Проект «И»

- Итак, дорогие товарищи! - Человек в серой шинели стоял на высокой кафедре. Его лицо не двигалось, когда он говорил. Слова на китайском языке лились из того, что едва ли можно было назвать ртом, с лёгким металлическим скрежетом, свойственным синтезаторам речи и плохим динамикам. Его добрые серые глаза взирали из-за толстых линз очков, жёстко закреплённых на носовой части дыхательной маски, на пёструю толпу внизу. Толпа же, затаив дыхание, слушала одного из самых важных людей в городе и стране - главу Тяньцзиньского филиала МОЗГ, шансяо НОАК Вонга Ханъонши. - Сегодня - особенный день, - продолжал шансяо. - Сегодня мы отправляем в далёкое путешествие то, над чем самозабвенно трудился весь город и даже, не побоюсь этих слов, вся страна. Боевую машину для спасения мира от Яогуаев, Иньсьонга-Ноль-Три. Кто станет его пилотом - пока неизвестно, но пожелаем этому замечательному ребёнку удачи и счастья. Вонг немного помолчал. - Для меня вся эта эпопея с Иньсьонгами - глубоко личная история. Пилоты Иньсьонгов - отважнейшие из отважнейших и сильнейшие из сильнейших, несмотря на свои малые годы. Я знаю это по себе. Помнится, я тогда был ещё шаовэем безусым, лет шесть назад. Я тогда прибыл со своей ротой на Берлинскую стену для обучения. И познакомился там с одной очень особенной девочкой. Её звали Алиса-Гертруда фон Бисмарк, и ей было суждено стать пилотом Иньсьонга-Ноль-Два. Мне нравилось проводить с ней время, она - очень интересный собеседник и колоритная личность. Но через шесть дней после нашего прибытия… О, я помню тот чёрный день. На нас полезли предатели-американцы с западной стороны. Алиса ночевала в нашем стане. Она, заслышав стрельбу, сорвала с сонного меня автомат и держалась до прихода подмоги. Атаку мы отбили, но вся моя рота была перебита. Лишь я спасся. Эта рыжая девчушка спасла мне жизнь. Потом мы долгое время не виделись, а тут - она уже, оказывается, элитный пилот, капитан гвардии. Она спасла жизнь всем людям Земли несколько раз вместе с другими пилотами, из которых самым результативным является небезызвестный нам всем Семён Якоренко. Но из-за этого эпизода я считаю проблему Яогуаев и Иньсьонгов и личной проблемой тоже. Да послужит эта машина благому делу!!! За спиной Вонга как раз находился военный аэродром. Под брюхо огромного транспортника цепляли за плечи и пояс чёрно-серого воина великанских размеров - видимо, это и был Исполин-Ноль-Три. Китайцы называли всех Исполинов Иньсьонгами. Наконец, последняя защёлка закреплена, последний винт закручен. Оркестр грянул что-то старое и патриотическое, перекрикивая даже гул десятков самолётных двигателей. Транспортник, окружённый пятью истребителями и десятком Ми-39, медленно и чинно поехал по взлётному полю, столь же важно оторвался от земли и, слегка отставая от более быстрых, чем он, истребителей, медленно пропал в голубоватой дымке неба. …Семён наслаждался послеобеденным отдыхом и, полулёжа на диване, расслаблялся, смотря телевизор. Из его динамиков полился хриплый басовитый - явно машинный - голос, произносящий высокопарную речь. На экране в это время показывали ужасы и катаклизмы Второго Удара и войны с Нечистью. - В тёмную годину владычества Князя Бездушного казалось, надежды не было, но один восстал. - В центре экрана посреди видеозаписей упомянутых ужасов, пропущенных через кроваво-красный фильтр, появилась чёрная фигурка мальчика. - Неподкупный, бесстрашный, он кинулся без жалости на орды чудовищ девяти кругов Люциферова Ада. - Фигурка постепенно приближалась к зрителю, а вокруг него начали вертеться всевозможные бесы и нечистые духи, но они стали затемняться, словно уходить в небытие. - И те, кто испробовал удара его прогрессивного ножа, звали его… ЭКЗОРЦИСТ. Из колонок телевизора грянула торжественно-мрачная музыка, сопровождающая заставку. - Сём, зачем тебе этот сериал? - Алиса вышла из своего обиталища и села рядом. - Он же перевирает реальные события. Ты свою жизнь знаешь лучше, чем сценаристы из отдела по связям с общественностью. - Да мне просто прикольно смотреть на то, как они мою жизнь перевирают. Это действительно смешно, хе-хе. - И вправду: с самой первой серии главный герой сериала, Сергей Иконин, изображён этаким «идейным» пионером, готовым отдать жизнь за государство, партию и светлые идеи коммунизма. И, конечно же, узнав, что нужны юные бойцы для битв с Нечистью, он отправил анкету в организацию НЕРВ, которая была создана на базе какого-то странного военного комплекса на востоке страны. И - о чудо! - он подошёл, и с радостью направился в этот военный комплекс. Его отец, являющийся командиром всей организации - внезапно! - добродушный, но строгий и безжалостный к врагу человек. Сестра Сергея по оружию - Ира Аничкина - показана тихой, замкнутой и вообще какой-то подозрительной. Шла третья серия, и уже второй Нечистый надвигался на Бесогона-01, как были названы огромные боевые машины в сериале. - Мне думается, официальной любовной линией в сериале будет история между моим и твоим аналогами. Обязаны же они переврать. - И то верно, хе-хе… - Алиса усмехнулась. - Мы создали довольно убедительную иллюзию отношений на интервью. А кем будет Костя, не знаешь? - Думаю, его изобразят главным злодеем или типа того. Плюс ещё он должен подружиться с Сергеем, а потом он такой типа: «Не друг и не брат ты мне, раз ты - убийца человечества!» Ну, и эпичная дуэль на каких-нибудь метафорических клинках, я не знаю… Семён немного помолчал. Битва не началась ещё, так что можно было спокойно болтать. Да и во время битвы тоже - скорее всего, просто возьмут съёмку схватки с Шамшелем и слегка видоизменят, чего там он не видел? - А сам сериал, мне думается, сделан добротно. Графика хорошая, персонажи живые, анимации что надо. Кстати, а где Костян? - повернул он голову к немке. - А не знаю. Витает у себя где-то в эмпиреях, суперпозицию, понимаете ли, практикует. - Квантовая запутанность и всё такое? - усмехнулся юноша. На экране напряжённо бились Бесогон-01 и Нечистый с кодовым именем Самусиил. - А то как же, - философски шмыгнула носом рыжая. - Костя - человек тёмный и исследованию не подлежит. - Полностью согласен, хе-хе. А Марта где? Вчера же у неё была ночная смена, и где бы ей сегодня пропадать?.. - Оберни-ись! - Хлопнула дверь, и в квартиру вошла Марта. За ней стоял Фумей и как-то странно ухмылялся в сторону. - О, привет, Марта. Чего это Фумей с тобой? - А про заседание забыл? Сегодня у нас последнее заседание перед нападением Бардиэля. Тринадцатое число через две недели, Семён! - И вправду. - Шатен выключил телевизор и сел за стол. - Дождёмся тогда прихода остальных. Какой крайний час начала? - Пятнадцать ноль-ноль, - отрапортовал Фумей, садясь тоже. - Сейчас - полтретьего, ждать