***
После того как мы возвращаемся домой, мама отправляется на работу, а я насыпаю себе полную миску хлопьев и устраиваюсь за столом на кухне. Сначала тишину нарушает только хруст пережевываемых хлопьев, но потом я вдруг готов поклясться, что слышу приглушенный голос, только не могу разобрать слова. Перестаю жевать, не донеся ложку до рта, усиленно прислушиваюсь. - Мама? Мой голос эхом раздаётся в пустом доме. Может, она что-то забыла? Я напрягаю слух и понимаю, что звук идет откуда-то снизу. Из моего кармана. Выиаскиваю телефон из кармана, и из динамиков раздаётся треск и приглушенный голом. Ой, похоже, я своей задницей нажал на кнопку. Подношу телефон к уху. "... Серёжа, - говорит голос, слова наконец то становятся чёткими. Я открываю рот, намериваясь ответить, но Серёжа продолжает говорить. Это голосовое сообщение. - Не знаю, услышишь ли ты это, но я должен тебе сказать. Мне страшно. И не вздумай смеяться, осел, я серьёзно. Ты нас пугаешь." Голосовое сообщение прерывается, экран загорается, показывая вереницу непрочитанных СМС и пропущенных звонков. Я смотрю на зажатый а руке телефон, мой большой палец зависает над зеленой кнопкой вызова, но секунды идут, и экран гаснет. Тяжело сглатываю, потом засовываю мобильный обратно в карман. Доедаю хлопья, убираю беспорядок в подвале, набиваю целый пакет пустыми упаковка и и обертками от еды, перемываю все грязные тарелки и чашки, расставленные вокруг моей постели, и наконец, переделаю все мыслимые и немыслимые дела, набираюсь смелости позвонить Серёже. Гудки в трубке тянуться так долго, что я уже начинаю сомневаться, ответит ли он, после того как я несколько месяцев его игнорировал. Но это же Серёжа, поэтому он всё таки отвечает на звонок, хоть я этого и не заслуживаю.***
Серёжа делает глоток виски, потом с удивлённый видом рассматривает фляжку. Я наблюдаю за ним, отмечая тёмные круги под глазами лёгкую щетину - прежде я никогда не видел его таким. В другое время я бы поддразнил его, обвиняя в неряшливости, но с тех пор, как он приехал сюда пятнадцать минут назад, я услышал от него всего пару олносложных ответов, чтобы я не говорил. После целого лета, проведённого в одиночестве, моё умение поддерживать беседу почти свелось к нулю. - Что.. м-м-м.. подтолкнуло тебя приехать сюда? - спрашиваю, кивая на сине-зеленую с белым футболку, в которую одет Серёжа. Футболка муниципального колледжа. Я знаю, что он подавал документы в несколько государственных колледжей, но понятия не имею, на каком он остановился. Серёжа смотрит на меня, выгнув бровь, и я замечаю нечто такое, с чем сталк вался всего несколько раз за все время нашей дружбы. Серёжа рассержен. - В последнее время моя жизнь мало походит на сказку, старик. Один мой лучший друг умер, а другой скрывается от мира, - говорит он. Уже через секунду выражение его лица смягчается. - Я понятия не имел, что с тобой происходит, так что приходилось постоянно звонить твоей маме. Я делаю большой глоток виски, алкоголь обжигает горло, но благодаря ему мне проще произнести следующие слова. - Прости меня, Серж. Мне действительно жаль, но я боюсь, что он мне не поверит. - Знаю, я был отвратительным другом, но я просто.. не мог. Не мог находиться рядом с тобой. Иногда думаю, что до сих пор не могу. Я чувствую на себе оценивающий взгляд Серёжи. - Выглядишь паршиво, - говорит он наконец, указывая на мою мятую рубашку, отросшие волосы и кудрявую бородку. Пожимаю плечами: по правде говоря, мне плевать на мой внешний вид. Алёны нет рядом, она не увидит меня таким. Она постоянно твердил, что я выгляжу как животное, если я