Проект «И»

Марта с зевком встала, потянулась, и, даже не думая заправлять постель, выудила из холодильника банку «жидкого хлеба», или попросту пива. Допив банку, так сказать, освежившись, она ловким движением кинула её в мусорное ведро через плечо. Звонкий стук жестяных боков сосуда о пластмассовые стенки ведра удостоверил капитана в том, что бросок пришёлся точно в цель. - Интересно, сколько он ещё будет школу прогуливать? Пятый день после боя с Нечистым, а он всё у себя в комнате сидит. Вчера вон на скрипке играл целый вечер. Неплохо, кстати, играл. - Она ухмыльнулась и подошла к двери его комнаты. - Семён! Вставай! В школу опоздаешь! Нет ответа. - Должно быть, он спит. А на часах уже девять утра. Сколько можно спать! - Марта имела странную привычку иногда рассуждать вслух, особливо, когда примет на душу. Нет ответа. - Младший лейтенант! Мальчик молодой! Р-Р-РОТА, ПОДЪЁМ! Нет ответа. Наконец, Марта догадалась открыть дверь, чтобы увидеть… Комнату без всяческих признаков жизни. На столе лишь лежала записка, написанная шариковой ручкой на измятом листе в клетку. «Товарищ капитан. Я не выдерживаю психологической нагрузки. Я самовольно оставляю службу и ухожу за черту ответственности МОЗГ. Прошу не искать меня и не пытаться вернуть. Я осознаю полноту ответственности и сознательно иду на такой шаг. Младшему лейтенанту Раисе Анастасовой передайте привет…» Далее следовала подпись: несколько раз было что-то зачёркнуто - методично и аккуратно, не разберёшь, что там было раньше - затем следовали слова «лейтенант Якоренко». Видимо, он так и не мог определиться, старший он или младший - его совсем недавно понизили в звании за неподчинение приказам во время боевой операции, и он не очень точно знал, кто он теперь на самом деле. Главное, не прапорщик, это уже хорошо. - Сбежал! В самоволку ушёл. Вот ведь малолетний поганец! Уж я ему устрою. Ввалю по самые патиссоны! Мало ему одного наказания, так и другого захотел! Правда, это не в служебной юрисдикции, но как опекун я его накажу! Будет он тут нам всем нервы трепать! Ага… Небось к Раиске своей сбежал. Надо проверить… Раздался нетерпеливый, дробный стук в дверь. Так может стучать только молодой парень, которому срочно что-то нужно. Марта поспешно накинула на себя что-то более цивильное - не выходить же к гостю, кто бы он ни был, в джинсовых шортах, более похожих на трусы, и жёлтой майчонке до пояса, через которую всё видно - и открыла дверь. Она ожидала увидеть Семёна, который пришёл с повинной, но увидела двух его одноклассников - Тольку Никанорова и Кольку Каховского. Те слегка прянули назад в удивлении. Они хором подумали: «Чёрт побери, и Семён живёт в одном доме с такой красоткой! А нам ни сном, ни духом!» Даже в слегка подвыпившем состоянии Марта была красива. Да и фигура была весьма неплоха. Никаких излишеств, всё в пределах естественного порядка, потому и прекрасно. - Чего хотели, архаровцы? - Да мы за Семёном зашли. Он уже пятый день в школу не приходит. Может, заболел… - Н-н-нет, не заболел… - Марта придумывала, что бы такое половчее соврать, чтобы не расстроить мальчиков. А то ещё кинутся его искать, потеряются сами, пойдёт по городу хай, ей выставят штраф, а на кой чёрт ей это сдалось? - Он… На долговременном пребывании, да. На учебном военном объекте. - Ясно. - Колька потупился. - До свидания, товарищ капитан. - Пока, мальчики. - Она закрыла дверь. Через полчаса ей уже нужно быть на работе, а она до сих пор не собрана. Да и Семёна необходимо разыскать, а то с ним может произойти что-нибудь плохое, а ей этого не надо. И на службе накостыляют, и самой неловко - он ей уже стал не как подчинённый, а как младший брат… Тем временем Семён сидел на скамейке в вагоне электрички и слушал свой портативный плеер. Маленькая чёрная коробочка