недолго. Фумей был прав. Через десять минут подошла Раиса и уселась рядом с Семёном. Она не улыбалась, лицо её было сосредоточенно-напряжённым. Ещё через пять минут с лёгким щелчком на своё обычное место телепортировался Костян. Тот устроился между диваном и столом, тоже рядом с Семёном - как-никак, консультант по вопросам Нечисти, он их не то что вживую видел, он их, пардоньте мой французский, делал! Последним пришёл Толька Никаноров. Он явно раздувался от гордости, но в то же время его лоб был покрыт испариной, словно то, что его так радовало, в той же степени его напрягало, если не пугало. - Ну, Толян, выкладывай, отчего сияешь. - Семён улыбнулся, согнав с себя вновь ставшую привычной угрюмую гримасу. - Ну… В общем-м… - Толян был растерян - зрелище само по себе довольно-таки неожиданное. Наконец, он собрался и подобрал нужные слова. Не садясь за стол, прямо с порога, он заорал: - Я! ПИЛОТ! НОЛЬ! ТРЕТЬЕГО! Все выпали в осадок. Это значило лишь одно: их соратник и друг, Толька, которого они знали лишь как глуповатого, но милого и дружелюбного парня, фаната физкультуры и спорта, в смертельной опасности. Его жизнь в руках «красноглазых». Одно неверное движение Семёна, выкорчёвывающего его капсулу из спинного отсека Ноль-Третьего, одержимого Бардиэлем, и всё - каюк парню. Шатен встал и, легонько хлопнув Толяна по плечу, повёл за стол. - Ну что. Значит, как это было?.. - принялся вспоминать Семён. Он хотел немного разрядить ситуацию, отвлечь себя, Толяна и остальных от угнетающих мыслей. - А! Ну… Здравствуй, небо в облаках. Здравствуй, юность в сапогах, хе-хе… Давай, хвастайся удостоверением. Толька вздохнул и вытащил из кармана спортивных штанов ключ-карту. Такая же, как и у Семёна, Алисы, Раисы и Костяна белая карточка с красным кленовым листом и оттиснутыми на ней сведениями о подателе её на русском, немецком и китайском языках. Горшкова взяла со стола пластиковый квадратик и оглядела, повертев в пальцах. - Подлинная. Гордись, старший лейтенант! - Марта вернула карту на стол и легонько хлопнула Толяна по плечу. Тот только сник ещё сильнее. - И почему я?.. - задал он вопрос, ни к кому не обращаясь. - Просто подошёл после школы человек, показал корочку службы внутренней безопасности, сунул в руки удостоверение, сказал в понедельник показаться в штаб-квартире. Колька тогда плюнул себе под ноги, рассердился вкрай и ушёл. А ведь ему бы эта должность куда больше подошла. Мне это не надо… Ну не могу я… - М-да… - Семён задумался. Колька покинул их довольно давно, узнав, что Алиса встречается с Костяном. Потеря друга довольно сильно тяготила его. Надо бы найти его и поговорить с ним. Колька же - большой поклонник военной промышленности и обожает Исполинов. Стать пилотом такого огромного воина - великая честь и тайная мечта сотен тысяч мальчишек по всему Союзу, и Колька - не исключение. То, что мир обошёлся с ним несправедливо дважды и в самых важных для него моментах, было для него, видимо, сильнейшим ударом. - Толян, не мучай себя. Почему ты теперь пилот? Я знаю ответ. - Фумей ухмыльнулся, вдохнул, выдохнул. Толян повернул к нему голову. Его глаза смотрели на молодого майора с недоверием. - Ты стал пилотом, потому что… - Фумей взял паузу. - Великий предводитель Тяньцзинь филиал МОЗГ Вонг Железный Челюсть гордиться тобой! Плюс пятьдесят социал кредит! Удар! «А вот про Удары лучше не надо…» - пронеслось в голове у Семёна. - Плюс дополнительный миска рис и кошка жена! Ваньсуй! - поддержал Костян. Эта глупая, но от того смешная сценка справилась со своей задачей: все развеселились и несколько успокоились. Если бы это было не так, о дальнейшем планировании операции можно было бы забыть. - Итак. Продолжим. Фумей. Как там с Икс и прошлой идеей Алисы? - Плохо дело. - Фумей напряжёно потёр лоб. - Реплика была создана успешно, она полностью управлялась Раисой, Нуль-Нулевой принял бы её. - Так в чём же загвоздка? - Штука в том, что между мной и репликой была обратная связь, которую нельзя было отменить, - взяла слово Раиса. - Когда Фумей в целях тестирования отрезал реплике прядь волос, эта же прядь волос отпала у меня словно сама собой. - Ясно… - Семён задумался. Правильно, что идея загублена. Если бы эта реплика стала камикадзе, то какая же судьба постигнет оригинал?.. Бр-р-р, думать страшно. Но иных версий пока нет. - Как же была уничтожена реплика? - спросил он, чтобы отвлечься от того, чтобы лихорадочно продумывать иные версии получения реплики - «Лелиэль» и Икс были их последней надеждой. - А мы её «Лелиэлю» скормили. Всё прошло безболезненно и безопасно. - А пробовали ещё раз? - Шесть попыток. Тот же результат. - Ясно. - Отвлечься от этих мыслей не получилось, и Семён пришёл к тому выводу, к которому ему так не хотелось приходить: способов нет. Нет возможности заместить Раису на месте пилота Исполина-Ноль-Ноль. Он тряхнул головой и «просканировал» гостиную сквозь полузакрытые веки. И увидел, как Алиса с Костяном о чём-то напряжённо перешёптываются: «выживаемость… три сигма… самое меньшее - две с половиной… да, вероятности не врут. Надо пробовать…» - Товарищи «красноглазые»! - неожиданно провозгласила рыжая и ударила ладонью по столешнице. - У нас с Костей появилась отличная идея. На создание реплики понадобится довольно много времени, но до прибытия Бардиэля управимся. Нам понадобится Раиса в качестве контрольного образца. К сожалению, мы не можем её отпускать до момента битвы. Точней, и к самой битве не отпустим - в бой с тобой пойдёт реплика, а оригинал мы припрячем, чтобы никто не пронюхал. Семён, потерпишь? - Ч-чёрт его знает, что происходит… - У юноши не пойми из-за чего похолодело внутри. Да, это его друзья, ничего плохого Раисе они точно не сделают, но плохое предчувствие назло здравому смыслу формировало липкий комок страха в его груди. Сама же синевласая сначала смотрела на красноглазого и рыжую некоторое время, словно в нерешительности, затем кивнула. - Не волнуйся, Семён. Я знаю, что делаю. - Она встала, наклонилась к Семёну и поцеловала в лоб - словно мать, успокаивающая сына. После чего, не дожидаясь согласия юноши, подошла к Костяну и немке и встала рядом с ними. Они вновь принялись о чём-то напряжённо перешёптываться, а затем и вовсе покинули квартиру быстрым шагом - явно затевалось что-то сложное и безотлагательное. - Может, тебе пойти пройтись? - слегка лукаво и в то же время по-доброму спросила Марта, видя, что шатен совсем скис. - Развеешься. Ничего плохого не будет, обещаю. - Согласен, - с видом эксперта поправил свои чёрные очки Фумей. - Тебе надо больше времени проводить на свежем воздухе, я полагаю. - Хорошо. Как скажете. Заседание, я думаю, закрыто. Толян, идём. - О’кей. - Атлет встал и попытался улыбнуться. …Двое парней