Бомбардо

Утяшева чувствует себя чертовски уставшей, когда появляется в собственном кабинете. Разговор с директором школы, профессором Волей, этим утром выбил из неё все силы, несмотря на то, что сама беседа не несла в себе тяжелой информации — очередные поручения, просьбы и напоминание «следить за возможной паникой касательно Сурковой». Ляйсан честно понимает, почему так много работы её любимого мужа падает на неё — и разбирательства со студентами, и проведение собраний профессоров, и координация работы старост. У директора Хогвартса голова тоже кипит не меньше — просто на другом, более высоком уровне связей с Министерством и другими школами. И Утяшевой не сложно, нет — она любит свою работу, любит студентов и преподавателей, любит магию и своего мужа. Но в ушах до сих пор стоит тихий вой из коридора и звуки ударов в тот день, когда Антон Шастун и Ира Кузнецова покинули её кабинет. Когда старосты врали ей в глаза — и эта злость и разочарование в глазах старосты Гриффиндора до сих пор резали Утяшевой сердце. Она не хотела обходиться с Антоном так. Но она не могла иначе. Всё, что она могла — это хотя бы не уведомлять директора о том, что старосты трансгрессировали из Хогвартса к матери пропавшей студентки. Не рассказывать о том, о чём, по сути, была обязана — но Ляйсан знала, что Паша поймёт этот жест, даже если узнает. Антон — не чужой для них обоих. Ляйсан обещала себе не привязываться — но какие-то обещания она не может сдержать, да и, на самом деле, не слишком жалела об этом до всех этих событий. Сейчас почти-материнская любовь к Шастуну играет с ней злую шутку — ведь она обязана быть заместителем директора, обманывать старосту и играть на его чувствах. Она должна быть замдиректором сейчас, а не Ляйсан Утяшевой, которую знает Антон. И даже если бы Шастун узнал о том, что она прикрыла его перед Волей — не захотел бы принимать это после того, как быстро и несправедливо разочаровался в профессоре зельеварения. Ляйсан устало выдыхает и переводит взгляд на собравшихся за её столом преподавателей — собрание должно начаться. Не время думать о том, о чём заместитель директора думать вообще не должна. — Доброе утро всем, — здоровается ещё раз женщина и привычно улыбается. — Через неделю гостевание. Нам нужно решить, кого отправить в Колдовстворец. Мир, к сожалению или счастью, меняется — даже магический. Гостевание — уже как несколько лет появившаяся практика ради того, чтобы поддерживать отношения с другими школами магического мира. Турнир Трёх Волшебников, конечно, никуда не делся, но охватывал лишь три школы: Хогвартс, Дурмстранг и Шармбатон. Остальные школы между собой не коммуницировали — и в какой-то момент Министерству Магии показалось, что Великобритании обязательно необходимо поддерживать дружеские связи с другими странами не только на уровне магических правительств, но и в образовании. Так и появилась традиция гостевания — каждый год в первом учебном полугодии две школы «менялись» двумя учениками на неделю, чтобы показать друг другу разность культур и учебных программ, завязать относительно партнёрские отношения и просто познакомить учеников с магией других стран. Хогвартс особо задумываться об отборе учеников не стал (их всё-таки чертовски много, чтобы сделать выбор в сторону только двух) — и с первого года решил отправлять на сие мероприятие старост факультетов, как примеры априори лучших учеников, которые с гордостью могут представить школу. Пожелания старост учитывались — например, в прошлом году Дима Позов ездил на гостевание в Ильверморни, американскую магическую школу, славящуюся целительской магией, а ещё годом ранее Антон Шастун посещал японскую Махотокору, известную своими успехами в международном квиддиче. В этом году Хогвартсу предстоял обмен с Колдовстворцем — Российской школой магии. — Никто из наших не просился поехать? — уточняет профессор Шеминов. — Нет, — отвечает Утяшева и чуть склоняет голову. — Однако у Министерства сейчас назревает какой-то магический контракт с Россией, и нам нужно отправить тех, кто сможет представить Хогвартс с наилучшей стороны. — Арсения? — усмехается профессор Макаров, откидываясь на стуле и складывая руки на груди. — Самым логичным будет отправить сына Министра, как представителя Хогвартса. — Именно, — кивает замдиректора и улыбается. Ляйсан не говорит о том, что Сергей Попов связывался с ней недавно — в Колдовстворце учится сын главы магического парламента России, и потому «Арсений» был даже не вариантом, а уже принятым решением. Хитрым и умным — ведь ещё с давних пор любые отношения завязать легче через связи семей, в особенности — детей. — А второй? — подает голос мадам Тейлор, профессор магического законодательства. — Только не Шастун, — тут же вставляет Макаров, хмурясь недовольно. Утяшева приподнимает бровь, смотря на мужчину. Признаться честно, она хотела отправить именно Антона. Да, быть может, из-за криков совести — но она знала, как парню нравится путешествовать, как он вянет каждое лето в Хогвартсе, в этой атмосфере старинности и скуки, когда другие его ровесники счастливо проводят каникулы в своих городах. Ляйсан, наверное, всё же хотелось сделать для Антона во всей этой ситуации хоть что-то — пусть это и будет лишь поездка в другую страну. — С ним есть проблемы? — О да, — хмыкает мужчина. — В последнее время он совсем плохо показывает себя как ученик. — Не соглашусь, профессор, — качает головой Шеминов, смотря на коллегу. — Я бы, наоборот, рекомендовал именно его к поездке, — видя, как Макаров уже открывает рот, чтобы возразить, преподаватель добавляет: — К тому же, Колдовстворец славится своим колдовством в трансфигурации. Если у Шастуна проблемы по вашему предмету — то это отличная возможность для него подтянуть знания. Профессор трансфигурации хмыкает, задумчиво проводя по бороде. Утяшева молчит какое-то время, а потом оглядывает остальных преподавателей. — Я тоже считаю, что Антон — прекрасный вариант. Он ответственен и уже участвовал в гостевании — и ни разу не подводил нас. Что думаете, коллеги? Преподаватели отзываются положительно — Антон, как ни удивительно, действительно является неким «любимчиком» в