* * *
— О-о, так вы будете участвовать в турнире? — с горящими глазами спрашивает Андрей, когда Дорохов, Попов и Шастун появляются в классе и занимают свои места. — К сожалению, — с неудовольствием отвечает Арсений, за что, конечно же, ловит от Антона недовольный взгляд. — Это здорово! — радуется Бебуришвили, расплываясь в улыбке. — Знаете, мы ведь с Денисом там познакомились… — На турнире? — тут же заинтересовывается Шастун, во все глаза смотря на парня. Денис, сидящий рядом с ним, усмехается. — Да, — кивает он. — Мы пришли одиночками и решили объединиться в пару. — Это было здорово, — ностальгически улыбается Бебур. — Мы с Денисом не были знакомы до этого, но, пока тренировались, хорошо узнали друг друга. Турнир вообще предполагает очень сильное сближение между парой, так что мы подружились. Арсений, хмыкнув, переводит взгляд на Дорохова, приподнимая бровь — тот взгляд ловит, улыбаясь своей привычно-лукавой улыбкой. Подружились, ага. — Круто, — искренне улыбается Антон. Арсений думает о том, что Шастун — придурок, потому что банально не знает полной картины. Хотя ему, в принципе, и незачем знать. Зато теперь становится понятно, почему Гудков так набивался к нему в партнёры. — Вы раньше участвовали в дуэлях? — продолжает тем временем диалог Бебур. — Вроде того, — усмехается Арсений, покосившись на Шастуна и вспомнив подорванный кабинет ЗоТИ. Антон взгляд перехватывает — усмехается тоже, и снова смотрит на Андрея. — Не вместе, — уточняет он. — В Хогвартсе нет парных дуэлей, только одиночные. — О-о, — тянет уже с меньшим воодушевлением волшебник. — Тогда вам придётся постараться за эти дни… — Я тоже сказал им, что затея глупая, — разводит руками Дорохов, из-за чего получает от Бебура укоризненный взгляд. — Я этого не сказал! — Сказал, просто в более мягкой форме. Андрей закатывает глаза, а после улыбается и кивает англичанам. — Не парьтесь. Противников вы себе, конечно, не слабых нашли, но… При желании ведь возможно всё, так ведь? — он подмигивает и обводит парней взглядом. — А при нежелании? — вздыхает устало Попов, потирая переносицу. Шастун сбоку издаёт что-то среднее между возмущённым вздохом и хрипом. — При нежелании я могу и с Сашей участвовать, — напоминает он недовольно. Попов стреляет в него взглядом, и оба единогласно решают в мыслях послать другого куда подальше и сконцентрироваться на преподавателе, который уже заходит на кафедру. Андрей, приподнимая бровь в немом вопросе, переводит взгляд на Дорохова — тот лишь жмёт плечами, лукаво усмехаясь, и тоже поворачивается в сторону профессора.* * *
Антон встречает Гудкова после пар у выхода с территории замка — до сих пор немного удивляет тот факт, что ученики Колдовстворца могут спокойно покидать школу и шастать по окружающему вокруг лесу. Хотя в этом, наверное, нет ничего удивительного — в Хогвартсе ведь тоже можно, будучи старшекурсником, выходить в Хогсмид, просто в России его нет, а потому наслаждаться остаётся лишь бескрайней природой вокруг. — Полетели? — улыбается довольно Саша, кивая на метлу в чужих руках и седлая свою. Шаст кивает с улыбкой — и парни взмывают в воздух. Лес вокруг расстилается насыщенным зелёным ковром — над кромками деревьев солнца больше, да и сама природа пестрит яркими изумрудами, захватывая всё внимание, в отличие от понурых и серых лесов вокруг Хогвартса. Антон с наслаждением рассматривает пейзаж под ними — и ветер бьёт в лицо, грубо ласкает волосы и заставляет дышать через раз, но ощущение скорости и открывающейся картины вокруг — того стоит. Они переглядываются с Гудковым, улыбаются искренне и даже почти счастливо — Шаст скучал по полётам, пусть и не летал всего пару дней, а Саша, видимо, просто разделяет настроение волшебника, и они то ускоряются, то сбрасывают скорость, чтобы громко посмеяться от переполняющих чувств — и эти моменты помогают Антону отпустить всё напряжение, что накопилось за эти дни. В какой-то момент Саша кивает вниз — и они снижаются, а после и вовсе вплетают себя обратно в лес, ловко лавируя между деревьями — чтобы совершенно неожиданно вылететь в то самое место, о котором говорил Гудков. — Ахуеть… — одними губами шепчет Антон, когда они замирают в воздухе. Перед ними — словно магический оазис. А если точнее — чёртов водопад, спрятанный в насыщенности зелёного леса. Вода с громким шипением падает с небольшой скалы, укрытой вокруг листвой и длинными ветками, собирается в небольшом кристально-чистом озере, ловящим блики солнца и отражающим их по зелени вокруг. Свежесть заполняет лёгкие так резко, что по коже бегут мурашки, а сердце пропускает пару ударов, пока Шаст спрыгивает с метлы и, почти аккуратно положив её возле какого-то камня, подходит ближе к выступу. — Нравится? — тянет хитро Гудков, подходя к нему со спины. Антон молча кивает — не может взгляд оторвать от переливов бурлящей воды, заслушивается шумом потока и шелестом листьев вокруг. Саша и не торопит — становится рядом, рассматривая знакомый вид — но больше, всё же, поглядывая на волшебника рядом. Ещё какое-то время они молча наслаждаются природой, а потом садятся прямо на землю, свешивая ноги с выступа. — Как такое может быть в русском лесу? — спрашивает Антон, крутя в руках мелкий камушек — словно в желании физически осознать, что всё это реально. — Природа вообще штука удивительная, — пожимает меланхолично плечами Гудков. — Может, её проделки. А, может, концентрация магии от Колдовстворца создала здесь нечто такое. — Здесь и правда красиво, — соглашается Антон, улыбаясь, но так и не поднимая взгляда от камня в руках. Природа вокруг заполняет тело спокойствием — и за все эти дни Антон выдыхает будто только сейчас. Куда-то отступают мрачные мысли о предстоящей дуэли, которые разъедали всё утро — не то чтобы исчезают совсем, но больше не травят что-то в душе, да и напряжение наконец уходит. Потому что есть только сейчас — этот шум воды, всплески разбивающейся о водную гладь стихии, зелень вокруг и человек рядом — тот, с которым не нужно постоянно быть наготове, не нужно гонять в мыслях каждое слово и переваривать брошенный в тебя яд, чтобы выплюнуть его в ответ. Антон, конечно, знал, что с Поповым будет нелегко — но не думал, что действительно так устанет. — О чём задумался? — вырывает из мыслей спокойный голос Саши. Шаст пожимает плечами, прокручивая в пальцах камушек — раскладывает по полочкам мысли и эмоции, уже сбившиеся в клубок за последние пару дней. — Наверное, плохая всё же идея идти на эту дуэль, — через время выдыхает он, переводя взгляд на шуршащую воду. Гудков сейчас не отвечает активным согласием — видимо потому, что их обоих окутывает магия этого места, которая отбрасывает эмоции и оставляет лишь слова, которые стоит выговорить; молчит, давая Антону возможность собраться с мыслями и продолжить. — Андрей ведь сказал нам то же, что и вы, — жмёт плечами Шастун, будто бы разговаривая сам с собой — тихо, едва слышно, не отрывая взгляд от потоков воды. — Что для того, чтобы участвовать, нужно работать в команде. Работать вместе. А из нас с Арсением… — Команда посредственная? — повторяет утренние слова Гудков, и Антон досадливо усмехается. — Даже хуже. Мы ведь терпеть друг друга не можем, знаешь, — он переводит взгляд на волшебника. — Да и в Хогвартсе мы участвовали в дуэли против друг друга. Подорвали кабинет тогда, прикинь? Гудков смеётся — и Шаст тихо