Превратности судьбы

Приятно выйти из тени, когда того требует триумф. План Палпатина сработал блестяще: идея с чипами-ингибиторами дала ожидаемые результаты, подавляющее большинство джедаев уничтожено, Республика пала. В день, когда был исполнен приказ 66, завершилась одна эра и началась другая, где Палпатин стал императором, взяв в руки власть над всей Галактикой. Трауну на свою долю тоже перепадало много чего интересного, как близкому стороннику лорда ситхов — при самом рассвете Империи он уже свободно мог вступить в заманчивую для него руководящую должность. Прекрасно, когда поистине небывалое терпение в итоге окупается; Трауну необычайно повезло, что он всегда умеет ждать столько, сколько потребуется ради достижения успеха. Для чисса это был ещё один день в его продуманной до мелочей жизни. Он знал, к чему стремится, адекватно оценивал свои возможности и следовал своим незыблемым принципам. Траун уверенно обозначил себе свой путь, и, казалось, сама судьба помогала ему достичь цели. Смена политической системы была ему только на руку; Палпатин, когда-то отправляя его в Неизведанные Регионы, чтобы он никому не попадался на глаза до поры до времени, уже тогда знал, какой Траун сильный союзник. Именно по этой причине он предпочёл на всякий случай подстраховаться и не знакомить своего подопечного с теми республиканскими личностями, сторону которых чисс мог принять в конечном итоге. Шанс подобного перехода был критически мал, но будущий император очень осторожничал и старался учесть любое обстоятельство, способное помешать великому делу. Они доверяли друг другу, тем не менее, к взаимопониманию всё равно пришли не сразу. Оба хотели извлечь максимальную выгоду из удачного знакомства, и хитрость не сразу перешла в относительную прямолинейность. Впрочем, для этого у них оказалось достаточно времени. Трауна не особо беспокоило падение Республики. С этой Галактикой он только знакомился, изучая её на расстоянии, прикидывая свои возможности, которые он планировал реализовать. Для него обстоятельства складывались пока что благополучно, даже слишком, но, будь даже всё совершенно наоборот, он бы не опустил рук. Его постоянной задачей была независимость от любых обстоятельств. Траун всегда был готов к борьбе и не боялся ввязаться в неприятную историю, если её нельзя избежать. Несомненно, как раз таки это его качество и привлекло Палпатина, придерживающегося подобного подхода к жизни и потому прекрасно понимающего желания чисса. Было в них обоих нечто предпринимательское, помогшее им в конце концов преодолеть уровень каких-то простых компаньонов по риску, — они стали настоящими союзниками. Пусть их главные цели различались, но способ их достижения, как ни странно, совпадал, и грех было не воспользоваться этим. Судьбоносный день для каждого обитателя Галактики для самого Трауна таковым не был, хотя чисс уже давно не чувствовал себя пришельцем из дальнего космоса. Впрочем, это был тот день, когда Траун зарёкся хоть как-то упоминать во время разговора с Палпатином что-либо, касающееся его собственной судьбы, в частности его личных планов. Потому что Палпатин обладал поразительным умением исказить действительность и, к сожалению, не всегда в лучшую сторону. В общем, как бы сказали в народе, у императора был дурной глаз. Так Траун был склонен думать очень долгое время, даже несмотря на то, что обыкновенно он был свободен от всяческого рода предубеждений. Но Палпатин был исключением. Траун вынес это из, казалось бы, очередной беседы, которая, вопреки всему, запомнилась ему едва ли не на всю жизнь. Обсуждение политики плавно перетекло на сдержанное и оттого местами двусмысленное обсуждение ещё более интимного характера — Палпатин задал Трауну вопрос, который никогда прежде не задавал.  — У меня нет родственной души, — ответил чисс с непонятным ни ситху, ни ему самому удовольствием. — Тот, кто предназначен мне, ещё не родился. И, как будто в противовес всему сказанному, Траун в ту же секунду ощутил, как ему обожгло кожу в области запястья. Чисс поборол мгновенно возникшее желание одёрнуть рукав, чтобы взглянуть на проявляющуюся метку.  — Только что, друг мой, — улыбнулся ему Палпатин привычной улыбкой канцлера, которая из-за морщин на лице выглядела теперь безобразной и угрожающей. Это был единственный раз в жизни, когда Трауну с трудом удалось сохранить свой невозмутимый вид. На самом деле, Траун был по-настоящему поражён случившимся.  — Остаётся надеяться, что из него выйдет законопослушный гражданин, кем бы он ни был, — это всё, что он смог сказать о затронувшем его произволе и полном отсутствии логичности. Совершенно нельзя было точно определить, что он имел в виду. Была ли это ирония? Вполне возможно, потому что мозг Трауна сработал молниеносно, в один миг составив примерную картину будущего: если Палпатин смог почувствовать это рождение, значит тот, кто родился, имел прямое отношение к Силе; они уже не раз говорили, как планируется поступать с адептами Силы, ускользнувшими джедаями и последующими недоучками. Надежды на то, что этот ребёнок сумеет достигнуть зрелости, не угодив в инквизиторий или в принципе избежав смерти за неподчинение (о подчинении законам Империи речи вообще идти не могло), были пусты и беспочвенны. Палпатин, всё так же зловеще улыбаясь, не стал ему отвечать. Со временем Траун примирился с мыслью, что теперь у него определённо точно есть соулмейт. Не то чтобы Трауна расстраивало его наличие; он не относился к этому явлению так, будто у него появилась обуза или какая-то помеха в процессе осуществления собственных замыслов. Это даже нельзя было назвать рычагом давления или же другим дополнительным способом контроля, и Траун был не единственным, кто так считал. Палпатин тоже понимал своё бессилие, понимал, что не сможет воздействовать на чисса в этом плане, ведь он хорошо знал своего соратника. Тем не менее, тот всё равно воспринял произошедшее как за какой-то подлог от императора. Потому что это было невероятным совпадением. С трудом верилось, что Палпатин в самом деле здесь ничем не поспособствовал, со своими-то возможностями. Но у Трауна при любом раскладе не получилось бы избежать чувства гневного раздражения, которое он теперь испытывал. Досада грызла его даже не оттого, что, условно говоря, его вторая половинка, ещё только родившись, уже не вписывалась в строящееся Империей общество, уже не имела нормального и хотя бы относительно спокойного будущего, потому что ей просто не повезло. Трауна задело не это. Улыбка ситха, в которой он разглядел все грядущие несчастья, представляла собой уничижительный жест, адресованный чиссу. И вот именно с этим нанесённым оскорблением смириться было особенно тяжело. Как бы то ни было, благодаря самодисциплине и выдержке Траун, в конце концов, пришёл к внутреннему спокойствию. Он изучил свою метку — тёмный силуэт лотальского кота — и поступил как нельзя благоразумно — отложил весь этот абсурд в долгий ящик, намереваясь заняться данным делом исключительно в далёком будущем. Чисс предпочитал решать задачи по мере их поступления, и в этот раз он так же не изменил себе. … Впервые Эзра Бриджер объявился на горизонте спустя ровно пятнадцать лет. За всё это время Траун не предпринимал никаких попыток найти своего соулмейта, ограничившись лишь логическим предположением о его возможной родине. Лотальские коты были распространены по многим уголкам Галактики, но потому они и назывались лотальскими, — мир Лотала был их домом, и самые первые их предки появились именно там. Опираясь на этот факт, Траун просто отметил для себя эту планету и в каждый день Империи прибавлял ещё один год к возрасту своей родственной души. Для Трауна этого было более чем достаточно. Об Эзре стало известно благодаря доносам агента Каллуса, беспрепятственно дошедших и до чисса, к тому времени ставшего уже гранд-адмиралом. Приблизительный возраст юного преступника совпадал с тем, который отсчитывался Трауном, парнишка был родом с Лотала и в отчёте его обозначили «падаваном пережившего приказ 66 джедая Кэнана Джарруса». Вся доступная информация соответствовала известным приметам, так что насчёт Бриджера сомневаться не приходилось: это точно был тот, кого судьба назначила Трауну жизненным спутником. И вот уже после того, как у гранд-адмирала появилось голографическое изображение Эзры, присланное имперской академией, сведения о мальчишке начали копиться и затем тщательно изучаться. Траун не стремился к встрече, но это не значило, что он к ней не готовился. К тому моменту, когда им удалось столкнуться друг с другом (а прошло около двух лет с тех пор, как чисс получил первое общее представление об Эзре), Траун уже знал о Бриджере достаточно. Он ориентировался на том, что получилось извлечь из имперской базы данных, отчётов, доносов, анализов восстаний и стычек с определённой группой повстанцев, именуемых командой «Призрака». Ему предстояло разобраться с серьёзной угрозой для Империи, и это было прекрасным шансом познакомиться с Эзрой ещё ближе. Принимая такое важное задание, от которого зависела безопасность текущей политической системы, Траун не торопился терять голову от появившейся возможности увидеть своего соулмейта вживую. В первую очередь он думал о порученной ему миссии, и другие мысли, которые её не касались, не могли его смутить. После захвата дома Чама Синдуллы на Рилоте, попытки нападения твиллека на развернувшуюся там теперь имперскую базу, проникновения на пост военного лидера повстанцев Геры Синдуллы под видом служанки с целью выкрасть колликори, Траун чувствовал особое мрачное удовлетворение, граничащее с азартным энтузиазмом. Он умел принимать поражение, и его не задел тот факт, что повстанцам удалось улизнуть. Он увидел в Гере достойного противника, и его воодушевляло то, что ему понадобится приложить много усилий, чтобы одолеть её. Когда Траун разоблачил Геру, установив настоящую личность Синдуллы благодаря семейной реликвии твиллеков в её руках, он уже не испытывал сомнений по поводу того, что рядом должен быть ещё кто-то из экипажа «Призрака». Он не ошибся и убедился в своей правоте, когда успел нейтрализовать атаку врага, замаскированного под имперского солдата, оглушив его. Траун не удивился, когда под шлемом увидел Бриджера. Он скользнул по его лицу взглядом, совершенно не сожалея о выстреле. Уже тогда он был уверен, что эти двое сбегут.