толщиной в палец. Вставишь в круглую дырочку штекер от наушников, нажмёшь пару кнопок на боку - и наслаждайся музыкой. Он не знал, куда едет. Ему хотелось развеяться. Люди приходили в вагон и уходили из него, а в ушах у него звучал «Адский марш». Тяжёлые гитарные риффы под звук солдатских шагов и гулких ударных заглушали тревогу и злость. Интересно, а что же всё-таки взрёвывает офицер? «Мы хотим войны, просыпайся!», по-английски? Или «Оружие, на караул!», но по-немецки? Эта песня кончилась, и заиграла другая, записанная и сыгранная при помощи компьютера. О, он узнает этот мотив за три версты, а потом преодолеет эти три версты за пять минут на своих ногах. Ибо это «Погоня - Загнан в угол»! Из серии игр про Феникса Райта, первоклассного адвоката! В детдоме когда-то от щедрот горсовет роздал всем игровые приставки и пакет игр к ним, и так у Семёна появилось ещё одно утешение кроме кружки: игры про адвоката. Нет, про Адвоката - так он его называл про себя, с большой буквы. Хоть остальным парням больше нравились игры про драки или какие-нибудь стрелялки, ему нравилось распутывать сложные хитросплетения интриг, плетомых убийцами и махинаторами. Особенно ему нравилась музыка к этим играм. А «Погоня» играла тогда, когда всё, ещё чуть-чуть, и свидетель расколется, и выдаст важные сведения, или вовсе признается в содеянном. Он видел в этом адвокате этакую «вселенскую Немезиду», пусть и мужского пола. Когда ему было семь, он верил, что обязательно станет таким, как он - великим, могучим защитником бессильных и несправедливо обиженных - ведь он сам был из них. Из несправедливо обиженных. В общем, видел он в Фениксе эдакого всемогущего старшего брата… Эта музыка навевала воспоминания, от которых, с одной стороны, хотелось избавиться, а с другой стороны Семён гордился этим. Это был суд. Военный трибунал. Заседание было сразу после битвы. Семёна, едва переодевшегося, ещё выплёвывающего остатки ЖКЖ из лёгких, повели в зал суда. Он оказался высоким, просторным и мрачно-величественным. Морёный дуб, тусклый свет искусственных свечей, лакированные поверхности, резьба и лепнина… «Вот ведь отгрохали себе залец, не пожалели денег», - с горечью подумал Семён, уже сидя на скамье подсудимых. «Вот на что идут деньги налогоплательщиков, а не на защиту населения. Неужели нельзя повесить на Исполина батареи помощнее? Или двигатель какой-нибудь, или генератор? А можно ли победить Нечисть вообще без Исполинов? Не подвергая опасности жизни детей и взрослых? Скорее всего, можно. Ох-х-х, батя, какой же ты подонок…» «Батя» сидел за судейской кафедрой в своей излюбленной позе - слегка ссутулившись, сложив пальцы в замок и уткнув нос в этот замок. Как про себя называл эту позу Семён, «дышал в пальцы». Семён упёр локоть в колено, а нос - в тыльную сторону ладони, словно насмехаясь над отцом. Видать, судить собрался. Как же он смешно выглядит за судейской кафедрой! Хорошо хоть парика, в каких рисуют судей на старинных полотнах, на нём нет. Тогда бы Семён вообще не смог сдерживаться. Насколько он знал, обвинение, защита и судьи сливаются в трибунале в один орган, и от приговора не отвертеться. Расстреляют, и дело с концом. Не так уж он и важен для защиты человечества, раз Раису можно запихнуть в любую дыру и пользоваться ей, как хочешь... По мнению Якоренко-старшего, естественно. Но кое-что у него за душой было. Спасибо тебе, Феникс Райт, кое-чему ты всё-таки его научил… «Кафедра» была длинным столом, за которым, кроме отца, сидели его заместитель, Марта и ещё какие-то люди, Семёну неизвестные. Геннадий прокашлялся и проговорил: - Слушается дело о неподчинении приказу во время боевой операции. Старший лейтенант Якоренко, встаньте. - Есть, товарищ генерал-лейтенант. - Звание отца он выдавил из себя со сдержанной