Два несчастья на его голову

•••       — Малекит, пошёл нахуй с ринга. Девке проиграть, постыдился бы! И жилет Барнсу отдай, позорник! — Брок рявкает преувеличенно раздраженно и вычеркивает новое имя из турнирной таблицы. В финале, как он и предполагал, остаются Джеймс и Наташа. Первый, очевидно, из-за сильного желания, наконец, все-все узнать, а вторая просто по факту хорошей тренированности. Такой расклад Броку не сильно нравится, — потому что рассеянный Барнс с зудом в штанах явно проебет в первые три минуты, — но менять правила посреди игры он не имеет права. Это будет нелепо и только покажет его предвзятость, что другим курсантам, что Стиву с Джеймсом в особенности. Быть предвзятым Брок не желает, пускай уже таковым и является, и быстро оглядев весь зал, останавливает свой взгляд на Наташе. Пока Малекит с недовольной рожей расстёгивает тактильный жилет, Брок бросает быстрое, короткое: — Романова, зайка, ну-ка иди сюда, скрасишь мое ожидание до нового боя!       Пара кадетов тут же позволяют себе короткие, ядовитые смешки, а Стив с Джеймсом, будто по команде, одновременно проворачиваются к нему. Оба смотрят с напряжением и серьезным прищуром. Брок не знает, о чем они шептались с час назад, отойдя в другой конец зала, но возбуждение и их общую на двоих растерянность этот разговор знатно поубавил. Это его, конечно, не могло не радовать. Только факт оставался фактом — Джеймсу лучше было победить.       Ради них всех.       — Я начинаю ставить под сомнение вашу непредвзятость, сэр. Если вы станете давать ей советы, бой будет нечестным, — Стив отзывается первым, и в его голосе пробиваются неожиданно настойчивые, немного командирские нотки. Брок только бровь чуть удивленно вскидывает, а после заходится грубоватым смехом. Уже подошедшая Наташа усаживается рядом с ним, прямая, напряженная и чуть раскрасневшаяся от только что выигранного спарринга.       — Именно это я и собираюсь сделать, Роджерс. Чтобы вы не рассчитывали, что в полевых условиях кто-то будет с вами нянькаться или ждать, пока ты снимешь этот блядский жилет, Малекит! За это время тебя могли убить уже трижды, да господи боже блять! — всплеснув руками и с укором глядя на Малекита, что никак не может расстегнуть последнюю застежку, Брок бросает Стиву быструю ухмылку. Тот выглядит истинно возмущённым до невозможности, почти задыхается своим негодованием, но времени на его утешение у Брока нет. Наташа, устроившаяся сбоку, уже глядит на него прямо, выжидающе, и он поворачивается к ней. Понизив голос до шепота, говорит коротко: — Проиграй.       Девушка только бровь вскидывает, — Брок почти готов аплодировать ей за то, насколько хорошо она умеет держать лицо, — а после переводит взгляд на Джеймса. Тот уже забрал у Малекита жилет и как раз натягивает его на себя. Времени на споры и рассуждения совершенно не остается. Наташа это явно понимает тоже, потому что отвечает коротко и четко:       — Пятерка автоматом по рукопашному.       Брок еле удерживает себя от того, чтобы не рассмеяться чужой наглости прямо в лицо, и только фыркает негромко. Его взгляд быстро пробегается по Наташе, после вновь поднимается к ее глазам — без оценки и насмешливой липкости. Лишь с серьезностью, внимательностью. Рыжая девчушка просто берет свою выгоду там, где видит возможность, и не задаёт вопросов.       Для выпускницы военной академии ее профессионализм уже вызывает легкое, весомое уважение. Брок кивает, чуть задумчиво и согласно. А следом откликается негромко:       — Хорошо, — подхватив планшет, он делает карандашом себе пометку на чистом уголке листа. После ему ещё нужно будет обсудить этот автомат с Родригесом, конечно же, но тот вряд ли будет против: Наташа давно уже ходит у него в любимицах. И говорить здесь им больше совершенно не о чем, только вот Наташа подниматься даже не собирается. Она молчит пару секунд, чтобы следом сказать:       — И вы извинитесь за свои шутки, — ее голос звучит преувеличенно настойчиво, а Брок только смешливо фыркает себе под нос. Ну, вот этого не будет уж точно. Отложив планшет и откинувшись на стену позади себя, он заводит руки за голову. Наташа глядит на него с внимательностью кошки, готовой кинуться на него в любую секунду. Она явно пробует почву, проверяет границы. И забывает, похоже — свои Брок блюдёт похлеще любых других.       — Не зарывайся. Марш на ринг, — кивнув в сторону Джеймса, уже забирающегося меж канатами на маты, Брок вытягивает вперед ноги и расслабляется. Впереди его ждёт увлекательное зрелище чужой неожиданной победы и грамотно спланированного поражения Наташи. Это вызывает легкий, еле ощутимый интерес.       — Попытаться стоило… — пожав плечами, Наташа легко, ловко поднимается с места и уходит все-таки к рингу. Переведя взгляд на ее спину, Брок чуть щурится на один глаз, позволяет себе короткую мысль — Хилл она бы пришлась по вкусу. Послушная, исполнительная, хваткая. Пускай в ближайшее время открытого набора в ЩИТ не предвещалось, но он ведь мог выслать Фьюри свою личную рекомендацию… Об этом стоило подумать. О Наташе, Елене и, пожалуй, двух своих несчастьях.       Из всего потока они четверо были достаточно грамотны и обучены. Конечно, им всем не хватало практики и стоило бы ещё пару месяцев потренировать их лично, чтобы довести навыки до идеального, но это было не столь сложно. Дисциплина страдала тоже, не у Наташи с Еленой, конечно, но Брок мысленно все же склонялся к тому, что контекст был здесь чрезвычайно важен. Стив с Джеймсом были не столько непослушными, сколько шкодливыми, и вся их шкодливость была направлена лишь на то, чтобы привлечь его, Брока, внимание. Будь оно у них полностью и безраздельно, они явно стали бы много послушнее и дисциплинированнее.       Все это, конечно, ещё стоило обдумать — решать что-либо лишь из-за мимолетно пришедшей в голову идеи было чрезвычайно глупо и непоследовательно. Пихнув всю эту мыслеформу с пометкой «осмыслить ещё раз» в дальнюю часть сознания, Брок моргает, фокусирует свой взгляд на ринге. Наташа уже успела подняться и остановиться напротив Джеймса, в нескольких шагах впереди. Они оба ждали приказа и смотрели лишь на него.       Взмахнув рукой коротким движением и без единого слова, Брок переводит свой взгляд на других кадетов. Те, подуставшие, уже расселись перед рингом в ожидании классической, привычной победы рыжеволосой девчонки. С ней могла равняться разве что Елена, — временами она даже побеждала, пусть то было редкостью, — но сейчас ее здесь не было. Подметив себе мысленно также зайти потом в медпункт и справиться о здоровье поднадзорной, Брок переводит взгляд к Стиву. Тот, единственный из всех, так и не садится. Возвышаясь перед рингом, он сплетает руки на груди, хмурит брови. И цепко следит за началом боя, будто нарочно давая Броку возможность поглазеть.       И ведь есть на что — мысленно Брок себе уже давненько не врет. Точеный, серьезный профиль, сильная шея… Спускаясь взглядом ниже, по рукам и поясу, Брок только сглатывает коротко. Вылизать бы его всего, вот о чем он думает, пока на ринге Джеймс делает первый крепкий рывок — отловить свою цель ему не удается. А Стив стоит и смотрит, и лицо его выглядит так, будто он мысленно кричит, как лучше двинуться и куда лучше нанести удар. Сам он проиграл ещё в четверть финале, привычно отвлекшись — в этот раз, правда, не на Брока, а на своего попугайчика-неразлучника. Этот момент Брок видел явно, четко и с лёгкой иронией даже позволил себе усмехнуться в момент, когда зал огласил короткий писк надетого на Стива жилета.       Жилеты те были устроены довольно простым образом: спереди и сзади находились чувствительные панели, каждое касание к которым провоцировало звуковой сигнал. Кадеты спарринговались обычно до третьего, но временами, — в дни особой скуки и затишья, — Брок вытаскивал на ринг Джека или Родригеса. Они всегда дрались до первого. Одного удара в их работе чаще всего хватало, чтобы проебать все под чистую. И миссию, и план, и жизнь.       Впрочем, выходя на ринг с кадетами, он устанавливал правила те же самые. И если Джек да Родригес ещё могли временами выиграть его, — с тяжеловесным Таузигом Брок не спарринговался в полную силу с того момента, как тот во время одной из таких тренировок случайно сломал ему ребро шесть лет назад, — то кадетам это не удавалось и по сей день. Даже чертовке Наташе.       Широко, преувеличенно скучливо зевнув, Брок косится на часы, после переводит взгляд к противоположной стене. На ринг он не смотрит нарочно — там и без него разберутся. А ему самому придется разбираться позже. Когда Стив с Джеймсом заявятся к нему в кабинет и потребуют от него ответов. К тому моменту игра выйдет на свой последний виток, и, впрочем, Брок не сильно против этого: ближайшие пару месяцев ему светят разборки с сотнями отчетов, написание такого же количества рекомендаций и планирование выпускного. Последнее, конечно, он с радостью скинет на Мэй, потому что маяться этой хуйней ему не с руки. А наемница наоборот будет довольна — с планированием операций у неё пиздец, зато как гулянки планировать, так здесь лучше ее не найти. Как так получается, Брок не имеет и малейшего понятия. Но, впрочем, его и не сильно ебет.       Пока Мэй продолжает охуительно драться, метко стрелять и умудряться водить все, что движется, не имеет значения насколько она хороша в планировании.       Этим в любом случае в их группе занимается сам Брок.       На исходе первой минуты звучит первый же сигнал жилета Романовой, и он будто насмешка после двух уже отзвучавших сигналов жилета самого Джеймса. Пока они дерутся, Брок лишь раздумывает, что именно будет говорить. Его убежденность в исполнительности Романовой явно непогрешима, хотя, пожалуй, дело и не в этом вовсе. Он просто знает, что оба его несчастья придут в любом случае. Победит Джеймс или нет — это повлияет лишь на степень их спокойствия и раскованности. И пускай это лишь теория, что крутится в его разуме, но Брок с легкостью находит ей подтверждение в момент, когда жилет Наташи издаёт сигнал вновь.       Потому что Стив поворачивает к нему голову и глядит прямо в глаза. И в его взгляде читается слабоумие да отвага — иначе Брок этот взгляд человека, согласного идти прямо на смерть, трактовать не желает. Похоже, он самую малость заигрался, заставил их ждать своего хода слишком долго. И здесь у него даже не было какого-то оправдания. Он правда медлил. Не в нерешительности, а скорее проверки ради.       Оба его несчастья должны были понимать, с кем именно связываются. Да, конечно, в реальной жизни, в отношениях, Брок был много мягче, командирский характер не кусал чужие задницы налево да направо, но он все ещё оставался жестким мудаком и меняться не собирался. Не из какого-то сраного принципа или гордости, при его работе это просто было банальным смертоубийством.       На единый грамм больше мягкости и все, он покойник.       Джеймсу со Стивом стоило подумать о том, что он им не подходит. И Брок дал им время. Но отчего-то был очень не уверен, что они реально подумали.       Потому что Стив все смотрел и смотрел на него, и в его глазах читалось лишь неубиваемое желание докопаться до правды. До правды, которую Брок не то чтобы прятал. Просто не сильно стремился показывать.       И все это наводило его лишь на мысль о том, что они припрутся в любом случае. И когда они припрутся… Что Брок им скажет, он придумать не успевает. Наташин жилет на новом касании Джеймса издаёт третий сигнальный писк, и парни заходятся улюлюканьем поддержки. Стив только голову поднимает гордо и улыбается, но его улыбка не выглядит колючей. Скорее радостной, крепкой.       — Надо же, Барнс, поздравляю с первым разом, — пару раз скептично, медленно хлопнув, Брок поднимается на ноги и поводит плечами. Возможно, перед предполагаемым спаррингом с Джеймсом ему стоило бы размяться, немного разогреть мышцы. Возможно, ему стоило хоть сколько-нибудь подготовиться. Жаль только Брок не видел в этом и единого смысла. Отчего-то он был глубинно убеждён, что выиграет этот бой с легкостью, и отказываться от этого убеждения не собирался. Ведь если Джеймс выиграет его, Брок по крайней мере сможет признать, что его ещё можно чем-то удивить. Но пока что он только направляется в сторону ринга и переводит взгляд к Наташе. Бросает ей веселое, пускай и лишь малость колкое: — Не расстраивайся, зайка, иногда стоит проиграть лишь ради того, чтобы посмотреть, как твоего противника размажет по матам кто-нибудь другой. Снимай жилет.       На губах сам собой растягивается азартный оскал, и Брок даже не стремится его убирать. Он пролезает под канатами, подхватывает из уверенной руки Наташи жилет. Та глядит так, словно бы выиграла эту жизнь, и, пожалуй, ее самоуверенность имеет место. Получить мгновенный автомат по экзамену рукопашного боя, который принимает Родригес, — тот ещё отбитый черт, когда дело доходит до драки, — дорогого стоит.       — Мы ещё посмотрим, кто кого размажет, сэр. Вы бы так не хорохорились, — Джеймс прочесывает короткие взмокшие прядки цвета молочного шоколада и скалится самодовольно. Когда-нибудь, — Брок очень надеется, — он узнает, почему победил на самом деле. И Брок даже будет рад рассказать ему это сам. Где-нибудь там, за чертой его увольнения и окончания учебы обоих его несчастий. Сейчас же Брок только грубо смеется, растягивает шлейки жилета до нужной длины и надевает его. Магнитный замок защёлкивается за его спиной, вдоль позвоночника, сам собой.       И с этим звуком Джеймс проигрывает, пусть даже сам ещё об этом не знает.       С матов у ринга слышится негромкое улюлюканье других кадетов в ответ на фразу Джеймса. А Брок только взгляд ему бросает насмешливый и качает головой. Джеймс неожиданно на взгляд не ведётся, не сыпется даже и единым жестом — его намерение победить, похоже, очень хорошо его мотивирует. А Брок уже предвкушает насколько расстроен он будет, проиграв. Это, пожалуй, будет забавно.       — Сначала победи, а потом болтай, Барнс. Сначала победи, — усмехнувшись, Брок нарочно бьет в самое яблочко, в самый центр их договорённости, и Джеймс все-таки реагирует. Напрягается весь, губы поджимает серьезно. Оглядев его с ног до головы, Брок оборачивается к залу, быстро находит взглядом Наташу, усевшуюся устало на одну из скамеек. И говорит: — Зайка, засеки десять минут, — после вновь поворачивается к Джеймсу. Пощёлкивает костяшками пальцев, продолжая: — Сегодня правила такие: сможешь за десять минут сделать одно касание, победа твоя, Барнс. Не успеешь… Ну, что ж. Мы увидим, что твои слова ничего не стоят. Спарринг в полную силу. Все понял или повторить?       — Понял, сэр. Мне хватит и минуты, — Джеймс все-таки самодовольно ухмыляется ему, задавливая на глубину свое волнение о возможном проигрыше. А следом со спины звучит отмашка Наташи. И он срывается вперёд первым.       Что ж. Брок позволяет себе удивиться. Он заменял не столь много занятий и чаще всего дрался именно с Наташей, иногда и с Еленой тоже, но много реже. Их стиль боя был ему известен чуть лучше, чем стили остальных кадетов. И чуть лучше, чем стиль боя Джеймса или Стива. Те дрались хорошо — это Брок знал точно. Также знал, что Стив чаще брал силой, Джеймсу больше на руку была ловкость и скорость.       Но все же наблюдение со стороны отличалось от реального спарринга так же, как различались теория и практика — кардинально. Стоит Джеймсу рвануть вперёд, как Брок мгновенно чувствует нечто хищное, почти жестокое в нем. Раньше этого он не замечал, но сейчас, в моменте, заглядывает Джеймсу в глаза и только ухмыляется широко. Ему предстоит интересная, вкусная драка, вот о чем Брок думает, отбивая выброшенную вперёд руку Джеймса. Противник, конечно, проиграет в любом случае, но получится все же красиво. И чрезвычайно весело.       Увернувшись от второй руки, пытающейся дотянуться до чувствительной панели его тактильного жилета, Брок быстро переставляет ноги и оказывается у Джеймса за спиной. Спереди поверхность касания много больше, она занимает весь живот и часть груди, в то время как сзади чувствительные области есть лишь на боках и вдоль позвоночника. Брок успевает оставить два удара, а после отскакивает в сторону под аккомпанемент писка чужого жилета. Джеймс оборачивается, пытается подсечь ему ноги, но там, где Брок стоял, его уже нет, и движение выходит пустым. Только Брок усмехается сучливо.       Забрав себе ту секунду, что Джеймс берет, чтобы сориентироваться, Брок кидается вперёд, пригибается под тут же вскинувшейся ему навстречу рукой и всей пятерней бьет Джеймса в живот. Касанием это уже не назвать, он действительно бьет, но жилет все равно отзывается лишь писком. А Джеймс только отшатывается, уходя в сторону на наиболее безопасное расстояние.       — В правилах не было права на удары! — он возмущённо поджимает губы, пробегается по ним кончиком языка, увлажняя. Брок поднимает взгляд к его лицу, заглядывает в глаза. И видит мгновенно вновь то же, что уже успел почувствовать — Джеймс в спарринге с ним обращается хищником. С горящими глазами, раздувающимися ноздрями и напряженными мышцами шеи. Выглядит чертовски охуительно. Взять бы его за загривок и…       — Я сказал драться в полную силу, Барнс! Ты думаешь в горячей точке кто-то будет ждать, пока ты разберёшься с какой руки бить и как сильно? — рявкнув в ответ, Брок дергается рывком вперёд и через пару шагов валится на колени. Места для разбега не столь мало, но ему все равно удается использовать излюбленный приём Мэй — проезжаясь по рингу на коленях, он цепляет резким движением Джеймса за голень и дергает за собой следом. Тот валится на маты, будто мешок с дерьмом, и откуда-то снаружи ринга доносится болезненное шипение кого-то из кадетов. Кто именно столь сильно разделяет почти нагнавшее Джеймса поражение, Брок не видит. И, впрочем, не начинает выискивать.       Вместо этого он подрывается на ноги, тут же отскакивает к противоположному от Джеймса концу ринга. И крайне вовремя — тот, наконец, прекратив болтать и возмущаться, пытается напасть со спины. Брок не позволяет правда, а это чужое падение знаменует новое, повторное начало их уже ничуть не дружеского спарринга. Джеймс очень пытается загонять его, но у него ничего не получается. Брок гоняет его по рингу сам. На каждую минуту приходится по меньшей мере три касания чужого жилета. К собственному разочарованию Брок трижды успевает промазать мимо нужных областей и писка не раздается, но это его и радует, впрочем — Джеймс принимается в какой-то момент не только слепо нападать, но и уворачиваться. Они кружат по матам ринга с неистовой скоростью. Не остается больше взглядов глаза в глаза или колких фраз. И Брок забывает совершенно о том, чтобы держать лицо — на его губах расцветает широкая, поистине блядская, опасная ухмылка. Она остается там ровно до того мгновения, в котором он новой подножкой валит Джеймса на ринг и ставит ему меж лопаток свой берц, придавливая к полу. В этот миг Наташа говорит:       — Десять минут прошли, сэр.       — Спасибо, зайка. А тебе, Барнс, спасибо за спарринг. Так красочно я ещё не выигрывал, — бросив Наташе быстрый кивок благодарности, Брок опускает взгляд к Джеймсу. Тот повернул голову на бок и уже глядит в ответ. Его лицо выглядит так, словно он еле держится, чтобы не вырвать ему хребет. Или может, чтобы не разрыдаться? Брок не уверен, и поэтому убирает с его спины ногу да присаживается на корточки. Кадеты уже поднимаются со своих мест, устало выстраиваясь в шеренгу вновь, и Брок позволяет себе сказать коротко и четко: — В любом случае Наташу ты выиграл.       Ему правда не хочется быть злодеем этой истории. И нет у него желания мучить Стива да Джеймса до конца вечности. Только надежды слишком большой на то, что они потрахаются, а после заживут вместе весело да счастливо, Брок не собирается им давать тоже. Потому что не будет такого. Они будут ругаться, он будет вести себя как мудак, и трижды будет думать, прежде чем говорить начистоту да открыто… А ещё будут миссии. И Брок ещё не думал об этом обстоятельно, но на самом деле он не представляет будущего, в котором оба его несчастья работают в каких угодно полевых условиях, но не подле него. Потому что в таком будущем он дохнет от тревоги за них и их безопасность и в конечном итоге разрывает всю эту суету на троих нахуй.       Его слова делают Джеймса неожиданно удивленным. И более расслабленным. Он прикрывает глаза, как-то смущённо, быстро кивает, а после поднимается на ноги. В глаза больше не смотрит, и Брок не очень понимает, что происходит, поэтому переводит взгляд к Стиву. Тот, задержавшийся подле ринга и явно слышавший его слова тоже, алеет скулами, мгновенно отворачивается.       Это смешит Брока и вновь наводит на мысль о том, что эти двое до усрачки боялись идти к нему в случае тотального поражения Джеймса. Собирались точно, пускай и со страхом. Вот же… Два несчастья на его голову.       Быстрым движением расстегнув жилет и забрав второй у так и не смотрящего на него Джеймса, Брок уносит оба назад в тренерскую, а после выходит в зал вновь. Все кадеты уже выстроились в шеренгу и стойко ждут его приказа об окончании занятия. Брок мимолётом косится на часы, — до их ужина остается ещё около получаса, — и все-таки позволяет себе отпустить их в душевые. Сам уходит тоже, запирает тренировочный зал напоследок.       Торопиться ему совершенно некуда. Есть пока что не хочется, и поэтому он отмокает в пустой преподавательской душевой почти полчаса. Неспешно моется, голову вымывает. Все его мысли устремляются в сторону слов, которые он должен, видимо, будет сказать Джеймсу да Стиву. Только слов, нужных, четких и правильных, таких, чтобы не дали лишней надежды, но и не оттолкнули, у него так и не находится. И Брок выбирает единое верное для себя в такой ситуации — он станет отвечать четко на заданные вопросы. Никак иначе.       Мытьё будит его аппетит ровнёхонько ко времени ужина и Брок заходит в свой кабинет лишь ради того, чтобы оставить там ключ от тренировочного зала для Родригеса. Тот сегодня уже не появится, вырвавшийся по каким-то жутко экстренным, — и не дай боже, связанным с Мэй, — делам в Вашингтон, а значит до завтрашнего утра Брок сохранит ключ у себя. Стоит ему только сделать первый шаг в приемную, как Майк сразу оповещает — заходили два курсанта, Барнс и Роджерс, по личному делу. Брок еле прячет закатывающиеся глаза, — у его несчастий шило в заднице, не иначе, — и бросает в ответ быструю благодарность, а после говорит, что Майк может сегодня уйти на час раньше, сразу после ужина.       Того такая щедрость грозного начальства явно радует. Конечно, он вряд ли догадывается о том, что Брок действует лишь из собственной выгоды — лишние уши за стенкой ему совершенно точно не нужны в момент разговора с двумя его несчастьями. Бросив ключ на стол, Брок быстрым движением глаз оглядывает свой кабинет, но не находит ничего, что ему стоило бы убрать или спрятать от ожидаемых после ужина гостей. Ноутбук стоит закрытый посреди стола, все листы документов, вряд ли интересных кому-то из его несчастий, лежат стопкой на краю. Уже на выходе Брок мимолетно засматривается на поверхность стола, но только одергивает себя же мысленно и запирает кабинет на ключ.       Трахать Джеймса на собственном столе он не станет, ясно? Не в ближайшие два месяца.       Ужин проходит на удивление гладко. Джек на фоне болтает что-то о своей жене, Кейли, упоминает танцевальный кружок дочки Лили. Таузиг даже поддакивает ему что-то, временами короткое хмыкание вставляет в ответ и сам Брок. Он и хотел бы сосредоточиться на разговоре, но мысли вновь и вновь устремляются куда прочь — его действительно волнует, что он не знает, как будет вести разговор со своими несчастьями. Он мог бы объяснить им ситуацию, образно, без деталей, а ещё мог бы сказать, что им нужно подождать лишь два месяца… Брок не чувствует смущения по поводу всего этого, — он все же давно уже не в том возрасте, чтобы смущаться, — но это мерзкое, дурное волнение переполненного сантиментами сердца все равно не уходит. Ему это чрезвычайно не нравится. И вместе с тем нравится до сумасшествия каждый раз, когда он ловит на себе взгляд Стива. Джеймс поглядывает тоже, более незаметно, но его ожидание, их обоих, Брок чувствует буквально собственной шкурой через всю столовую. Ожидание с легким привкусом напряжения — оно читается у сурового, вновь сурового Стива во взгляде.       Похоже, ему явно не пришлось по вкусу то, что они не застали Брока в кабинете до ужина.       Что ж. Бывает.       