преподавательском составе. Только Макаров чуть недовольно добавляет: — Я согласен только при условии, что дам ему задание на эту неделю. — Ничего не имею против, — кивает замдиректора. — Только… — бормочет женщина в годах, профессор заклинаний. — Уверены ли вы, что стоит отправлять Антона вместе с Арсением? Возможно, мне показалось, но они… Не слишком ладят? Утяшева хмыкает, прикрывая губы скрещенными руками и пристально смотря на женщину. Та чуть сдувается под её взглядом. — А мне кажется, — вставляет Шеминов, обменявшись взглядами с Ляйсан, — что так даже лучше. Они оба слишком ответственны для того, чтобы позволить себе лишнего в стенах чужой школы — может, это поможет в том, чтобы они и в Хогвартсе прекратили взрывать кабинеты. Макаров громко усмехается, остальные учителя задумчиво кивают. История про дуэль двух старост, конечно, известна уже всем — и от того идея отправлять их на гостевание вместе кажется с одной стороны безумной, а с другой — тактически умным ходом. Ляйсан уверена в том, что Антон не позволит себе лишнего — в лепёшку расшибётся, но не натворит глупостей из-за другого старосты, потому что слишком дорожит репутацией школы. Да и Арсений не из тех людей, кто решится сотворить что-то опасное для репутации своего отца — она во время поездки будет висеть над ним ярким напоминанием держать себя в руках. — Тогда решено — едут Попов и Шастун.

* * *

Антон удивляется, когда в понедельник ему передают, что его вызывает Утяшева. Конечно, в голову сразу лезут мысли об их нарушении — неужели Ляйсан придумала им наказание? Может, решила поговорить об этом с Шастом наедине? Если так, он разговаривать с замдиректором не желает — но покорно заходит в кабинет перед первой парой и замирает, с удивлением смотря то на женщину, то на Попова, стоящего перед её столом. — Доброе утро, — с сомнением здоровается он, подходя ближе. — Что-то случилось? Паника в голове тут же стреляет мыслью «стены слышали их разговор». Сейчас Утяшева скажет им о том, чтобы они не смели даже думать о поисках Оксаны, что… — Времени немного, поэтому буду краткой, — улыбается Ляйсан в ответ, и эта улыбка не похожа на улыбку перед казнью совсем. — Вы вдвоём едете на гостевание в Колдовстворец. Пока Антон моргает, выбитый из колеи неожиданной информацией, Попов хмурится и смотрит на замдиректора. — Гостевание? Что это? — Антон расскажет тебе, — отмахивается Утяшева. — Выезжаете на выходных, точную информацию скажу позже. Шаст переводит взгляд на стоящего рядом Арсения. — Подождите, профессор, — подаёт Шастун голос, хмурясь тоже. — Почему мы? — Данное гостевание важно для репутации нашей школы и Министерства, — отвечает почти миролюбиво женщина, но в глазах — твёрдость и почти приказ. — На вас обоих можно положиться. «Положиться в том, чтобы мы подорвали ещё и Колдовстворец?» — усмехается мрачно про себя Шаст. Но вслух он этого не произносит, как бы ни хотелось — идея кажется безумной по всем фронтам. Арсений, видно, тоже хочет возразить — но, услышав упоминание Министерства, поджимает губы и кивает. Видимо, просекает момент, почему отправляют его — наверняка для отца есть в этом необходимость, однако на Шастуна он всё равно косится с сомнением. — Можете идти, — кивает Утяшева на дверь. — В пятницу зайдите за зельями. Старосты выходят из кабинета в молчании. Антон пытается наскоро переварить информацию — о гостевании он совсем забыл и даже не думал о том, что придётся ехать ему. Нет, конечно, он это дело любил и в любой другой год согласился бы сразу — но сейчас в голове две чертовски сильные причины на поездку не соглашаться. Первая — это Оксана, а вторая стоит сейчас напротив и смотрит прямо в глаза: — И что такое гостевание? Антон вздыхает и опирается о стену спиной, засовывая руки в карманы мантии. Внимательно смотрит на Арсения. Они не говорили друг с другом с того вечера субботы — когда Попов предложил Шасту… помощь? Или попросил её? Так или иначе, он назвал это объединением усилий для поиска Окс, однако Антон не смог ответить ему тогда — просто нужно было подумать, потому что… Это же Попов. Какое, к чёрту, объединиться? Работать в команде — им, серьёзно? Шаст думал над этим всё воскресенье — и, каким бы бредом ни звучало предложение Арсения, сколько бы сомнений и отрицаний ни вызывало, согласиться было необходимо. Потому что в голове всё ещё стучало: «Оксана лишь первая жертва» — и, если это действительно было так, другие студенты тоже могут быть в опасности. Антон не имел права медлить. Каких бы противоречивых эмоций он ни испытывал к этому человеку — если сотрудничество с ним поможет в поиске подруги хоть чем-то, то он готов был рискнуть. Только сказать об этом Попову он так и не решился — вчера вечером почти сбежал из гостиной, когда пересекся с Арсением, хотя решение уже принял. И теперь почему-то казалось, будто тот уже передумал, или Шаст тянул слишком долго, или Арсений вообще об этом предложении жалеет… — Поездка в другую магическую школу, — объясняет Антон, прокручивая в голове мысли совсем не о гостевании. — Давай вечером расскажу. «Скажи это, ну же. Просто согласись!» — пытается заставить себя Шастун. Арс оглядывает его с сомнением, но кивает. Разворачивается и собирается уже уходить — но Шаст находит в себе силы оттолкнуться от стены и перехватить старосту за плечо, заставляя обернуться. — Арсений, я… — Антон осекается, тут же убирает руку, видя непонимание в глазах напротив. — В общем, про твоё предложение. Я согласен, — и тут же добавляет взволнованно: — Если ты ещё не передумал. Попов хмыкает и смеряет его взглядом, ненароком задерживаясь на пальцах, которые только что сжимали его плечо. — Не передумал. Поговорим вечером, — и, развернувшись, быстрым шагом удаляется от Антона. Шаст шумно выдыхает и прикрывает глаза. Разрушающие сознание мысли отступают — он сказал Арсению, он согласился, первый шаг сделан. В любом случае — хуже не будет, а если и будет — то Антону не привыкать к их вечным срачам и напряжению. Мысли об объединении отступают — зато появляются новые, про гостевание, и до Шаста смысл, кажется, доходит только сейчас. «Блять, в смысле вместе на гостевание?!»