злобой и встал, не отдавая чести. - Отлично. Сядьте. Вы не подчинились приказу вашего прямого командира, капитана Горшковой, продолжая бой с Целью-Ноль-Четыре в критических условиях, несмотря на прямой приказ к отступлению с вынужденными пассажирами в контактной капсуле вверенного вам Исполина-Ноль-Один. Вам это известно? - Да. - Вы это подтверждаете? - Точно так. - Он озлобленно, исподлобья глядел в глаза отцу, хотя и не видел их из-за очков на носу генерал-лейтенанта. - Записи, сделанные нашими системами, также подтверждают то, что вы не подчинились приказу. Думаю, заседание нет смысла продолжать. - Марта глядела на него одновременно с упрёком и с состраданием. Всё-таки, он не умрёт. Посидит в карцере дней пять, лишится звания, но уволить или казнить - не-е-ет, шалишь, командир кадрами не разбрасывается. Но Семён этого не знал. Он твёрдо уверился в том, что его расстреляют, но решил или достойно, с лёгкой улыбкой, принять контрольный выстрел в голову, или… Попытаться оправдаться. Хоть не полностью, но смягчить наказание. - Товарищ генерал-лейтенант. - Семён встал с места, отрицательно покачал головой и погрозил «судейской коллегии» пальцем. - Вы кое о чём забываете. Обвиняемый может высказаться в свою защиту даже на военном трибунале. - Ну что ж. Высказывайтесь, старший лейтенант, если вам есть, что сказать. - Я бы хотел представить одно убедительное доказательство того, что не мог отступать. Для этого мне понадобится видеозапись, изъятая у Николая Каховского, моего вынужденного пассажира в той операции. - Мы её не изъяли, так как сочли камеру испортившейся. - Хм. Хорошо. Сама камера есть? - Есть. - Один из неизвестных Семёну чиновников встал из-за кафедры и принёс липкую и слегка рыжеватую от ЖКЖ камеру. Та была вполне рабочей. - Отлично. Подключить бы её к экрану… Всё тот же чиновник встал и принёс с собой уже моток кабеля. Один его конец он воткнул в камеру, второй - куда-то за экран, располагающийся прямо над головой Семёна. - Отлично. Сейчас найду эту запись, и… - Подсудимый заколдовал над камерой, наконец, нашёл нужную запись, и… «Господи, Колян, какой чёрт тебя дёрнул выйти из убежища? Нафига тебе на эту хрень смотреть? Только шкуры свои опасности подвергаем…- Толян, ты не понимаешь. Я всегда хотел увидеть Исполина-Ноль-Один в действии. Кой чёрт вытащил - а вон там чёрт болтается, фиолетовый, ракообразный, видишь?..» - Да, это была та самая видеозапись. Семён прокрутил её до некоторого момента - точней, до того момента, когда оба пацана сидели в контактной капсуле. Хорошо был виден таймер и то, что видел Семён - в капсуле действительно работали дисплеи. - Итак. Приказ мне поступил впервые, когда на таймере осталось четыре минуты пятьдесят секунд. До последней минуты я пытался сосредоточиться, после чего, не подчиняясь приказу, убил Нечистого. Это не противоречит ни видеозаписи, ни вашим записям, так? - Так. - Отлично. Я не мог прийти к базе, так как… - Семён взял эффектную паузу, после чего обратил руку с указующим перстом к судьям. - У меня было щупальце под ребром! То есть, не у меня, а у Исполина! На видеозаписи это явно видно. Марта глядела на него с облегчением и едва ли не восхищением. Она была рада за него. Хоть как-то мог оправдаться, хотя нарушил её прямой приказ, мог погибнуть сам, подверг опасности двух мальчишек и город с остальным человечеством в придачу… - Хм-м-м… - Отец слегка повёл плечом. - Суд признаёт ваши доказательства убедительными и выносит следующий вердикт: понижение в звании до младшего лейтенанта и уменьшение жалования до ста рублей СССР. Семёна ошарашили две хорошие новости и одна плохая. Первая хорошая - он остался в живых. Вторая хорошая - он, оказывается, получает жалование. И плохая новость - ему это жалование урезали. - …Мальчик? - Его