Проект «И»

- Готовься. Целься. Пли. Автоматная очередь устремилась в ядро иллюзорного Нечистого - точной копии Цели-Ноль-Три. Тот неприятно, но терпимо взвыл и исчез в искрах пламени. За спиной появился новый, такой же Нечистый, который не замедлил грузно потопать по направлению к воину в лиловых доспехах. Семён проходил стрельбищную практику. Он сидел внутри Исполина-Ноль-Один и, держа в огромных руках робота нечто, смутно напоминающее автомат Калашникова, раздутый до великанских размеров, сосредоточенно косил орды Нечистых. - Готовься. Целься. Пли. Автомат вновь застрекотал в его руках, отправляя ещё одну иллюзорную копию Нечистого в небытие, из которого она и изошла. Это был уже пятнадцатый Нечистый за сегодня, и мальчик устал. По его часам и тренировка должна была уже завершиться. - Молодец, Семён. - Он уже переоделся в свою повседневную одежду - сиречь полувоенную форму, которую ему выдали в первый день - и шёл рядом с Ритой и Мартой, которая с ним и разговаривала, слегка подавленный от усталости, по направлению к выходу из Бункера. - Прошло уже две недели, как ты у нас служишь. Как школа? - Да нормально. Историк просто скучный, прям хоть вешайся. Только и делает, что бубнит про Событие-Два. - Он прокашлялся и довольно точно изобразил дребезжащий, словно надтреснутый, голос старика-историка, похожего на постаревшего Геббельса: - «Событие-Два - это разрушительный взрыв. В Антарктиду пятнадцать лет назад влетел метеорит, что-то там не то задел и растопил ледники. В Южном Океане теперь ничего не живёт, полмира затопило, а половина населения земли сгинула…» - Он усмехнулся. Потом помрачнел: - И так, чёрт побери, каждый день. - Но ведь история у вас всего раз в неделю… Разве нет? - А он у нас ещё математичку замещает, она вместе со всеми эвакуировалась из города, когда я с Нечистью дрался… - Кстати, о Нечисти. - В разговор включилась Рита. - Помнишь что-нибудь о бое с Целью-Ноль-Три? - О, да. - Он рассказал во всех подробностях то, что видел двумя неделями ранее во сне. - Вот, значит, как… - Девушки задумчиво переглянулись. Видимо, события происходили именно так, как он описывал. - Память восстановилась… Ну, что ж, молодец ещё раз, Семён. Мне пора, вы идите. - Рита помахала Семёну и Марте рукой и удалилась по рабочим делам. Последние продолжили путь до подъёмника. - Как школа-то? Оценки какие? - Да всё хорошо. Четвёрки и пятёрки. Я вроде и в детдоме неплохо учился. Здесь, думаю, тоже буду. - А как отношения с классом? С восьмым «В»? - Да вроде не особо друзей завожу. Я же, сама понимаешь, интроверт. - На последнем слове он усмехнулся. За этой усмешкой крылось «сканирование» реакции Марты: говорить ей про Раису или нет? - Ага, интроверт. - Она усмехнулась. - Вон как с Раиской щебечешь. - Значит, уже знаешь? - Ага. Но очень мало. Рассказывай. - Лады. - Он вздохнул и начал припоминать события двух минувших недель. … Ровно семь утра, двадцатое апреля тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года. Он пришёл в пустой класс. Не было никого, даже старосты. Только Раиса сидела за третьей партой среднего ряда, меланхолично уставившись в окно. Семён по привычке «просканировал» класс. Все стены увешаны плакатами в красно-бело-чёрной гамме. Пестрели вычурные и фантастические изображения Нечисти. Гордо возвышались над небоскрёбами городов Союза Исполины, также многократно приукрашенные фантазией художника. «ДАДИМ БОЙ ПРОЯВЛЕНИЯМ ВНЕЗЕМНОГО ИМПЕРИАЛИЗМА», «СМЕРТЬ НЕЧИСТЫМ», «ЗА НАШУ СОВЕТСКУЮ РОДИНУ И ВСЕОБЩЕЕ БЛАГОДЕНСТВИЕ», «СЛАВА ПИЛОТАМ ИСПОЛИНОВ», «СЛАВА МОЗГ» - гласили громкие надписи, сделанные угловатыми буквами. Будто чужими в этом море плакатов выглядели красное знамя с профилем Ленина и лента с лозунгом «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», висевшие в красном уголке класса. - Раис? Синеволосая девушка неловко подняла голову и, прищурившись, посмотрела на Семёна почти ничего не выражающими глазами. - Место рядом с тобой свободно? - Да. - Она говорила будто механическим голосом, словно андроид, ловко прикидывающийся человеком