Закончив с едой, он поднимается из-за стола, быстрым кивком головы отклоняет предложение Джека завалиться к нему и глянуть какой-нибудь фильм вечером с парой-тройкой бутылочек безалкогольного. Пьют они все теперь только в отпуске и то довольно редко: Фьюри остается чрезвычайным любителем сорвать их на миссию в любой момент времени, а портить свое личное дело пьяной стрельбой по живым мишеням у Брока нет и единого желания. У его людей, впрочем, тоже. Поэтому теперь все приглашения на пьянку всегда подразумевают безалкогольное пиво, но в этот раз Брок отказывается.       И ещё даже не знает, пожалеет ли об этом своём отказе чуть позже.       На выходе из столовой он замечает, как Стив с Джеймсом поднимаются из-за стола тоже. Стоило бы грешить на их недальновидность, — могли хоть три минуты выждать, прежде чем нестись за ним со всех ног, — но тут скорее играет роль нежелание упустить его из виду. Вероятно, они и правда боятся, что он будет бегать от них и прятаться теперь. Вот уж точно глупость.       Брок отнюдь не тот человек, что бегает от несчастий.       Он скорее встречает их лицом к лицу да во все оружии. Вернувшись в свой кабинет, Брок не усаживается в кресло и за рабочим столом не прячется. Он вновь оглядывает пространство, на всякий случай вспоминает, где у него припрятано оружие, а после усаживается на край стола прямо напротив двери. Руки на груди сплетает. И весь обращается в слух да глядит только на секундную стрелку настенных часов — та тикает негромко, что часовая бомба. Нервирует.       У него так и не находится и единой мысли, что он мог бы сказать этим двум бедовым сам. Конечно, сказать он мог бы многое. И о собственной неуживчивости в отношениях, и о частых миссиях в полевых условиях, и о том, что к нему лучше никогда не подкрадываться сзади, если не хочется случайно лишиться жизни, а ещё о том, что он, пожалуй, не хотел бы с этими дураками расставаться… Не то чтобы речь уже шла об отношениях, и это явно было наиболее хрупкой частью всего его размышления.       Чего именно, помимо, очевидно, секса, хотели от него оба его несчастья, Брок не знал.       И не был уверен в том, что расхрабрился бы для такого вопроса. Не сейчас уж точно.       Секундная стрелка отсчитывает сто восемьдесят делений и, стоит ей на миг замереть на тридцать пятой секунде, тут же слышится стук в дверь. За собственными мыслями Брок не слышал, как его гости прошли в приемную, и теперь ему остается лишь ответить коротко и четко:       — Входите.       Ручка опускается, дверь приоткрывается спокойным, но скорее напряженным движением. Джеймс проходит первым, и это неважно, пожалуй, но Брок все равно мысленно цепляется за очередность. Его взгляд все ещё прикован к секундной стрелке, а внутри коротким движением цепляет волнение. Вот уж чего он не ожидал точно, так это его — к тридцати пяти годам его разговор с любыми сантиментами стал довольно короток.       Либо они делали его сильнее, либо Брок изживал их нахуй.       — Рамлоу, сэр, — Стив прикрывает за ними обоими дверь, вдыхает поглубже и становится подле Джеймса по стойке смирно. Тот становится ровно тоже, и Брок переводит к ним свой взгляд. Медлит несколько мгновений, оглядывает их напряженно с головы до ног. Слова вязнут на языке, проваливаются в его сознании на глубину — не выскрести, не вытянуть. И это напряжение… Он не боится их точно. Эти двое смогут изловчиться, чтобы убить его, разве что года через два безустанных тренировок, но сейчас они для него совершенно точно безопасны. И все равно Брок напрягается, прищуривается немного.       В какой момент он начал терять контроль, — не над ситуацией, над самим собой, — ему неизвестно. Быть может, когда поцеловал Стива и соблазн отвоевал большую часть сознания? Или в тот миг, когда порочно взял Джеймса за горло?       Что-то изменилось. Все стало более реальным, более четким, и игра перестала быть просто игрой ради цели в виде перепихона.       — Вольно, — дав обоим несчастьям отмашку, он расставляет ноги чуть шире для устойчивости, ерзает на краю собственного стола, вдыхает поглубже. Стив с Джеймсом переглядываются мгновенно, больше не пряча своей нервозности и радостного ожидания. Чуть скривившись кисло, Брок говорит: — Ну, я слушаю.       — То есть мы, мы оба, тебе нравимся? — Джеймс поджимает губы и, кажется, еле сдерживается, чтобы победно не вскинуть кулак, ещё даже до того, как Брок отвечает. У него буквально горят глаза, эти темные, дымные омуты, а Брок свои собственные разве что закатывает. Пожалуй, именно этого вопроса он ожидал меньше всего от них обоих, но судя по покрывающемуся краской лицу Стива, — явно не готовому к такой наглости со стороны Джеймса, — не он один. Быстро фыркнув и смотря на то, как Джеймс полностью игнорирует почти кричащий взгляд своего неразлучника, на него направленный, Брок только головой качает.       — Я начинаю задумываться о том, что мне стоило ввести ограничение на количество вопросов, Барнс… Но, как я уже говорил, да. Вы мне нравитесь. Вы оба, — еле сдержав желание поерзать или переступить с ноги на ногу, Брок даже головы не опускает, удерживается. Его признание звучит неуступчиво, с легким, еле ощутимым вызовом, но Джеймс этого и не замечает. Он все-таки переводит к Стиву взгляд, буквально без слов пытаясь донести, что именно он вообще-то и говорил, что так и будет. Стив все еще глядит на него с явным возмущением, но Джеймсу на это настолько похуй, что Броку мимолетно хочется рассмеяться.       Ну точно два несчастья.       — А уже поздно, командир. Ограничения вводить, — вернув к нему собственный взгляд, Джеймс широко, беззлобно улыбается, чуть щурится на один глаз. И Брок почти видит, как он заспанным котом потягивается в его постели ранним утром. Как поджимаются пальцы на ногах, руки тянутся куда-то вверх, а на груди под кожей, мягкой, чуть золотистой кожей, перекатываются мышцы… Мимолетом сглотнув набежавшую на язык слюну, Брок только псевдо задумчиво закусывает щеку изнутри. Показывать собственных мыслей ему не хочется, в этом слишком много опасности, и поэтому он переводит взгляд с Джеймса на Стива.       Тот, наконец, отмирает, качает головой, все еще негодуя с выходки своего попугая-неразлучника. А следом поднимает к Броку глаза. И Брок понимает, что слишком смутно представляет, чего может от него ожидать. Какие вопросы Стив задаст, какие слова скажет… У него в глазах все еще много суровости, много крепости и потребности держать оборону.       Потребности защитить самое важное.       — У тебя есть семья? Жена? Дети? — подняв руки, Стив сплетает их на груди, ноги расставляет чуть шире. Сбоку от него Джеймс бормочет что-то про то, что Стив жутко нудный, но на его высказывание никто не отзывается. Стив глядит лишь на Брока, и вся его суровость, какая-то капитанская жесткость что ли, Броку встают поперёк горла. Мимолетно ему хочется подойти, толкнуть Стива к стене легким движением руки, а после поцеловать его. И заставить растерять всю свою суровость нахуй да навечно.       — Семья есть, — вместо того, чтобы уделить хоть сколько-нибудь внимания собственным желаниям, Брок остается на месте и не отводит взгляда. Его слова, произнесённые твёрдо и уверенно, вызывают у обоих его несчастий мгновенную реакцию. Стив поджимает губы в неверии, а Джеймс неожиданно вскидывается весь, будто пёс охотничий или волк, плечи распрямляет, голову поднимает выше и, сделав шаг вперёд, неосознанно закрывает Стива плечом. Брок, позволивший себе мгновение паузы, только усмехается как-то мягко что ли, неожиданно даже для себя самого. Оба его несчастья выглядят очень хрустальными прямо сейчас, пускай и стараются такими не быть. И Брок не может отделаться от идеи о том, насколько его умиляет это. То, как сильно, похоже, он пробрался им обоим в душу. — Но не та, о которой говоришь ты, Роджерс. Просто сослуживцы, с которыми долго работаю вместе. Жены нет, детей тоже. Нет подружки, дружка — тоже нет. Ещё нет собаки, и не то чтобы ты спрашивал об этом, но меня это немного печалит, если честно.       Расплетя руки, Брок упирается ладонями в край стола и чуть склоняет голову на бок. Стив держится на пару секунд дольше Джеймса, все еще ищет у него на лице что-то лживое, что-то, чему нельзя было бы довериться. А Джеймс напротив уже тихо, коротко посмеивается, головой качает. Глядя на него Броку хочется зачем-то улыбнуться. Это глупо, пожалуй.       Правда глупо.       Вряд ли два молодых парня действительно могут захотеть завязать с ним отношения. Пускай самому Броку эта иллюзия и приходится очень по вкусу.       — Так значит… Ты один? — Стив отворачивается на мгновение, все еще держа руки сплетенными на груди. Брок успевает заметить, как суровый взгляд останавливается на карте его боевой славы. И в глазах у Стива мелькает что-то такое важное, но слишком быстро — прочесть Брок не успевает. Вместо этого кивает коротко, переводит взгляд ко вновь улыбающемуся Джеймсу. И отвечает:       — Один. А вас двое… — заслышав его слова, Стив оборачивается к Джеймсу. Они смотрят друг другу в глаза несколько секунд, и выглядят достаточно абсурдно друг напротив друга: один сурово прищуривается, пока другой улыбается самодовольно. Брок наблюдает за ними и все-таки не сдерживает мягкой улыбки, вновь напарываясь на одно и то же: оба его несчастья забавные и чертовски привлекательные. То, как они думают, то, как действуют, как двигаются, что говорят… В каких-то вещах они кардинально разные, но в других — слишком похожие, слишком одинаковые.       Быстро, будто высекая чувством искру, ему хочется спросить, чего они, они оба, хотят от него на самом деле, но Брок не делает этого. Для начала сейчас явно не его пора задавать вопросы, а для конца он чрезвычайно не чувствует в себе храбрости, чтобы показать насколько на самом деле уязвим перед ними. Насколько хотел бы, пожалуй, видеть их обоих в своей постели не раз и не два, а постоянно. И насколько хотел бы точно знать — все-таки нравится. И мудаком, и ублюдком, и даже перемазанным чужой кровью и кишками после самых ядреных миссий.       Этого всего Брок, конечно же, не показывает. Только губы поджимает, быстро прячет мелькнувшую на них улыбку. А Стив как раз поворачивает к нему голову и задаёт свой новый вопрос. У него их явно побольше, чем у все еще самодовольно светящегося Джеймса, но Брок не обращает на это внимания. И, впрочем, не пугается. Все выводы о Стиве, какие мог, он уже сделал.       — Это все… Это было ради игры? — Стив расправляет плечи, голову поднимает чуть выше. Он все норовит защищаться, твёрдый, устойчивый. И Джеймс откликается на него, на его переживания, неожиданно чуть хмурится. А Брок не отвечает сразу, рассматривая их и почти что любуясь. У Джеймса неряшливо подвернут край рукава футболки, а Стив привычно спрятал шнурки берц вовнутрь, чтобы не мешались. Брок смотрит и замечает таких мелочей чуть ли не сотню, но отвечать не торопится, пытаясь решиться на правду или, быть может, вновь потонуть в недомолвках.       Чем дольше он молчит, тем серьезнее становится Джеймс. Стив же лишь крепче сплетает руки на груди, ноги расставляет чуть шире, устойчивее перетаптывается на месте. Оба его несчастья… Они ждут его ответа. Ждут правды. А ещё ждут, когда же он решится подойти к ним, пусть и не физически.       И Брок, наконец, говорит:       — И да, и нет, — вздохнув коротко, он опускает голову вниз, пару секунд рассматривает носы собственных берц. Мысли будто нарочно подкидывают воспоминания о том, как закончились его последние отношения, но думать об этом не хочется. Ни о собственной неуживчивости, ни о бесконечных, кажется, миссиях и заданиях, на которых он слишком любит пропадать. Речи ещё не идёт об отношениях, не идёт точно, и это, пожалуй, самое поганое. Обманываться на счёт обоих своих несчастий Броку не хочется. Как, впрочем, не хочется и врать. — Ради удовольствия, я бы сказал… — поведя плечами, Брок поднимает голову и смотрит на Стива и Джеймса. Тем его ответ, уже отзвучавший, кажется, не сильно пришёлся по вкусу. И Брок явно должен был объясниться, только в грудине неожиданно дернулось давным-давно позабытое чувство. Замерев вот так, в шаге от удачи и в шаге же от ошибки, Брок почувствовал страх, не являвшийся ему последние пару десятков лет. К счастью, со страхом у него разговор всегда был короток. — За вами приятно наблюдать. Вы оба красивы, умны… Мне нравится, как вы взаимодействуете друг с другом. И не только когда трахаетесь, а просто… — Брок говорит, говорит и голову на бок склоняет вновь. У Стива, все еще сурового, все еще обороняющегося, румянец разливается по щекам, но он держится, не сдаёт позиции. Пока его попугай-неразлучник Джеймс уже расплывается в усмешке. Он выглядит таким охуеть довольным, что Броку хочется скривиться. И все же он удерживается, продолжая: — У меня нет привычки обращаться с людьми, которые мне симпатичны, как с мусором, Стив. Скрывать не стану, наблюдать за тем, как вы ходите вокруг да около, привлекая внимание, приятно, но вместе с этим… Я настроен достаточно серьезно, не зависимо от того, что на данный момент есть обстоятельства, которые не позволят мне с вами переспать.       Стоит ему смолкнуть, как Стив кивает, явно удовлетворённый полученным ответом, а после поворачивает голову к Джеймсу. И, наконец, расплетает свою оборону из рук. Они глядят друг на друга в молчании несколько секунд. И Брок еле держится, чтобы не отвернуться — обозначенный им страх неприятно перекатывается где-то внутри, пока Джеймс поигрывает бровями и одними губами шепчет что-то. Что именно, Броку разобрать не удается, но Стив в ответ ему фыркает, улыбается самыми уголками губ. И чуть неловко, смущённо косится на Брока быстрым движением глаз.       Позволив себе короткую, быструю усмешку в ответ, Брок мелко постукивает по краю столешницы пальцами, а после вздыхает. Ему стоило бы покоситься на часы, ему стоило бы с недовольством посетовать на то, что его рабочий день уже подошёл к концу, но все, что он мог, так это смотреть на оба своих несчастья и пытаться понять: в какой момент все зашло так далеко, что он начал бояться их отказа? В какой момент он так вляпался… Быть может, когда Джеймс, явно заигрывая с ним, усердно бежал на месте и все никак не желал уходить? Или когда Стив ринулся вперёд да руку занёс, чтобы отстоять их честь?       В них обоих все же было много бравады и они действительно были чрезвычайно молоды. Не столь беспечны, какими их считал Джек, но они оба были еще столь неопытны. В этом была своя сладость, в их взглядах, в их эмоциях, в их решениях… Поведя плечом и будто пытаясь отмахнуться, будто пытаясь не тонуть ещё крепче, Брок потягивается, чуть жмурится на один глаз. Ему хочется подняться, сделать пару шагов вперёд и попробовать рот Джеймса на вкус. Хочет припереть его, уже оборачивающегося с этой блядской усмешкой, к стенке, разбить резким движением берца ноги в стороны и облапать его вкусные бёдра, потискать ничуть не невинно за зад. Эти его желания, кажется, мелькают в его глазах, потому что Джеймс замирает, усмешка медленно стекает с его губ. Он надсадно сглатывает, пару раз моргает растерянно. И тут же с преувеличенно веселым смешком, в попытке притвориться, что совершенно ничего не происходит, говорит:       — Так и… Что это за обстоятельства? — Брок глядит на него ещё несколько секунд, прекрасно видя, как Джеймс как можно более незаметно отступает на полшага за Стива. Тот, будто и не замечая ничего вовсе, вновь голову к Броку поворачивает. В его глазах не появляется вновь суровости или желания обороняться. Там зажигается мелкими звёздами интерес, и Брок все-таки поднимается с края стола. Его тянет вперёд почти силком, насильно или может насильственно. Удержаться оказывается чрезвычайно сложно.       — А вот это, Джеймс, уже не твоего ума дело. Если это все… — подняв руку, Брок указывает в сторону выхода. Это нечестно, он и сам прекрасно понимает, что это нечестно, но ударенный уже единожды его твёрдым словом страх все ещё в его грудине, постукивает, почёсывает ему своими когтями легкие. Подобравшись столь близко к обоим своим несчастьям, Броку неожиданно хочется убежать, отстраниться. И броские, колкие речи тех нескольких его бывших в моменте оказываются правдой: он, похоже, совершенно не умеет в романтические отношения. Как, впрочем, и оба его несчастья не умеют в коммуникацию, но прямо сейчас они решают, похоже, попытаться, уподобляясь ему. Стив, не сдвигаясь с места и на шаг, говорит:       — Что будет дальше? — и его голос звучит преувеличенно бесстрашно, а Броку хочется неожиданно рассмеяться от юркой мысли о том, что они все, все вместе, пиздец как на самом деле волнуются. И Стив, и Джеймс, и он сам, естественно. Все вокруг будто бы превращается в абстрактный сюр. И Джеймс, уже успевший подобраться и тоже не собирающийся уходить, добавляет:       — У нас через два месяца выпуск, Брок… — и он зовёт его по имени. Зовёт так, будто имеет на это право, и вместе с этим словно дает Броку по лицу хлесткой, быстрой пощёчиной. Только сейчас он понимает, что и сам уже успел произнести это порочное «Стив» и волнующее «Джеймс». И вся вертикаль их положений, вся его власть… Одномоментно все осыпается у ног Брока. Он отворачивается, глядит несколько секунд на доску собственных боевых побед.       Все происходящее начинает ощущаться запарно из-за его собственного страха, из-за этого романтического волнения. Ему ведь уже далеко не двадцать. Он точно знает, кем является, хорошо зарабатывает и имеет собственную двухэтажную квартиру чуть ли не в центре Вашингтона. Он может убить человека за пять секунд, и вместо того, чтобы идти прямиком к желаемому, топчется на едином месте! Немыслимо, вот как все это выглядит, и Брок, коротким движением поджав губы, заставляет себя вернуть взгляд к обоим своим несчастьям.       Он может чувствовать страх, но если позволит себе ему покориться — проиграет. А проигрывать чрезвычайно не хочется.       — А дальше будет вот что… Вы готовитесь к экзаменам, не создаёте мне новых проблем и ведёте себя хорошо следующие два месяца. Как выпуститесь, так и поговорим…о вариантах, — засунув руки в карманы форменных брюк, он покачивается с носков на пятки, плечами пожимает. Стив с Джеймсом вновь переглядываются, кивают друг другу уже более обстоятельно, согласно. У них на губах расцветает почти зеркальная мягкая полу улыбка, только в случае Джеймса в ней все же много больше сучливости. Этой вкусной, непотребной и явно непослушной… Брок усмехается собственной мысли, а после делает медленный, неторопливый шаг вперёд. И говорит, пустив чуть хрипотцы в интонацию: — Но прежде, чем я вас отпущу… Два месяца долгий срок, а, Джеймс? Что ты там говорил мне про равное количество внимания? Напомни-ка.       — Ха-хах… Что? — Джеймс чуть нервно посмеивается, бросает к Стиву встревоженный взгляд. И отступает на шаг назад. Брок только ухмыляется широко, голодно. Ему хочется спросить, куда же делась вся бравада этого дымноглазого несчастья и отчего он выглядит лишь малость напуганным, но Брок не спрашивает. Он делает новый шаг, бросает внимательный, цепкий взгляд Стиву. Тот закусывает щеку изнутри, загорается алым цветом и отступает в сторону. Потому что чувствует прекрасно — Брок не навредит. Лишь заберёт своё.       — Не беги, Джеймс… Бежать некуда, — он говорит и еле сдерживается, чтобы не облизнуться. Джеймс отступает ещё на шаг назад, чтобы только врезаться спиной в поверхность двери выхода. Он вжимается в неё лопатками, смотрит на Брока и сглатывает вновь. Его шёпот, выжженный похотью, доносится до Брока слишком быстро:       — Когда ты так смотришь…очень хочется опуститься на колени, — этот шепот, порочный и слишком острый, бьет возбуждением изнутри, горячно и нагло. Брок подступает ближе и самодовольно фыркает. Ему до Джеймса остается лишь единый шаг, а рука уже поднимается, тянется вперёд. У Джеймса дрожат ресницы и, кажется, слабеют колени — он становится лишь малость ниже, но не рушится, выстаивает. Пока Брок чрезвычайно точно не знает, что будет делать, если тот действительно посмеет опуститься на колени, только соблазн уже прикусывает его за холку, толкает вперёд меж лопаток.       Брок опускает ладонь Джеймсу на грудь, а другую вскидывает властным движением и вновь берет его за горло. Под пальцами чувствует тепло чужой кожи, взволнованная венка чужого пульса бьется у Брока под ладонью, но не бежит, пускай и трепещет будто испугано. Джеймса уже ведет, не проходит и пяти секунд. Его выкручивает, язык пробегает по этим его порочным, вновь пересыхающим губам, пока его глаза закатываются, веки норовят закрыться — не ради того, чтобы спрятаться, лишь ради того, чтобы почувствовать глубже, объемнее. И сам Джеймс, немыслимо жадный, нуждающийся, толкается бёдрами в бёдра Брока, стоит только тому вжаться в него всем телом. Он давит стон меж стиснутых зубов, кусает его за хвост, не выпуская наружу, на всеобщее обозрение, пока Брок придушивает его самую малость, пальцами по бокам чуть сдавливает до этого легкого ощущения головокружения и недостатка кислорода. Джеймс шепчет что-то вновь, только ни слов, ни языка Броку разобрать не удается. Он сглатывает, уже заражённый чужим возбуждением и желанием, вдыхает глубже, к собственному разочарованию не чувствуя запаха Джеймса — под носом ютится лишь аромат мыла, обыденный, обезличенный. Но ему Брока уже не остановить. Сильным, настойчивым движением и без замаха пихнув Джеймса в грудь, Брок заставляет его вжаться в поверхность двери крепче, а после соскальзывает ладонью ниже, почти издевательски медленным движением. Джеймс толкается к нему бёдрами вновь, в желании получить хоть сколько-нибудь прикосновений там, где в паху уже вязнет возбуждение и член наливается кровью, в желании потереться о него. И губы приоткрывает, выдыхая с хрипом.       Брок его не поцелует. Ему хочется почти до перехваченного спазмом горла, но он не сделает это, оставит напоследок, на сладкое и на будущее, чтобы не дать себе и единого шанса покориться этому мелочному страху. Ни Стив, ни Джеймс ещё не знают, но с самим собой он играет в подобные игры столько, сколько вообще существует в этом мире.       И там, где страх желает выставить его жестоким трусом, там, где страх желает заставить его уйти, отказаться, не сближаться никогда, Брок мысленно представляет себе, как сладко будет целовать Джеймса. В этой сладости будет больше горечи, той самой, кофейной и крепкой, от которой по всему телу разольется тепло и удовлетворение — Брок желает этого. И отсрочивает удовольствие, давая себе самому чёткие вводные.       Либо он идет до конца и получает желаемое.       Либо вечно мучается от ненависти к собственной трусости.       И в этом случае вопрос выбора уже не стоит вовсе. А страх перед близостью, перед отношениями или отказом только презрительно морщится, сворачивается под натиском его желания получить удовольствие.       Поэтому Брок не целует его. Лишь говорит негромко, чуть насмешливо:       — Ну же, Джеймс, чего ты…? Ты хотел моего внимания, выпрашивал его… Где же вся твоя наглость теперь, а? — его сердце заходится в припадке тахикардии, пока в сознании мелькают картинки, идеи, моменты, которых в его жизни ещё никогда не было. Но они будут — между ним и двумя его несчастьями они ещё будут точно. Все или часть — не имеет значения. Брок заберёт себе все, что сможет забрать.       Потому что это — то, как он работает. То, как он живет. И то, как он умеет любить.       Джеймс лишь сглатывает надсадно, а следом заглядывает ему в глаза. Эти его глаза, дымные, темные, прячущие внутри себя монстра и зверя, того самого, которого Брок уже успел мельком увидеть сегодня на ринге напротив себя, влекут его просто немыслимо. И он лишь вдыхает глубже, чувствуя, как его собственный взгляд затягивает этим порочным, жадным. И все же не двигается, не приближается, рассматривает чужое лицо замерев близко-близко. Джеймс только губы обкусывает нервно, уже заведенно, на мгновения приоткрывает их, будто собираясь сказать что-то, но так и не говорит. Его кадык дергается у Брока под ладонью, когда пальцами другой руки, уже спустившейся вниз, Брок подцепляет пояс его форменных брюк. И Брок ухмыляется в ответ широко, самодовольно: его кровь вскипает от этого ощущения власти и вседозволенности. Понизив голос до стального, тяжелого шепота, он говорит:       — Смотри на меня, — а Джеймс только голову отворачивает, вдыхает поглубже. И, конечно же, совершает ошибку. Он совершил бы ее в любом случае, потому что это — именно то к чему Брок медленно, размеренно шел последние месяцы. Он загонял их постепенно, неторопливо. Так, как умел лучше всего, и даже страх перед чем-то большим или перед отказом не был настолько силён, чтобы остановить его. И поэтому Джеймс совершил бы ошибку в любом случае — что бы ни сделал, что бы ни сказал, он уже был пойман окончательно.       