Тот единственный мог бы проникнуть за край

Время только доходило до семи вечера — Мэйбл неслась в центр так, будто от этого зависела её жизнь, — уже было почти темно, но не настолько, чтобы включать фонари. Лето себя полностью оправдывало, было лишь чуть больше середины июня, а потому даже вечером было до ужаса тепло. Это, конечно, не мешало Мэйбл надеть свой любимый свитер, розовый, с вышитым на нём знаком падающей звезды — она им гордилась больше всех, когда связала. Диппер на её радость лишь закатывал глаза, но закатывал глаза по-доброму, скорее просто устав от её вечного оптимизма, чем правда думая иначе об этом свитере, — что ни говори, но он её любит, и Мэйбл любит его, однако это не мешает им с каждым днём, особенно проведённым в Гравити Фолз, отдаляться всё больше и больше. Не совсем этого Мэйбл желала, когда говорила, что хочет меньше зависеть от Диппера, и чтобы Диппер меньше зависел от неё — но кажется, будто никогда этого и не было с его стороны, будто Мэйбл это всё сама себе напридумывала: напридумывала, а теперь страдает, будто осталась без частички себя. Но всё лучше, чем эти нездоровые созависимые отношения между ними.       — Осталось нам только друг дружку возненавидеть, чтобы точно и окончательно отдалиться, — шипит под нос Мэйбл, уже приближаясь к центру города. — Блять, мы ж всё-таки не сиамские близнецы… Центр был не так забит народом, как думалось ей, видимо будний день недели всё же играет свою роль и люди решают сидеть дома в компании семьи, отдыхать, чем тусоваться где-то, чтобы утром можно было спокойно вновь пойти на работу. Впрочем, учитывая вечное смятение Мэйбл, появившееся после переезда, более спокойное окружение ей лишь на руку — хотя будь она в родном городе сейчас бы явно устраивала походы с компанией в человек сорок. Пасифика находится у входа в торговый центр, и Мэйбл ускоряет шаг ей навстречу, радостно помахав рукой, та в ответ машет едва заметно, оборачивается, смотрит по сторонам, надеясь, что никто не видит их вместе. Когда Мэйбл всё же подходит к ней, то замечает, как Пасифика выкидывает какие-то бумажки в мусорку, но не шибко придаёт этому значение — быть может какая-нибудь очередная реклама; да только плохо верится, что Пасифика взяла её, даже если бы эту бумажку ей силой впихнули в руки.       — Что ты хотела мне показать? — Мэйбл улыбается, испытывающе смотря.       — Э-э-э… Себя, — звучит почти как вопрос, да только Пасифика цепляет на лицо свою фирменную улыбочку, которую можно посчитать и за флирт и за издевательство. Мэйбл надеется на первое. — Наряд новый купила, как тебе? Она даже не врёт, на ней правда новый наряд: элегантное чёрное платье, доходящее до середины бедра, с рисунком волн на юбке. Мэйбл в шутку строит серьёзное лицо, обходя Пасифику вокруг, как бы внимательно изучая и рассматривая, а после улыбается так сладко и искренне, показывая палец вверх: — Красота, — у Пасифики от этой улыбки что-то в животе делает кульбит. — Тебе очень идёт. — Спасибо, — отвечает ей и, сосчитав до трёх, берёт Мэйбл за руку, потянув за собой. — Пошли в парк. Мэйбл не успевает даже ответить. Парк находится не так далеко, идти минут пять максимум, но они каким-то образом продлевают прогулку почти до десяти минут: то останавливаются, слишком увлечённые обсуждением, то Мэйбл видит что-то, кажущееся ей до ужаса красивым, и просит Пасифику её сфотографировать — Пасифика же ничего красивого в закорючках деревьев или же витрин магазинов не видит, но спокойно достаёт телефон, делая снимок. В парке никого, а на улице уже темнеет сильнее, из-за чего включаются фонари, мягким светом освещая тропинку. Пройдя пару кругов по парку, продолжая обсуждать всякую ерунду, связанную с одеждой, макияжем и премьерами новых сериалов — будто специально стараются разговаривать лишь на обобщённые темы, — они решают присесть на лавочку.       — …вот почему мне кажется, что дальше второй серии нет смысла смотреть, — заканчивает Мэйбл.       — Мне кажется, ты всё же не понимаешь, — парирует Пасифика, — всё-таки тема, которую режиссёры поднимают довольно интересна.       — Одно дело поднимать, — с умным видом отвечает Мэйбл, поднимая указательный палец вверх, — а другое — раскрывать.       — Как знаешь, — сил с ней спорить нет. Это невозможно — победить Мэйбл в словесной перепалке. Они молчат пару минут, понимая, что темы-то для разговоров закончились, так и не успев даже начаться — и вроде приятно иногда просто посидеть-помолчать, хотя бы просто на звёзды посмотреть, но напряжение, витающее в воздухе, неловкость, чувствуются слишком отчётливо. А поговорить-то больше и не о чём.       — Ты знаешь значения звёзд? — начинает Мэйбл.       — Если ты начнёшь мне затирать про гороскопы, судьбу и прочую хрень, я встану и уйду. Мэйбл на это лишь смеётся — помнится ей, Диппер также когда-то ответил.       — Был у меня момент в жизни, когда я изучала астрологию: как потом я сама выяснила, видно пыталась хоть как-то оправдать всё то дерьмо, происходящее в жизни, — улыбается Мэйбл мягко, будто и не помнит этого «дерьма», будто и не хочет помнить, хочет стереть из памяти навсегда, и жить спокойно. Да только мечты на то и мечты. — Получилось херово. Многое уже сейчас не помню, меняю хобби изо дня в день. Но вот одно созвездие навсегда в памяти засело. Пасифика прикусывает губу — и зачем Мэйбл начала душу раскрывать, так хотелось подольше побыть незнакомцами; страх, что она убежит почти сразу, поняв, какой Пасифика человек, медленно расползается по венам; можно ли только быть незнакомцами, если перед тобой сидит героиня, спасшая тебя от ужасающего будущего. Судьба, думается Пасифике, и та грустно усмехается.       — Большая медведица, — говорит Мэйбл, будто это смертельный приговор. — Речь о, считающихся творцами Вселенной, восьми сыновьях бога, имя которого, к сожалению, утеряно в нашей истории.       — Бред, творец вселенной это Аксолотль, а Хранительницы и почившие боги — его дети, созданные для защиты нашего мира, — противится Пасифика. — Это каждый школьник знает.       — Это лишь легенда, не кипятись, — мягко, и даже как-то грустно смеётся Мэйбл. — Но в каждой легенде есть история.       — Но почему именно ковш медведицы? — Пасифика пытается чутка перетянуть тему.       — Он сам расскажет, если захочет, — слышать почти стальной голос Мэйбл оказывается слишком больно. — Ладненько, я видела неподалёку ларёк с мороженым, хочу купить, подождёшь пару минут? Пасифика отстранённо кивает, в мыслях прокручивая это загадочное «он». На вопрос Мэйбл, купить ли ей что-то, отрицательно качает головой. Та уходит ко входу в парк, к ларьку. Пасифика всё ещё повторяет в голове недавний разговор, пытаясь в принципе понять, что это только что было. Её поток мыслей прерывает чужое «Хэй», раздавшееся почти рядом. Она поднимает голову и видит, приближающихся к ней Хэлли и Мэлори. Они как всегда выглядят, будто сошли с обложек журналов — конечно, их семьи не такие богатые, как Нортвесты, но за место под солнцем нужно бороться, а потому им приходится выглядеть так, чтобы было не стыдно стоять рядом с Пасификой. У Хэлли короткие и прямые красновато-коричневые волосы, короткое голубое платье с V-образным вырезом, с красным поясом и серебряной пряжкой. Чёрные леггинсы — Пасифика помнит, как помогала ей выбирать их, — красные туфли, красные серьги в виде обручей, на левой руке тонкий чёрный браслет. Её голубые тени для век, губы тонкие и красные, а нос острый и прямой, часто бесили своей несочетаемостью, но так было модно, а потому Пасифика молчала. У Мэлори же всегда были эти противные кудрявые тёмно-коричневые волосы, заправленные в голубой ободок, что-никогда не сочетался с её тёмной кожей. Красное платье с голубым поясом и на ногах длинные белые сапоги, на шее серебряное ожерелье, а в ушах чёрные серёжки-кольца. Розовые тени всегда скатывались, образуя разводы по лицу, но та будто этого не замечала. Зато она всегда замечала свой нос картошкой и постоянно приговаривала, что сделает пластику. И главное в них было то, что они Пасифику бесили — подруг для неё выбирала мать, а потому ничего общего у них не было: точнее было — деньги и власть. Играть светскую львицу ещё с детства стало нормой. После такого попробуй пойми, кто ты есть на самом деле.       — Приветик, Пасси, — у Мэлори всегда был такой противный визг или только сейчас?.       — Приве-е-ет, — протянула Хэлли, и в этом «привет» было слышно столько фальши. — Что ты тут сидишь одна?       — Хочу и сижу, а что нельзя уже? — сучья улыбка вылезла на лице Пасифики. — Вы-то что тут делаете? Резкий тон заставил девчонок поумерить свой пыл на пару минут. Те начали рассказывать, как круто они только что закупились, говорили что-то про новую вечеринку, которая будет на следующей неделе — Пасифику передёрнуло, когда воспоминания сами собой всплыли в её голове, но снаружи она так и осталась холодной.       — Кстати, — захихикала Мэлори, — видели тут у входа эту дуру, которая Пайнсовская ещё.       — Мэйбл, — как бы Пасифика не оставалась холодна при них, но кулаки зачесались.       — Да-да, — Хэлли отмахнулась, показывая, что это имя её никак не интересует. — Да только она там одна, и ты тут одна, — на лице вылезла хитрая улыбочка. — Неужто у вас свиданка? Пасифика слишком резко встала со скамейки. В два шага оказалась рядом с «подружками».       — Ты шутишь что ли?       — Ой, ну не кипятись, Пасси, — Мэлори сделала губки бантиком, как бы показывая, что она тут не причём. — Просто думаю, твоим родителям было бы очень интересно узнать, чем их дочурка занимается вечерком.       — Слышь, ты, фифа надутая, с одеждой из секонда, — Пасифика взорвалась. — Если ты думаешь, что я буду водиться с этой жирной коровой со старушечьим именем, то видать ты очень хуёвая подруга. И хватит докладывать о каждом моём шаге моим родителям, если вы, — она ткнула поочерёдно в грудь каждой, — думаете, что так можете меня запугивать и контролировать, не забывайте, что ваши семейки работают на мою, так что лишить вас всего — дело одного звонка. Тут я хозяйка, а не вы. И это мой город. Свалили по норам, тушканчики. С бледными лицами Хэлли и Мэлори убежали, крича в след извинения. Дуры. Дуры и абсолютные пустышки. Пасифика резко выдохнула. А потом застыла, без возможности вдохнуть. Периферическим зрением она увидела Мэйбл со стаканчиком мороженого в руках. На её лице не отображалось ничего. Когда она поняла, что Пасифика её всё-таки заметила, то лишь грустно улыбнулась, медленно подходя ближе.       — Я, конечно, знала, что полненькая, но чтобы жирная корова… Мило, Пасси. И для чего я тут?       — Блять, Мэйбл, не будь дурой, прошу, — Пасифика взъерошила волосы. — Ты ведь поняла, что я блефую.       — И что с того, будешь говорить мне в лицо одно, а за спиной другое?       — Мои родители меня убьют, если узнают…       — Моя мать тоже ебанутая, но ты должна думать своей головой, в чём проблема, боишься наследства лишиться? — Мэйбл дала себе фантомный подзатыльник, не понимая, почему её так прорвало.       — Заткнись и сядь, — Пасифика схватила её за руку, потянув на лавочку. — Ты типо тут новенькая и нихуя не знаешь, так вот: не только Нортвесты, но и весь город ненавидит Пайнсов. Я не знаю, что за дерьмо между ними случилось, но теперь у нас точечный контракт, где Пайнсы не лезут в дела города и имеют право лишь на эту вашу хижину.       — В-всмысле ненавидят? — Мэйбл даже побледнела.       — В том самом, — Пасифика вздохнула, чуть сгорбилась, а её лицо спряталось за блондом волос. Сейчас она выглядела максимально уязвлённо. — Пошли. Я обещала тебе кое-что показать, пусть лучше это будет… это… Пасифика встала медленно, раздумывая над правильностью своих действий. Сегодняшний вечер должен был быть совершенно другим: Пасифика планировала пригласить Мэйбл в кино, а после сводить ее в какую-нибудь кафешку — она совершенно не знает, что сделать для Мэйбл, чтобы её впечатлить, учитывая, что она совершенно не похожа на всех тех, с кем Пасифика общалась раньше, — но в конечном итоге слишком испугалась. А сейчас почему-то набралась смелости, чтобы открыть самую главную тайну города и его жителей. Что с ней не так вообще? Они проходят парк, направляясь в сторону автобусной остановки, к той злосчастной табличке «Добро пожаловать в Гравити Фолз». Она всегда, уже который век для жителей города значила лишь вечное страдание и заточение. На улице становится прохладней, ветер начинает обдувать кожу, и сейчас бы чувствовать свежесть, холод, но у Мэйбл в груди всё сжимается. Она видит сосредоточенность на лице Пасифики — видит боль в её глазах, — и ничего кроме страха не чувствует.       — Пас, что происходит? — шепчет Мэйбл, продолжая идти к табличке.       — Я говорю, что покажу. Подожди, — в голосе Пасифики раздражение, но ни разу не на Мэйбл, скорее просто попытка скрыть собственные страх и переживания. — Немного осталось, прошу. Мэйбл становится даже совестно, уж лучше видеть Пасифику с надменным выражением лица, чем со страхом в глазах и разъедающей изнутри грустью. Пасифика шла быстро, будто в панике бежала, Мэйбл старалась поспевать за ней, а её рука всё ещё покоилась в чужой. Ладонь была мягкой и сжимала будто в поддержке — но с другой стороны Мэйбл казалось, что Пасифика просто боится отпустить руку, будто стоит ей это сделать, как Мэйбл исчезнет. В попытке поддержать она сжала руку в ответ, почувствовав чужую дрожь от этого действия. Ночью автобусная остановка выглядела совершенно по другому, как и сама табличка: у Мэйбл складывалось острое ощущение, что тут что-то не так — будто всё это лишь иллюзия, а не реальное место, пусть она и во всех деталях запомнила, как выходила из автобуса, как с Диппером вытаскивала вещи, и как их встречали дяди. И всё это настолько детально сидит в её памяти, что кажется, будто это одна из её фантазий, не более того. Мэйбл уже и успела забыть, что в Гравити Фолз она чуть больше половины месяца живёт, что родом она вообще из большого города, где живут знаменитости да мажоры. Полмесяца в Гравити Фолз сделали этот город более родным, чем тот, в котором она росла семнадцать лет.       — Никогда не задумывалась, почему из Гравити Фолз ездит лишь один автобус? — спросила Пасифика, медленно подходя к табличке с названием города, проводя наманикюренным пальчиками по ней аккуратно, будто боясь, что одно прикосновение и шаг в Бездну неизбежен.       — Ну, городок-то маленький, зачем вам второй автобус? — Мэйбл пожала плечами, не совсем понимая к чему ведёт Пасифика.       — Ладно, а почему на этом автобусе ездят лишь туристы? — голос дрогнул. — Почему ни один водитель автобуса не живёт в Гравити Фолз?       — Я… не знаю… — Мэйбл пожевала губу. — Пас, ты меня пугаешь, пожалуйста…       — Подойди к табличке, — голос Пасифики всё так же дрожал, а в уголках глаз начинала скапливаться слёзы. Несмотря на свой страх, Мэйбл подошла сначала к Пасифике, в жесте поддержки сжала её плечо, хотела ещё что-нибудь сказать, но так и не поняла, что именно нужно говорить в таких ситуациях, а после уже подошла к самой табличке. Добродушное прощание «До новых встреч в Гравити Фолз» сейчас стало будто издевающимся над ними. Мэйбл встала рядом с ней, как будто вновь окунулась в детство, когда мать просила встать её с разными красивыми — по её мнению — вещами и фотографировала. «На память» — она всегда говорила именно так. Кто знает, может поэтому Мэйбл привыкла всё вокруг фотографировать, добавляя в «Памятный Альбом». Как бы она ненавидела Эбигейл, но всё же за некоторые воспитанные и привитые в Мэйбл черты характера и привычки, можно искренне поблагодарить.       — А теперь, — Пасифика глубоко вдохнула и резко выдохнула. — Зайди за неё. Мэйбл в вопросе подняла одну бровь вверх, но сделала то, что ей сказали. Взгляд Пасифики следовал за ней, и на пару секунд стало неприятно от него, даже страшно — до тех пор, пока в нём Мэйбл не увидела столько грусти, сколько не видела ни у кого и никогда. Мэйбл стояла за табличкой, и прощание теперь сменилось приветствием. Пасифика вдохнула воздуха полную грудь, не спешив его выдыхать, задерживая дыхание. Она медленно протянула дрожащую руку, выпрямляя её, потянулась к Мэйбл… Рука так и не достигла её. Она остановилась, будто впечатавшись в стену. И Мэйбл во тьме ночи увидела тусклый свет, исходящий от соприкосновения руки Пасифики с невидимым до этого барьером. Золотой свет озарил пространство вокруг, и Мэйбл задохнулась, будто забыла на мгновение каково это — дышать. Горло сдавило приступом страха, тело замерло в невозможности оценить, понять происходящее. По щеке Пасифики сползла одинокая слеза, в ней было столько боли и отчаяния — ощущение того, что она ещё чуть-чуть и разревётся в истерике, заполнило Мэйбл. А барьер всё светился, рука не могла пройти дальше положенного. Мэйбл не знала, что сказать — Пасифика молчала ей в ответ, давала время на размышления, на переваривание информации происходящего. Давала время понять, что только что было ей увиденно. Пасифика протянула вторую руку, которая также встретилась с преградой на своём пути, будто в доказательство правдивости действий. Мэйбл через силу сделал вдох, заставляя себя дышать, хоть грудь всё также сжимало от страха. Она протянула руку, но никакой барьер её не остановил, в отличие от Пасифики, и она почувствовала не энергию, что должна сковывать, мешать пройти. Она почувствовала холод чужой ладони, с которой соприкоснулась. Пасифика вздрогнула, и пока Мэйбл не успела поймать её руку, схватить в поддержке, убрала её как можно быстрее, прижимая к груди. Чужая рука так и продолжила висеть в воздухе, игнорируя барьер, будто его никогда здесь и не было. И это было несправедливо. Пасифика была готова начать рыдать, покрывать матом Хранительниц за такую жестокую несправедливость — за такое жестокое наказание, да только за что? Она лично ничего не сделала, как и все жители этого века, тогда почему им приходиться страдать, жить, как крысы в клетке, надеясь, что однажды случится чудо, способное даровать им свободу — да и что в прошлом могли сделать их предки для того, чтобы быть запертыми в этом проклятом городе?       — Пас… — хриплый голос Мэйбл нарушил тишину, попытался развеять напряжение, вызванное страхом, но всё было тщетно. Стало лишь хуже. Пасифика в невозможности более смотреть на Мэйбл, отвернулась, всеми силами пытаясь сдержаться и не заплакать. Поднялся ветер, заставляя юбку её платья покачиваться. Становилось прохладно, отчего Пасифика обняла себя руками за плечи — или этот холод был от тревоги, заполнившей каждую клетку тела? Она не знала, да и знать не хотелось. Хотелось лишь забыть этот момент, отмотать время назад, отшутиться тогда да послать Пайнс куда подальше, быть может тогда было бы проще, было бы легче. Зачем она вообще решила начать эти отношения? Потому что её спасли? Потому что Мэйбл совершенно не такая как все жители Гравити Фолз, уже давно пропитанные ненавистью к друг другу да этой клетке, в которой им рождаться да помирать. Пасифика сейчас, рассказывая про всё это — про самый главный секрет Гравити Фолз — лишается всего. Она понимает, что её репутация, её власть в городе исчезает в это мгновение, песком проходя сквозь пальцы руки, зажатой в кулак — возможно она дура. Но пусть ничего не умеющая, пусть живущая лишь за счёт своих родителей и других предков, пусть являющаяся лишь пустышкой, она попытается хоть что-то да изменить. Ей уже вся эта жизнь осточертела в край.       — Я… — голос сорвался. — Я не знаю, что натворили наши предки. Никто не знает, — шёпот едва различимый, но Мэйбл слышит. Мэйбл вникает. Мэйбл обязательно поймёт и поможет. — Но Хранительницы создали этот барьер. И никто рождённый в Гравити Фолз не может выйти за его пределы. Никто, кроме Пайнсов. Мэйбл зажмурилась в неверии. Всё это походило на какой-то глупый сон, созданный сознанием после просмотра какого-нибудь тупого ужастика. Но эта была реальность. Реальность, в которой те, кого она почитала, те, кто всегда казались ей образцом совершенства и благотелеи, оказались злонравными тварями, которые уже не один век заставляют страдать несчастных жителей Гравити Фолз. Мэйбл сжала руки в кулаки, в глубине души уговаривая себя, что всему есть объяснение, что всё не так