внешне, но не душой. - Я к тебе подсяду? - Садись. - Видимо, она была слишком замкнутой в себе, чтобы отвечать полными предложениями. Как и он тогда, в детдоме, на протяжении девяти лет… Он примостил портфель сбоку от парты и сел на свободный стул. - Я… Не мешаю? - Нет. - Она как-то грустно посмотрела себе под ноги. Она всё ещё оправлялась от ранений, полученных неизвестно где. Всё так же перевязанная голова с марлевой нашлёпкой на глазу, всё ещё загипсованная рука… - А… Ты чего в школу пришла, если… Всё так плохо? - Сказали прийти, я и пришла. - Она повела острым плечом. - А тебе зачем? Оп-па. Прогресс уже есть. Семён не ожидал, что его проект будет развиваться настолько быстро. - Да так… Просто вижу: человек в гипсе. По логике вещей, тебе бы лежать в госпитале или дома и выздоравливать себе. - Сказали прийти - я пришла. - Она повернула своё бледное лицо к нему. Тот залюбовался ей. Невольно улыбнулся. Потом хлопнул себя по лбу: - Я же не представился. Я Семён Якоренко. - А я Раиса. Раиса Анастасова. Впрочем, тебе это, наверное, уже известно… «Анастасова», - повторил он про себя. Красивая фамилия. Да и имя тоже прекрасное. В ней прекрасно буквально всё. Даже слегка запинающийся, сипловатый голос и манера отвечать фразами, построенными будто какой-то машиной, а не человеком. Потом начали приходить ученики. Класс не был заполнен и наполовину - большая часть учеников уехала из города вместе с родителями во время эвакуации. Пришёл и историк, Алексей Михайлович, тот самый, похожий на старого Геббельса. Он роздал всем распечатки уроков, объявил, что и физики с сегодняшнего дня не будет - физик эвакуировался, и он будет её замещать. Класс вздохнул с оттенком неизбежности - ещё полтора часа в неделю слушать нудятину о Событии-Два. Управление школы знало о том, что историк не делает буквально ничего, но новых учителей не было, а старые эвакуировались. Так что выбирать было не из чего. В конце дня, когда Михалыч отбарабанил очередную порцию сведений о делах «времён Очаковских и покоренья Крыма», а класс снова вздохнул - теперь с облегчением - и повалил по домам, Семён собрал свой небогатый скарб, состоящий лишь из ноутбука класса «Собеседник» и распечаток уроков, и, увидев выходящую из класса Раису, подбежал к ней. - Тебе не помочь? - Чем? - Она смотрела в пол, держа в здоровой руке маленький и, должно быть, лёгенький портфель. - Я тебе портфель отнёс бы… Ты же в гипсе вся. Неудобно, наверно. - Хорошо. - Она, не поднимая глаз от пола, протянула ему кожаную прямоугольную сумочку. Тот принял её, взвесил в руке. И вправду лёгкий. Как пушинка. - Ты где живёшь? Я тебе отнесу. - Улица Сорока лет Октября, дом двадцать, квартира четыреста два. Семён запомнил этот адрес. Ему он пригодится… Сзади он услышал насмешливый голос одного из одноклассников, Тольки Никанорова, всё время носившего спортивный костюм (мальчики ходили в чём хотели, лишь бы было более-менее цивильно, а девочки были обязаны носить летнюю форму. Семён носил свою военную форму с петличками старшего лейтенанта Особых Войск и в ус не дул): - Чё? Только пришёл в класс и уже портфельчики носить? Прислуживается. Каблук… - Замолчи, Никаноров. Анастасова нездорова, и помогать ей - его долг как одноклассника, как пионера, как человека, в конце концов. - Староста насела на Тольку. Тот сник и смущённо заткнулся. Семён вновь повернулся к Раисе: - Это далеко отсюда? - Да нет. Полчаса ходьбы. - Отлично. Я тебя тогда провожу. Всё равно портфель собрался нести. - Хорошо. - Её губы дрогнули, и Семёну на секунду показалось, что она улыбнулась. Но лишь показалось. - Отлично. - Он взял её портфель в одну руку, свой - в другую и, следуя за ней, вышел из класса, затем из школы. Полчаса ходьбы. Действительно очень немного. Но Раиса, как оказалось, жила на другом конце города, в одном из устаревших, начавших быть аварийными зданий, которые городские власти понемногу начинали сносить. Наконец, они подошли к одной из двенадцатиэтажек, взошли на последний этаж. Семён не решился заходить в её квартиру - просто отдал ей её портфель, попрощался