* * *

Арсений успевает пожалеть о своём предложении тысячу раз. Потому что Шастун говорит о том, что ему нужно подумать — и пропадает из поля видимости на весь остаток выходных, оставляя Попова наедине со своими мыслями. Рациональность приходит в ту же ночь — Арс понимает, что идея равносильна самоубийству, что это всё максимальная тупость и вообще — чем он, блять, думал, предлагать сотрудничество Шастуну? И, с одной стороны, выбивает сама мысль о том, чтобы объединяться с ним — с этим раздражающим, вечно всё портящим парнем, который и так Попову спокойно жить не даёт. С другой — коробит почему-то понимание того, что Антон может не согласиться. И дело не в том, что Арсений не получит информации — какие-то там слова матери пропавшей девушки вряд ли сыграют большую роль в расследовании, а вот своё наивное «давай вместе» Арсений не простит себе никогда. Потому что просто не может представить себе картинку, где это отчего-то он предлагает Шастуну командную работу, а тот отказывается, потому что, ну, логично же вполне — они терпеть друг друга не могут и работать в команде затея отвратительная по всем фронтам, и Арс корит себя за эту слабость, за то, что вообще произнёс. Он и передумывает уже насчёт своей же идеи — если Антон молчит, значит, ему это нахер не надо. Арсению, в общем-то, тоже — а про предложение мы просто забудем и вспоминать не будем никогда. Однако мысли меняются, когда Арсений видит Шастуна в кабинете Утяшевой — тот смотрит на него таким потерянным и нервным взглядом, что Попов понимает. Антон не отказывается — он просто не может решиться. Поэтому Арсений соглашается поговорить вечером, а пока забивает мысли новым фактором — каким-то неведомым гостеванием, о котором он не слышал никогда. Ещё хуже — на которое он должен ехать вместе с Шастуном. — Что такое гостевание? — Арсений специально садится на паре с Алёной, чтобы узнать нужную информацию. Девушка выглядит почти счастливой — привыкшая к тому, что обычно Попов занимает место с Серёжей, она тут же улыбается и проводит пальцами по плечу Арсения, будто бы смахивая ворсинку. — О, это ввели как раз, когда ты уехал. Каждый год двух старост отправляют в магическую школу другой страны, а к нам приезжают оттуда. — Зачем? — Попов бросает взгляд на пальцы девушки, от чего Алёна тут же убирает руку. — Что-то вроде обмена опытом. Хорошие отношения поддерживать. — И надолго? — Неделя. «Пиздец». Арс шумно выдыхает и откидывается на спинку стула, прикрывая глаза. Он знает, что Колдовстворец находится в России — и провести неделю в этой холодной стране на пару с Шастуном Арсений не хочет от слова совсем. И если выбор самого себя он осознаёт — скорее всего это решение отца, — то выбор Антона к нему в пару не воспринимается от слова совсем. Почему именно он? — А что? — всё же уточняет Алёна, внимательно наблюдая за посмурневшим парнем. — Кого-то уже выбрали для поездки? — Выбрали, — отзывается Попов и, открыв глаза, садится ровно, даже не смотря на девушку. — Меня. — И куда в этом году? — Россия, Колдовстворец. — Да уж, — презрительно отзывается девушка. — Самая отстойная школа, которая могла попасться. Соболезную. Попов хмыкает и переводит взгляд на преподавателя. Хочется добавить «и самый отвратительный партнёр в поездку», но староста сдерживается.