надевал толстовки, напоминала, что помима спортивного костюма существует и другая одежда. Какое теперь имеет значение, стану ли я бриться, стричься и надевать чистую одежду? Какое это имело значение в прошлом, если в итоге я все равно оказался в нынешнем положении? - Итак. - Серёжа вздыхает, и, кажется, с этим вздохом исчезают остатки его злости. - Я рад, что не потерял ещё и тебя, хоть сейчас ты выглядишь, как бездомный бродяга. Он откручивает крышку фляжки, наливает себе в стакан ещё виски, широко улыбается и кивает на фляжку. - Как тебе удалось про тащить эту штуку через "таможню"? -Нашёл её в сумке с вещами, привезенными из больницы, - отвечаю я, кивая на дверь кладовки, в которую мама сложила мои окровавленные и порванные вещи. - Должно быть, мама её не заметила. Я знаю, что можно улизнуть от серьёзного разговора, свести всю беседу к болтовне о виски и прочей чепухе, но в ушах все ещё звучат его слова, и что то в них меня тревожит. - Ты рад, что не потерял ещё и меня, - повторяю я, качая головой. Смотрю на диванные подушки. - Порой я жалею, что не погиб вместо Алёны. Иногда мне кажется, что она вот вот войдёт в эту дверь. Жду, что все снова станет, как раньше. Взгляд Серёжи становится серьёзным : примерно с таким выражением лица он выслушивал указания тренера перед матчами. - Я тоже, - твёрдо говорит он. - Именно поэтому мы не можем её забыть. Нам нужно держаться вместе, потому что только так нам удастся сохранить память о ней. Алёна хотела бы этого. Чего хотела Алёна? Раньше я думал, что знаю все её желания и мечты, но я ошибался. А вот Серёжа действительно знал. Я думаю обо всех разговорах, которые эти двое вели за моей спиной, о том, что Серёжа знал об истинных чувствах Алёны, о её подлинных стремлениях. - Давно ты узнал? - спрашиваю я. - Про Нижний? - Прости. Мне следовало тебе рассказать. - Ага, - просто говорю я, но думаю о словах Алёны, сказанные за несколько минут до аварии. О том , что она поступает в Нижний. "И ты бы меня отпустил?" Неужели Серёжа думал так же? Друг наблюдает за мной, потом, поняв, что я не буду скандалить, продолжает: - Знаю, тот вечер был просто ужасным, но Алёна тебя любила, и ты должен помнить это. Я взвешиваю эти слова, и они кружат мне голову сильнее алкоголя. Прошедшее время в слове "любила" ранит так же сильно, как в тот вечер, и сейчас я не готов мириться с этим. Серёжа сидит у меня недолго. Мы переходим на более безопасные темы, говорим о его планах на этот семестр, о приблежающемся футбольном сезоне в Питерском университете, не смотря на то, что я не буду участвовать в матчах. Потом Сережа уходит, и я обещаю, что больше не буду таким засранцем и буду отвечать на его сообщения. Но через несколько минут после того, как за ним закрывается дверь, я снова её открываю и выхожу наружу, вдыхаю прохладный августовский воздух. Я не сразу осознаю, что иду к пруду, зажав в руке наполовину пустую фляжку с виски, хромая, шагаю по парковой дорожке. Сажусь у воды, в тени одной из огромных тв, и смотрю, как солнечные лучи искрятся на поверхности воды. Лёгкий ветерок взъерошивает мои волосы, и в нем слышится какой то голос. Шепот. Слова слишком тихие, я не могу их разобрать. Оглядываюсь по сторонам, пытаясь найти источник звука, но на этот раз меня совершенно не удивляет, что поблизости никого нет - только зелёная трава вокруг пруда да растущие вдоль берега деревья - а ещё ощущение, от которого я никак не могу избавиться. У меня не выходят из головы слова Серёжи, они звучат снова и снова, как будто я бегаю по кругу, получив наказание за пакет контрабандных орешков. Я не боюсь забыть Алёну. Я никогда её не забуду, но как, скажите на милость, понять, что она от меня хотела? Разве можно существовать без неё? Загадочный голос смолкает вместе с ветром, я провожу пятерней по волосам, гадая, как мне жить самостоятельно, если я не чувствую твёрдой почвы под ногами.***
