tokyo misery

Ран проводил взглядом последний поезд, из которого вышел привычно в половину первого, и взглянул в конец платформы. Его привычно ждал Риндо. Растерянный и сонный, постоянно оглядывающийся, попивающий какой-то молочный коктейль и выбрасывая окурок своих любимых Sobranie себе под ноги. Сколько Ран не искал себя в других людях, сколько бы он не заводил отношений и связей на одну ночь — он всегда привычно возвращался к нему. Риндо уже привык, совсем не чувствует боли. — Что на этот раз? — устало протянул Рин, когда шаркающими шагами к нему подошёл старший. — Всё, как и всегда, — усмехнулся он. — Меня тошнит от самого себя, — подошёл к младшему брату практически впритык и совсем ненадолго задержал свой взгляд на его уставших глазах. На уставшем от Рана взгляде. — Не принимай чужие слова близко к сердцу, — потрепал его за плечо Рин, пытаясь взбодрить. — В любом случае, тебе же всегда было плевать на всех, — грустно выдохнул он, тупя свой взгляд куда-то под ноги. — Не правда. Не на всех. Риндо уже привык встречать Рана на остановке недалеко от их дома, когда ему плохо после очередного перепихона или отношений. А старшему Хайтани было плохо стабильно пару раз в неделю. Чувствовал ли себя Риндо использованным? Определённо, нет. Они ведь братья, так? И нет никаких скрытых подтекстов и лишних мыслей. Однако раз за разом болючий укол с размаху попадал в его сердце, когда Ран снова кого-то находил, когда с горящими глазами собирался на свидания или приходил домой потасканный и довольный. А Риндо с горящими глазами и дрожащими руками стабильно ждал его после его развлечений, надеясь, что однажды Ран прекратит убивать себя этим. Младший Хайтани вообще поражался, как люди так слабы на зависимости: Санзу подсел на наркотики и не может с них слезть, Инуи подсел на человека, Коко подсел на погоню за цифрами и суммами в банке, а Ран подсел на беспорядочные половые связи. Что ими двигало всё это время? Он никогда не поймёт и никогда не признает, что его проблема такая же, как и у Сейшу, что он тоже зависим от человека, а точнее: от своего же брата. Ран взял коктейль Риндо и, сделав большой глоток прежде, чем закрыть глаза, устало соединить их лбы, коснувшись носами друг друга и по наитию потянуться к чужим губам, так и не имея смелости коснуться их своими. И в мыслях у обоих всегда будут мечты о том, как хотят поцеловаться и раствориться друг в друге, или крикнуть невысказанные слова о том, что, на самом-то деле, никто им и не нужен больше, кроме их самих. Но слова всегда остаются на губах горьким привкусом больной любви, а действия выносятся из головы словно мусор и никогда не выполняются. Ран привычно отстранится от Риндо и, с самой грустной улыбкой на свете, развернётся и отправится домой, немым жестом предлагая Рину последовать за ним. И это будет повторяться из раза в раз, потому что говорить об этом смелости никогда не хватает. Ран продолжит топить свои чувства к Риндо в других, а Рин привычно ждать его на станции и сжигать свою боль от глупой и колючей любви без остатка в дорогущих сигаретах, запивая горечь детским молочным коктейлем. И, когда-нибудь, может, Ран осмелится его поцеловать на этой платформе в половине первого. Тогда и Риндо прокричит всё невысказанное за все эти годы слова о своей больной любви к нему.