* * *

Антон после пар сидит в гостиной старост — взвинченный до мозга костей, думающий сразу о десятках дел одновременно. Самое пугающее, конечно — это разговор с Арсением и поездка с ним же в Колдовстворец. И если разговор ещё можно пережить, то совместную поездку — вряд ли. Мало того, что рядом всё это время не будет его друзей, которые привыкли успокаивать Шаста и усмирять его всплески после зацепок с Поповым, так ещё и он сам постоянно будет маячить рядом. Можно, конечно, принять это как возможность глубже погрузиться в ситуацию с Оксаной, но тут Шастун разрывается опять — как он может уезжать сейчас, когда его подруга пропала, а если… — Шаст, успокойся, — выдыхает сидящая рядом Катя, придвигая к другу кружку с чаем. Тот косится на неё, но не притрагивается. — Ты же раньше всегда был рад поехать на гостевание, что сейчас случилось? Антон не рассказал Кате о сотрудничестве с Поповым. Никому не рассказал, если честно — то ли стыдился, то ли просто решил оставить эту проблему себе. Но вот про гостевание с ним же — рассказал, потому что нуждался в человеке, который скажет «хорошо, можешь не ехать, в жопу этого Попова». Как жаль, что Варнава так точно не скажет. — Как я могу уехать, Кать? — почти стонет Антон, прикрывая глаза. — Про Окс ничего неизвестно, за это время я мог бы… — Так, — выдыхает девушка и кладёт руку на коленку другу, — а ну-ка отставить вину, товарищ староста. Ты как Оксане поможешь, если будешь целыми днями самого себя мучить? — В школе я могу что-то узнать… — Всё, что мог узнать, ты за эти недели уже узнал, — качает головой подруга. — Антон, мы все переживаем за неё. Но закрываться от мира не имеет смысла — может, поездка поможет тебе проветрить голову и что-то понять. Здесь, к сожалению, ловить нечего. Варнава права — как бы горько ни было признавать это. Они с Ирой уже сделали максимум — наведались к матери Оксаны и поговорили с ней, хотя этот разговор тоже не дал никакой ясности. Зацепок не было — и Шаст понимал, что вряд ли откопает их в одиночестве, но грузить друзей не хотел. Надежда, к сожалению, только на Арсения — что он знает или узнает больше, чем сам Антон. — С Арсением ехать, — напоминает Шаст хмуро последнюю причину. — И что? — усмехается Катя, откидываясь на спинку. — Вы, вроде, сраться перестали. Уж неделю ты его вынесешь. Да и в Колдовстворце ведь можете вообще не пересекаться, если захотите, главное — не подорвите ничего. Антон корчит недовольное лицо, на что Варнава отвечает смешком. Она, конечно, права опять — смысла отказываться от поездки нет ни по одной из причин, но Шасту ещё нужно эту логику понять и принять, а пока он предпочитает сидеть с тусклым лицом и игнорировать оптимистичные обещания подруги. Через некоторое время со второго этажа спускается Алёна — окинув друзей взглядом, она покидает гостиную, отправляясь на патруль, и Варнава спохватывается тоже, хлопая друга по плечу и убегая выполнять старческие обязанности. Шаст к этому времени чуть успокаивается — то ли огонь камина в очередной раз влияет на него как-то магически, то ли поддержка подруги. Когда в гостиную спускается Арсений — Антон уже не чувствует себя так напряжённо, но отчего-то взгляд с огня на коллегу переводит лишь тогда, когда тот садится напротив. — Привет, — выдыхает Антон, с настороженностью рассматривая старосту. — Ну привет, — хмыкает тот в ответ, вальяжно разваливаясь в кресле. Арсений уже переоделся — тёмные домашние штаны, такая же тёмная футболка с какой-то надписью на груди. Антон чувствует себя немного дураком, потому что как обычно не вылезает из формы до сна — разве что мантия лежит рядом, ведь в гостиной тепло, да галстук чуть ослаблен. Но всё это мелочи, конечно, — не мелочи этот изучающий взгляд голубых глаз напротив. — Ты обещал рассказать мне про гостевание, — напоминает Попов, цепляясь взглядом за тот самый алый галстук, но, видимо, замечание проглатывает. А может, это Антону в очередной раз кажется. Шаст вспоминает про чай — остывший уже двести раз, но да ладно — жадно осушает чашку и отставляет обратно. Рассказывает Арсению про традицию гостевания — спокойно, без подробностей, но суть доносит, внутренне уже примиряясь с тем, что всё-таки поедет тоже. Да и напряжение почти исчезает — Арсений никаких выпадов не делает, диван под Антоном ни во что не превращает и враждебности не проявляет, слушает, кажется, внимательно. — Ясно, — кивает он, когда Шаст рассказ заканчивает. — А про какие зелья говорила Утяшева? Чтобы мы зашли в пятницу? — А, это зелья лингвистики, — вспоминает Антон. — Нам выдадут запас на неделю, чтобы мы понимали чужой язык и могли на нём говорить. — Даже так, — приподнимает брови Попов. — Ты всё равно не заметишь действия. Будет казаться, что это все вокруг говорят на твоём языке, — жмёт плечами Антон и усмехается. — Когда я ездил в Японию, один раз забыл выпить зелье. У них очень смешной язык оказался. Арсений внимательно наблюдает за улыбкой Шастуна — но молчит, в ответ не улыбается, и Антон осекается. Шасту до одури непривычно общаться с этим человеком — точнее, понимать, что это Попов общается со всеми далеко не так, как сам Антон привык. Арсений не улыбается в ответ, не смеётся над шутками и не несёт бред — он говорит по делу, взглядом пробирает до костей и чаще молчит, но при этом несколькими словами может задеть так, что не будет отпускать потом пару дней. Антону с ним сложно даже сейчас — и он не представляет, как переживёт поездку. — Мы что-то должны будем делать кроме того, как просто существовать там? — уточняет Арсений спустя непродолжительное молчание. — Посещать пары всю неделю, как студенты, — почти скучающе отвечает Шаст и переводит взгляд в огонь. — В идеале — общаться с тамошним народом. И, как вернёмся, нужно будет написать отчёт. — Что за отчёт? — Как прошла поездка. В чём различие в образовании, менталитете и всё такое, — Шаст машет рукой, будто всё это — мелочь. — Ничего сложного, просто дни пересказываешь и мысли свои добавляешь. Типа большого эссе. — Класс, — закатывает глаза Арсений, явно выражая свою нелюбовь к лишней писанине. — Разберёмся, — на автомате поддерживает Шаст, переводя взгляд на