Проект «И»

Семён уже на протяжении четвёртых суток обследовал лагерь. В какой бы из календарей он ни заглянул - даже в календарную систему его собственного ноутбука! - там значилось двенадцатое июня этого года. Юноша только диву давался - в это время он и знать не знал о существовании этого лагеря, он в это время проходил усиленный курс тренировок в Бункере и пикировался с Алисой, в то время как его пассия томилась в палате госпиталя… Но этому значения он не придавал - коль скоро это пространственно-временная аномалия, то почему время в ней обязано быть синхронизировано с временем прилегающих миров? Быть может, в Волгограде-Три сейчас глубокая ночь - контринтуитивное заявление, так как и Крепость, и лагерь, теоретически, примерно на одной долготе. Но Фумей сказал, что «Совёнок» беспрестанно «прыгает» из одного места в другое - возможно, сейчас юноша, сам того не зная, стоит на водах открытого Тихого океана, Хазарского моря или Нью-Йоркского залива… Кто знает? Никто. Да никому, в сущности, и не нужно знать… Итак, о лагере. Заведение, которым когда-то была эта пустынная аномалия, было довольно большим пионерлагерем. До «Артека» или «Поллукса» ему, конечно, как муравью до Луны пешком. Особенно до «Поллукса» - правительство возвело его с нуля на берегах заливчика, погребшего под своими водами сочинские курорты, разместив там не столько лагерь, сколько летнюю школу и проектную площадку для вундеркиндов. Вот где Алиске было бы раздолье… Но я вновь отвлёкся. О чём бишь я? А! О лагере. Лагерь, как уже говорилось, был довольно обширным. В плане он напоминал не столько стереотипный пионерлагерь на берегу реки, сколько самый обычный советский город с его, казалось бы случайным расположением улиц - разве что в уменьшенном виде. Двадцать пять домиков на две койки - итого пятьдесят отдыхающих минимум, если не считать пустующие жилые корпуса. Плюс столовая, библиотека, лодочная станция, здания кружков, склады, крупная спортплощадка. Где-то в лесу - в той части, что находилась внутри лагерных кирпичных стен - притаились костровые поляны прошлых смен и маленькая избушка, внутри оказавшаяся баней. За оградой, окружённый высохшими от времени декоративными кустами и бурьяном, пустыми провалами окон взирал на мир старый, разваливающийся деревянный брошенный корпус, оставшийся, видимо, от перестройки лагеря когда-то давно. Рядом с библиотекой обнаружился медпункт, на счастье, пустой только в отношении людей, но не лекарств и орудий первой помощи. Раиса целыми часами пропадала в музклубе, что был совсем недалеко от обнаруженной Семёном лесной баньки - там, оказывается, стоял замечательный ямаховский рояль, да и других инструментов в рабочем состоянии было хоть отбавляй. Семён же на музклуб смотрел скептически: скрипка всегда при нём, он и на пляже для себя сыграть может, а из остальных его особо никто и не просил… Кстати, подумал Семён про себя, о музклубе. Пора бы туда заглянуть - он о нём узнал вместе с Раисой дня два назад. Та просияла радостью - последние несколько месяцев она играть на фортепиано не могла, так как жила в квартире, где его не было, а перевозку, если достопочтенному читателю известно, организовать не удалось из соображений безопасности. Как же не быть великой радости и увлечённости - настолько большой, что девушка буквально приходила туда после завтрака и уходила только перед ужином, забывая про обед. Да и Алису надо проведать - она довольно редко попадается ему и Фумею на глаза днём - уходит на одинокую костровую поляну в лесу или ещё куда и слушает музыку с плеера, что ей дал Семён. Нет, о том, чтобы требовать свою собственность назад, он и не думал, просто хотел узнать, как там его подруга. Да и за Костяна он немало боялся - хоть юноша и уверял себя, что его седовласый товарищ просто не может так глупо умереть, факт исчезновения самолёта вселял в него нешуточные сомнения в данной теории. Он поравнялся с бронзовым Гендой, идя по площади справа налево и, не удержавшись, показал ему язык. Ну и что, что он великий учёный другого мира? Сейчас он до жути напоминает другого очкарика с козлиной бородкой, до печёнок ненавистного ему. Раздался звук, похожий на тот, какой издаёт при выключении старый телевизор. Раиса - а это была именно она - практиковала телепортацию очень недавно, и поэтому Семён вздрагивал от неожиданности, слыша этот звук в тридцати сантиметрах от себя. - Доброе утро, - улыбнулась девушка и взяла шатена за руку. - Доброе, - привёл в порядок дыхание Семён. - А я вот всё ждала, когда ты пройдёшь. Такая скукота в этом лагере. Пустота, нас только четверо. - Зато безопасно. - Они шли по тенистой аллее мимо домиков. - А как же твой возлюбленный музклуб? - Да хватит уже. Надоело. - И то верно. - Он улыбнулся и прижал её к себе крепче. - Знаешь, мне тебя не хватало, пока ты за роялем пропадала. Я просто не хотел тебя прерывать. Когда ты играешь… Это какое-то ощущение… сакральное, что ли. В том смысле, что это какой-то ритуал, который нельзя прерывать. - Да ладно тебе. - Раиса улыбнулась ещё шире и положила голову ему на плечо. - Нет ничего такого. - Ну, это моё субъективное восприятие. Ничего не могу с этим поделать. Я вот ещё в первый день, как тебя увидел, подумал, что ты можешь быть не реальным человеком, а каким-то видением. Прелестным, но нереальным, эфемерным, словно сон… - Сны настолько же реальны, насколько души живых существ, могу доказать, - хмыкнула синевласая. - Я понимаю, просто сравнение такое. - А почему ты решил, что я нереальна?.. Ты ж меня на руках держал, когда я споткнулась. - Я увидел тебя ещё раньше, на пустой дороге. В мареве нагретого воздуха над асфальтом. Всего на полсекунды. Вот с тех пор я подсознательно так и думаю. - Но меня там не было. - Знаю, что не было. И тем не менее… Я понимаю, что это всё не так, но этот день, да ещё операция «Бардиэль»… Да и сама ты какая-то… прозрачная, лёгенькая. - Это как следует понимать? - шутливо надула губки Раиса. - Я ведь и обидеться могу… - Не надо обижаться. Это ведь всё очень хорошо. Я тебе просто свои субъективные представления изливаю, вот и всё. - Ла-а-адно. - Она хихикнула. - Ты куда, кстати, шёл? - Да Алиску найти - она же после той новости будто бы сама не своя. - А. Так я её тоже ищу, ищу - никак не найду. Пошли - вместе поищем. - Давай. Заодно в музклуб заглянем - может, чего полезного найдём. Ну, кроме нот и инструментов. В приземистом домике, в котором размещался уже множество раз упомянутый ранее музклуб, их ждал большой сюрприз, означающий, так сказать, убийство сразу двух зайцев. За роялем, на небольшом помосте стояла Алиса и самозабвенно, не обращая внимания ни на что, играла Восьмую сонату Бетховена. На электрогитаре. Такого исполнения произведений классиков Семён ни разу до сего момента не слышал, но сама идея ему понравилась. Хорошо хоть нет характерных для современного рока и металла хаотичных ударных, не соотносящихся с музыкой никак. Раиса, похоже, разделяла его мнение, потому что сразу же, как вошла, закачала головой в такт риффам. Три минуты длилось сие действо. Наконец, рыжая отставила гитару в сторону, тяжело выдохнула и утёрла пот со лба. - Великолепно, - честно признался шатен, легонько поаплодировав. - Такого прочтения я ещё ни разу не слышал. - Ага, весьма неплохо для столь… необычного инструмента, - кивнула Раиса. Немка криво улыбнулась, хмыкнула, вытащила штекер гитары из динамика и спустилась. Она явно не испытывала радости от похвал или от процесса исполнения музыки. Похоже, пропажа седовласого парня всё ещё очень сильно тяготила Алису. - Только… Если мне не изменяет память, Восьмая соната играется в две руки, а электрогитара - это лишь одна партия. Могу ошибаться, ни на фортепиано, ни на гитаре ни в жисть не играл. - Я четыре года назад сделала несколько аранжировочек, вот теперь перебираю, - угрюмо отозвалась немка. Юноша готов был поспорить, что именно так он выглядел после девяти лет детдома. Если на то, чтобы из обычного ребёнка сделать подобного рода замкнутое и грубоватое существо, ушло девять лет, то… Ах да. Костян был её единственным спасителем из моря могильной черноты, преследовавшей её с раннего детства. Тоже время постаралось. - Должен признать, прекрасная работа. - Месяцем-двумя ранее он бы ожидал наглого ответа вроде «А на что ещё ты рассчитывал? У меня плохого получиться не может!» - Так, чёрт… Я чего-то хотела сделать. Забыла. А! - Рыжая порылась в кармане и выудила оттуда плеер. - Забери. Мне он больше не нужен. Спасибо, что дал. - Рад помочь, - кивнул юноша, принимая плеер. Он невольно перенёсся памятью в тот день, когда дал его Алисе. Вечер