***
В тёмной комнате полицейского подземелья было оглушительно тихо. Виолетта, сидящая на стуле, тщетно старалась придумать, что будет говорить на допросе. Не получалось. Ни мыслей, ни идей для убедительной лживой легенды. Ни телефона, чтобы сообщить банде, что её увели. Вероятно, её обвинят в краже и убийстве, дадут срок и Женя останется одна, без защиты. Или ещё хуже: заставят под пытками сдать всех остальных… и Женя попадёт в колонию для малолетних. «Нет, — подумала Виолетта, помотав головой. — Нельзя этого допустить. Это же я её потащила на дело, она ни в чём не виновата…» Но что остаётся? Взять всю вину на себя, отправиться в тюрьму и оставить Женю одну, без защиты? Конечно, она многое умеет, но… «Я даже ничего сказать ей не успела». Ротнев вошёл в комнату, осторожно прикрыв за собой дверь. Замок щёлкнул. Ви подняла глаза. Одетый в белую рубашку, слегка полный мужчина средних лет с овальным одутловатым лицом и лысеющей макушкой держал в руке несколько папок. На поясе висела кобура. А ещё от него сильно несло одеколоном и потом Бросив папки на стол, Ротнев отодвинул стул, присел на него и придвинулся к столу. Ви глядела на него исподлобья. — Ты понимаешь, почему ты здесь? — спросил полицейский почти равнодушно. Голос у него был странный, какой-то напевчатый. — Потому что вы меня сюда притащили. — А почему мы тебя сюда притащили? — он открыл одно из дел. Ви увидела свою фотографию, сделанную, когда её только-только привели в детдом. — Не знаю! Полицейский вздохнул — «видимо, мне действительно придётся это объяснять» — и принялся нудно диктовать: — Восемь дней назад по улице Шаманова шестнадцать в квартире семьдесят четыре, принадлежащей Шершнёву Андрею Павловичу, был убит сотрудник правоохранительных органов, рядовой Вишнёв, приехавший на вызов об ограблении квартиры. В его теле было найдено ранение от пули калибром девять миллиметров. Соответствующее оружие было зарегистрировано на жильца квартиры, Андрея Шершнёва, и изымалось из тайника, активируемого одним из крючков на вешалке. На этом крючке были найдены отпечатки, на девяносто шесть процентов совпадающие с твоими. Также на разбитом стекле обнаружились следы крови, группа которой, как показало следствие, такая же, как у тебя. Мне продолжать? «Шершнёв… ну и дебильная же фамилия». — В молчанку играть бесполезно, Виолетта, — сказал Ротнев, когда Ви ничего не ответила. — Лучше сотрудничай со следствием и не усложняй ситуацию. Ви молчала. Полицейский наклонился к ней, произнося чуть ли не по слогам: — Ты — детдомовская. За тобой мамочка с папочкой не придут. У тебя нет адвоката. Тебя посадят в любом случае. Вопрос только в том, на какой срок. Ви смерила его презрительным взглядом. Достав из папки чистый лист и ручку, Ротнев одними пальцами пододвинул его ей. — Ты можешь его сократить. Если разделишь его с другими. Мы всё равно их найдём, рано или поздно. И сестрёнку твою тоже. Как её зовут, Женя? Ви поджала губы. — Ты ведь не хочешь для неё такой судьбы, да? — спросил Ротнев, глядя ей прямо в лицо, и всё пытаясь заглянуть в глаза. — Представляешь, что её ждёт в колонии? Там её никто защищать не будет. Тебя отправят в женскую тюрьму. А Женя останется одна. Среди малолетних воров. Насильников. Убийц. Таких же паршивых шавок, как ты. Ты ведь знаешь, что там делают со слабыми девочками. Он протянул руку и коснулся пальцами щеки Ви. Та зло отпрянула, мотнув головой, но не проронила ни слова. — Знаешь, какой в колониях процент суицида? А ведь это не самый страшный исход, который может случиться. Как ты думаешь, выйдя на свободу уже взрослой, твоя Женечка будет скучать по сестрёнке? Из-за тебя её никто не возьмёт на работу, у неё никогда не будет нормальной семьи. Зато зеки её к себе с удовольствием примут. Рассказать, что будет дальше? Ви молчала, слепо глядя перед собой. Догадывалась. — Смерть в канаве. От спида, от передоза, от