посмеивается тоже. И весь разговор этот — как что-то медленное, спокойное и безопасное, о чём не будешь припоминать завтра; та самая возможность выкинуть хотя бы часть сомнений, чтобы груз на плечах стал хоть немного, но легче. — Идея-то, может, и глупая. Но сам ты что думаешь, Шаст? — Не знаю, — Антон замирает с улыбкой на губах и в очередной раз пожимает плечами. — Мне кажется, что у нас может получиться, но… Я думаю, что это кажется только мне. — Но Арсений ведь согласился? — Я не понимаю его, — выдыхает честно Антон и откидывается назад, ложась на прохладную землю. — То он ненавидит меня и плюётся ядом каждую секунду, то приходит на помощь, соглашается на дуэль и… Шаст не озвучивает «ведёт себя странно». Гонит воспоминания вчерашнего вечера прочь — прочь ощущения чужих рук на одежде и слишком близкого контакта не по его инициативе. Почему? — Ну, так вы ведь не настолько близки, чтобы ты его понимал, — Гудков сгибает ногу в колене, опираясь на неё рукой и подпирая голову, разглядывая задумчиво Шастуна. — А Арсений не похож на открытого человека. Антон выдыхает. Это правда — и то, что было вчера, наверняка есть очередная манипуляция воспалённого мозга чёртового Графа. Это всё ничего не значит. — В этом-то и проблема. Я, вроде, пытаюсь сделать что-то — и когда думаю, что всё стало лучше, чем было, он закрывается. Как будто это только мне надо… Хотя мне это, конечно, нахрен не сдалось, — заканчивает устало Антон. — Не сдалось что? — Попов, — фыркает он. — Я бы никогда не общался с таким, как он. — Но общаешься же? — усмехается беззлобно Гудков, перехватывая недовольный взгляд товарища. — Или это только на время поездки? Так она скоро закончится, а от дуэли можно отказаться. Шаст хмыкает, возвращая взгляд в небо, — всё гениальное всегда просто, конечно, только у них ситуация не гениальная и не простая уж точно. Ведь Арсений — не только на время поездки, а ещё и на учёбу в Хогвартсе, на объединение усилий по поиску Окс. На чёртову дуэль — потому что Антон не согласен прощать тех, кто поступает так низко, и не способен свернуть с решения, которое принял. Потому что так правильно — бороться за справедливость даже в том мире, где она уже давно загнивает, и помогать тогда, когда ты можешь помочь. Однако нужно быть честным — дуэль они проиграют, если ничего не изменится. А оно не изменится — потому что, как бы ни был готов Антон пойти на уступки и постараться понять характер чёртового Попова, тот не ответит, а, значит, результат ясен с самого начала. — Шаст, — мягко возвращает его к реальности Гудков, который будто бы слышит все эти противоречивые мысли, — расслабься. Не получится — ну и хрен с ним, подумаешь, дуэль. Вам с Арсом ведь не детей крестить — посрётесь, да и забьёте. Просто попробуй — люди часто не сразу общий язык находят. Антон досадливо усмехается — «Арс» режет по ушам, напоминая о том самом «не зови меня так, потому что я так сказал». О каком доверии и понимании вообще может идти речь, когда между ними вот это? — Да и вряд ли Арсений согласился бы на дуэль, если бы ему было плевать, — завершает мысль Саша. Антон презрительно фыркает. — Это потому, что его назвали трусом. Он тоже со мной такое проворачивал, — Шаст вспоминает тот чёртов спор, благодаря которому стал ловцом. — А я так не думаю, — улыбается лукаво волшебник, но на вопросительный взгляд не отвечает. — Короче, просто попробуйте. Тренировки могут помочь, если вы сами, конечно, всё же решитесь идти на контакт. А вы уже решились, потому что вписались. Антон усмехается и садится ровно — звучит логично и просто, даже правдиво. Может, решились даже когда-то раньше — в тот момент, когда начали сотрудничать на благо Оксаны. — Да и не всегда нужно пытаться понять другого — просто делай, что хочешь сам, — дополняет Гудков. — Жизнь твоя, поступки — твои. А Арсений сам выберет, как к этому относиться. Шаст кивает, и что-то внутри отпускает. В конце концов, не попробуешь — не попробуешь. Не выйдет — ну и хрен с ним. Но отчего-то Антон думает, что выйдет — обязательно выйдет.* * *
Легендарной четвёркой они встречаются на ужине — снова садятся за уже привычный стол, поначалу уделяя внимание еде, а после англичане ещё раз получают инструкции и описание того самого инструктора Белого, к которому им сейчас предстоит идти «тренироваться». Шастун, на удивление Арсения, выглядит каким-то задумчиво-воодушевлённым, и странно видеть в нём такие полумеры, потому что этот парень обычно всегда на пределе — либо горит так, что сжигает вокруг всё, либо закрывается и утягивает весь мир в пучину безликого «ничего». У Антона ведь мало что вообще от нормальных людей — эмоции эти повышенные, чёртова наивность и искренность, которую он толкает везде, сам, наверное, того не замечая; совершенно ведь не закрытый, но вместе с тем оставляющий ощущение, что за этим всем скрывается нечто другое. — Удачи вам, — салютует кружкой с кофе Дорохов, когда англичане синхронно поднимаются с мест. — Спасибо, — улыбается мягко, но твёрдо Шастун за двоих. Попов задерживает на этой улыбке взгляд — ещё пару часов назад, до этого чёртового полёта с Гудковым, Антон нервничал, как перед СОВами. Не показывал, да — но Арсений видел бегающий суетной взгляд, порой обращённый с сомнением на него самого, и буквально кожей чувствовал беззвучное прокручивание колец на чужих длинных пальцах. И то ли сейчас Шастун обожрался успокоительных, то ли что-то в этом полёте всё же было. Но Арсений себя держит — не спрашивает ни о чём — пока они идут по коридорам, направляясь к стадиону, слушая это слишком наполненное молчание со стороны коллеги. Где-то внутри продолжает подсасывать — всё это бред. Дурацкая дуэль, которая ему совершенно не нужна — но он почему-то идёт рядом с Антоном, вместе с этим убеждая себя, что совершенно не хочет этого и вкладываться не собирается. Они выходят к стадиону — и, уже у входа, Шаст тормозит и оборачивается к Арсению. Смотрит в глаза уверенно, как-то спокойно — но чуть поджимает губы, будто с трудом решаясь что-то сказать. — Короче, Арс, — выдыхает он и продолжает тут же, чтобы Попов не успел вставить своё недовольство на сокращение имени, — я понимаю, что всё это хуйня та ещё, которая тебе не нравится. Но раз ты согласен, то давай попробуем… сработаться? Он смотрит, не отводя взгляд — и зелёные радужки отливают смирением, будто он пытается объяснить ребёнку, что не стоит совать в рот «вот эту каку», зная, что тот с умным видом кивнёт и всё равно засунет, — и смирение это снисходительное и вместе с тем всё равно просящее. — И… каким же образом? — вскидывает бровь Попов, с трудом проглотив: «Арсений, а не Арс, Шастун, блять». Всё же Антон каким-то образом засовывает гордость в жопу и просит его о чём-то — наверное, надо хоть как-то ответить. Но только сейчас. — Как минимум, не отказываться сразу от того, что нам предложат, — усмехается Шастун, кивая на стадион. — Я поспрашивал у Саши про эти тренировки и… — И ты уверен, что мне это не понравится? — усмехается чуть озлобленно Арсений. Отчего-то злит факт того, что Шастун знает больше, чем он. И ещё больше выводит из себя то, что он мнит, будто хорошо знает Попова — и его реакции на разные вещи. Арсений привык готовиться ко всему заранее — но сегодня, отчего-то, не интересовался турниром и тренировками от слова совсем. То ли в бунт тому, что он не хочет делать, то