после победы над Зеруэлем, когда они оба узнали об исчезновении самолёта. Зеруэль. Битва с ним. Ноль-Первый расколол его ядро, словно арбуз, сожрал исполинских размеров горсть вещества оттуда и свалился замертво… И тут его словно током ударило. Она сказала одну вещь, которую знать не могла. Знал только он, да и сказано ему это было в «сне сомнительного вида»… - Алис, я должен у тебя кое-что спросить. - Раиса изменилась в лице: она тоже догадалась. - Ну? - слегка раздражённо ответила немка. - Помнишь, когда там, в городе, была битва с Зеруэлем… Ты сказала, что Исполин-Ноль-Один происходит от Лилит. Но этого нигде в документах, рассмотренных нами, не значится. - Думаешь, я не могу знать того, что неизвестно тебе? Знаешь, к примеру, что такое преобразование Лоренца? - Нет… - Мне кажется, я знаю, откуда Алисе это может быть известно, - подала голос Раиса. - Из отчёта, что подготовил Фумей после принятия Игрека и Икс в «Клуб Красноглазых» по твоей просьбе. - Да, именно так, - криво ухмыльнулась синевласой Алиса. - Ты попросил, он сделал чёрт знает когда, а ты так к документу и не притронулся. Тоже мне, председатель… - Я тоже, кстати, читала. Занимательная вещь, между прочим. Рекомендую, - улыбнулась красноглазая. - Хорошо, хорошо. Сегодня же после обеда почитаю. Впору уже агитплакат вешать: «А ты ознакомился с отчётом о деятельности МОЗГ в 1967-1987 годах?!», - хихикнул Семён… Сказано - сделано. Плотно пообедав супом на костном бульоне - Фумей на протяжении уже почти недели доказывал, что готовить он умеет не хуже, чем капитан Якоренко - означенный капитан сел на койку в своём домике, открыл «Собеседник» и углубился в чтение документа, озаглавленного просто: «МОЗГ-тау-1967.фтекст» Опустим технические подробности и канцелярскую сухость упомянутого документа, представив его глазам читателя в несколько более художественном формате. Начнём даже не с основания МОЗГ, а с несколько более раннего периода времени. Множество раз я упоминал о том, что Геннадий Якоренко в бытность свою студентом был совсем не то, что сейчас. Поговорим о его заместителе - Сергее Дроздове. Он предпочитал генерал-майорскому званию степень доктора метафизической биологии - странной науки, которая развилась нежданно-негаданно после того, как «Софья Власьевна» вдруг признала кибернетику, генетику и ряд других научных дисциплин достойными того, чтобы работать с ними в великом Советском государстве, сняв с них клеймо «реакционных лженаук буржуазного Запада». Он сделал блестящую карьеру, защитив несколько научных работ о принципах работы памяти человека, после чего устроился работать преподавателем своей дисциплины в Ленинградский политехнический университет. Из-за преклонных лет, добродушного характера и этакой неспешности, степенности и какого-то медлительного спокойствия, окружавшего всё, с чем работал профессор Дроздов, студиозусы называли его «Виктором Корнеплодом». Он не понимал, при чём тут корнеплоды и почему Виктор, если он Сергей Николаевич, но не обижался - тем более, что все его уважали настолько, что кличка говорилась шёпотом в отдалённых углах, приобретая статус не оскорбительного наименования, но даже какого-то почётного титула - столь благоговейно-трепетно её произносили. Он не ограничивался очным преподаванием - прогресс не стоял на месте, и студентам-заочникам становилось всё легче учиться и создавать научные работы. В один из прекрасных дней славного года под номером шестьдесят семь - было то, кажется, несколькими днями позже пятидесятилетия Великой Октябрьской революции - Сергей Николаевич Дроздов сидел за персоналкой в своём рабочем кабинете и с упоением, какого не чувствовал уже давно, читал диссертацию одной заочницы. Работа была посвящена возможностям путешествия человеческого разума сквозь ткань реальности в иные миры или даже через Время. Хотя немалая часть работы была посвящена всестороннему изучению вопроса о наличии самой возможности путешествия во времени и через границу Вселенной хотя бы на квантовом уровне, основу всего труда составляло изящное доказательство того, что человеческий разум, вкупе с памятью и самосознанием, может быть представлен в виде единой квантовой системы, не требующей физического тела для функционирования, имя коей - душа (согласно труду Писарёвой В.О. «Гипотеза о единстве аспектов человеческого Разума вовне нейронной сети мозга», издательство технического университета Берлина, 1965). Из этого, конечно, следовало, что «путь сквозь Реальность возможен и, смеем надеяться, в ближайшем будущем будет проторён славными первопроходцами человечества» - именно на такой позитивной ноте и кончалась диссертация. - Ну, что ж. - Он нашёл время встретиться со студенткой, которая смогла впервые за тридцать лет его научной карьеры поразить своей диссертацией. Звали её Юлия Анастасова. Миловидная девушка лет двадцати на вид, статная, высокая. Взгляд добрый и умный. Сергей словно чувствовал с ней какое-то духовное сродство, несмотря на то, что видит эту заочницу вживую впервые в жизни. - У вас явно есть талант в нашей с вами области. И пишете так… занятно. Между нами строго: я не мог оторваться от чтения. Это была словно не диссертация, а научно-фантастический роман… - Седовласый профессор не мог сдержать восхищения, хотя и обязан был перед кандидатом в свои коллеги держаться строго и неподкупно. - Может, вам в литературу податься, а? Не пытаюсь отвадить, просто высказываю предположение. - Сергей Николаевич, ну что вы. - Юлия хихикнула. - Метафизическая биология идёт нога в ногу с квантовой механикой и теорией относительности, а вкупе с философскими аспектами человеческого разума, высказанными во множестве различными мыслителями… В сущности, это та же самая поэзия, лишь пытающаяся облечься в вериги «серьёзной науки». - Тонко подмечено. Метафизическая биология занимается в основном проблемами мозга и «души» - наконец-то этот термин получил определение! - а голова, как известно, предмет тёмный и исследованию не подлежит… Чёрт, я написал столько трудов о памяти человека, но перечитываю сейчас - и даже не до конца понимаю, о чём вообще речь. А ведь когда-то, лет десять назад, учёные советы мне рукоплескали за - только послушайте! - «остроумные выводы и блестящую логику»… Где может быть логика, если предмет изучения - человеческая мысль… Логика есть её продукт. - Метафизическая биология есть лишь попытка человеческой души понять, как она устроена. Мне кажется, что это равноценно попытке мозга, состоящего из нейронов и прочих клеток, понять, из чего он состоит и как работает на биологическом уровне, не обладая ни глазами, ни руками, ни оборудованием. Никто до сих пор «душу» не видел, не щупал и в пробирку не посадил. Может, оно и к лучшему… - Точно. Итак, мы отвлеклись. - Дроздов по-стариковски раскашлялся. - Разговор, безусловно, интереснейший, надеюсь, что мы найдём время продолжить его. Так-с, так-с. О чём мы говорили?.. - О моей научной карьере, Сергей Николаевич. - Ах да. Так вот. У нас, сами понимаете, недостаток кадров, дисциплина молодая и непонятная. Только я да какие-то функционеры. Ещё есть Владлена, но она в Германии, да и то - искорка света во тьме невежества, хе-хе… Желаете начать работу в нашем, увы, немногочисленном коллективе? Воссиять новой звездой на небосклоне осознания человеком себя, так сказать, а? - Звучит заманчиво, - наклонила голову набок, по-птичьи, Юлия. - Вот только… Знаете? Мне бы хотелось для начала завести семью и детей, а уже потом заниматься наукой. Ну, если человек достойный найдётся. - А-а, ну это, конечно, дело святое. - Сам Дроздов на протяжении всей своей долгой жизни оставался холостяком, имевшим лишь две цели в жизни: познавать мир самому и дарить радость знания другим. - В вашем возрасте это, без сомнения, архиважно - и я говорю это, заметьте, без тени сарказма. Кстати, простите мне мою бестактность, Юлия, но сколько вам лет? - Позавчера исполнилось восемнадцать. - Ого! - вполне искренне удивился «Корнеплод». - А по слогу так прямо и не скажешь. Такое впечатление, будто с тобой говорит умудрённая жизнью ведунья - простите, никого не хочу обижать - познавшая весь мир от начала и до конца, видевшая его сотворение и точно знающая, что увидит и последний миг… - Начало мы все видели, а про конец думать не хочется. Человечество, как нам известно, бессмертно в своём потомстве и культурном фоне. А насчёт слога… - Юлия как-то странно изменилась в лице. - Меня папаня лично готовил. Экстерном окончила школу в пятнадцать лет, ещё два года потратила на вузовскую программу, а последние полгода писала диссертацию. - Отец, значит? Добрыня Анастасов? - Сергей