и ушёл, хотя домой ему не особо надо было - читай себе под глупую нудятину Михалыча распечатки учебных пособий да делай домашние задания на «Собеседнике», всё равно их проверяет не человек, а система. Он не слышал, как она тихо сказала ему вслед: «Спасибо, Семён…» Это повторялось изо дня в день. Он рано-рано приходил в школу, подсаживался к Раисе, перебрасывался с ней парой слов, проводил рядом с ней школьный день, провожал её домой… Правда, в саму квартиру своего объекта обожания ещё ни разу не заходил - хоть и наглый был по жизни, а с ней был кротким агнцем. С каждым днём его чувства крепли и усиливались. Сама же Раиса до конца не понимала, что происходит. Командир Якоренко, конечно, заботится о ней, но этот… Семён… Он уделяет ей столько внимания. Надо его как-то отблагодарить, что ли. Он так часто перед ней улыбается. А она… Кто она вообще? Кто она такая? Пилот Исполина-Ноль-Ноль, вышедшего из строя во время одного из экспериментов. Теперь она без работы по состоянию здоровья. Делать нечего. Уроки - дело плёвое. Но в остальном… Она почти не общалась ни с одноклассниками, ни тем более с другими людьми. Кроме командира Якоренко, доктора Кузнецовой и капитана Горшковой, но редко, да и то по долгу службы. А тут… С ней целенаправленно общается Семён, другой пилот. Она не считает его общение лишним или навязчивым. Считала бы - давно бы ему сообщила об этом, и он перестал бы, она уверена. Но он, судя по всему, так же, как и она, замкнут, закрыт в себе, но старательно пытается открыться… - Слушай, мне неудобно об этом спрашивать, но… - Он вновь провожал её до дома - это был уже шестой раз, как он это делал. Этот день ознаменовался тем, что ещё один одноклассник «пропал с радаров» - им был тот самый Толька Никаноров. - Откуда у тебя эти травмы? Если тебе не хочется вспоминать, извини меня. Я не хотел причинить тебе боль. - Боль? - Она усмехнулась. Семён едва не поздоровался с асфальтом: это был первый раз, когда она начала проявлять эмоции перед ним. Ещё немного, месяца два-три - и она станет нормальным человеком. - Ты чего? - Раиса заметила, как он возбуждённо вздрогнул. - Да ничего. - Ну не рассказывать же ей о его проекте, в конце концов! - Ты хотел знать, как я получила свои раны. Слушай. Ты, уже, наверно, знаешь, что я такой же, как и ты, пилот Исполина? - Да… - Он не особо вслушивался - хотя надо бы! - и любовался её одновременно и отрешённым, и внимательным к нему лицом. - Ну вот. - Та-а-ак, появились вводные слова, тоже очень хорошо. - В специальной камере располагался Исполин-Ноль-Ноль. Я сидела в его контактной капсуле и добивалась полной синхронизации. За мной наблюдали доктор Кузнецова и командир Якоренко. Это было ещё до нападения Нечистого. Они отпустили плечевые фиксаторы, сказали мне походить. Я походила, но внезапно Исполин потерял управление и перешёл в амок. Он чуть не разнёс стекло зала наблюдения, потом начал биться головой об стену… Всё это не причиняло мне особого вреда. Но из соображений безопасности оператор компьютерных систем Майя Апраксина дистанционно эжектировала мою капсулу… - Эжектировала? - То есть катапультировала. МОЗГ имеет исследовательское отделение в Индии, у них там половина документации на английском, половина на хинди. Переводы, конечно, выполнены, но оригиналы приходится читать для получения дополнительной информации или устранения неоднозначностей, вот и входят в нашу речь английские слова. - А-а-а-а. Ясно… То есть, ты получила серьёзные повреждения во время катапультирования? - Да. Капсула была перегрета выше всяких пределов и не отвечала на дистанционные сигналы - видимо, при эжектировании повредились радиомодули. Но командир Якоренко собственноручно открыл аварийный люк и вытащил меня оттуда. Снова отец. Та-а-ак. Ясно, ясно. - Спасибо. Если я разбередил твои душевные раны, извини. - Да ничего. - Она улыбнулась. Сердце у Семёна забилось на пределе возможностей и прыгнуло куда-то вверх. Этой улыбки он желал всей душой. Наконец-то. Самый важный шаг достигнут, и как быстро - за шесть дней! Он растаял сам. Ему