выкидыша или от заточки в брюхе. Или от всего сразу. Таким людям уже особо без разницы, от чего подыхать. Хочешь такую судьбу для своей Жени? Виолетта совершила ошибку: на миг посмотрела Ротневу в глаза. И он без труда разглядел в глубине её глаз непроглядное, горестное отчаяние. — Не садите её, — прошептала она. — Это была я. Это я убила его. Я… выстрелила в него. Это была я. — Кто был с тобой? — Я была одна. — Тогда откуда там другие отпечатки? — Не знаю, может, хозяева. — Мы взяли отпечатки хозяина. Их там не обнаружено. Хватит играть в игры. — Я. Была. Одна, — по словам произнесла Виолетта. — Решила заработать бабла, и мне повезло попасть на хату богатея. — И что же ты там нашла? — Три ружья каких-то… Ценных что ли. Антикварных. И кучу обычных стволов. — И ты одна всё это унесла? — Я сильная. — И куда дела? — Сбагрила уже. — Много денег получила? Ви промолчала. Ротнев почувствовал недосказанность. — Кому ты их продала? — Я его не знаю. Он был в капюшоне, просто забрал ружья и ушёл. Оплаты я не дождалась. — А как это так вышло, что свидетель видел не одну тебя, а целых четверых? В том числе, девочку помладше тебя… — Ему показалось. — Ему весьма детально показалось. — Слушайте, я была одна, ясно?! — выкрикнула Ви. — Что вам ещё нужно?! — Чтобы ты сдала тех, кто был вместе с тобой. Вы все получите срок, но если ты сделаешь это — для тебя он будет значительно короче. — Я. Была. Одна. Ротнев захлопнул папку. — Что ж… Кажется, так мы далеко с тобой, Виолетта, не уйдём. Я изо всех сил стараюсь решить проблему мирно, но ты, похоже, хочешь иного развития событий. У нас есть самые разные методы договориться с обвиняемыми. Он встал, медленно обошёл стол, встал рядом с Ви, схватил её за подбородок и резко повернул голову к себе, наклонившись так, что почти касался носом кончика её носа. — Даю тебе последний шанс, — проговорил он, скаля зубы. — Скажи, сколько вас было, и выйдешь отсюда невредимой. Скажи, кто с тобой был. Наградив его самым ненавидящим взглядом из возможных, Ви смачно харкнула в лицо Ротневу. 2. Зазвонил телефон. Андрей, сидящий за компьютером, вскочил, чтобы взять его. Звонила Катя. — Тебе уже сообщили? — спросила она вместо приветствия. Говорила негромко, как будто боясь, что её услышат. — Сообщили что? — Андрей напрягся. — Убийцу нашли. Она созналась, что это она. Сейчас ведут… допрос. — Серьёзно? А куда она дела ружья и всё остальное? — Не признаётся. Говорит, что уже сбагрила на чёрном рынке. Мало ли там покупателей. — Ты не можешь спросить у неё? Катя замялась. — Судя по звукам, которые оттуда доносятся, вряд ли через час она будет в состоянии говорить. Ротнев пытается выяснить, кто её подельники. Я не думаю, что она лжёт. Оставлять ружья себе было бы их приговором, так что, вероятнее всего, они в спешке избавились от них и продали. — Кому? Кто их купил? Катя глубоко вдохнула. — Я не знаю, Андрей. Я не полезу на чёрный рынок, чтобы выяснять у барыг, куда делись ружья. Возможно, за рубеж. Возможно, в руки богатым… другим богатым коллекционерам. Разве твой дядя, когда выйдет из больницы, не сможет навести справки, у кого они? — Может быть он и сможет, но только я, вероятнее всего, буду лежать в канаве, придушенный его руками. И это только наполовину шутка. Эти ружья стоят целое состояние. — Прости, но… Здесь я уже бессильна. Я в такую грязь не полезу. Сжав зубы, Андрей сбросил трубку и швырнул телефон в стену. — Всё же так хорошо шло!!! — крикнул он во всё горло, и голос его потонул в тишине его тесной комнаты. Хотелось рвать и метать. Он обернулся в поисках того, что можно ударить, но не нашёл и со всей силы ударил дверцу шкафа. Кулаку было больно, и на древесине осталась вмятина. — Всё же… должно было быть хорошо… — скрючившись, Андрей рухнул в стул, приложив руки к лицу. Стоило его светлому будущему показаться на горизонте — и оно с треском было разорвано