напряг память, вспоминая, что это за человек. Вспомнить удалось немного - и не из-за того, что память профессора ослабела с годами, чего, кстати, не произошло и спустя двадцать лет. Добрыня Анастасов был вообще очень мутной личностью. Нет, не бандитом или каким-нибудь недостойным «отбросом общества», напротив, его очень уважали во всём Ленинграде. Но кто он был - никто не знал. Состояние у него было немалое, но налоговая служба словно не видела его на экранах своих «радаров». Мафиозным владыкой он явно не был - ни в чём незаконном его никогда не уличали. Махинатором, «тёмной лошадкой» или партийцем-подлизой он тоже быть не мог. Ничего худого за ним не значилось, все с ним будто бы знакомы, но предпочитают молчать. Так что о Добрыне Анастасове не было известно почти ничего, кроме того факта, что он существует, разведён и имеет дочь. - Да, именно он. А что, есть какие-то проблемы на этот счёт? - Юлия серьёзно посмотрела в глаза Сергею. - Нет, что вы. Никаких, - степенно кивнул Дроздов. - Вот что. Вы зачислены в наш коллектив, но пока «членом-наблюдателем». Вы будете получать жалование, иметь привилегии, но до уведомления от вас никто не имеет права привлечь вас к беспрестанным изысканиям. Идёт? - Идёт, - улыбнулась Анастасова. Она подписала необходимые бумаги лёгким росчерком перьевой ручки и летящей, как и всё её тоненькое, словно прозрачное, существо, походкой удалилась из кабинета Дроздова… И через месяц Сергей видит, как по Невскому идёт Юлия, а рядом с ней… Нет, он не может этому поверить. Постоянная головная боль Дроздова на протяжении последних трёх лет и позор всего потока МБ-1964-2, Геннадий Якоренко собственной персоной! Этот студент наделял слово «бузотёр» новыми, глубочайшими, доселе, наверно, неведомыми оттенками смысла. Он учился на факультете деиномики - науки, изучающей законы работы «высших сил» - ведь социалистическое общество рано или поздно достигнет тех сил, какие библейскому старикашке Яхве - так Всевышнего было тогда принято называть в новостях - даже и не снились, и законы, по которым работает, как и всё в необъятной Вселенной, «божественная воля», необходимо узнать и понять прежде, чем стать божеством. Однако конкретно этот малый фрагмент машины советского социума, обещающего в ближайшие века достигнуть такого величия, проявлял себя с наихудшей стороны. Он не мог принять чужого мнения, не желал ладить с людьми, ставил себя особняком, вклинивался в любой разговор и тоном, не терпящим возражений, излагал свою точку зрения по обсуждаемому вопросу, как если бы она была единственно правильной. Последствия были самыми разными - от относительно вежливых просьб отойти в «пешее эротическое» до самого что ни есть плебейского мордобоя и иногда даже «тёмной» в закрытой раздевалке. Он в долгу не оставался, и вскоре после его поступления началась официально объявленная война между Геннадием Петровичем Якоренко и более чем половиной всего Политеха. И эта война, как ни странно, шла с переменным успехом «Бешеного Очкарика», как называли Геннадия в университете, несмотря на численное превосходство его противников. Но тот не спешил праздновать свои победы: очень часто они оборачивались или посещением деканата, где его грозились вышибить из вуза, но всё никак не могли этого сделать, или визитом в отделение милиции, где ему тоже особо не доставалось. Но в последний раз «Бешеный Очкарик» попал в самый настоящий переплёт: его зажали в узком переулке, окружили, как, простите за грустный каламбур, бешеного волка, со всех сторон и принудили к открытому бою с превосходящим по силе и числу противником. И бой был дан. Результатом послужил синяк под глазом очкарика и два сломанных ребра одному из его оппонентов - остальные отделались царапинами, ушибами и уязвлённым самолюбием. Это тянуло на тюремный срок, но непонятно отчего «Корнеплод» пожалел юнца - того выпустили по личному поручительству профессора. И этот скандалист, не умеющий держать язык за зубами и кулаки в карманах, рядом со столь хрупкой и невинной девушкой?!.. - Юлия Добрынична! - хрипло дыша, крикнул в спину девушке Дроздов, закончив свой совсем не профессорский бег до пары, идущей далеко впереди него. Оба обернулись. - Вы, помнится, говорили что-то о «достойном человеке»? Так вот, мой долг сообщить вам, что вы, весьма вероятно, ошибаетесь! Вы не знаете, что это за скандалист. Он каждую неделю попадает в милицию за хулиганство, а буквально пять дней назад я вытащил его из каталажки личным поручительством! Умоляю: сохраните себя, пересмотрите своё решение… - Благодарю вас, Сергей Николаевич, вы оказали мне неоценимую помощь, - прохрипел «Бешеный Очкарик». Но обычного для него выражения самодовольства или ярости на его небритой физиономии не было, более того, сейчас он выглядел таким «воспитанным» - хотя нет, это слово в данном контексте звучит даже пошло, а другого профессор подобрать не мог - что казалось, будто это вообще не Геннадий, а кто-то другой, кто никогда не испытывал ни ярости, ни самодовольства - на таком лице они просто не могли проявиться. Лишь поблекший синяк под глазом, чуть надтреснутая от удара кулаком линза очков и короткая щетина выдавали в этом джентльмене знакомого всему Политеху и, возможно, всему Ленинграду возмутителя спокойствия. - Я ценю вашу заботу обо мне, Сергей Николаевич, но… Поверьте мне, я Генку насквозь вижу. Он - хороший человек, просто этого никто не видит. - Может быть, вам этого просто не хотелось показывать, а, Геннадий Петрович? - усмехнулся Дроздов. - Тут дело тонкое. Я пытался показать, но никто не желал это воспринимать. Вот это и вылилось в войну… - Может, вы просто показывали неправильно? - А вот это более чем вероятно, товарищ профессор, - улыбнулся Геннадий и засмеялся. Дроздов лишь улыбнулся паре вслед - они уже уходили дальше. Он лишь надеялся на то, что Юлия перевоспитает «Бешеного», и никому больше не придётся за него краснеть… И через четыре года случается страшное. Событие-Два, унесшее жизни более чем трёх с половиной миллиардов человек, вызвавшее крупные тектонические смещения и подъём уровня моря более чем на шестьдесят метров… Геннадий, лишь недавно вышедший из университета, присоединился к экспедиции Горшкова как деиномист - формально, экспедиция была направлена в Антарктиду для изучения живой природы, но, по слухам, всё было не так просто: нашли документы, указывающие на то, что во льдах шестого континента скрывается спящая богоподобная сущность, и как же тут без деиномиста?! Геннадий был единственным, кто выжил. Все остальные члены экспедиции погибли в огненном адище, что поднял этот жупел, Люцифер, или, как его назовут позже, Первый Нечистый… Ленинград выстоял под натиском вод. Точней, никакого натиска вод и не было - город защищала гигантская, стометровой высоты дамба, проложенная ещё в конце шестидесятых вдалеке, поперёк Финского залива. Она виднелась размытой серой полосой над горизонтом, сливаясь с небом. Но Сергей Николаевич знал, что в других местах Союза и всей планеты творится хаос: войны за ресурсы, восстания религиозных сект, катаклизмы, являющиеся волнами События… Тысячи убитых, сотни тысяч пострадавших. Он не мог это так оставить. И, не в силах повлиять ни на что из своего уютного кабинета в корпусе университета, он собрался и уехал на черноморское побережье. Там он мог быть хоть какой-то помощью - познания в медицине у него были, и, хоть он не отучился в мединституте и не имел лицензии, это было лучше, чем сидеть в безопасности и ничего не делать. Полтора года он провёл, работая кем-то вроде доктора на месте одной из катастроф - Одесса была снесена потопом подчистую, и немногим выжившим надо было хоть как-то помочь перед отсылкой в переполненные больницы на Большой земле. И в один прекрасный день в кустарный фельдшерско-акушерский пункт, располагавшийся на небольшой яхте какого-то спортклуба, наскоро переоборудованной под врачебные нужды, в котором и работал Дроздов, заявился странный человек. Такого ни с кем не перепутаешь: они изо всех сил стараются казаться рядовыми гражданами, и это у них настолько хорошо получается, что они выглядят слишком обычными, чересчур рядовыми среди серой, но многообразной массы людей. - Доктор биологических наук Дроздов С.