Филин-Филин, ныне Гриф

Поганенько день начинался, честно говоря, и развлечь себя Грифу в это чудное утро было нечем совсем. Кто-то из его бритвенников в картишки тягался лениво, кто-то копался в старых ящиках, надеясь отыскать в крысином помете золото… его это не интересовало сегодня совершенно, а потому он восседал на своем троне из ящиков, иной раз дотягиваясь ногтями до грязных волос своей травяной феи, что сидела у самых его ног, начиная их поглаживать, словно гитарные струны. В этом не было даже лихого умысла — ему просто было скучно, оба они это понимали, что она, вся красная и с расквашенным об чей-то кулак лицом, что он с разбитой об угол ящика бровью — зарвавшемуся подчиненному наглядно демонстрировал, кто здесь король складов. Вдруг послышался глухой удар, внезапно ставший звонким, когда дверь склада распахнулась, явив миру хмурую рожу и Грифу чудесное настроение. Надо же! К нему! Пришел! А он, право, и не ждал совсем… но как уж тут удержаться? — Эй, братцы, гляньте-ка, кто к нам пожаловал! Эй, Стаматин, ты куда коней гонишь, м? Чуть двери мои не расколотил! — секундная пауза на улыбку пошире стала передышкой, но он тут же продолжил базар. — Ой-вэй, а ты, я смотрю, по делу? Что, Каиным понадобились ножички да режички для небесной канцелярии? — Гриф рассмеялся заливисто и весь вытянулся вперед, почуяв запах веселья, уже суя летящему к нему на всех парах Андрею руку чуть ли не в лицо, топыря крепкие пальцы, не прекращая хохота: — Или тебе, а? Наверняка тебе, о твоем грешке здесь уже каждый знает! Сабуровские волки донесли, будто ты своими руками… — Цыц, — Андрей тяпнул его за ворот, не став жать ладони, словно собаку за ошейник, дернув на себя еще больше, и Гришка едва не свалился со своего ящика, чудом успев за него ухватиться, внезапно оскалившись. — Я к тебе по делу, а ты найди на кого еще полаять, ясно? Это не для их ушей, — он мотнул головой в сторону бритвенников, до этого лениво точивших своих ножи по углам, а теперь смотревших на него в упор. — Мне повторить? Ну и дрянь! Полон склад подлецов всех мастей! Всюду лампы на столиках, приткнуться негде живой душе, тут и там вшивые морды знают свое дело, готовят свои руки к новым грехам. Кто-то патроны собирает в мешочек, кто-то пьет крепкий чай не морщась, кто-то стеклянными бутылочками бренчит, в которых даже не спирт, нет! Черный твирин. Так Андрей это все и видел, но старался лишний раз не смотреть, чтобы не нырнуть в бездну с головой. Рановато ему еще нырять, едва по колено зашел, не расчухал, что в глубине. — Э, нет! Так не пойдет, братец, ты здесь один, это тебе не Горны! — Гриф улыбнулся нахально, смотря Андрею в лицо так, будто глядел на лишайную складскую кошку, после чего извернулся и потянулся назад, зная, что тому придется его отпустить. — Со всеми придется говорить. Видишь дверь? Туда тебе, повеса, ту-да. Если не будешь слушаться. — Я тебя слушаться не собираюсь, Филин, если тебе мое предложение не нужно — на себя пеняй, — Стаматин фыркнул, по сторонам не глядя, сосредоточив весь свой взгляд на Гришке, словно дыру пытаясь в нем прожечь. Он был выше этого соловьишки на голову, и оба они знали, что Андрею ничего не стоит ломануться на амбразуру, скинуть сейчас складского короля на землю вместе со всеми его шубами и… что? Что именно сделать? В этой полной волков комнатушке ему было не выжить, хоть двадцать Грифов он на землю опрокинь. — Предложение? Ну и ну! И что же ты хочешь мне дать, что у тебя есть, Андрей? Мне не нужны твои изрисованные бумажки, а денег тебе, если