Я смотрю на свое отражение в зеркале в ванной, заправляют новую белую рубашку в брюки и в последний раз оглядываю себя. Волосы по-прежнему длинные и расстрепанные, но с отросшей за три месяца бородкой покончено, а новый лосьен после бритья, наконец-то был пущен в дело. Шрам на лбу немного побледнел, стал не таким заметным - просто розовая полоса. Не сказал бы, что хорошо выгляжу, но, во всяком случае, я старался улучшить свой внешний вид. Вдобавок не хочу идти к Алёне, как человек "никогда не слышавший о существовании душа". Улыбаюсь, вспомнив торжественный банкет в честь спортсменов, устроенный в конце первого года в старшей школе. Я заявил я на него прямо с футбольной тренировки, на которой мы с Серёжей изрядно пропотели. Прежде чем я успел зайти в зал, Алёна хорошенько меня пропесочила, потом достала из сумочки расчёску и причесала мои волосы так, как умела делать только она. Вот так всегда: одно воспоминание мгновенно заставляет меня остановиться и замереть. И все же на прошлой недели Серёжа был прав. Нужно пойти и увидеться с Алёной, нельзя позволить ей думать, будто я её забыл. Вздознув, выхожу из ванной обратно в комнату, моя решительность перерастает в неуверенность, рука замирает над букетом ирисов:фиолетовые лепистки кажутся слишком яркими для такого тяжёлого дня. Готов ли я к этому? Размышляю о том. дне несколько недель назад, когда мама сняла мою дверь с петель. Думаю, с тех пор я стал в каком-то смысле сильнее : начал ходить на лечебную физкультуру, отвечаю на сообщения Серёжи, вместо того чтобы их игнорировать. Не схожу с ума всякий раз, когда вижу Алёну, сидящую на стуле или стоящую в противоположном конце комнаты и во всех остальных местах, в которых её не должно быть. Но сегодня я на самом деле собираюсь её увидеть. Пойду на кладбище, встану перед надгробием, на котором начерчено её имя, и изо всех сил попытаюсь понять, что она хотела, чтобы я сделал. И вот момент настал, а я готов обделаться от страха. Желудок проваливается куда-то вниз - примерно так я чувствовал себя, когда Алёна решила явиться мне на стадионе во время американского футбола пару недель назад. Что случится, когда я на самом деле её увижу? Всмысле... можно ведь и завтра сходить. Или на слудующей неделе. После того как мама вернётся домой, можно позвонить Серёже и.. все отложить. Я просто отложу эту повездку. - Не будь таким трусом, Арс, - бормочу я себе под нос, иду к лестнице и выхожу за дверь, надеясь, что долгая дорога до кладбища поможет мне взять себя в руки. Разумеется, именно сегодня я никак не могу успокоиться. Не успеваю опомниться, как передо мной уже вырастают кованные ворота, высокие деревья отбрасывают тень на море надгробий. Медленно иду по дорожке, рассматриваю каждый могильный камень, всячески оттягивая момент, когда нужно будет остановиться перед могилой Алёны. Матери, отцы, сыновья, дедушки и бабушки. Даже дети. Проклятье, я не хочу здесь быть. Некоторые могилы ухожены, на них лежат свежие цветы, безделушки, принесенные друзьями и любимыми тех, кто спит в холодной земле. Другие могилы заросли травой: не осталось никого, кто мог бы за ними присматривать. Как выглядит могила Алёны? Уверен, она очень ухоженная. Пусть я сам наплевал на свой внешний вид, мне было бы больно видеть, что место последнего упокоения