Н.? - буднично поинтересовался визитёр. - Вы не ошиблись, чем я могу вам помочь? - столь же буднично отозвался доктор биологических наук. - Известно ли вам, товарищ Дроздов, что вы наглейшим образом нарушаете советское законодательство в области здравоохранения? - слегка ядовито процедил «серый». - Конечно. Я осуществляю врачебную деятельность без лицензии и соответствующего образования. - А известно ли вам, товарищ Дроздов, что в Советском Союзе объявлено чрезвычайное положение, равносильное по своим эффектам военному? - «Серый» начал повышать голос. - Да, известно. - Известно ли вам в таком случае, товарищ Дроздов, что вам грозит до пятнадцати лет тюрьмы?! - Визитёр откровенно орал, но ни единый мускул не дрогнул на лице старика. - Да, известно. Я сяду в каталажку, но буду знать, что сделал это исключительно из-за того, что помогал раненым по мере своих невеликих сил. Если вы пришли затем, чтобы скрутить меня и представить за упомянутое преступление перед судом - приступайте. У меня нет ровным счётом никаких работ на сегодня. Правда, немного жаль, что придётся отсюда уйти - других медиков здесь просто нет, пока не прислали… - Сергей протянул руки, чтобы его могли сковать наручниками. - Нет, я пришёл сюда не за этим. Это была, так сказать, проверка. В общем… помните одного из своих студентов? - Каждого из них. Какого же из упомянутых студентов вы имеете в виду, почтеннейший? - Якоренко Геннадия Петровича. Более известного как «Бешеный Очкарик». - Как же не помнить, - ухмыльнулся Сергей. - Бузотёр, каких поискать, но, тем не менее, прилежный ученик. Жаль, не в мою специальность пошёл. Он у нас деиномист… - Да-да. А ещё он выжил в экспедиции Горшкова, успешно вернулся, женился и работает… - «Серый» осёкся, опасаясь, что сболтнёт лишнего. - Он предлагает вам присоединиться к нему в его работе. - Где же он работает? Вы так и не сказали, почтеннейший! - К сожалению, не могу сказать ни при каких обстоятельствах. Хотя бы поговорите с ним лично, может, он сам вам чего и скажет. Я же не обладаю такими полномочиями. - Поговорить лично, значит?.. Звучит заманчиво, однако ж, почтеннейший, где же он? Что-то я не заметил его на борту сей яхты. - А вот он я, товарищ профессор! - знакомо прохрипели из дверного проёма… «Серый» деликатно отошёл, а студент и преподаватель начали разговор - всё-таки не виделись четыре года. Выяснилось, что государство снаряжает ещё одну экспедицию в Южный океан - обследовать место катастрофы, а его, Сергея Дроздова, приглашают присоединиться к этой экспедиции. «Корнеплод» задумался. С одной стороны, какие-то секреты, «человек в штатском», едва ли не шантаж его волонтёрской деятельностью, с другой же - его ученик, старый знакомый, лично зовёт его докапываться до правды - что-то неправильное, нечистое виделось профессору во всём этом… - Ай, чем чёрт не шутит, право слово! Еду. Жалко, правда, что придётся оставить это место - стольким, наверно, ещё предстоит помочь… - Не извольте беспокоиться, Сергей Николаевич, сюда будет доставлена бригада квалифицированных медиков со дня на день. А сейчас - прошу со мной!.. Во время путешествия Дроздов узнал множество новых вещей. Например, что Юлия, вопреки всем его опасениям, счастлива в браке с «Бешеным Очкариком», который, видимо, под её благотворным влиянием давно перестал быть бешеным; что и её звали в экспедицию, но она не смогла по уважительной причине: ведь у неё родился сын. - Семёном зовут, - пояснил Геннадий, когда седовласый «Корнеплод» рассматривал фотографию счастливой семьи своего ученика. - Имя она выбирала. Очень уж хотела, чтобы сынок родился. По-древнееврейски «Шимон» значит «Господь услышал». Услышал, стало быть!.. По возвращении экспедиции в порт приписки населению всего мира было объявлено, что причиной катаклизма двухгодичной давности стал метеорит, на небывалой скорости врезавшийся в ледовый щит и вызвавший все эти бедствия. Геннадий дал своему учителю рабочий и домашний адреса, зазывая его посетить свой скромный дом и не менее скромное рабочее место, и убежал на поезд до Волгограда-Два - нового административного центра, построенного на берегу Старицы Волжской - одного из крупных озёр в бассейне Волги, появившихся в результате События-Два. На следующий же год Дроздов приехал по рабочему адресу Геннадия. Это оказался новый строящийся город - Волгоград-Три. Под мышкой у профессора была объёмистая папка с бумагами. - Вот что! - возопил он, придя в кабинет Геннадия - руководителя лаборатории искусственной эволюции, вокруг которой и строился город. Кабинет был пока ещё не доделан - так, металлическая облицовка и решётка из стальных балок вместо окон, но письменный стол там стоял, а за ним - Якоренко собственной персоной. Тот не отреагировал ни на вопль, ни на последовавший сразу за ним резкий хлопок бумагами об стол, ни на содержание упомянутых бумаг. - Я без малого десять месяцев посвятил собиранию воедино фактов, касающихся вашей «работы», Якоренко. - По имени-отчеству Сергей не мог уже называть этого человека - столь многое открылось ему. - И вот что мне удалось выяснить, почтеннейший. Вы работаете на организацию, маскирующуюся под госструктуру, но по факту - это секта мирового господства, хуже канадских Адвентистов Апокалипсиса. Так называемые Люкс. Они обнаружили некие Свитки Впадины Гхор и обнаружили там инструкции к проведению конца света, который должен привести к, согласно всем фактам, «насильственной эволюции человечества путём качественного скачка на новую плоскость бытия». Часть конца была осуществлена. - Доказательства есть? - хмуро пробасил Геннадий, не отнимая носа от сложенных замком пальцев. - Их великое множество. К примеру, то, что вы смотались за сутки до катастрофы! И это нельзя объяснить дурным предчувствием или чем-то ещё подобного рода!!! - Дроздов впервые за лет, наверно, пятьдесят сорвался на крик. - И если Люкс и вы лично, Якоренко, не прекратите эту чертовщину, продолжая губить людей, я, чёрт побери, обнародую эти данные! Все узнают о ваших грязных интрижках! И о Событии-Два, и о «гиганте из света», и о «скачке на новую ступень бытия»… - Сергей Николаевич, - тихо пробормотал Геннадий, дождавшись того, чтобы его старый учитель успокоился хоть немного. - Даже не пытайтесь. Люкс располагают такой властью, какая не снилась даже нашему генсеку. Вас, готов поспорить, могли подстрелить ещё тогда, на яхте в Одессе, да так, что никто бы и не вспомнил о вашем существовании. Но почему-то этого никто не сделал. Следовательно, вы им - а значит, и нам - чем-то можете быть полезны. Мой вам добрый совет: не ступайте и шагу в сторону газетных изданий и телецентров с этой информацией - иначе шаг этот может оказаться последним в вашей долгой жизни. Он встал. Дроздов поневоле отшатнулся, сгребая со стола плоды своих изысканий. - Не волнуйтесь, лично я не желаю вам никакого зла, - улыбнулся очкарик, поправляя очки тремя пальцами. - Позвольте предложить вам небольшую прогулку. - Куда? - слегка настороженно отозвался «Корнеплод». - До преисподней и обратно? - В каком-то смысле вы можете быть правы, - загадочно усмехнулся Якоренко… Они вышли из здания лаборатории, прошлись по строящемуся мегаполису и сели во что-то, похожее на промышленный транспортный состав. Он тяжёло стронулся с места и нырнул под землю. - В городе будет метро? - осведомился Сергей. - Великолепно, согласен, но какое отношение оно имеет к нашему разговору? Геннадий молчал. А за окном вагона развёртывалась величественная картина. Огромная подземная полость, имеющая форму узенького сегмента сферы. Квадратные кварталы города наверху не были застроены, и сквозь них в эту колоссальную каверну падали столбы света. Несмотря на то, что это место находилось под землёй, было там и обширное озеро, и лесок, и, конечно же, огромная стройка. - Бункер, - коротко буркнул Якоренко. - Ясное дело, что бункер, - с ядовитой усмешкой отозвался Дроздов. - Нет, вы не поняли. Именно Бункер - с большой буквы. Так наши переводчики переложили на русский японский термин «Геофронтир». Здесь будет располагаться лаборатория искусственной эволюции и многие другие предприятия. Они вышли из вагона и направились к странному комплексу из трёх составляющих - уже выкопанный пирамидальный бассейн, каркас столь же пирамидального здания и фундамент ещё каких-то построек. Несколько минут петляний в переплетениях стальных балок, ещё не ставших зданием - и они стоят в лифте, быстро опускающемся ещё глубже в недра планеты. Ещё минут пятнадцать хождений по слабо освещённым коридорам, даже не облицованным и не оштукатуренным, а составленным из металлических решёток и переплетений всяких труб - и они в каком-то тёмном помещении. Ясно, что оно просто огромно, но из-за темноты непонятно, насколько именно. Щёлкнули выключатели, и в свете прожекторов появилось огромное нечто. Как бы это описать… Угловатая голова с несоразмерно длинным подбородком и пятью глазками, как у насекомых, под козырьком, к ней снизу подключены какие-то шланги и трубы, из основания