шли по городу, который не приветствовал их ни шумом моторов автомобилей, ни людским гомоном - Волгоград-Три пустел на глазах. Оставались или смелейшие, или глупейшие. Семён пытался подбодрить Тольку, рассказывал ему смешные эпизоды из своей жизни и передавал опыт пилотирования. Может, и пригодится - кто знает?.. Они шли по направлению к дому Кольки Каховского - очкарик явно был обижен на жизнь, и ему тоже требовалась рука помощи. Без Раисы юноша чувствовал себя не то что опустошённым, а просто одиноким. Он знал, что с ней всё хорошо, и слишком уж привязываться к человеку, делая его навязчивой идеей, вредно для чувств и организма, но его не отпускало то самое дурное предчувствие. Колян сидел на скамейке в городском парке и с ненавистью глядел на один из камней, какими были выложены дорожки в этом парке. На его щеках неприятно зудели засохшие дорожки из слёз. Внезапно на его плечо опустилась ладонь, а в поле зрения появились знакомые чёрно-серые кеды. Он поднял голову и увидел Семёна. - Чего надо? Убирайся! - оскалился очкарик и сжал тонкий кулак. - Я просто хочу поговорить, Коль. - Отвали! Иди к своим поганым «красноглазым»! У меня отняли девушку - и кто! Лучший друг! У меня отняли мечту - и тоже лучший друг! - Колян замахнулся кулаком. - Мир несправедлив!!! А ты это всё поддерживаешь! Пошёл ты… - О несправедливости мира я знаю много больше иных индивидов. - Шатен сел на скамейку рядом с очкариком. - У меня отняли мать и девять лет жизни. У меня отняли отца - точней, он сам у меня себя отнял. У меня отняли семью и нормальную жизнь. У меня отняли человека, который мог бы меня любить. - Иди к своей Раисе… - Ты, видимо, не понимаешь. Любовь девушки и любовь мамы - вещи кардинально разные. - Зря ты вообще про это заговорил. У меня тоже мама умерла вскоре после моего рождения. - В глазах Коляна вновь заблестели слёзы. - Так и у меня тоже отняли мечту. Моя мечта - о простой жизни. Чтобы у каждого был свой угол, где никто его не смеет обидеть. Чтобы у каждого была полноценная семья. Это не пустые философствования, друг, это моя истинная мечта. А… Мечта может и поменяться, девушку ты себе сотню раз ещё найдёшь. А вот семью, если она исчезла - не вернуть. Так вот. Я желаю, чтобы дальше этих проблем у тебя ничего в жизни плохого не было. Не хочу, чтобы у кого-нибудь были беды хуже тех, что пережил я, пережила Алиса… - А что с ней было-то? - Поверь мне, она страдала больше моего и твоего, взятого вместе. Не буду говорить, это глубоко личные проблемы. - Хорошо. - Колян сник, но Семён чувствовал - обида в его душе поутихла. Он знает, что есть люди, которые страдают ещё сильнее, и есть проблемы похуже того, чтобы не сесть в робота или не завоевать сердце понравившейся девушки… …Прошло две недели. Семён учился, но не очень-то прилежно - по трём причинам. Первое: голос Михалыча, ввинчивающийся, словно сверло, в его голову. Второе: как вообще возможно учиться в условиях самого настоящего апокалипсиса? И третье: он не мог перестать беспокоиться за Раису. Да ещё и Толян пропадал на тренировках под землёй. Марта серьёзно взялась за его обучение. Алиса и Костян тоже редко появлялись на уроках - отговаривались, будто болеют, а на самом деле готовили реплику Раисы. Семён будто остался один в целом мире. Колька не в счёт - он, конечно, перестал держать обиду на весь мир и даже восстановил дружбу с остальными «лоботрясами», но самых близких людей Семёну недоставало. И вот. Вечером двенадцатого октября объявили, что Исполин-Ноль-Три прибыл на Саратовский испытательный полигон номер два. Ходовые испытания назначены на следующий день, на шестнадцать тридцать. Семён ложился спать в странном возбуждении. Это не было то чувство покинутости близкими людьми, нет. Он просто не мог успокоиться перед тем, сказано без преувеличения, подвигом над собой и враждебным окружением, который ему завтра предстояло совершить. Хотелось обсудить свои действия с Алисой и Костяном, но те не показывались. Хотелось ещё раз посоветоваться с Толиком, подбодрить его, напутствовать - но того уже увезли в Саратов. Отчаянно хотелось прижать к себе Раису, даже не говорить - они прекрасно понимают друг друга без слов - но она тоже не показывалась… И до конца битвы он с ней не увидится. Так, соберись. Тебе завтра ещё полдня сидеть наедине со своими чувствами и переживаниями. А потом в Исполине ехать до Саратова - а это без малого четыре часа пути! - и ждать, пока не начнутся ходовые испытания, а после них - пробуждения Бардиэля… Понадобится свежая голова и трезвый рассудок. Так что надо заснуть… …Ноль-Третьего в Саратове встретили очень радостно. Так не встречали даже генсека, когда он приезжал навестить прославленный Грибоедовым образчик глуши. Китайцев, сопровождавших машину, определили в лучшие гостиницы города и принимали, как родных. Сам же Исполин-Ноль-Три почти ничем не отличался от остальных Исполинов, кроме чёрно-серой цветовой палитры и тупоносой морды с длинным подбородком и четырьмя отверстиями на лобном щитке - видимо, ноздрями. Всё это Семён слушал через интерком вполуха, находясь в состоянии притуплённого напряжения в контактной капсуле Исполина-Ноль-Один. Тот ехал по шоссе в громадных моторизованных колодках, похожих на роликовые коньки. Спереди, опустив голову, двигался Ноль-Второй, сзади - Нуль-Нулевой. Впереди, на небольшом отдалении, ехал микроавтобус с командованием в лице Марты и Риты - они наблюдают за испытаниями Ноль-Третьего. Шатен откинулся в пилотском кресле и принялся вспоминать события этого утра. Немка и Костян вывели из соседней квартиры, где до того поселилась Раиса, а с последнего заседания химичили эти двое, точную реплику синевласой, неотличимую даже по поведению. Семён рванулся было к девушке, чтобы обнять и поговорить, но немка резко остановила его: дескать, погоди до конца битвы, а то никак в копию влюбишься - глупо и неправильно получится. Юноша раскинул мозгами и согласился - рыжая дело говорила. С того самого момента он сосредоточен на предстоящих событиях. Но нет-нет да и взглянет на экран связи: действительно, очень похожая реплика вышла. Точная копия, ни одного отличия… Хм-м-м-м… Странное и немного сумасбродное сомнение на этот счёт зародилось в голове Семёна, но тот быстро успокоил себя: сжал и разжал несколько раз правый кулак и забормотал про себя мантру: «Раиса дома, Раиса в порядке. Раиса дома, Раиса в порядке…» Наконец, они приехали. Полигон виднелся по левую руку от дороги, примерно в четверти километра. На часах - шестнадцать тридцать. Пора начинать. На бетонку при помощи невидимого - видимо, подземного - лифта плавно поднялся Исполин-Ноль-Три. Издали он казался не больше обычного человека, но в том, что он был восьмидесятиметровым великаном, сомнений