tokyo misery

— Выпрями спину, Манджиро, — Рюгуджи с деловитым выражением лица, прошёл совсем рядом и коснулся ладонью меж лопаток вскользь, отчего Сано почувствовал разряды тока по всеми телу. — Д-да, учитель, — вновь гладя клавиши пианино, попытался начать играть этюд он, прикусывая губу. Голова была забита отнюдь не нотами и правильным положением рук и спины, а его учителем музыки. Сано не был уверен, что он был старше его, но Шиничиро попросил относиться к нему уважительно, без своих приколов. Манджиро прикрыл глаза и, не глядя на страницы помятой нотной тетради, начал играть. Совсем другое произведение, а не то, что ему сказал учитель. Со всей своей пылкостью и страстью, с нежностью после пауз и улыбкой. Рюгуджи не прерывал поток его вдохновения. Просто стоял рядом, практически впритык к нему, и слушал. Точнее — любовался. Воланы полупрозрачной рубашки Сано изредка задевали его запястье, но Рюгуджи не смел убирать руку и позволял ткани щекотать кожу — ему хотелось касаться его хотя бы так. При всём своём уважении к Шиничиро — который очень попросил его соблюдать деловые отношения с братом — он не мог сдерживать себя от мимолетных касаний, когда Манджиро особенно хотел этого. Каждый раз после проигрывания этюдов, он просил гладить его по голове и говорить, что он хорошо постарался. И Рюгуджи не мог не задерживать руку на подольше, когда гладил его по затылку. Волосы Сано были мягкими, приятно пахли женскими духами — вероятнее всего, проделки его сестры — и идеально расчёсанные. Словно Манджиро специально готовился к его приходу. — Учитель, — поворачиваясь и смотря бездной своих глаз, позвал его Сано. — У меня не получается сыграть это… — ухмыльнулся он, проводя пальцем по измятой нотной тетради. — Не могли бы вы помочь? — он был самым настоящим дьяволёнком, как казалось Кену. — Пожалуйста? Научишь моего брата играть на пианино? — однажды попросил его Шиничиро Сано. — Он всегда мечтал. Я в долгу не останусь, сделаю всё, что попросишь. Рюгуджи наклонился, обдавая Манжиро шлейфом своего любимого парфюма — которым он пользовался всегда исключительно только для него, — и взял обе его руки в свои, ставя на правильные клавиши. Распущенные волосы Кена спадали на плечи Сано, отчего тот постоянно дёргался из-за щекотки. Ладонь Манджиро была маленькой и горячей, его пальцы были тонкими и длинными. Очень подходили для того, чтобы быть пианистом. — У тебя хорошо получается, — сказал Рюгуджи, когда они сыграли половину произведения. Вместе. — Дальше сам сможешь? — он отрицательно помотал головой. — Давайте отныне будем играть только так? — Сано льнул назад, лопатками касаясь торса Рюгуджи. — Ведь тогда ты не научишься играть на пианино, Манджиро, — усмехнулся он, но ни на сантиметр не отодвинулся. — Тогда это будет поводом, чтобы вы приходили чаще, — он улыбнулся и облизал губы, так и не смея сказать или сделать что-то ещё. В это мгновение Рюгуджи придумал, что именно попросит у Шиничиро за его помощь с игрой на фортепиано.