Алёны находится в беспорядке. Мне бы не хотелось, чтобы оно выглядело как... как эта могила. Я останаливаюсь и смотрю на маленькое надгробием, обвитое засохшим плющом;на камне выбито всего одно слова : "ПРОЩАЙ". Ни имени, ни даты - ничего. Черт, как грустно. Голова раскалывается от боли, я пошатываюсь, щурясь, вглядываюсь в буквы, пока жжение в голове не начинает проходить. Интересно, что за человек лежит под этим могильный камнем. Помнит ли о нем кто нибудь? Наконец боль проходит, и тогда я вытяшиваю из букета фиолетовый цветок и осторожно кладу на одинокое надгробие. Не знаю, зачем я это делаю, но мне кажется, что кто то должен, особенно учитывая, что соседняя могила окружена морем розовых цветов - они покрывают весь участок. Большие треугодьные лепестки очень яркие, сразу бросаются в глаза. Не знаю, почему не обратил на них внимания в первую очередь. Легко касаюсь одного цветка. Думаю, у мамы в саду были такие же цветы. Несколько лет назад она пыталась их выращивать, летом они. ак сильно пахли, что по утрам аромат проникал в окно кухни. Как же они назывались? Перебираю все известные мне названия цветов в алфавитном порядке, а дойдя до середины алфавита, понимаю, что страшно опаздываю. Заставляю себя встряхнуться. Давай, Арс, шевелись. Прохожу ещё несколько шагов по дорожке, думая то о розовых цветах, то о слове "ПРОЩАЙ", выбито на надгробий. Что-то тут не так, но что именно? Я так глубоко погружаюсь в размышления, что чуть не прохожу мимо нужного участка. ПОКОЙСЯ С МИРОМ, АЛЁНА. У меня перехватывает дыхание. Участок, на котором помещается её могила, не зарос травой и не находится в небрежении. Вообще-то, возле надгробий лежит огромный букет тюльпанов насыщенных синего цвета, только у самого основания ровных лепестков проглядывает сиреневый оттенок. Синие тюльпаны. Смотрю на букет ирисов, который держу в руках. Черт. Определённо, Алёна больше всего любила синие тюльпаны. Эти ирисы - единственные цветы, что я когда либо ей дарил. Будь она здесь, она бы не разговаривала со мной до вечера, а может, дулась бы целую неделю, если бы почувствовала себя очень сильно оскорбленной. Боже, я любил её, но терпеть не мог, когда она так себя вела. Я люблю её, поправлю я сам себя. И всегда буду любить. Какого черта я думаю об этом сейчас? Кладу свой грустный букет ирисов рядом с тюльпанами, и моя ладонь касается грубого серого камня. Кончиками пальцев обвожу её имя. Спустя несколько месяцев я все таки оказался здесь. - Алён.. Умолкаю, кладу ладонь на могильный камень; все чувства, которые я долго копил в себе, разом всколыхнулись в моей душе. Я не могу этого сделать. Не могу находиться здесь. Ещё рано. И все же я делаю глубокий вдох и пытаюсь начать снова. - Я.. Не могу поверить. - Качаю головой. В горле саднит. - Не верю. Но я каждый день сталкиваюсь с реальностью. Каждый день просыпаюсь - а тебя нет. Висок пронизывает острая боль, распространяется из одной точки по всей голове горячей, жгучей волной. Тру висок пальцами и борюсь с собой, силясь подобрать слова. - Если бы можно было повернуть время вспять, я не стал бы так злиться на вечеринке, - говорю наконец. - Я бы не стал давить на тебя во время того разговора в машине. Я бы выслушал тебя, когда ты сказала, что хочешь... "Я хочу узнать, какой станет моя жизнь, если, обернуашись, я не увижу тебя". Сглатываю. Слова Алёны снова и снова звучат у меня в голове. Они причиняют боль, но эта боль слабее той, к которой я привык. Дело не в моей боли. - Я дал бы тебе возможность побыть наедине с собой, личное пространство. Я бы.. позволил тебе водить машину. - Я