Легким, быстрым движением вытянув чужую футболку из-за края форменных брюк, Брок проходится костяшками пальцев по низу живота Джеймса, чуть надавливает, делая ощущение сладкого, возбужденного спазма острее. И Джеймс сглатывает, дергает головой — он пытается, но ему уже не отмахнуться, ему уже не отбиться. В момент, когда он выиграл не Брока даже, Наташу, он уже проиграл. Только все еще вряд ли понимал это, так же, как и Стив. И поэтому зашептал еле слышно:       — Ты не сделаешь этого, — явно считая, что Брок не полезет к нему в штаны. Это отчего-то вызывает у Брока короткую, насмешливую улыбку. Весь Джеймс сам по себе вызывает ее сейчас. То, как вся его устремленность и сучливость, сворачиваются, стоит только Броку подойти ближе… Мелкий, засранистый провокатор. Взять бы его за шкирку и целовать, пока губы не онемеют.       — Это моя территория, Джеймс, — потянувшись ближе к его лицу, Брок нарочно задевает кончиком носа чужую щеку, но все еще не целует, вымучивает чужое накатывающее возбуждение. А следом бросает быстрый взгляд на Стива, так и стоящего в стороне. Тот только сглатывает почти сразу, заметив его взгляд, напряженно и увлечённо одновременно перетаптывается на месте. Он явно хочет отвести глаза, но не может, с каждым мгновением все сильнее покрываясь румянцем. Брок хмыкает, уже забравшись пальцами под пояс чужих брюк и чувствуя, как Джеймс нарочно живот поджимает, чтобы дать ему больше места для проникновения. От этого у самого Брока в паху все сладко тянет, и новый десяток картинок, порочных и грязных, тут же появляется в его голове.       Новый десяток порочных, грязных и крайне неосуществимых картинок. Не в ближайшие два месяца уж точно.       Медленно, широко ухмыльнувшись, Брок проходится взглядом по Стиву вновь. Тот явно не знает, куда деть руки, а ещё нервно покусывает щеку изнутри — даже гадать не нужно, что он хочет подойти, хочет поучаствовать, но не решается. И смущается, а все равно смотрит, перебрасывая взгляд от брюк Джеймса к глазам Брока вновь и вновь. Ему хочется тоже, точно хочется, и Броку становится почти больно от осознания, что сейчас он не может сделать ничего вовсе. Однако, оба его несчастья могут разобраться сами.       И вот эта мысль, случайная, сумбурная, уже ощущается много приятнее.       — Хотя знаешь, ты прав, Джеймс… — понизив голос настолько, чтобы Стиву не было слышно ничего вовсе, Брок притягивает бедра Джеймса ближе к себе за край брюк, а после медленно прихватывает губами край его челюсти. Джеймс вздрагивает и откликается, мгновенно выбираясь из собственного краткого анабиоза. Его ладони, оставаясь верными хозяину в собственной наглости, забираются Броку под футболку, без спроса вытягивают ее из его брюк. Прикосновение кожей к коже оказывается чрезвычайно вульгарным, но желанным, нужным. По плечам Брока пробегают мурашки, он прикрывает глаза, ухмыляясь все же. И продолжает: — Я не смогу этого сделать. Пока что — нет. Но ты бы смог, как думаешь? Открой глаза и посмотри на него, ну. Посмотри на Стива. Я уверен, ему чрезвычайно хочется потрогать тебя прямо сейчас… — это чистейшая, явная провокация, и Брок произносит ее, чувствуя, как изнутри все заходится чуть колким, грубым смехом. И самодовольством, конечно же — пускай сам он бесправен, но он все еще может быть поставщиком контента для себя самого. Того самого контента, который так хорошо бодрит его утрами за чашкой горячего кофе.       Ощутив, как Джеймс впивается пальцами в его бока крепче, кожа к коже, Брок спускает ладонь чуть ниже по его горлу, а следом прихватывает кожу зубами, около мочки уха. Проверять, смотрит ли Джеймс, у Брока нет совершенно никакой надобности, как, впрочем, нет и желания — он знает, что Джеймс умеет быть послушным, если хочет.       Или если на него в достаточной степени надавить.       Стив знает тоже, только совершенно не пользуется этим в обычной жизни. Только в постели временами, когда у Джеймса появляется это невинное настроение — в такие моменты не подмять его под себя и не взять за горло почти греховное дело. И Стив всегда подминает, перехватывает его запястья, нависая сверху и крепкой хваткой на члене почти выдаивая до основания и оглушительного оргазма. Ох, в этом есть что-то жестокое, Брок в этом ничуть не сомневается, потому что и сам не единожды наблюдал это на записи. Иную раскладку наблюдал тоже. И это, все это, было интересно, это охуительно бодрило, но…       Кто бы выиграл, если бы вдруг их общая на двоих и одновременно с этим разная агрессия столкнулись бы друг с другом? Ответа на этот вопрос Брок не знал. И все еще не желал выламывать все то, что между двумя его несчастьями было, но ему так хотелось посмотреть на это. И, конечно, он был готов объясняться после, если придется. Он готов был извиниться даже, если вдруг новая его провокация, более острая, случайно что-то сломает.       В моменте же раскрывать собственных карт Брок не собирался вовсе. Он лишь чуть сжал зубы на чужой шее, а после медленно лизнул оставленный, почти незаметный укус. Это было банально, но он слышал, как суматошно, взволновано дышал Джеймс, а ещё чувствовал, как билось его сердце. Все, что нужно было сделать, так это лишь подтолкнуть его, направить. Поэтому Брок прошептал:       — Я бы его вылизал, мм. На полу бы разложил и вылизал всего, а после трахнул бы… И укусил бы сзади за загривок до синяка. Ему это нравится, я видел. Когда ты сверху наваливаешься, кусаешься, он весь дрожать начинает. И краснеет, наверное, плечами, а, Джеймс? — просунув руку за пояс чужих брюк до середины ладони, Брок почти сразу нащупывает горячую голову члена Джеймса. Где-то у костяшек он чувствует и край его белья, но все же не забирается под него пальцами, сохраняя этот замечательный баланс, который обязан быть в любой провокации. От его слов головка чужого члена вздрагивает или, быть может, сам Джеймс просто дергается к нему, ближе, жарче, теснее. Брок не делает прикосновения ярче, вместо этого медленным движением языка вылизывая чужую шею. И слышит ответ слишком быстро, будто Джеймс не задумывается даже, уже давно изучив тело Стива полностью:       — Да… — хрипло прошептав ему в ответ, Джеймс вдыхает поглубже и не дает совершенно никакой конкретики. Брок только ухмыляется, быстрым, еле ощутимым и очень осторожным движением задевает его член сквозь белье — будто поощрения ради. Под пальцами мерещится влага ткани, но он не ощупывает слишком настойчиво. Вместо этого вытягивает руку назад, ослабляет хватку на чужом горле. И бросает все также неслышно для Стива Джеймсу на ухо:       — Трахни его за меня, Джеймс. Будь хорошим мальчиком, ладно? — в его голосе мелькает столь любимая Джеймсом сталь, чужое имя прокатывается на языке тем же движением, каким Брок вылизывал бы самого Джеймса от мошонки и до головки. Это чувствуется, явно чувствуется, потому что Джеймс вдыхает глубже, задерживает дыхание на миг. Брок больше его не держит. И ответа не ждёт. Он отстраняется, делает шаг назад, а после прочесывает пряди волос, чтобы куда-то деть всю ту энергию, что уже долбится в крови и понукает действовать. Выгонять их, оба своих несчастья, прочь, ему совершенно не хочется, возбуждение желает поставить вопрос ребром и уже становится ему самому поперёк горла. Только Брок не даёт себе свободы выбора и отступает ещё на шаг.       Джеймс его не держит. Его руки выскальзывают из-под его футболки, позволяя Броку заправить ее парой быстрых движений назад в брюки. Джеймс не держит его вовсе, а ещё не смотрит в глаза — все его внимание, весь его голод и вся его похоть принадлежат лишь Стиву. И Брок, пожалуй, понимает его слишком хорошо в этот момент. Понимает, все равно засматриваясь и мимолетно, уже тонущим в похоти разумом думая о том, что наблюдать их секс в живую будет в разы лучше беззвучной видеозаписи.       В том, что ему удастся это увидеть, Брок совершенно не сомневается.       — Так, эм… О чем вы…говорили? Я не услышал, — алый от румянца Стив прочищает горло стесненным движением, трёт шею сзади немного неловко. Брок ему не отвечает, как, впрочем, и Джеймс: потратив ещё несколько секунд на то, чтобы вглядеться в Стива, он опускает глаза к собственной футболке, быстрыми движениями твёрдых, даже не дрожащих рук, заправляет ее в брюки. — Баки?       Стив зовёт вновь, чуть более требовательно и уже не так смущённо. В его глазах Брок читает волнение, но когда они обращаются к нему, волнение слишком быстро сменяется суровой твердостью. Стив явно чрезвычайно переживает за суверенитет их с Джеймсом отношений, и Брок понимает это, следом понимая, что его провокация, последняя уже, похоже, достигает своей цели чрезвычайно метко и быстро.       Не от недостатка доверия между двумя его несчастьями. Лишь из-за сердечной суеты. И от того факта, что Стив ему все еще не доверяет — сторонится, напряженно всматривается, пытаясь просчитать Брока до основания. У него это, конечно же, не получится, и Брок действительно желает узнать, чего весь морализм Стива стоит.       И что выиграет в этой новой провокации: храбрость симпатии или трусость перед неопределенностью?       — Мы закончили, Стив, — не давая Стиву времени, чтобы потребовать объяснений, Брок кивает в сторону двери выхода. Лишь после сплетает руки на груди, неуступчиво и жестко. Стив только зубы стискивает, вновь смотрит на молчащего — и на самом деле закипающего изнутри похотью — Джеймса. Не собираясь даже дожидаться, когда начнётся драма, Брок рявкает жёстче: — Выметайтесь оба!       И он ждет отчего-то, что Джеймс выйдет первым, но этого не происходит. Он лишь безмолвно дверь открывает, позволяет Стиву, уже сжимающему руки в кулаки, выйти, а следом выходит и сам. Не оборачивается, взглядом с Броком не пересекается больше вовсе.       Брок только ухмыляется широкой ухмылкой закрывшейся за обоими его несчастьями двери. И в исполнительности уже определенно принадлежащего ему Джеймса совершенно не сомневается.       Как, впрочем, и в том, что позже ему нужно будет объясниться со Стивом. Когда этот разговор между ними тремя вновь начнётся, месяца через два, Брок определенно все ему объяснит. Если, конечно, до него этого не успеет сделать Джеймс.       Что ж.       Джеймс не успевает.       Хотя честнее, пожалуй, будет сказать, что Джеймс этого просто не делает. Новое утро нового рабочего дня встречает Брока новым же видео с участием двух его несчастий — этот раз становится первым, когда он не выдерживает, отсылает Майка в соседний корпус ради какой-то чепухи и, запершись в своем кабинете, дрочит на последовательность кадров без единого звука. В глотке пересыхает, на обратную сторону черепной коробки припечатываются кадры дрожащего Стива и разъяренного до крайности в собственной похоти Джеймса. Он заляпывает парой каплей стол, еле оставляет чистыми собственные брюки и под конец лишь ухмыляется победоносно.       Недолго, впрочем. Первый же обед, на котором ему удается оказаться в столовой в одно время с обоими его несчастьями, дает Броку последний, завершающий пазл — у его несчастий не только проблемы с коммуникацией, они ещё и пиздец тупые. Общая картина неожиданно разворачивается против него, последняя провокация обнажает его собственную, слишком неуместно допущенную ошибку. Ни Стив, ни Джеймс на него больше не смотрят. Их проделки заканчиваются сами собой, и этому у Брока ещё находится оправдание в виде угрозы отчисления, но прекращающиеся переглядывания?       Имея за спиной больше десяти лет стажа работы в горячих точках, Брок чувствует неладное в первый же день. И его предчувствие совершенно его не обманывает. Он даёт Родригесу — крайне удивленному таким поворотом событий, — с десяток отгулов в следующие три недели, становясь его заменой на тренировках потока обоих своих несчастий, но те больше не пытаются пересечься с ним взглядами. Они не поглядывают больше украдкой, откликаются сухо официально, идеально соблюдают вертикаль их положений в своих обращениях. Они даже не перешептываются больше, когда оказываются с ним в одном помещении. В первые две недели Брок обретает назойливое, плотное волнение о том, что он все же перешёл границу, влез куда не стоило и выломал чужие отношения нахуй. Это волнение себя не оправдывает, потому что оба его несчастья все еще ходят вместе, временами сухо перекидываются какими-то фразами в присутствии Брока. Но Брок все равно чувствует его до момента, в котором не решает заглянуть в папку видеозаписей из комнаты его несчастий.       Из-за окончания нового учебного года и приближающегося выпуска у него появляется намного больше работы — Фьюри, если бы знал, точно начал бы гордиться им, потому что последнюю неделю Брок начинает работать строго с девяти. У него не остается времени даже на кофе, но к концу третьей недели волнение берет своё, заставляя его послать всю рабочую волокиту нахуй. Брок приезжает к девяти, делает себе кофе и следующие два часа тратит на то, чтобы пересмотреть все записи за последние дни.       Он не находит ничего подозрительного вовсе: каждый вечер оба его несчастья исправно делают домашку в своей комнате, исправно целуются, исправно друг другу дрочат. Их взаимодействие друг с другом не обретает и части возможного отчуждения или холодности. Брок пересматривает записи снова и снова, сжимает зубы крепче. Только два часа спустя он ловит себя на мысли о том, что не заметил самое очевидное из возможного — у обоих его несчастий все в порядке, когда они наедине.       Когда они наедине друг с другом.       — Охуительно, блять. Просто пиздато, — раздраженно поджав губы, Брок откидывается в своём кресле, морщится. Допущенная ошибка оказывается очевидной, но вместе с тем остается все еще немыслимой: когда Брок только решился на эту дурную провокацию, ему казалось, Джеймс понял его. Ему правда казалось, что Джеймс почувствовал эту его невозможность реализовать хоть какую-то часть собственных желаний. Что ж. Вся эта сердечная суета под руку с сантиментами явно заставили его позабыть о том, что предположения никогда не являются информацией.       И всегда являются лишь предположениями.       Даже если иногда убежденность в них кажется очень настойчивой.       После того утра он записи больше не смотрит. Времени на это совершенно не остается из-за подготовки к куче экзаменов для выпускников и других курсов, из-за организации выпускного. Последнее Брок со спокойной душой сбрасывает на Мэй, и та составляет для него план за два неполных дня: с салютом, фуршетом и отсутствием обязательства для самого Брока оставаться на празднестве надолго. Его это устраивает полностью и до основания. Его вообще неожиданно начинает устраивать все, что угодно — все его сознание концентрируется на той самой точке, в которой он сможет, наконец, объясниться со своими несчастьями.       Эта точка ждёт его в будущем. И Брок ждёт ее тоже — он в этом чрезвычайно хорош, а все равно в последнюю неделю своей работы в академии самую малость сдаёт позиции. То случайно залипает взглядом на движениях Джеймса во время экзамена по рукопашному бою, на который его приглашает Родригес, хвастовства над проделанной самим собой работой ради. То совершенно не нарочно во время обеда вязнет где-то в улыбке Стива — Джеймс что-то очень увлечённо рассказывает другим кадетам, с которыми они сидят, и Стив глядит на него. И Стив улыбается.       Ровно до момента, в котором не встречается с Броком взглядом. Его улыбка тут же исчезает, на лице появляется суровое, непроницаемое выражение.       Брок не признается себе до последнего, как сильно это начинает бесить его, а когда признается, за сутки до выпускного, неожиданно позволяет себе рассмеяться. Сидящий в соседнем кресле Джек — Брок пригласил его к себе выпить и обсудить дальнейшие планы на ближайший год, — косится на него с коротко вскинувшейся бровью. Но не спрашивает. А Брок не отвечает.       Ни слова не говорит о том, что оба его несчастья успели дорасти до того, чтобы играть с ним на равных, а он и не заметил. Успел разволноваться, понервничать, побеситься даже и, конечно же, выдать Родригесу дохрена незаслуженных отгулов — он-то думал, что все сломал. В реальности же, если бы такое случилось, ни Джеймс, ни Стив не стали бы сидеть в сторонке и отмалчиваться. Даже огибая угрозы об отчислении… Брок никогда не поверил бы, что не получил бы по лицу, разбей он одному из них сердце.       Но он не разбил. Не тронул даже. Заигрался малость и получил в ответ новый, крайне интересный ход — пока он метался с собственными сантиментами, оба его несчастья с удивительной выдержкой притворялись, что ничего никогда не было вовсе. Ничего между ними тремя.       Конечно, это было лишь одной вероятностью происходящего, но сам факт ее наличия Брока чрезвычайно радовал. Намного больше, чем идея о том, что он крупно и знатно проебался, случайно оттолкнув от себя оба своих несчастья на мили по песку.       В тот вечер Джеку Брок так ничего и не объясняет. Они ещё с пару часов обсуждают возвращение в ЩИТ, с отстроченным предвкушением вспоминают тренировки СТРАЙКа в тренировочной зале Трискелиона. Джек уходит от него около полуночи, а сам Брок засиживается ещё на час наверное. Курит, крутит в голове мысли о новом дне и том, что он может ему принести. Страх подбивает к нему клинья, но сильно многого добиться у него не получается: Брок останавливается твёрдо и убежденно на идее о том, что игра, наконец, подходит к концу. И уходя спать все же верит, что новой ночью будет в постели уже не один. •••       Званный вечер, запланированный Мэй в качестве празднования выпуска старших курсантов академии, устраивают в главном актовом зале. По такому случаю Брок даже самодовольно вытаскивает из закромов своего гардероба классический костюм и за несколько дней до праздника отвозит его в химчистку и ателье, перестраховки ради. За все годы простоя в его шкафу чёрная, дорогая ткань ничуть не испортилась, а Брок совершенно точно не помнил, когда надевал что-то кроме военной формы в последний раз, но ничуть не сомневался в воспоминаниях: в костюме он выглядел просто восхитительно.       В иных обстоятельствах это не должно было иметь веса. Но в его обстоятельствах у него все еще были два его несчастья. И одеваясь около полудня перед зеркалом в собственной спальне, Брок себе уже совершенно не врал: ему хотелось выглядеть хорошо для них.       Пускай, на само празднование не хотелось ехать вовсе.       Оно было не нужно ему так же, как Мэй уже который год кряду не нужны были бесконечные, что власть Фьюри в ЩИТе, полюбовные подмигивания и шутки Родригеса. Тот, правда, ни подмигивать, ни шутить не прекращал, и десяток лет спустя продолжая наслаждаться их конфетно-букетным периодом. Период этот прошёл уже давным-давно, Мэй и Родригес были обвенчаны, даже кольца носили, — не на пальцах правда, на цепочке жетонов, — но это будто бы не имело никакого веса.       Родригес в своём повальном желании проявлять собственные чувства был неутомим и неостановим.       Брок его понимал. Особенно в такие моменты, как сейчас: стоило ему зайти в зал и перебрать взглядом десяток другой гостей, как он тут же наткнулся на Мэй. Она стояла у дальней стены и что-то очень настойчиво объясняла одному из официантов. И в ней было все: жесткость, бескомпромиссность и одновременно с этим какая-то немыслимая легкость. Длинная, до пола, юбка ее платья казалась чрезвычайно тяжелой и стекала вниз, полностью пряча ее ноги, в то время как верх облепил тело будто привычная, форменная водолазка. Если бы не отсутствие одного из рукавов, Брок бы решил, что это она и была.       А Мэй все же выглядела восхитительно. Не только потому что последний раз они виделись слишком давно и Брок успел по ней чертовски соскучиться.       Отведя взгляд в другую сторону, он быстро находит им Таузига, Джека и Родригеса. Тех рассыпало по залу в привычной, чисто рабочей манере, и несмотря даже на то, что сейчас они были не на миссии, каждый из них стоял так, чтобы держать в поле зрения зал и дверь главного выхода. И каждый же ждал, когда уже можно будет уйти.       Это желание для них всех было явно общим, читающимся в мелких движениях глаз, рук и в мимике. Но, уже оказавшись здесь, торопиться Брок не желал. Ещё вчера он успел из принципа отказаться читать церемониальную речь, скинув это на Джека, вручение документов об обучении предоставил Родригесу с Таузигом. За то время, что его люди успели провести церемонию и отвлечь гостей, Брок успел вызвать домой клининг от ЩИТа, получше спрятал все оружие, хранящееся в комнатах, а ещё перенастроил систему внешней защиты, вбив туда данные и фотокарточки Стива и Джеймса. Возможно, это было лишним, но что-то внутри ему очень настойчиво подсказывало, что зайдя в его квартиру единожды, они останутся в ней жить навсегда.       По-другому ведь и быть не могло — Брок всегда забирал себе все самое лучшее. Джеймс со Стивом были лучшими, и рассчитывать на отказ Брок даже не собирался.       Хотя и имел в виду, что такое случится может тоже.       Стоит ему отвернуться в другую сторону и подхватить с подноса проходящего мимо официанта бокал с шампанским, как сбоку тут же появляется Мэй, и минуты не проходит. Она ловким, легким движением берет его под локоть и сразу прижимается ближе. Брок вздрагивает еле заметно, — говорил же, блять, сто раз, чтобы не подкрадывалась со стороны, которая находится вне поля его зрения, — но весь мат, уже норовящий сорваться с языка, удерживает в себе. Лишь потому, что они очень давно не виделись, он прощает ей эту случайную или намеренную промашку. Мэй почти сразу принимается шептать ему новости о том, что того отморозка-командира — и ведь его родители действительно назвали его Вилли, какой пиздец — адвокаты ЩИТа разгромили в пух и прах в суде, выбив ей сладкую моральную компенсацию за харасмент на рабочем месте. Подумав о том, что, скорее всего, не маленькая сумма перепала и самому Фьюри, посодействовавшему всему этому процессу, Брок все же не говорит своих мыслей вслух. Только быстро, мимолетно и по-отечески клюет Мэй в висок да шепчет, что она отлично справилась. Смущенная такой неожиданной, непривычной заботой Мэй только и может, что отвернуться и тихо послать его к черту.       Мэй от себя он так и не гонит. Они проходятся вместе по залу, здороваются с несколькими преподавателями, Брок принимает быстрые, не сильно искренние благодарности от пары-другой родителей. И он совершенно точно не собирается искать оба своих несчастья взглядом, — он приехал буквально только ради них, что за сюр, — но, впрочем, делать этого и не приходится. Оба его несчастья достаточно быстро находят его сами.       — Они смотрят на тебя с того момента, как ты вошёл в зал… На десять часов, командир. Крепкие, хорошенькие, — Мэй жмётся к нему, обнимает под руку крепче и шепчет на ухо совсем тихо. Темная прядь ее волос, избежавшая участи быть убранной в высокую прическу, щекочет ему щеку, и Брок медлит разве что секунду, чтобы не выглядеть слишком подозрительно. После переводит взгляд, куда Мэй указала, на десять часов, и тут же находит им Стива и Джеймса. Они оба выглядят восхитительно, почти что идеально в своих черных костюмах, идеально-белых, выглаженных рубашках и с чёрными галстуками. Точнее, галстуком. Джеймс, словно в очередной раз доказывая, что никакой закон ему не писан, надел этим вечером черную бабочку. Она смотрелась эффектно, лживо галантно, и Брок поддавался ее притяжению, смотрел, чувствуя горячий шепот Мэй самым кончиком уха: — Давай их в СТРАЙК заберём, а, командир? Джек сказал, они лучшие на потоке… И сильные, небось. А стреляют хорошо? Ну давай заберём, а… Молодые, горячая кровь… Смотри только, они от тебя глаз не отрывают. Ой. А я им уже явно не нравлюсь… Весело будет, командир, ну давай, а?       