ли с намерением пропустить всё это мимо себя. — В общем, давай попробуем, — выдыхает устало Шастун и протягивает ему руку. — Пожалуйста? Арсений с лёгким удивлением смотрит на протянутую ладонь, сразу же возвращая взгляд к зелёным глазам — и Антон выглядит так, будто уже что-то для себя решил. Но только за себя, а не за двоих. Вот моя рука — я проведу; но знаю, что ты можешь остаться. — Ладно? — возвращает полувопросительное Попов, всего на мгновение замявшись перед тем, как пожать протянутую ладонь. Шастун ослепительно, широко улыбается — и тянет его за руку за собой, тут же отпуская. Арсений идёт следом, слегка нахмурившись — сбивает то ли эта искренняя улыбка, то ли сожаление о том, что про эти сраные тренировки всё-таки стоило узнать раньше. Белого они находят без проблем — как минимум потому, что среди привычно тощей школоты он возвышается своей мужской статью и крепким телосложением — уже взрослый мужчина, с аккуратно подстриженной бородой и короткими тёмными волосами. Чем-то напоминающий какого военного — с уверенным голосом, резкими интонациями и твёрдым взглядом. — А, так это вы, залётные, — кивает он, когда англичане подходят ближе. — Руслан Белый, можете звать просто Русланом, к чёрту все эти «профессор» на этом поле. — Здравствуйте, — роняет неловко Антон, мельком оглядываясь на Арсения. — Да, мы, а откуда вы… Руслан медленно, придирчиво обводит их взглядом — и взгляд этот тяжёлый, будто он сразу же решает навесить на парней самый тяжёлый груз, с которым они дальше отправятся наворачивать круги по полю, чтобы раскачать мышцы. — Денис и Андрей рассказали. Идея провальная, — сразу же осаждает он волшебников, наконец возвращая взгляд жёстких глаз к зелёным радужкам. — Ваша смелость похвальна, конечно, но я не смогу сделать из вас чудо. Арсений фыркает — больно надо, спрячьте своё самолюбие, сэр. Белый, конечно, слышит — и переводит на Арсения взгляд, но тот лишь вскидывает подбородок, слегка приподнимая бровь — и Руслан усмехается. — Упрямство вам пригодится. Шаст слегка недовольно стреляет взглядом в Арсения, а потом вздыхает и качает головой: — Мы всё понимаем. До турнира всего три дня. Но будем рады, если вы поможете. — Не только три дня, но и три тренировки. Помогу, — безразлично пожимает плечами мужчина. — При условии, что готовы выложиться на полную, потому что другого выхода я не вижу. И сразу предупреждаю — грандиозного успеха не ждите. Шастун активно кивает, улыбаясь воодушевлённо — Попов лишь вздыхает, потому что он, в принципе, от этого всего вообще ничего не ждёт. Конечно, проигрывать ему не нравится, как и любому человеку — но он пока ещё не отбросил идею того, что банально откажется за день до турнира, если так и не найдёт в этом всем смысла для самого себя. Ну, или если не будет уверен, что справится с противниками на этом турнире сам — без всяких этих «командная работа» и «чувствовать партнёра». Фу. Белый кивает и, развернувшись, ведёт магов за собой — куда-то в дальний угол поля, мимо студентов, которые вовсю усердно тренируются. Выглядит это странно — потому что некоторые пары спокойно колдуют рядом друг с другом, другие — оттачивают мастерство в учебных дуэлях с другой парой, а вот кто-то — почти обжимается, делая что-то непонятное, но Арсений поскорее отводит взгляд, чтобы не нагружать себя подозрениями раньше времени. Они останавливаются почти у трибун — подальше от основной группы студентов, коих тут, наверное, дюжины две. — Надеюсь на то, что ваши магические способности в дуэлях на уровне, потому что оттачивать дуэльный бой у нас времени нет, — говорит Белый, поворачиваясь. — В эти дни будем работать именно над вашей связью, — мужчина стреляет глазами в Попова, который едва заметно морщится от громкого слова. — Которая, очевидно, страдает. Антон поджимает губы, кидает на Арсения нечитаемый взгляд, но молчит. Попов рассматривает их «тренера» без всякого интереса — но настороженно, потому что «связь с Антоном» звучит отвратительно. — Главное правило — слушаться меня во всём и запихнуть свою гордость и предрассудки поглубже, — отчеканивает жёстко Руслан. — Это понятно? — Да, — неуверенно отзывается Антон. Арсений кивает только, когда Белый пристально смотрит на него — несомненно, чувствуя его нежелание и немой протест, но, как говорится, «работаем с тем, что дали». — Тогда давайте посмотрим, насколько всё плохо, — мужчина делает пару шагов назад и командует: — Используйте любое заклинание одновременно. Попов замечает, как поджимает губы в немом возмущении Антон — того, конечно, обижает такое первичное оценочное суждение, но он упрямо молчит, доставая палочку. — Одновременно? — приподнимает бровь Арсений, доставая палочку следом. — Друг на друге? — Нет, в воздух. Или в землю. Да хоть в тех ребят, — равнодушно кивает Руслан в сторону тренирующихся. Арсений усмехается этой безжалостности — и поворачивается к Антону, чтобы было проще сориентироваться. Тот выглядит слегка растерянным, но быстро берёт себя в руки — во взгляде его вновь появляется привычная уверенность и готовность. — Раз, два… — начинает он отсчёт, чтобы они могли одновременно произнести заклинания. — Три, — завершает резко за него Попов, не желая отдавать ведущую роль — кто вообще позволил Шастуну координировать их обоих? — и тут же шепчет заклинание: — Агуаменти. — Инсендио, — отзывается следом Антон, растерявшись всего на секунду. Свою палочку Арсений направляет в сторону — и несильный поток воды выливается на землю где-то за Шастуном. Антон же держит палочку с танцующим на ней огоньком между ними. — Так я и думал, — усмехается мрачно Белый, складывая руки на груди и качая головой. Парни тут же поворачиваются к нему, и если Шастун хмурится этой загадочности, то Арсений оказывается скорее заинтересован. — Мало того, что вы делали отсчёт, — мужчина делает к волшебникам шаг, обводя их укоряюще-жёстким взглядом, — так ещё и воспользовались полярной магией. По всему виду Шастуна так и читается вопрос: «И что это значит?» — и Арсению смешно, потому что всё так просто, будто отпереть дверь алохоморой. — Это был тест? — догадывается он. Белый молча кивает. Подходит ближе и вновь обводит «партнёров» взглядом — тяжёлым, призванным больше напугать и привить правило слушаться и впитывать то, что он собирается давать им ближайшие дни. — Смысл этого упражнения в том, чтобы вы действовали единогласно, понимая друг друга без слов, — объясняет мужчина спокойно. — Идеальный расклад — колдовать по наитию одновременно, одинаковыми заклинаниями. — Судя по результатам, нам до этого далеко, — хмыкает Арсений. Наколдовать огонь и воду — это иронично. И прямо полностью про них. — Это невозможно, — отзывается слегка возмущённо Антон, хмуро взглянув на коллегу. — Как вообще можно прийти к одним мыслям?.. — Возможно, — твёрдо заявляет мужчина. — После работы над вашими взаимоотношениями и пониманием друг друга. Поэтому начнём мы именно с согласованности — это упражнение тот самый тест, который покажет, готовы ли вы вообще выходить на эту арену. И работать предстоит много над чем. — И над чем же? — слегка ядовито уточняет Попов. — Как минимум над вашей борьбой между собой, — почти презрительно морщится Руслан. — Вы собираетесь выйти на дуэль, чтобы победить другую пару, а не друг друга. Посыл читается между слов — и, переглянувшись, оба волшебника понимают, что