* * *
Попов влетает в комнату и резким движением бросает мантию-невидимку на кровать. Подходит к окну и глубоко вздыхает, но отчего-то всё равно скрипит зубами и пальцы на подоконнике сжимает слишком сильно. Нет, он, блять, даже не удивлён. Ни капли не удивлён тому, что в запретной секции его спалил чёртов Шастун — ну, потому что не могло быть по-другому, потому что у Шастуна чуйка какая-то конченная на моменты, которые можно испортить. Арсению кажется, что именно из-за Антона их чуть не поймали, но это, конечно, не так — смотритель просто по несчастливому случаю решил во время обхода зайти в библиотеку, а там, наверное, заметил открытую решётку. Но злится Попов всё равно на Антона. Крутит в голове эту ситуацию, то, как рот ему зажимал — и морщится от понимания. Чего только стоило Шастово «что ты делаешь, Арс?», которое он до конца сказать не успел из-за ладони Попова… Но так было нужно. Да, это было необходимо — иначе этот придурок не заткнулся бы и выдал их сразу же. Это Арсения и злит — потому что меньше всего на свете он хочет так близко контактировать с кем-либо, а с этим старостой, отчего-то, всегда что-то такое получается. Но страшнее другое. То, что Арс не только просто не ушёл из библиотеки, когда Шастун прошел мимо него — так ещё и поймал его, рот закрыл. Сам, без надобности. Это — странно. Неправильно. Нелогично. Арс бы так никогда не сделал. Но сделал же? «Что за хуйня?»* * *
Антон ловит Иру на завтраке — утаскивает девушку за самый конец столика, где никого нет, под недоумённые взгляды друзей. — Ты чего? — удивляется девушка, усаживаясь напротив. — Ира, ты веришь Утяшевой? — прямо спрашивает Шаст, пристально смотря на подругу. — Ох, Антон… — поджимает губы она, и взгляд карих глаз за секунду становится беспокойным. — У нас нет поводов не верить, но… Всё это странно… — Значит, нет, — кивает он и чуть наклоняется к девушке. — У меня есть идея. — Какая? — Ты же знаешь, где живет Оксана? — Ира кивает. — Я хочу трансгрессировать туда и поговорить с её матерью. Или с ней, если она действительно там. Кузнецова изумленно выдыхает. Смотрит на Антона, как на чокнутого, хмурится — но глаза выдают интерес. — Серьёзно? Трансгрессировать из Хогвартса? — почти шепчет она. — Но нам запрещено покидать школу самим, дальше Хогсмида, без предупреждения… — Ты права, — кивает Шастун. — Но, Ир, Оксана наш друг. Я не смогу успокоиться, пока не буду уверен в том, что она в безопасности. Кузнецова поджимает губы, подтягивает к себе кружку с чаем и опускает в неё взгляд. Антон дает ей время подумать — сам хватает кружку с кофе и осушает в несколько глотков, чувствуя, как напрягается сам. «Только бы она согласилась…» — Как ты хочешь это сделать? — наконец поднимает взгляд Ира. Шаст облегчённо улыбается. — Флейм. Фениксы могут трансгрессировать на дальние расстояния, даже с людьми. Но нужна ты, потому что я не знаком с её матерью и адрес не знаю. Пределы Хогсмида пропускают трансгрессию. Кузнецова задумчиво закусывает губу, чуть хмурясь — прокручивает план в голове. Затем кивает. — Хорошо, я за. Но ты же понимаешь, что нас убьют, если узнают об этом? — Плевать, — улыбается Шаст. Ира улыбается в ответ. Антон с трудом дожидается субботы — но она, наконец, наступает. Они решают пока ничего не говорить друзьям, чтобы не волновать зря — и с рассветом солнца, пока все спят, Шаст отправляет феникса к черте Хогсмида и выходит в гостиную, где его уже ждет Ира. Им предстоит трансгрессировать в Бедфорд — небольшой городок на севере графства Бедфордшир. Кузнецова предупреждает, что временами в городе бывает холодно, поэтому старосты одеваются теплее, даже накидывают куртки. — Ты уверен? — на всякий случай спрашивает Ира, поправляя шарф. Антон пристально смотрит на подругу и кивает. — На все сто. Хуже не будет. Надеюсь, мы просто увидим Оксану и вернемся. Кузнецова вздыхает, медлит минуту, а потом кивает и твердо смотрит на друга. Они подходят к выходу из башни — но дверь вдруг открывается, и Шаст отпрыгивает назад, едва не въехав в неё носом. — Куда это вы? — вскидывает бровь Арсений, входя в гостиную и подозрительно осматривая одежду старост. Шаст