свисает что-то, до противного напоминающее позвоночный столб без рёбер, а где-то сверху болтаются руки… - Люцифер?! - растеряв от испуга и ошеломления всякое достоинство, взвизгнул Дроздов. - Нет. Это прототип его возрождённой модели - Исполина. Люцифер, насколько нам - и, смею думать, вам тоже - известно, является богоподобной сущностью, которая способна на крайне многое. Как было в какой-то книге, «люди нашли мёртвого Бога и решили сделать его себе сами», хе-хе… - Так что ж вы ничего с ним не делаете? Даже вон разобрали, как игрушку. - Это нерабочий прототип, наши учёные бьются над созданием функционального Исполина. Это и есть проект «И» - шаг к Содействию Человечеству, или, как мне удобнее его называть, Проекту Всеобщего Благоденствия… Якоренко помолчал, разглядывая чудовище, висящее в центре зала. - Я вам вот что хочу предложить, товарищ Дроздов. Присоединяйтесь к лаборатории искусственной эволюции. Вы знаете и умеете многое, вы будете очень полезны. - В Одессе я один приносил людям много больше пользы, чем вся орава техников и продавшихся Люксам учёных здесь. - Помните: вы обладаете компроматом на Люксов, и они не преминут устранить вас. Здесь же вы в полной безопасности и можете приносить огромнейшую пользу если не человечеству напрямую, то хотя бы науке. Людей ждёт не экстерминация, а именно новейшее будущее, могущество, какое Богу и не грезилось… «Корнеплод» задумался. Сложный нравственный выбор встал перед ним, и решение нельзя было принимать необдуманно. - Я согласен, - глухо ответил профессор. - Но соглашаюсь я не ради вас, а ради вашей жены и сына. Не подумайте ничего такого, я просто считаю, что они недостойны быть предателями рода человеческого. Особенно маленький Сёма. Он лишь дитя, которое должно защищать, а не втягивать во всякую чертовщину… - Отлично. На том и порешили… Специальность, по которой работал Сергей больше трёх десятков лет, ему не пригодилась. Он стал фактически заместителем Геннадия по вопросам хозяйства. Научный отдел вполне функционировал и без его прямого участия. Возглавляли его две женщины, два доктора: Юлия Анастасова, глава биологического подразделения, и Наталья Кузнецова, возглавляющая отделение кибернетическое. Последняя практически не поднималась на поверхность: она и три бригады специально обученных техников работали над триадой суперкомпьютеров «Мудрость Народа», работающих не на основе интегральных схем и микрочипов, но на живой нейросети - проще говоря, искусственный мозг или даже - в скором будущем - разум. …Дроздов бродил по улицам города, пока не окружённым домами, и размышлял. Как он докатился до жизни такой? Был ведь учёным, преподавателем, немного занимался врачеванием - и такой прыжок ниже плинтуса! Помогает организовывать конец света - и из-за банального страха за собственную шкуру! Хотя нет, ему есть, за кого бояться, кроме себя. Юлия и её ребёнок… Вот уж их-то, как он сказал несколько лет назад, устраиваясь сюда, нельзя втягивать во всё это… - Здравствуйте, Сергей Николаевич, - тихо произнесли сзади. О, а вот и они, легки на помине. За десять лет с момента первой их встречи Анастасова почти не поменялась. А пятилетний бутуз Сёма шёл рядом с ней, с интересом разглядывал окружающий мир и, казалось, будто бы даже разговаривал с ним, пытаясь познать какую-то свою, ему одному доступную тайну бытия… - Добрый день, Юлия Добрынична. И ты будь здрав, Семён Геннадьевич, - наклонился «Корнеплод» к мальчику. Тот улыбнулся Сергею, словно тот был его старинным другом и товарищем. - Вот что. - Дроздов резко посерьёзнел. - Назревает нешуточная заваруха… Вам это известно? - Конечно. Я пришла сюда работать, потому что знаю, что делаю. И хочу, чтобы ничего из того, что задумали Людены и Гена, не произошло. Они даже не ведают, что творят… - Я согласен с вами. Полностью согласен. Но… У меня дурное предчувствие. Насколько мне известно, первый удачный прототип Исполина в рабочем состоянии, и даже готова тестовая модель? - Да. Причём она имеет совершенно иную структуру, нежели все прототипы, какие были до этого - её тело происходит от Второго Нечистого, не от Первого. И я собираюсь провести с ней контактный опыт. - Контактный опыт?! - эхом отозвался Дроздов. Он знал, что это значило: повторение «тыканья палочкой», что привело в случае с Люцифером к катастрофе, известной как Событие-Два. - Не смейте. Я требую, нет, умоляю: не приближайтесь к Исполинам ни на метр. Ради вашего же собственного сына… - Я понимаю, на что иду. Очень жаль, что Сёма останется без меня… Но не навсегда же. Помните мою работу о путешествии сквозь ткань Реальности? Вот и попробуем, так ли это, на практике! - Юлия рассмеялась, будто предстоящий опыт был лишь весёлым приключением, а не опаснейшей затеей, которая обернётся её смертью или чем похуже… И вот настал день опыта: двадцать второе августа семьдесят седьмого года. В камере наблюдения присутствовали четверо: Геннадий в своей обычной позе, не выдающей эмоций, Сергей, едва сдерживающий беспокойную дрожь, Наталья Кузнецова с непонятной эмоцией на лице и… малыш Семён. - Юля, зачем ты привела его сюда? - произнёс по интеркому Геннадий. - Это - научно-исследовательский комплекс, а не детская площадка… - Не волнуйся, Гена. Я лишь хочу показать ему «блистательное будущее», что ждёт человечество. - За стеклом камеры наблюдения был громаднейший ангар, в центре которого лежало исполинских размеров тело, напоминающее человеческое, а рядом с ним стоит Юлия, в сравнении с вышеупомянутым телом кажущаяся не больше муравья. Семён жался к стеклу, расплющивая нос в смешную кнопку, пытаясь всё рассмотреть хорошенько. - Мои последние слова: измените мир. Прощайте. Яркая вспышка - и сначала все застыли в ступоре, не понимая, что произошло. Прошла секунда, и… Геннадий резко вскочил, словно чёртик из табакерки, выругался и побежал прочь из камеры наблюдения. Дроздов, напротив, осел на ближайший стул и, не в силах больше сдерживаться, заплакал. Юный Семён, так ничего и не поняв - ему простительно, он же пятилетний малыш! - продолжал жаться к стеклу, рассматривая экспериментальный зал. А Наталья ухмыльнулась со всё той же непонятной эмоцией… Здесь мы заканчиваем наблюдение за Дроздовым и начинаем рассмотрение другого персонажа - неоднократно упомянутой выше Натальей Кузнецовой. Начнём с её краткой предыстории. Почему она устроилась работать в лабораторию искусственной эволюции? Несколько причин. Первое: применение своего таланта в кибернетике. Второе: хоть какая-то, а всё-таки известность. Третье: исполнение своей мечты - создать искусственный разум. Четвёртое - точней, четвёртый… Догадайтесь с одной попытки, кто из упомянутых здесь мужских персонажей вызывал в Наталье сердечное замирание и непонятное влечение к нему?.. Правильно: «Бешеный Очкарик». Да, она знала, что он женат, но разве то, что объект обожания состоит в браке, когда-то останавливало влюблённого человека? Нет, конечно. Чем он её привлекал? Она не знала, да и не хотела знать. Во всяком случае, это точно не было завистью по отношению к чужому семейному счастью. Да и Юлии она никогда не желала зла. Но сейчас, когда она умерла в ходе эксперимента, ей открылись практически безграничные возможности!.. Однако, вопреки её подсознательным чаяньям, к ней он не повернулся - чего, кстати, логически следовало ожидать, ей ли, кибернетику, не знать! Но она терпеливо ждала, продолжая работу над своими суперкомпьютерами. Кроме того, у неё был человек, который всегда её поддерживал, сочувствовал ей и всегда был ей рад. Дочь от предыдущего брака, Марго. Сейчас она, к сожалению, была очень далеко от Бункера и строящегося Волгограда-Три - училась в Московском университете. Но каждое её электронное письмо было написано с таким участием, такой любовью к матери, что Наталья почти не чувствовала разлуки… …Дроздов вновь за долгое время вошёл в кабинет к Геннадию. Он невозмутимо сидел за своим столом, уткнув нос в замок из пальцев, но было ясно, что его душит неизбывная скорбь. - Знаете, что, Сергей Николаевич… - глухо проговорил, наконец, Геннадий. - Она была смыслом моей жизни. Теперь этого смысла нет. У «Корнеплода» вертелась на языке ядовитая фраза, дескать, может, оно и к лучшему, уйди из этой кутерьмы, перестань готовить смерть людям всей земли - но не смог этого произнести, он не мог даже заикнуться о том, что смерть Юлии - это что-то хорошее. - Я ищу новый смысл. И, кажется, понял, что это будет за смысл. Всё-таки хорошо, что я учился на деиномиста. Теперь знаю, как мне быть… Я собрался стать богом. - Не многовато ли амбиций для одного человека? Вы с Люденами целый социум богом сделать