отсылка их тренера идёт к этому пресловутому «перебиванию» даже начального счета. У них же всё, на самом деле, всегда так — постоянная борьба за лидерство в даже несуществующих взаимоотношениях. Попытки друг друга уделать. — А теперь начнём, — перестаёт трепаться Белый и вновь отходит на шаг. — Садитесь на землю и смотрите друг на друга. Англичане бросают на мужчину нечитаемые взгляды — но всё же садятся, разворачиваясь друг к другу. Попов смотрит в зелёные глаза равнодушно, слегка отклоняясь назад, опираясь руками о странное покрытие поля. Шастун мажет взглядом по его лицу — и, возвращаясь к глазам, выдерживает буквально пару секунд, смотря на Белого. — А дальше что? — нетерпеливо уточняет он. — Смотреть друг на друга! Руслан почти гаркает, словно англичане — маленькие дети, и Антон даже вздрагивает, возвращая взгляд к голубым глазам. Непонимание так и сквозит в зелёных радужках, смешиваясь с сомнением и неуверенностью — Антон весь замирает, напряжённой позой выдавая то, как ему на самом деле некомфортно вот так пялиться на Попова. Потому что Антон, в отличие от Арсения, способностью скрывать себя безразличием не обладает — и весь шторм его эмоций читается Арсением так легко, что он не сдерживает самодовольной ухмылки, от чего Шастун хмурится едва заметно. «И нахрена я вообще это делаю?» — Ваша связь почти нулевая, — начинает объяснять Белый, внимательно следя за тем, чтобы никто из парней не отводил взгляд, — и создать её за секунду не получится. Можно посмотреть в глаза любому человеку — и не увидеть ничего за масками, но при долгом зрительном контакте удерживать их долго не выйдет. А наша задача в том, чтобы вы сбросили как можно больше масок перед друг другом. Арсений ведёт бровью, как бы реагируя на слова мужчины, но взгляда не отводит — его берёт азарт. «Ты же первый отведёшь взгляд, Шастун». Антон цепляется руками за щиколотки своих сложенных в позе лотоса ног — и зелёные глаза чуть прищуриваются, загораясь, будто перехватывая зарождающиеся провокационные искры в глазах Попова. «Хер тебе», — читает Попов, и уголки губ дёргаются в усмешке. У Антона глаза зелёные — слишком яркие, почти прозрачные для того, чтобы уметь укрывать эмоции — и Арсений буквально тонет в волнах упрямства и ответного азарта, желания в очередной раз сцепиться и победить, и внутри что-то ворочается от осознания того, что Шастун так просто переключается на его волну. И соперничество, разгорающееся, плавится в воздухе — и утягивает в какой-то аврал, заглушая посторонние звуки и оставляя только искры в глазах друг друга. Белый молча наблюдает за ними, а потом качает головой. — Есть что-то непонятное в моих словах «вы должны победить не друг друга»? — почти зло выплёвывает он. Парни вздрагивают — оба поворачиваются к тренеру одновременно, и пелена слетает. — Ещё раз, — приказывает мужчина. — Пока смотрите, думаете друг о друге. — Чего?.. — шепчет Попов, почти шипит, но взгляд к Антону возвращает, усаживаясь уже ровно. — Делать то, что я говорю, — жёстко обрывает Белый, всё прекрасно услышав. Арсений закатывает глаза — а после вновь ловит взгляд Шастуна, который едва заметно поджимает губы, словно извиняясь. «Ты, сука, знал, что будет такая хуйня?» Теперь становится понятным это странное шастуновское «давай попробуем». Потому что Антон заранее был в курсе, какого рода будут задания — а это ведь первое, только подумать! — знал, и потому внутри себя принял решение попробовать, делать то, что указывает тебе какой-то мужик ради того, чтобы «построить связь». Построить связь с Шастуном — ну что за бред? Внутри разгорается пламя — Арсений чувствует расплывающуюся по крови злость от того, что он не хочет в этом участвовать. Не хочет смотреть в глаза этому старосте — не хочет думать о нём, не может, просто потому что ненормально, тупо по всем фронтам и слишком близко. Понимание того, что ради турнира им придётся сблизиться, приходит только сейчас. Окатывает ледяной водой, когда Арсений продолжает смотреть в зелёные глаза напротив — и там уже сожжённое поле всех тех же мыслей, Арс видит будто, читает смирение и принятое решение Антона согласиться на такое. Хочется встать и уйти — но тело не двигается, лишь пальцы чуть дёргаются, царапая ногтями покрытие поля у ног. Хочется спросить: «Зачем тебе это?» — но он видит ответ в зелёных глазах. И это сбивает — сбивает всю злость, потому что Арсений читает ответ — в глазах ли, в этом спокойном умиротворении зелёной радужки, которая по цвету напоминает свежескошенную траву, или в едва заметной улыбке уголками губ. Я просто хочу. И это утягивает — замещает тягучий воздух напряжения чем-то другим, странным и непривычным. У Антона глаза зелёные — яркие, отражающие блики его какого-то внутреннего солнца на скошенной траве — и он почему-то смотрит на Арсения этим светящимся взглядом, не закрываясь, открывшись, — вот так просто, да, смотри! — и Попов давится вдохом, потому что без маски соперничества… Антон смотрит на него искренне — не пряча каких-либо эмоций, легко и спокойно; выбирая так просто распахнуть «зеркало своей души» перед ним — Арсением, которого терпеть не может, ещё и взаимно. Зачем? Арсений моргает, давая себе полусекундную передышку — и снова видит эту необъяснимую готовность в глазах напротив. Нестерпимо хочется отвести взгляд — плевать, что там подумает Антон, Белый, кто угодно ещё — он не хочет этого, он не готов, не с Шастуном. Арсений осознаёт, как сыпется, видимо, та самая маска — буквально чувствует, как позволяет зелёным глазам вглядываться в собственные, находя там что-то помимо равнодушной пелены. Он чувствует себя нагим. — Уже лучше, — слышится словно из полутьмы голос Белого. — А теперь прикоснитесь друг к другу. Арсений вздрагивает — всё восприятие словно оголено, и слова, их суть, звучат как выстрел, который заставляет отшатнуться — но не разорвать зрительного контакта, хоть это и стоит огромных усилий. Хочется повернуться к Руслану, спросить резонное: «Что, блять?» и наговорить кучу слов о том, насколько всё это неадекватно. Попов замечает, как Шастун вздрагивает так же — и солнечная трава в его глазах покачивается удивлением, сменяясь волнением и… Решительностью? Горло сковывает, когда Арсений замечает среди их ног движение чужой руки. «Нет!» Это вырывается в сознании будто всхлипом — а потом привычно поглощается злостью, закрывается за внутренними замками, щедро поливая бронёй раздражения и вскинутым кинжалом защиты. Арсению кажется, что он отшатывается резко, отталкивает — но это всё глубоко внутри, резким взрывом от необъяснимого страха, будто эта рука собирается сжать его душу, — на деле Попов лишь едва отклоняется и переводит взбешённый взгляд на Белого. Антон рядом замирает — Арсений замечает, но не смотрит на него. Будто кожей считывает чужое разочарование, слышит поджатые губы — и это так мучительно долго и насыщенно, хотя на деле укладывается всего в секунду. Несколько вдохов позволяют вернуть времени скорость — и Руслан вздыхает устало, будто сидит тут с ними уже несколько часов. Внезапный приступ паники проходит — Арсению становится легче дышать, и он всеми силами возвращает глазам равнодушную холодность. — Что за тупые упражнения? Белый хмыкает, смеряя взглядом в ответ, отмечает что-то про себя, — Арсений видит это, и где-то внутри раздражается ещё больше. — Если вы не готовы, то предлагаю