чертыхается и закатывает глаза. Легко Арсений просёк. «Вот хули ты не спишь, Граф?!» — В Хогсмид, — отвечает Антон и взглядом указывает на дверь, которую загородил Попов. — Пока? — С утра? — игнорирует грубость Арсений. — Ранние пташки. — В таком виде? — он кивает на шарф Иры, прищуриваясь. — В Хогсмиде не так холодно. — А мы мёрзлые, — фыркает недовольно Антон, прожигая Попова взглядом. Маг в ответ хмурится. Какое-то время разглядывает Иру, которая вся тушуется под его взглядом — а потом пристально смотрит на Шастуна, и в глазах у него довольно ясное понимание ситуации. — Куда. Вы. Собрались? — четко цедит он. — Не. Твоё. Дело, — отвечает Шастун и выгибает губы в усмешке. — Так ты мне в библиотеке говорил? — Вы не в Хогсмид, — пропускает мимо ушей ответку Арс. — Говори, Антон, я всё равно узнаю. Шаст фыркает, смотрит на Кузнецову — та пожимает плечами. С одной стороны, они всё равно расскажут об этом другим старостам. И, скорее всего, информация так или иначе до Арсения дойдет — всё-таки, в одном пространстве живут. С другой — рассказывать Попову о том, что они собираются нарушить правила, идея сомнительная. — Арсений, ты веришь Утяшевой по поводу Оксаны? — смотря прямо в чужие глаза, решается Антон. Попов вновь хмурится, скрещивает руки на груди. — Не до конца. А что? — Мы хотим наведаться к матери Оксаны. Проверить. Арс хмыкает, смеряет обоих взглядом — и отходит в сторону, пристально наблюдая за старостами. Друзья переглядываются и тут же скрываются за дверью, а Попов падает в кресло и задумчиво закусывает губу. Интересно. Неужели эти ребятки решили поиграть в следователей и разобраться во всем сами? В таком случае в доме Оксаны их ждет разочарование — ведь девушки там нет. Попов надеется, что её мать просто не впустит старост — отец ясно дал понять, скорее всего, не только ему, что утечка информации не нужна. Особенно утечка к взбалмошным друзьям, которые сойдут с ума, узнав правду, и точно разберут весь Хогвартс по камушкам в поисках. По-хорошему, Арсений не должен был их отпускать. Только хрен Шастун его послушает — это он знает наверняка. Однако та информация, которую они принесут в случае успеха — наверняка может пригодиться…* * *
Антон с Ирой уходят от Хогсмида чуть дальше воющей хижины — прячутся среди деревьев и ждут, пока феникс обнаружит их. Флейм подлетает в момент, когда Шаст докуривает сигарету. — Готова? — спрашивает Антон и, получив кивок, подтягивает подругу к себе за талию. Феникс взлетает и садится между ними, на плечи, чуть сжимая одежду когтями. — Скажи локацию четко и громко. Но не сам дом, что-нибудь рядом, чтобы нас не увидели. — Бедфорд, Ройс-стрит один «Б», — решительно выдыхает Кузнецова. В следующую секунду когти феникса крепче впиваются в плечи — и по телам проходит электрическая волна, заставляющая покачнуться, а Иру — даже вскрикнуть. Когда старосты открывают глаза — они уже стоят в пустынной подворотне между невысокими домами. Холодный ветер задувает под куртки, а со стороны слышится непривычно громкий шум города. — Спасибо, Флейм, — улыбается Антон, огладив сидящую на плече птицу. — Спрячься, пока мы не вернёмся. Феникс довольно урчит, взмахивает крыльями — и взлетает, скрываясь где-то на крышах. Шаст переводит взгляд на чуть испуганно улыбающуюся Иру. — Как тебе трансгрессировать с фениксом? — усмехается по-доброму он. — Круто, — отзывается Кузнецова и выдыхает. — Охренеть просто. Ты так уже делал? — Пару раз. Но каждый раз — как в первый. Девушка смеётся и тянет за собой. Ребята выходят на оживлённую улицу — гул машин и клаксонов бьёт по ушам, отчего приходится морщиться. Несмотря на раннее утро, вокруг снуют люди — город уже давно проснулся, только, к счастью, никто из прохожих не поймёт, что мимо идут не очередные студенты или работяги, а настоящие волшебники. Шастун с жадностью рассматривает город — машины, людей, небольшие интересные домики, поразительно низкие деревья и чуть блёклое в облаках рассветное солнце. Внутри всё наполняется интересом и желанием — хочется прогуляться, подышать выхлопными газами и вновь ненадолго почувствовать себя жителем города, а не старинного