царь-бог-Влад и дал десятник — и то награда! А коль тебе дали десятник — мне нужен тридцатник, а коли дали тридцатник, так мне сотенную подавай, не сойдемся мы во мнениях, повеса, не сойдемся! Или тебя злодеем кликать, а? Птички-то быстро поют, скоро весь город знать будет! А коли я скажу, что ты ко мне приходил, а мои все подтвердят… скажи, Андрей, тебя правда убережет Судья? — игриво поинтересовался Гриф, все больше опираясь о локоть, развалившись на сидении своем. — Нет, ну если убережет… но я в этом сильно сомневаюсь! — Люди. Мне от тебя нужна мелочь — с десяток человек, не больше, сейчас мне нечем отдавать за них, но пройдет время — и я верну сполна. Десять человек, Филин, у меня нет времени с тобой трепаться до ночи, — Андрей наблюдал за ним исподлобья, почти не дыша, стоя прямо, как титан, готовый обрушить на Грифа целое небо, пускай на плечах его не было ни пылинки. — К утру они будут здесь. — А где же к утру будешь ты? — Узнаешь. Я не буду объясняться перед всей твоей сворой. — А коли не выйдет ничего? И я людей потеряю, и ты с пустыми руками останешься, что тогда делать будем? — Гришка хихикнул заливисто, закатив глаза. Ну да, ну да, как же… отдал он сейчас этому повесе в подчинение с десятую часть своих складов! Самому мало. Это же его оловянные солдатики, верно? — Выйдет. — Нет, так дела не делаются. Андрюша, видишь ли, мы все здесь — свободные люди! А свободные люди не будут работать за идею и пустые обещания, иначе мы бы были в Горнах, как и ты… хотя постой-ка, в Горнах тебя больше нет! И ни-ко-му ты здесь не сдался, понимаешь? И там, кстати, тоже. Мне уже все-все мышки рассказали про тебя и про брата твоего. Надо же! И привирать не пришлось… если только чуточку. Про покровительство Судьи Гриф конечно же умолчал, но никто из них не был дураком — захотел бы сейчас Гришка пришить Андрея — пришил бы, не задумываясь, прямо лезвием к земле бы пришил намертво. Коли б цел остался. — Значит, ты отказываешься? Хорошо, — отрезал Стаматин, отвернув от него лицо внезапно, пробежавшись взглядом по бритвенникам, словно пальцами по клавишам. Каждого сосчитал, стиснув зубы до скрипа, после чего кивнул: — Я каждого из вас запомнил. — Это ты кого запомнил?! — тут же подорвался один из удальцов в его сторону, распахнув опасную бритву, но оказался остановлен коротким мотком головы Грифа из стороны в сторону. Нельзя. Дорогих гостей выпроваживают не режиками… кулаками. — Туда тебе, повеса, — он указал на дверь, отмахнувшись уже ни на кого не глядя: — Выкиньте его к черту. Выкиньте его к черту… так Гришка тогда сказал на свою беду, надо же было догадаться! Они и правда вышвырнули Андрея взашей в то скучное утро, едва не прибив, как ту же крысу, попавшую в мышеловку. Стаматин, право, за себя постоял, даже врезав кому-то так сильно, что челюсть Исидор вправлял, но куда ж ему было попереть против толпы? Повезло хоть, что бритвы у кодлы своей Гриф тогда поотбирал одним только жестом. Наверное, это его и спасло… не Андрея, конечно. Гришку. Иначе сейчас бы не бил в двери кулаком, надеясь на то, что с той стороны бездарно нарисованного сердца раздадутся громкие шаги, подобные раскатам грома для чувствительных ушей. — Андрей! Стаматин! Я пришел поговорить, открывай! — в своей шубе похожий на нахохлившуюся птицу, Гриф ударил еще несколько раз, единожды даже приложив по железке с ноги так, что затрещала нога в ботинке. — Андрей! — Не видишь? Закрыто. Для слепых и идиотов повторяю, ты мне уже всех танцовщиц распугал своим кукареканьем, — с той стороны что-то щелкнуло, и