткнулся на небольшое пустое пространство за дверью. Вполне возможно, стрелявший прятался именно здесь, и спустил курок, когда полицейский зашёл и обернулся на него. Оружие было у него с собой — или же он взял из здешнего? Беглый осмотр ограбленной квартиры, в целом, натолкнул Катерину на те же мысли, что и следователей, которые прибыли на место преступления. Грабителей было несколько, они ворвались в квартиру, перевернули её вверх дном, а когда явился полицейский — застрелили его, замели следы и сбежали через эту же дверь. Но как они вошли? Осмотрев дверной замок, Катерина не нашла следов повреждений или царапин от сильного нажатия отмычками. Значит, либо взломщик был хороший, либо воры нашли где-то ключ. Но Андрей сказал, что ключ был только у его тёти… Может ли она иметь отношение к ограблению? Если да — то её должны опрашивать уже сегодня… Катя недовольно нахмурилась: она чувствовала, будто на шаг отстаёт от следствия, и ей это совершенно не нравилось. Логично, ибо она не имела к нему отношения, и её бы не допустили к такому делу… Михаил Ротнев, первым отправившийся на вызов, вообще был ужасным сексистом и на Стрельцову всегда косился с явным неодобрением, говоря, что «бабам в полиции не место». Та отмалчивалась, стараясь просто реже с ним пересекаться. Ротнев был… неприятным человеком. Весь какой-то склизкий и податливый, он дослужился до своего звания благодаря тому что лизал то, что нуждалось в лизании, правильным людям. Сама мысль о подобном заставляла Стрельцову морщиться: будь моя воля, думала она, Ротнев в первый же день вылетел бы из отделения со всеми потрохами. Если ему поручали дело, высока была вероятность, что схвачен будет не преступник, а первый встречный, из которого потом выпытают нужные показания. Но обвинять его в этом и докладывать начальству было чревато — самого доносчика могли бы свести со света. Поэтому Стрельцова пока что просто закрывала глаза. Понимала, что нетерпеливость только всё загубит, и у неё ничего не выйдет, если она пойдёт ва-банк. Нет, здесь нужен более тонкий подход… Осмотрев разбитое стекло шкафа, Стрельцова заметила то же, что и, скорее всего, криминалисты: небольшие следы крови. Разбивали голыми руками, и сейчас, возможно, осколки уже увезли на экспертизу. Интересно, они уже опросили соседей? Что они скажут, не видели ли и не слышали ли чего-нибудь подозрительного?.. Она сняла бахилы, вышла в коридор, аккуратно закрыв дверь и вернув клейкую ленту на место. Огляделась и направилась к ближайшей квартире… Стрельцова едва притронулась к ручке двери, когда поняла, что та приоткрыта, и в коридоре горит свет. Аккуратно постучав костяшкой указательного пальца, отворила и заглянула внутрь. В прихожей, несмотря на включённый свет, никого не было. — Извините, — позвала Катя, оглядываясь. Никто не ответил. В воздухе скользил странный неприятный запах. Нахмурившись, она осторожно, стараясь не запачкать ламинат, прошла внутрь, заглянула в одну из комнат… Запах ударил ей в нос: мёртвое тело лежало на ковре, пропитанном высохшей кровью. Стеклянные глаза впали в бледное осунувшееся лицо, и невидяще замерли, глядя в потолок. То, что это был труп, не вызывало никаких сомнений… Зажав рот и нос, Стрельцова вернулась в коридор и тяжело выдохнула. Её затошнило. Вытащив из джинсов телефон, она нашла в справочнике номер Ротнева… И замерла. А что она ему скажет? Ей не положено быть в этой квартире и проводить собственное расследование. За такое могли и вовсе погнать: Стрельцова, к сожалению, видела разжалование и за меньшие проступки сослуживцев. А Ротнев ещё и выше по званию… Сделав несколько глубоких вдохов, Катя достала из куртки тряпку, в ванной смочила её водой, приложила к лицу, снова вернулась в гостиную, стараясь меньше дышать, и принялась осматривать тело. Бедолаге перерезали горло, так что большая часть крови вытекла на ковёр оттуда. Никаких режущих предметов поблизости не обнаружилось, так же, как и других порезов на теле и одежде. Закончив беглый осмотр, Стрельцова покинула комнату. «Кем бы ни был этот убийца, на его счету ещё один труп, — думала она, сворачивая платок и выкидывая его в мусорное ведро. — Таких совпадений не бывает: вероятнее всего, они заметали следы, поэтому избавились от последнего свидетеля… Либо встретились в коридоре, либо сперва случайно позвонили в эту квартиру. Это явно не обычные воры: обычные предпочитают не возвращаться на место ограбления и подтирать за собой.» Выйдя в общий коридор, Катя, прежде чем уйти, сунула крохотную записку в щель соседской двери. В записке она, не подписываясь, предупредила жильцов: в квартире 73 лежит труп, нужно вызвать полицию.