было одновременно и холодно, и жарко. На его лице расползалась блаженная улыбка. - Спасибо, Раиса. - Он поправил её сумку у себя на плече и прошёл некоторое время молча. Потом спросил: - Ты не тяготишься моим обществом? - Нет. Совершенно нет. - Она взяла его руку своей здоровой рукой. По спине Семёна пробежал холодок. И совсем не потому, что рука Раисы была холодной сама по себе, а по другим, я надеюсь, вам понятным, причинам… - Хорошо. Спасибо. Эти прогулки продолжились и дальше. Они ходили теперь уже взявшись за руки, и это никому из них не мешало. Раиса улыбалась, и Семён видел в этих её улыбках высшее счастье. - О-о-о. Вот оно, значит, как… - Марта и Семён уже сидели в машине и ехали домой. - Влюбился, значит… - А хотя бы и да. Тебе-то какое дело? - Такое, что я - твой официальный опекун, и обязана следить за твоим нравственно-этическим состоянием! Вдруг ты ради неё пойдёшь на умышленное убийство мирных жителей? Или на воровство? А вдруг вы зайдёте… Э-э… Слишком далеко? - Марта. Возраст согласия в СССР - шестнадцать лет. Нам едва ли по четырнадцать. Ну, и мы далековато друг от друга. Я ей даже о своих чувствах открыто не сказал. Рановато, я считаю. - Ну да, ну да. Справедливо. - А на остальную уголовщину я не пойду. Я всё-таки офицер. Да и внутренние моральные препоны никто не отменял. - Ой-ой-ой. С горшка не слез, а уже офицер. - Она хихикнула. - Вы ведь тоже офицер. И мой прямой командир. Товарищ Горшкова. - Последние слова он сказал, подчёркивая их, с напряжением основания черепа, будто выцедив сквозь зубы. - Хорошо, товарищ Якоренко-младший. - Да ладно тебе. Я просто обиделся, что в мою личную жизнь лезут. Это, знаешь ли, неприятно. - Лады… На следующий день он снова пришёл в школу очень рано, перебросился парой слов с Раисой и начал наблюдать за входной дверью класса. Над ней висел длинный и широкий вымпел с вышитой золотом надписью «ПИЛОТЫ ИСПОЛИНОВ - ПРИМЕР ДЛЯ ПОДРАСТАЮЩЕГО ПОКОЛЕНИЯ». Сначала пришла староста. Долговязая Аня Тимирязева - она старостой, собственно, и была - приветливо улыбнулась им двоим. Затем пришёл Колька Каховский - понимающий в компьютерах и обожающий всё военное не очень высокий мальчик, носящий громадные очки. Потом ещё какие-то люди. И - что было самое неожиданное! - в класс грузно ввалился Толька Никаноров в своём неизменном спортивном костюме. Колька тут же впечатал ему в ладонь свою пятерню - старые друзья, как-никак. Потом подошла староста и спросила - Семён слышал краем уха: - Почему тебя в школе не было неделю? - Да вот, в больнице был, за сестрёнкой присматривал. - А что с твоей сестрой? - Она получила несколько тяжёлых переломов и ран во время боя с Нечистым две недели назад. Батька и дед работают в Бункере дни и ночи напролёт, только я могу к ней приходить. А не заботиться о ней - это свинство какое-то. - Правильно, Никаноров. Ухаживать за нездоровыми людьми - это долг каждого человека, особенно, если болен твой близкий родственник. - Ага. Вот только один тут ухаживает за одной нездоровой. Но не потому, что она нездорова, хы… - Никаноров! - Ладно. - Он ударил кулаком по ладони. - Если я узнаю, кто пилотировал Исполина в тот раз - ей-богу, ему не поздоровится. В следующий раз будет аккуратнее. Будет знать, как спинами в дома влепяшиваться! Семён решил молчать. Он, конечно, мог постоять за себя - девять лет детдома ни для кого зря не проходят, он не только на скрипке играет, но и приёмам уличных драк обучен. Но ему было приятно слышать, как староста отчитывает Тольку. А сестру его ему искренне жаль. Он, конечно, не знал, что в доме есть люди, но и влепяшился в стенку он не сам, его туда Нечистый приткнул. Потом пришёл Михалыч, и началась нудная математика, во время которой, когда, скажем, решаешь уравнение, тебе в уши дребезжащим, въедливым голосом настырно рассказывают о хаосе пятнадцатилетней давности. Потом физика. Потом русский - учитель русского и литературы тоже эвакуировался, но дня два назад… Лишь на большой перемене класс вздохнул с облегчением. Но ненадолго: через двадцать минут, отведённые ученикам на