всё никак не можете, а тут вы один хотите себе высшие силы заграбастать. Сможете ли? Выдюжите ли? - Штука в том, как именно Юля почила. - На последнем слове вдовец издал странный звук - будто подавился комком в горле. - Сценарий Люденов, как вы их назвали, не предусматривает вхождение душ людей, умерших… столь ужасным образом… в божественный эгрегор. Им плевать. Но мне - нет. - Он криво ухмыльнулся. - Я найду способ заполучить высшие силы в своё распоряжение. И освобожу её душу. Вы со мной? - А другие люди… не пострадают? - задумчиво пробормотал седовласый. - Конечно, нет. Все будут в целости. Я лишь хочу вернуть её, я никому не желаю зла… - А как же быть с Семёном? - Я, к сожалению, разорваться между двух работ не смогу. Что поделать, мне придётся расстаться с ним на время, а когда придёт час, мы воссоединимся - все втроём. Всё будет, как раньше… …Геннадий появился на «капитанском мостике», где находились доводимые до ума суперкомпьютеры, только в середине октября восьмидесятого года. Подле него была девочка лет примерно пяти-шести. Ничего вроде бы необычного, если не считать красных радужек глаз, неестественно голубых волос и туповато-безразличного взгляда на окружающие предметы - словно её ничего не интересовало. - Вот, племяшка моя. Раисой звать. Просили присмотреть за ней, пока родители в отъезде, - бодрящимся тоном объявил Якоренко. Техники покивали и принялись за дальнейшую работу. Наталья и её дочь Марго, которая за это время уже выпустилась из университета с отличием и была принята на работу над проектом «И», тоже кивнули, но в девчушке им что-то показалось чересчур подозрительным… Наталья даже чувствовала, что именно. В конце рабочего дня она открыла список досье на всех, кто был допущен в лабораторию искусственной эволюции - а без записи личных данных в базу Раисы здесь просто не могло оказаться. Та-а-ак, а вот и нужный файл: «Анастасова-Раиса-досье.фтекст». Всего лишь один щелчок мыши отделяет Кузнецову-старшую от подтверждения или опровержения её подозрений… Всё, что она увидела под заголовком, заключалось в шестнадцати символах: [ДАННЫЕ УДАЛЕНЫ]. И эти шестнадцать символов лишь укрепили её в своих догадках. Эта девчонка… С ней явно что-то нечисто. И чует её сердце, что именно… Нет, нет, это какой-то бред… Прошло ещё полгода - и работа над «Мудростью Народа» завершена. В Бункере по этому поводу едва ли не пир закатили, но высшие чины лаборатории во всеобщей радости участия не принимали. Наталья проверяла работоспособность операционной системы, работая за одним из трёх базовых терминалов. За её работой наблюдали Геннадий и Маргарита. - В этих суперкомпьютерах использована довольно старая идея о переносе аспектов личности в неживые объекты, - увлечённо говорила Кузнецова-старшая. - Я протестировала это на себе, и теперь в «Сократе» обитает мой аспект учёной, в «Платоне» - аспект матери, а в «Диогене» - женщины. Приятно, наверно, сознавать, что идеи метафизической биологии применяются на практике, да? - Я деиномист, мета-био - не моя специальность, хоть я и отсидел её курс, - сухо бормотнул Геннадий. - Но, позвольте поинтересоваться, какова практическая польза данного распределения личности по искусственной нейросети? - Компьютер должен будет принимать решения, касающиеся экспериментов, базы, города, может быть, даже - области или, смею мечтать, страны. Таким образом, каждый из модулей взглянет на проблему по-своему, выскажет мнение… Всесторонне рассмотрят вопрос коллегиальным манером и вынесут взвешенный вердикт. - А-а-а. Тогда ясно. Мудро, как и всегда. - Геннадий покивал, а Марго гордо выпрямилась - дескать, у моей матери хуже никогда не выходит! - Товарищи, я отойду. У меня подруга приезжает, я её должна встретить. Мам, знаешь, я тебе писала? Вот, та самая, воительница. Марта Горшкова. - Да. Иди, встреть Марту… Кузнецова-младшая просияла и убежала, а Геннадий остался стоять. Кузнецова-старшая с момента его нового появления на «капитанском мостике» закрутила с ним роман. Якоренко не сопротивлялся, но и не то чтобы испытывал чувства. Дескать, получи, что хочешь, а мне особого дела нету. Он оставался всё таким же холодным и безучастным, каким представал остальным сотрудникам. Наталья мечтала о том, как растопит его заледеневшее сердце, но, похоже, если бы это и случилось когда-нибудь, то очень нескоро. Вот и сейчас, когда она притянула его к себе и поцеловала, у неё было ощущение, будто она касается губ холодной каменной статуи, а не живого человека. Но она надежды не теряла: как в физике, так и в жизни, теплота от более нагретого объекта рано или поздно передаётся к менее нагретому, и когда-нибудь, за пусть и большой, но конечный промежуток времени, она достигнет своей цели!.. - Я пойду, - всё так же холодно и сухо бросил он и покинул «мостик». Наталье оставалась ещё кое-какая работа - тестирование огромной системы суперкомпьютеров это ведь не шутки! Время было уже за полночь, когда она закончила последние проверки и собралась было домой, когда, развернувшись, увидела маленькую синеволосую девочку. Видеть ее на «капитанском мостике» было, мягко говоря, непривычно - сюда имели доступ только авторизованные сотрудники. - Что ты здесь делаешь, Раиса? - вежливо проговорила Кузнецова, пытаясь натянуть на своё лицо более-менее приличное выражение - от такой неожиданной встречи она едва не испугалась. - Я потерялась, - ровным, не выражающим ничего голосом сказала девочка. - Может, тебя проводить до выхода? - участливо улыбнулась учёная. - Не надо, старая ведьма, я сама дорогу найду. Кузнецова вспыхнула. - Тебя не учили, что так разговаривать со взрослыми - очень, очень некрасиво?! - взвилась она. - Вас так командир Якоренко называет. И говорит, что вы ни на что не годны. Что вы надоели. Что вы… Наталья не слушала дальнейшую речь Раисы. Хоть девочка ровнейшим голосом рассказывала то, что слышала, не выказывая никакого субъективного отношения к перечисляемому, в голове учёной её голос заменялся на злорадную тираду умершей Юлии: «Ты - старая карга, никому не нужная ведьма… Видишь, ты надоела Гене. Ты ему не нужна. Он готов променять тебя на всё что угодно. Ты лишь тяготишь его, нежеланная обуза…» И тут её словно током ударило. Это лицо… Некоторые аспекты поменять можно было, но общие черты проглядывались ясно, как день. С обладательницей этого лица она проработала здесь пять лет, не запомнить его было просто невозможно. Она - это Юлия. Геннадий пытался её возродить, но у него, видимо, не вышло, получился лишь клон, а душу ему вернуть не удалось… Значит, всё действительно так, как говорит эта мелкая… Наталья не нужна ему, он меняет её на эту жалкую куклу, которая ничем, кроме тела, не похожа на его погибшую жену… Ярость застлала женщине глаза. Она, словно хищница, выпрыгнула из кресла, подмяла девочку под себя, сомкнула пальцы на её шее. - Ничего, ничего… - шипела она сквозь зубы, пока Раиса захлёбывалась от удушья. - Ты - лишь кукла… Раз так - для тебя тоже замена найдётся… Только когда бездыханное тело девочки в красном платье с глухим стуком упало на металлический пол, Наталья поняла, что сделала. Она лишила жизни невинного человека. Разве Раиса виновата в том, что она - клон жены своего создателя? В красных глазах этой девчушки светился ум - значит, у неё были свои чаянья, мечты, надежды… И она из-за собственной ревности, быть может, даже эгоизма лишила её жизни и будущего!.. Есть лишь один выход, поняла она, оглянувшись через спинку кресла… На следующее утро лабораторию искусственной эволюции потрясли две крупные новости. Первая: доктор кибернетических наук Наталья Кузнецова обнаружена мёртвой с раздробленными черепом и рёбрами на полу нижнего уровня «капитанского мостика». Вторая: лаборатория расформировывается, а на её месте и кадровой базе основывается двадцать первый отдел КГБ - Многоцелевая Организация Защиты Государства. Задачи её остаются теми же, что и у лаборатории, разве что финансирование усиливается. Куда делось тело Раисы, никто не знал. Да и, похоже, никого это особо не заботило… Так кончался отчёт. Точней, кончался он не именно так, а припиской: «Изначально заказчик данного документа просил меня составить отчёт на Кузнецову М.