***

Когда полицейский появился на пороге детского дома, все всполошились и взволновались, при этом стараясь не высовываться и оставаться тише воды и ниже травы. Особенно это касалось четвёрки, которая боялась даже покинуть комнаты: ни один из них не сомневался, что полицейский, знает он это или нет, скорее всего пришёл по их души. Артёмка Немоляев, почуявший, что дело пахнет жареным, тоже сперва хотел спрятаться от греха подальше. Однако, поразмыслив, решил: бояться ему нечего, ведь он просто передавал перекупщику рюкзак, в который даже не заглядывал. Гораздо полезнее будет проследить за полицейским и узнать, что он ищет, чтобы после этого предупредить Виолетту и ребят. — А вы маньяка ищете?! — изобразил Артём простодушие и восхищённые глаза, выскочив полицейскому наперерез. — А у вас пистолет есть?! А настоящий? Дайте подержать!.. — Артёмочка, золотко, — к нему подошла Аделаида, положив руку на плечо, — ты беги поиграй пока, дядя полицейский очень занят… — Да, мне бы с Сергеем Васильевичем пообщаться, — сказал полицейский, абсолютно игнорируя Артёмкины старания. Тот, кивнув Аделаиде, помахал полицейскому рукой и побежал вверх по лестнице, ловко перескакивая через ступеньку. «Тупой ты ментяра». Сергей Васильевич был здешним директором. Естественно, если на детдомовцев пало подозрение, то в первую очередь органы обратятся к нему. И беседовать они, вероятнее всего, будут у него в кабинете… Добежав до четвёртого этажа, Артём вприпрыжку долетел до кабинета директора и заглянул внутрь. Осмотрелся: удача! Куда-то вышел, старый кретин, и кабинет не закрыл. Юркнув внутрь, Артём закрыл за собой дверь и стал искать подходящее для себя укрытие. В кабинете было не так много мебели. Под объёмный стол прятаться опасно: неизвестно, куда полицай сядет, и не пнёт ли его ногой. Бросившись к нижним ящикам, Артём пооткрывал их, и в одном из них обнаружил минимальное количество папок. Выхватив их, быстро переложил их в другой ящик, сам скрючился в три погибели и, покряхтев, закрыл створку, оставив крошечную полоску света. Наступила тишина. Осталось только ждать. 3. …– Ты ведь в курсе новостей, да? — выдохнул Михаил Ротнев, когда Сергей Васильевич Радов закрыл дверь и по-хозяйски прошёл в кабинет. — Да, сейчас обсудим… Может, по-маленькой? — Уфф, а что именно? — Вот у меня коньячок припрятан. Коллекционный. — Ну… Тогда давай по-маленькой, — согласился Ротнев, усаживаясь у стола. Они выпили по стопке коньяка. Ротнев поморщился, вздрогнув. — Хороший. В общем, Васильич… ты слышал, что нашего недавно в квартире убили? — Да, читал в новостях. Неделя уже прошла, так никого и не нашли? — Дак ищем вот… Думаю, ты сам понимаешь, чё я к тебе-то пришёл. Подозрение на твоих. — На кого именно? — Лет пятнадцать-шестнадцать, по описанию. Две девчонки, два парня. Парень крупный, второй худой. Девчонки тощие обе, но одна явно младше другой. — Кто сказал, что детдомовские? — Источник, — уклончиво ответил Ротнев, — пожелавший остаться анонимным, сообщил нам, что они отсюда. А описания дал свидетель. Так что, Василич, нужно что-то решать. Начальство рвёт и мечет, чтобы поймали уже ко вторнику. А то позор же, ну. — И что ты предлагаешь? Моих ребят строем ставить и кулаки показывать? — спросил директор недовольно. — Они и так злые, что вы постоянно на них бочку катите. А