отдых, снова пришёл Михалыч и начал урок истории. На нём распечаток не выдавалось. Начинал он, как полагается, с какого-нибудь там Павла Первого, но потом всё равно сползал на Событие-Два. «Нет, это какая-то китайская пытка. Зуб даю, такой метод преподавания запрещён какой-нибудь международной конвенцией», - пожаловался Семён в сетевую беседу класса через «Собеседник» - ноутбуки были у всех. «Ага», - посочувствовал ему Колька. Но тут же задал вопрос, который потряс весь класс. «Ты пилотируешь Исполина? Да или нет?» Семён нервно заозирался. Раиса обеспокоенно посмотрела на него - дескать, в чём дело? Ведь в «Собеседника» она даже не заглядывала и на уроки его не носила. Тот пожал плечами со странной гримасой, понял, что слухи бегут впереди всего, отнекиваться бесполезно - всё равно правду узнают - и обречённо написал в чат две буквы: «Да». Класс шёпотом взвыл в самых различных эмоциях. Послышалось странного рода кряхтенье - и победное, и негодующее, и воинственное, и… Какое ещё может быть кряхтенье? Оно содержало в себе все возможные эмоции, с которыми можно кряхтеть. Так кряхтел только Толька Никаноров, и только тогда, когда хотел кого-то проучить по-мужски. Семён услышал это кряхтенье и начал вычислять, как бы половчей свалить от этой интересной компании. Может, у Раисы или у себя дома отсидеться? Все домашние задания у него уже сделаны - ну, или будут сделаны - во время уроков, хоть ему жутко неудобно делать любого рода задание под зудение Михалыча - недаром он отозвался о том, как он ведёт уроки, как о «китайской пытке». Нет. Это неправильно. Тем более, что его Толька перехватит ещё у дверей. Такое обычно бывает сразу после школы: за забором в детдоме происходили страшные бойни. Старшие дрались между собой младшими, как оружием. Ломали кости и зубы. Но ничего, за себя он постоит. Нет, бить не будет. Парочке болевых приёмов он обучен, просто заломит руки, как это делают бравые полицейские в иностранных фильмах, и сожмёт особым образом… Тогда он запоёт по-другому… Наконец, уроки кончились. Семён привычным образом взял Раисин портфель и её здоровую руку, только вышел из стен школы, как - как он и предполагал - перед ним выросли Толька Никаноров и Колька Каховский. - Извините, если отвлекаю, - издевательски-вежливо произнёс Толька. - У нас с Семёном мужской разговор. - Раис, подержи свою сумку. Я с ним «поговорю», и мы пойдём. - Хорошо. Я тут буду, вдруг помощь понадобится. - Она приняла свою сумку из рук Семёна. Тот засучил рукава рубашки, расцвеченной, как куртка с коротким рукавом и штаны, в пятна камуфляжной расцветки, готовясь к бою. - Извини, но я вынужден ударить тебя. Всё равно не удержался бы когда-нибудь. Толька размахнулся и ударил. Тут был бы смачный удар в скулу, если бы кулак мальчика в спортивном костюме не завис в воздухе: его запястье крепко держали пальцы Семёна. Последний хитро ухмыльнулся. Дескать, с огнём играешь… Толик опешил и ударил второй рукой, но и она не избежала захвата Семёном. Раиса смотрела на него - на Семёна, то бишь - едва ли не с восхищением, хотя ей никакая опасность не угрожала. Семён тем временем ловким движением развернул Толика к себе спиной и заломил ему руки под очень неудобным углом. Тот совершенно не по-мужски взвыл: - Ай! Больно же! Отпусти! Ой-ой! Семён держал его так секунд пятнадцать, после чего великодушно отпустил. Битва не была продолжена. Толик отряхнулся и, с уважением глядя на оппонента, спросил: - Где ты так научился? - Девять лет детдома. И не такому научишься. - Ясно. Бывай. - Ты постой. Мне искренне жаль твою сестру. То, что я упал спиной на тот дом - нелепая случайность, меня вообще Нечистый прижал. Больно было - страсть. Это был мой первый бой, я не мог нормально работать. - Понятно. Ты меня ещё раз прости. Было просто очень обидно за сестру… - Ясно. Принимай моё сочувствие. Желаю ей скорейшего выздоровления. - Ага. Бывай. - Оба пацана ушли, Семён вновь взял Раисин портфель, а саму её - за руку - нет, уже под руку - и пошёл провожать её до дома. Раисе было приятно так идти. Она ощущала тёплый бок