не было. Из его спины торчал белый кончик капсулы. Мгновением позже капсула полностью скрылась в чреве воина. Защёлки, державшие его плечевые пластины, руки и пояс в фиксированном положении, были убраны. В капсулах пилотов загорелся четвёртый дисплей - на нём было сосредоточенно-отрешённое лицо Тольки. Он казался полностью собранным и не отвлекающимся ни на что, кроме пилотирования, но в его глазах то и дело мелькал страх - он всё-таки знал, что его ждёт. - Итак. - Марта прокашлялась прямо в микрофон, и пилоты содрогнулись: кашель майора Особых Войск СССР - не самое приятное, что хотелось бы услышать в такую минуту. - Анатолий. Лейтенант Никаноров. К тестовой синхронизации готов? - Да. - Отлично. Синхронизация будет инициирована удалённо. - Горшкова старалась говорить своим обычным весёлым тоном, но у неё это плохо получалось. Стоит ей переключить рубильник, включающий нервные соединения Исполина - и этот чёрно-серый гигант сорвёт с себя маску Исполина, проявив сущность Нечистого. И Толька окажется в страшной опасности, и его жизнь - в руках этих троих ребят, что сейчас в роботах аналогичной конструкции… - Синхронизацию начать на счёт «три». Раз… Семён напрягся, приготовившись бежать. Сражение будет происходить на широкой дороге, вдали от полигона - так они избегут дополнительных жертв. - Два… Энергия в Ноль-Первого поступала из одной из трёх машин с огромной батареей в кузове - такая же - разве что побольше раза в три - была на «Варяге» в день знакомства с Алисой. Бежать с таким «хвостом» - несподручно, а сражаться - тем более. Надо уложиться в пять минут и с забегом, и с операцией. Семён потянул руку к крестцу и схватил рукоятку штекера, воткнутого в разъём. - Три. Неслышно щёлкнул рубильник в микроавтобусе командования. Ноль-Третий встрепенулся, его глаза загорелись молочно-белым светом, чтобы через секунду сверкнуть красным. Защёлки на рту не выдержали, шов разошёлся, и Бардиэль, прорвавшись сквозь броню, истошно заорал глоткой Исполина. Связь с Толиком тут же прервалась: по дисплею доли секунды шли помехи, а затем он просто исчез. - Тревога! - запищал в интеркоме чей-то тонкий голос - видимо, техник на полигоне пытался сообщить о положении дел командованию. - Команды не проходят! - Эжектируйте капсулу! - рявкнула Кузнецова. Бардиэль бежал по полигону прямо к дороге. Видно было, что капсулу пытаются вытолкнуть из гнезда, но безуспешно: её верхушка была опутана какими-то розовыми и глянцевито-липкими на вид нитками. Видимо, это и есть сам Бардиэль… Бр-р-р, смотреть противно. - Походные сканеры показывают, что излучение у Ноль-Третьего в синем. Это - Нечистый! - Не может быть! - наигранно удивилась Горшкова. Бардиэль упал на землю - видимо, управление новым телом давалось ему с трудом - и протяжно взвыл. - Начать операцию «Бардиэль»! - приказала Марта в микрофон, и пилоты, дружно выдернув из спин кабели питания, помчались, словно на роликах, прочь от полигона - в сторону Волгограда-Три. Нечистый тем временем перестал выть и быстрым шагом направился за ними. Микроавтобус, видимо, отъехал куда-то на обочину - Семён не видел, где он находится, его мысли сейчас занимал бег и Бардиэль за спиной. Его не заботило то, что это назовут дезертирством - это было частью плана по спасению Толькиной жизни. …Красный шар солнца наполовину опустился за горизонт. На его фоне быстро и грузно топала чёрная фигура с маленькими и узкими красными глазами, полными животной злобы. Исполины повскакивали с дороги - они присели, чтобы снять эти дурацкие колодки, которые помешали бы им в битве. Ноль-Второй пошёл в бой первым. Алиса испустила странный вопль - может, ругательство на немецком? - и красно-жёлтый великан схватился с чёрно-серым, словно это были не многометровые гиганты, а самые обычные борцы. Битва длилась не более десяти секунд: Алиса позволила уложить себя на лопатки, после чего Бардиэль хищно склонился над беззащитной глоткой Ноль-Второго, но вцепляться в неё не спешил. Он наклонил свою руку над рукой Исполина и из серой вставки, приобретшей розоватый оттенок, туда закапала, а потом и потекла розовая противная жижа… - Отстрелить руку, - проговорил холодный голос в интеркоме. Этот голос принадлежал Геннадию. Видимо, в командном центре случайно включили связь с пилотами. А может, и не случайно - Фумей остался в штаб-квартире, а по махинациям с интеркомом он спец… - Но ведь… Надо отключить синхронизацию, или у пилота будет болевой шок! - воспротивился тонкий женский голос. Видимо, Майя Апраксина. - Я что говорю? Отстрелить! - Есть, - упавшим голосом проговорила техник. Ухнул взрыв, и связь с Алисой прервалась. Исполин-Ноль-Два лежал на асфальте без сознания, его плечо сочилось лилово-синеватой кровью. Бардиэля, как и на симуляции, слегка отбросило назад взрывной волной. Его, похоже, взрыв слегка оглушил и озадачил. Семён не стал ждать. На всё про всё у них меньше трёх минут, а ему ещё с тяжеленным Ноль-Вторым на плече и капсулой с Толькой (кстати, как он там? Жив ли? Здоров ли? Ох, чёрт…) под мышкой надо отбежать на расстояние, недосягаемое для взрыва. Он присел, разбежался и, когда тупоносая голова Ноль-Третьего была повёрнута в сторону, ловким движением перепрыгнул его, совершив кувырок. Упёрся ногой ему в крестец и принялся выкорчёвывать капсулу из спинного люка Исполина. Капсула была скользкой из-за этих розовых ниток, оплетавших её. Действительно, очень похоже на какой-то грибок или слизевик… Бардиэль взревел и попытался достать Ноль-Первого руками, но развернуться не смог: Семён уже почти достал капсулу и держал обеими руками, несмотря на то, что она была столь противно-скользкой - с чавкающим звуком белый столб поддавался и выходил наружу. При таких условиях развернуться было бы очень трудно, если вообще возможно. Наконец, с противным чваканьем капсула полностью вышла из чрева Ноль-Третьего. Семён подхватил за ногу валяющегося в отключке Ноль-Второго и, не в силах взвалить его на плечо («ох, какой тяжёлый! Надеюсь, Алиса легче минимум раза в два… Да ещё и грибок этот склизкий, так и норовит выскользнуть… Нельзя, чтобы упало! Там же Толька!»), потащился за спину Нечистому. Ему можно было бежать. Алиса всё равно без сознания, ей ничего не сделается, если он проволочёт её Исполина по земле метров сорок-пятьдесят. Бардиэль судорожно дёрнулся, взвыл и рванулся было к Ноль-Первому, но на него неожиданно напрыгнул Нуль-Нулевой, всё это время стоявший столбом. Оба великана с грохотом повалились на землю. Бардиэль ещё раз взрыкнул - на этот раз протяжно и пронзительно, словно бы моля о пощаде, но Нуль-Нулевой, несмотря на отсутствие возможности проявлять эмоции на своём механическом лице, казалось, решительно нахмурился. Ту же эмоцию можно было видеть