Мэй шепчет и не унимается, тихо посмеивается у него над ухом. И буквально совращает, что сам дьявол — Брок лжёт себе, что не думал об этом последние два месяца. Ещё лжёт, что его не веселит глубинно то, с каким недовольным взглядом Стив косится на Мэй. Он пытается держать лицо и сейчас тоже, так же, как держал его последние оба месяца, но стоит ему властным жестом засунуть руки в передние карманы брюк, как он выдаёт себя — происходящее ему очень не нравится. А Мэй явно, очень настойчиво провоцирует, жмётся ближе. Она определенно отыгрывается за последние три года, которые ей пришлось быть вне СТРАЙКа, но Брок даже бровью не ведёт. За все время их общей на пятерых работы он и не такие выкидоны видывал. Чего только стоили выходки Родригеса, когда они только начинали… Повторить этого не смогла бы даже Мэй со своим мелким, колючим раздражением из-за того, что они ее кинули в ЩИТе.       — И как ты себе это представляешь? У нас отлаженная работа. Мы идеально функционируем без внешнего вмешательства, Мэй. На притирку уйдёт минимум пара месяцев, — даже не поворачивая к наемнице головы, Брок чуть приподнимает бокал с шампанским, что держит в руке, и кивает обоим своим несчастьям. Джеймс тут же широко, чуть нагловато улыбается и, будто пытаясь скопировать позу Мэй, тянется к Стиву. А Брок, явно вредничающий вслух, только и глядит на то, как он опускает Стиву ладонь на грудь, на то, как усмехается своему собственному шёпоту. Этот шёпот ему не услышать точно, но ведь он все еще может смотреть. И он смотрит. Проходится взглядом по чужим длинным ногам, по плечам. Костюмы, будто нарочно, сидят на обоих его несчастьях идеально, заставляя слюну скапливаться во рту, а в голове поселяться новым мыслям о том, где бы он мог использовать этот чрезвычайно привлекающий его внимание галстук Стива.       — Фьюри случайно обмолвился, что до конца лета и так нас никуда не пустит, командир. Только ему не рассказывай, это о-о-очень большой секрет, — Мэй тихо смеется ему на ухо вновь, хитрющая лисица, и Брок только глаза закатывает. Новая подляна от Фьюри его, впрочем, ничуть не удивляет. Лишь радует быстрая, острая мысль, мелькнувшая в сознании: если эти двое согласятся остаться с ним, у него будет целое лето, чтобы обустроить свою личную жизнь. Эта мысль вызывает довольство. А Мэй неожиданно медленно скользит свободной рукой по лацкану его пиджака. И шепчет, похоже, все еще не отрывая глаз от Стива и Джеймса тоже: — А ты им понравился, командир… Сильно понравился. Смотри только, как тот, светленький, глазами стреляет. Грозный… А темненький скрытный… Командир, ну, давай их в СТРАЙК возьмём, а? Ну пожа-алуйста….       Стоит ей окончательно уложить ладонь ему на грудь, как Джеймс отстраняется от Стива и делает первый шаг в их сторону. Он двигается плавно, но неумолимо опасно, и Брок позорно сдаётся на растерзание убежавшим по позвоночнику вниз мурашкам. А как Джеймс смотрит… Острее будут только ножи Родригеса, но, впрочем, и они с легкостью найдут себе замену, потому что следом за Джеймсом начинает идти и Стив. В его взгляде разливается злоба, будто кто нефтяную баржу перевернул посреди океана. Брок, правда, об этом, о чужой злости, не волнуется вовсе. Вдыхает поглубже заранее, чтобы случайно не наглотаться разливающейся в чужих зрачках нефти и не потонуть в ней. Мэй лишь фыркает смешливо: направленный на неё жесткий, почти ненавистнический взгляд Стива ее ничуть не волнует.       — Добрый вечер. Сэр. Леди, — Джеймс подходит и здоровается первым, кивает Броку, а после протягивает Мэй руку. Она тихо смеется Броку на ухо, подает Джеймсу руку для рукопожатия, только от Брока не отлипает вовсе. И эта ее провокация становится почти ощутимой в пространстве вокруг них — Брок чувствует ее, Брок видит ее и Брок ничего вовсе с ней не делает. Только бровь в лёгком удивлении вскидывает, когда Джеймс неожиданно склоняется и целует тыльную сторону ладони Мэй. Жест выглядит галантным, крайне обворожительным даже, только на чужих губах плавает мягкая, опасно-игривая усмешка — Джеймс лжет о собственных манерах и доброжелательности, так же, как и Стив, не замечая очевидной провокации вовсе.       Брок даже глаз не закатывает. Только ловит себя на быстрой, горячной мысли о том, как, интересно, обоим его несчастьям удалось выдержать все эти одевания — завязывание бабочки на Джеймсе, как минимум, — и не потрахаться в процессе. Потому что он сам, была б его воля, уже утащил бы их к чертям собачьим из этого зала, а ведь с момента, как он их заметил, прошло от силы минуты три, не больше.       — Добрый вечер, — Стив подходит следом, и Брок перебрасывает ему свой взгляд. Он следит за Стивом самую малость настороженно, чуть прищуривается. Истерики от этого несчастья можно не ждать, как и нападения со спины, но ни одной колкости ему Мэй с рук не спустит, если только Стив позволит себе ее произнести. В особенности, когда СТРАЙК узнает, что у них будет пополнение.       И пусть Мэй он уже соврал своими сомнениями, в реальности все документы и рекомендации на Стива и Джеймса были отосланы им в ЩИТ ещё неделю назад. Где-то там, в том куске прошлого, где он пытался как-то разобраться с собственным волнением и зудящим изнутри раздражением, он сделал это и все еще не жалел. Возможно, потому что знал, что всегда может отказать им.       Сможет отказать им, если они не примут его предложение об этом большом и несбыточном долго и счастливо.       Руки для приветствия Стив так и не подает. А ещё не обращается к самому Броку напрямую, и в этом прячется все его раздражение, вся его злость. Брок только скалится в ответ на чужой короткий кивок, почти слыша, как ревность медленно подгрызает Стиву ребра. Жаль только забавы в этой игре уже много меньше, чем было месяца три назад. И лишь поэтому Брок решает не выдерживать паузы слишком долго.       — Джеймс Бьюкенен Барнс и Стивен Грант Роджерс, выпускники этого года, — дождавшись, пока Джеймс выпрямится, он представляет их Мэй, а после поворачивает голову к ней. У наемницы блестят глаза и на губах видна ехидная, широкая улыбка. Брок даже вздохнуть тяжело не успевает, — он чувствует, точно чувствует подвох и все же не предупреждает его, — только говорит негромко: — Мелинда Мэй, моя…       — Супруга. Приятно познакомиться молодые люди, — Мэй кивает, чуть смущённо и благородно прикрывает глаза на мгновения. Броку остается только закатить свои собственные, медленно, глубоко вдохнуть, а после перевести взгляд к обоим своим несчастьям. Лица обоих вытягиваются знатно в каком-то растерянном выражении, Стив почти сразу сжимает руку в кулак, зубы стискивает так, что мышцы шеи становятся более заметны. Из них обоих именно Джеймс успевает справиться с сантиментами первым — он тянет ненатуральную, ничуть не радостную улыбку на лицо. Выходит кривовато, а Мэй неожиданно смеется и вновь жмётся к Броку, обнимая за руку крепче. Она говорит уже не скрываясь за шепотом вовсе и совершенно не собираясь и дальше поддерживать этот бездарный фарс: — Боже, они такие наивные! Командир, ну давай их себе возьмём, в СТРАЙК, а? Хоть повеселимся… Ну ты посмотри какие, ты им приглянулся к тому же, быстрее привыкнут к твоему мерзкому характеру.       И мгновения не проходит, как злой взгляд Стива сменяется удивлением, а следом его лицо расслабляется и вовсе. Он вновь обращает свой взгляд к Мэй, вглядывается в ее лицо ещё несколько секунд, попутно опуская Джеймсу ладонь на спину, между лопаток. Тому неожиданно требуется чуть больше времени, но и он тоже догадывается, что здесь происходит. Броку не остается ничего, кроме как вскрыть карты, что не сильно-то в общем ему и принадлежали.       — Проказница… Иди поищи Родригеса, зайка, и потрепи ему нервы до конца вечера. У меня запланировано свидание, — мягко встряхнув рукой, Брок освобождается от чужих объятий и вновь ловит на себе пару удивленных глаз. Чужая тупость и ревность настолько бесконечны, что ему остается только вздохнуть. Мэй все ещё похихикивает и быстро прощается, оставляя их втроём наедине почти в самом центре зала.       С ее уходом до этого не ощущавшийся вакуум будто бы схлопывается, пожирая каждую мысль, каждое слово, что Брок мог бы сказать. Он переводит взгляд в сторону, совершенно точно не нервно прячет одну руку в передний карман брюк. Вокруг тут и там снуют официанты, чуть поодаль смеется Наташа, стоя рядом со своими родителями, Еленой и одним из преподавателей. Брок все еще молчит. Осматривается так, словно бы ему очень скучно и совсем нечем заняться, пока его мозг суматошно пытается придумать хотя бы единое слово, чтобы просто начать разговор. К его радости, Стив не выдерживает тишины первым. Все ещё смотря ему в лицо, пристально, пускай и мягче, он говорит:       — Свидание? — и в его тоне слышится явная угрожающая претензия. И вот оно, вот именно поэтому Брок все еще холост, все еще одинок и уже черт бы знал сколько лет без секса: потому что временами — каждый раз — он заигрывается. Это случается вновь и вновь, опять и снова. Он увлекается этой игрой на грани, с какими-то сумасбродными полутонами чужих эмоций и переживаний, которые подогревают ему кровь и будоражат чужую. До определенного момента правда. Того самого, в котором человек, с которым Брок флиртует и заигрывает, понимает, что ему требуется больше, чем просто игра. До момента, в котором Брок понимает — идти во что-то большое ему сыкотно, будто блядскому малолетке. В настоящем моменте первым на слова Стива реагирует отнюдь не он. Именно Джеймс оборачивается к себе за плечо, тянет чуть назад, к своему неразлучнику, и шепчет еле слышно что-то, очень похожее на имя Стива. Тот только головой дергает, явно не желая больше терпеть.       Вместо того, чтобы ответить конкретикой, Брок бросает быстрое:       — Типа того. Может до конца вечера меня ещё успеют отшить, как знать, — кивая в ответ, он прячет усмешку за краем бокала с шампанским, о котором совсем успел позабыть. Не отпивает, правда, прекрасно помня, что ему ещё вести машину назад до Вашингтона. Стив в ответ отворачивается, поджимает губы упрямо. У него на шее вновь чуть вздувается вена от напряжения, и Брока неожиданно тянет вперед, чтобы укусить ее, провести вдоль неё широким мазком языка. Он одергивает себя и сворачивает весь импульс желания, вместо этого интересуясь чрезвычайно буднично: — А вы куда после? Слышал намечается грандиозная попойка. Правда не уверен насколько это хорошая идея…       — А есть какие получше? — Джеймс, явно не собирающийся терпеть происходящее и дальше, поднимает голову, гордо и серьезно. Он смотрит прямо Броку в глаза, губы поджимает. И в этот момент Брок чувствует, наконец, слишком отчетливо: от проигрыша его разделяет не пол шага даже, так, дуновение ветра. Он игрался в полную силу почти четыре месяца, но делал слишком большие ставки, и вот пришёл этот момент кульминации — слишком уж быстро, но сколь сладко. Водить этих двух засранцев за нос и притворяться непричастным было жутко приятно, вкусно и сочно. Давая им вновь и вновь причины и поводы для отказа, Брок добивался важного и конкретного: чтобы они решили для себя, какой ответ дать, когда будет задан вопрос. Либо да, либо нет.       Без сомнений. Без терзаний. Без разборов полетов после.       Все, что ему оставалось, так это задать вопрос. И момент, подсунутый ему обоими его несчастьями вероятно случайно, был для этого идеален. А Брок все же был кретином. Но упускать его, не узнав, какой у Джеймса рот на вкус и как Стив умеет стонать, задыхаясь в оргазме, не собирался уж точно.       — Да, — легким движением руки поставив бокал на поднос проходящего мимо официанта, Брок засовывает уже обе руки в передние карманы и делает короткий, чёткий шаг вперёд. Оказавшись неожиданно близко к двум своим несчастьям, он чувствует перекликающийся аромат их парфюмов, всматривается в потемневшие от ревности глаза Стива. После смотрит на сурового, уже не веселящегося Джеймса. И, понизив голос, говорит твёрдым, серьезным шепотом: — Вы двое в моей спальне на ближайшие сутки. Даю пятнадцать минут на обсуждение и сборы всех необходимых вещей. Ждать буду на парковке.       Стараясь говорить достаточно быстро и четко, он не дает себе времени на то, чтобы всмотреться в выражение чужих лиц. В этом слишком много соблазна остаться, слишком много соблазна повлиять на их решение — делать этого Брок не собирается. Пока он может держать себя в руках и в праве командовать, он даст им подумать с хоть немного чистой головой без своего присутствия, ведь прекрасно понимает, что не всегда его выдержка будет столь хороша, как этим вечером. Развернувшись на пятках, Брок направляется прочь из зала. Часы на запястье показывают, что секунда в секунду его рабочий день закончился, — его последний рабочий день — и задерживаться здесь он не станет ни секундой дольше. Как бы ни смотрели на него преподаватели в желании остановить и завести какую-нибудь бесполезную светскую беседу, как бы родители кадетов заискивающе ни улыбались.       Направляясь к входным дверям, Брок вдыхает поглубже. Желание обернуться оказывается сильно и неутомимо. Оно эфемерно дергает его за плечо, смеется в спину и манипулирует его мыслями — больше Брок сюда не вернётся. Все вещи, лежавшие в его кабинете, уже сложены в багажнике. Ровно в полночь Фьюри на почту придет отсроченное письмо с прошением об увольнении с должности ректора. И если сейчас эти два недоразумения засомневаются, если они откажутся, — Брок не обманывается, это возможно — они никогда уже не встретятся.       Потому что он сам их искать не станет. В груди повоет пару месяцев от горечи упущенной возможности, а потом заживет и все будет отлично. У него все будет отлично, если Джеймс со Стивом струхнут, испугаются и откажутся сейчас. У него точно все будет отлично, а Джек будет скептично поглядывать на него следующие месяцев шесть. Он — педантичный святоша, когда дело касается отношений — глубинно верует в то, что за свою любовь нужно бороться и идти до конца. Брок — атеист, и ни во что кроме шансов он не верит. Жизнь дала ему этот, трехлетний и вкусный, а он, уже совершив собственную привычную ошибку и успев заиграться, дал Стиву с Джеймсом целых пятнадцать минут на дополнительные раздумья. Этого было слишком много, чрезвычайно много в сравнении с самой жизнью, иногда не дававшей на размышления и минуты.       Где-то под рёбрами затаилось мелкое, кусачее ощущение, и Брок себе не лгал — он имел право выбора. Только вот выбирать хуйню у него не было ни единого желания. Как и связывать свою жизнь с бесхребетными, трусливыми и беспомощными детьми, которые не смогут решиться, не смогут пойти ва-банк в нужный момент. Если его два несчастья действительно были лучшими, им не составит труда показать этого.       Как бы Брок ни водил их за нос и насколько бы сильно они ни были заебаны его недомолвками.       Устремившись прочь от них, от двух все еще — пока что — своих несчастий, Брок направляется в сторону двери черного выхода. Та прячет за собой длинный, прямой коридор, который выведет его прямо на парковку. В дальней ее части, в привычном месте его уже ждёт его автомобиль. Но на выходе его уже ждут тоже — все четыре всадника того апокалипсиса, который он несёт сам уже больше десятка лет. Рослый, массивный и бритоголовый Таузиг привалился плечом с одной стороны от двери. Рядом с ним стоит Родригес, смуглокожий и слишком развязно ухмыляющийся. А напротив Мэй — Брок глядит на неё мимолетом, думая лишь о том, что ей ее платье идёт. Остальным, всем трём его парням, костюмы не идут вовсе, слету давая понять, что им много привычнее берцы вместо лакированных туфлей и пуленепробиваемые жилеты вместо пиджаков. Но Мэй все же платье идёт. Как и Джеку его предвкушающая, мелкая усмешка — он стоит рядом с наемницей и тоже ждёт.       Они все ждут его. Ждут своего командира, своего старшего напарника и часть своей семьи. Так же, как и всегда.       — Твоя ставка, Родригес? — Мэй, привалившаяся нагим плечом к стене у выхода, лениво осматривает подходящего Брока с ног до головы и скалится отнюдь не добро. Социальные стандарты пугливо разбегаются прочь от неё и ее улыбки, а Родригес лишь бросает ей быстрый, по самую маковку влюблённый взгляд. Но вместе с тем в его глазах есть и другое, то самое, что они все впятером делят между друг другом с момента, как началась эта праздничная суета — полное, тотальное нежелание оставаться здесь и минутой дольше положенного. Фыркнув в ответ, Родригес только головой поводит, разминает шею, будто перед дракой, а следом откликается негромко:       — Твой байк, дорогая, — и Таузиг, стоящий рядом с ним, отзывается надменным хмыканием. Он переглядывается с Джеком, и тот только глаза закатывает. Родригес истинно придурок, если думает, что Мэй станет ставить свой байк в бесполезном споре на двух озорников, Броку приглянувшихся. Именно это, впрочем, и происходит. Уже в дверях, почти на пороге, Брок видит, как у наемницы вытягивается лицо, вскидывается рука, обтянутая плотно прилегающей к коже тканью черного платья, но он так и не останавливается, не замирает ни на шаг.       — Я тебе зад прострелю, не смей даже зарываться на мой мотоцикл! — Мэй неуступчиво дергает головой и, подхватив парой пальцев юбку, стекающую тяжелой тканью к полу, идет следом за Броком. Оставшаяся троица наемников не отстает, но он к ним все ещё не оборачивается. Только вдыхает поглубже, мысленно считая шаги по коридору и распрямляя спину. Его люди привычно держатся за его спиной, без приказа распределяясь по собственным местам. По правую руку ощущается горький аромат одеколона Джека, с другой стороны тяжелое, шумное дыхание громилы-Таузига. Мэй с Родригесом идут в хвосте, все ещё обсуждая свои ставки.       — Если я проиграю, я куплю тебе новый. Любой, какой захочешь, детка, — судя по звуку его голоса, Родригес улыбается, но совершает тотальную ошибку. Похоже, очередной бокал шампанского был для него лишним, и Мэй с радостью сообщает ему об этом. Брок не оборачивается, но по задушенному звуку, доносящемуся сзади, ставит на то, что она бьет его локтем в селезенку.       — Ненавижу, когда ты так меня называешь, — недовольно и возмущённо зашипев, Мэй шуршит юбкой. Ускорив шаг, она обгоняет их, на удивление без сопротивления узкого коридора проскальзывает мимо Таузига, после опережает Брока. Она выходит вперёд, будто бы ведя их всех за собой, гордая, нерушимая. И, конечно же, не оборачивается вовсе, все ещё мелко злясь за то, что они бросили ее в ЩИТе на три ебучих года.       — Ставлю тысячу, что они не придут, — неожиданно из-за его плеча раздается голос Джека, и Брок только губы поджимает, чтобы не засмеяться. Чужая азартность знатно веселит его, но Брок не осуждает. И сам бы поставил, только денежный проигрыш совмещённый с дополнительной потерей двух несчастий его не привлекает. А ставить на то, что они не придут, он отнюдь не собирается.       Как бы там к нему ни относилась сука-судьба, любящая знатно подпортить ему удовольствие, он все же был тем, кто выгрызал то, что желал, зубами. И меняться не собирался.       — Ставка принимается, — Мэй не позволяет Джеку передумать, мгновенно принимая его ставку. Ее руки, уже потянувшись к платью, неспешно подергивают какой-то замок с боку на юбке, и Брок заметив, это, всматривается, прищуривается. В коридоре достаточно света, но ему так и не удается понять, что она делает. Не оборачиваясь, Мэй продолжает: — Ставлю десять тысяч зелёных на то, что они придут. И Родригес… — уже достигнув тяжелой, металлической двери, она приостанавливается, оборачивается на мгновение. На ее губах появляется такая опасная, мстительная улыбка, что Брока, повидавшего всякое, пробирает мурашками нехорошего предчувствия. Мэй ещё явно потрепет им нервы и за эти три года, и за Вилли. А пока она лишь говорит: — Готовь деньги на мотоцикл.       Толкнув дверь одной рукой, другой наемница быстрым движением сдергивает юбку своего платья и перекидывает ее через локоть. Внизу на ней обычные камуфляжные штаны и берцы, и Брок отрицать не станет — в купе с надетым черным боди и вечерней прической смотрится достаточно эффектно. Настолько, что Родригес за его спиной закашливается слюной. Подкаблучник.       Уже оказавшись на улице, на краю парковки, Брок достает сигареты и подкуривает. Джек остается с ним, пока Мэй все такой же уверенной, горделивой походкой уходит к своему мотоциклу, а Таузиг с Родригесом идут следом за ней к своим машинам. Родригес держится ровно до того момента, когда Мэй заводит байк, а после свистит на всю парковку — в этом свисте Брок слышит привычный, кипящий в крови адреналин и предвкушение новых побед. Джек ржёт негромко, вторя собственным смехом Родригесу. Брок только вдыхает глубже, ловя себя на той мысли, которой пытался сторониться последние полтора года — он пиздец засиделся в своём чёрном кожаном кресле. Эта мысль, конечно, все равно посещала его и не было у него возможности изжить ее полностью, но в моменте выйдя, наконец, из главного корпуса академии, вдохнув поглубже, Брок отлавливает ее внутри своего сознания вновь. И только затягивается закуренной сигаретой, соглашаясь, наконец, полностью.       Он действительно засиделся здесь. Они все засиделись. И Фьюри лучше было бы не выебываться больше со своим рвением регулировать политику и заботиться о ней, потому что больше Брок сидеть на месте был не намерен. Его ждали вводные и миссии, его ждали тренировки со СТРАЙКом, мили матерных слов и приказов.       Свою ошибку трехлетней давности он окупил уже явно сполна. Теперь пришло время возвращаться в строй.       Задержавшись на несколько минут у выхода вместе с Джеком, Брок все же сворачивает в сторону собственной машины. Себе уже не лжёт — да и бессмысленно это, он вляпался по самое горло, теперь уже не вылезти, — о том, что медлит нарочно, чтобы только дать своим несчастьям больше времени. Джек понимает — это видно по его смеющемуся взгляду, по губам, что вот-вот собираются произнести что-нибудь провокационное, ироничное. Правда, так и не произносят: выйдя на парковку, они оба ещё издалека видят рассевшегося на капоте его, Брока, машины Джеймса и стоящего рядом с ним Стива. Джек коротко, еле слышно матерится тут же, явно разочарованный собственным проигрышем, а Брок не откликается ему. Не усмехается даже. Внутри него только волнение разрывается на лоскуты и исчезает в пространстве. На губах появляется довольная, еле заметная улыбка.       А глаза уже всматриваются, вглядываются вперёд, только хер кто позволит ему разглядеть лицо хотя бы одного из двух его несчастий. Фонарь, находящийся за их спинами, иронично смеясь прячет их лица в тени, оставляя лишь сам факт их присутствия. Броку хочется больше, много больше, но он заставляет себя довольствоваться этим. Даже шага не ускоряет. Мимо почти тут же проносится Мэй на своём ревущем мотоцикле: ее смех зловещим выигрышем разносится по пустой парковке, знаменуя конец знаменательной эпохи. Концу этому Джек рад точно, а все равно больше не смеется. Он сплёвывает горькую слюну на асфальт, вышвыривает недокуренную сигарету. Когда им остается шагов десять до машины Брока, Джек останавливается и говорит:       — Она выиграла спор, но ты… Ты выиграл эту жизнь. Не проеби хоть их, Брок, — хлопнув его по плечу, он разворачивается и уходит к своей машине. Эта нравоучительная интонация Броку не нравится просто до отвратительного, он фыркает скептично в ответ. Дождавшись, когда Джек отойдёт достаточно, кричит нарочно громко ему вслед:       — Иди ты нахуй, Роллинз! — и друг отвечает ему громогласным смехом. Запрокидывает голову, вскидывает руку со средним пальцем, но так и не оборачивается. Удовлетворенно ухмыльнувшись, Брок поворачивает голову назад к своей машине. Ни Джеймс, — все ещё сидящий на его ебучем капоте вообще-то, его наглость явно неиссякаема в своих объемах, — ни Стив не сдвигаются с места. Только сейчас Брок замечает у их ног темную спортивную сумку, но поверить в то, что они успели за этот десяток минут собрать вещи, у него не получается.       Оба его несчастья явно подготовились заранее.       — Что за спор? — Джеймс лениво откидывает голову чуть назад и, подойдя ближе, Брок видит хитрый прищур его глаз. Засранец даже не собирается спускаться с его машины, вместо этого откидываясь назад на руки и вновь красуясь. Эта его сучливость, наглость, являющаяся скорее сексуальным сумасшествием, сопровождали Брока последние три года, но сейчас он всматривается в них так, будто никогда не встречал вовсе. Всматривается, вглядывается и заполняется наслаждением до основания. По плечам бегут мурашки, которых не успокоит ни новая затяжка куревом, ни новый шаг вперёд, навстречу и сближения ради.       — На вас. Придёте или струсите, — вдохнув поглубже летний вечерний воздух, Брок провожает взглядом проносящийся мимо Corvette Родригеса. Тот сигналит, скалится, повернув в его сторону голову. Он совершенно точно не выглядит расстроенным, что ему придётся потратить все свои деньги на новый мотоцикл для Мэй, и если это и есть любовь, то Брок определенно точно не хотел бы с ней сталкиваться.       Хотя, Джеймс уже сидел на сраном капоте его сраной машины — возможно, время более детально пересмотреть собственные ценности уже наступало Броку на пятки, пока он только отмахивался от чувства, что что-то явно уже шло по пизде, ведомое его же собственными сантиментами.       — На что ставил ты? — проводив чужую машину взглядом, Стив отзывается важным вопросом и крепче сплетает руки на груди. Неприступный и все ещё раздражённый, он всматривается в Брока. Похоже, ответная игра такого уровня совершенно не пришлась ему по вкусу. Что ж. Запомнив это на будущее и выдвинув все идеи о новых провокациях в красную зону по опасности, Брок опускает взгляд к тлеющей сигарете в своих пальцах. Он оказывается достаточно в невыгодной позиции, подсвеченный фонарем парковки и открытый со всех сторон, и это ощущается не слишком безопасно.       Только нянчиться с собой Брок не станет. Если он будет выебываться и дальше, с этими парнями у него нихуя не получится точно. А значит все его старания пойдут насмарку, все удовольствие от игры потеряет собственную ценность — вот этого Брок допустить уже не может. Поэтому лишь хмыкает себе под нос. Следом отвечает честно:       — Ни на что, — подняв голову, он смотрит на Стива спокойно и впервые, наверное, открыто. Пару раз стряхивает с кончика сигареты пепел, но прежде чем поднести к губам и затянуться, добавляет: — Если у человека есть цели, которые мы не можем понять, мы не можем предсказать его поведение. И ставку делать не имеет смысла, если нет понимания, для чего вам двоим, предположим, я.       Не разрывая зрительного контакта, он все-таки затягивается куревом. Стив под его взглядом не вздрагивает, прищуривается только. Зато Джеймс выглядит удивленным. Он смотрит несколько долгих мгновений на Брока, после переводит все такой же взгляд на Стива. И все ещё даже не собирается сползать с капота его машины — Брок начинает ощущать легкое, невесомое раздражение. И удивление, впрочем, тоже. Кто бы мог подумать, что он может позволить кому-то делать нечто подобное.       — Вопрос получше: для чего тебе мы? Судя по твоим…отношениям, у тебя и так все отлично. А мы… Мы не продаемся, — последние слова Стив почти выплевывает. И Брок только губы поджимает, чтобы сдержать странное, умиленное выражение и не позволить ему показаться на своём лице. Ревность Стива настолько чистая, почти детская, что вызывает у него еле сдерживаемую улыбку. Ответить ему не удается, хотя Брок не то чтобы и торопится. Он наслаждается этим грозным взглядом Стива, его намерением защитить себя и Джеймса — это восхищает.       А Джеймс ловко, неспешно соскальзывает на асфальт парковки и подходит к Стиву с боку. Он смотрит мягко, с осторожной улыбкой, когда кладет ладонь ему на плечо и говорит:       — Стив, это была фикция… Он просто мудак. Эй, посмотри на меня, — Джеймс опускает вторую руку ему на грудь, но Стив не откликается. Он все смотрит и смотрит на Брока. Тот затягивается в последний раз, отщелкивает пальцами бычок в сторону, позволяя себе оставить единственный, первый и последний след в этом злачном месте, принесшем ему лишь его несчастья. И соглашается, не таясь:       — Я мудак. И если вы двое решили провести со мной ночь, вы должны были это учитывать, — он делает шаг вперёд, неспешно расстёгивает пиджак, позволяя летней прохладце забраться под его полы. Стива его слова ничуть не трогают и на Джеймса он не откликается тоже.       — Вообще хотелось бы всю жизнь, — Джеймс отзывается, впихивает в их диалог свой четвертак, и даже не удостаивает Брока взглядом при этом. Зато сам Брок чуть приоткрывает губы удивленно, брови вскидывает. Стива чужими словами бьет, словно током: он вздрагивает, растерянно поворачивается к Джеймсу. И шепчет быстро, словно надеясь, что Брок их не услышит, хотя они стоят на расстоянии меньше десятка шагов:       — Баки, перестань, что ты вообще несёшь… Он же, — Стив хватает его за запястье, смотрит взволнованно. И Брок всматривается в выражение его глаз, находящихся вне досягаемости фонарного света. Ему слишком плохо видно, и он делает ещё один шаг вперёд. Стив смущённо краснеет, пока его взгляд бегает по лицу ничуть не взволнованного Джеймса.       — Всю жизнь, так всю жизнь. Я не против, — не давая Джеймсу и шанса, чтобы перебить Стива, Брок перебивает его сам, подает голос и делает ещё один шаг. Джеймс оборачивается к нему рывком, но Брок все ещё на него не смотрит. Он смотрит только на Стива, пытаясь понять и разгадать загадку этого парня. Если с Джеймсом все понятно и просто, он контактный, игривый и ласковый, то Стив наоборот — он притворяется, что его сюда затащили насильно, и Брока это беспокоит лишь самую малость. Насильничать он не станет. А вот интерес свой удовлетворит.       Стив поворачивается к нему медленно, почти что испуганно, и Брок, наконец, видит в его глазах то, что искал — уязвимость. В грудине комкается странно счастливый смех, и он только фыркает себе под нос. Новый шаг делает мягче и легче, а Стив все смотрит и смотрит. Он защищается, перепугавшись за собственные глубинные чувства, и это хорошо.       Пускай и не очень уместно.       — Твои слова имеют цену, — Стив поджимает губы, хмурится недоверчиво. Джеймс только прикрывает глаза ладонью и отступает на шаг. Он выглядит как человек, который три года кряду убеждал Стива в какой-то одной непреложной истине, но тот ему так и не поверил. Со стороны было довольно смешно наблюдать за этим, и Брок позволил себе усмехнуться явно, не прячась. До Стива ему оставалось лишь два шага.       — Ваши действия тоже. Как и ваши чувства, — он делает ещё один шаг и останавливается. Стив выше его меньше чем на полголовы, и они оказываются лицом к лицу. Где-то сбоку Джеймс шепчет что-то неразборчивое про то, что будет, если они сейчас подерутся. За Стива Брок отвечать не может, но ему самому хочется отнюдь не драки. Помедлив, он поднимает руку — нарочно медленно, чтобы не дай боги, не спугнуть Стива — и кладет ее тому на затылок. А после добавляет: — Как и мои чувства к вам.       — Что…? — Стив успевает сказать лишь это, а после Брок целует его, прижимается губами к губам. Вторая его ладонь быстрым движением обнимает скулу Стива, большой палец опускается на подбородок и надавливает. И Стив вздрагивает разом, хватается непослушной ладонью за край его пиджака, а после мычит негромко, изламываясь изнутри похотью. Брок запускает свой язык ему в рот нагло, медленно и вылизывает его щеки в мокром поцелуе. Откуда-то с боку слышится сорванное:       — О боже… — и голос Джеймса звучит так, словно он был бы не прочь опуститься сейчас на колени между ними. Брок тихо, довольно хмыкает, пока вылизывает язык Стива своим. Его пальцы медленно скребут по светловолосому загривку, и тут же Стив как-то весь оседает, у него чуть подгибаются колени, и второй рукой он хлопает по капоту машины Брока, словно пытаясь удержаться.       Не имея ни малейшего желания покупать новый бронированный HUMMER, Брок медленно отстраняется от него, лижет его губы на прощание и открывает глаза. Чуть насмешливо шепчет:       — Не глупи, Роджерс, ладно? Никто не собирается обижать ни тебя, ни твоего Баки, — Стив расфокусированно смотрит на него, медленно, словно не до конца слыша его слова, кивает. Только через несколько секунд он отпускает его пиджак, прочищает горло и становится ровнее. Брок облизывается довольно, а после бросает взгляд в сторону: Джеймс смотрит на него большими глазами и еле держится от того, чтобы не попросить поцелуй и себе, как в прошлый раз. Пока что они, успевшие рассмотреть лишь его недоступность и властность, еще не знают, что им можно не просить, что им можно действовать самостоятельно, что можно больше не держать в голове вертикаль положений, но пройдёт время, и они привыкнут к этому. Брок соврёт себе, если только подумает, что не ждёт этого времени. От одной лишь мысли о том, как эти двое страстно, перевозбужденно зажимают его где-нибудь в спальне, требуя свое удовольствие, у него начинается не шуточная тахикардия.       И где-то в будущем его действительно ждёт это, но пока он может насладиться своей властью и командирскими замашками, используя их на всю катушку. Стив с Джеймсом слушаются его с такой легкостью, будто бы и правда кайфуют от всего этого.       — В машину, живо. И сумку не забудьте, — мотнув головой в сторону пассажирских дверей, Брок отступает назад. Он уже хочет развернуться, чтобы направиться к водительскому сиденью, но Джеймс перехватывает его взгляд — он выглядит голодным, горячим и облизывает пересохший рот быстрым движением языка. Позволив себе усмешку, Брок добавляет: — Барнс спереди.       Не зависимо от того, уйдут они от него завтра вечером или останутся навсегда, Брок выжмет из этой ночи все, что ему только будет позволено. И на меньшее соглашаться не станет. Пока он обходит капот, Джеймс нагоняет Стива у пассажирской двери и вжимает в нее всем телом. Стив не задаёт и единого вопроса, откликаясь на быстрый, почти грубый поцелуй. Джеймс забирается языком ему в рот, будто пытается выкрасть часть чужого удовольствия, попробовать его. Брок наблюдает за ними с сильно, тяжело бьющимся в груди сердцем. От тихого стона Стива у него в паху тяжелеет и мурашки бегут по плечам от новой, очередной мысли — пусть Джеймс ещё и не догадывается об этом, возможно, но пройдёт время и он найдет в себе желание контролировать в постели. Сейчас этого ещё нет в полной мере, он больше играется, заигрывает. Они оба играются и слишком боятся навредить друг другу, слишком осторожничают. Пускай сейчас и целуются голоднее, чем когда-либо на всех видеозаписях, что Брок смотрел утрами в своём кабинете.       Он их не одергивает. Насладившись видом со стороны, усаживается на водительское кресло и с хлопком закрывает за собой дверь. После приоткрывает окно, вытаскивает из кармана пачку и закуривает. Он не торопится совершенно, неспешно вставляя ключ, заводя машину. Но отказать себе в удовольствии посмотреть не может, жаль только, ни в одно из зеркал заднего вида ему почти ничего не видно. Не проходит двух минут, как Стив, наконец, отталкивает Джеймса и садится на заднее сиденье, затаскивая вместе с собой их сумку с вещами. Разочарованным Джеймс не выглядит, усаживаясь спереди и пробегаясь пальцами по волосам. На его губах появляется хитрая, сучливая улыбка.       Дождавшись пока он усядется и поправит член в брюках, Брок бросает быстрый взгляд в зеркало заднего вида — Стив расселся ровно посередине сиденья, широко расставив ноги. Его жадный взгляд был прикован к шее Джеймса. Хмыкнув себе под нос, Брок затягивается и неторопливо выкручивает руль другой рукой. Автомобиль сдвигается с места.       — Это была Мэй? Яркая… — Джеймс открывает свое окно и кладет голову на плечо. Никогда раньше Брок не видел его в настолько распаленном, будто пьяном состоянии, и он может лишь отметить насколько порочно и красиво смотрятся его припухшие от голодных поцелуев губы. Его пальцы не могут остановиться ни на мгновение, прочесывая его собственные волосы, перебирая прядки, уже распавшиеся и испортившие всю его укладку. Не успев насмотреться вдоволь, Брок отворачивается достаточно вовремя, чтобы не закончить всю их поездку до его квартиры ещё в начале.       — Только при Родригесе этого не говори, а то он быстренько тебе укоротит все, что плохо приделано, — хмыкнув самодовольно, Брок останавливается у шлагбаума на выезде. Только сейчас замечает, что все его наемники успели разъехаться, пока он разбирался с этими двумя несчастьями. Стив в этот момент как раз подаётся вперёд, опирается локтями на оба кресла по бокам от себя и интересуется негромко, чуть саркастично:       — То есть ты фактически украл женщину другого преподавателя, чтобы заставить нас ревновать? Боже, Брок, ты… Эм. То есть, сэр… — он начинает так близко, почти смешливо, но сам же все портит, оступившись об условности. Брок ему в ответ морщится иронично, поворачивает голову. У него есть ещё несколько секунд прежде чем шлагбаум поднимется, но неожиданно лицо Стива оказывается очень близко. Они встречаются взглядами.       — Брок. Я все равно уже уволился, поэтому… — он рассматривает глаза Стива близко-близко, после опускает взгляд к его губам. На соседнем сиденье Джеймс недовольно ёрзает, и Брок только улыбается одними глазами. Стив замечает это с удивлением, но не успевает спросить. Брок говорит: — Если я сейчас снова тебя поцелую, Джеймс взбесится. Сядь назад, Стив. Ради чистоты и невинности, как минимум, этой машины. Она не готова к таким экспериментам, — и Стив жарко, медленно заливается румянцем. Он не отвечает даже, только прочищает горло, кивает и отстраняется, открывая Броку вид на Джеймса. Тот на него не смотрит, отвернувшись к окну, и Брок позволяет себе продолжить: — Во-первых, ничью женщину я не крал. Во-вторых, после стольких лет совместной службы ко мне у Родригеса никаких претензий нет. И, в-третьих, это была полностью инициатива Мэй, я просто не стал мешать ей дразнить вас.       Отвернувшись назад, он, наконец, давит на педаль газа и срывается с места, проносясь под не до конца поднявшимся шлагбаумом. От академии до Вашингтона ведет лишь одна единственная, пустая сейчас дорога, и Брок прибавляет скорости. Убедившись, что ни впереди, ни позади никого нет, он одной быстрой затяжкой докуривает сигарету, а после прикрывает окно. Джеймс все не поворачивает головы, наверное, действительно злится, но Брок не пугается. Им всем потребуется время на то, чтобы разобраться с распределением внимания друг к другу, раз уже они оказались в такой раскладке. Это вряд ли будет просто и для двух несчастий, слишком привыкших быть один на один, и для него самого — последние его отношения закончились лет, кажется, пять назад.       Но у них может получиться. Определенно может, если, конечно, брошенные Джеймсом слова об этом увлекательном «навсегда» не были ироничной, острой шуткой.       — Совместная служба? Не знал, что Родригес работал в полевых условиях, — Стив подает голос из-за его спины, и стоит Броку бросить взгляд в зеркало заднего вида, как он замечает: Стив смотрит Джеймсу в затылок не отрываясь. Похоже, они думают примерно об одном и том же.       — Приехали… Вам хоть что-то рассказали эти идиоты, когда три года назад работать начали? — фыркнув чуть раздраженно, Брок перехватывает руль другой рукой, а освободившуюся легким движением укладывает Джеймсу на колено. Тот вздрагивает от неожиданности, поворачивает к нему голову и смотрит чуть удивленно. Сам Брок головы к нему не поворачивает, только ощущает, как чужая нога напрягается под его прикосновением. Костюмная ткань шуршит о поверхность сиденья.       — Не сильно много. Как, впрочем, и ты, — Джеймс усмехается благодарно, на уголок губ, и самую малость сползает в кресле. Он расставляет ноги чуть шире, ерзает, и Брок поддаётся ему, начиная медленно скользить рукой выше по его ноге. Чёрная ткань костюма достаточно плотная, но он все равно чувствует тепло Джеймса и мышцы его бедра, то и дело напрягающиеся.       — Так вы работали вместе? Расскажи, мне интересно, — Стив вновь подаётся вперёд, не убиваемый в своём желании присутствовать рядом с ними обоими, и опирается локтями на кресла по бокам от себя. Джеймс косится на него, закусывает нижнюю губу и словно случайно покачивает из стороны в сторону ногой, на которой лежит ладонь Брока. Он играется, точно нарочно нагревая пространство вокруг них, а Брок только усмехается, чувствуя, как сознание неторопливо дурманится обещанием хорошего секса и наслаждения.       — Нам. Нам обоим интересно, — Джеймс добавляет четко, немного насмешливо. И Броку почти жаль, что он не может смотреть на него полностью, следя за пустой дорогой и удерживая руль.       — Интересно, да… — усмехнувшись, Брок поднимает руку выше по бедру Джеймса. Он оказывается слишком близко к паху, и нетерпеливый Джеймс тут же пытается податься бедрами навстречу, приподнимает их над сиденьем. Брок только с силой усаживает его назад и удерживает на месте, слыша, как Джеймс в ответ шумно втягивает носом воздух. Ткань брючины, к большому его сожалению, скрадывает ощущения, когда Брок вдавливает в неё пальцы. — Джек, Таузиг и Родригес — мои люди. Вместе с Мэй являются лучшей группой огневой поддержки ЩИТа. Мы…       — Подожди, что? — Джеймс восклицает, дергается коротко и вновь ерзает на сиденье. Брок его не пускает, продолжая держать бедро на месте сильной хваткой. Продолжить говорить Джеймсу отчего-то не удается, только пальцы его впиваются в кожаное сиденье. Стив приходит ему на помощь негромко, прикованный взглядом к ладони Брока на его бедре:       — ЩИТ это же просто байка для новобранцев, разве нет? Ты же шутишь, Брок? — перекинув взгляд к зеркалу заднего вида, Стив смотрит на него немного растерянно. Брок только взглядом с ним встречается на зеркальной поверхности, а после подмигивает. Он ухмыляется широко, наглюще, и Стив говорит как-то растеряно, уже намного тише: — Скажи, что ты шутишь…       Брок позволяет себе грубовато рассмеяться. Его ладонь поднимается выше к паху Джеймса, и тот отворачивается. Вздрогнув, его рука быстрым движением накрывает руку Брока, и не понять, хочет он убрать ее или, наоборот, направить. Расспрашивать Брок не собирается, уже исполняя желание Стива. Правда, немного по-своему.       — Байка, да? Ну, значит я работаю в несуществующем, сказочном месте. Джеймс, будь хорошим мальчиком, залезь в бардачок и найди там чёрный пластмассовый пропуск с красной полосой у одного края. Но, прежде чем ты это сделаешь, я предупрежу первый и последний раз: о таких вещах лучше держать язык за зубами, если не хотите получить пулю меж глаз, — оторвав взгляд от пустой трассы, Брок оборачивается к обоим своим несчастьям и долго, пристально смотрит каждому из них в глаза. Страха в ответных взглядах не находит, только странное восхищение и горячее, жадное предвкушение, слишком похожее на то, что чувствует он сам. Джеймс почти сразу открывает бардачок нетвёрдой рукой и пропуск-карта, словно ожидая именно его, тут же вываливается ему на ладонь. Он рассматривает ее несколько секунд, после протягивает Стиву. Рука Джеймса, все ещё лежащая поверх ладони Брока, медленно тянет его кисть выше, с своему члену.       — Седьмой уровень допуска… А сколько всего? — рассмотрев пластик с обеих сторон, Стив тянется вперёд и бросает карту назад в бардачок. Уже через мгновение Джеймс захлопывает его и негромко, задушено стонет: Брок позволяет ему сдвинуть собственную руку и накрывает ладонью его твёрдый член, находящийся под тканью одежды. Стив, отстраняясь назад, вздрагивает от этого звука, вздыхает шумно. Далеко он не отстраняется, вместо этого протягивая руку к Джеймсу и оглаживая кончиками пальцев его горло. В этом прикосновении Броку видится неумолимая, почти жестокая в своей верности нежность.       — А всего девять, Стив. И отвечая на не заданный вопрос: считай к вам меня сослали за плохое поведение, — резким движением скинув со своей ладони руку Джеймса, Брок подцепляет пальцами пуговицу его брюк и расстёгивает ее. Джеймс ерзает вновь, тянется рукой к Стиву, обнимая его за шею, притягивая его к себе и пытаясь дотянуться губами до его нижней челюсти. — На три года.       — То есть ты больше не ректор? — Стив облизывает пересохшие губы, но больше к нему не поворачивается. Все его внимание сосредотачивается на Джеймсе, которого ведёт от возбуждения, от чужой властности и резкости. Они уже дрочили друг другу, отсасывали и целовались часами, но никогда Стив, похоже, не видел Джеймса настолько хмельным от возбуждения и похоти. Брок действовал на них, что лучший абсент, проходясь градусом алкоголя по оголенным нервам и ударяя по самым слабым местам сладко, вымученно.       — Будь я ещё ректором, я бы не позволил себе запустить руку твоему любимому Баки в штаны, чтобы потискать его за член, — хмыкнув себе под нос, Брок подцепляет ловкими пальцами молнию и медленно тянет язычок вниз. Джеймс выдыхает шумно, сглатывает и шепчет что-то нечленораздельное. Возбуждение скапливается у него в паху, от удовольствия живот поджимается произвольно, мышцы напрягаются. В костюме жарко, но у него нет и единого желания тратить время на то, чтобы стянуть пиджак или развязать бабочку. Ему просто хочется, до зуда, до стискиваемых зубов, почувствовать на себе, наконец, чужие прикосновения. И Брок чувствует это прекрасно, добавляя: — И точно не потащил бы вас обоих в свою постель.       — Тебя останавливало лишь это? — Стив медленно обнимает Джеймса ладонью за горло, так, как тому нравится, и ему в ответ раздается мягкий, задушенный стон. Джеймс тянется к нему, притягивает его к себе за затылок и утыкается приоткрытыми губами в его шею. Обещая себе, что вернётся к нему через секунду, Стив вновь оборачивается к Броку, всматривается в его лицо. Пока Джеймс жадно, тихо-тихо зовёт его по имени, и оторваться от него явно выше сил Стива, но тот все равно смотрит на Брока. Уже два месяца кряду его мучает непонятный вопрос, который бродит каким-то собственным призраком по разуму и никак не желает формироваться в нечто четкое, понятное. Задать его Стив не может, он его даже не знает, лишь чувствует, но от ответов Брока, других, любых других ответов, ему становится спокойнее и понятнее.       — Ты даже если попытаешься, не сможешь представить себе, насколько я люблю свою работу, Стив. Лишиться ее и заодно подставить под удар ваше будущее, получив взамен быстрый перепихон, слишком глупая авантюра. А теперь вы мои, как минимум, на сутки. И это стоило всего ожидания, — бросив на Стива быстрый взгляд через зеркало заднего вида, Брок отводит в стороны края расстегнутых брюк Джеймса, приспускает его белье и забирается под него ладонью. У того внизу влажно и жарко. Лобок покрыт жесткими волосками и капельками пота, и Брок не отказывает себе в удовольствии чуть надавить на плоть кончиками пальцев. Мышцы в паху сокращаются под его руками, напрягаются, а Джеймс шумно дышит Стиву в шею. И неожиданно рявкает еле слышно, задушено:       — Блять… Вы оба… Просто заткнитесь, нахуй, — его сиплый голос полнится возбуждением и слишком долгим ожиданием, которое явно не было им заслужено, пока прикрытые ресницы подрагивают, щекочут Стиву щеку, а губы рвано, непоследовательно пытаются целовать его в шею. Джеймс явно уже не улавливает суть разговора от возбуждения. И Стив неожиданно тихо смеется, оборачивается к нему, чтобы, наконец, медленно глубоко поцеловать. В этот свой поцелуй он вкладывает все, что только есть в нем сейчас: и благодарность за то ожидание, что они пережили бок о бок, и бесконечное восхищение, и обожание. Брок в свою очередь самыми кончиками пальцев касается влажной, оголившейся головки члена Джеймса, и тот стонет от ощущений в поцелуй, уже не стесняясь. Он прогибается в пояснице, словно пытаясь уйти от прикосновения, только ему это не удается. Брок медленно выкручивает кисть в душном, тесном пространстве под тканью чужого белья и обнимает его член пальцами. Основанием ладони нарочно прижимается к головке, массирует ее на грани удовольствия. Почти сразу слышит восхищенное, сиплое: — Ты… Ебучий дьявол…       Джеймс отрывается от Стива, задыхаясь, и Броку даже кажется, что он слышит стук его сердца. У него самого в груди бьется так, что вот-вот остановится. В паху все стянуло жаром, рука на руле вздрагивает, впивается в кожаную обивку крепче — он следит за дорогой, но тяжелое дыхание сбоку отвлекает. Каждый новый негромкий стон отзывается у него в голове и стекает в пах. Давление брюк на твёрдый член ощущается почти болезненным, но Брок не собирается разбираться с этим сейчас. Собственное удовольствие, выкрученное на максимум и сросшееся с этим сладким ожиданием, лишь добавляет в кровь больше похоти, дикого, яростного желания. И сравниться с тем, как Джеймса безжалостно размазывает на сиденье, оно не может совершенно.       — Я ещё тебя даже не трахнул, Джеймс. Смотри не сглазь, — сбросив скорость, Брок быстро оборачивается, проверяет дорогу впереди и позади них. В ближайшее время другим машинам на этой трассе делать нечего. Празднование выпускного в самом разгаре, ещё даже салюты не запустили, а раньше салютов никто уезжать не станет — ни родители, ни их заматеревшие дети-военные. Остановив машину окончательно, он включает аварийку и, наконец, оборачивается.       