Семёна, держала его ладонь в своей… Он шёл и о чём-то говорил. Она отвечала, не особо вдумываясь в ответы. Она не знала, что чувствует по отношению к Семёну. Тот о ней заботится. Даже вон еду для неё в школу начал носить… Она-то с собой почти ничего не носит. А ведь даже командир Якоренко не уделяет ей такого внимания. Правда, однажды он спас ей жизнь, но… Если она умрёт, её быстро заменят. Для командира это только плюс. А Семёну… Семёну будет жутко и плохо. Так плохо, что он, может быть, даже умрёт сам. А его никто не заменит, и это плохо. Ей не хотелось, чтобы Семён умирал. Когда он был рядом, она чувствовала странное замирание в груди. Ей это замирание нравилось. Она хотела быть рядом с Семёном как можно дольше… - Ну, вот и твой дом. - Ага… - Она посмотрела вниз и куда-то в сторону. - Мне скоро гипс снимут. - Так это же хорошо! - Ты… Заходи как-нибудь ко мне домой… - Конечно! С радостью! Тут засвиристели тормоза, и старый «Запорожец» Марты лихо затормозил совсем рядом с ними. Горшкова вылезла из машины взмыленной и сильно обеспокоенной. - Семён, прости, что прерываю тебя, но… Необходимо срочно спуститься в Бункер. Расчёты наших систем показывают: через час нападёт ещё один Нечистый. - Хорошо. - Семён галантно поцеловал руку Раисе в знак прощания и сел в машину. Марта укатила к служебному лифту, а Раиса так стояла ещё минут десять… Никогда он ещё не целовал её руку. Нежное прикосновение его тёплых губ к её тонкой и бледной коже надолго запомнится ей… Потом она вспомнила о словах капитана Горшковой и пошла к ближайшему убежищу. В это время над городом появилась странная фигура, похожая на огромного щитня. Знаете, в лужах талого снега в середине весны можно обнаружить маленьких таких рачков с большим панцирем, похожим на кастрюлю. Примерно так и выглядел этот Нечистый, только раз в тысячу больше. Спереди у него действительно был такой «щит», на верхней поверхности которого словно краской были намалёваны два глаза, какие рисуют на носу лодок, чтобы те «видели дорогу». Тело его прикреплялось к щиту-голове посредством единственного сустава. Под цилиндрическим туловом болтались поджатые рачьи ножки, из которых передняя пара была наиболее массивной. Красный шар ядра располагался в точности в суставе, которым причленялось тело к голове. Всё его тело, за исключением нижней стороны головы, раскрашенной в весёленький розовый цвет, было тёмно-фиолетовым, цвета венозной крови. И этот Нечистый летал над городом, словно не зная, что ему делать дальше… Под землёй, на «капитанском мостике», тем временем царило возбуждение. Исполин-Ноль-Один готовился к боевому запуску, а компьютерные техники - Майя Апраксина, Макс Харитонов и Александр Серёгин - докладывали данные о Нечистом и готовности боевой машины. - Синхронизационное отношение - девяносто и один! - Нервные соединения установлены! - Контрольные таблицы проверены до две тысячи сто девяносто пятого пункта! - Пороговое значение достигнуто! - Поехали! Исполин с Семёном в чреве «воспарил» к поверхности земли и, грузно топнув ногами, взял из здания рядом с воротами своё оружие - автомат Калашникова великанских размеров. Пули его мелко дрожали в полёте, аналогично лезвию прогрессивного ножа. - Семён? - зажужжал у пилота в ушах голос капитана Горшковой - действительно его прямого начальника. - Цель видишь? - Да. Цель, похоже, сама заметила его: Четвёртый Нечистый с гулким щелчком опустил тело перпендикулярно голове, расправил ножки. С неприятным треском, с каким обычно ломаются кости, расправились передние клешни с усиками на концах. - Отведи его от города и там постарайся… Но Семён не слушал её: он, как на тренировках, взял автомат наперевес и пустил очередь от плеча. Но пули частично отразились от ППУ Нечистого, которое тот не преминул воздвигнуть, частично разрушили несколько домов, подняв пыль, дым и копоть в воздух. Это лишь заслонило Цель от него. Марта в командном центре тем временем, уткнув лицо в ладонь, прошипела: - Господи, чёрт побери, и этим идиотом мне предстоит командовать? Сказала же, отведи его от