и на лице реплики Раисы, показываемом на проекционном дисплее. И тут Семён, в напряжении глядя на этот самый дисплей, заметил кое-что, заставившее его кишки завязаться узлом и ухнуть вниз, а сердце, напротив, прыгнуть почти в горло. В красных глазах той девушки, что сидела в Исполине-Ноль-Ноль, сверкала та самая искра, которую юноша ни с чем не перепутает. Никакая реплика, пусть даже самая точная, неспособна это повторить. Всё встало на свои места. Страшная правда громом отдавалась в его ушах. - Рая, НЕТ! СТОЙ! - заорал, надрывая глотку, он. Лилово-зелёный воин рванул было к «борцам», но было уже поздно: грохнуло так, что у шатена заложило уши, а от удушливой рыжеватой белизны огненного столба юноша едва не ослеп. Мозг Семёна не выдержал подобного натиска извне и изнутри и счёл нужным вырубиться. …Геннадий лично следил за тем, чтобы Ноль-Первого и Ноль-Второго в целости и сохранности доставили в ремонтные цеха штаб-квартиры. Он встретил сына, когда тот вышел из раздевалки - хоть он в капсуле и потерял сознание от взрыва, прочухаться он смог. Якоренко-старший присмотрелся к мальчику внимательнее и с лёгким удивлением для себя отметил, что чувствует какое-то подобие сочувствия, сострадания к подавленному юноше. В том, что пилот подавлен, сомнений никаких не было. Голова его была опущена, зубы сжаты, на щеках засохли дорожки от слёз, кулаки стиснуты. Он впервые за долгое время почувствовал желание как-то приободрить сына, к которому относился доселе как к обычному, пускай и серьёзно мешающемуся под ногами, сотруднику. Геннадий, конечно же, знал, что произошло на шоссе С-5, и хотел подбодрить сына. Он сам оказался в такой же, как и Семён, ситуации девять лет назад, и… Да, сострадание для командира Якоренко - вещь относительно новая и дикая. Но, тем не менее, как им пользоваться, он не забыл. - Сын… - Семён быстро шёл по коридору. Геннадий, плюнув на образ степенно-каменного командира, чуждому человеческим порывам, который он так старательно создавал, бегом догнал его и попытался остановить. - Я прекрасно понимаю твоё горе… - Ы? - Мальчик обернулся. На Геннадия из-под спутанных тёмно-каштановых волос обжигающе холодным и полным озлобленного горя взглядом смотрели карие глаза. Подобный «Взгляд Смерти» Якоренко-старший когда-то усердно практиковал перед зеркалом, а юному Семёну удалось воспроизвести этот психологический приём настолько убедительно и быстро, что сам Геннадий невольно испугался. Неосознанное воздействие всегда самое сильное. - Ты меня никогда не понимал, - тихим, но озлобленно-удручённым голосом продолжил мальчик. После чего отвернулся и прибавил ещё тише, но так, чтобы Геннадий отчётливо слышал: - Бессердечный и грязный ублюдок. Юноша ушёл, а Геннадий остался стоять, обдумывая его слова. В другое время он бы назначил ему штраф за оскорбление начальника или просто выпорол бы по-отцовски, но сейчас… Он с неохотой признавал, что сын в кои веки прав. Но через секунду его сознание, не привыкшее к столь высоким материям рассуждений, вернулось к прежней точке зрения. Не время разводить сопли. Время думать о Проекте… Юноша шёл по городу, но не замечал, куда и как идёт. Его ноги переставлялись совершенно механическим образом. Его голова была занята кое-чем - а точней, кое-кем - другим. Раиса. Та, которой он посвятил практически всю свою недавнюю жизнь. Он отдал ей всего себя. А она - всю себя ему, хоть он этого и не требовал. Они были, можно сказать, единым целым - если не физически, то духовно. Эту связь, казалось, не разрушит даже смерть. Но та ухмыльнулась своим безгубым ртом, махнула косой - и все. Раисы нет, как будто её никогда и не было. Семён оглядывал ставший чёрно-белым ненавистный мир, погружающийся в ночь, сквозь полузакрытые веки и не верил поначалу, что это могло произойти. Не может быть так, чтобы Раиса была мертва. Это просто невозможно. Физически! Но чем дальше он шёл, тем больше страшное осознание укреплялось: синевласая девушка более не посмотрит на него своими алыми омутами, не прикоснётся к нему, не скажет ему ни слова. Ему очень сильно не хватало возможности хотя бы мельком, издали увидеть её силуэт. Даже это дало бы ему огромнейший заряд жизненных сил. Но этому не было возможности свершиться. Раиса исчезла, а с ней потерял значимость и остальной мир. Словно выключился, как старый телевизор. Она была смыслом его жизни, и потерять её - значило потерять саму цель жить. Внутренний посланец здравого смысла шепнул ему своим тонким голоском, что это неправильно - так привязываться к девушке. Но тот был послан самыми последними словами, какие только есть в русском языке. И это всё его, Семёна, вина! Он не озаботился, не поглядел, не проследил!.. Друзей он не винил - они также перестали существовать для него. Это всё, скорее всего, происки его отца, гнусного бандита, апокалиптического маньяка, безудержного мерзавца и эгоцентриста, помешавшегося на своих личных проблемах. И этот человек пытался его подбодрить, сказал, что понимает!.. Каков лицемер. Но получилось у него, мягко говоря, неважно. Семёну доставило небольшую дозу удовольствия наблюдать, как скривился его отец, когда он назвал его бессердечным и грязным ублюдком. Правда-матка глаза порезала, видать… Он прокручивал в голове свои дни с момента первой встречи с ней. Вот он держит её, израненную и беспомощную на руках, когда она споткнулась, идя в капсулу вместо него - удар ножом по сердцу. Вот он садится с ней за одну парту - её рука в гипсе, а глаз под повязкой. Ещё удар по сердцу. Вот они идут вместе, держась за руки, и она впервые улыбается - удар сильнее прочих. Мальчик даже тихонько взвыл. Вот он целует её руку перед битвой с Шамшелем… Вот он приходит к ней, случайно - волнение, с кем не бывает! - падает на неё, признаётся в своих чувствах, впервые целует её… Грудь словно прожгло раскалённым железным шкворнем, и парень сдавленно зарычал сквозь стиснутые зубы - на него даже оглянулся какой-то прохожий, мимо которого он прошёл и даже не догадался о его существовании. Каждое воспоминание приносило всё более сильную боль. Вот он приходит к ней в комнату, и она говорит, что Гэн-доно запирает её под медицинским надзором. Боль. Вот он навещает её в больнице после объявления о каникулах. Боль. Вот рассказывает о своём кошмаре. Внутри всё так огнём и пышет. Вот он в своём сне слышит её внутренний монолог… Боль теперь не приходит и уходит резкими толчками, в такт пульсу, а просто ноет и режет постоянно и привычно, словно Семён и эта боль неразделимы. Вот он пришёл к ней в тот дождливый вечер, вот он проснулся в её объятиях. Вот они идут по коридору с прозрачными стенками - из его воспоминаний его сознание услужливо вырезало других людей, кроме него самого и Раисы. Вот он