парня, и неловко улыбается. — Вообще, гостевание — это круто. Страну другую увидеть можно, люди интересные… Арсений хочет что-то ответить — но в итоге молчит, криво усмехаясь. Шаст предполагает, что тот может выкинуть что-то вроде «я и так катаюсь по другим странам, аки миллионер графский, а вы, простой люд, смешны своими возможностями» — но Попов молчит, и Антон ему за это, наверное, даже чуть благодарен. — Странно, что посылают нас обоих, — наконец произносит Арс. Шаст встречается с ним взглядом — понимает, что Попов тоже не в слишком большом восторге от этого всего, и становится как-то легче. Огонь в камине трещит, в комнате тепло, и напряжение спадает почти совсем. Война уже точно не ощущается — как, в принципе, и должно быть, учитывая, что они вроде как собирались работать вместе на благо Оксаны. — Может, Утяшева верит, что мы поладили, — выпаливает Шаст неосознанно и тут же осекается. — То есть… Арсений усмехается и чуть прищуривается — смотрит на Антона с интересом и, совсем чуть-чуть, издевкой. — Может, — шелестит он в ответ. — Меня на это всё отправляет отец. А ты, видимо, просто любимчик учителей. Шаст чуть смущается этого «любимчика учителей» — хмурится, поджимая губы. — Никакой я не любимчик. В каком смысле, тебя отправляет отец? — В прямом. Сегодня прислал мне письмо, — Арсений наконец отводит взгляд и жмёт плечами. — Надо сойтись с сыном руководителя магического парламента России. Политическая работа, проще говоря. Антон удивлённо приподнимает брови — его, если честно, немного выбивает из колеи то, как легко Арсений рассказывает о чём-то относительно личном вот уже второй раз. Сначала — про задание от отца в самой школе, теперь — на их предстоящую поездку. Почему-то казалось, что Попов не станет ему рассказывать что-то в принципе — он же, блин, сплошная ходячая тайна. — А тебя хоть когда-нибудь без заданий оставляют? — усмехается неловко Шастун, прокручивая чужое поведение в голове. Тот усмехается в ответ и вновь смотрит на Антона. — Редко. Что вы узнали у матери Оксаны? Вопрос резкий — Шаст почти не удивлён, что Арс переводит тему так быстро и так настойчиво. Он готовился к чему-то такому — поэтому качает головой, хитро смотря на коллегу. — Ну нет уж. Сначала ты расскажи о том, что знаешь. Попов закатывает глаза. — Это не соревнование, Шастун. Или ты думаешь, что я буду что-то утаивать? — Именно так, если честно, и думаю. Арс цокает и, подавшись вперед, кладёт голову на руки, облокотившись на колени. Прищуривается, смотря на Антона, и кивает. — Хорошо. Тогда давай договоримся — мы будем рассказывать друг другу всё, что узнаем про Оксану или других… — Других? — тут же перебивает Антон, хмурясь. — Почему ты решил, что будут другие? Только со слов отца? Арсений вновь закатывает глаза и повторяет: — Ещё раз. Рассказываем всё, договорились? Шаст колеблется секунду — доверять Попову по-прежнему странно и непривычно. Но кивает. — Договорились. Так всё же?.. Теперь уже Антон слушает Арсения — тот рассказывает ему действительно всё, что знает, и временами волшебник замечает задумчивость и напряжение на чужом лице — Арсению явно не слишком просто дается хоть какая-то искренность в сторону Шастуна, пусть даже это и сухие факты про то, что он осматривал кабинеты учителей и пристально наблюдал за окружающими в целом. — Неужели это может быть кто-то из профессоров? — почти шепчет Антон, прикусывая губу. — Я не верю. Почему твой отец так решил? — Понятия не имею, — отвечает Попов. — Он говорит мне не всё, я знаю. Но спрашивать его бесполезно. Поэтому я не слишком полагаюсь на Министерство, и… — он быстро скользит взглядом по Шасту. — И поэтому я предложил всё это тебе. Антон взгляда не выдерживает — вновь рассматривает пламя, нервно прокручивая на пальцах кольца. Помощь, доверие, сотрудничество — да что бы это ни было со стороны Арсения — это странно. Чертовски странно и пугающе в той же мере, в какой неожиданно. — Мать Оксаны ничего не знает, — почти бесцветно отвечает информацией Антон, не смотря на коллегу. — Окс писала ей только о том, что всё хорошо. Никаких зацепок. Шаст слышит разочарованный вздох и всё же смотрит на Арсения — но тот, на удивление, Антона в качестве информации не обвиняет, лишь качает головой, задумчиво смотря себе под ноги. — Выходит, я видел её последним, — рассуждает он больше сам с собой. — Ты что-то заметил? — Нет. Она вела себя как обычно, — Арсений задумчиво прикусывает губу. — Расскажи мне про Оксану. И Шаст рассказывает. Почти всю её жизнь, известную ему, описывает — искренне надеется на то, что это может помочь им в будущем, старается ввести Арсения в понимание не только своей подруги, но даже их компании в целом. Потому что, наверное, только сейчас понимает до конца — один он не справится точно, и Попов, возможно, заметит что-то, чего не видит сам Антон. Не сейчас, так потом — раз уж они решили работать в команде, скрывать что-то бессмысленно, Арсений прав. Они говорят об Оксане ещё какое-то время и оба сходятся в том, что не имеют на данный момент ничего — новых идей и зацепок в голове не появляется ни у кого. Разговор прерывает вернувшаяся с патруля Алёна — она с удивлением осматривает ещё секунду назад ведущих диалог старост и хмыкает. — Арсений, ты идёшь? — она пристально смотрит на него. Попов бросает на Шастуна быстрый взгляд — и кивает Алёне, откидываясь на спинку кресла. — Сейчас приду. Девушка чуть медлит, но всё же скрывается на лестнице. Антон ловит взгляд Арса и понимает его ход мыслей — сейчас гостиная станет проходным двором, ведь с патруля должны вернуться ещё Катя и Дима. Оба старосты без слов сходятся в желании не светить своим общением так открыто. — Подумаем над этим потом, — кивает Шаст и поднимается с кресла. Арсений поднимается следом. — Наблюдай за профессорами, Антон. У нас пока нет ничего, кроме наводки отца. — Помню. Они расходятся на втором этаже — перед поворотом на смотровую. Арсений заходит в комнату Гоури, а Шаст поднимается на воздух, подышать и прокурить мысли. Почему-то в сознании неприятным слепком отпечатывается осознание того, что Арсений в чужую комнату идёт явно не только спокойной ночи пожелать.