не тратить ни ваше, ни моё время, — чеканит Руслан твёрдо. — Но если решились участвовать — значит, закрыли рты и выполняем то, что я скажу. Арсений как рыба приоткрывает рот — возмущение заполняет его — и от этого тона, и от уверенности в том, что ни на что он искренне не соглашался, и от этого резкого «проваливайте, если боитесь». Он против воли смотрит на Шастуна — будто хочет увидеть такие же искры в глазах, несогласие со всем происходящим. Антон ловит его взгляд и смотрит пристально — немного взволнованно, но совершенно не озлобленно. И Арсений понимает — как раз-таки он всё решил, и пазлы собираются в картинку. Шастун даже не в дуэли участвовать решил — он добровольно согласился сблизиться с Арсением. Потому что знал, какого рода будут задания. Потому что первый потянулся к руке. Потому что смотрит сейчас взволнованно — самому ведь жутко от всех этих упражнений — но не отказывается. И потому что не заставляет в этот раз Попова манипулятивно — не берёт на слабо, не насмехается. Просто молчит — давая время решить самому, потому что в зелёных глазах — вся решимость этого мира, и Арсений безуспешно пытается отыскать в них хотя бы толику их взаимной неприязни. — Так что? — безучастно уточняет Белый, не сводя взгляда с Попова. Арсению хочется взвыть — сука, это Антон втянул его в это, это нечестно и низко! Хочется вылить всю бурлящую внутри злобу наружу — обсмеять ядовито Шастуна за то, что тот так слабовольно готов Арсения подпустить к себе ближе, в душу впустить. Хочется указать на всё это и оттолкнуть — потому что слабо и отвратительно. А потом Белый говорит снова — и стреляет в упор, заставляя что-то внутри трещать. — Доверять другим людям — это не слабость, Арсений. Попов закусывает губу от злости и опускает взгляд всего на секунду — и в эту секунду внутри что-то скручивает, взрывается. А в следующую — гасится упорством, натренированным годами, — и вот Арсений уже противно ухмыляется, смотря Руслану в лицо. — С чего мне доверять кому-либо? Антон рядом судорожно вздыхает — Попов знает, как больно получать удар, когда первым тянешь руку. Но Арсений не может позволить никому приблизиться к себе. — Я не заставлю тебя, — разводит руками Руслан, выразительно оглядывая сидящего волшебника. «Только вот ты все ещё не ушёл». И Арсений не понимает, почему. Он точно знает, что в его силах сейчас встать, бросив на Антона равнодушный взгляд, и уйти восвояси — плевать на этот чёртов турнир, Арс вообще Шастуну ничего не должен. Но он не уходит — чёрт возьми, почему? — Какой у Арсения любимый цвет? — неожиданно спрашивает Белый, посмотрев на Шастуна. Тот растерянно выдыхает, взглядом впериваясь в Попова, а после вновь возвращая его к Руслану. — Эм… Я не знаю. — Арсений, — мужчина переводит взгляд на него, — у Антона есть аллергии? Попов хмурится, не понимая затеянной игры — это сбивает, но хотя бы отвлекает от мыслей. Что за «шоу интуиция» вообще? — Понятия не имею, — отзывается безучастно он, решая подыграть. — Нет? — Вообще-то, есть, — тихо уточняет Шастун. — Про это я и говорю, — резюмирует чуть громче Белый, и не думая скрывать недовольства в собственном голосе. — Вы собрались выйти на парную дуэль, где напарнику необходимо доверить свою жизнь! И при этом не знаете друг о друге почти ничего, не хотите идти на контакт. — Так и есть, — раздражённо отзывается Попов, и губы сжимаются в тонкую линию. Попытки Белого принизить их — просто отвратительны. — И что теперь? Катиться отсюда к чертям? — Взять яйца в кулак и сделать то, за чем пришли, — резко отрезает мужчина, сверкнув глазами. — У каждого из вас три секунды на то, чтобы либо остаться и перестать показывать никому ненужное упрямство, либо свалить. Арсений со злости закусывает губу — почти так сильно, что ещё чуть-чуть, и пойдёт кровь. — Раз. Его бесит — чертовски бесит, что кто-то осмеливается говорить ему, что у него «яйца не в кулаке». Бесит эта трансляция: «Если ты трус, проваливай». — Два. Его разъедает этот взгляд зелёных глаз, в которые он сейчас не смотрит — потому что Антон останется, потому что тот буквально всем транслирует чёртово «я готов», хрен пойми, почему. — Три. Арсений всегда доводит всё до конца. Потому что он не проигрывает — ни людям, ни действиям, ни собственным страхам. Никогда. — Что ж, — хмыкает Руслан. — Тогда сели лицом друг к другу и повторяем ещё раз. Ураган внутри не успокаивается, но Попов понимает, что сам отказался от последнего шанса уйти. Развернувшись, он резко вскидывает глаза на Шастуна. И буквально тонет в чужих эмоциях — неразличимых, непонятных, но скошенная трава в глазах напротив искрится, пусть Антон и пытается скрыть всё это во взгляде — но после первого раза они будто сломали заслонки, и Арсу очень не хочется думать, что и его эмоции удаётся читать. — Думайте друг о друге. Голос вызывает взрыв изнутри — противоречия разъедают самым сильным ядом, но Арсений смотрит в зелёные глаза напротив — и видит то спокойствие покачивающейся травы в лёгких дуновениях ветра. Когда ты просто доверяешь — и пробуешь, и неважно, чем это кончится, потому что об этом можно подумать потом — как когда во время уроков ты без нареканий выполняешь поручения учителя, чтобы получить результат, к которому не придёшь сам. И это тупо, так чертовски тупо, — но Арсений вспоминает это Шастуновское: «Пожалуйста?». И он смотрит в зелёные глаза — сначала нарочно не вызывая в сознании никаких мыслей, сопротивляясь. Антон моргает разово — и радужки будто сверкают, отсвечивая таким спокойствием и пониманием, разделением, от чего у Арсения на секунду дыхание перехватывает — и мысли ворохом проносятся по голове. Он вспоминает их первую встречу — своё собственное раздражение и злость от самодовольного кретина, осмелившегося ему перечить. Вспоминает школьные дни — старательность Антона на занятиях, горящие глаза при разговорах о квиддиче и искренность в маленькой гостиной старост, вплетённую в огненное колдовство. Дым в своих лёгких, когда Шастун учил его курить, — и поданную перед этим стадионом руку. Антон невыносим — заносчивый, слишком уверенный в себе придурок с синдромом отличника. И вместе с этим до приторности простой и настоящий, подпускающий к себе людей и бросающийся в защиту невиновных — полярность всем идеалам Арсения, всем качествам, которые он уважает в людях. Шастун не хладнокровный и не прагматичный, он — противоположность, которая постоянно пытается вскочить к Арсению на один уровень, сражается на равных и старается победить. Арсений смотрит в чужие глаза — чувствует, как немо говорят ему: «Я готов тебе доверять» — и понимает, что терпит поражение прямо сейчас. — А теперь прикоснитесь друг к другу. Команда звучит словно из тумана — и Арс сглатывает, душит в себе желание вновь отшатнуться. Он, блять, уже начал, и не спасует. Они тянут руки одновременно — и касание проходит током по телам, почти заставляя разорвать зрительный контакт. Арс замирает — они касаются всего одной рукой, всего подушечками пальцев — но это сбивает дыхание к чёрту, потому что кажется, что делаешь первый шаг в бездну. Арсений смотрит в глаза Антона — и видит принятие, смешанное с пониманием, но это невозможно — потому что Шастун не знает его, но всё равно разделяет подкожный страх подпустить — принимает его и берёт на себя то, что сложнее. Чужие пальцы едва заметно вздрагивают — а потом ныряют вниз, по