видит её образ перед тем, как отключиться из-за отравления. Вот она ласкает его, когда он очнулся. Вот он вспоминает события двухчасовой давности - решительную ухмылку и искру в глазах Раисы на экране и следующий за этим страшный взрыв… Сердце резануло сильнее прежнего - кто бы мог подумать, что этот взгляд на неё станет последним?.. Вот они просто сидят где-то на набережной, смотрят на заходящее солнце и наслаждаются жизнью… И всё это злодейка-судьба отняла у него. За что?! Что он такого сделал?! Чем провинился? Какие грехи он должен замаливать?! А не всё ли равно? Как говаривал Фумей с ноткой горькой иронии - фарш невозможно провернуть назад… Вот бы вернуться назад во времени и пережить это всё ещё раз… Или, может, даже предотвратить случившееся… Должен же был быть способ решить проблему Бардиэля и отъезда в лагерь без такого риска!.. Проморгали. Или перепутали. Алиса и Костян… Они же вдвоём трудились, по их словам, над репликой. А вместо реплики посадили в робота оригинал! Как они могли… Семён попытался сосредоточиться на образе Алисы, Костяна, Тольки… Все они мало-помалу бледнели и растворялись в его горячем и в то же время холодном, как лёд, сознании. В груди тоже становилось холоднее - нет, боль не отпускала, просто меняла характер. …Всё это время он имел обыкновение прижимать девушку к себе покрепче, словно она могла исчезнуть, как прекрасное, но недолговечное видение. Кто бы мог предположить, что примерно так оно и будет… Нет более никакого желания действовать. Отец убил единственную, для которой Семён жил. Ну, теперь ему точно удастся провернуть свой Проект, который он так лелеет… Марте он, конечно, нужен, но ему плевать. У Алисы уже есть Костян, а Семён ей больше не нужен. Толька… Чёрт его знает, может, в госпитале, а может, мёртв - его это более не заботит. Он даже о том, что я написал, сейчас не думал. Он думал лишь о том, что если дальше так будет продолжаться, то боль станет только сильнее, и ему придётся совсем невыносимо худо. Раиса… Он придёт к ней. Зато навсегда. Но неточно - никто не знает на все сто процентов, смогут ли две души воссоединиться там, откуда нет пути назад… Да. Он шёл, машинально двигая ноги, по направлению к той квартире, которая на протяжении более чем полугода была его домом, с единственной целью: оросить её пол и стены собственной кровью. Совершать такой акт на улице ему не хотелось. Ещё раструбят в новостях… Марте будет головомойка на службе - в юноше проснулись общечеловеческие чувства, но ненадолго и будто бы фрагментарно. Он уже продумал, как совершит это деяние против жизни. Вот он стоит в центре гостиной лицом к окну. Вот он достаёт из кобуры пистолет. Вот проверяет магазин - в нём лежит восемь патронов, бок к боку. Вот он вталкивает магазин обратно в рукоять, передёргивает затворную раму, взводя курки. Вот он медленно сгибает правую руку, держащую оружие, в локте. Вот он чувствует холодок дула у себя на шее, чуть позади уха, там у него бьётся приметная жилка, он знает… Короткое движение пальцем, острая, но тоже короткая, боль - и… Темнота. Тишина. Небытие. Он всё глубже и глубже погружался в горько-сладковатые, какими бывают иные яды, мысли о самоубийстве, и погрузился настолько глубоко, что долго не мог сориентироваться, подойдя к входной двери в квартиру и минуты две не мог воткнуть ключ в замочную скважину под правильным углом, а затем потратил ещё минут пять, вычисляя, в какую сторону его крутить и сколько оборотов сделать. Ночь полностью вступила в свои права - хоть было полвосьмого вечера, за окном царствовала темень, прорезаемая лишь редкими огнями в окнах жилых и не очень небоскрёбов, славящихся умением опускаться под землю в случае опасности. На дворе стояла самая середина осени, поэтому столь быстрое наступление темноты было более чем закономерным. Юноша, сосредоточенный на чёрных мыслях, секунд пятнадцать нащупывал выключатель на стене гостиной - а обычно включение света отнимало у него не более двух. Щёлкнула кнопка, и свет больно ударил по глазам мальчика, привыкшим к темноте. Когда он проморгался, то увидел, что на диване сидит подозрительно знакомый человек. Стандартная для пилотов и большей части персонала МОЗГ однотонная серовато-зелёная одежда, голубые волосы, красные глаза, бледная кожа… - Здравствуй!.. - улыбнулась девушка, вставая с дивана. Но ни один мускул не дрогнул на лице юного самоубийцы. «Морок. Галлюцинация. Наваждение», - логически заключил он. - «Сознание отчаянно цепляется за жизнь, выдумывает причины, которые могут меня здесь удержать. Но я-то знаю получше иных, что мёртвые не возвращаются оттуда. Зато туда попасть - проще простого…» Он перевёл взгляд на противоположную дивану стену. Привычным движением достал пистолет из кобуры. Девушка рванулась к нему, но тот не обратил на это ни малейшего внимания, и ТТ в его правой руке продолжал своё путешествие от кожаного чехла на поясе к тонкой шее мальчика. Не успел он прислонить дуло к своей приметной жилке чуть позади уха, как почувствовал сильную боль в запястье, а затем - глухой удар чего-то металлического по ноге. Хуже этого, как известно, только удариться мизинцем голой ступни о ножку стола. Он пошатнулся и, падая, увидел, что Раиса, которую он всего пять секунд назад убеждённо считал мороком и наваждением, ударила его по руке и выбила из неё пистолет - именно он упал на его ногу. Доходило до него довольно медленно. Лишь окончательно упав на спину, сев на корточки и потерев ушибленный затылок, он пришёл к выводу, что девушка просто обязана быть физическим объектом, раз уж она смогла с ним контактировать, да ещё столь резко. Значит, это или очень искусное её изображение, либо… она жива. Но это невозможно, он сам, своими глазами видел её смерть в огне! И тем не менее… - Ну?! Ты как?.. - Синевласая склонилась над ним, внимательно осматривая. Увидев, что особых повреждений на теле Семёна нет, она легко кивнула и воззрилась на юношу со смесью облегчения, сострадания и строгости. - Ты это брось. А то вишь ты, удумал… - Рая?.. - наконец выдавил из себя мальчик, вставая. Пистолет валялся на полу, рядом с его ногой. - Т… Ты жива? - А то как же. - Она улыбнулась и вложила в свой взгляд больше теплоты, чем было несколько секунд назад, когда она «отчитывала» его за попытку суицида. Семён, не будучи уверенным в том, что может адекватно оценивать происходящее, положил ладонь девушке на плечо. Ощущения были вполне натуральными. И, почуяв, наконец, то, что Раиса, его единственная, та, ради кого он готов был на всё, та, чьей смерти он не пережил бы - да, она жива, здорова и сейчас перед ним, он зарыдал. Могильный холод в его груди сменился обжигающим пламенем, со слезами из него выходила вся та липкая чернота, что успела скопиться в