замка. Антон, если честно, безумно от Хогвартса устал. И потому трансгрессировал за это лето на пару с Флеймом достаточно часто — осматривал города, гулял по улочкам и слушал такие живые разговоры обычных людей. Он по городам скучает — но, к сожалению, уже давно в них не живёт. Друзья наконец подходят к нужному дому — у Шаста мечтательный настрой сразу же улетучивается, красивые картинки Бедфорда из сознания исчезают, и на смену приходят волнение и тревога. Старосты переглядываются, остановившись у двери. — Все будет хорошо, — говорит Антон с придыханием и подруге, и самому себе. — Звони. — Да, — отвечает взволнованно Ира и, помедлив секунду, жмёт на звонок. За дверью раздается трель. Кузнецова нетерпимо смотрит на дверь — и через двадцать секунд жмёт на звонок снова. И снова. — Миссис Оливия! — громко зовет Шастун, стуча по двери. — Откройте! — Оливия, это я, Ира! — жалобно отзывается Кузнецова. — Помните, я гостила у вас летом? Нам нужно поговорить с вами! Они звонят, стучат, кричат в закрытую дверь — но никто не отзывается. Когда ребята сдаются и опускают руки, за дверью слышится шорох — но она остаётся закрытой. — Оливия, — выдыхает Ира громко, прислонившись к двери, и зажмуривается. — Прошу вас, откройте нам… Мы… Мы очень переживаем за Оксану. — Мы уйдём, как только вы скажете, — добавляет Антон, тоже прислоняясь к двери. — Пожалуйста, мы хотим знать, что с Оксаной всё в порядке. Если она не хочет нас видеть — мы поймём, но… На этих словах замок щёлкает — старосты отшатываются, радостно переглядываясь. Однако воодушевление сходит на нет, когда дверь открывается и на пороге появляется мать Сурковой — прежде всегда яркая и красивая женщина сейчас выглядит поблекшим призраком, укутанная в какую-то старую шаль, обнимающая тревожно себя руками. На ресницах — сдерживаемые слёзы, в глазах — глубокое отчаяние и боль. Внутри в этот момент все падает под весом понимания. Шаст с силой сжимает кулаки, впиваясь ногтями в кожу. «Нет…»* * *
Матвиенко вытягивает Арсения в Хогсмид. Кажется, туда же часом ранее ушла Алёна со своей подругой со Слизерина, но Попов уверен, что вряд ли девушки сейчас сидят в «Трёх мётлах» — а парни приходят именно туда. Они заказывают себе по бокалу огневиски — отвратительного, конечно же, но чем богаты здешние пивнушки — и говорят о том, что с зимних каникул обязательно стоит привести запасов более качественного алкоголя. — Что думаешь насчёт пропавшей девушки, кстати? — спрашивает через время Серёжа, покачивая бокал в руке. Арс усмехается. — А с чего ты решил, что она пропала? — С морды твоей лисьей, видно ж всё, — фыркает Матвиенко и делает глоток. Морщится, отставляет стакан. — Да по школе это быстро разнеслось. — А разве то, что она уехала сама, не разнеслось? — Разнеслось, — Серёжа хитро прищуривается. — Но Катя уверена, что это не так. Ты, я вижу, тоже. Арс хмыкает и делает глоток виски. — И как, ты уже заманил её в свою постель, Казанова? — Не, — отмахивается Серёжа и чуть задумывается. — Знаешь, я поначалу так и хотел, а потом… Не знаю, прикольная она какая-то. Никогда в дружбу между мужчиной и женщиной не верил — а тут прям и общаться интересно, и хуйнёй заниматься. — Это что, ты перестал думать одним местом? — Попов выразительно показывает взглядом на «то самое место» друга, отчего тот аж придвигается ближе к столу, смеясь. — Может, и перестал. Короче, клёвая девчонка. Но я думал, что ты против будешь. — С чего бы? — приподнимает бровь Арсений. — Так подружка Шастуна же, — жмёт плечами Серёжа, без интереса оглядывая заведение. — Да хоть с ним дружи, — фыркает Арсений насмешливо. — Мне без разницы. Особенно, если через её уста и тебя ко мне будет про него интересная информация поступать. — Не-не! — наиграно возмущенно восклицает Матвиенко. — У нас негласный договор про вас не сплетничать. Точнее, не рассказывать ничего личного. — Ага-а, — тянет Арс. — Значит, всё же сплетничаете? — Ой, иди нахрен, — машет рукой маг, на что Попов сдавленно смеётся. — И вообще, с темы-то не съезжай! Арсений закатывает глаза, продолжая улыбаться, и, подперев голову рукой, пожимает плечами. — А что тут думать? Пропала