ладони, щекоча подушечками, чтобы расправить напряжённую чужую ладонь и приложить к ней свою, почти невесомо соприкоснувшись всей поверхностью. Антон выдыхает, продолжая смотреть Арсению в глаза, и чуть надавливает, прижимая ладонь до конца. Уберёшь ли ты свою руку? Попов сглатывает — прикосновение обжигает, пускает по коже мурашки, заставляя ещё больше проваливаться в гиперфиксацию — он чувствует лишь чужую кожу на своей, и время вокруг замедляет ход настолько, что за один вздох он чувствует слишком много. Ещё и этот взгляд. Арсений слышит голос Белого сквозь купол — тот приказывает им закрыть глаза и коснуться второй рукой. Арсений тут же опускает веки, на мгновение чувствуя облегчение, — но это делает лишь хуже, потому что теперь буквально всё восприятие кричит от чужой ладони, касающейся собственной — и в темноте сознания это прикосновение горит пламенем, распространяющимся вокруг. Арсений выдыхает и едва двигает второй рукой — он готов поклясться, что слышит, как Шастун напротив выдыхает также судорожно, как его ладонь дергаётся на секунду, будто он пугается и передумывает — но в следующий момент прижимается обратно. В этот раз Попов сам цепляет в темноте чужие пальцы — прикосновение обжигает, потому что рука Антона нерешительно замирает, и Арс прижимает ладонь к чужой сам. Сирена восприятия воет — сносит внутри всё к чертям, потому что Арсений ведь никогда не считал себя тактильным человеком, но сейчас всё внимание само по себе направляется на ощущение чужой, чуть влажной, — о боже, волнуется — кожи, и ощущение наготы превращается в ощущение той самой близости, когда твоё тело укрывает другое, такое же обнажённое, без всякого интимного продолжения — чтобы слиться и укрыть от всего, что может стать обоим угрозой. — Думайте друг о друге, — звучит в темноте, словно в гипнозе, голос, и Арсений слушается — то ли потому, что подвержен гипнозам, а Белый знает своё дело, то ли потому, что неожиданно исчезает всякое желание сопротивляться — он вдыхает кожей чужое тепло, и это тепло заполняет всё изнутри жжением. Антон едва заметно шевелит пальцами — чужие подушечки трутся о собственные, и в темноте это касание усиливается в тысячу раз. Фантомное, неожиданное воспоминание накрывает полностью. Антон, зажатый под ним в гостиной старост — и его дрожь, судорожный вздох, когда Попов накрывает чужую мочку уха своими губами. Чужие руки на собственных кулаках, чужая грудь, которая прижимает его к подоконнику — и опалённое жаром ухо, которое Антон прикусывает, запечатывая мстительным ответным поцелуем. На губах снова ощущается чужое дыхание — и Арсений тянет в стороны полы его рубашки, а Антон склоняется ближе. Сердце пропускает пару ударов, когда чужие пальцы скользят по собственным — и Арсений не может понять, ощущение это из его мыслей или в реальности. А потом чувствует, как его пальцы переплетаются с чужими в ответ — в жизни, за этой темнотой, и касание настолько сильное и выбивающее, что воздуха не хватает. Сердце ударяет по грудной клетке — и томящую негу иллюзий сдувает резко, когда околдованный мозг понимает, что именно происходит в реальности — и что это не воспоминание, а настоящее, слишком нежное, слишком реальное. Арсений вздрагивает, распахивая глаза — и видит их переплетённые пальцы, опустившиеся вниз руки. Шастун чувствует движение, словно трансом с Поповым сейчас связанный, и открывает глаза следом, замирая, взглядом утыкаясь в их руки тоже — а потом они снова пересекаются взглядами. Зелёные глаза мутные — укрытые поволокой, распалённые темнотой и мыслями, а дыхание частое — и можно услышать бешеное чужое сердце, если пальцы к груди приложить. Арс знает, о чём думал Антон. Потому что они думали об одном. Это всё занимает буквально секунду — и они одновременно одёргивают друг от друга руки, а кожа, словно содранная, тянет фантомной болью без чужих прикосновений. Зрительный контакт наконец рвётся — и Арс шумно выдыхает, опуская глаза вниз, сжимая горящие руки, получившие словно ожоги. — Хорошо, — выносит вердикт Белый, даже не давая им передышки. — А теперь вставайте, повторяем упражнение с заклинаниями. Попов поднимается — голова гудит, он будто всё ещё находится в сраном трансе, — не успевает даже выдохнуть, потому что странное ощущение не отпускает, тянет откуда-то изнутри к человеку напротив. Какой-то здравой частью мозга Арс понимает — Белый переключает им задания, не давая времени опомниться, чтобы не вывести из этого состояния. Арсений снова встречается взглядом с Антоном — готовый поклясться, что тот тоже ещё не выдохнул, и они будто под толщей воды, а дыхание у них на двоих, отчего-то, одно. И Арс чувствует — непонятно как, обострившимися чувствами, видимо, чувствует момент, в который они одновременно вскидывают палочки и шепчут заклинания. У них получается — только заклинания произнесены разные, но вылетают из палочек, направленных вверх, одновременно — Шастун создаёт искры, а Арсений выпускает поток воздуха. — Уже лучше, — кивает Руслан. — Ещё раз. Арсений не успевает дышать — он хочет закричать, что больше не может; допускает даже мысль, что чёртов Белый действительно где-то тут повонял благовониями и ввёл их в транс — иначе просто не может объяснить, почему его не выпускает из этого состояния, в котором он молчит, смотрит в глаза Шастуну и снова и снова вскидывает палочку вместе с ним, шепча заклинания. На второй раз — не одновременно, но заклинания одной стихии. На третий — одновременно, разных стихий. Четвёртый — одинаковое, чёрт возьми, «баубиллиус» — но с задержкой от Антона в пару секунд. С каждым разом облепляющий со всех сторон транс становится слабее — и вместе с этим что-то изнутри будто связывается с человеком напротив, когда по одним лишь глазам они понимают мгновение, в которое прочитать заклинание. — Достаточно, — заканчивает мучения Белый, когда концентрация у волшебников сбивается всё сильнее — и заклинания разные, и время, и направление палочек. Парни выдыхают синхронно — это осознаётся странно, как-то бьёт по ушам, — и поворачиваются к Руслану, наконец переставая друг на друга смотреть. Трезвость бьёт по сознанию — будто выныриваешь из-под воды, наконец разрывая нить, привязавшую тебя к камню на дне. — На сегодня с вас хватит, вам ещё это переваривать, — хмыкает задумчиво Белый. — Переваривать что?.. — бормочет Антон, и голос у него чуть хрипит. У Арсения от этого по ладоням бегут мурашки. — Невозможно сблизиться резко, — поясняет он. — Потому что доверие — это процесс, а не результат одного дня. И перегрузить самих себя — всё равно, что оттолкнуть. Попов пространно кивает, просто потому что сейчас всё — пространственно. Непонятно, открыто — оголено, но каждый вдох возвращает в реальность, и внутри поселяется смутная тревога, что за этим будут последствия. — Домашнее задание — узнать друг о друге как можно больше. Говорите, — вновь будто приказывает Руслан и машет рукой. — Свободны. Завтра жду снова. Парни медлят мгновение — а потом всё же кивают и разворачиваются. До замка идут молча — и пространство вокруг словно всё ещё вязкое, укутывающее. Только Арс оказывается прав — накрывает. Накрывает при подступе ко входу замка — и то ли те самые привычные чувства возвращаются, то ли эффект прикосновений и чужих глаз проходит — и только сейчас Попов вспоминает всё посекундно, осознавая. — Дай сигарету, — бесцветно