* * *

Неделя пролетает быстро — Антон привычно забывается в учёбе и тренировках, получает от Щербакова напутствия хорошей поездки и напоминание о том, что по возвращении Шаста их ожидает первый матч с Когтевраном. Антон делает в голове пометку тренироваться даже в России — надеется, что это может стать спасением от пожирающих мыслей касательно бездействия в сторону Оксаны. В пятницу Шастун получает у Утяшевой зелья лингвистики и слышит пожелания удачи и от неё — но почти игнорирует, лишь сдержанно кивая в ответ, и пропускает в светлых глазах женщины тоску и чувство вины. Днём ранее Шаст получает задание от Макарова — научиться применять заклинания трансфигурации цветов в Колдовстворце, которые они уже оставили позади, но с которыми у Антона как раз были проблемы. На этом моменте хочется взвыть — но, конечно, приходится согласиться и пообещать приложить все усилия. В конце концов, может, российские профессора действительно преподают трансфигурацию лучше, чем в Хогвартсе — и у Шаста будет возможность не только выполнить задание нелюбимого профессора, но и разобраться в сложном предмете. Экзамены в конце года никто не отменял. Варнава настаивает на том, что вечером они со старостами соберутся — нужно обязательно проводить Антона и Арсения в путь, пожелать удачи и поиграть. Шаст возвращается после патруля в не слишком удачном расположении духа — но никого, конечно, это не волнует. Старосты уже сидят вокруг стола на трёх притащенных диванах, и в этот раз присутствует даже Алёна — а ещё пару бутылок огневиски на кофейном столике. — За опоздание, — широко улыбается Дима, протягивая наполненный бокал присевшему рядом другу. — Вы хотите, чтобы мы завтра никуда не выехали? — приподнимает бровь Антон, но глоток делает. Чуть морщится, привыкая к вкусу, и делает следом ещё один — алкоголь приятно расслабляет тело и сознание после долгого дня. — Хотим, — усмехается в ответ Варнава, сидящая напротив. — Но верим, что вы проснётесь. Не каждый день в Россию ездите. Ира, сидящая рядом с ней, улыбается Антону. — Обязательно привези нам русских сувениров, — просит она. — И одежду потеплее возьми. Шаст улыбается в ответ и кивает. Слизеринцы тем временем скучающе слушают диалог компании, разве что не зевая. — Так что ты сегодня придумала, Катя? — сводит Попов тему к делам насущным, смотря на девушку с вопросом. Та широко улыбается и вытаскивает из-за спины небольшой шар — темный, переливающийся разными оттенками в теплом свете гостиной. — Это — шар с игрой «действие или действие», — объясняет она. — Удобная штука, чтобы ничего не придумывать и поменьше болтать. — Поэтому у нас так много алкоголя? — усмехается Антон, кивая на бутылки. — Это смотря, какой режим поставить, — подмигивает ему подруга. Варнава рассказывает про режимы игры — что-то лёгкое, среднее и хардкорное. Они на пробу включают хардкор — но первое же действие проецируется на поверхности шара словами «Антон, покажи с игроком Ира любую интимную позу» — и старосты единогласно решают играть в средний режим. — Дима, расскажи самую стыдную историю из своей жизни, — оглашает Варнава, прикоснувшись к шару. — О-о, — усмехается Позов, делая глоток огневиски. — Мне было четырнадцать, мы с друзьями решили летом у меня дома во вскрытие поиграть… — У тебя друзья тоже пришибленные медики? — морщится Ира, на что Позов громко смеётся. — Типа того. И вот мы вскрыли у меня на кухне лягушку — и забыли про неё, ушли гулять. А мои родители потом её нашли… Среди старост раздается какофония из смешков, плевков и стонов. Больше всего реагируют, конечно, девушки — Алёна кривится так, что Шаст больше сыпется с её лица, чем с рассказа друга. — Антон, твоя очередь, — усмехается Варнава, прикасаясь к шару, и читает: — Сними с себя одну любую вещь. Шаст смеётся — алкоголь отчего-то будто делает его восприятие мира более весёлым — и в одно движение, просунув пальцы в узел своего галстука, стягивает его и скидывает под столик. — Можно было и поэротичнее, — шутит в ответ Катя, наблюдая за действиями друга. — Извините, про стриптиз ничего не говорилось, — щурится насмешливо парень. Игра идет весело — старосты выполняют не слишком сложные задания, не забывая прерываться на банальные тосты из разряда «хорошей вам поездки» и «обязательно поздоровайтесь с медведями». Алкоголь постепенно повышает градус и эмоциональность компании, а мысли о завтрашнем отъезде становятся менее тревожными — и в какой-то момент Шаст ловит себя на мысли, что сейчас гостевание воспринимается чем-то вроде отпуска, учитывая, как сильно ему повышают настроение эти их дурацкие игры. Особенно весёлый момент выдаётся, когда Арсений вынужден угадывать приготовленный старостами коктейль — они добавляют в него почти всё, что находят в гостиной: лимон, чай, виски и соль — и Попов смешно морщится, распознавая ингредиенты не с первого глотка. — Катя, — озвучивает очередность сама Варнава, выгибая бровь. — О-о, а у меня задание интересное! — Ну и что там? — тут же интересуется Шаст, допивая виски в своём бокале. Одна бутылка пустой стоит под столом — а в той, что ещё распивается, осталась всего половина. — «Поцелуй игрока, который