на части. Как будто воры знали, что вторгаются к человеку, вот-вот готовящемуся начать новую жизнь. Свободную от тёмных дел, которыми Андрей промышлял раньше. Сколько сил он потратил, чтобы вернуть утраченное доверие своей семьи. Поступить в вуз, выучиться на красный диплом. Доказать им всем, что он не законченная гопота из подворотни, что и им тоже можно гордиться. Поверит ли теперь дядя, что Андрея действительно ограбили, а не он втихушку продал ружья, чтобы купить себе квартиру побольше? «Я в такую грязь не полезу», — звучали у него в голове последние Катины слова. Подняв глаза, Андрей взглянул на телефон. Он знал, кто согласится полезть. Но стоило ли его привлекать? «Ведь он правда может помочь», — подумал он, подойдя к дивану и взяв телефон в руки. Закрыл глаза, убеждая себя: другого выхода просто нет. Он просто… просто попросит о помощи, а потом забудет. Это самый-самый последний раз. Тяжело сглотнув ком в горле, Андрей сел на диван и набрал номер. Пошли гудки. Первый. Второй. Третий. Четвёртый прервался на середине. Послышалось шуршание. — Не думал, что ты ещё когда-нибудь позвонишь. — Ты что, опять под дозой? — спросил Андрей, приложив руку к лицу. Он уже жалел, что позвонил, и жалел, что узнал. Не стоило этого делать. Но обратной дороги уже нет. — Ага… Наконец-то расслабился. Мысли прояснились. Так чего ты хотел? — Мне нужна… твоя помощь. — Серьёзно? Мне бы кто помог, — послышался кашель. Андрей сжал губы, понимая, к чему всё идёт. — Ну так… что тебе нужно? — спросил Виктор, откашлявшись. — Меня обокрали. Вернее… квартиру моего дяди, которая должна была вскоре оказаться моей. Украли три антикварных ружья, а ещё — гору настоящего оружия. — И что, детективы бессильны? — Именно так. Андрей не был уверен, что именно слышит: кашель умирающего или хриплый смех. Возможно, он слышал что-то среднее. — В каком же ты отчаянии… что просишь у умирающего торчка, чтобы он кинулся в погоню. — У меня нет выбора. Ты один из моих знакомых знаешь… людей, знаешь, куда уходят товары с чёрного рынка. Пожалуйста, Витя, помоги мне вернуть хотя бы эти сраные три ружья. Я всё, что хочешь сделаю. — Всё? И дозу мне купишь? Андрей закрыл глаза. Скрестил указательный и средний пальцы, держа руку рядом с головой. — Да. Даже две. — Кажется, у тебя и правда всё настолько плохо. Если только ты сейчас не держал пальцы скрещёнными, как любишь. — Я говорил серьёзно. — Серьёзно? Ну так слушай внимательно, — Виктор снова прокашлялся. — Если эти твои антикварные ружья достаточно дорогие, они уйдут сперва к баронам. Те, вероятнее всего, толкнут за рубеж, но могут у себя оставить; в любом случае, ищи-свищи. — Кто такие эти бароны? — Те, кто заправляет жизнью в городе, и те, кого ты не захочешь видеть на пороге своего дома. Если хочешь поболтать с баронами — обращайся… к Глазу. Сами они хер к тебе выйдут. Андрей надолго замолчал. Про Глаза он много слышал, и многое из того, что он слышал, было одной большой причиной не приближаться к этому человеку, если он вообще существовал. — И это единственный способ? — Не просто единственный, а самый логичный. Бароны владеют чёрным рынком и имеют к нему общий доступ, хоть и делят территории. Они знают обо всех дорогих финтифлюшках, которые попадают на прилавок. Делятся, правда… по спецификации. Кто-то, например, крышует притоны, кто-то банки. Но я не знаю, кто из них занимается оружейным бизнесом. А вот Глаз точно знает. Но сам понимаешь, кто он такой. Кем бы эти бароны ни были, я бы скорее дал им всем разом меня отыметь, чем один раз встретиться с Глазом. Права была Катя, сама того не подозревая: в такую грязь она лезть явно не хотела, и не захотела бы, чтобы Андрей лез, если бы узнала, с кем придётся иметь дело. — Ну так ты… уверен, что хочешь прийти к этим людям и попросить у них вернуть то, что у тебя украдено? — спросил Виктор. — Уверен. — И как ты намереваешься