tokyo misery

Привычный последний поезд был упущен и Ран, на самом-то деле, не сильно расстроен. Он уверен, что Риндо будет его ждать на улице, как верный пёс до первых поездов или дома, сидя на кухне и пятьдесят раз подряд ставя чайник в надежде, что Ран вот-вот зайдёт в квартиру или позвонит ему с просьбой встретить на платформе. Но он убит словами Коко и вернуться домой попросту не мог. Не хватало смелости признать то, что на самом-то деле, не может не думать о Риндо. — Долго ты ещё будешь шляться и искать похожих на своего брата? — недовольно спросил Коконой, когда старший Хайтани из-за светлых волос спутал Инуи с Рином и полез к нему на их незапланированной посиделке. — Я не… — хотел возразить он, но до него дошло. Ран всегда возвращался к Риндо, но что делать дальше — он попросту не знал. Его больной на голову внутренний голос отчего-то решил, что лучшим решением будет убежать от проблемы — убежать от Риндо, и тогда всё точно решится. Наивный, глупый подросток в розовых очках совсем не уследил за тем, как начал размывать границы между их братскими отношениями. Он врос в диван у Инупи и не сразу понял, что его дома не было уже неделю. Разлагался и тянул время, стараясь понять, что с ним не так и не нашёл ни одного оправдания, почему он любит своего брата. Коконой только громко цыкал и говорил, что тут уже ничего не сделаешь, что он больной на голову и Риндо такой же, но Ран не слушал его. Риндо запоминает их последнее прощание в ярчайших деталях и не сразу понимает, что он ведёт себя словно помешанный, когда обзванивает всех их знакомых в поисках него. В стенах их общей квартиры осталось слишком много напоминаний о Ране, и он не мог не трястись каждый день, поглядывая на дверь, от мысли о том, что тот вот-вот вернётся или позвонит привычно прося встретить его на станции. Он даже готов сутки там простоять, лишь бы Ран вернулся. Старший созванивается с ним через полторы недели его отсутствия и сухо говорит о том, что поживёт у друга. И без объяснения причины сбрасывает трубку. Риндо перестаёт готовить и ставить чайник, перестаёт заправлять постель и выходить куда-то из дома, потому что обычно они всё это делали вместе. И свыкнуться с мыслью о том, что он теперь один — не мог, не хотел и, до разбитых костяшек о стену, не собирался верить в то, что Ран его оставил. Где он? С кем он? Думает ли он о нём хотя бы минуту в день или уже забылся в очередном человеке? Коконой выставляет Рана за дверь несмотря на то, что была квартира Инуи, и умоляет его поговорить с Риндо. Потому что тот, по словам Коко, сходит без него с ума. Замок привычно щёлкает ровно два оборота и Ран заходит в непривычную для него пыльную и беспорядочную квартиру. В голове такой же бардак, — отчего-то думается ему и он старается справиться с дрожью своих рук, когда закрывает дверь на ключ. Риндо даже не выходит его поприветствовать. Сидит на кухне, выкуривает уже седьмую за вечер и смотрит в окно, отмечая какая дерьмовая была погода. Ему казалось, что у него никогда так не трепетало внутри, как в это мгновение, когда он услышал звук открывающейся двери. Ран мнётся и не может выдавить из себя ни слова, копошась в своём рюкзаке и пытаясь унять свои нервы. Привычно подходит к младшему брату и соединяет их лбы, отбирая сигарету и, делая затяжку, тушит прямо о подоконник. Смотрит в уставшие и красные глаза напротив долго-долго и мнётся. Так много хочется сказать, но так мало он знает приличных слов для выражения своих чувств. Они играют в молчанку, но никто из них не отстраняется. — Ты где шлялся? — не выдерживает Риндо и касается кончиком носа его щеки. — Жил у друга. — Зачем, если у тебя есть свой дом? — злится младший Хайтани и сдерживается, чтобы израненным кулаком снова не ударить стену. Его руки не зажили от его психозов и Ран не мог не заметить этого. Взял его ладони в свои и нежно-нежно потер пальцами заживающие корочки болячек, прикрывая глаза и долго выдыхая прямо ему в губы. — Тут ты. — Ты хоть знаешь, как я сходил с ума? — в его широченных от злости зрачках можно было разглядеть нежность, которой он всегда смотрел на Рана и ни на кого другого, кроме него. — Я тебя… ненавижу, — выплёскивает он ядовито и на пару миллиметров приближается к чужим губам. Всё тело чесалось от того, как сильно ему хотелось это сделать. — Хочу, чтоб ты всегда был рядом, идиот, — совсем тихо повторяет он. — Не могу без тебя и дня прожить. — Риндо, — грустно зовёт он, но расплывается в улыбке. — Ты в курсе, что это называется зависимостью? — облизывает свои пересохшие из-за волнения губы и льнёт телом к брату, опираясь о подоконник, вдыхает запах табака и чёрного чая, но так и не решается, наконец, сделать то, о чём мечтали оба. Рин шипит и ругается в его ухо, царапая шею Рана, когда тот, наконец, крепко заключает его в долгие и крепкие объятия. Риндо сжимает до белых костяшек его длиннющие волосы, когда Ран опускает его с подоконника на пол; сдирает корочки своих болячек о его худи, когда забирается своими израненными руками, касаясь чужой горячей кожи; царапает чужую спину до алых полос в момент, когда Ран, наконец, целует его. И сколько лет они ждали этот поцелуй? И кажется, что ещё никогда в животе не было столько бабочек, как от первого поцелуя с Рином. Кажется, его никогда так не вело, опьяняя до чёрных пятен перед глазами, как от робких прикосновений Рана. Риндо льнёт к нему всем телом, когда Ран опускает его на не застеленную им же кровать и совсем немного пинает от невышедшей злости на то, что тот оставил его мучиться. Ран осознает, что если они займутся любовью, то это будет точкой невозврата для обоих. Потому что, вероятнее всего, Риндо его больше никуда и никогда не отпустит. Время было половина первого. Рин позволяет Рану овладеть собой, своим телом, губами, мыслями, абсолютно теряясь в реальности от переполняющих его чувств и мечтая о том, чтобы это никогда не заканчивалось. Ран позволяет себе, наконец, вернуться к нему в самый последний раз, жалея, что не решился раньше.