С. Таковым он, впрочем, и был, но ровно до той поры, пока не было обнаружено, что в её деятельности нет ничего особо компрометирующего. Кто же она? Продолжательница дела своей покойной матери. Она возглавляет научный отдел МОЗГ, поддерживает «Философов», прорабатывает многие другие проекты биологического подразделения своего отдела, не требующие здесь детального описания. Она старается сблизиться с командиром Якоренко - в этом тоже она пошла по стопам Натальи. И история в данном случае повторяется - влюблённая женщина и хладный камень. Мне думается, что гораздо большее влияние на то, что мы имеем сейчас, оказали именно те события, что описаны здесь. Кузнецова-младшая почти не приложила руки к текущей ситуации ни в прошлом, ни в настоящем. Отчёт составлен Фумеем Хацунэ в сентябре 1987 года». - Сём?.. Ты ложиться будешь? - Ы? - Юноша отвёл глаза от экрана и не сразу привык к темноте, окружающей его. Раиса сидела с ним рядом на койке, на его коленях лежал «Собеседник». - А что, уже ночь? - Да. Десять вечера. Ты ужин пропустил. Увлёкся, да?.. - Агась. - Семён проморгался. - Сейчас лягу, наверно. - Есть не хочешь? - Да нет, спасибо… - отвечал он, а мысли его носились где-то далеко. Отчёт его просто ошеломил. Значит… Он видел, как его мама умерла. Причём она сама хотела, чтобы он это видел. Зачем?! Она ведь его, своего сына, любила больше всего на свете. «Зачем?! Зачем?!» - спрашивал он у себя, у окружающей ночи, у бездонной пустоты Космоса - но не получал ответа. Смысл этих действий ускользал от него, и оттого Семёну становилось ещё горше. Он лежал без сна, а часы на его руке бесстрастно констатировали: вот он лежит, не раздевшись и тупо пялясь в потолок, десять минут, двадцать, час, два… Раздался лёгкий щелчок, уже знакомый ему - и прямо под боком у него материализовалась свернувшаяся калачиком и мерно дышащая Раиса. Она что-то бормотнула во сне и положила ему голову на плечо. Окружаемый теплотой её тела, юноша понемногу начал отходить от мрачных раздумий и проваливаться в крепкий, глубокий сон… И тут у меня за спиной хохотнули тонким голосом, который ни с чем не перепутаешь. Мои внутренности завязались китайским штыком и ухнули куда-то вниз. Всякого я в жизни навидался, но чтобы такое… Хотя, может быть, померещилось… Или нет: чувство, развитое страшными историями, читанными глубокой ночью - как, к примеру, сейчас - за компьютером, подсказывало, что за спиной явно кто-то есть. И я решительно развернулся, чтобы развеять эти детские страхи. За моей спиной стоял Костян. - Ну, вот мы и встретились. Комбанва, Хаттори-доси… Здесь следует сказать несколько слов обо мне. Да, эта книга пишется от первого лица. Да, меня зовут Хаттори Рюити. Да, я автор всех тех глав, что вы, достопочтенный читатель, имели счастье (смею надеяться) читать. Это - моя первая книга, и вы можете сколько вашей душе угодно высокомерно называть мои строки «графоманией», а меня самого - «бумагомарателем» или даже «молодым талантливым автором». Штука в том, что я не выдумываю, я лишь излагаю с натуры. Все описанные события происходят в реальности - но не в той, в которой я нахожусь. Вы спросите, как это возможно? А очень просто. Попали же как-то Фумей и Игрек с Икс в мир, в котором происходят события? Вот и я его обитатель. Правда, не коренной. Как бы это объяснить… В общем. Нас было пятеро. Юхан Линдстрём, я, Билл Гринбоу, Сеос Иоанну и Марта Васикина. Мы работали в центре научных инноваций «Канопус» - по крайней мере, так это было на две тысячи шестьдесят пятый год. Основной сферой нашей деятельности было наблюдение за симуляциями миров, по детальности не уступающим нашему, родному. Их генерировала гордость нашего центра - квантовый суперкомпьютер «Канопус». Изначальной целью проекта, которому был дан старт ещё годах этак в две тысячи двадцатых, заключалась в выведении Истинного Искусственного Интеллекта - в сущности, цифрового человека, неприродного разума, по уровню и нравственному развитию способного вписаться в мир людей. Наши предшественники - мы ведь не первая команда! - рассудили: чтобы образец искусственного интеллекта был ровней человеку, он должен, в сущности, быть человеком. Для этого он должен пройти эволюционный путь, какой прошёл человек - значит, нужно создать мир и населить его людьми, зверьём, птицей и рыбой. В сущности, мы должны были взять на себя роль богов - заманчиво, не правда ли? Богами мы были. И не для одного мира. Суперкомпьютер поддерживал множество симуляций, тысячи их. Это были и полноценные миры, отличающиеся лишь историческими линиями, и экспериментальные образцы с изменённой физикой, и маленькие заплатки, становящиеся пространственно-временными аномалиями - такой вот «заплаткой», к примеру, и был «Совёнок» (уж мне ли не знать, я его лично сделал в качестве дипломной работы!)… Но вот в один прекрасный момент мой коллега, известный на весь наш отдел кофеман Юхан начал совершенно иной тип работы. Он не скользил взглядом по верхушкам миров, но отдавал предпочтение одному из симулякров, или, как мы их называли, виртуалов, наблюдая за каждым его днём и записывая на бумагу все до единого его приключения. Должен отметить, что виртуал этот был личностью весьма незаурядной. Звали его Фумей Ядзива, и по странному стечению обстоятельств мог ходить между мирами. Все его приключения настолько объёмны, что приводить их здесь нет смысла - лучше почитайте записки Юхана на этот счёт, там это рассказано более полно. Но в один прекрасный день, когда я уже и думать забыл о «Совёнке», оказалось, что он включён в сетку миров Юхана, и из-за своей незавершённости развился в странного вида аномалию, замкнутую на саму себя. И населяющие её образцы проживали десятки, сотни тысяч лет, не замечая ничего - их сознания перезагружались каждую неделю-две. И в тот же день выяснилось, что Фумей добрался и туда. Потом там началась какая-то заваруха с другими иномирцами (тут я тоже ничего говорить не буду - Юхан всё написал), и они все были призваны Юханом сюда. Ну, Фумея он пару раз материализовывал здесь, но чтобы такую ораву… Ну, создал им мир с нуля, чтобы обеспечить им жизненное пространство - а тут выясняется, что он, так сказать, повторяя историю Пигмалиона и Галатеи, влюбился в одну из виртуалок - Лену Тихонову. Причём настолько, что после того, как переправил их в «дивный новый мир», рванул в зал капсул погружения и на следующий день был обнаружен там в коматозном состоянии. Хоть мы с ним и ссорились по четыреста десять раз на дню, Юхан был одним из немногих, кого я мог назвать своим другом, и его потеря сильно ударила по мне. Его пытались откачать, но сердце его перестало биться, а сознание так и не вернулось в тело… Марта Васикина, наша начальница, как оказалось, имела к Линдстрёму нешуточную симпатию и, узнав о его смерти, попросила меня записать хотя бы малый промежуток мира, в котором он был последний раз. Я исполнил её просьбу, но кто же знал, что я ошибусь и запишу не проекцию, а сам мировой файл, запустив временную петлю?! Они вновь нашли способ прийти сюда - как-то выбрались из той петли, что я нечаянно создал. И с ними… был Юхан. Я не поверил, думая, что это лишь запись, копия его сознания, но потом оказалось, что он каким-то неведомым способом переместил оригинального себя в мир, который создал для своей возлюбленной Леночки. Но это было не всё. С ними была… Харуна Маёй. Когда Юхан изливал свои чувства Лене, я над этим смеялся. Это было для меня равносильно тому, как иные представители молодёжи до смешного сильно влюбляются в анимешных двумерных девочек. Да-да, и такое до сих пор случается. Но когда я увидел Маёй… я был вынужден проглотить свои слова и насмешки - я оказался в той же ситуации, что и Юхан. Понадобилось чуть менее трёх минут, чтобы обоюдные чувства вспыхнули в полную силу, и я, испытывая стыд за свои подколки, спросил у Линдстрёма рецепт по перемещению в виртуальные миры. Тот рассказал мне в подробностях, но предупредил сразу: это работает лишь в редких случаях, способ непроверенный, можно сойти с ума или умереть с концами. Я всё-таки дерзнул рискнуть. В чём же состоял способ? Очень просто. Надо лечь в капсулу погружения, переместив сознание в какой-нибудь виртуальный мир - желательно, именно тот, в который хочешь переселиться. Затем материализовать искусственное тело со своим сознанием, прийти в зал с капсулами и отдать приказ о пробуждении. Увидев тупо глядящее на тебя твоё же собственное тело, от шока ты переместишь своё сознание в тот мир, в какой захочешь, при этом сохранив все свои права администратора мира - проще говоря, станешь богом во плоти. Как ни странно, это сработало, и вот - я и Маёй уже четвёртый год живём в уютном частном домике на окраине Саппоро, ни в чём не нуждаясь. Вот только такая жизнь мне надоела: Маёй в результате того инцидента с временной петлёй (здесь я его тоже полностью описывать не буду, за меня это уже сделала Лена, теперь уже жена Юхана) бросила карьеру пилота шаттлов и стала работать из дома, а моя должность тестировщика ПО, знаете ли, довольно скучна. Вот я