города! - Есть, товарищ капитан. - Семён задом, задом попятился к окраине города. Кишка кабеля питания тянулась от его спины всё дальше и дальше… Тем временем на ближайшем к городу холме были две фигуры. Одна в чёрном спортивном костюме - Толька Никаноров, вторая - в белой майке, с очками и видеокамерой, направленной на город - Колька Каховский. - Господи, Колян, какой чёрт тебя дёрнул выйти из убежища? Нафига тебе на эту хрень смотреть? Только шкуры свои опасности подвергаем… - Толян, ты не понимаешь. - Колька не отнимал глаза от видеокамеры. - Я всегда хотел увидеть Исполина-Ноль-Один в действии. Кой чёрт вытащил - а вон там чёрт болтается, фиолетовый, ракообразный, видишь? - Он рассмеялся собственной шутке. - Э-э-эх. Ладно. Чёрт с тобой, если сдохнем или огребём - твоя вина. - Лады. - Он отвечал, не особо вслушиваясь в разговор, с гораздо большим интересом следя за баталией через глазок видоискателя. Изображение постепенно становилось более чётким и правильным: дымка из пыли и копоти рассеивалась, Нечистый и Исполин приближались к точке наблюдения, и это радовало Николая. А радоваться повода не было: Исполин задом пёрся к ближайшей надёжной опоре - холму. Семён не знал, что ему делать - сам он был слишком неподготовлен для создания ППУ, а Нечистый нещадно хлестал его своими кнутами из света - перед атакой они облачились в лиловый энергетический ореол, какой возникал около предплечий ныне покойного Третьего Нечистого, и эти «улучшенные» щупальца нещадно лупили его по бокам, рукам и ногам, Семён невольно отвлекался на боль, сильнее которой может быть только боль от отцовского ремня, и не мог сосредоточиться на создании невидимого щита - что уж говорить о разрушении этого щита у Нечистого! - и поневоле пятился назад. Один из ударов пришёлся прямёхонько под ребро: щупальце-усик ударило, как кинжал, в область справа и сверху живота, проплавило доспехи и тело робота. Семён взвыл, держась за живот, и, не в силах контролировать себя и Исполина, начал заваливаться на спину. - …Та-а-ак, они приближаются, отлично. Чёрт побери, Исполин, давай, не давай себя ударить!.. Ох, чёрт, они так близко… Я могу различить каждую царапину на его доспехах! Ой… Он… Па-а-а-А-А-А-АДАЕТ! Следующим, что услышал Николай, был оглушительный грохот, сопроводивший падение великанского воина на спину. Это падение подняло земляную пыль в воздух. В этом грохоте потонул треск, с которым обломилась вилка кабеля электропитания. Парни выжили лишь чудом: они оказались в пространствах между пальцами упавшего Исполина. Упади он метром-другим левее или правее - и кранты! - Семён! Семён! Слышишь? - Да, товарищ капитан. - У тебя пять минут на действия. Подбери мальчиков рядом с тобой и отступай к городу. Там подберёшь новый кабель, выгрузишь беглецов… Семён пропускал её слова мимо ушей. Он и так прекрасно понимал, что Коляна с Толяном так оставлять нельзя - не он сам, так Нечистый, у которого бес знает, что на уме, раздавит мальчишек и изжарит их жалкие остатки в пепел. Но отступать он не собирался. Он хотел отомстить Нечистому за такое позорное поражение. Да и… Если он спустится в Бункер, то Исполина, конечно, поставят на ремонт. А пилотировать другую машину заставят Раису, а она ещё не восстановилась… Бр-р-р. Он отогнал от себя тревожную мысль. У него осталось четыре минуты и пятьдесят две секунды, и действовать надо было быстро и решительно. Он встал - ну, не мальчик, а Исполин, конечно - потянул на себя два незаметных рычага в передней стенке приборной панели, и почувствовал, как капсула выдвигается из спины его робота. Небольшой поворот, щелчок - откинулась аварийная крышка. Из капсулы хлынула рыжая жидкость - ЖКЖ. Семён, хрипя и кашляя - жижа выходила из его лёгких - заорал: - Пацаны! Сигайте внутрь, снаружи опасно! «Пацаны» в нерешительности стояли столбом. Особенно был удивлён Колька. Он ведь ни разу не видел, как вообще управляется Исполин. Сами посудите, если бы из спины обыкновенного человека выехал белый столб, как бы вы отреагировали? - Быстрее! У меня пять минут на эвакуацию! Парни опомнились