миру явилось острое, явно многое видавшее из алкогольных напитков лицо, что пронзительным взглядом зеленых глаз прошило Гришку насквозь. — Бармен сказал, что ты меня зовешь на всю округу. Что, Филин, хвост прижало? — Андрей наклонил голову влево, так пронзительно напоминая Грифу его самого, только разящего твириновыми парами. — Ну ты проходи, проходи, считай, дорвался. А где же твои подельники? — Где, где… пусти, нам поговорить надо. Дверь распахнулась, и хищная пасть кабака поглотила его с головой, окунув в пламя кирпичных стен, подрагивание стрелок часов в углу, быстрые шаги Стаматина, что стремительно направился вниз, не оставляя Гришке выбора — ему пришлось следовать за хозяином заведения, пускай спускаться в твириновое нутро ему совсем не хотелось. — Поговорить? Это тебе к Бармену, — внезапно рявкнул Андрей, дойдя до очередного пролета, что ширился в целую площадку из ровных деревянных плашек. — Я тебя выслушивать не собираюсь. — Мне нужны люди, — Гриф словно лбом о стенку ударился, замерев за его спиной. — Ну так найди. — Сейчас не время для твоих колкостей… — его оборвали внезапно и с холодком в каждом движении вытянутой в сторону Гришки ладонью, что замерла перед его лицом белоснежной плашкой забора. Дорога кончилась. Дальше нельзя идти. — Скажи мне, Григорий, ты читать-то умеешь? Даже не так, ты хоть одну книжку в жизни своей читал, кроме букваря? — Андрей смотрел вниз на пустой зал кабака, не убирая руки. — Юноше Беллерофонту убить заповедал Химеру… Кто заповедал, деревенщина? — А мне почем знать? — То-то и оно, — кривая усмешка украсила лицо Стаматина, будто лезвием пронзив уголок его рта, припечатав к щеке. — Зачем тебе люди, Гришка, если у тебя не хватает мозгов ими управлять? Мне они нужнее, я ими заповедаю, Браге они нужнее, он ими заповедует, а ты… Филин ты, а не Гриф, всю жизнь им был, им и помрешь, зачем тебе люди? — Что, ножик по мою печенку в мешке все эти годы таскал? А я-то думал, что ты человечище! — тут же вскинул голову Гриф, уперев руки в свои бока, словно шире пытаясь казаться, с вызовом на Андрея смотря. — Припоминаешь былое старому-доброму дядюшке Грифу… а я вот все уже забыл, могли бы новую, самую крепкую дружбу построить. — На костях былых обид? Пой громче, надейся больше, ты у меня тысячу лет прощения не просил, а идти тебе не к кому, никому ты в этом городе не сдался, Филин, даже волку-коменданту под начало ты не сдался, — Стаматин обернулся, после чего кивнул на пол, с внезапным злым огнем глаз предложив: — Я могу помочь. Если ты попросишь меня так, как это следует делать, птичка, — его зрачки бесновато поблескивали в полумраке кабака, обнажая то темное, что таилось в самых глубинах души злодея, изредка выбираясь на свет. — На коленях. — Чего? — Гриф вновь словно стукнулся лбом о стену, и брови его поползли вверх, заставляя уголки рта дрожать в негодовании. — Что слышал. Андрей облокотился о перила, наблюдая за ним с улыбкой на губах, которая казалась фальшивой, неприятной, дикой. Белая одежда его была замарана красным, под ногами валялись осколки бутылок. Похоже, порядком в этом месте никто не озаботился, да и нужен ли был он? Не зря даже на Складах поговаривали, что Стаматин-злодей навел свои варварские порядки в этом бывшем заводском цеху. — Я этого делать не буду. — Дверь там, — Андрей кивнул в сторону лестницы ведущей наверх, вновь отвернувшись, но не растеряв своего огня, что пронизывал его изнутри. — Андрей, мы здесь не в игры играем, кончились игры! Выйдет твой брат ночью на улицу, а там его