Безумный механизм

1. В квартире Виктора, пыльной и неприбранной, пахло чем-то кислым, и Андрей не хотел знать, чем именно. Он в принципе хотел знать о бывшем друге как можно меньше, но теперь ситуация складывалась иначе, и он знал уже гораздо больше, чем нужно. Виктор опустился ещё ниже, чем был. Андрей помнил своего напарника: когда-то он был резким и быстрым на подъём, никогда не пасовал перед трудностями и никогда не брезговал любыми средствами для достижения своих целей. Предложи тогдашнему Виктору пойти против всех баронов разом — он бы вместо ответа кивнул и перезарядил пистолет, и ни слова сомнений больше не выдал бы. Но не теперешний — тот, от кого Андрей отказался ради «нормальной» жизни и ради того, чтобы семья простила и приняла его. Этот Виктор выглядел как сгусток всех человеческих болезней разом. Тощий, еле ходящий, бледный, с исколотыми руками, исхудалым лицом, мешками под глазами, крючковатым носом и редкими бровями. Постоянно кашляющий и будто больной, сломленный изнутри, живущий в полном одиночестве в разгромленной квартире, он, казалось, мог одним присутствием заразить всех окружающих какой-нибудь дрянью. «Останься ты с ним — превратился бы в то же самое, — успокаивал себя Андрей. — Ты всё сделал правильно. Он сам виноват.» — Конечно, конечно… — тихо прохрипел Виктор, ковыляя к пыльному окну. — Что? — не понял Андрей. — Ничего. Просто поддакиваю голосам в голове. Иногда они становятся слишком шумными. Развернувшись, он сел на подоконник, сложив руки и теребя худые пальцы. Больше в этой комнате, кроме пола, садиться было попросту не на что. — Ты сможешь мне помочь или нет? — спросил Андрей напрямую. Оставаться здесь надолго ему было тошно. А Виктор, как назло, никуда не спешил. Выудил из-под завядшего цветка мятую сигарету, щёлкнул зажигалкой, закурил. Выпустил под потолок вялое облачко дыма. — Вероятно, смогу. — Что ты за это хочешь? — Твоё сотрудничество. — О чём ты? — Сам знаешь. В нынешнем состоянии я мало на что гожусь. А дел невпроворот. Нужны деньги, нужны здоровые ноги и крепкие руки. К несчастью, пересадить я их не смогу, но мне повезло: ты оказался в ситуации, когда тебе нужны знания и здоровый мозг. Вместе у нас неплохой симбиоз. — Никакой у нас не симбиоз, — прервал его Андрей. — Ты помнишь, что я уже кучу времени как завязал? Я хочу нормальную работу, нормальную жизнь, семью, друзей. Планы на будущее, в конце концов. Чтобы не подыхать в канаве от передоза. — Ну тогда проваливай отсюда, если тебе всё это нужно. Потому что это всё — за порогом моей квартиры. Сюда приходят только те, кто от всего отказался. Нужны тебе твои ружья? Нет, подумал Андрей, пожалуй, кое-что в Викторе осталось неизменным. Его колючий острый взгляд остался всё таким же всепроникающим, достающим до глубины души. Перед этим взглядом любые заточки и пилы кажутся детскими игрушками. — Нужны, — сдался Андрей. — Я должен вернуть их дяде. — Тогда будем действовать по-моему, — он протянул Андрею тощую руку. Поджав губы — это всё ради того, чтобы всё поскорее закончилось, только и всего — Андрей сделал шаг вперёд и сжал ладонь Виктора. — Хорошо. 2. Дело было закрыто через несколько дней. Виолетту Синицыну в возрасте 17 лет приговорили к семнадцати годам лишения свободы по обвинению в убийстве полицейского, а также в ограблении квартиры на сумму более миллиона рублей. Никто, однако, не поднимал в суде тему, что именно имело такую стоимость: об этой детали будто бы все и так знали, но предпочитали молчать. Выслушав приговор, Катерина Стрельцова, не имеющая никакого официального отношения к этому делу, поморщилась, но ничего не сказала, потому что её слово не имело никакого веса в судьбе обвиняемой. На допрос по поводу обстоятельств ограбления были также вызваны вероятные подельники Синицыной, но они явиться не смогли. Михаил Дряблов и Никита Навзнич были найдены мёртвыми в одной из комнат детского дома. Евгения же Синицына пропала без вести, и была объявлена в розыск по подозрению в убийстве. С Андрея Шершнёва были сняты все обвинения, а также подписка о невыезде. После этого он по неизвестным причинам перестал выходить на связь с друзьями и знакомыми. Стрельцова не могла добиться даже гудков: по всей видимости, её номер он заблокировал. Впрочем, полиции в следующие полгода и так было чем заняться: по городу начал распространяться «токсин-24», опасный наркотик, оказывающий сильное воздействие на сознание человека. Участились нападения на полицейских, кончающиеся летальным исходом. Таинственный преступник «минировал» автомобили правоохранительных служб с помощью боевых гранат и сложных систем растяжек, срабатывающих, когда машина заводила двигатель или трогалась с места. В объективы камер и авторегистраторов чаще всего попадался некто в чёрном капюшоне и улыбающейся маске. Но как бы скоро полиция ни прибывала на место, террориста поймать не получалось: он был неуловим. После нескольких случаев была развёрнута полноценная операция по поимке террориста, целящегося в автомобили — и в день этой операции