Джеймс хнычет в свалившемся на него с двух сторон удовольствии и не понять от чего. То ли от того, как медленно, почти издевательски двигается рука Брока в его штанах, то ли от того, как звучит его имя, вкусно перекатываемое Броком на языке. Меж его бровей залегла почти болезненная, хмурая складка, язык пробегается по зацелованным губам снова и снова, но они все равно высыхают слишком быстро — Джеймс дышит так, словно ему не хватает воздуха, пока Стив медленными, осторожными поцелуями покрывает его щеку и скос челюсти.       — А ты… собираешься? — Джеймс приоткрывает влажные глаза, смотрит на него, и Брок сдвигается на сиденье, чтобы податься вперёд. Свободной рукой он чуть подвигает Стива, и тот послушно отстраняется, давая ему место. Его руки исчезают, опускаются, а после вскидываются вновь, и он впивается пальцами в края передних кресел.       Подогнув под себя одну ногу, Брок ухмыляется медленно, развратно, а после опускает большой палец Джеймсу на подбородок. Он проходится им по мягкой нижней губе, чуть оттягивает ее вниз, и Джеймс весь замирает, даже дышать перестаёт, кажется.       Поцелуй, так долго отсрочиваемый Броком, становится почти настоящим таинством для него.       — А ты ещё сомневаешься? Ну же, Джеймс, не разочаровывай меня, — Брок опускает голос до шепота, чувствуя, как сердце бьется уже где-то в горле. От Джеймса пахнет сексом и дорогим парфюмом, пока сам он весь выглядит, кажется, уже хорошенько трахнутым. И все-таки дело в имени: стоит ему услышать, как Брок зовёт его, и его глаза прикрываются, веки вздрагивают. Он открывается, и это слишком заманчиво, чтобы Брок мог отказать себе в удовольствии напасть на него.       Подавшись вперёд, он оказывается слишком близко, а после, наконец, целует. С той самой вкусной горечью, которой так долго ждал, с влагой слюны и совершенно бессовестным движением собственного языка, почти сразу толкающегося Джеймсу в рот. Джеймс только стонет, изгибается в его руках и не выгоняет с настойчивостью. Его язык пытается оказать странное, беспомощное сопротивление, но Брока этим не напугать. Неспешно, напористо он собирает остаточный привкус шампанского из чужого рта. Его рука обнимает член Джеймса крепче, доводя того до исступленного тяжелого дыхания с присвистами и стонами. Джеймс только поднимает руку и хватается за плечо Брока, вдавливает пальцы в плоть до боли, пытаясь удержаться на краю.       Единственный, кого Брок ждёт — Стив. И тот не разочаровывает, ловким движением запуская руку между ними. Его пальцы обнимают горло Джеймса, прижимая того к спинке кресла и сдавливая так вкусно, что член Джеймса становится немного тверже. Он течёт предсеменем идеально, и Брок скользит пальцами по головке, сжимает ее мягко, выбивая из Джеймса ещё один задушенный, тяжелый стон и собирая его собственными губами. В салоне повисает запах чужого возбуждения и желания, и Брок почти плавится весь в этом контроле, в чужой чувствительности и податливости. Он кусает Джеймса за губу несильно, зализывает укус и слышит хриплое, жесткое сбоку:       — Если тебя не трахнет он, это сделаю я, — Стив чуть сдвигает ладонь выше под подбородок Джеймса, обнимает его горло крепче. И Джеймс тихо, надрывно стонет, задыхаясь в этом удовольствии. Уже не сдерживаясь, он позволяет себе двинуться, дёрнуться и в пару быстрых, жестких толчков подаётся бедрами в кулак Брока, а после кончает с бранью на пересохших губах. Брок, впрочем, ничуть не удивляется: Стив говорит такой интонацией, что ему самому приходится свободной рукой сжать член сквозь брюки, чтобы случайно не спустить. В его-то годы такие фокусы уже явно непозволительны, пускай изнутри все запекает и требует разобраться с собственным возбуждением прямо сейчас.       Только кончив, Джеймс сразу весь обмякает в кресле. Ладонь с его горла исчезает, давая ему возможность отдышаться, а Брок медленно вытаскивает влажную, перепачканную спермой руку из его штанов. Где-то в бардачке у него были салфетки, и он лезет туда, но достать их так и не успевает: Стив перехватывает его замершую в воздухе ладонь, тянет за запястье к себе и медленными, широкими мазками языка вылизывает его пальцы. Его глаза, столь голубые и светлые всегда, сейчас темнее самой порочной ночи, и он смотрит лишь на Брока. Тот сглатывает, окончательно сдавая позиции и молясь лишь о том, чтобы они успели доехать до его квартиры. А Стив молчит и вбирает его пальцы в рот, собирая с них вкус чужого удовольствия.       — Если бы три года назад мне сказали, что я получу вот это, я бы вынудил тебя уволиться раньше. Ничего личного, — Джеймс, успевший очухаться за секунды, смотрит на Стива, с придыханием облизывается, но тут же отводит взгляд. Он приводит в порядок свое белье и брюки, а Брок только хмыкает понимающе и еле заставляет себя вытянуть пальцы из чужого горячего рта. Свободной рукой Джеймс как раз протягивает ему пачку салфеток.       И двух минут не проходит, как Брок усаживается в кресле ровно, пристёгивается быстрым, резким движением. Оба его несчастья пристёгиваются следом, прекрасно понимая, что им есть куда торопиться. Больше они не разговаривают. Передние окна открыты полностью и свежий ветер с запахом лета врывается в салон, пытаясь остудить их троих. Получается у него так себе: весь путь до своего дома Брок проезжает за пятнадцать минут, вместо классического получаса. У своего подъезда тормозит чуть резче, чем стоило, и почти выпрыгивает из машины. Возбуждение не спадает и не слабнет, требуя от него взять ответственность за все то время, что он игрался и не давал себе разгуляться.       По ступенькам лестницы в подъезде он поднимается быстрыми, резкими шагами. За спиной тихо, почти бесшумно, если не считать тяжелого, горячего дыхания, поднимаются Джеймс со Стивом. Последний несёт сумку с их вещами. Уже на пятом этаже, немного непослушной рукой вставляя ключ в замочную скважину, Брок позволяет быстрой мысли проникнуть в разум: скоро их вещей будет больше.       Не может не быть.       Открыв все замки и распахнув дверь, он пропускает обоих парней внутрь, а после заходит и сам. Джеймс успевает найти выключатель, свет в просторной прихожей загорается сам собой, гремит упавшая на пол сумка. Брок не оборачивается до момента, пока не закрывает дверь на все замки, словно в маниакальном желании не дать своим несчастьям сбежать. Но и после обернуться ему не удается: сзади неожиданно прижимается чужое тело, руки опускаются на плечи, а над ухом раздается тяжелое, быстрое дыхание. Брок откидывается назад, прижимается к чужой груди и прикрывает глаза. Его пальцы быстрыми движениями расстегивают пуговицы пиджака и следом чужие сильные руки стягивают тот с его плеч. Брок уже хочет ослабить галстук, но не успевает, не удерживается просто — ему слишком интересно, кто из них двоих напал столь яростно со спины.       — Привет, — стоит обернуться, как хитрущий прищур Джеймса тут же встречает его. Он шепчет негромко, улыбается на уголок губ и медленным, порочным движением ослабляет Броку галстук сам. Уже разувшийся, привычно педантичный Стив за его спиной как раз поднимается, выпрямляется. И Брок скалится немного нахально, потому что в следующее мгновение Стив оказывается позади Джеймса. И тот вздрагивает, брови приподнимает, чуть удивленный тому положению, в котором оказался.       — Вот теперь привет, Джеймс, — Брок расстёгивает его пиджак, попутно пиная ногой свой в сторону, и наслаждается тем, как Стив стягивает с чужих широких плеч уже ненужный элемент одежды. Джеймс позволяет, сглатывает надрывно и шепчет:       — Я, эм… Может разойдёмся по хорошему? — он почти беззащитно морщится, смотрит на Брока со странной мольбой, но тот только фыркает и развязывает его бабочку. Она распадается концами ткани безвольно, послушно, а Стив прижимается губами Джеймсу за ухом, уже отшвырнув его пиджак в сторону. И Брок, медленными, неторопливыми движениями расстегивая ворот чужой рубашки, говорит:       — Уже не разойдёмся, Джеймс. Даже не рассчитывай.       — Блять, — Джеймс откидывает голову Стиву на плечо, прикрывает глаза дрожью ресниц. Его руки хватаются за пояс брюк Брока, кончиками пальцев проходятся по кромке ремня. Он пытается расстегнуть его на ощупь, пока Стив медленно покусывает его шею, распаляя и возбуждая, будто кому-то из них это действительно нужно. Вместо того, чтобы помочь ему, Брок подаётся бёдрами вперёд, вжимается в бедра Джеймса своим возбуждением и прихватывает губами его подбородок. Джеймс выдыхает сорвано, а вдыхает поглубже, но это все равно не спасает его, когда Брок опускает ладонь ему на плечо и мягко, неумолимо надавливает.       — Отсоси мне, Джеймс, — он говорит это медленно, растягивая слова, добавляя легкой хрипотцы в интонацию, и Джеймс только жмурится, поджимает губы. Стив бросает на него быстрый, чуть непонимающий взгляд, но объяснять ему ничего не приходится, потому что Джеймс отталкивает Брока уверенным движением легкой ладони и грациозно, неспешно опускается на колени. Он поднимает к ним обоим глаза, усмехается: довольный и жадный. Глазами не лжёт — ему этот минет доставит в пару раз больше удовольствия, чем им двоим, вместе взятым. А ложь, сопровождавшая Брока все время, с момента знакомства с ними обоими, обнажается.       Джеймс притворяется покорным, в реальности забирая себе всю власть нагло и безраздельно.       Первым делом его пальцы тянутся к брюкам Стива. Это точно ответный укол, и Брок только губы растягивает в усмешке. Его не ранит вовсе, даже писк импровизированного тактильного жилета не звучит, пока сам он уже тянется к Стиву тоже, возвращая Джеймсу собственный ход и собственную сучливость. Затылок у Стива тёплый, а еще чувствительный. Он вздрагивает под ладонью Брока, бормочет еле слышно:       — Неугомонные…       Умный. Сразу догадывается, что происходит, но заднюю так и не даёт. Медлит разве что, прежде чем отрывает глаза от своего неразлучника и оборачивается к самому Броку. А целуется все также — ничуть не горько, жадно и с привкусом какой-то надежды, что ли. Брок не уверен, что может дать этому привкусу достаточно полное название, но в ней есть своя горечь для него. Какая-то целеустремленная, жесткая и нерушимая. Это привлекает. В Стиве, а в Джеймсе — другое; но Брок уже почти не думает. Рот у Стива горячий, податливый, его язык двигается навстречу поцелую и чего только ради?       Он забирается Броку в рот сам, хватается ладонью за его бок в требовательной, крепкой хватке. Стонет все равно первым, будто измученно, будто после долгих лет ожидания этого острого, возмутительного удовольствия. Брок еле позволяет себе отвлечься от него, потому что ему хочется видеть то, что происходит у его ног. Ему хочется видеть, как Джеймс, стоящий на коленях прямо в своих явно дорогих и, вероятно, новых костюмных брюках, прикрывает глаза и вылизывает член Стива прежде чем взять его в рот. Джеймс наслаждается. Самозабвенно, с удовольствием и не жалея слюны он вбирает чужой член глубже, собственным порочным ртом растягиваясь вокруг него. Брок его точно трахнет. И просто, и именно вот так — поставит на колени и будет вымучивать собственной властью, будет называть его по имени, наблюдая за тем, как Джеймса изводит мурашками возбуждения, бегущими под кожей.       Как-нибудь в следующий раз. Сейчас же он только спускает одну руку к поясу собственных брюк, еле расправляется с пряжкой ремня в одиночку. Стив все еще здесь, но уже растворяется. Он утыкается лбом куда-то ему в висок, тяжело, натужено сглатывает. Не издевки ради Брок медленно, вдумчиво выводит большим пальцем круги на его затылке, дразня чувствительную на удовольствие кожу, разминая ее будто бы перед возможным, но точно ждущим его впереди укусом. Стиву это понравится, ровно как и ему самому точно понравится брать его сзади, удерживая в коленно-локтевой за плечо. Джеймс от подобной картины будет в восторге точно. И точно захочет поучаствовать.       Наконец, расстегнув собственные брюки, Брок приспускает их, заведомо ноги пошире расставляет, чтобы не сползали слишком низко. После приспускает белье. Прикосновение к собственному члену ощущается почти кощунственным предательством после столького времени фиктивного воздержания во имя чистоты собственной машины. Его пальцы обнимают ствол, проходятся по нему. Взмокшее белье нужно будет бросить в стирку, а Джеймса — трахнуть. Стива — вылизать до сорванных хрипов и этого лживого желания отползти, отказаться от того, чего слишком хочется.       В подобное Брок уже не поверит. Если попросят, остановится точно, но отчего-то чувствует — не попросят. Они уже знают, уже увидели, насколько он хорош в жонглировании их возбуждением, и, раз не сбежали, определенно хотели именно этого. Хотели его, а еще хотели его власти.       — Брок… — Джеймс зовёт его сипло откуда-то снизу, и стоит Броку опустить к нему глаза, стоит ему только раскрыть зажмуренные от удовольствия веки, как он видит сразу же: и чужой дымный, шалый взгляд, и мольбу. Не просьбу, не требование. Именно мольбу — вот с чем Джеймс оборачивается к нему, обращается к нему, пускай и смотрит лишь на головку, виднеющуюся в кольце его пальцев. Его свободная рука уже вздрагивает, уже тянется к его собственным брюкам, а Брок тянет губы в кривом оскале. Возбуждение ожесточает черты его лица, большой палец чуть давит под головкой — Джеймс, конечно же, видит. Джеймс сглатывает, зная, что Брок делает себе хорошо прямо у него на глазах нарочно.       Разрешает?       Не произносит и единого слова. Только хмыкает, а после проходится кулаком по стволу вновь. Под коленями вздрагивает то ли старость, то ли похоть, плечи передергивает дрожью. Последнее — подарок от Стива, прижимающегося губами к его шее. Такие подарки Броку определенно нравятся, даже озвучивать не приходится, а еще ему нравится Джеймс. Тот измученно жмурится, тянется вперёд всем собой, неудобно подступает ближе на коленях. Брюкам пизда, но, впрочем, сопутствующий ущерб уже не котируется. Джеймс тянется к его члену, прикрывает глаза, касаясь губами головки. Руки Брок так и не убирает, уже в следующее мгновения чувствуя, как Джеймс проходится языком по его пальцам, как он вылизывает их, собирает все предсемя.       И сглатывает.       Стив шепчет:       — Мы все умрем…       Брок только хмыкает согласно, ничуть не меньше, потому что Джеймс уже раскрывает собственные глаза. Теперь он смотрит ему в лицо, влажно, с дымом удовольствия, клубящимся в зрачках. Брок медленно, глубоко вдыхает и почти заставляет себя разжать кольцо пальцев. Стив смотрит? Не смотреть не может, в этом сложно усомниться. А раз смотрит, значит точно увидит — от этой мысли у Брока коротко вздрагивает член и левое бедро. Рука уже тянется к чужому лицу. Влажные от слюны пальцы опускаются Джеймсу на щеку. Покладистый, сучливый засранец лжёт обо всем, кроме собственной похоти: с двумя членами у лица он выглядит определенно восхитительно. Жаль, у Брока не набирается слов — за него говорят его пальцы. Большой давит Джеймсу на подбородок, заставляя открыть рот, после забирается внутрь. Неглубоко, но выдавая четкий, беззвучный приказ.       Джеймс слушается и высовывает язык, а после сглатывает, потому что Брок оттягивает его щеку большим пальцем и толкается головкой прямо меж губ. Предупредить о том, чтобы Джеймс спрятал зубы, не успевает и, впрочем, предупреждать так и не приходится. Джеймс отлично умеет сосать, а еще явно обожает стоять на коленях. Брок бы помыслил, что понимает, но даже будучи на коленях отлично умеет распоряжаться собственной властью.       Джеймс же лжёт, что власти у него нет. Верит ли Стив? Верит ли Стив ему, после того, каким был их первый настоящий секс? Брок оставляет этот мысленный вопрос без ответа и закусывает щеку изнутри, видя, как чужие губы растягиваются вокруг его члена. Палец приходится убрать, и это даже почти не вызывает жалости. Общая картина происходящего окупает такую мелочь сполна, потому что Джеймс промаргивается, вдыхает носом. Его руки приходят в движение, в едином ритме принимаясь надрачивать им со Стивом обоим. Стив в ответ только выдыхает шумно, впивается пальцами в бок Брока крепче. Его бы поцеловать, вымучить его губы собственными зубами, но Брок оказывается беспомощен — Джеймс глядит на него в ответ, не давая оторвать от себя взгляда. Его голова приходит в движение, меж губ остаётся разве что головка и он посасывает ее, вылизывает языком, нарочно утыкаясь им прямо в щелку. Брока жалит возбуждением, от похоти мутится перед глазами. Он смаргивает и смотрит все равно, пальцами уже вплетаясь Джеймсу в волосы. Нарушить темп его движений слишком кощунственно, но не заявить о собственном праве — слишком грешно.       И Брок заявляет. Стискивает чужие, немного жесткие от лака для укладки волосы в пальцах. Джеймс жмурится тут же, разрывает зрительный контакт, а после втягивает щеки, запирая его член в жадном, жарком вакууме собственного рта. Удивиться Брок не успевает. Ему вообще удивляться не свойственно, но Стив уже матерится куда-то ему в челюсть, разве что не срывается на хныканье и кончает. Увиденное ему нравится более чем.       Броку — тем более. Чужая сперма попадает Джеймсу на щеку, оставаясь большей частью на пальцах, а следом вздрагивает уже он. И стон рвётся из его рта вместе с этим забирая собственной дрожью у Брока всю его выжженную душонку. Оргазм колет у поясницы, заставляет яйца поджаться, а еще взрывается где-то в паху. Брок, к собственному самоуважению, на колени не падает и все равно ведь пошатывается коротко, жмурится остро и резко.       Увидеть, кончил ли Джеймс, в тот миг ему так и не удаётся, но Джеймс определенно кончает. Секундами позже, быстро двигая ладонью по члену, а еще — после, в ночи. Он вряд ли ожидал, что подобное случится, и все равно ведь случается: Брок перебрасывает Стиву лишь единый собственный взгляд, пока они поднимаются на второй этаж, к его спальне. Стив, уже ожидаемо, оказывается чрезвычайно понятливым.       А Джеймс не догадывается до самого крайнего — только когда, уже забравшись сверху на полностью голого Стива, чувствует ладонь Брока, опускающуюся ему на поясницу, замирает и вздрагивает. Выражение его лица явно становится растерянным, потому что Стив посмеивается так мелко, чрезвычайно влюблённо. Брок просто целует Джеймса в лопатку, не собираясь рассказывать и так очевидное: они со Стивом уже выбрали для себя жертву на эту ночь. Они Джеймса, так долго и сильно желавшего получить себе безраздельное внимание, уже поймали.       И как бы Джеймс ни пытался бормотать лживо безвинно и растеряно, что они ещё, быть может, могли разойтись по-хорошему, их выбор ему определенно нравился. Так же сильно, как самому Броку нравилась его задница, а еще — спина. От каждого движения его рук, от каждого нового поцелуя Стива она вздрагивала, перекатывалась волнами крепких мышц где-то под кожей. Джеймса мазало, заполняло изнутри удовольствием и желанием получить еще больше. Экспериментировать в первую же ночь Брок не собирался, а еще не собирался говорить об этом Джеймсу, который с каждым новым десятком минут стонал все чаще, дышал все быстрее и пытался ухватиться за Стива все отчаяннее. Пальцы Брока в его заднице ему чрезвычайно нравились, как, впрочем, и ладонь Стива, неторопливо, в легкой, чрезвычайно нежной издёвке выглаживающая его член. А Броку нравился Стив. Нравилось смотреть на него из-за плеча Джеймса, нравилось видеть, как его язык пробегается по его губам, как глаза наполняются этой сжигающей похотью — она уже не боится навредить.       Она желает сжечь до тла, не собираясь распаляться на жалкие полумеры.       А Джеймс стонет вновь, окончательно сдаваясь и упираясь лбом Стиву в плечо. Его бедра уже двигаются сами, спина исходит мурашками. Брок кусает его за лопатку, но нарочно не тянет ладони к горлу. Он ещё только готовится, только растягивает его, то и дело нарочно вытаскивая пальцы, чтобы потереть большим дрожащие мышцы входа. Когда это случается, Джеймс сжимается, недовольно матерится и прогибается в пояснице, бесстыдно выставляя зад, а еще определенно требуя.       Все его просьбы и вся их игра остаётся где-то там, в кадетских корпусах и в кабинете, который никогда уже не будет его вновь. И теперь Джеймс плавится, развязный и наглый в собственном удовольствии, давая Броку достаточно информации, чтобы оценить собственное упущение — поверх его стола со скрученными за спиной руками он смотрелся бы охуительно. В ночи, впрочем, смотрится тоже. Когда принимает в себя его член, когда срывается неожиданно, принимаясь суматошно выцеловывать Стиву плечи, шею и грудь. Он целует все, до чего только дотягивает, притворяясь, что не глушит в чужой коже собственные стоны. Ложь эта наглая, слишком уж жестокая, и поэтому в какой-то момент Брок все же обнимает его горло ладонью. Он тянет Джеймса к себе, заставляет его выпрямиться на коленях, открывая Стиву отличный вид на собственный, колом стоящий член и на взмокшую каплями пота грудь. Стив не сопротивляется, слушается и отпускает Джеймса, отдает его ему, а после обнимает собственный член ладонью. Вся суровость пропадает из его взгляда где-то за час до этого, а может и больше, но Брок подмечает ее отсутствие в моменте совершенно случайно.       Теперь Стив смотрит жадно и в ожидании — он доверяет. Он отдаёт ему своего неразлучника в единоличное пользование, определенно точно зная, как сильно Брок любит власть. И все равно отдает.       — Этого хотел, а, Джеймс? — в момент метнувшись свободной ладонью к чужой голове, Брок сгребает его волосы в кулак, оттягивает голову, заставляя оголить приватизированное его рукой горло. Он уже внутри, и Джеймс сжимается вокруг его члена хаотично, будто желая и боясь одновременно. Но двигаться не хочется — фрикции не имеют смысла напротив этого, животного и забившегося в самую глубь еще при его рождении. Напротив власти, напротив обладания… Джеймс пытается вдохнуть, но чуть не срывается на скулёж. Он, кажется, уже не соображает вовсе, вряд ли видит собственную сперму, подсыхающую на животе Стива. Член у него, правда, все еще твёрдый, потому что ему нравится слишком сильно, чтобы брать перерыв, а еще потому что они со Стивом отлично о нем позаботились. — Чтобы я тебя за волосы оттаскал и выебал хорошенечко? Стив так не умеет, он тебя любит сильно, но это ничего, хочешь, я его научу, а, Джеймс? — в его интонации пробивается злость, жесткая, крепкая, и Джеймс все же скулит на выдохе. Его задница сжимается, вздрагивают бедра. А глаза — открываются. Он смотрит прямо на Стива, не в силах ни двинуть собственной рукой, ни дёрнуться. Он смотрит прямо на Стива, будто признаваясь в том, что тот уже явно понял и так — ему нравится. — Я его научу и он тебя сам на моем столе разложит. У меня в кабинете хороший стоит, деревянный и крепкий. Как раз, чтобы тебя драть по четвергам, перед завтраком, — задевая губами чужое, горящее смущением ухо, Брок вдыхает глубоко и медленно, втягивает в себя этот желанный, восхитительный запах чужой покорности и возбуждения. У Стива под кожей быстро дергается кадык, ладонь замирает на члене, перехватывая основание — он признается тоже. Признается, следом за Джеймсом в том, что они уже насытились всей своей обоюдной дрочкой по самое горло. Им хотелось больше, им хотелось друг друга и…       — Блять… Пожалуйста, Брок, — у Джеймса в глотке скрипят не смазанные, заржавевшие механизмы, когда он выбрасывает в пространство собственный голос с этим горячным, перевозбужденным присвистом. Он умоляет, потому что знает, чего хочет, а еще совершенно не стесняется. Это переживание ему неведомо вовсе, и Брок усмехается задиристо. Они отлично сработаются и явно смогут быстро подружиться, чтобы после незаметно и вдвоём окружать Стива, как будет появляться настроение.       Стиву такое понравится точно. Он ведь их уже выбрал. И определенно был достаточно умён, чтобы все-все понять.       Не собираясь отвечать на чужую мольбу ни согласием, ни отказом, Брок двигает бёдрами и входит в Джеймса до самого основания. Его пах сталкивается с чужими ягодицами резким, сучливым шлепком — он знаменует разрушение Джеймса, а еще их общую на троих победу. И Броку, привыкшему хотя бы мысленно забирать все лавры себе, не хочется даже думать о том, что все это сделал он сам.       Его больше будто бы не было вовсе.       Но был стонущий надрывно Джеймс, что пытался будто бы затянуть его глубже, стискивая член в хватке жадных мышц. А еще был Стив, нервно, перевозбужденно обкусывающий губы и влажными от предсемени пальцами дрочащий себе — он смотрел на Джеймса в каждую секунду из тех, которые не уделял Броку.       