она. И ещё пропадать будут. Отец сказал. — Нихуя се, — глаза Серёжи расширяются слишком сильно. — Охренеть, Арс, и ты так спокойно об этом говоришь? — А чего паниковать? Она мне другом не была, — вновь жмёт плечами Попов и садится ровно, делая глоток. — Вот если ты пропадёшь, то… переживать тоже не буду. — Ой, блять, шутник, — закатывает глаза Матвиенко. — А если серьёзно? Арсений молчит пару минут — покачивает в руке бокал, наблюдая за алкогольной жидкостью. Брови его чуть съезжаются, а взгляд становится более беспокойным — Сережа это видит, поэтому друга не торопит. — Если серьёзно — это пиздец, Серёг, — выдыхает устало Арс, прикрывая глаза и ставя бокал на стол. — И этот пиздец разгребать мне. Отец задание дал. — А ты что ему, следователь? — хмурится недовольно друг. — Арс, это говнище. Ну какого хуя? — Всё нормально, — качает головой Арсений и, открыв глаза, смотрит на друга. — Теперь я хотя бы знаю причину, по которой нас вернули в Хогвартс. — В смысле? Так она же пропала только недавно? — теряется Матвиенко. Попов вздыхает и подробно рассказывает все: и про ночные разговоры с отцом, и про обыски кабинетов профессоров, начавшиеся задолго до первой пропажи, и про манипулятивное «ты нужен Министерству». Сережа с каждым словом хмурится все больше, допивает виски и заказывает еще два. — То есть, это прямое «займись моей работой и получи должность в Министерстве»? — озвучивает Матвиенко злобно. — Я, конечно, уважаю твоего отца, Арс, но это как-то… — Как? — равнодушно уточняет Арсений. — Бездушно. Ты же его сын — а вдруг этот «некто» на тебя нападет? Попов усмехается, рассматривая трещины в деревянном столе. В тираде Сережи должна быть фраза «ему как будто плевать» — но он ее не говорит, однако Арс ее слышит. Только прошли уже те времена, когда этими вопросами задавался сам Попов-младший — переболел в далеком детстве пониманием того, что нежности, как от матери, от отца не дождется. Принял тот факт, что его забота — это вклад в образование, защиту и будущее — работу там, выгодный брак. Сергей Попов — просто такой. Арс не может сказать, любит ли он его — что такое вообще любовь? Чета Поповых не слишком верит в нее, по крайней мере потому, что отец ее испытывал и пожалел об этом очень сильно, а Арс — потому что с ней не знаком и знакомиться не собирается. — Короче, если нужна помощь, — Серёжа чуть толкает друга в плечо, увидев, как тот уходит в явно не слишком приятные мысли, — то говори. — Не хочешь уехать? — поднимает серьезный взгляд на друга Арс. — Я не уверен, что смогу защитить тебя. — Ой, — смеется Матвиенко задорно. — Это, конечно, очень мило, принцесса моя, но у меня своя волшебная палочка есть. А так, — он жмет плечами и, сделав глоток новопринесенного виски, немного печально усмехается, — мой отец ведь с твоим на короткой руке. Отдел тайн, мать твою. Наверняка знает, что здесь творится, но не забирает. Значит, так надо. Между парнями повисает молчание — они пьют, каждый думая о своем. Оба старательно отталкивают от себя мысли, что «значит, так надо» переводится как «значит, им плевать».***
Оливия приглашает старост в гостиную — отказывается что-либо говорить, пока не сделает ребятам чай, и суетится на кухне, пока друзья беспокойно переглядываются. В доме тихо, даже как-то траурно, и от этих мыслей и вида женщины внутри все связывает в тугой узел, руки дрожат, а в голову лезут самые ужасные мысли. Главная из них — они оказались правы. Оксаны здесь нет. Оливия возвращается в комнату с подносом и ставит перед старостами две чашки и блюдце с печеньем. Кусок в горло сейчас точно не лезет — но волшебники благодарят женщину и делают по глотку какого-то сладко-приторного чая. Такой всегда пила Оксана. — Я не знаю, что вам сказать, — пожимает плечами женщина, стараясь выдавить улыбку. — Знаете, я ведь не хотела открывать… Но вы так волнуетесь за нее, что я не сдержалась. — Почему не хотели? — уточняет Шастун, незаметно для девушек прокручивая на пальцах кольца. Слышать ответ не хочется. — Профессор Утяшева приезжала ко мне, — выдыхает женщина, опуская взгляд. — Когда Оксана пропала. Старосты напряженно переглядываются. — Она