взлетел на воздух единственный в городе детский дом. В городе был объявлен траур, число погибших исчислялось сотнями. Ни одна террористическая организация не взяла на себя ответственность за взрыв. Следствие установило, что подрывником был всё тот же человек в чёрном капюшоне и маске, только теперь масштаб его злодеяния был намного больше. Никто понятия не имел, как вообще было возможно сравнять с землёй пусть и старое, но четырёхэтажное здание, заминировав его так, что никто не заметил. По городу начали ходить слухи, что подрывник обладает сверхъестественными силами: может менять внешность, становиться невидимым, мгновенно скрываться с места преступления. В полиции в сверхъестественное не верили, так что таинственный террорист был объявлен в розыск. Несколько посаженных подозреваемых не исправили ситуацию: полицейские машины и автозаки продолжали взрываться как минимум раз в месяц, и подрывник каждый раз применял всё более и более изощрённые ловушки. В одной из ловушек погиб отец Катерины Стрельцовой, заслуженный лейтенант полиции Николай Владимирович. Это стало поводом для девушки провести собственное расследование, которое, к сожалению, не увенчалось успехом. Полтора года спустя взрывы прекратились — и хоть преступник до сих пор не был найден, полицейские наконец могли вздохнуть с облегчением, хоть по привычке и продолжали осматривать днище и багажник на предмет растяжек. Липкое спокойствие опустилось на город. Следующий взрыв прогремел через пять лет. 3. Женя Синицына давно забыла, как она выглядит — а вот соседи свои лица прекрасно помнили, и в зеркале видели исключительно их. У Тони, например, были круглые очки, блёстки на щеках и яркие волосы, заплетённые в длинные косички. У Хохотушки под чёрным капюшоном была аляповато раскрашенная маска. У Машеньки было кукольное детское личико с огромным некрасивым шрамом, проходящим по диагонали. Но чаще всего в зеркале себя видела Шутница: худая, бледная, с выкрашенными в синий волосами, с мешками под глазами, в которые лучше было не смотреть. Шутница была единственной, кто не знал, как её зовут, но ей понравилось, что в слове «шутка» есть английское «shoot» — «стрелять». Поэтому она себя так сама назвала. Также из всех соседей только она со временем заметила в самой себе изменения: что она стала выше, что у неё немного выросла грудь и оформились прочие черты тела, что волосы стали гораздо длиннее. Тоня и Хохотушка только и знали, что развлекаться и потакать своим желаниям, а Машеньке и вовсе ничего не хотелось. Поэтому Шутнице пришлось взять основной контроль (и ответственность за других соседей) на себя. Шутница не спала в привычном понимании: она просто теряла сознание и приходила в себя уже когда куда-то шла, что-то ела, что-то покупала и с кем-то говорила. Шутница не помнила лиц, кроме своего собственного, злобно усмехающегося, потерянного и надломленного. В один момент она пришла в себя, стоя перед большим прямоугольным зеркалом. Шутница не помнила, как оказалась здесь, не помнила, что делала до этого, и что вообще это за место. Просторную комнату наполняли большие предметы, накрытые тканевыми полотнами. Кажется, тоже зеркала. Одинокая лампочка висела на хлипком проводе, покачиваясь из стороны в сторону, и иногда мигая. Шутница осмотрела себя в грязном зеркале. Кожаные сапоги до колен на толстых подошвах, какая-то рваная, сшитая нитками смесь из джинсов, юбки, комбинезона и футболки, кожаная куртка с пришитым серым капюшоном, когда-то синие, а теперь выцветшие бледно-голубые волосы, заплетённые в две длинные тонкие косички. «Как я такой стала?» — спросила она себя. — Это всё мир тебя такой сделал, подруга! — Тоня опёрлась локтём на её левое плечо и тоже заглянула в зеркало. — Но выглядишь ты отпадно! — Это всё из-за них, — возникшая над правым плечом Хохотушка имела в виду полицейских. Всегда и во всём она винила полицейских, и их полное истребление было делом всего её существования. — Это из-за них нам больно. Машенька вышла откуда-то сбоку, взяв Шутницу за безвольную ладонь, и тоже посмотрела в зеркало на свой ужасный шрам. — Они забрали маму. Папу. Сестрёнку. Они у нас всех забрали. «Сестрёнку, сестрёнку», — эхом зашептали другие соседи, те, что ещё не обрели формы, те, что топтались за спиной Шутницы, иногда кричали, а иногда смеялись. — Ааааргх, хочу что-нибудь взорвать! — крикнула Тоня, вскинув руки к потолку. — Мы уже так долго ничего не взрывали, пора уже преподать урок этим кретинам! — Возьми пару гранат, — подсказала Хохотушка. — Привяжи к собаке и сделай так, чтобы поводок срывал чеку… Хохотушка была настоящим гением по изобретению сложных, хитрых и безжалостных ловушек. Именно ей чаще всего и приходили в голову сложные схемы, которые никто не мог предугадать. Просто бросить взрывчатку под машину было банально, легко и скучно. А вот сделать так, чтобы у полицейского, подошедшего к автомобилю, была ещё пара секунд, чтобы осознать, что ему конец… Сзади приоткрылась дверь. В комнату заглянул какой-то громила. — Эй. Тебя Глаз зовёт