тут… — Всех строем ставить не надо. Мне думается, ты, Василич, и так знаешь, кто это мог быть. Ты ведь своих ребят всех знаешь, и дела у тебя есть, и память, насколько знаю, пока что не подводит. Полицейский наклонился к Радову, который слегка растерял всё своё гостеприимство. — Сдай мне этих четверых, Василич. И я уйду, как будто не было. — Четверых? — переспросил директор. — Жертва же одна. Убийца один. — Остальные — соучастники. Слушай, я понимаю, что тебе не хочется, но это меньшее зло. Прикинь, что у тебя тут за осиное гнездо вскроется, если начнутся проверки по подозрению? На тебе же вообще не одно дело. Мы на всё глаза закрыть можем, но убийство мента — дело серьёзное. Мне-то не важно, один или четверо. Важно чтобы убийца сел за решётку. А там скажем, что свидетелю показалось, мол — привиделось, что четверо, бывает, перепил. Мало ли чё спросонья привидится… — Я не стану, — сказал директор тяжело. — Ты сам подумай: если они невиновны — это же им жизнь сломает… — Они уже в детдоме, ёпт, — с нажимом на «уже» произнёс Ротнев. — Ты же знаешь, что у них будущего и так нет, они после тебя свалят к бандитам, потому что по-другому не умеют. Они же как волки… — Как будто ты много знаешь! — вскинулся Радов. — Я столько сил трачу, чтобы из этих волчат людей вырастить! Уму-разуму научить, полноценными помочь стать! Так мне мало того, что бюджета нормального не выделяют, так ещё и вы постоянно… — Слушай, давай-ка сядь. — Я тебе… — Я сказал, сядь, — спокойно повторил полицейский. Радов сел обратно в кресло. — Меня, Василич, честно не волнуют твои методы воспитания. Хоть как Макаренко их гоняй — мне, вот честно, по-е-бать. Но мы каждый делаем свою работу, так? Ты свою, я свою. Ты ребят воспитываешь. Я ребят сажаю, если накосячили. Так оно? — Я не… — Ты скажи: так или не так. Ну вот, по глазам вижу, что ты меня понял. Говорю ещё раз: наш источник утверждает, что эти четверо — из детдома. Детдом у нас в городе один. Убийцу посадить мне нужно до вторника. Я ясно выражаюсь? Директор долго молчал, прежде чем подойти к шкафу, открыть одну из створок и начать пальцами перебирать папки. Когда нашёл, вытащил две небольшие и бросил перед полицейским. — Вероятно, эти двое. — Синицыны, Синицыны… — Ротнев почесал несуществующую бороду, полистав одно из дел. — Что-то фамилия знакомая… — Их двое «глазовцев» удочерили ещё в младенчестве, — объяснил директор. — Видимо, по прошествию времени воспитали бы из них дилеров или поваров. При захвате отец оказал сопротивление, так что был застрелен. Мать под стражей уже лет пять, если не больше. Девчата долго думали, что они правда их родители. Но не факт, что они даже кровные сёстры. Про родителей вообще молчу. Вероятно, это они. — Этой-то тринадцать всего лишь… А этой восемнадцать через год. — Кто с ними был — не знаю… Но ты старшую расспроси. Скорее всего, она убила того мента. — Посмотрим… Сейчас тогда её в отделение на дознание увезу. Буду держать тебя в курсе. Они встали и пожали друг другу руки. Директор остался стоять, а Ротнев, упаковав дела в сумку, направился к выходу. Директор зашагал вслед за ним. — Давай, я тебя к их комнате провожу. — Да, буду признателен, — согласился полицейский. …Когда они вышли в коридор, в кабинете воцарилась звенящая тишина. Глядящий в пустоту Артёмка от шока не мог даже пошевелиться.