плоско… Но всё было так плоско и тупо — Хранительницы, которых она почитала, которым мечтала служить, сделали такое…       — Пас…я…       — Молчи, — будь у Пасифики больше сил она бы непременно крикнула, но сейчас был слышен лишь тот же шёпот. — Сейчас я жертвую всем, что имею, рассказывая тебе об… этом. Мне нужна помощь… Всему Гравити Фолз нужна помощь, и я найду путь избавления от барьера. С твоей помощью. Потому что из-за тебя я сейчас теряю всё. Мэйбл промолчала. От затянувшейся тишины Пасифика посмотрела не моргающим взглядом на неё, прожигая насквозь, вонзаясь в душу. Чужие руки, обернулись вокруг неё в одно мгновение — Пасифика даже понять не успела, как так быстро Мэйбл появилась рядом с ней. Она прижала её к себе, успокаивающе гладя блондинистые волосы. Пасифика не выдержала. Последнее, что сказала Мэйбл, чувствуя, как её свитер пропитывается чужими слезами было:       — Пайнсов не зря ненавидят тут. Ты стала бы хорошей главой города. Я сделаю всё возможное, чтобы помочь. Ветер уныло завывал. Пасифика продолжала плакать, а Мэйбл думала лишь о том, связано ли как-то то, что её мать поругалась с Хранительницами с тайной Гравити Фолз, связано ли то, что у Диппера пошла кровь из носа после проезда таблички с тайной Гравити Фолз и что случилось, когда этот барьер был поставлен, а главное почему. Но важнее всего было ощущение Мэйбл, что во всём этом сможет разобраться, сможет повлиять на это, лишь Диппер.

***

В этот раз Диппер не плутал по лесу, в попытках отыскать границу между реальным миром и Измерением Снов, скрытым за барьером. И если вчера Диппер бежал скорее интуитивно, пытаясь уловить след чистой энергии, тянущейся к нему, то сейчас он старался запомнить дорогу самостоятельно — всё же лучше полагаться на свои собственные силы, особенно, когда всю жизнь так и делаешь. До сих пор ему было непривычно осознавать, что теперь в этом мире есть место, где он относительно в безопасности: ни Форд, ни Хранительницы, никто более за гранью ему ничего не смогут сделать. Никто из них просто не сможет его там найти, поймать. Измерение снов от них закрыто до тех пор, пока не спадёт барьер, а Диппер единственный, кто может его снять. А делать этого он не будет ни за что и никогда. Он лишь поиграет с Биллом в игру по обоюдному согласию: найдёт ответы на важные для него вопросы да может быть научится чему-нибудь новому. Дипперу не нужна война, не нужно доказывать никому и ничего, не нужна власть — его единственное желание, сопровождающее его всю жизнь, от рождения и до сегодняшних дней, было выжить. И не важно какой ценой. Чувство собственного достоинства в нём есть, а потому вылизывать ботинки ни Сайфера, ни Хранительниц он не намерен; в этой жизни есть на самом деле довольно много способов добиться признания, а это — первый шаг к спокойной, безопасной жизни, особенно для Диппера. С Хранительницами в этом плане ведь проще, чем с Биллом. Они скованы правилами, обоюдной с обычным народом властью, и существуют в этом мире чисто как самая сильная охрана, созданная от монстров типа Билла. По большей части они не участвуют в политике, не говорят как кому жить.       — Интересно только, как они смогли допустить тогда Разлом? — Диппер вновь рассуждал вслух, шепча себе под нос. Дурацкая привычка, как он считал. С Сайфером всё намного сложнее, даже если Диппер и решит быть с ним: снимет барьер, поможет захватить власть и так далее, где гарантия, что Билл не прирежет его сразу после? Где гарантия, что Диппер просто-напросто ему не наскучит однажды и всё кончится очень плачевно? Сейчас ещё далеко не понятно что из себя по-настоящему представляет Билл Сайфер, а все те факты, которые Диппер пытается сложить воедино, основываются на паре строчек из учебников, каких-то записей Форда, да многочисленных стереотипах, которые каждый человек слышит день ото дня, да приукрашивает. Диппер даже не может быть уверен во вчерашней беседе с Биллом, ведь скорее всего он показывал лишь маску, созданную специально для маленькой ведьмочки. Как же это бесило с одной