Брок хотел бы обмануться, но не мог — секунд было определенно поровну. •••       Новым утром он просыпается самым первым. По обе стороны развалились Джеймс со Стивом, хотя слово развалились здесь вряд ли было уместным. Они скорее облепили его с обеих сторон, горячие и тихо посапывающие. Не желая будить оба своих несчастья, Брок неспешным движением убирает со своих бёдер ногу Джеймса, после снимает с живота руку Стива и садится. За спиной слышится недовольная возня, но стоит ему стащить себя с постели и обернуться, как Брок сразу видит Стива, подкатывающегося Джеймсу под бок. Тот закидывает ногу уже на него, вздыхает во сне и полноправно отказывается просыпаться. Броку остаётся только мазнуть быстрым взглядом по его сильным, длинным ногам, задеть им грудь Стива и его расслабленное, спокойное лицо.       Член отзывается довольством, пускает в кровь немного похоти, предлагая накинуться — хищно и неспешно — на кого-нибудь из двух его несчастий. Только бы разбудить неторопливой дрочкой да поцелуями одного, а после полноценным, медленным сексом разбудить и второго. Брок только ухмыляется, сладко потягивается и покидает спальню. Судя по часам вскоре должна подъехать Хилл с документами — у неё сегодня большое путешествие по Вашингтону. Вначале к Броку, после, уже от него, к Наташе, а затем и к Елене.       Большое путешествие…       Его утро проходит тихо и мирно. Брок вымывается, стирая с кожи ночной пот и кое-где оставшиеся подтеки спермы. Белье надевать вновь не хочется — что-то в грудине тихо жужжит предвкушением хорошего утреннего секса, пускай и отсроченного, — и он возвращается в спальню за домашними штанами. Ни Стив, ни Джеймс от его лёгких, на границе тишины, похождений не просыпаются.       В кухне его уже ждёт кофемашина и полный еды холодильник. И на мгновение, стоит ему оказаться на первом этаже квартиры, Брок даже пытается вспомнить о том, что у него сегодня по расписанию и с какими документами ему нужно будет разобраться. Мгновение истекает слишком быстро, давая ему вспомнить о собственном увольнении — оно вызывает широкую, наглую ухмылку. Он все-таки выдержал, все-таки справился.       От этой мысли внутри раздувается бахвальство и довольство, только вот думать о том, что ждёт его впереди, пока что совершенно не хочется. Когда агент Хилл привезёт документы, ему нужно будет затеять с этими двумя засранцами большую беседу — Брок совершенно не знает, о чем говорить. И вместе с этим понимает прекрасно, что находиться с ними в отношениях и при этом работать в разных местах будет для него определенно непросто. Не будет контроля, не будет доступа ко всей информации чужих миссий и отъездов. Возможности вытащить за шкирку из пекла, чуть что случись, не будет тоже.       На такое Брок согласиться не сможет. Либо Джеймс со Стивом согласятся на все, либо им придётся от всего отказаться. От всего, что будет связано с Броком.       Стоит кофемашине коротко пискнуть и закончить плеваться кофе в его кружку, как у входной двери раздается негромкий стук. Будто бы по часам приезжает агент Хилл, только в Броке нет и сотой доли удивления — о педантичности этой женщины уже можно слагать легенды. Он встречает ее на входе прямо так, в одних домашних штанах и с кружкой кофе, но внутрь не приглашает. Впрочем, Хилл и не напрашивается. Передав ему три папки с документами, она коротко прощается и разворачивается, не забывая быстрым, скептичным взглядом оглядеть его и все вещи, разбросанные по полу прихожей за его спиной.       Брок только фыркает в ответ да назад отступает, закрывает входную дверь. Он откладывает папки на комод у входа, закрывает каждый из четырёх замков. Не торопясь уходить из прихожей, Брок оглядывает оставленный ими тремя с вечера беспорядок из сброшенной одежды, а после быстро просматривает папки. В третьей несколько листов с вводными на ближайшие три месяца и его собственный документ о возвращении в должность, уже подписанный Фьюри.       Знакомая, пускай и успевшая чуть подзабыться подпись вызывает в паху сладкое, вкусное томление. По плечам бежит дрожь мурашек от предвкушения возвращения на своё истинное место — в полевые условия. Оставив папки на входе, Брок с мягкой усмешкой уходит в гостиную. Он забирает с собой кофе, забирает с собой неспешно закипающую кровь. Впереди самая лучшая, пожалуй, часть его утра — его любимый ритуал. В квартире все ещё стоит тишина, теперь только приправленная ароматом его кофе, и Брок усаживается на диван, в самом центре, чтобы тут же подхватить телевизионный пульт. Сбоку от телевизора вставлена флешка, и стоит ему только зайти в папки, хранящиеся на ней, — и хранящие все тайны двух его несчастий, — как огонек флешки чуть осуждающе загорается алым.       Только будто бы Броку не плевать на его осуждение. Это все-таки его любимый утренний ритуал. Он его всегда чрезвычайно хорошо бодрит.       Потратив две минуты на выбор видеозаписи, Брок включает ту, что пересмотрел уже кажется десяток раз — из всей его картотеки она, пожалуй, была самой вкусной, самой пошлой и порочной. Потянувшись вперёд, он укладывает пульт на деревянный журнальный столик, обнимает ручку кружки другой рукой и отпивает кофе. Запись начинается с пустоты чужой комнаты, находящейся в жилом корпусе. Сейчас там, возможно, ещё остались вещи что Стива, что Джеймса, но Брок думает об этом мимолетно, уделяя мыслям лишь секунду внимания и не чувствуя волнения — не зависимо от того, где находятся все вещи двух его несчастий, они сами сейчас находятся в его спальне. И это было много важнее.       Стоило только Броку подумать об этом, как на втором этаже мягко хлопнула дверь спальни — она выпустила из себя двоих, и обмануться в количестве было нельзя. После закрылась дверь ванной. Одновременно с этим дверь в комнате, оставшейся в пригороде Вашингтона, в жилом кадетском корпусе, распахнулась, пуская внутрь Стива. С первых секунд было заметно его напряжение, только разглядеть его лучше, полнее, было невозможно. Стоило Стиву оказаться в комнате, как со спины Джеймс резким движением толкнул его глубже внутрь.       Этот момент начала всей бури Брок обожал до одурения. Вот Джеймс толкает Стива в спину, вот он захлопывает дверь, закрывает ее коротким движением пальцев на замок, а следом получает по лицу хорошо поставленным ударом с правой. Стив бьет его не жалея, в каком-то ужасном переживании, которое невозможно высказать и единым словом. Хотя и слова летят в Джеймса тоже, но Брок к собственному сожалению их совершенно не слышит — у этой записи нет аудио дорожки.       Вместо этого он слышит, как медленно разгоняется в груди его собственное сердце, по позвонкам спускается горячечное ожидание, предвкушение. Он вдыхает поглубже и чуть кривит губы, мимолетно — Джеймс бьет Стива в ответ, тоже по лицу. Будь его рука направлена на сантиметры выше, и он точно сломал бы Стиву нос, но удар был целенаправленный, точный. Ни одному из них не было нужно причинить другому непоправимый вред. Им нужно было лишь поговорить.       Жаль только Брок расстарался слишком уж сильно, заигрался, раздразнил их — поговорить нормально у них не было больше ни единой возможности. Все накопившееся рвалось наружу с той же силой, с которой Джеймс повалил Стива на пол, стоило ему только вернуть руку из удара назад. Удар явно был не слабым, — Стив даже скривился на мгновение, — только отрезвить оба его несчастья ему не удалось.       Стив с Джеймсом, казалось, боролись насмерть — секунд двадцать. Неспешно попивая свой кофе и рассматривая их возню, уже горячечную, порочную, пусть сами недотёпы и поймут это лишь через мгновения, Брок лишь мягко, тихо ухмылялся. Он следил за выражением их лиц, за тем, как Стив пытался скинуть с себя Джеймса, и за тем, как Джеймс вновь и вновь придавливал его к полу, оставляя синяки на рёбрах и уворачиваясь от новых ударов в лицо.       Каждый раз кульминация этого видео случалась на одном и том же месте — Стив резко вскрикивал что-то, очень похожее на витиеватый мат, если пытаться читать по губам, а после Джеймс впивался губами в его шею. Он не целовал даже, явно пытался выгрызть из него кусок другой, пока Стив, прогнувшись в пояснице и привстав на лопатках, пытался вспомнить, каково это — иметь возможность дышать. Его руки все ещё хватались за Джеймса, но глаза почти закатывались от столь яростной, наглой ласки.       Все их предыдущие разы, — те, с которыми Брок был знаком, и те, что существовали до его появления, — разительно отличались от именно этого. В них, предыдущих и прошлых, было больше нежности, привычной страстности и мягкости. Даже находясь на грани удовольствия, эти двое заботились друг о друге, не позволяя себе потерять контроль.       Именно здесь контроля не было. Шея Стива слишком быстро покрывалась синяками и засосами, пока сам он пытался что-то говорить, пытался остановить или успокоить Джеймса — из них двоих он был более разумным, только с Джеймсом любое благоразумие было бессмысленно и Брок прекрасно прочувствовал это на собственной шкуре. Джеймс мог быть смертоубийственным смерчем, если только хотел.       Именно здесь и именно на этой записи он хотел. Он был голоден и жаждал наесться, насытиться, утолить собственную потребность. Пока Стив пытался держать ситуацию под контролем, задыхаясь от каждого резкого, яростного движения Джеймса, Брок только неспешным движением закинул руку на спинку дивана и расставил ноги пошире. Собственное возбуждение было явным, настойчивым, но оттягивать момент ему нравилось слишком сильно, чтобы отказать себе. В особенности сейчас.       В паху все неспешно тлело, мышцы выкручивало мягкими, порочными волнами. Он просто пил кофе и смотрел видео — с этого начиналось каждое его утро последнюю, кажется, тысячу лет. Это отлично бодрило.       На записи, будто, наконец, услышав зов Стива, Джеймс выпрямляется, усаживается на пятки меж чужих раздвинутых ног, а после говорит лишь одно единое слово и Стив весь исходит дрожью. Он шепчет что-то, отрицает, но соврать ему не дано — шалый взгляд, явное возбуждение в форменных штанах и дрожащие кончики пальцев. Джеймс на весь его шепот только рявкает. У него напрягаются мышцы на шее, лопатки перекатываются под кожей спины. Это красиво и вкусно.       Слишком вкусно, чтобы отказать себе в возможности попробовать.       Слишком вкусно, чтобы просто отказать.       — Переворачивайся, — вот что рычит Джеймс, и Стив не отказывает, а Брок просто по губам считывает. Стив жмурит глаза, тяжело дышит и переворачивается на живот. Очень хочет встать в коленно-локтевую, но его банально не держат руки, и в итоге он просто укладывается грудью на пол. Пока Джеймс расстёгивает его штаны и сдергивает куда-то к коленям вместе с бельём, Стив только ерзает, жмурится.       Он ещё не знает. Ох, блять, каждый раз Брока выкручивает адским пламенем похоти — Стив на записи ещё не знает, что собирается сделать Джеймс. Стив на записи…       — Жрать охота… Можно Брока попросить приготовить что-нибудь, если он умеет. Или я могу, — со спины, от лестницы ведущей на второй этаж квартиры, раздается голос Джеймса, и Брок мимолетно прячет за кружкой ухмылку. Его ожидание вот-вот будет награждено, и вот-вот будет награждён Стив, почти готовый растечься по полу в той самой комнате, оставшейся где-то в жилом кадетском корпусе на окраине Вашингтона. Сейчас Джеймс только обнимает ладонями его бедра, замирает на мгновение, тяжело дыша и решаясь, наконец, преодолеть этот рубикон.       Когда Брок смотрел в самый первый раз на мгновение именно в этом куске всей записи ему стало немного страшно, что Джеймс не удержится от лишнего, непозволительного насилия. Что ж. Всех его негативных ожиданий Джеймс привычно не оправдывал. Сейчас не оправдывает тоже — он склоняется быстрым движением и широким мазком языка лижет Стиву между ягодиц. Тот весь дергается — он явно был готов к чему угодно, но не к этому, — и даже пытается отползти, говоря что-то неразборчивое. Джеймс его совершенно не слышит, только во вкусные, светлые бедра впивается с такой силой, что у него белеют кончики пальцев.       — Мою кандидатуру ты даже не рассматриваешь… — голос Стива со спины ощущается совсем близко, уже на входе в гостиную, и Брок только прищуривается на один глаз. Отрываться от записи или выключать ее он не собирается точно. Не проходит и мгновения, как со спины уже непосредственно к нему прилетает: — Доброе…       Договорить Стиву оказывается не суждено — у Брока слишком большой телевизор, чтобы можно было ошибиться, что именно на нем показывается. Впрочем, за Стива прекрасно заканчивает Джеймс, лаконичным и хриплым:       — Блять.       Брок позволяет себе коротко хохотнуть, салютует своим несчастьям кружкой с кофе, а после согласно отвечает:       — Определенно доброе.       На экране в этот момент Стива кроет так, что, пожалуй, их должны были выселить и отчислись ещё после случившегося. Если бы Стив кричал. Но он не кричит. Он коротко дергается, хлопает ладонью по поверхности пола и пытается дышать. Это слишком остро, слишком горячо и вкусно, и Брок запивает картинку кофе, смакует горечь на кончике языка. За спиной несколько мгновений не раздается и единого звука, а после Стив выдыхает. Они оба, — оба его личных несчастья, — подкрадываются со спины еле слышно, неспешно. Брок к ним не оборачивается.       Весь он сейчас в том моменте времени, где Джеймс двухмесячной давности жадно и голодно вылизывает Стива, уверенно и жестко держит его за бедра — он его никуда не пустит. Он его никому не отдаст. Стив дрожит, и если бы его ноги не держали спущенные форменные брюки, колени точно разъехались бы. Эта ласка слишком новая, слишком вульгарная, пошлая и сумасшедшая для них.       И слишком неожиданная.       — Ты реально…смотришь это… Каждое утро? — Джеймс в реальности опускается справа от него на диван, подгибает под себя ногу. Брок только косится на него, но головы не поворачивает. По другую руку от него, на некотором расстоянии усаживается Стив. Почти сразу он впивается пальцами в обивку, но Брок на него не смотрит. Вместо этого он тянется кончиками пальцев закинутой на спинку дивана руки к его затылку, столь удобно оказавшемуся рядом, и поглаживает теплую кожу поверх последнего шейного позвонка. Футболки на Стиве нет. На Джеймсе, впрочем, тоже. И мысленно Брок не может этого не одобрить.       — На работе смотрел, да. Хорошо бодрит перед новым днём, — Брок ухмыляется по-блядски и, наконец, допивает собственный кофе до конца. Кружка пустеет, выкрадывая себе лишь пару капель на донышке, но уносить ее Брок не торопится. Весь его взгляд все ещё на поверхности телевизора: Стив, кажется, начинает умолять, движения его губ зацикливается вокруг одной лишь фразы, но прочесть ее уже нет возможности. Как, впрочем, нет и возможности у Джеймса его услышать. Он слишком занят, слишком увлечён. Под футболкой видны мышцы его спины, будто у голодного хищника, перекатывающиеся, уверенные и опасные.       Он уже напал, уже убил, но все ещё готов драться — Брока завораживает это. Каждый раз, как в первый.       — Это… — Стив шепчет еле слышно, но подобрать нужное слово ему не удается. У Брока нет и единого сомнения, что они оба, — и Стив, и Джеймс, — не могут отвести глаз от записи. Потянувшись все-таки вперёд, он ставит кружку на журнальный столик, а после легким движением стопы отодвигает его вперёд, прочь от дивана. Он уже знает, что хотел бы сделать чуть позже, но торопиться все ещё не хочется.       Ему хочется насытиться до самого основания, пускай он и знает, что насытиться здесь нет и единой возможности. Не подле обоих его несчастий.       — Это красиво. И отлично бодрит, — закончив за Стива, он откидывается назад на диван вновь, укладывает и вторую руку на спинку. Не проходит и мгновения, как Джеймс поворачивает к нему голову почти одновременно со Стивом. Это отставание в какие-то доли секунды, чуть смешит Брока. Только ведь он все ещё на них не смотрит, так, подмечает краем глаза чужие движения. Ухмыляется.       — Какая же ты сука, — Джеймса притягивает к нему ладным, плавным движением. И интонация его голоса звучит с восхищением, располовиненным осуждением. Будто он не желает подвигаться, но устоять нет и единой возможности. И Брок тихо смеется ему в ответ, ощущая, как на грудь опускается крепкая, тёплая ладонь, а чужие губы уже касаются шеи. Брок не делает ничего совершенно, просто сидит, но стоит Джеймсу коснуться его кожи губами, как тот стонет сам собой, негромко, заведенно. Ему будто даже не требуются ответные действия: возбуждение нарастает само собой, пока он медленными движениями вылизывает шею Брока и ластится весь, жмётся ближе.       Одновременно с ним к другому боку жмётся Стив. Он обнимает Брока ладонью поперёк живота, словно собирается забрать себе, но, конечно, этого не делает, и утыкается носом ему в плечо. Брок только косится на него, жмурящегося и шумно дышащего, а после зарывается пальцами свободной руки в прядки его волос на затылке. И неспешно почёсывает.       Стив тихо фыркает ему в шею, опаляет кожу своим дыханием. Его голова чуть поднимается, он задевает губами ухо Брока — будто очень жаждет сказать что-то, но так и не говорит. Брок только мягко скребёт остриженными ногтями по его затылку, чуть ерзает на сиденье дивана. С другой стороны от него Джеймс уже вовсю оставляет мягкие, легкие пятна засосов на его шее, но Брок только прикрывает глаза, наслаждаясь. Мысли норовят разбежаться в стороны, и ему требуется несколько секунд, чтобы выцепить хоть пару связных. Для того, что он собирается сказать, много слов не нужно, только язык липнет к небу и внизу все уже стянуло жадно, порочно.       — Отсоси мне, — повернув к Стиву голову и распахнув глаза, Брок чувствует, как Джеймс замирает на мгновение с другой стороны. А после, зараза, хмыкает. И почти урчит ему в шею, добавляя огня:       — Хороший выбор. Стив обожает сосать, — его слова выжигают у Брока в сознании почти все существующее здравомыслие, и неожиданно хочется, слишком сильно хочется вышвырнуть все свои планы ради единого, идеального — выпороть Джеймса и трахнуть. Просто так. Ради всеобщего удовольствия.       Отчего-то Броку кажется, что тому это придётся чрезвычайно по вкусу.       А у Стива лицо становится растерянным и слишком смущенным. Его скулы алеют, в глазах загорается возмущение, но вязнет в стыдливой похоти в тот миг, когда Брок только вскидывает бровь. Он ждёт отказа, ждёт брани и мата — Стив выглядит так, будто вот-вот сбежит. И, пожалуй, им стоит найти после какое-нибудь стоп-слово, вот о чем Брок думает мимолётом, пока самыми кончиками пальцев поглаживает своё несчастье по затылку. Быть может, никогда оно им не понадобится, а только все это пространство, все это личное — у Брока нет и единого желания превращать происходящее в принудиловку.       Стив понимает это. По глазам видно — понимает. Сглатывает тяжело, надрывно, а после тянется не вниз, вперёд, и целует Брока сам. У него тёплые губы, легкий еловый привкус зубной пасты во рту и жар языка чувствуется мгновенно в ту секунду, когда он запускает его Броку в рот. Эта его тактика нападения в момент жуткого смущения Броку нравится, но, пожалуй, в обоих его несчастьях нет ничего, что ему бы не нравилось и что его бы не восхищало временами. Да к тому же это чрезвычайно приятно все же. Он ерзает на сиденье дивана, обнимает ладонью Стива за затылок, но не продавливает, не перехватывает инициативу. Стив сыпется сам, только почувствовав касание языка Брока, и стонет, пытается отстраниться.       Это становится его ошибкой — любая подмеченная слабость превращает Брока в хищника. И он выпихивает резким движением чужой язык из своего рта, а после проскальзывает им меж приоткрытых губ Стива. С другой стороны слышится тяжелый, возбужденный вздох, и, сосредоточившись, Брок чувствует, что никто уже не целует его шею. Ладонь Джеймса так и лежит у него на груди, теперь только впивается в грудную мышцу пальцами, вдавливает их в его кожу. А Стив хватает его за бок, вздрагивает всем телом от каждого движения его языка, от каждого быстрого укуса за губу и от каждого нового толчка. Ох, Стив ещё не знает… Брок будет рад ему рассказать.       Чуть позже.       Сейчас же Брок только отстраняется немного, и ему не приходится говорить даже единого слова. Стив соскальзывает ладонью по его животу, опускает ее ему на бедро, а после спускается на пол и сам. У него пьяный, мутный взгляд и слишком алый рот. Вновь и вновь он облизывает его языком, влажным, горячим — Брок знает, каков он на вкус, и только облизывается.       — Если ты сейчас меня не поцелуешь, я сдохну, — Джеймс трется щекой о его плечо, утягивает на себя все внимание, и Брок только согласно мычит, не в силах собрать мыслей для слов. Его взгляд перетекает к растрепанному Джеймсу, блестящему жадным ответным взглядом, а следом и его рот оказывается занят новым поцелуем. Хочется смотреть, но глаза закрываются сами собой в тот момент, когда Стив сжимает пальцами его бедра, а следом прижимается щекой к твёрдому члену сквозь ткань пижамных штанов. Брок жмурится, чуть подкидывает бедра, и его пальцы вплетаются Стиву в волосы. Хочется заставить его запрокинуть голову, а после загнать член на всю длину, но это слишком немыслимая идея — он весь во власти Джеймса. Тот целуется жадно, вырывает губами каждую мысль, каждое новое движение Брока забирает себе и стонет, ерзает на сиденье.       Брок теряет контроль слишком быстро, и головокружение накидывается на него. Прошедшей ночью ему удалось удержаться от этого, удалось удержать оба своих несчастья на небольшом расстоянии, но сейчас все расстояние схлопывается, а Джеймс, оторвавшись от его рта, вновь целует его в шею, пока Стив ведет губами по его члену сквозь пижамные штаны. Брок блядски ухмыляется, чувствуя, что он нахуй выиграл эту ебучую жизнь, а после откидывает голову назад. И все же притягивает Стива ближе к своему члену.       Тот только сопит негромко, хватается дрожащими пальцами за резинку штанов и стягивает ее ниже. Брок даже приподнимается немного, чтобы помочь ему, и приоткрывает один глаз. Чего ради — ему не понять, но пред глазами предстаёт идеальная картина. На экране Джеймс уже почти довёл Стива до невменяемого состояния. Даже приглядываться не нужно, чтобы видеть, как у того дрожат бедра, как его пальцы впиваются в пол, в попытке найти хоть что-то за что можно ухватиться. К себе он даже не притрагивается, а Брок все ещё считает, что у него блядская суперспособность по подбору что рабочих, что романтических кадров.       Оба его несчастья любят эту чудную грань между болью и удовольствием не меньше его самого.       И стоит только перевести взгляд ниже, как пред глазами тут же оказывается светловолосая макушка Стива. У того дрожат ресницы, он сглатывает вновь и вновь набегающую на язык слюну, облизывает свой алый, зацелованный рот. Медлит только, рассматривает с придыханием член Брока.       — Выжди неделю и он попросит тебя попозировать ему… — Джеймс хмыкает ему куда-то на ухо негромко, а после соскальзывает ладонью по груди Брока вниз. Вопроса Брок не задаёт, только нечленораздельно хмыкает что-то, а Джеймс уже хочет продолжить, точно хочет, горячно выдыхает ему в шею, но не успевает.       — Баки, перестань, — Стив негромко отзывается, отводит взгляд, но Джеймс только обнимает его ладонью за щеку и обводит большим пальцем губы. Брок следит за этим чужим движением, вздыхает, но все мысли уже вымело. В теле осталось лишь возбуждение и сладкое ожидание. Стив прихватывает большой палец Джеймса губами, прикрывает глаза и втягивает его в рот, заставляя Джеймса хрипло выматерится на каком-то другом языке. Брок мог бы узнать его, но не узнает. Вместо любых попыток только оттягивает светлые пряди чужих волос чуть вверх, заставляя ресницы Стива затрепетать — тому явно нравится это, нравится чувствовать на себе их руки, нравится быть у них на виду.       — Почему нет? У него красивый член, а ты любишь рисовать… Просто дай мне свести вас вместе, — голос Джеймса опускается до сиплого шепота, когда Стив распахивает глаза и смотрит прямо на него. Брок топнет в этом и до совершенного, до ужасного, чрезвычайно наглого и невообразимого не чувствует себя лишним. Чужое единение, безмолвный разговор и похоть, перетекающая сквозь пространство от Стива к Джеймсу и обратно, заставляет его покрыться мурашками.       — Боюсь, уже немного поздно, принцесса. Мы уже вроде как сошлись, — фыркнув себе под нос чуть хрипло, Брок слышит, как Джеймс отзывается быстрым смешком, а после вытягивает свой палец изо рта Стива. Тот в свою очередь глаза закатывает, засранец, но стоит только его губам оказаться свободными, как он склоняется, наконец, ниже и обнимает ими влажную головку члена Брока. Брок же только прикрывает глаза, — он, блять, заждался, — и стонет хрипло, матерясь бесстыдно: — Блять, да…       Его голос клокочет где-то у него в горле, а Джеймс крупно вздрагивает сбоку, хрипя:       — Вот черт… — Брок и открыл бы глаза, но просто не может: Стив медленными, сосредоточенными движениями посасывает головку его члена, проходится языком по уздечке, забирается самым кончиком за крайнюю плоть. И постанывает еле слышно, слишком довольно. Это нужно видеть, ему нужно, и Брок все-таки раскрывает глаза, бросает быстрый взгляд на Джеймса — тот смотрит лишь на Стива и быстрыми, рваными движениями поглаживает себя, запустив ладонь в пижамные штаны. Его губа закушена, а ноздри широко раздуваются, и Брок, удовлетворённый этим видом, переводит свой взгляд к Стиву. Возбуждение делает резкий, крепкий виток у него в паху от одного лишь вида чужих губ, растянувшись вокруг его члена. И удержать его не получится, не получится остановить.       Но, как говорится, не можешь предотвратить — возглавь. И Брок тянется рукой вниз, обнимает член ладонью у основания. Стив послушно убирает руку ему на бедро, поднимает большие, прозрачные от возбуждения глаза к нему. Брок говорит, еле смочив горло вязкой слюной:       — Открой рот, Стив, будь хорошим мальчиком, — и Стив только вздрагивает крупно, приоткрывает губы. Брок проводит ладонью по члену, напрягает бедра, чувствуя, как подкатывает оргазм. Пальцы на ногах поджимаются, а Джеймс, не выдерживая, утыкается лбом ему в плечо, тяжело дышит, срываясь на шепот:       — О боже…       Брок ухмыляется блядски, продолжая, продавливая:       — Высунь язык, — а Стив слушается его, покладистый, плавкий, и высовывает язык. Его пальцы впиваются в бедра Брока, но он даже не думает о том, чтобы коснуться себя. Броку нравится. Его ведёт, утаскивает в петлю, и ладонь на члене ускоряется. Большой палец давит на влажную от слюны и смазки головку. Это похабно, просто ужасно, но это лишь самое блядское начало его жизни — вот как это чувствуется. Закусив губу почти до боли, он делает несколько крепких, быстрых движений и кончает. Держать глаза открытыми еле удается, это слишком вкусно, горько, но Брок держится, улавливая взглядом тот момент, когда его сперма попадает Стиву в рот, заливает его язык и губы. Тот прикрывает глаза, шумно дышит носом, но дожидается, пока Брок не закончит, и лишь после облизывается, сглатывает. Джеймса срывает на пол, к нему, мгновенно. Он впивается в алые, натертые губы своими, забирается во вкусный рот языком, заставляя Стива застонать.       А Брок только тянется телом вперёд, садится и вплетается пальцами Джеймсу в волосы, оттягивая его прочь. Это почти жестоко, но ему глубинно похуй. В интонацию пробиваются командирские нотки, когда он говорит:       — Стив, на пол. Живо.       Тот вздрагивает, путается в руках и ногах, но опускается на колени и ладони, пока Джеймс почти возмущённо, — будто у него украли самое ценное, — глядит на Брока. Ему в ответ Брок только фыркает да отпускает его, а сам поднимается. И опускается на колени позади Стива. Его ладони тянутся к светлой кожи бокам, оглаживают их и все его внимание концентрируется на чужом, сильном теле, исходящим мурашками под его прикосновениями. Видеозапись, так и продолжающаяся на экране, забывается — стоит ему обрести оригинал, реплика становится лишь насмешливой карикатурой для Брока. Чуть выше лопаток Стива, где-то там, где на его затылок уже опустилась ладонь Джеймса, оба его несчастья целуются, жадные, разгоряченные. И от одной мысли о том, насколько Стив чувствительный, насколько жаждущий, Броку вновь становится горячо.       Но он лишь ведёт ладонями вниз, чуть царапает ногтями мелкие ямки на светлой пояснице, а после тянет резинку темно-синих пижамных штанов ниже. Стив покачивает бёдрами, призывно, жадно. И Брок чуть не срывается, еле удерживает себя, чтобы не дернуть чужие штаны вниз и не вставить прямо на сухую. Он и не может пока, впрочем, только кончивший, но это кажется слишком несущественным — Стив ждёт его, Стив хочет быть хорошенько трахнутым.       Брок не дает себе обещаний, никому их не дает, но спускает чужие пижамные штаны к самым коленям, а после проходится ладонями по тёплым бёдрам. Пушок светлых волос щекочет ему ладони, а взгляд упирается в поджимающуюся дырку. И во рту сама собой скапливается слюна. Брок не жадный — сплёвывает ее чуть выше дырки Стива, обнимает его ягодицы ладонями. Оставить шлёпок не решается пока, но Стив уже замирает, каменеет. Быть может, уже догадался, но Брок не уверен, и, чтобы эту уверенность обрести, глаз не поднимает выше. Он следит за тем, как его слюна стекает по краям чужой дырки, спускается к яйцам, под аккомпанемент голоса Джеймса:       — Стив? Все в порядке? — тот звучит чуть взволновано, но Стив не успевает ему ответить, потому что Брок опускает голову и ведёт языком от его мошонки к самой дырке. Он собирает языком всю собственную слюну и самым кончиком вталкивает ее внутрь. Стив зажимается, охает коротко и будто бы пытается отползти — кто ему только позволит, правда.       Брок не позволяет. Обхватывает жестким движением его за бедра, пальцами впивается в кожу, а языком уже вылизывает нежные, мягкие складки дырки. Прежде чем прикрыть глаза, он видит краем, как Джеймс приподнимается, чтобы увидеть что он делает, чтобы удостовериться, что Стив в порядке. Эмоции у Джеймса на лице сменяются за мгновение — волнение переворачивается с ног на голову, обращаясь витком похоти. И он краснеет.       Хотя казалось бы.       Брок усмехается, все-таки прикрывает глаза. Он не дает Стиву и единого мгновения, чтобы привыкнуть, подготовиться, хоть как-то справиться с собственным смущением. Рот наполняется слюной, чужая дырка дрожит под губами, и в ушах отдаются тихие, задушенные стоны Стива — Броку стоило бы записать это на диктофон, а после подставить в качестве музыкального сопровождения к имеющемуся видео. Наложилось бы идеально точно. Но времени на это нет, нет и мыслей. Он весь концентрируется на движениях собственного рта, пожирая Стива, прихватывая губами края его дырки и осторожно посасывая. Стив отзывается, вздрагивает, у него разъезжаются колени, и он все ещё пытается отползти, но не отталкивает Брока, хотя точно мог бы. Если бы хотел, он мог бы точно остановить его.       И он не останавливает.       Брок раскрывает его для себя собственными губами, толкается в узость его задницы своим языком, вначале неторопливо, но с каждым новым движением быстрее, жёстче. Стив почти рыдает, еле выстаивая под этим натиском, и все его стоны заполняют сознание Брока удовольствием. Сорванный, надрывный шепот Джеймса, не содержащий и единого достойного слова, вязнет в этих звуках — он сгорает подле них слишком быстро, не выдерживая этого вида со стороны. А Брок почти захлебывается собственной слюной, та стекает у него по подбородку, и чем больше времени проходит, тем более явными становятся хлюпающие звуки под его губами. Все ещё удерживая светлое бедро одной рукой, Брок тянется другой ко влажной, растраханной его языком дырке, и давит на неё большим пальцем. Только теперь поднимает голову, чтобы увидеть, как у Стива под кожей спины перекатываются мышцы, и дрожь разрушает его тело единой, крепкой волной, заставляя его кончить на пол, низко-низко опустив взмокшую голову.       Подле его головы на полу расселся Джеймс. Его пижамные штаны валяются где-то в стороне, а на смуглом животе видны подтеки спермы. И лицо его выражает полное, бесконечное удовлетворение, лишь глаза все ещё поблескивают желанием. Брок ухмыляется, проталкивая под скулёж Стива большой палец ему в задницу. Там все влажное, мягкое и Брок не сомневается в том, что этому светловолосому несчастью не больно.       — Забирайся под него, принцесса, поиграем с пацаном, — шепотом он привлекает внимание Джеймса, а после той же рукой, которой удерживал Стива за бедро, подхватывает его поперёк груди. И тянет к себе, поднимает. Джеймс только зеркалит его ухмылку, опасно, недобро, и быстрыми движениями оказывается под Стивом. Тот все ещё тяжело, загнанно дышит, но палится, еле-еле покачивая задом, и будто пытаясь привыкнуть к ощущениям большого пальца, растягивающего его.       — Я не… Я не смогу… Двоих, Брок, — Стив откидывает голову ему на плечо, а после утыкается губами куда-то ему в шею. И Брок довольно хмыкает — вертикаль их положений уже давно мертва все-таки, и ему до отвратительного это нравится. Потому что Стив отказывает, и Брок только тянется губами к его лбу, целует мимолётом, бросая короткое:       — Хорошо, — его это ничуть не расстраивает, и он неторопливо помогает Стиву опуститься вниз. У того подгибаются руки, он еле удерживается, чтобы не рухнуть на Джеймса. Но это совершенно не важно, потому что Брок уже вытягивает из-под его коленей его пижамные штаны, стягивает их окончательно и откидывает в сторону.       Он позволяет коленям Стива разъехаться, проходится ладонью по своему члену. Тот неторопливо наливается кровью, твердеет, и Брок никуда не торопится. Он ждал блядские месяцы, и возможность теперь никуда не торопиться делает его лишь более ненасытным, жадным. Ладони вновь опускаются на бёдра Стива, а тот ерзает, улёгшийся на Джеймса сверху, потирается о него всем телом. Пока Брок оттягивает его ягодицы в стороны и потирает дырку большим пальцем вновь, Джеймс отвлекает Стива новым медленным, горячным поцелуем. Брок сплёвывает ещё слюны на пальцы, а после, наконец, входит сразу двумя — медленно, очень и очень медленно. Стив хнычет в поцелуй, покачивает бёдрами, в попытке привыкнуть, вспомнить каково это. Пока Брок выкручивает кисть и с убийственной нежностью толкается до самых костяшек, Джеймс оглаживает лопатки Стива, проходится ладонями по его спине, а после спускается на ягодицы и бедра. Он еле дотягивается до коленей Стива и тянет их на себя, заставляя того согнуть ноги, открыться и окончательно опереться на себя.       Это его действие, кажется, доводит Стива до крайней степени, потому что он подаётся назад Броку на пальцы, прогибается в пояснице, а после стонет Джеймсу в рот. И сжимается, блядский боже, он сжимается на пальцах Брока, утягивая их ещё глубже. Брок бросает лишь взгляд в сторону телевизора, вытягивает пальцы назад и чувствует, как Стив пару мгновений тянется следом — на экране Джеймс придавливает его к полу, опустив ладонь на поясницу, и медленно входит в него. У Стива поджимаются пальцы на ногах, а брови сходятся у переносицы в каком-то странно сладком, разрозненном страдании слишком сильно смешанном с удовольствием.       И Брок вталкивает пальцы назад быстрым, чуть резким движением. Другая его ладонь скользит по влажным позвонкам Стива, пока он трахает его пальцами, вслушиваясь в возбужденный скулёж. Стив дрожит, ерзает, пытается толкаться в ответ, но совершенно не попадает в ритм и даже не замечает будто того мгновения, когда Брок добавляет третий палец. Но замирает весь, стоит Броку неторопливо, аккуратно развести пальцы в стороны. Слышится его сбитый, почти тонущий в коже плеча Джеймса голос:       — Хватит… Давай уже… Вставляй…       Брок отзывается мгновенно, перекидывает взгляд на голос. Лица Стива ему не видно, но зато видно лицо Джеймса — тот запрокинул голову и зажмурился, закусил губу так сильно, что кажется, надави сильнее и пойдёт кровь. Ему невыносимо, и Брок понимает его слишком хорошо. В паху все уже вновь стянуло неистовым возбуждением, и голос Стива, его слова, становятся для Брока откровением. Он вытягивает пальцы из его задницы, а после приставляет головку к дырке. И больше не медлит, не оттягивает момент, вместо этого уверенно, неспешно проталкиваясь внутрь. Стив, кажется, кусает Джеймса за плечо, чтобы не взвыть, но все равно взвывает, подаётся бёдрами назад, а Джеймс чуть приподнимает его на себе, потираясь о его член своим. Они оба слеплены, прижаты друг к другу, кажется, каждой частью своего тела, и Брок весь заполняется наслаждением от мимолетной мысли о том, что будто бы трахает их обоих. Эта мысль оглаживает его эго, пока его член входит в Стива до середины. Тот сжимается, утягивает его глубже, покачивает бёдрами, пытаясь как-то справиться этим сладким зудом удовольствия, с возбуждением, прошивающим все тело.       — Отличная задница, Стив, — потянувшись вперёд, Брок упирается рукой в пол сбоку от обоих своих несчастий, а после ведет языком по лопатке Стива. Тот весь соленый от пота, пахнет стойким возбуждением, желанием, и от его слов только стонет негромко. А Брок нарочно добавляет этой блядской хрипотцы в интонацию, — он знает, что им это нравится, точно знает, что нравится им обоим, — и добавляет: — Трахать и трахать… А, Джеймс? Что скажешь?       — Блядский дьявол, ты… — Джеймс дергает головой, но глаз не открывает, шумно выдыхает, сглатывает еле-еле. А Брок только фыркает, прихватывает уверенно Стива за плечо и резким движением входит до основания. Стив под ним срывается на быстрый, заполошный шепот окончательного падения:       — Блятьблятьблятьблятьблять…       И Джеймс только запрокидывает голову выше — Брок буквально наслаждается этим их мучением, пока отстраняется бёдрами. Стив изнутри горячий, шелковый и мягкий, и на каждое движение он отзывается, сжимается, пытается никуда его не пустить. Лица его Брок не видит, но его мог бы видеть Джеймс, если бы только открыл глаза. Впрочем, Брок начинает догадываться, что он не открывает их именно поэтому. Потому что знает, что увидит.       — Джеймс… Не я это начал. Ты трахнул его первым. Ну-ка, погляди, что ты с ним сделал, а. Смотри, — надавив железом голоса на последнее слова, он толкается вперёд вновь, и Стив отзывается стоном. Брок буквально выбивает тот из него, самодовольно, а после срывается на чёткий, крепкий ритм. И Джеймс, этот засранец, пытается отвернуться, но Стив стонет, хрипит собственной глоткой, опускает голову низко-низко, а после вновь поднимает ее. Он запекается изнутри, сгорает до основания и срывается в единое мгновение, шепча:       — Баки… Баки, пожалуйста… — это так сладко, так очаровательно. Брок наслаждается обладанием ими двумя, утопает в этом. В том, как Стив зовёт, разрушаясь прямо в моменте, пока Брок трахает его настойчивыми, резкими движениями. В том, как у Джеймса искажается лицо, как он все-таки открывает глаза, а после, лишь мгновение спустя, обнимает лицо Стива ладонью и целует его, выжирая каждый его стон, каждый всхлип, каждый отзвук движения Брока в его теле. Другая его рука протискивается между их телами, и Стива выкручивает лишь мгновения спустя, он стискивает Брока в себе, отзываясь на прикосновения Джеймса. Брок смотрит, смотрит и не может глаз оторвать. Ему удаётся выдержать секунд десять, прежде чем он окончательно теряется и срывается на быстрый, сильный ритм.       Каждое его движение сопровождается хлестким шлепком его бёдер о бёдра Стива, и Джеймс стонет, почти надрывно от этих звуков. Его ладонь ускоряется, ускоряется Брок и жмурится крепко. Но не удерживает себя — от одной лишь мысли о том, как он кончает внутрь Стива, как его сперма пачкает все изнутри, каково будет после вымывать ее из Стива, — нахуй душ, Брок согласен вылизать его изнутри дочиста, — ему становится слишком горячо, и оргазм накрывает его почти жестоко, заставляя Стива и Джеймса сорваться следом слишком быстро. Они оба стонут, влажные, потные, и обмякают под шум общего сбитого, шумного дыхания.       Потянувшись назад, Брок выходит из Стива, быстрым движением впихивает вытекающую из дырки сперму назад. Стив вздрагивает и, поведя бёдрами, скатывается с Джеймса на пол. От его живота к животу Джеймса тянется ниточка смазки, перемешанная со спермой, но никого это уже совершенно не волнует. Усевшись на пятки, Брок ухмыляется, потягивается сладко и бросает ехидно:       — Вот это я понимаю: доброе утро, — и Джеймс отзывается негромким смехом. Оглядев его, потного, взъерошенного и пытающегося все ещё отдышаться, Брок переводит взгляд к Стиву. А после опускает ладонь ему на голень и уточняет негромко: — Ты как? Все нормально?       Стив только кивает быстрым движением да алеет скулами. И еле-еле заставляет себя взглянуть Броку в глаза. Он выглядит чрезвычайно смущенным. И привлекательным тоже — Брок усмехается, облизывается вкусно, вновь переводит взгляд к Джеймсу. Тот, что сытый кот, потягивается, поигрывает мышцами нарочно, привлекая к себе больше внимания.       И Брок тонет в них, в них обоих, но даже не останавливает себя. Ему нравится это. Теперь оба этих несчастья его и ничьи больше.       Душ занимает у них почти час, потому что, вымывая Стива, в какой-то момент они оба оказываются на коленях. По разные стороны от него, правда: Джеймс сзади вылизывает его, впивается пальцами в бедра, а Брок собирает губами каждую каплю его спермы, когда Стив вновь кончает. Когда они выходят, Стив выглядит так, будто они вытрахали из него всю душу. По крайней мере Брок надеется, что так и есть — они с Джеймсом очень старались.       За завтраком довольно быстро выясняется, что Стив на кухне годен лишь на то, чтобы заварить чаю, и Джеймс отправляет его за стол, пока сам мельтешит у Брока под руками, помогая ему нарезать овощи. Он крадет несколько жадных, быстрых поцелуев и точно украл бы больше, но Брок ему не позволяет, — пускай самому и хочется, слишком уж вкусно, — и лишь благодаря этому, похоже, они вообще садятся завтракать. Впереди у них ещё целое лето на то, чтобы насладиться друг другом вдоволь — вот о чем Брок думает, слушая, как Стив с Джеймсом обсуждают свои планы на будущее, родителей и желание как-нибудь через пару дней увидеться с Наташей. Та, как оказывается, проспорила им пару сотен зелёных в своём неверии в то, что Джеймсу со Стивом удастся захомутать Брока. Это звучит смешно, определенно смешно, и Брок улыбается, смеется даже.       Ни Стив, ни Джеймс ещё не знают… Но завтрак подходит к концу, Стив вызывается вымыть тарелки, на что Брок, заметив полный ужаса взгляд Джеймса, быстро отвечает, что у него есть посудомойка и в этом нет необходимости. Стив только кивает, не замечая их безмолвных переглядываний.       — Мы могли бы съездить сегодня за вещами… Брок, подкинешь нас до корпусов? — поднявшись из-за стола, Джеймс потягивается, улыбается легко и свободно. А Брок только хмыкает, косится в сторону Стива, закрывающего посудомойку, и хмуро вздыхает. Больше он не улыбается, а все его мысли устремляются к папкам, лежащим на тумбе в коридоре. Оба его несчастья замечают выражение его лица слишком быстро, но спросить что-то никто из них так и не успевает. Брок говорит:       — Позже, возможно. Сейчас оба ко мне в кабинет. Второй этаж, первая дверь направо. У меня есть серьезный разговор. Для вас обоих, — поднявшись из-за стола, Брок направляется в коридор и ни на Стива, ни на Джеймса больше не смотрит. Он поставил слишком много и вот настал миг кульминации происходящего. Либо он все потеряет, либо все обретёт — вот о чем он думает, подхватывая все три папки цвета охры с тумбы и сжимая их края в пальцах.       И потерять их обоих, оба своих несчастья, чрезвычайно страшно. Но Брок одергивает себя логикой — он ещё не прикипел так, чтобы было не разорвать, не выскрести их из грудины, а значит он сможет справиться. Точно сможет, если вдруг потеряет.       Джеймс поднимается по лестнице первым, скрывается в кабинете, пока Стив замирает на самой верхней ступеньке. Оглядывается, и в его глазах Брок видит испуг перемешанный с предвкушением. И не может даже улыбнуться на уголок губ, чтобы как-то его успокоить. Что переживает Джеймс ему не хочется даже думать: тот привык прятать все своё трудное, но это не значит, что он ничего не чувствовал. Указав рукой в свой кабинет, Брок дожидается, пока Стив пройдет внутрь, а после поднимается по лестнице. Ему нужна дистанция прямо сейчас. Ему очень нужно дать им выбор, как бы сильно ни хотелось на этот их выбор повлиять и заставить их остаться с собой полностью, навсегда.       В кабинете Джеймс, уже усевшийся в его высокое, кожаное кресло, оглаживает ладонями подлокотники да осматривается. Вернуть сюда свою карту с отметками боевых побед Брок ещё не успел. Его широкий, деревянный стол тоже был чист — ноутбук со всем самым важным так и остался в багажнике; только в застекленных шкафах так и хранились папки со всеми нужными документами. В нижнем шкафу, закрытом деревянной дверцей, в сейфе хранилось оружие. Брок замирает на пороге на мгновение, оглядывается тоже, будто бы вместе с Джеймсом впервые здесь находится, бросает взгляд на Стива, переставляющего одно из свободных кресел ближе к Джеймсу. Он усаживается рядом с ним, ерзает немного нервозно.       Брок вздыхает. Закрыв за собой дверь, он делает несколько четких, выхолощенных шагов к столу, а после выкладывает перед своими несчастьями две папки. Джеймс тут же тянется к своей, и Броку приходится легким движением шлепнуть его по руке да бросить суровый взгляд. Джеймс только сглатывает напряженно, убирает руки и глаза тут же отводит — он тоже переживает, тоже боится.       Вытянув из стакана с канцелярией две ручки, Брок укладывает их поверх папок, а после отступает. Первый шаг назад дается ему тяжелее всего, и он только крепче стискивает в пальцах край оставшейся в руках папки. Но все же отступает — уверенно, жестко. Он не вмешается. Он не станет их уговаривать и просить не станет. И не предупредит даже, что им придётся уехать насовсем, если они откажутся от этой работы, от работы в его команде.       Пускай оба его несчастья решат трезво и спокойно. Пускай только…примут правильное решение.       Не для Брока. Для себя.       — Я предлагаю вам работу. В ЩИТе. В моей группе. Если вам нужно, вы можете обсудить это между собой, но здесь и сейчас. При мне, — отступив к самой двери, Брок расставляет ноги пошире, заводит руки за спину. Он держится и перехватывает свободной рукой своё же запястье в крепкой хватке. Стив уже радостно округляет глаза, но Брок его радости совершенно не разделяет. И сурово поджимает губы, говоря: — Если вы откроете папки, значит вы согласны. О рисках вы знаете, о конфиденциальности — тоже. Можете не торопиться.       Прочистив горло коротким движением на последних словах, он кивает и забывает вдохнуть. Джеймс смотрит на него пристально несколько секунд, после поворачивается к Стиву. Тот уже смотрит в ответ, молчит. Брок ждёт, что они вот-вот заговорят, начнут обсуждать, но он будто бы забыл с кем имеет дело. Этим двоим несносным слова не нужны совершенно. Они смотрят друг другу в глаза минуту, после кивают друг другу и почти синхронно подхватывают ручки. У Брока сердце вскидывается сумасшедшим боем где-то в глотке, когда они открывают папки, быстро перелистывают в конец и находят поле для подписи. Они соглашаются и даже договоры не читают — это действие говорит о доверии больше, чем что-либо другое. Брок чувствует, как у него коротко щиплет в носу, и он только крепче стискивает собственное запястье. Вот уж точно худший момент для любых его сантиментов.       Джеймс заканчивает с подписью первым, бросает наглым движением ручку на стол и разваливается в его кресле, ласковым, полным похоти движением оглаживая край стола. Его ноги вытягивают вперёд, на губах появляется поистине блядская, самодовольная улыбка. Стив только поднимает голову, тоже закончив, крепче сжимает в ладони ручку.       — Добро пожаловать в ад. Вам понравится, — Брок ухмыляется широко, надменно и радостно. И, наконец, позволяет себе расслабиться. Он направляется назад к столу, когда Джеймс уже приоткрывает рот, чтобы сказать что-то. Стив успевает первее:       — Охуеть, — секунда исходит, обнажая реальность и правду, а Стив выглядит растерянным, но жутко довольным. И брошенный им мат неожиданно заставляет Брока рассмеяться. Джеймс прыскает в кулак, жмурится довольно. Стив лишь глаза опускает к ручке, которой он только что подписал самый важный договор в своей жизни. И говорит тише: — Я в ЩИТе…       Брок глядит на него, глядит на них обоих. И вновь на века забывает, что такое бояться. Потому что все его несчастья, оба его несчастья, уже свалились ему на голову.       Все несчастья уже стали его.