просит, почти требует он, и Шаст смотрит на него резко, даже как-то испуганно — будто тоже от сна просыпается — но молча протягивает открытую пачку. Попов выхватывает из неё сигарету и тут же отрывается от Шастуна, заворачивая за угол, обходя замок куда-то в начало зарослей. Паника внутри поднимается бурей — и накрывает полностью как раз в тот момент, когда Арсений прижимается спиной к стене замка и загнанно выдыхает. Все ощущения смешиваются, оставляя противное чувство того, будто его только что обнажили и трахнули. Против его воли, опутав невидимыми путами и раскрыв перед собой — вторгнувшись куда-то внутрь, заполнив другим человеком. Пальцы горят, когда волшебник почти мнёт в них сигарету, но всё же подкуривает. Сердце опять разгоняется — от отвращения к самому себе. Потому что ведь действительно подпустил. Внутри разрывает — Арсений не в силах подчинить эмоции, буквально превращающиеся в шторм — те бьют его грозными волнами по стенкам хлипкой груди, ломая рёбра, стремясь вырваться из горла отчаянным хрипом. Его тянет к чувству тепла в собственных пальцах, которое подарили чужие — Арсений до сих пор чувствует эти касания, и его бьёт пониманием того факта, что сделал Антон. Зачем? зачем зачем зачем зачем Арсений теряется — теряется внутри себя, тонет в поднявшемся шторме, пока сигаретный дым жжёт лёгкие, порывами никотина заглушая разбушевавшийся океан в его душе.* * *
Антон курит долго — сидит у открытого окна, рассматривая едва заметно покачивающиеся ветки изумрудных деревьев. Осенний воздух неприятно врезается в тело — но оно всё равно горячее, тяжёлое какое-то, тянущее изнутри, а куда тянет — неясно. То ли к земле, то ли… Он думал, что будет готов — и ведь задания заранее знал, да и к реакциям чёртового Попова давно уже привык. Только всё внутри по-прежнему сводит, заполняет чем-то другим — чужим — и это пугает, как пугает и осмысление собственных действий. Гудков, конечно, посоветовал ему действовать самому — а там будь, что будет. Но сейчас Антон думает о том, что он сделал всё это зря — просто потому, что всё действительно получилось. И это пугает. Арсений не ушёл, хотя хотел — Антон чувствовал, буквально знал это его желание. Поддался тогда — протянул руку в ответ, перешагнул через что-то внутри — и Шаст даже не представлял до этого момента, что за дебри такие внутри Графской головы, а сейчас видит — чувствует — что это всё ещё сложнее, чем казалось сначала. Мысли гоняются в голове волнами — но постоянно возвращаются к взгляду голубых глаз. Словно бездонный океан, темнеющий, готовый разразиться штормом — и утянуть куда-то вглубь, закричать гневно: «Смотри! Этого ты хотел?!», чтобы в следующий момент выбросить на берег и навсегда закрыться коркой льда в несколько метров, больше не подпуская. Антон видел, как трещит лёд. Он провалился в эту ледяную воду. Только почему она обжигает? Шаст уже не считает выкуренные сигареты — выкидывает бычок в окно, оставаясь на своём месте, и устало прикрывает глаза. Он не хочет, не готов думать о том, что сделал — но мысль всё равно врезается в сознание, не даёт убежать, заставляя вспоминать снова и снова. Вспоминать пальцы, которые он сам переплёл, поддавшись желанию изнутри. Вспоминать, что Арсений на это ответил — и внутри от осознания тянет, скручивает всё, вновь сбивает дыхание. Это пугает, отталкивает — штормом вкидывает в голову снова те воспоминания, которые, не понятно зачем, появились на поле; снова вспоминается чужое дыхание и жар, собственные необъяснимые действия и чёртовы мутные голубые глаза. Антон знает, что Арс думал о том же тогда. — Чёрт… — шепчет парень, устало потирая переносицу. Состояние — вымотанное донельзя, и сил так мало, что единственное желание — лечь на кровать и уснуть крепким сном. Однако Шаст пообещал сам себе — он сделает всё, что им скажут на этих тренировках, чтобы выйти в этот сраный турнир, чтобы с Поповым… Попробовать? И не хочется понимать, зачем, — не сейчас. Потому что ведь всё равно не поймёт — не умеет так копаться в себе, искать собственные мотивы, ведь за всю жизнь привык «делать то, что хочешь, а там будь, что будет». Антона Арсений бесит — но вместе с этим что-то внутри заставляет первому протягивать руку, будто есть за этим ледяным океаном что-то, что он когда-то сможет увидеть. Дверь открывается почти беззвучно, и Шаст чуть приподнимает голову, встречаясь взглядом с Арсением. — Привет, — почти одними губами произносит он. Арсений — такой же выжатый, потерянный будто. Потому что для обоих такое сближение — сродни казни, которую они отчего-то переживают. — Привет, — усмехается устало Попов, медленно проходя по комнате и садясь на свою кровать, прислоняясь к стене спиной. Они больше не смотрят друг другу в глаза — потому что перенасыщенно, потому что больше просто не хочется. Заслонки восстанавливаются — да и внутри всё успокаивается тоже, как будто после тяжёлой физической тренировки мышцы ноют, но потихоньку отпускают. Шаст закрывает окно и проходит к своей кровати, поправляет подушку и раскладывается полулёжа. Смотрит в потолок, чувствуя кожей задумчивый взгляд Арсения, но в этот раз — без неловкости, скорее, в каком-то слишком наполненном молчании. — Ты не передумал? — всё же спрашивает Антон, головы не поворачивая. Потому что в таких вещах заставлять не хочется. Потому что самому казалось, что будет проще, чем есть. Потому что сейчас он правда поймёт, если Арсений откажется. Попов молчит какое-то время, прежде чем произнести: — Нет. Становится легче — уголки губ дрогают в облегчённой улыбке, и Шаст прикрывает глаза. И пусть Арсений не пойдёт на контакт сам — но теперь он хотя бы позволит сделать это Антону. — И какой же твой любимый цвет? — Антон усмехается — мягко, шутливо — поворачивая голову к коллеге и натыкаясь на пристальный взгляд голубых глаз. В этот раз смотреть в глаза легче — потому что заслонки, потому что восприятие уже улеглось — и вместе с этим чужие глаза уже не плескаются раздражением, лишь усталым спокойствием и лёгким интересом принятого решения. — У меня его нет, — жмёт плечами Арсений, усмехаясь как-то мрачно и прикрывая глаза на секунду. — Совсем? Но ведь что-то должно нравиться сильнее? — Без разницы как-то. Становится легче — потому что Попов не ставит защиты, потому что разговор хоть и усталый, но наконец-таки без примесей раздражения и вечных обид. И сейчас это «нет» — не про закрытие и «не лезь в это», а действительно честный факт того, что у человека, чёрт возьми, просто может не быть любимого цвета — и плевать, кто и что об этом подумает. — Я думал, зелёный, — делится Антон, вновь переводя взгляд в потолок. — Ты часто надеваешь одежду этого цвета. Арсений смотрит на него долго — но ничего не отвечает. — У меня красный. — Не удивлён. Шаст усмехается в ответ, смотрит на коллегу снова — слегка потемневший океан в чужих глазах пенится смешинками, но не ядовитыми, а простыми — лёгкими и, наконец, не воинственными. — И на что же у тебя аллергии? — спрашивает Арсений больше смешливо, потому что это и правда смешно — общаться друг с другом, потому что это задание. — На все крупы. Так что не люблю завтраки, которые состоят лишь из каш. А у тебя? — Их нет. — Но ты ненавидишь рыбу, — говорит Шаст с улыбкой. Попов хмыкает, едва заметно приподнимая уголки губ, — запомнил, надо же. Они молчат какое-то время — подсознательно понимая, что стоит задавать другие вопросы, потому что всё это — поверхностно. Но для того, чтобы на них отвечать, чтобы их задавать даже, нужно время — и комната будто погружается в задумчивую подготовку самих себя для более сложных тем. — Почему ты так хочешь участвовать в этом турнире, Шастун? Вопрос не звучит обвиняюще, скорее — устало, с примесью интереса. Антон хмыкает и пожимает плечами. — Не знаю. Много причин… — он задумывается на мгновение. — Как минимум, нас на него вызвали, а я не собираюсь сдаваться перед какими-то ублюдками. — Лучше идти у них на поводу? — Нет, — качает головой Антон и садится на кровати, сгибая длинные ноги в позу лотоса и поворачиваясь к Арсению. — Просто я не хочу прощать им то, что они сделали. Да, они, конечно, сильнее нас и все дела, но, если у нас получится хотя бы разбить им носы, я буду рад даже этому, — усмехается он. Попов усмехается в ответ, откидывая голову на стену и наблюдая за Шастуном из-под прикрытых век. — Это первая причина, — напоминает он, подталкивая. — Ещё потому, что это интересно. Ну, типа, блин, прикинь, мы приехали в Россию и поучаствовали в том, чего в Хогвартсе нет, — в голосе Шастуна появляется воодушевление, а глаза начинают сверкать. — Это ведь такой крутой опыт! — Как посмотреть… — хмыкает Арс, отводя взгляд. Хорошее настроение, вмиг пропитавшее комнату от воодушевления Шастуна, сходит тут же — опять повисает молчание, в котором осмысливается и набирается смелости следующий вопрос. — Почему ты согласился? — тихо, почти шёпотом, произносит Антон. Арсений возвращает к нему взгляд — смотрит в эти зелёные глаза, непонимающие, но при этом спокойные. — Не знаю, — честно отвечает Попов. — Интерес? Антону хочется спросить, к чему именно — но он сдерживает себя, потому что знает, что Попов не ответит. Усмехается лишь в ответ, качая головой. — Хоть так. Ты ведь не сольёшься за день? Арсений вскидывает брови — и Шастун понимает, что угадал чужие мысли. — Не могу обещать, — тянет он насмешливо. Антон смеётся в ответ — громко, искренне, и смотрит на Арсения весело, почти задорно. — Если сольёшься, то я тебе твою палочку в жопу засуну. — Знаешь, не удивлюсь, если это будет одним из заданий на тренировках. Шастун продолжает смеяться — и Арсений вопреки желанию подхватывает эту весёлость, усмехаясь уголками губ. Отпускает — и тяжесть прошедшего дня, и беспокойные мысли, и нервяк от того, что нужно стучаться в закрытые двери. Потому что сейчас — спокойно, и то ли это последствия тренировки, то ли оба слишком устали — но впервые разговор между ними не взрывает всё вокруг оттенками ненависти и презрения. Они говорят о чём-то ещё — каких-то безобидных мелочах вроде любимых животных и дисциплин в Хогвартсе. Арсений, конечно, каждый раз поднимает брови на предложенные Антоном «глупые» вопросы, но отвечает, и даже спрашивает что-то в ответ. Так узнаётся, что Арсению в принципе не нравится школа и обучение в ней, а Антон, помимо трансфигурации, терпеть не может магическое законодательство — «потому что скучно, одна теория, и вообще не понимаю, Арс, как ты варишься во всём этом всю жизнь». Шастун ухмыляется — ведь снова упрямо называет Попова сокращённым именем, и на секунду в глазах напротив мелькают искры. — Почему тебе так не нравится «Арс»? — Дело не в сокращении. Мне не нравится, что ты используешь то, что не для всех, — Попов поджимает губы и отводит взгляд. Антон внимательно наблюдает за ним — хмыкает, что-то внутри себя раскладывая по полочкам, и спрашивает: — Ты правда считаешь доверие слабостью? Разговор снова скатывается в серьёзный — но это не бьёт резкостью, скорее, лишь немного меняет атмосферу, потому что всё ещё находится на грани. Арсений равнодушно пожимает плечами и возвращает взгляд пустых глаз к Шастуну. — Я считаю доверие глупостью. Потому что нельзя доверять никому, кроме самого себя. Антон вскидывает брови слегка удивлённо — потому что их позиции разные настолько, насколько, непосредственно, полярны они друг другу. Усмехается мрачно. — И как тогда жить? Без людей? Арсений фыркает, продолжая рассматривать Шастуна — всё та же искренность, непонимание любых замков и стен, просто потому что да. — Это не стоит того. — Что — «это»? — Боль. Усмешка пропадает с лица Антона — он смотрит на Арсения серьёзно, но тот вновь отводит взгляд, не собираясь раскрывать свой ответ. — А я думаю, что стоит, — произносит Антон после небольшой паузы. — Неужели тебя никогда не предавали? — насмешливо тянет Попов, но осекается, когда встречается взглядом с зелёными глазами. Видит по ним — предавали, и не единожды. И боль приносили, и отчаянием поглощали. — Просто я думаю, — Антон поспешно отводит взгляд, будто испугавшись того, что позволил увидеть больше, чем хотел, — что лучше обжечься тысячу раз, но найти тех людей, которые разделят с тобой эту жизнь. — Можно жить самому и не обжигаться, — пожимает плечами Арсений в противовес равнодушно. Антон возвращает к нему взгляд. — Но ты ведь живёшь не сам. Попов хмыкает. — У меня есть человек, которому я доверяю, — голос замолкает на мгновение, — но он единственный. Шаст кивает и поджимает губы как-то тускло. Глупо, наверное, пытаться вытащить что-то из Арсения — это всё тот же Попов, приближение к которому равно смерти и бессмысленности, особенно после вполне ясного «мне никто не нужен». И Антон не то чтобы хочет, но… Почему-то желание увидеть, что скрыто подо льдом, — одна из причин участвовать в этом турнире. — Давно вы с Алёной вместе? Арсений приподнимает бровь, внимательно рассматривая Шастуна, — тот взгляд чувствует, кажется безучастным, ведь это просто очередной вопрос, что такого? Но в ответ всё равно не смотрит. «Это ведь она — тот человек, да?» — Несколько лет, — расплывчато отзывается Попов. У Антона жжёт что-то внутри — хочется спросить, прав ли он, действительно ли это она — но он понимает, что это слишком, как минимум потому, что Шастуну дела не должно быть до отношений коллеги. Только Арсений отчего-то добавляет тихо: — Но я говорил не про неё. Они снова встречаются взглядами — Арсений смотрит на него пристально, и Антон не понимает, зачем он уточняет, но видит в глазах какую-то усталость и обречённость, припорошённую равнодушием. — Зачем тогда? — срывается с губ прежде, чем Антон успевает себя замедлить. Просто он искренне не может понять — почему? Зачем быть с тем, кто тебе чужой? Разве в отношениях рядом с тобой не должен быть человек, которому ты доверишь всего себя? Арсений читает эти вопросы во взгляде — и отрезает сухо, едва заметно поморщившись: — Не будем об этом, Шастун. Антон поджимает губы, но кивает. Отводит взгляд — и спокойствие их разговора рассеивается, потому что чувствуется — задели не те темы, дальше — пока нельзя. — Кстати, — словно между делом бросает Антон, пока поправляет подушку. — Терпеть не могу, когда меня зовут по фамилии, — он бросает в Арсения короткий взгляд и скрывается под одеялом. — Давай спать. Попов хмыкает, кивает — непонятно зачем, потому что Шастун отворачивается от него. Поднимается с кровати и подходит к шкафу, переодевается и тоже ложится, затушив свечи — и комната погружается в полумрак, освещённый разве что вышедшей луной за окном. — Спокойной ночи, Арсений, — доносится с кровати Шастуна тихое. Попов, пялясь в тёмную стенку перед собой, отвечает так же тихо: — Спокойной ночи, Антон.