tokyo misery

Розовая палитра, пшеничные — пахнущие маслом пачули — мягкие волосы, испачканный уголок губ в креме из-под его любимого сливочного мороженного, инфантильность и парфюм Эммы от Dior (тот, который Miss Dior с этим их розовым букетом), который так подходил Манджиро. Все ли парни, растущие со своими сёстрами в хороших отношениях, такие нежные и — до бабочек в груди — милые? Этим вопросом задается Рюгуджи с тех самых пор, как подружился с Майки. Сано впитал в себя сладкие духи и перенял у Эммы кокетство и утончённость движений. За исключением, конечно же, моментов, когда они были на собраниях или в очередных драках, которые совсем не подходили хрупкому телу Манджиро. Кену хотелось его защищать, сдувать пылинки и- Кусать, кусать, кусать за мягкие щёки. Нежность, которой он мог поделиться с Майки, впитала все чувства Рюгуджи. Бывает, что кто-то нравится настолько сильно, что его хочется укусить и Кен испытал это странное чувство на себе. Однажды, даже, чтобы убедиться, что он не тронулся умом, он посмотрел в интернете и с упоением читал научные статьи, где писалось, что это нормально. Токийская жара, стоявшая в городе уже несколько недель, заставляла жителей таять, как мороженое, делая их ленивыми и непродуктивными. У причала, где любили зависать ребята, Майки спал, беззаботно прислонившись к шее Рюгуджи, пуская слюни ему на кимоно. Выдержка Кена трещала по швам, особенно, когда в тёплом закате Манджиро мило вытягивал блестящие губы в трубочку и говорил во сне что-то про дораяки. Только в этот раз, больше никогда, — подумалось Рюгуджи, прежде чем, он наклонился к розовым щекам Сано и оставил слабый «кусь» губами на бархатистой коже. Отстранясь от Манджиро и сделав вид, что ничего не происходило, Кен — впервые за много лет — залился алым румянцем, ощущая покалывающее тепло на своих губах. — Кен-чин? — проснулся после лёгкой дремоты Майки, слабо потирая глаза, но оставаясь на плече Рюгуджи. — Мне приснилось, что рыбка-дораяки меня укусила. — Ха… Да? — заметно занервничал Кен, но сделал вид, что не. Обещал себе Рюгуджи, что тот раз — единственный, но ведь, мы всегда что-то себе обещаем и проваливаемся, да? Второй случай произошёл под осень, когда за окном вливал дождь — из-за пелены которого было видно за окном абсолютное ничего, — а Майки удачно находился недалеко от места, где жил Рюгуджи. — Кен-чин, меня девушки угостили глинтвейном, — прикрывая за собой дверь в комнату, сказал Сано. — Надеюсь, что он не алкогольный, иначе я сразу же вырублюсь, — посмеялся Майки, проходя вглубь комнаты и ставя небольшой ковшик на пол. Манджиро вырубился несмотря на то, что глинтвейн был безалкогольным. А Рюгуджи не мог не заглядеться на румяные щёки и не ощутить в губах знакомое покалывание. Ещё раз и точно всё, больше не буду. Даже сейчас не стоит этого делать, но… — пытался сдержать себя он, но, в очередной раз, провалился. Наклонившись к — на первый взгляд крепко спавшему — Майки, Дракен сначала оставил слабый — но нежный, словно вуаль — поцелуй, а потом, приоткрыв губы, ущипнул ими за щёку, задерживаясь на несколько секунд. И это было его ошибкой. — Кен-чин? — с удивлением спросил Майки, всё ещё ощущая губы Рюгуджи на своей коже. И ему потребовалась секунда, чтобы осознать, в какую проблему он вляпался. Теперь я точно больше никогда этого не сделаю, ведь Майки сотрёт меня в порошок, — с полным безысходности лицом и ужасом в глазах, начал отодвигаться Рюгуджи, но хрупкая рука Майки крепкой хваткой остановила его за воротник кимоно. — Поцелуй меня ещё раз? — сонно спросил Манжиро, легко улыбаясь. — Только можно я сначала укушу тебя?