сказала, чтобы я не отвечала на ваши письма, потому что иначе в школе будет паника, — продолжает Суркова-старшая дрожащим голосом. — Пообещала, что они найдут Оксану… Но… Оливия не сдерживается — всхлипывает, тут же закрывая лицо руками, и беспокойно качает головой. — Простите… — бормочет она. — Ну вы что, Оливия, — обеспокоенно шепчет Ира, тут же подсаживаясь к женщине на подлокотник кресла и обнимая за плечи. — Мы понимаем, это… ужасно. Спасибо, что впустили нас. Антон пьет чай, пока Кузнецова успокаивает мать Оксаны. В голове переполох, и парень старается отогнать его подальше — не время думать об этом. Не сейчас. Потому что разрыдаться в момент захотелось точно так же, как и Оливии. — Ох, простите, — вновь повторяет женщина, в последний раз вытирая глаза платочком. Ира пересаживается обратно к Антону. — Вам… нужна какая-то информация? Если я могу помочь!.. — Да, — кивает Шаст, поначалу смотря на свои ноги, а после все же вскидывает взгляд на мать подруги. — Скажите, Оксана писала вам перед исчезновением? Может, ее что-то тревожило? — Писала, конечно, — Оливия слабо улыбается. — Но все было хорошо. Она рассказывала про школу, про вас. Ничего такого. Волшебники задают еще пару вопросов, которые не вносят в ситуацию ни толики ясности, допивают чай и прощаются на пороге. Антон подходит к женщине, обнимая ее напоследок. — Обещаю, Оливия, я найду ее, — шепчет он матери на ухо, отчего та охает. — Я рада, если смогла вам помочь. Старосты уходят от дома в смешанных чувствах. Да что там — в панических, страшных и разъедающих. — Так все-таки Оксана… — тихо шепчет Ира, останавливается, и по щекам ее начинают катиться слезы. Антон притягивает девушку к себе — сжимает в объятиях, гладит по волосам и шепчет в макушку, что все будет хорошо, что они со всем разберутся и обязательно отыщут подругу. Шепчет, чтобы поверить в это самому. Волшебники трансгрессируют обратно сразу же, как Ира приходит в себя. Однако, едва они заходят на территорию Хогвартса — видят Утяшеву, стоящую на дороге и сложившую руки на груди. — Так-так, — опасно прищуривается она, — а вот и наши путешественники. Все внутри опускается второй раз за день. Ляйсан ведет старост к себе в кабинет — в молчании они идут следом, беспокойно заглядывая друг другу в глаза и кусая губы. Едва они входят в кабинет, Шаст прикладывает палец к губам, давая Ире знак, что он разберется сам. Женщина усаживается за стол, пока старосты замирают перед ней — и если Ира смотрит загнанно и виновато, то Антон — с вызовом и злостью. Она ведь знала. А Антон доверял ей. «Сука». — Я вас слушаю, — склоняет голову Ляйсан, пристально рассматривая студентов. — Где вы были? — Гуляли, — чеканит Антон. Серые глаза недобро блестят, а губы замдиректора сжимаются в тонкую линию. — Давайте пропустим все это. Вы были у матери Оксаны? Антон скрипит зубами, смотря на это равнодушие на лице профессора. Почему ее заботит то, что они пытаются найти свою подругу, больше, чем ее исчезновение? — Да. — И как успехи? — Она не открыла, — уверенно заявляет Антон. Утяшева смотрит пристально — пытается надавить этим взглядом, выпытать ложь. Кузнецова в этот момент удивленно распахивает глаза — слава Богу, Ляйсан не видит этого — и, поняв смысл, начинает активно кивать. — Да, профессор Утяшева. Мы провели у ее дома почти час, — Ира расстроенно поджимает губы. — Но никто не ответил. Мы подумали, что ее нет дома. Утяшева молчит какое-то время — внимательно рассматривает волшебников, размышляет. Шаст не уверен, что она верит им — но профессор все же заговаривает. — Их, — поправляет замдиректора. — Оксана с матерью, и сейчас они не в своем городе. Надеюсь, теперь вы убедились в этом. Антон прикусывает губу до крови — лишь бы сдержаться, лишь бы не высказать ей все. — Да, профессор Утяшева, — кивает Ира за двоих, замечая, как темнеют от злости зеленые глаза. — Мы можем идти? — Минус пятьдесят очков обоим факультетам, — добивает Ляйсан, смотря на студентов из-под прикрытых век. — Можете идти. Едва волшебники отходят от кабинета, Шаст, не выдерживая, воет и с силой бьет по каменной стене кулаком. Еще, еще и еще. Ира испуганно