отбить свои ружья? Тебя из них же и прикончат. В лучшем случае. — Я не знаю. Но я должен их вернуть. Хотя бы их. Иначе в глазах своего дяди и всей своей семьи я так и останусь ничтожеством. — Ох, какое несчастье, — саркастично проговорил Виктор. — Тебе хоть иди в аниме снимайся. Семья, ничтожество… Громкие слова, Андрюша. Главное, — кто ты в своих собственных глазах, кого ты видишь в зеркале. Потому что если ты видишь там ничтожество… то никакие ружья этого не изменят. Так кого ты там видишь? Андрей набрал воздуха в грудь. — Человека, который должен… 3. Зазвонил телефон. Отдышавшись, потный Ротнев поднял трубку, и тяжело дыша ответил: — Алло, да. Допрашиваю… — он ещё раз пнул лежащую на полу Ви в живот, и та глухо охнула. –…подозреваемого. А что нужно? — он развернулся к стене. — Какие документы? Да, они в столе должны быть… Открыв дверь, он впустил внутрь камеры немного прохладного воздуха. Вышел, хлопнув дверью. Его удаляющийся голос постепенно затихал. Виолетта лежала в луже собственной крови, глядя перед собой сквозь слипшийся глаз, набухавший синяком. Всё тело ныло — никогда в жизни её ещё так не били. Закряхтев, она приподнялась на руках, выплюнув осколок какого-то зуба, развернулась (рёбра кольнуло болью) и, тяжело дыша, прислонилась спиной к голой стене. По виску что-то скатилось: то ли кровь, то ли пот. — Ну ты и… скотина… — шёпотом прокряхтела она. Даже дышать было больно. То ли, наверное, ещё будет, когда её отправят в тюрьму. Сколько лет придётся терпеть подобное… «Но мне. Мне одной. Никому кроме меня. Этим балбесам… ещё жить да жить. Пусть хоть все кишки высру, но этой паскуде ни слова не скажу. Уёбок…» Она пропустила момент, когда дверь отворилась. Закрыла глаза, ожидая, что он снова что-то закричит и снова ударит её сапогом. Ви была готова… По какой-то причине Ротнев не стал её бить: развернул стул, скрипнув ножками по полу, и сел на него, глядя на Виолетту, и сложив руки на спинку. — Ты меня слышишь? — голос был женский. Ви приоткрыла один глаз, ещё не заплывший синяком, и разглядела, что на стуле, загораживая висящую на потолке лампочку, правда сидела женщина. В полицейской форме, с чёрными волосами, собранными в аккуратный хвост. — Он скоро вернётся, — сказала женщина. — И ваш разговор продолжится. Вмешаться я не смогу. Так что лучше просто подпиши всё, что он скажет, и закончи это. — Обойдётся, — прохрипела Виолетта, сплюнув в сторону кровавый сгусток. Женщина помолчала. — Ты правду ему сказала про ружья? Кому вы их продали? — Ты что, блядь, тупая? — Ви поморщилась, держась за рёбра. — Это вам, ёпта, не таганский ряд… Мы не знаем продавцов, продавцы не знают нас. Я не ебу, куда делись эти сраные ружья. — Но ведь как-то же вы их передали покупателю. — Не твоё дело, шлюха. — Прибереги оскорбления для Ротнева, я хочу просто поговорить. — А я хочу наконец отрубиться… Да только этот мудила слабак, нет бы по башке вмазать, так нет, сука, всё по рёбрам… — Отрубишься, не переживай, вопрос времени. Тебе ещё везёт: обычно к этому моменту подопечные Ротнева пускают пузыри в луже собственной мочи. Так вот пока ещё до этого не дошло, может быть, скажешь, куда вы дели ружья? — А ты можешь вынешь из ушей то, что у тебя туда понапихано? Я не ебу, кто покупатель. И мне насрать. Помолчав, женщина сказала: — Я слышала про твою сестру. И дело её видела. Я могу о ней позаботиться, чтобы её не забрали в колонию. Я знаю, ты этого не хочешь… — А ты проницательная, пиздец… Ещё меньше я хочу, чтобы вы смотрели в её сторону, сраные уёбки, — едва подняв руку, Виолетта показала куда-то в сторону женщины средний палец. — Убирайся, и зови сюда эту сволочь. …Стрельцова покинула камеру и прикрыла дверь, когда Ротнев показался на другом конце коридора. Подойдя, он спросил, кивнув в сторону двери: — Ну? — Она говорит, что правда была одна, — доложила Катя. — Дальше бить не имеет смысла… — Бить всегда имеет смысл, — Ротнев похрустел шеей, — пока она не сказала то, что я хочу. — Вы просто её убьёте… Ротнев ухмыльнулся. — Жалко тебе что ли стало дворняжку? Не боись. Я многих бил, и честно скажу — эта крепкая. Но всё равно расколется. Больше Стрельцова ничего ему не говорила.***