теребил за плечо работник железнодорожной службы. - Просыпайтесь, железнодорожная система Волгограда-Три прекращает свой рабочий день. Будь добр, выйди из вагона. - А? - Его плеер валялся рядом на сиденье, наушники вылезли из ушей, а он сам, видимо, задремал в позе кучера. Воротник своей гимнастёрки он поднял стоймя, чтобы петлички лейтенанта, на которых теперь вместо двух кубиков горел красной эмалью всего лишь один, не выдали его. - А, да. Сейчас выйду. Он забрал плеер и вышел из вагона. Как оказалось, он был не так уж далеко от дома. Был глубокий вечер, почти ночь. «Надо бы вернуться, а то Марта забеспокоилась уже, наверно. Да и перед Раисой как-то совестно», - подумал он. Он снова воткнул наушники в уши и под «Адский марш» потопал, куда ноги несут. Ноги его принесли в кинотеатр. Деньги у него кой-какие были, завалялись в кармане куртейки. Купил билет, поесть немного и стал смотреть фильм. Картина была скучная, о Событии-Два и называлась очень громко и пафосно: «Судный День». Людей было немного. Они были или усталыми, клюющими носами работниками, которые зашли на сеанс от нечего делать, или целующимися парочками. Семён меланхолично потягивал лимонад, заедая его какими-то непонятными на вкус пирожными, и едва ли что-то слушал. Он только запомнил из всего фильма, что учёный с сильным немецким акцентом говорил про объект размером с копеечную монету, что врезался в Антарктиду со скоростью света, что, собственно, и вызвало весь тот кошмар, о котором так занудно дребезжал на уроках Михалыч… Ночь он провёл, сидя на скамеечке в вестибюле. Выспался нормально, но потом весь день ныли плечи. Он шёл по городу, не стесняясь своего помятого и словно невыспавшегося вида. Шёл от одной окраины к другой окраине, от своего дома к дому Раисы. Не хотелось ему домой. Но, тем не менее, жутко хотелось есть. Денег хватило бы едва на маленький пирожок в самой паршивой пекарне - в кино цены, сами знаете, очень кусаются - но разве этим насытишься? Он шёл и шёл. Часовая стрелка отщёлкала пять - или уже даже шесть - часов с начала суток. Людей на улицах почти не было. Он ожидал, когда придёт к месту, увидеть Раису, перекинуться парой слов, подержать её руку, обнять, поделиться своими мыслями - хотя какие могут быть мысли: просто сбежал, обидевшись на совершенно справедливое наказание! - но, сколько ни ждал, не увидел её, а ждал он часов до восьми, ведь она обычно приходит в школу раньше всех в классе. Семён раздосадовано плюнул себе под ноги и пошёл обратно, через весь город. Мучительно хотелось есть. Но Семёну было плевать на голод. Он хотел развеяться и отдохнуть. Но дома ждала Марта, и она устроит ему двойной разнос - за побег и за непослушание на поле боя. Так что, когда он прошёл мимо своего дома, он даже не поглядел на него и пошёл за черту города. Через час он устал, присел отдохнуть на замшелый камень и согнулся от сильной рези в животе. Ему хотелось есть, нет, жрать, пожирать, впитывать, переваривать. Если бы прошёл перед ним человек, он бы, наверное, его забил невооружёнными руками до смерти и сожрал бы с потрохами. Но ни человека, ни мыши, ни даже Нечистого завалящего вокруг не было. Кстати, а каковы на вкус эти Нечистые? Пойти, что ли, к тому месту, где он его убил неделю назад, отколупать панцирь и поесть? Нет, он, наверно, ядовит. Да и панцирь у него неслабый. А может, там и мяса-то никакого и нет… А солнце было уже высоко. И жарило нещадно. К голоду прибавилась ещё и жажда. Домой пойти не позволяли принципы, погибнуть голодной смертью - тоже принципы, но другие. С него градом катился пот - хотя куда его иссохшему и сморщившемуся, как старая изюминка - так ему казалось - телу извергать влагу! Его зубы непроизвольно сжались. Он выдохнул сквозь них всего одно слово: «Раиса»… Звучало очень