вскрикивает, пытается перехватить руки друга, и ей приходится встать перед парнем и с силой обхватить того, сдерживая. — Антон, пожалуйста, не надо, — почти плачет Ира. Антон смотрит вниз, дышит тяжело — и, вырвавшись из цепких рук, поворачивается к стене спиной и сползает по ней, закрывая окровавленными руками лицо. Ляйсан врала. Так нагло врала им в лицо — что тогда, что сейчас. Человек, который для Антона стал почти второй матерью — он, сука, ей правда доверял! — растоптала все за одно мгновение. Предатель. Вся администрация Хогвартса — чертовы предатели, которым плевать на студентов. Которые готовы рисковать их жизнями, лишь бы сохранить в секрете опасность внутри стен. — Антон… — бормочет Кузнецова, опускаясь рядом и аккуратно поглаживая друга по плечу. Тот еще сильнее утыкается в ладони, тихо воя. Если существует крушение мира — то оно начинается так.***
Волшебники возвращаются в гостиную старост и застают друзей там — Дима с Катей тут же поднимаются навстречу, взволнованно спрашивая о том, где они были и что случилось, ведь они видели, как Ляйсан вела их к себе в кабинет. — Мы трансгрессировали к матери Оксаны, — мрачно отвечает Шастун, падая на диван. — Присядьте. Антон и Ира рассказывают все друзьям — в гостиной предсказуемо и отвратительно повисает тяжелое молчание. — Сука, я так и знала… — бормочет тихо Варнава. — Какого хуя Ляйсан не сказала нам… — Почему вы не рассказали ей? — нервно говорит Позов, ударяя в порыве ладонями по коленям. — Почему вы не спросили у Утяшевой, блять, почему она врет?! — Потому что ей плевать, — отрезает Шаст, со сталью в глазах смотря на друга. — Ей абсолютно похер. Но мы найдем ее. Я найду. — Шаст… — шепчет Катя, тоскливо вздыхая. — Что? — он зло смотрит на подругу. — Она не могла пропасть просто так! Наверняка есть следы, есть свидетели… — Успокойся, — качает головой подруга, твердо смотря на парня. — Я верю. И мы все поможем. Но для того, чтобы в этом разобраться, нужно вернуть уму ясность. Шаст чертыхается, откидывается на спинку и закрывает лицо руками. Вернуть ясность уму. Как же, блять? — Как она узнала, что вы были там? — через время спрашивает Дима, оглядывая друзей. — Даже мы не знали… Ира пожимает плечами. Шаст было хочет ответить «не ебу», но раздается хлопок двери — и в гостиную заходит Арсений. Тот останавливается, внимательно оглядывая собравшихся. — Очередное собрание? — насмешливо произносит он. В голове Антона щелкает. — Ты!.. — шипит он, резко подрываясь с дивана и в несколько шагов оказываясь рядом со старостой. — Это ты, сука!.. Все еще окровавленные руки сцепляются на джемпере Арсения — и Шаст встряхивает его, толкая назад, прижимая к стене. Попов рвано выдыхает, хватаясь за кисти парня, но тот держит так крепко, что вырваться шансов нет. — Ты, блять, с ума сошел? — шипит Арсений. — Заткнись! — рявкает Антон, с яростью смотря в голубые глаза. — Еще хоть слово, сука, и я тебя прибью! — Антон! — испуганно восклицает Варнава, тут же подбегая к парням и хватая друга за плечо. — Антон, что происходит? — Это он нас сдал, — прищуривается Шастун, сильнее сжимая кисти на чужой одежде. Хочется — на шее. Кузнецова охает, понимая ход мыслей друга. Перехватив изумленные взгляды друзей, бегло поясняет: — Мы встретили Арсения и рассказали ему, куда идем… Теперь на Попова смотрят уже четыре пары глаз. Три из них — осуждающе, зеленые — с неприкрытой ненавистью и желанием убивать. Арсения колотит — мелко, почти незаметно. Он скрипит зубами, заставляя себя сдержаться и не сорваться на агрессию в ответ, но получается из ряда вон плохо. — Это не я, — цедит Попов, пристально смотря Шастуну в глаза. — Ага, мама твоя, — шипит тот в ответ. — Никто, кроме тебя, блять, не знал! Арс не выдерживает — с силой отталкивает Антона, тут же отходя на пару шагов и на автомате поправляя кофту. Взгляд — кипящий, почти такой же яростный, как у Антона, и на секунду все остальные волшебники в комнате думают, что эти двое сейчас вскинут палочки и перебьют друг друга. — Успокойтесь оба! — громко говорит Варнава, вставая между парнями и смотря попеременно на обоих. Шаст дышит тяжело, голова все еще работает