издаю хриплый смешок. - Ты бы определённо над этим посмеялась. Я почти слышу её смех. Почти. Снова открываю рот, так много хочу сказать, но все мысли перепутываются, от горя я не могу облечь их в слова. Крепче сжимаю край надгробия, скорбь внутри меня все растёт, грозя захлестнуть меня с головой, и мой повреждённый мозг взрывается. Острая, колющая боль пронизывает мой висок, крохотный и корки света пляшут справа и слева от меня. Проклятье. - Давным-давно жил-был один юноша... - Раздаётся у меня за спиной чей-то голос, мягкий и спокойный, но от него у меня мурашки бегут по коже. Сначала сквозь пелену боли мне кажется, что это Алёна. Ещё одна галлюцинация. Но голос принадлежит не ей. Я быстро поворачиваюсь, ожидая увидеть кого то, но вокруг только шелечтят кроны деревьев. Моё зрение затуманено, но постепенно проясняется. Пульсирующая боль давит изнутри на мои глазные яблоки, поэтому я крепко зажмуриваюсь и тру виски, пока боль немного не стихает, так что у меня хватает сил достать из кармана пузырёк с обезболивающим. Борюст с крышкой, специально сконструированной так, чтобы ребёнок не смог её открыть, наконец вытрязиваю на ладонь две таблетки и глотаю, не запивая. Но голос не умолкает. - Ему было грустно и одиноко. - Эхом раздаётся у меня за спиной. На этот раз, когда я Оборачиваюсь, в голове у меня проясняется, и я вижу парня в солнечно-желтом свитере, стоящего в нескольких шагах от меня, среди моря розовых цветов. У него вьющийся на кончиках соломенные волосы, кажется, они слегка колышуться, синхронно с ветвями деревьев. Он смотрит на меня так неуверенно, чо я поневоле задаюсь вопросом, не принадлежал ли этот голос кому-то другому. Но кроме нас двоих тут никого нет. Тру глаза и пытаюсь сфокусировать взгляд. Есть в этом парне что-то... знакомое. Он учится в моей бывшей старшей школе? Не думаю. Я знал почти всех учившихся там ребят и непременно его запомнил бы. - Привет, - говорю я, протягивая руку. Определённо, такого неловкого жеста мир ещё не видел. Парень оглядывается через плечо, словно ожидает увидеть там того, к кому я обращаюсь. - Я тебя знаю? - спрашиваю я, когда он снова поворачивается ко мне. Я все пытаюсь вспомнить, где видел её лицо, мой мозг мечется между спортивными лагеря и, футбольным матчами и школьными коридорами. Он отрицательно качает головой, и, хотя я мог бы поклясться, что уже видел его раньше, решаю не настаивать. - Ты что-то сказал? Только что? Парень молчит, словно колеблясь, в его больших глазах читается любопытство - а может, удивление или смущение от того, что я примерно полторы минуты не мог открыть крышку пузырька. - Не думал... что ты меня услышишь, - говорит он. Делаю шаг вперёд и замечаю россыпь незаметных веснушек по лицу. - Я услышал, как кто-то разговаривает. Это был ты? Незнакомец глядит на меня настороженно, словно не уверен, отвечать или нет. Пристально смотрит мне в глаза. Мне следовало бы повернуться обратно к могиле Алёны, ведь я здесь только ради неё, но вместе этого с моих губ слетает вопрос: - "Давным-давно", верно? Парень, не отрываясь, смотрит мне в глаза, эти слова повисают между нами. Его щеки немного розовеют. - Я... рассказываю истории,-произносит он и слегка касается одного розового цветка. - Истории? Вроде.. сказок? - Да, - отвечает он и едва заметно улыбается. - Именно так. Что-то вроде сказок. - Это круто, - говорю я, останавливаясь перед ним. Нас разделяют розовые цветы. Парень обут в жёлтые кеды и мыском ноги вычерчивает на земле перед собой полукруг. Больше она ничего не говорит,поэтому снова заговариваю я. - Как тебя зовут? Однако