и решил попытаться хоть что-то написать. Но я знал, что сам, к сожалению, на выдумки не горазд. Поэтому открыл окно в соседний мир и принялся записывать события. В бытность мою ещё оператором суперкомпьютера «Канопус» он входил в мою юрисдикцию - точней, не он, а его корень, этот мир был лишь одной из множества вариаций. Но я отвлёкся. Итак. За моей спиной стоял Костян. - Ну, вот мы и встретились. Комбанва, Хаттори-доси… - Сразу видно, что вы не знаете японского языка, - фальшиво смелым тоном проговорил я. - Мы видимся впервые в жизни, а суффикс «-доси» означает «товарищ». Максимальный уровень фамильярности, какой вы можете себе позволить, это «Хаттори-сан». - Равным по силе и возможностям тебе сотворён я, и посему имею на такое обращение полное право. Такого поворота я не ожидал. Но в его словах была доля логики. Мы оба для миров, в которых живём, являемся если не богами, то хотя бы богоподобными сущностями вроде Семян Жизни. - Твою ж!.. - едва не выругался я, но сипло выдохнул и продолжил: - …светлейшую персону отрадно видеть нынче нам. Что привело тебя в мой дом? - Узнать, с чего мне такой срам, - ответил в тон мне Костян. - Какой срам? - Я уже немного успокоился. Потом хлопнул себя по лбу и встал. - Что же это я? Где моё гостеприимство?! Садитесь, Константин! - За ним из воздуха возник стул. - Спасибо. - Мой седовласый визави прикрыл глаза и сел. - Итак, я хочу узнать не только то, почему я так опозорился, но и некоторые другие вещи. - Давайте. Задавайте вопросы. - Отлично. Вы были ответственным за мир, в котором живу я и мои друзья? - Да. Только это было очень давно, и миры успели поменяться очень сильно… - Ныне это уже не так важно. - Костян медленно вдохнул, затем выдохнул. - Вы записываете наши приключения… Хотя нет, точней будет сказать «злоключения»? - Да. - Я понимаю, что для литературного произведения нужны конфликты - желательно, глобального масштаба. Однако вы подумали о том, что от такого будут страдать совершенно безвинные? То, что вы не можете выдумать что-то своё, не значит, что можно причинять страдания миллионам живых душ, пусть они и в другом мире! - В его голосе прорезались слабо слышимые слезинки. - Император Нерон пытался что-то написать - так для этого он приказал поджечь Рим! И что же с ним сталось?! Он совершил самоубийство, причём был столь малодушен, что просил людей убить его. Никто даже этого сделать не захотел - всем он опротивел. Правда, не только из-за великого пожара, но тем не менее… - Константин, можете поверить, я ничего подобного не имел в виду. Я даже не прописывал предпосылок к упомянутым событиям… - Ага? А кто вложил мне в уста глупую фразу, не подходящую для прощания?! Что-то там про «скупку золота»? - Да ради всего святого. У меня этого и в мыслях не было. - Видал я многих злодеев на своём веку, - медленно проговорил красноглазый, - но столь малодушных… Вы даже не мужчина. Вы не можете признать своих злодеяний, боитесь этого!! Кто тогда, по-вашему, предпослал нам все эти несчастья?! Бабайка? Или ваш кот забрался ночью на стол и побродил по клавиатуре?! Сомневаюсь - у вас ведь, Хаттори-доси, даже нет кота… Я вспыхнул. - Ну уж такого оскорбления я не потерплю, - едва не заорал я. Минуту-две я восстанавливал дыхание - в таком состоянии нельзя было разговаривать дальше. - Веком раньше я бы вызвал вас на дуэль, Константин. Но из уважения к вам и вашему миру я проглочу это унижение и докажу, что у меня и в мыслях такого не было. Я вновь повернулся к компьютеру и открыл черновики файлов мира. Там всё было чётко прописано: жертв должно быть по минимуму, войн - тоже, предпосылки Второго Удара заключались в нелепой случайности… и уж реплики про «скупку золота» там точно не было. Костян молча наблюдал за моими действиями. Когда я отошёл от стола, давая ему возможность убедиться в правдивости моих слов, он подошёл, полистал страницы, покивал что-то себе… - И вправду. - Он изменился в лице - оно вытянулось; самодовольная ухмылка, обычная для него, сползла с бледных щёк. - Файл явно не был исправлен… - В момент создания он был защищён от копирования и изменения. Я его не менял. Никто не менял. Никто и не мог поменять… Можете удостовериться, Константин. - Да-а… Но тем не менее: в мире произошло то, что произошло. Как же это можно объяснить? Это - файл с кодами событий-предпосылок, ничего не могло пойти не так, как тут написано… Я предпочёл не удивляться тому, что со мной он разговаривает на моём языке, рассуждая о мирах как о компьютерной симуляции. - Позвольте мне взглянуть, - попросил я. Костян послушно отошёл от стола, я же принялся листать историю мира, в котором он родился. Так, события последних месяцев, пятнадцатилетней давности… Так, в самом начале историй изменения лежит список предпосылок - вроде того, что рассматривал Костян до этого. - ЧТО?! - несмотря на позднее время и то, что Маёй спит, заорал я. - Что же не так? - скользнул к экрану Костян. И тут он тоже понял. Все события-предпосылки - иначе мы их называли прекурсорами - были насильственно переписаны. И имя автора правки… «AUTHOR». - Ни у кого из вашей братии нет такого имени в системе? - Нет. Совершенно точно. - Я вывел на экран список учётных записей администраторов, имеющих доступ к данной сетке миров. Я - «Naruhoudou_Ryu», Юхан - «Hanni.Lind», Билл - «William-Greenbow-3rd», Сеос - «Sigma_Iota», Марта - «Syrne.Sija». Также были некоторые имена богоподобных сущностей - к примеру, Костян - «sato-vaiso», Раиса - «sato-shovaro»… Прошёлся поиском - и встроенным, и ручным… Слова «AUTHOR» ни в каком виде там не было. - Невозможно. Просто невозможно… - шептал Костян. За стенкой заворочались и забормотали. - Тише, друг мой почти всемогущий, тише… Маёй разбудите. - Хорошо. Но это всё-таки невозможно! - Но мы лицезреем факт. А факт, как говаривали многие до нас - вещь упрямая. Чтобы поменять неизменяемые прекурсоры, надо было иметь полномочия выше администраторских - я поколдовал с системой. Но иметь такие права невозможно. И тем не менее - перед нами факт. - Как же это можно объяснить, Хаттори-доси? - Костян был не на шутку озадачен, если не испуган. - Есть одно объяснение, но оно настолько сумасбродное, что лучше его и не говорить… - Скажите. Я сам уже не могу ничего понять… - Это могло произойти только в одном случае. В реальном мире - над-мире, в котором и находится суперкомпьютер - обитает богоподобная сущность, способная на то, что не под силу простым смертным. - Действительно, идея просто сумасшедшая. Но… Мы имеем то, что имеем. Мы не можем отрицать это, просто говоря, что этого «не может быть». Спасибо за беседу, Хаттори-доси. Прошу принять мои глубочайшие и искреннейшие извинения за нанесённые вашей чести оскорбления. - Хорошо. Я не в обиде - я понимаю ваше горе и ярость в тот момент. Спасибо. что посетили меня, Константин. И тут запищал телефон. «Ну всё, мне каюк - Маёй проснётся, наругает за то, что не ложился…» - осознал я. И вправду - за стеной заворочались и замычали несколько активнее. - Это у меня, - улыбнулся мой седовласый визави и выудил из кармана складной телефончик. - Бережок на проводе! Да!.. - Тут он скривился, словно от отвращения. - Хо-хо! Н-нет. - Он повесил трубку и убрал аппарат в карман. - Сайонара, Хаттори-доси. Я не успел ему ничего ответить - он уже куда-то телепортировался. - Рю, ты что, не спишь? - Маёй стояла в дверном проёме и заспанными, но счастливыми глазами смотрела на меня. - Да, засиделся я сегодня. Прости. - Я подошёл к ней и обнял. Кажется, я начинаю забывать, каково это - прикасаться к ней. - Совсем ты в свою книгу погрузился: и днём, и ночью сидишь… - Виноват. Сейчас же лягу. - Да какое уж «лягу» - светает. - За окном было видно, как над горизонтом поднимается голубая стена света. - Давай просто выйдем на веранду, посидим вместе. - Давай. Мы сидели на диванчике, обнявшись, и встречали рассвет. Чёрт, надо действительно отвлекаться - я уже и забыл всю прелесть подобных минут… - Может, куда-нибудь отдохнуть съездим? - А куда? - Ну, хотя бы… на Окинаву. - Её ж затопило… - Не каркай! Совсем в свою книгу залез… - Ладно, ладно… Торжественно клянусь: ближайший месяц за перо не сяду. - О, вот и отлично, - улыбнулась Маёй. - Но я ничего не говорил о клавиатуре и текстовом редакторе, хе-хе… Да ладно, ладно. Я же пошутил, ты ж знаешь. - Её лицо, подёрнувшееся было тучами строгости, вновь прояснилось. Она обняла меня покрепче, притянула к себе и одарила жарким поцелуем. Ох, когда мы в последний раз целовались? Четыре месяца назад, ужас как давно! Точно: в ближайший месяц к книге не прикоснусь. Посвящу время более приятным и более полезным вещам…