пафосно. Прошептать имя любимой и умереть, здорово, не правда ли? Вот только это уместно, когда ты умираешь героем, а тут - какой из Семёна герой? Обиделся за наказание, сбежал из дома, совершенно добровольно подверг себя голодным пыткам и сдох. Смешно и глупо. Не знаю, сколько времени он так просидел. Не знал и он сам. Но в какой-то момент он собрал свою волю в кулак и пошёл в сторону города. Всё равно ему было на ругань Марты, на наказание, которое последует за побег, за обтрёпанные нервы. Главное - поесть и завалиться спать. Он или замкнётся в себе на семь печатей и затворов, как делал в детдоме, или вырубится. Он обернулся и посмотрел на камень, на котором сидел. Сквозь мох и трещины он увидел вырезанные на камне и почти сглаженные временем черты лица маленького старичка с пастушьим посохом. Семёну вспомнились славянские божки-идолы, ведь он напоминал ему одного из них - Переплута, покровителя тех, кто в дороге. Может быть, именно он толкнул его пойти обратно домой? В любом случае, спасибо ему за помощь. ...К вечеру он добрался до дома, без сил постучал в дверь. Стук прозвучал не как обычно - дробным, весёлым и требовательным, а усталым, апатичным, будто стучащий не очень-то и хотел попасть туда, куда стучится. Открыла Марта. Вопреки ожиданиям уставшего Семёна, она не стала его ругать, просто с облегчением вздохнула и предложила ему миску варёной лапши. Семён апатично сжевал почти всё содержимое миски, хотя лапша была приготовлена почти несъедобно - Марта почти не умела готовить и питалась одним лишь пивом и, может быть, Святым Духом; выпил безвкусного чаю, заваренного также Мартой - даже это она не умела нормально делать, хотя чай она покупала исключительно в пакетиках. За ужином с Мартой он не разговаривал, сама же она не пыталась его разговорить - видимо, понимала. После ужина он, не раздеваясь, брякнулся спать. Он опять «проснулся» бесконечно длящимся ранним утром в пустой квартире Горшковой. Значит, подсознательно он что-то хотел узнать. Но что? Семёну было плевать. Он просто сварганил себе слабого чайку и наслаждался напитком богов. Поговорить с девочкой-кружкой было бы неплохо, учитывая обстоятельства предыдущих дней, да и в скором времени он планировал как-нибудь невзначай воспользоваться приглашением Раисы, и потренироваться немного ему не мешало бы… Чай допит, чувство глубокого удовлетворения от содеянного достигнуто, кружка на подоконнике, сам он сидит на стуле и смотрит в другую сторону. - Ну, Сём, что ты хочешь узнать на сей раз? Он встал со стула. О, да. Она опять материализовалась из воздуха и спрыгнула с подоконника, пока он не видел. Он не стал думать и спрашивать себя. Пускай его снобличие само разберётся, а он воспользуется плодами. Ну, и способом оплаты, естественно… - Эм… А как я могу тебя называть? Очень неожиданный вопрос. Причём для всех троих. Она слегка удивилась. - А у меня нет имени… - Ладно, будешь Тасса. - Снобличие говорило абсолютно самостоятельно - видимо, тоже кое-чего соображало, ведь Тасса, насколько знал Семён, было «кружка», но на языке басков (баскский язык он не знал, но слышал пару слов в разговорах с умными детьми в детдоме). Какой из его внутренних личностей оно - снобличие его, то бишь - было, Семён не знал. И не хотел задумываться. - Хорошо. - Она улыбнулась. - Так что бы ты хотел знать? Семёна в разные моменты времени мучили самые разные вопросы, но ему было, как я уже сказал, плевать, и он отдал тему общения на откуп снобличию. - Кто такая Раиса Анастасова? - Хм. - Тасса задумчиво погладила тонким пальцем под подбородком. - На этот вопрос, конечно, я могу ответить, но… Тебе очень не хотелось бы это знать. Да и он повлечёт множество других данных, которые следует объяснить. Сём, тебя это шокирует и, возможно, сведёт с ума. Будет