его душе, напряжение и горе. Никогда он не прижимал Раису к себе так крепко, никогда не чувствовал её тонкое тельце и его тепло так ясно и так сильно. Сейчас он, как никогда, боялся, что она - всего лишь видение, готовое исчезнуть при малейшей возможности. Он обнимал её с жаром и рыдал в её форменную курточку, бессмысленно повторяя сиплым шёпотом: «Раиса… Ты жива…» Девушка сначала просто гладила его голову и спину, а затем разрыдалась сама, вцепившись в рубашку Семёна. - Дурень! Не смей даже и думать о таких вещах, слышишь?! Сёма… - сквозь слёзы тихо вопила она, не больно, но ощутимо стукая по его спине кулачками. - Ты подумал обо мне?! Дурак… - Я уж думал, ты на небесах, или где там мертвецы обретаются… - Семён перестал плакать и уставился в глаза Раисы. Как же ему не хватало взгляда этих прекрасных алых очей. Он буквально тонул в их бездонных глубинах, и ему не хотелось всплывать наверх. Именно сейчас он острее всего чувствовал связь с ней. Правду он думал тогда, в тот день, когда признался ей в своих чувствах - даже смерти не под силу разорвать нить, соединяющую их сердца!.. - А… Ты же ничего не знал… - Она виновато поглядела куда-то вниз и в сторону. - Чего я не знал?.. - Подробностей. Алиса и Костян не готовили никакой реплики. Их план изначально был другим. Они придумали это, когда узнали о неуспехе попыток сделать реплику при помощи Икс. Костян… учил меня телепортации. Это оказалось несложно, самое трудное было - исчезнуть за доли секунды до взрыва. Но я знала, что справлюсь, мы отрабатывали ситуацию множество раз… - То есть?.. - Юноша почувствовал, как ему хочется кого-нибудь ударить. И он даже знал, кого. Они! Эти двое!.. Обманывали его всё время, изображали бурную деятельность, подвергли Раису опасности, отправили её на смертельную миссию!.. Они могли хотя бы поставить его в известность о своих истинных планах, и тогда он был бы готов к такому повороту событий… - Вот ради твоей же безопасности мы и решили утаить от тебя суть происходящего, - словно - а может быть, и взаправду - угадав его мысли, произнесла девушка. - Я знала, как дорога тебе, и… ну… Ты мог помешать. Случайно. А то и вовсе зарубить всё на корню… И именно поэтому я сразу же телепортировалась сюда, чтобы встретить тебя. Но уж такого я от тебя не ожидала… - В её последней реплике явственно проскользнула укоризна. - Зато тебе, похоже, совершенно не дорог я! - воскликнул юноша, в возмущении подняв руку и собираясь, видимо, впервые в своей жизни отвесить Раисе оплеуху, но в последний момент он одумался и просто положил ладонь на бледную щёку девушки. Та слабо прижалась к ней - ей доставляло счастье иметь тактильный контакт с Семёном, равно как и ему с ней. - Дурёха!.. А обо мне ты подумала?! Я-то и вправду подумал, что ты… умерла… - К горлу вновь подступил липкий комок, в глазах появились слёзы. - Я же говорю: я не знала, что всё обернётся так… Прости меня. Я не хотела, чтобы всё произошло так… - Ты тоже меня прости. Я действительно думал, что тебя нет. Для меня ты - больше чем смысл жизни, ты и есть для меня - вся жизнь. Без тебя я бы и так долго не протянул… Извини. Раиса прикрыла блестящие от слёз глаза и промолчала. Однако то, что она прижалась к губам Семёна своими, довольно красноречиво свидетельствовало о том, что юноша прощён. А то, что шатен ответил на её поцелуй, не менее красноречиво означало, что и вина Раисы забыта и отпущена. …Толька очнулся на больничной койке - что вполне закономерно после таких событий. Голова трещала по всем мыслимым и немыслимым швам, а стоило ему двинуть ногой, то её словно в клещах сдавило. Примерно так оно и было - на неё была наложена шина, но этого видно не было - мальчик был укрыт одеялом. Он прокрутил в голове прошедшие дни. Изнурительные тренировки - но к этому ему не привыкать, он ходит в одну из спортивных секций города, там с него семь потов сойдёт, покуда занятие не кончится. Синхронизации и нудные обучающие ролики - вот что его выматывало. Потом его разбудили среди ночи, посадили в микроавтобус и, не до конца проснувшегося, привезли в Саратов. Там кое-как дали поесть и сразу же засадили за финальные повторения. Потом - активация… А дальше он не помнит и десятой доли того, что произошло. Помнит какие-то помехи, которые будто бы не на дисплеях, а в его собственной голове… Звон в ушах… Чужие мысли, властный шёпот - что он говорил, мальчик не помнил… Потом - чувство, что резкими рывками тащат вверх, затем - этакий полёт, тряхнуло, потом ещё раз тряхнуло - посильнее… Большую часть битвы с Бардиэлем он провёл в этом полузабытьи-полусне, в которое его ввёл Нечистый. Было ли это прямым его воздействием, или побочным эффектом несовместимости разумов Бардиэля и человека, с которым он пытался контактировать - никто не знал и узнать не мог. Толька повернул голову, которая всё по мере того, как он просыпался, перестававшую болеть, к окну. За ним был лес и озеро, залитые тусклым ржаво-коньячным светом. Где же это он?.. - В Бункере, брат! - ответил тонкий девчачий голос. Видимо, он произнёс эту мысль вслух. Толька резко повернул голову в другую сторону - от этого боль вернулась, сильно резанув. Он поморщился и увидел девочку лет девяти, стоящую у койки. Голова и плечо её были перебинтованы, а на ногах она держалась при помощи костыля. Это задорное личико и вечно жизнерадостный и будто чуть удивлённый взгляд юноша узнает в любом случае. - Привет, Соня. - Это была его сестра. Та самая, которую он любил без памяти и частенько даже забрасывал школу, чтобы поухаживать за ней. Она лежала в больнице с середины апреля - то есть с момента первой битвы Исполина-Ноль-Один и Закиэля. - Как ты здесь оказалась? - Ты что забыл, Толь? Меня сюда перевели, как только тебя назначили пилотом! - Это-то я знаю, а как ты оказалась в палате? - Медсестра пустила. Сказала, мне можно. Я тут ещё подумала… Ты обо мне так рьяно заботишься, а я ничего тебе не возвращаю… Лишь обуза на твоей шее… - Сонь, не говори глупостей. Мой долг как брата - заботиться о тебе. - Я бы сама с превеликим удовольствием о тебе позаботилась, да только вот… - Она обвела себя рукой, свободной от костыля. Её состояние довольно красноречиво говорило, что именно останавливает её. - Тебе лучше в свою палату уйти. У меня повреждения полегче твоих будут… Я тебя не прогоняю, нет, просто… для тебя же самой лучше будет. Я думаю. - Ладно. - Соня надулась, словно бы обидевшись. Но на деле это было не так, и оскорблённость она лишь в шутку изображала. Толька хорошо это знал. Когда они ещё не были вовлечены во всю эту чертовщину с Нечистью, за подобным выражением лица обычно следовало то, что Толька давал сестре то, чего она хотела от него. Старые приёмчики, хе-хе… - А вот не скажу, кто пришёл тебя