целуется лучше всех», — зачитывает она и хитро оглядывает собравшихся. — Ну-у, сравнивать мне особо некого… — Неудивительно, — хрипит насмешливо Дима, кивая на Шастуна. — Целовалась я тут только с одним человеком, — завершает мысль Варнава и встает с дивана. — Поэтому да, выбор очевиден. Антоша, дорогой, иди сюда. Шаст пьяно смеётся, пока девушка подходит ближе. Лёгким движением Варнава садится к нему на колени, упираясь своими по сторонам от его бедер, и сидящий рядом с Антоном Позов громко улюлюкает, наблюдая за развратом рядом с собой и чуть отодвигаясь. — Актриса, — усмехается Шаст, на автомате хватаясь за талию девушки. Катя хихикает с того, как щёки парня покрываются румянцем — и наклоняется к тому раньше, чем смущение Антона возьмёт над ним верх. Варнава целует настойчиво, смело — и Шаст чуть сильнее сжимает пальцы на талии девушки, выдыхая в поцелуй, но отвечает, пока компания издаёт что-то среднее между «у-у-у» и «а-а-а». Алкоголь в крови превращает этот момент во что-то слишком игривое — и потому, когда девушка отстраняется, Шаст улыбается так же хитро, как и подруга. — Катя, ты закрыла всё волосами, — недовольно отзывается Алёна, закатывая глаза. Её реплика заставляет парочку посмотреть на диван слизеринцев — он стоит совсем рядом, Антон может дотянуться до Арсения рукой, — и Катя смеётся. — Можем повторить специально для вас, — отвечает она, слегка ёрзая на коленях друга. Шаст же перехватывает взгляд голубых глаз — и его улыбка тут же меркнет под чужим пристальным взглядом. Почему он смотрит так… Странно? — Хватит уж… — бормочет Антон, тут же отводя взгляд и неловко улыбаясь. Варнава намёк понимает — спрыгивает с колен и возвращается на своё место, в то время как Шаст залпом осушает свой стакан, в который заботливый Дима уже успевает подлить. «Показалось». Игра продолжается — смех вновь заполняет комнату, Ира безумно смущается на задании «станцуй вместе с Антоном танго», а Позов смеется громче всех, когда Варнаве выпадает «наколдуй образ идеального мужчины», и компания ещё какое-то время обсуждает вкусы подруги. — На Серёжу что-то не похож, — усмехается Попов, делая глоток из своего бокала. — Ах ты! — возмущается Варнава и делает вид, что собирается кинуть в Арсения подушку — тот даже дёргается. — Мне и так Антон уже все мозги шутками выел, так ещё и ты теперь… Шаст громко смеётся — почему-то не ожидал стёба от Арсения, но смешит это не слабо. Тот наблюдает за его истерикой, продолжая усмехаться уголками губ — и Антон отстранённо думает над тем, что алкоголь на Попова влияет хорошо — тот умудряется с ними даже шутить и выдавливать усмешки. Однако всё хорошее когда-нибудь заканчивается — Варнава разливает последний огневиски по бокалам. Шаст чувствует, что голова ощутимо идёт кругом, а тепло гостиной начинает убаюкивать. Играют они уже, кажется, достаточно долго — часы показывают почти полночь, а ведь двоим старостам завтра вставать ни свет ни заря и отправляться в Лондон, чтобы оттуда трансгрессировать в Россию. — Ты уже спать хочешь? — приподнимает бровь Дима, замечая состояние друга, и пихает его в бок. — Антон, где твоя выдержка? — Если бы тут была ещё бутылка, она бы появилась, — усмехается криво парень, залпом осушая остатки в своем бокале. Голова вновь слегка кружится. — Но нам ехать завтра… — Если бы тут была ещё одна бутылка, ты бы напился, — констатирует Варнава, ухмыляясь. — Ладно, последнее задание и спать. Шаст крутит в голове представление ещё одной бутылки — напивается Антон временами действительно слишком сильно, вплоть до потерь памяти, — и слышит своё имя только через несколько попыток. — Антон, приё-ём, — тянет Катя громче, и парень вздрагивает. — А, да? — Тут такой пиздец, — почти шепчет Варнава, внимательно смотря на друга и с трудом сдерживая себя от смеха. Шаст эту улыбку знает — слишком предвкушающе-опасная, чтобы там было очередное «станцуй смешной танец». — Что за задание? — спрашивает тут же Попов, отставляя от себя пустой бокал. Катя, посмотрев на него, расплывается в улыбке ещё шире. — «Арсений, поцелуй Антона». Опьянение резко отходит — Шастун тут же давится воздухом, закашливаясь непонятно от чего, и с трудом возвращает к подруге взгляд. Весёлость игры как-то резко сходит на нет. «Мне же послышалось?» — Чего?.. — бормочет Ира и тянет шар на себя, чтобы проверить, но тоже удивлённо выдыхает. — Реально, так и написано… Шаст тут же смотрит на Арсения — и в памяти всплывает недавний поцелуй с Катей. Тёплые губы на своих, вес чужого тела на собственных коленях… Воображение против воли подставляет в картинку Попова — и Антон кожей чувствует нарастающую панику. — Ты же не будешь?.. Арсений пристально смотрит в ответ — но Шаст видит лишь чуть затуманенный, нечитаемый взгляд голубых глаз. Попов отчего-то молчит, будто раздумывает всерьёз. «Блять, да нет…» — Что, слабо, Арсений? — добивает Варнава хитро, не отводя от Арсения пристального взгляда. Антон со злостью косится на подругу и разве что не шипит — его мнение тут шутка? — а когда возвращает внимание к Арсению, видит на его губах опасную ухмылку, а в глазах — хищный блеск. — Не слабо, Катя. Арсений