она спрашивает одновременно со мной: - У тебя болит голова? Моя голова? Я касаюсь шрама на лбу. А мне казалось, что под отросшей чёлкой его не видно. Провожу по шраму кончиком пальца. Боль ещё пульсирует в висках, но уже не такая сильная, как раньше. - Как ты..? - Антон, - говорит он, и снова наши фразы звучат одновременно. - Меня зовут Антон. Антон. Это имя мне не знакомо, но его лицо я определённо видел прежде. - А я Арс, - говорю я, радуясь, что наши реплики перестали накладываться друг на друга. - Арсений Попов. Антон кивает и несколько секунд изучающе рассматривает моё лицо, потом говорит: - Еда помогает. В борьбе с головными болями. - Я неосознанно смотрю на его губы. Розовые, красиво очерченные, уголки чуть приподняты - они похожи на два лепестка. - Может тебе поесть? Уже время обеда, - продолжает он. Резкая боль пронзает мой висок, но проходит прежде, чем я успеваю его коснуться. - Хочешь.. пообедать? - спрашивает Антон. - О, - тяну я, наконец уловив чуть его вопроса. У меня внутри все холодеет. Я здесь не для того, чтобы заводить друзей, я пришёл ради Алёны. Качаю головой и делаю движение, чтобы отвернуться от Антона. - Нет. М-м-м, я лучше пойду. - Но ведь ты голоден, - замечает он. Я уже открываю рот, чтобы возразить, но тут, как по приказу, мой желудок громко, протяжно урчит. Антон пряет улыбку. С трудом сдерживаю, чтобы не улыбнуться в ответ, хотя ситуация действительно забавная. Для меня сейчас засмеяться - все равно что свободно заговорить по-китайски. Но ощущения... приятные. Антон прав. Я действительно голоден, но... если я отправлюсь обедать с ним, то уйду, так и не поговорив с Алёной. Пусть я понятия не имею, что говорить, но будет не правильно вот так взять и переключиться на другие занятия. Раз уж я сейчас не могу поговорить с Алёной, вероятно, мне следует пойти домой. - Спасибо, но я правда не могу, - говорю я. Прихрамывая , прохожу по дорожке мимо девушки и направляют к воротам. - Ой. Ты уходишь, - бормочит он. Что то в его голосе заставляет меня остановиться и обернуться. Я вполне готов пустить я в дальний обратный путь к дому, но Антон проводит пятерней по волосам, в его зелёных глазах мелькает надежда. "Шагац дальше". Хочу уйти, но не могу сдвинуться с места, ноги отказываются подчиняться голосу разума. Антон делает шаг ко мне, но потом, видя, что я ничего не говорю, суёт руки в карманы и отводит взгляд. Может, ему одиноко? Кладбище - не то место, где люди обычно проводят время в середине дня. Полагаю, можно немного задержаться. Последние три месяца я общался только с мамой. Иногда ещё и с Серёжей, но в основном с мамой. Пожалуй, это не вполне нормальное поведение для восемнадцатилетнего парня, но я больше не знаю, что значит быть нормальным. Я снова смотрю на парня. Ну в самом деле, это же просто обед. Все равно я собирался пойти домой и съесть миску овсяных хлопьев или что-то в этом роде. Антон едва заметно мне улыбается, как будто читает мои мысли. - Итак.. - произносит он. -Давай пойдём, пообедаем? - предлагаю я. Он улыбается так ослепительно, чо меркнет солнце, глаза сияют ярче, зелёные радужки начинают отливать зеленью. Очень заразительная улыбка. Я вдруг ловлю себя на том, что тоже улыбаюсь: моя первая искренняя улыбка за несколько месяцев. Приятно для разнообразия порадовать кого-то. - С большим удовольствием, - отвечает Антон. Мы вдвоём идём к кованым воротам. Я колеблясь, обернувшись, смотрю на могилу Алёны. Не знаю, чего я ждал, но определённо не этого. Мысленно обещаю Алёне, что вернусь, что в следующий раз подберу нужные слова, но не голоса в ответ не слышу.