На улице стемнело, пока Женя ждала Виолетту — но та всё не приходила. Что произошло? Неужели, то же самое, что с родителями? От одной мысли об этом слёзы на глаза наворачивались. Соседи снизу снова буянили, и Женя чувствовала, что теряет контроль, распадается, раскалывается на части. Сжимая рукоять «Беретты» под одеялом, она будто бы хваталась за соломинку, стараясь не утонуть — и пистолет каким-то образом придавал ей сил, помогал собраться и стать сильнее. «Выгрызать путь наверх, — звучали у неё в голове слова Виолетты. — Выживает тот, кто выгрызает путь наверх, убирая с дороги всех, кто мешает. Мы с тобой выгрызли, потому что не дали никому встать у нас на пути. Потому что держались вместе, и всегда были рядом». — Я спасу тебя, — шептала Женя в жаркую пододеяльную темноту, которую ей не хотелось покидать. — Я обязательно тебя спасу. Мы обязательно… будем вместе… Дверь комнаты открылась и Женя выскочила из-под одеяла, ожидая увидеть на пороге сестру. Но нет, это были Мижган, Никита и Артём. — Что вам надо? — спросила их Женя. Молча и зло глядя на неё, они закрыли дверь. Никита щёлкнул замком. — Ты знаешь, что произошло, так? — спросил Мижган, медленно подходя к ней. Женя не понимающе смотрела снизу вверх. «Беретта», спрятанный под одеялом, приятной тяжестью грел руки. — Её… увели куда-то. Она велела не выходить. — Её забрали менты. Увезли в участок. Теперь из неё выбьют показания, и наутро нас всех загребут в тюрьму. И тебя в том числе. Женю затрясло. — Я не… — на глаза выступили слёзы. Отпустив пистолет, она прижала ладони к лицу. — Я не… Жёсткий удар пришёлся ей по голове. Вскрикнув, Женя бухнулась на кровать. Схватив её за волосы, Мижган резким рывком скинул её на пол и ударил ногой в живот. — Это! Из-за! Тебя! Скрючившись, Женя закрывала лицо руками, пока со всех сторон на неё сыпались удары: Артём и Ник тоже её пинали. — Что, теперь некому тебя защищать, а, малявка?! — кричал Мижган. — Нахера было стрелять в мента, а?! Из-за тебя нас всех закроют, блядина!!! Сжимаясь под ударами, Женя слышала крики со всех сторон, но не понимала, кто кричит. В какой-то момент она перестала что-либо чувствовать. А вкрадчивый шёпот, пришедший изнутри её головы, говорил ей: смети их с пути. Они мешают. Они плохие. …Воспользовавшись их передышкой, она резкой прытью вскочила на ноги, метнувшись на кровать. Прыгнула, в обороте вынимая заряженный пистолет из-под одеяла, и сделав несколько оглушительных выстрелов, каждый из которых отдавался эхом в сознании. Мижган, завопив, схватился за живот, куда прилетела пуля. Никита рухнул замертво: пуля попала в глаз и прошла насквозь, окрасив стену кровавыми брызгами… — М-м-мдаа-а-а, ну и дела… — развязно произнесла Тоня, сидящая на тумбочке. Она крутила пистолет на пальце, глядя на два свежих трупа тех, кто над ней издевался. У Тони были две длинные косички, разбитый нос и синяк под глазом. — А я думала, их на дольше хватит… — Вон в того стреляй, вон в того, в коротышку, — сказала из угла Хохотушка, указывая на Артёмку. Она была в страшной улыбающейся маске, которая светилась в полумраке, и с яркими голубыми волосами. Женя перевела взгляд. Артём испуганно замер, вжавшись в угол, и смотрел на неё с ужасом. Он и слова сказать не мог. Тоня соскочила с тумбочки и пнула ногой Мижгана. Тот, кажется, испускал свой последний вздох. Тоня наклонилась над ним, издевательски склонив голову. — А как тебе самому получать ногой?! — крикнула она, пиная его изо всех сил. — Как тебе?! — Убей, убей последнего, он всем расскажет! — шептала Хохотушка. Женя навела пистолет на Артёма.