великий когнитивный диссонанс и разрыв шаблона. Лучше не надо. Задай какой-нибудь другой вопрос. Тэ-э-экс, снобличие не достигло цели. Теперь Семён сам входит в игру. - Тогда… Какими свойствами будет обладать следующий Нечистый? - Нечисть. Как всегда, блестящий выбор. - Она, закрыв глаза, улыбнулась и уже привычным образом прильнула к губам Семёна. Он, можно сказать, уже привык к такому - хотя это был его второй раз спустя три недели после первого! Поэтому голова оставалась ясной, движения - точными и выверенными, дыхание - ровным. Да и проблема следующего Нечистого его беспокоила. Он уже почувствовал на себе то, что битва с непознанным врагом почти всегда оборачивается неудачей или пирровой победой. Как писал Сунь-цзы в далёком Средневековье, если ты знаешь и себя, и врага, то сотни битв будут за тобой. Если ты знаешь себя, но не врага, за каждую победу ты заплатишь поражением. Если же ты не знаешь ни себя, ни врага, то любая твоя битва будет проиграна. Вот он и хотел узнать врага, хотя не был уверен в том, знает ли он себя… Когда же прекрасное действо «платы за информацию» прекратилось, а Семён, скажем так, повторил урок, который ему необходимо будет неоднократно сдать не во сне, а на реальном свидании - спасибо ещё раз тем высшим силам, что делают сны такими реалистичными, а главное, позволяют сновидцу помнить всё до последней секунды! - Тасса подвинула к себе ещё один стул и села напротив Семёна. - Показывать не буду - слишком многоплановое это зрелище, да и вообще - лучше ты увидишь это сам. Так что расскажу. Слушай и запоминай. Будто из ниоткуда в её руках появились тонкие листы бумаги, исписанные машинописным текстом на неизвестном Семёну языке. Странные закорючки. То ли китайский, то ли японский. И младший лейтенант Якоренко, конечно же, ни одного из этих языков не знал. Но Тасса голосом диктора из ТАСС - простите за неуместный каламбур, он сюда так просился, что я над ним сжалился и дал место - заговорила на чистом русском: - «Рамиэль», модель три. Классификация: универсальный аппарат для ведения воздушных боёв, Нечистью не является. Количество пилотов: один человек. Способ передвижения: контргравитационный реактор. Происхождение: авиабаза Неллзон, штат Орегон, США. - Погоди. Его на нас послали американцы? - Не совсем так. Сам всё узнаешь. Итак. Вооружение и возможности: практически неограниченный полёт над Землёй и в ближнем космосе, а также поражение высокотемпературным лазерным лучом любой цели в радиусе ста пятидесяти тысяч метров с точностью до десяти сантиметров благодаря высокоточной системе оптического, инфракрасного и рентгеновского прицеливания. Точное время и дата прибытия: пятнадцатое мая тысяча девятьсот восемьдесят седьмого года, тринадцать часов восемь минут двадцать три целых сто восемьдесят шесть тысячных секунды. Место возникновения: сотня километров к востоку от главного порта Волгограда-Три, четыреста метров от уровня Старицы Волжской до нижней точки. Внешний вид: синий, с зеркальной поверхностью октаэдр с расстоянием от нижней точки до верхней, равным четырёмстам метрам. Имя пилота - пилот-Игрек. Листки исчезли. Она с заговорщической и понимающей ухмылкой посмотрела на Семёна. - Твоё искусство платить улучшается раз от раза. Как я уже говорила, в жизни пригодится, молодец. А насчёт полученной информации - рассказывай её только в необходимый момент и будто вскользь, будто сомневаешься. Понял? - Понял. Спасибо, Тасса. - Всегда пожалуйста. - Она улыбнулась ещё шире. И, как в прошлый раз, Семёну захотелось встать, он сделал это, у него потемнело в глазах, но после того, как темнота с разноцветными переливами ушла из его поля зрения, он увидел лишь потолок своей комнаты. На тумбочке рядом с раскладушкой дребезжал старомодный будильник с чашечками.