бритвенник чиркнет ножичком — и нет Петра!.. — Гриф рыпнулся было назад, но все же оказался ухвачен за грудки и притянут к перилам, над которыми свесилась его голова, пока ребра были крепко прижаты к доскам. — Брата я защищу сам, ясно? Не. Смей. Про. Него. Говорить! — с каждым новым словом Стаматин вдалбливал его спиной в перила. — Или ты не понял? Мне повторить?! — внезапно яростный, он оттолкнул Грифа в сторону, свалив эту жалкую полуптицу на пол, растолкав его телом стулья. — Выметайся! Хоть весь кабак теперь обползи. — Но!.. — Прочь, — Андрей только мотнул головой, двинувшись в направлении лестницы и зашагав вниз, даже не проверяя, действительно ли уйдет Гришка или останется сидеть здесь. Было ли это важно для него? Не настолько, чтобы тратить время, ведь внизу мужчину ждал искрящийся в бутылках твирин, который заботливый Бармен тут же плеснул на дно стакана, не глядя протянув хозяину заведения. Стаматин пригубил пару глотков, закрыв глаза, наблюдая за блуждающими под веками изумрудными огоньками. Они напоминали ему маленьких твириновых фей, о которых в бреду часто говорил брат, поэтому Андрей не прекращал смотреть, пускай их движения и становились все более беспорядочными… — Андрей! — его выдернули из дурмана, и он опустил взгляд вниз, увидев перед собой бессильно опустившего голову Грифа, что замер на полу прибитой гвоздями птицей. — Мне нужна твоя помощь, прости меня. Я виноват, я виноват! Тогда я должен был тебе помочь. — Тогда должен был, а сейчас поздно, — отодвинув его руки от своего локтя, Стаматин отрицательно мотнул головой, жестом приказав Бармену налить еще. — Поздновато метаться, у тебя уже печень с почками отказали, осталась только голова, а ты ее на плечах недолго носить будешь, уж Брага позаботится. Он ко мне приходил. — И?.. — И вышел той же дверью. Запомни, Филин, — Андрей наклонился, едва коснувшись кончиками пальцев лба Грифа, будто на крещении, — я ничью сторону занимать не намерен, у меня есть брат, я на его стороне. Хочешь со мной толковать — иди к нему… но я тебя туда не пущу, ясно? Вот и получилось, что ты сейчас — Уроборос. — Это еще кто? — Гришка тряхнул патлами, намереваясь убраться от руки, но Стаматин только осклабился, поставив ему на макушку стакан, чтобы не дергался, после убрав ладонь, смотря на тонкие линии бинтов, что украшали его пальцы уродливыми змеями. Поговаривали, что под ними кроются вещи пострашнее, чем простая ткань, но в глаза никто этого не видел, смотреть Андрей никому не давал… впрочем, теперь он и в глаз просто так не бил, вместо этого сразу хватаясь за наваху. И где же он ее прятал? Взгляд Грифа отыскал отблеск лакированной рукояти в заднике ботинка, но кончик лезвия тут же ткнулся ему в лоб, выдернутый бинтованной рукой. — Это змея, Гришка, это змея, она ест свой хвост и не может остановиться, пока не сожрет себя всю. Прямо как и ты, прямо как и ты… мечешься по кругу от башки к хвосту, да? Вот и я, было время, метался, тогда мне ты!.. — Андрей перехватил рукоять поудобнее, и Гришка увидел, что пальцы он гнет совсем уж странно, — не помог. И я это не забыл. Запомни этот день, Филин, Филин-Филин, а ныне Гриф, весь город знать будет, как здесь на коленях ползал именно ты, как узнал в свое время, где был я. Уяснил? Вот и славно, — оставив кровящую точку, Стаматин отвернулся, подобрав стакан с его макушки и выпив залпом. — Не тронет тебя никто, если на Склады не сунешься, а остальное меня не касается, хоть перед демонами степными выеживайся, курица. И это стало его окончательным для Грифа ответом.