плохо — но в ней набатом бьется всего одна мысль. Их сдал Арсений. Попов тем временем не отводит от Шастуна взгляда — видит каждую злую искру в его глазах, отчаяние и боль где-то глубже — понимает, что мать Сурковой дверь им открыла, что они убедились в своих догадках. Пытается заставить себя принять тот факт, что на умственные способности Шастуна сейчас влияет боль от потери подруги — и потому тот ведет себя так. — Поговорим? — почти ровно произносит Арсений, смотря в зеленые глаза. — Наедине. Антон сжимает кулаки, дышит — понемногу успокаивается, уже контролируя свое желание оторвать чужую голову. Обводит друзей беглым взглядом и вновь смотрит на Арсения. — Да. Он кивает в сторону лестницы — в сторону смотровой — и поспешно покидает гостиную. Попов видит волнение и настороженность на лицах его друзей — с одной стороны, переживают, что Шаст Арсения прибьет, с другой — тоже его подозревают после выходки Шастуна. Хотя, сука, все звучит и правда складно. Раз Попов единственный знал — значит, утечка замдиректору была явно от него. Для человека, желающего вечно Шастуну поднасрать — это идеальный момент. Только вот Арс и правда этого не делал — и потому злится тоже, и лицо Антону хочется разбить тоже сильно. «Блять, Шастун…» Попов поднимается следом на смотровую, выжидая в коридоре среди комнат пару минут. Дает Антону, да и себе, время успокоиться — эмоции немного утихают, и кулаки уже не чешутся. Арсений надеется, что у Антона тоже. Он выходит на смотровую и замечает Шастуна не в привычном для него месте — у ограждения — а сидящего у стены, нервно стучащего по сигарете и рассматривающего свои длинные согнутые в коленях ноги. Он бросает на Арса мрачный взгляд. — И что ты хочешь мне сказать? — уже не злобно, но ядовито. Арс сдерживается от того, чтобы не зарычать — подходит ближе к Шастуну и, наклонившись, подхватывает с пола чужую пачку. С этим придурком недолго и на вредные привычки подсесть. Антон ахуевше наблюдает за тем, как Попов поджигает сигарету и садится прямо напротив него, спиной опираясь об ограждение, из-за чего их ноги почти соприкасаются в силу маленького размера смотровой — балкон какой-то, ей-богу! — Это был не я, — повторяет Арсений, твердо смотря в чужие глаза. — Это я уже слышал, — наконец отцепив взгляд от сигареты в пальцах коллеги, парирует Антон нервно. — Мы сказали только тебе. А я ведь знал, сука, что не стоило. Попов чуть морщится — недоверие неприятно всегда, особенно, когда оно не заслуженное. Он затягивается и выпускает дым в сторону, не отводя взгляда. — Если я скажу тебе, что тоже хочу узнать правду про Оксану, поверишь? Шаст хмурится. Делает затяжку — последнюю, сигарета кончилась, — хватает пачку и, пока вытаскивает новую, спрашивает: — С какой стати тебе этого хотеть? Арс опускает взгляд на сигарету в своих руках — стучит пальцем, сбрасывая пепел, и думает. Раскрываться перед Шастуном у него в планах не было. Никогда, о чем вы вообще? До этого момента. Потому что сейчас отчего-то не видно другого выхода — если не рассказать этому придурку о том, что Арсений вообще-то «посланец» Министерства как раз для расследования дела его подруги, то Шаст простому «это был не я» явно не поверит. С другой стороны — если Шастун разболтает о том, что Министерство работает руками студента — причем еще и так грязно, подозревая даже преподавателей, — отец Арсения убьет, воскресит, а затем убьет еще раз. И Арсению бы — забить. Пусть бы Антон считал его предателем дальше — и так не друзья, и даже коллеги с натяжкой. Но почему-то Шастово недоверие неприятно. Отчего же это чужое разочарование Арсением задевает и его тоже? Потому что это неправда и он этого не делал? Да только Арс не из тех, кто предпочитает оправдываться. Даже перед близкими. Внутри снова копошится то чувство, которое он словил после их встречи в запретной секции — и Попов скрипит зубами, дышит чуть чаще, стараясь прочистить голову. Затягивается чуть нервно и смотрит Антону, который будто видит все эти метания, но молча ждет, прямо в глаза. Арсений останавливается на том, что раздражающий староста может ему помочь. Как минимум — информацией от