поднимается с места — и Шаст тут же резко отодвигается, вжимаясь в сидящего рядом Диму спиной, будто это может помочь. Друг хихикает — но Антон этого не слышит, лишь наблюдает за тем, как Арсений медленно подходит всё ближе. Словно издеваясь, староста наклоняется к Антону, одной рукой опираясь на спинку дивана, а другой — между телом и расположившейся на диване рукой Шастуна. Антон чувствует на своих губах чужое дыхание — слишком близко. Слишком для Попова. Сердце где-то в груди начинает ошалело стучать, да так, что подрагивают руки. И этот человек вроде как ненавидит близкие контакты? — Арс, что ты… — бормочет Антон, но давится воздухом. Шасту хочется закрыть глаза, отвернуться, сбежать — но он не может отвести взгляд от голубых глаз. Они сейчас горят таким огнём, что пробирает слишком сильно — и вызовом, и издёвкой, и… Мысли панически стучат в голове — и Шаст делает ещё одну попытку отодвинуться, но на это Арсений наклоняется ещё ниже, буквально нависая над ним. Быстрым движением накрывает ладонь Шастуна своей, не давая двинуться, и мельком смотрит на чужие губы. Антон забывает, как дышать. «Нет. Нет. Нет!» У него, наверное, краснеет всё — и щёки, и даже кончики ушей. Шаст теряется в отстранённом ощущении прикосновения к своей руке — теряется в горячем дыхании совсем рядом, в прямом пристальном взгляде, который, в отличие от Антона, перепуганным не выглядит. А каким — Шаст не понимает, у него, мать вашу, сейчас сердце выскочит… Он же не сделает этого, да? Арсений медлит ещё мгновение, наслаждаясь противоречивой гаммой эмоций на чужом лице — а потом резко придвигает лицо к уху Антона, тому, что не смогут увидеть сидящие напротив друзья. — Уточнения, куда целовать, не было… — тихо шелестит тот. Шаст неосознанно вздрагивает от горячего шёпота, но не успевает отреагировать — Арсений прикусывает мочку. Секундой, не больше, — а после нежно прикасается к этому месту губами, оставляя почти незаметный поцелуй — но ощущается так долго и сильно, словно Антона резко опустили в горячую ванну. «С-сука…» Шаст рвано выдыхает, дёргает рукой под пальцами Попова — но вместо того, чтобы вырвать её, неосознанно сжимает чужие пальцы в ответ, напрягаясь всем телом — и чувствует, как губы Арсения замирают на его коже на несколько долгих секунд. Почему в комнате так душно, чёрт возьми? Арсений отстраняется так же резко, как и приблизился. Распрямляется, смеряя Шастуна взглядом, в котором ещё горят эти издевательские искры. Антон потерянно смотрит прямо в голубые глаза, пытаясь совладать с дыханием и биением сердца. Вокруг отчего-то всё продолжает гореть. — Э-эй, — возмущённо отзывается Катя, как только Арсений садится на своё место. — А где поцелуй?! — Уточнения, куда, не было, — повторяет уже для всех Арсений, ухмыляясь, и стреляет взглядом в Шаста. Антон прочитать этот взгляд не может — да и не хочет совсем. Тут же отводит взгляд, пальцами быстро проводя по уху и садясь ровно. Но этого, к счастью, никто не замечает. Ощущение горячей ванны никуда не пропадает — всё ещё слишком душно, слишком… пиздец. Хочется сказать, что Попов ахуел — что это всё нихуя не смешно, это всё бред какой-то и игра тупая и конченная. Антон возмущён — до глубины души, до трясущихся рук. То ли от того, как неожиданно это произошло, то ли от характера поцелуя — и признаваться себе в том, что представил совсем другое… — Ты его в щёку поцеловал, что ли? — расстроенно спрашивает Варнава и смотрит на Шаста. — Антон? — Да, — тут же выпаливает он, упираясь взглядом куда угодно, лишь бы не в голубые глаза, и старается выровнять голос. — Было, засчитано. Всё норм. Шаст слышит справа от себя самодовольный смешок — чёртов Арсений — и с трудом подавляет в себе желание вновь схватиться за горящее ухо. Подхватывает со столика бокал Позова — тот возмущается, но Антону совершенно насрать — и осушает остатки залпом, тут же подскакивая на ноги и на ходу желая всем спокойной ночи. Если он сейчас посмотрит на Арсения — он не переживёт. А Антон ведь даже спиной чувствует этот самодовольный взгляд голубых глаз. Шастун выдыхает лишь на смотровой — нервно закуривает сигарету, но совсем не чувствует порывов прохладного ночного ветра. Голова всё ещё затуманена алкоголем — Антон счастлив, что выпил, потому что иначе точно сошёл бы с ума, — но сердце отчего-то не успокаивается ещё какое-то время. Он снова прикасается пальцами к уху — пытается вбить себе в голову, что не было этого, что всё показалось. А если и было — то хорошо, что так, потому что если бы Арсений и правда поцеловал его… Антон вздрагивает и морщится, затягиваясь слишком часто. Прогоняет недавние ощущения и строго запрещает себе когда-либо вспоминать, что сегодня вообще произошло — это всё тупая игра. Слава богу, что Попов нашёл такую лазейку и не стал целовать его. Только почему это всё равно было… Так? — Сука, пиздец, — выплёвывает Шаст и со злостью тушит окурок о каменное ограждение. Антон надеется, что на утро забудет об этом. И Арсений забудет. И все остальные — тоже. Думать о том, что им завтра вдвоём ехать в Россию, — не хочется. А вот о том, где Попов ударился головой и какого хуя творит, — почему-то да.