и, торопливо цепляясь за скользкую от оранжевой жидкости кромку капсулы, влезли внутрь. Крышка с гулким звоном захлопнулась, капсула задвинулась внутрь, и в полутёмном цилиндре парни узрели Семёна, сидящего в чём-то, отдалённо напоминающем пилотское кресло. - Парни, сейчас пойдёт жижа. Дыхание не задерживать. Эта штуковина даст вам возможность дышать. И действительно: с лёгким журчанием снизу вверх начала прибывать жидкость. Парни инстинктивно задержали дыхание, но через несколько секунд относительно успокоились. Толян висел в рыжей жидкости, сложив руки на груди. Колян же не отнимал глаз от видеокамеры. - Ва-а-а-а… Как тут клёво! Сёмыч, ты не подозреваешь своего счастья! - Семён, сосредоточься. Твои синхронизационные гармоники упали до сорока. - Это говорила Марта, и слышал её только старший лейтенант Якоренко. Он кивнул. Оно и понятно: мысли парней мешались с мыслями Семёна и не давали ему сосредоточиться на управлении, да и сам Исполин путался - кого ему слушаться? - Понял, товарищ капитан. - Теперь отступай. У тебя три минуты. - Угу… - Семён напрягся - почувствовал даже, будто ещё чуть-чуть - и прямо в контактный комбинезон наложит свой школьный обед в виде не очень приятного на взгляд и на запах вещества. Ему действительно стоило большого труда даже двигаться. Он стоял, покачиваясь, а Нечистый всё ещё хлестал его своими усиками из энергии. - Отступай! ОТСТУПАЙ! Лейтенант Якоренко, ОТСТУПАЙТЕ! - Ага… - Семён напрягся ещё сильнее. В состоянии неполной синхронизации есть один - всего лишь один! - плюс: ты не чувствуешь боли. Но не можешь воспользоваться этим преимуществом: ты не можешь полностью контролировать свои действия. Наконец одна из рук Исполина двинулась и неожиданно ловко схватила хлыст Цели цепкими пальцами. Семён схватился за свою правую руку - он почувствовал боль, как от ожога. Нечистый не растерялся и вновь проткнул робота под ребром. Но этой боли лейтенант Якоренко уже не почувствовал. Он злился. Он чувствовал, что ему есть, за что драться. Точней, за кого… «Раиса… Я обязательно приду… И не с пустыми руками. Будет тебе от меня подарок. Жизнь этой…» На таймере тикала последняя минута. Двадцать девять… Двадцать восемь… Из левой плечевой пластины откинулась рукоятка прогрессивного ножа - автомат Семён потерял ещё в городе. «Жизнь этой… Чертовой фигни!» - конечно, он подумал ещё крепче, но я не считаю нужным приводить в моей книге подобные выражения. Правой рукой он неуверенно схватил слабо завывающую финку исполинского размера и выставил перед собой. Нечистый продолжал методично хлестать его и протыкать тело Исполина насквозь. Семён попробовал ударить его - врага, естественно, не Исполина - ножом в ядро. Оно громадным красным яблоком болталось у лейтенанта прямо перед глазами, так и манило: давай, расколошмать меня на мелкие ошмётки, смешай останки с пеплом и землёй! ДЗЫН-Н-Н-НЬ! Семён даже не понял сначала, что произошло. Вот рука - совершенно чужая рука, до запястья - смуглая, от запястья - фиолетово-зелёная. Она держит рукоятку ножа. А лезвие этого ножа… В алой бусине ядра Нечистого. О Господи. Неужели он, Семён Якоренко, воздвиг ППУ? В такой-то лютой десинхронизации! Пять… Четыре… Нечистый взревел на высокой ноте и проткнул робота своим вторым щупальцем - первое всё ещё было в нём, но уже ничего не мог сделать. Он в конвульсиях опустился на землю уплощённым задом своего тела. Фиолетовый ореол вокруг щупалец пропал. Две… Одна… Стоп. Две фигуры застыли на фоне закатного неба: недвижный Исполин с тремя мальчиками внутри и мёртвый Нечистый. Семён с облегчением подумал: «Вот… Рая, я к тебе обязательно приду. Вот увидишь…» И откинулся на подголовник - силы покинули его. Толян же, продолжая висеть в оранжевой жиже, погрузился в размышления. Он видел, каково это - пилотировать Исполина. Ты чувствуешь то же, что и он. Ты фактически на время боя становишься одним целым с ним. И тебе уже не до того, влепяшился ты спиной в стену дома или раздавил задницей небольшой посёлок. Главное - выжить самому в таком случае… Зря он его тогда собирался побить, зря…