навестить! - И показала ему язык. - А кто пришёл? Кроме тебя? - Толька заискивающе поглядел на сестру снизу вверх. - Не скажу! - Ну ладно. Сам посмотрю. - Он попытался встать, но всё, что у него получилось - это присесть на койке: ногу словно продольно рассекли скальпелем, когда он двинулся. - Нет-нет! Лежи, тебе перелом заращивать. Недели три минимум. А так… - Соня сменила гнев на милость и ободряюще улыбнулась старшему брату. - Сиди уж. Сам увидишь. Я к себе пойду, мне свои раны залечивать, хе-хе… С лёгким стуком резиновой ножки костыля об пол Соня бодро заковыляла к двери, ловко управляя своим телом - видно было, что с костылём она ходит давно. Когда она открыла дверь, из неё выглянула другая девушка, примерно Толькиного возраста, может быть, на месяц-два старше. Соня показала ей большой палец и быстро ушла в коридор. А девушка, напротив, вошла внутрь и села у изголовья койки. - Аня? - с лёгким скепсисом спросил Толька. - Ну да… - Это действительно была она. Аня Тимирязева, староста его класса. Вот уж чего он не ожидал, так это того, что в госпиталь Бункера допустят простую школьницу. Но в то же время в глубине души обрадовался этому… Она положила руку ему на плечо и, внимательно посмотрев в его глаза, спросила: - Ты как? В здравом уме? - Да вроде. - Толька почесал в затылке и глупо улыбнулся. - Сильно болит? - В её голосе слышалось явное беспокойство. Мальчик отметил про себя, что ему это нравится. Ей небезразличны его проблемы. У него ведь особо-то никого и нет. Только отец и дед, которые работают в Бункере днями и ночами напролёт, да сестрёнка… - Да нет. Слабо ноет, но сильно болит, если двигаться. - Вот и не двигайся. Лежи спокойно. - Она улыбнулась. Потом внезапно вновь посерьёзнела, в её взгляде была видна подлинная жалость и сострадание: - Я так беспокоилась за тебя. Такая опасная работа - быть пилотом… - Ну, я, как мне сказали ещё до этого - случай особый. Авось не каждый день в Исполинов Нечисть вселяется. - Ясно. - Аня кивнула. - Ты только… это… Будь впредь острожнее, хорошо? - К-как скажешь, Ань… - Толька вновь глупо улыбнулся. - Я… Я считаю, что несу ответственность за тебя. Когда ты в опасности, неважно в какой, мне откровенно плохо, я чувствую, что должна помочь… А если не могу, то это угнетает меня ещё сильнее… - Руку с его плеча она так и не убрала. - Знаешь… Я не думаю, что тебе стоит так загоняться на мой счёт… - Ничего слышать не хочу! Я буду беспокоиться о человеке, который мне дорог, который мне нравится… Ой. - Староста осеклась и покраснела. - Я что… сказала это вслух? - Ну да. - Толька почувствовал, как тоже заливается краской. Он готов был поспорить на свою вторую, здоровую, ногу, что Сонька сейчас подглядывает в замочную скважину и смеётся над ним… - Знаешь… Ты мне тоже нравишься. Я долго думал… И считаю, что это правда. «Точно смотрит и смеётся», - подумал мальчик, поглядывая на дверь. А Аня просто улыбнулась, не замечая, что по её щеке катится одинокая слезинка. Но никто не смотрел в замочную скважину на то, как Тимирязева бросилась на шею полулежащему Тольке. И это, мне думается, лишь к лучшему. …Марта Горшкова вошла в свою квартиру усталая и задолбанная. Так много бумажной работы в тактическом отделе, да ещё и на ночь глядя - это уму непостижимо. Да ещё и начальство в лице Сергея Дроздова пожелало узнать, откуда у неё был план операции, пусть и столь необычной и страшной, когда на момент прибытия Исполина-Ноль-Три не было известно о его заражении? Может быть, она напрямую с этим заражением связана? Она отговорилась тем, что пилоты-молодцы сориентировались прямо на месте. Заместителя командира это, похоже, удовлетворило. Он-то знал всю подоплёку, но по протоколу спросить был обязан. В конце «беседы» он подмигнул Марте и сказал, что «всё пучком» с доброй улыбкой отца или даже дедушки. Но это в девушку особых сил не вселило. Итак, она вошла в квартиру, усталая настолько, что даже не придала значения тому, что дверь не заперта на ключ, как она обычно это делала. Марта разулась и вошла в гостиную, чтобы плюхнуться на диван, вскрыть баночку прохладного пива и посмотреть телевизор, но диван был уже занят: там лежал Семён, вытянувшись вдоль спинки. Он, видимо, спал, но спал беспокойно, слегка постанывая и изредка дёргаясь. Рядом с ним сидела Раиса и легонько поглаживала голову юноши, погрузив ладонь в его непослушные тёмно-русые волосы. - А чего он не у себя? Время-то десять вечера, - тихо, чтобы не разбудить мальчика, спросила Марта. - Он только недавно уснул. Прямо здесь. Дайте ему выспаться, у него два шоковых душевных потрясения за три часа, ему надо отдохнуть. Пожалуйста… - В красных глазах девушки можно было прочитать явственную и твёрдо осознаваемую ответственность за жизнь и здоровье Семёна. - А что произошло? Вы его не информировали об этом трюке с трансгрессией? - Это не трансгрессия, а телепортация. И да, мы не информировали. Как оказалось, мы поступили неправильно. Он действительно подумал, что я умерла при взрыве, и у меня на глазах попытался убить себя. Пока я не выбила у него из рук пистолет, он, видимо, считал меня галлюцинацией. - Говорила она спокойно, но видно было, что в глазах Раисы стоят слёзы, и она напрягается, чтобы не заплакать. - Ну, а потом? - Долго не мог понять, что я на самом деле жива. Я рассказала ему всё, и он понял. - Уф-ф… Я знала, что он влюблён, но не представляла, что до столь вопиющего безрассудства… - хихикнула Марта. - Он что, правда пытался убиться? - Да. Хотел застрелиться. Он, видимо, такое пережил, пока домой шёл - подумать страшно. - Девушка поёжилась. - А когда вы… воссоединились, то что он сказал? - Он поднял с пола пистолет, сказал что-то вроде «не сегодня, старый друг» и убрал его в кобуру. Потом пообещал мне, что никогда больше не будет даже думать об этом. Мы с ним ещё поговорили, посидели, перекусили тем, что в холодильнике нашли, а потом он просто свалился и уснул. Бедный мой, как же ему тяжко… - Она погладила его теплее прежнего и посмотрела взглядом, полным безграничной любви и жалости. - Ты его проинструктировала насчёт того, как надо вести себя до отъезда? Ну, про свою маскировку и общую картину? - Да. Он кивнул. Думаю, он понял. Когда я его спросила, сможет ли он разыграть ту же душевную опустошённость, которую испытывал по дороге сюда, он усмехнулся и сказал «такое поди забудь». - Раиса ещё раз погладила юношу - тот жалобно выдохнул и судорожно дёрнулся во сне. Потом резко посерьёзнела и, глядя Марте в глаза, глухо проговорила: - Клянусь, что когда вся эта чертовщина с Нечистью кончится, Семёну не придётся страдать… По крайней мере, так сильно. Страдание в небольших дозах укрепляет дух, но такого, как сегодня, повторяться не должно никогда. И не повторится…