матери Оксаны. — Отец сказал мне о том, что это было исчезновением, несколько дней назад, — говорит Арсений, затягивается в последний раз и тушит сигарету о каменный пол. — Если кратко — моя задача в том, чтобы найти того, кто это сделал. Оксана лишь первая жертва, и Министерство в курсе — именно оно дало Хогвартсу приказ не распространять информацию. Поэтому мне не было смысла сдавать вас — в моих интересах узнать больше про Оксану. Шаст, кажется, не моргает — слушает Арсения внимательно, лишь хмурится сильнее. Попов заканчивает говорить и пытливо смотрит на коллегу — тот закусывает губу, крутит кольцо на пальце. — Ты мог нас сдать для того, чтобы информация не утекла. Это же в интересах Министерства, — предполагает напряженно Антон, хоть по его глазам и заметно, что сам не слишком верит в эту теорию. — Вы уже ушли — какой смысл мне после этого доносить? Информация бы слилась к вам так и так, — жмет плечами Попов. — Подумай сам, Шастун, не тупой же мальчик. Вас сдал кто-то, кто знал об этом раньше — просто вы свалили слишком рано, Утяшева не успела перехватить. Антон было открывает рот — но передумывает, вновь хмурится и осмысливает информацию. Достает еще одну сигарету, потому что прошлую случайно роняет, и, не смотря на Арсения, уже сам протягивает коллеге пачку. «Алилуя, Шастун, дошло!» — думает чуть раздраженно Попов, от предложения, однако, не отказываясь. — Допустим, — отзывается Антон и подозрительно сощуривается. — Знаешь, я даже... успел подумать о том, что это ты. — Что — я? — Замешан в пропаже Оксаны, — Арсений на это скептически приподнимает бровь, и Антон поясняет: — Я видел тебя ночью в коридоре тогда. И в запретной секции. Ты последний видел Оксану. Да и начать надо было вообще с того, что человек пропал, когда в школу вернулся некий «новенький». — Меньше думай, полезно иногда бывает, — фыркает Арс и смотрит в сторону. — И когда отмел эту версию? — Сейчас? — предполагает Антон, делая медленную затяжку. — Ты поэтому шастаешь везде? Попов закатывает глаза и снисходительно смотрит в ответ. — Шастаешь ты, Шастун, согласно своей фамилии, — Антон на этих словах опасно сверкает глазами. — А я пытаюсь понять, что происходит в этой чертовой школе. Антон фыркает; откидывает голову назад, упираясь затылком в каменную стену и прикрывая глаза. Арсений наблюдает за чужим напряженным лицом — примерно представляет кашу внутри, потому не спешит говорить что-то еще. Молча докуривает сигарету и, зацепившись за сложенные на коленях руки Шастуна, рассматривает костяшки, разрисованные запекшейся кровью. «Успел ебнуть кого-то еще до меня?» — усмехается мрачно внутри себя Попов, но интерес от этого никуда не уходит. — Что с твоими руками? — всё же спрашивает Арсений. Шаст возвращает голову в нормальное положение — смотрит на кисти, стыдливо прикусывает губу и горько усмехается. — Психанул. Из-за Утяшевой. — Она еще жива? Антон смотрит на Арса — на мгновение повисает тишина — и вдруг начинает смеяться. Негромко, почти сдавленно — даже сгибается пополам. Попов смотрит на коллегу удивленно — а потом, сам не замечая, улыбается уголками губ, сдерживая смешок, подхватывая тупизм шутки. — Жива, к сожалению, — выдавливает Шаст, отсмеявшись, и вновь поднимает взгляд. В глазах у него снова — золотые блики, обыкновенно появляющиеся при его чёртовой искренности. И Арс отчего-то не перестает улыбаться — только это уже переходит в более привычную ухмылку «я не улыбаюсь, лишь скалюсь». — Не вини ее, это все отец, — понимая причину, отвечает Арсений. Шаст тут же мрачнеет — отводит взгляд, тушит сигарету. — Не знаю. Я слишком заебался, чтобы думать сейчас об этом, — отчего-то честно признается он. — Я, блять, должен найти Окс… Арсений слушает — и слышит себя пару часов назад. Человека под грузом ответственности за другого человека, с разницей только в том, что Антон это взвалил на себя сам, а на Арсения — повесили. Неизвестно еще, что хуже. — Есть сомнительное предложение. Шастун возвращает к нему взгляд — приподнимает бровь, показывая, что весь внимание. Арсений говорит быстрее, чем адекватные мысли прокричат ему «нет!»: — Объединим усилия, Шастун?