tokyo misery

Имауши привычно обнимал его со спины, когда садился на байк сзади во время традиционной поездки по суетливому городу. Руками будто бы случайно трогал и гладил выпирающие ребра Шиничиро, а иногда мог позволить наглость — залезть холодными и обветренными ладонями под его футболку или худи, сваливая всё на: «Вышло случайно, но раз ты такой тёплый, то так и оставим». Ничего не случайно. Вакаса был хитрецом и лжецом, когда того требовала ситуация. — Конечно, я курю. Давай одну на двоих? — непрямой поцелуй. Имауши придавал этому почему-то большое значение. — Шиничиро, я просто грею руки. Не ворчи, — отличный повод, чтобы коснуться его бледной и мягкой кожи, а также твердого пресса, который обычно он скрывал ото всех. — Мне негде сегодня ночевать. Уже поздно возвращаться домой. Можно к тебе? — ему было где ночевать и вернуться он мог, но Вакаса не хотел попросту с ним прощаться. \ У них уже вошло в привычку кататься по Токио на одном байке, словно бы Вакаса не мог сесть на свой и поехать рядом. Шиничиро привычно ждал его у себя, после — также ждал, когда Имауши сядет сзади и обнимет своими вечно ледяными руками, но перед всем этим они обязательно выкурят одну на дорожку и после — снова превысят скорость по суетливому городу. Вакаса доверял ему себя и свою жизнь, когда они проносились вдоль моря. Периодами думал даже, что и умереть за него готов будет, если вдруг что. Имауши придавал ему слишком большое значение и ставил в приоритет, не жертвуя своими интересами. А Шиничиро просто действовал по их договорённостям не переходя черту. Такая была особенная дружба. \ Трасса была пустой и тихой, они мчались вдоль моря и ветер сильно холодил его руки, отчего Имауши начал ёрзать, мешая обоим. — Убери руки под мою футболку, — повернулся и громко проговорил Сано, стараясь перекричать ветер. Вакаса не посмел ослушаться. Они припарковались недалеко от моря, захватили самое важное — сигареты, зажигалку и себя — и спустились на пляж. Смотреть на водную гладь — дневное или ночное море не имело особой разницы — и курить у них уже вошло в привычку, точно также, как и приезжать в это место. Вакаса никогда не задумывался, но Сано тоже придавал ему огромное значение. Как минимум, соблюдал их традиции: кататься вместе и курить одну на двоих, позволял ему разделять единственную кровать и даже не был против, что Имауши крепко обнимал и спал на его груди, смотреть подолгу друг на друга, сидя на мокром песке пляжа, шептаться по ночам у Сано на кухне, чтобы никого не будить. Интима, на самом деле, было даже больше, чем у некоторых парочек. — Вака, ты же не курил раньше? — спокойно спросил он, подходя к воде. — Когда начал? Когда понял, что могу целовать тебя через фильтр сигареты. — Не помню, — сухо ответил он и подошёл к морю тоже. — Держи, — передал ему зажжённую сигарету. — Ты знал, что твои руки такие же маленькие и аккуратные, как у Эммы? — находил это безумно милым и очаровательным. — Ты сравниваешь мои руки с девчачьими? — он затянулся, ощущая влажность фильтра из-за чужой слюны и слабо улыбнулся своей же романтизации таких глупых вещей. — Давай ради забавы сфотографируем их и ты посмотришь со стороны, насколько они маленькие, — забрал сигарету, вновь затягиваясь и посмотрел каким-то уж слишком тёплым взглядом, особенным. \ Шиничиро был для Вакасы самым любимым и особенным другом. Под полночь Имауши вновь попросит переночевать у него и будет в полусне прижиматься ухом к его груди, слушая ритм сердца. Но перед тем, как они уедут к Шиничиро домой — они на дорожку осуществят непрямой поцелуй через сигарету до момента, пока Вакаса не потушит её небрежно о мокрый песок того же пляжа и не выдохнет дым прямо в губы Шиничиро, а после — они, наконец-таки, поцелуются, как самые настоящие особенные друзья.