стороны, но с другой — Диппер всегда обожал загадки, а чем сложнее, тем интереснее. Однако одно можно было сказать с полноценной уверенностью: у Билла не было моральных ценностей и норм, ориентиров, как у Хранительниц, а потому оставаться с ним было бы в несколько раз опасней. Но как итог: Диппер со всех ног бежит к грани, надеясь поскорее увидеть монстра, скрывающегося по ту сторону реальности. Ну не глупец ли он? Барьер встречает всё тем же тусклым жёлтым светом, мягко освещающим пространство перед собой. В этот раз Диппер спокоен, он рационально оценивает ситуацию. В этот раз его руки не дрожат, и шаг за границу делается легко. Пусть — Диппер ни за что не признается в этом — где-то в глубине разума его всё ещё душит страх. За барьером всё было точно так же, как он и запомнил — будто время застыло, стоило ему выйти за пределы, — что начало настораживать. Однако, вдохнув воздуха, мысленно не давая себе поддаться панике, Диппер уже хотел позвать Билла, как голос раздался за его спиной.       — Слушай, малец, — женский голос нарушил тишину. Диппер бы назвал его приторно-сладким даже, и если бы не знал, где находится, с абсолютной точностью утверждал бы, что это голос или суккуба, или инкуба. Но Билл не держал у себя подле ни тех, ни других. Все его демоны — кошмары, созданные самими людьми, их сознанием, и получившие оболочку, благодаря Биллу. Они исполняли функцию его свиты — Диппер не шибко понимал зачем именно она нужна, его догадки всегда строились на том, что кошмары находятся через сны людей в отчаянии, которым Билл мог предложить сделку; да только было это давно, и никто из потомков явно не будет рад обсудить, как его предок продал душу Демону Снов из-за какой-то бедности.       — Эм, — Диппер повернул голову вбок, встречаясь со взглядом розового глаза. Он даже не удивился. Перед ним стояла девушка, и будь она человеком, Диппер бы сказал, что ей лет двадцать, максимум, двадцать пять. Её пышные розовые волосы были уложены в идеальную укладку, будто она только что вышла из какого-нибудь жутко дорогого салона красоты. Платье было в тон глазам и волосам, таким же розовым, облегающим настолько, что Диппер мог со стопроцентной уверенностью поставить на то, что он видит её соски и кости бёдер — у демонов вообще есть кости? Краска неосознанно залила лицо, когда Диппер понял насколько стоящая перед ним демонесса выглядит легко и сексуально — он даже от неожиданности подавился слюной, отчего начал кашлять, пытаясь вдохнуть; видно он поторопился с отрицанием демонов похоти в рядах Билла: всё-таки людям свойственны эротические сны… Демонесса, поняв, как она повлияла на ведьму лишь ухмыльнулась, явно довольная этой реакцией. Однако дело, по которому она пришла, в смущении паренька не заключалось.       — Да, я знаю, что я неотразима, — она легким движением руки, откинула локон за спину. — Так вот, маленькая ведьмочка, я советую тебе свалить отсюда и побыстрее.       — Что? — Диппер наконец-то откашлялся.       — Мне совершенно не нравится то, что происходит из-за тебя с Лордом Сайфером, — её розовый длинный ноготок уткнулся ему в грудь, довольно болезненно надавив. — Поэтому ты сваливаешь и больше никогда сюда не приходишь, ясно?! Диппер посмотрел по сторонам, в надежде увидеть Билла — кто знает, может это его очередная игра. Да только вокруг был лишь лес, всё тот же, ни капли не изменившийся лес. И никакого Билла. За ним была всё та же грань, барьер, выйдя за который, он признает себя проигравшим, и видно правда больше ни за что не придёт сюда снова. Диппер вздохнул.       — Эм, слушай. — начал говорить, но запнулся, не зная, как к демонессе обратится.       — Пироника, — фыркнула та, будто это общеизвестный факт, незнание которого должно караться смертью.       — Пироника, — тупо повторил Диппер. — Твоё желание защитить, как ты сказала… Лорда… Похвально, правда, — он даже поднял руку в знак своего послушания и примирения. — Да только, — в голосе начала проскальзывать сталь, — не думаю, что ты можешь отвечать за него… Секунда — и рука Пироники оказалась в чужом захвате. Почуяв страх она попыталась её вырвать, но тщетно. Диппер держал стальной хваткой, а глаза наливались золотом. Под чужим прикосновением ярко проступал золотой отпечаток руки, грозивший расплавить кисть. Но Диппер пытался сдерживать этот порыв — он всё ещё не понимал, как работает его сила в Измерении Снов: насколько она увеличивается и как правильно эту дозировку соблюдать, чтобы остановиться на угрозе, а не убийстве.       — Если Билл Сайфер, — он потянул демонессу за руку, заставив ту приблизиться к его лицу. Диппер видел как у неё в страхе заблестели глаза, было ясно, что такого поведения она никак не ожидала, — захочет, чтобы я ушёл — он мне об этом самолично сообщит. Во времена восьми ведьм, первородных, Пиронику почитали не хуже Билла — они боялись, что его, что её. Слова против не могли сказать, слепо подчиняясь чужим приказам, причём всех демонов-аристократов, потому что знали, лишний шаг, шаг в сторону, и лишь смерть их ждёт. Диппер же был слишком прытким, уже сразу видно, что подчиняться он не намерен — Пироника уверена, что это ему ещё окупится и не раз, — слишком самодовольный да циничный к жизни. Как же такие люди её бесили. Но Пироника знала, что сильнее ведьмочки, которая только начала познавать себя и силу, данную ей. А потому, когда шок прошёл, а искра страха исчезла, тогда исчезло и её оцепенение. Мгновение — ноги Диппера оплели розы, шипами впиваясь в кожу, раздирая её до крови. Ведьма зашипела от боли — Пироника посчитала это маленькой победой. Так сказать, один-один. Да только видно, что никто на этом останавливаться не хочет: никакого отступить, никакого подчиниться, лишь идти до конца, подпитанные жаждой крови и самоутверждения. Золотой след горел на чужой, демонической, руке сильнее, теперь грозясь не просто оставить ожог, а сжечь полруки. Они посмотрели друг другу в глаза. И в их взглядах не было ничего кроме жестокости, желания убивать — жажды крови. Смотря как в зеркало, они одновременно улыбнулись, как по команде, всё также одновременно отпустили друг друга — Пироника отпрыгнула от Диппера на пару метров назад. Однажды Диппера назвали гением. Гением нового поколения семьи Пайнс, так сказать, преемником Форда в плане гениальности. Но ни опровергать, ни соглашаться Диппер не спешил — да, он умнее своих сверстников, но это ведь может быть не вундеркизм, а просто его жажда к знаниям и заучивание определённой информации. Ему и так достаточно быть избранным в одной степени. Но сейчас Диппер понял, почему он и правда может считаться гением — не думает он, что за три секунды, которые составляли небольшое отступление, обычный человек, пусть много знающий, смог бы продумать столько вариантов развития событий. Стоит ногам Пироники коснуться травы, как колени её сгибаются, а лицо выражает боль. Розы растут от корней, а корни всегда находятся под землёй, в которую Диппер направил энергию. Сейчас демонесса обездвижена, а её ступы постепенно плавятся от соприкосновения с силой. Боль сменилась ещё большей злостью, и несмотря на угнетённое состояние, Пироника взмахнула руками, заставляя свои розы сквозь обжагающее золото продолжить расти, расти больше до невероятных размеров, оплетая теперь не только ноги Диппера, но и всё его тело. Эта битва могла бы закончиться плачевно, никто из них бы не отступил пока не умер. Их прерывает внезапная вспышка света, заставляющая от резко расплывшейся по телу боли, потерять над силами контроль. И Диппер, и Пироника упали на землю. Между ними появился Билл.       — Очень интересно, — его лицо не выражало ничего кроме раздражения. Он гневно глянул на Пиронику, и та незамедлительно склонила голову.       — М-мой лорд…       — Заткнись, — рыкнул Билл. — И проваливай, с тобой я позже разберусь. Пироника мгновенно исчезла в вихре лепестков роз. Диппер медленно поднялся, осторожно поглядывая на Билла. Раздражённый он сильно пугал, хоть Диппер и был уверен, что вреда ему не причинят — в глубине сознания парень хотел бы хоть раз увидеть не просто раздражённого Сайфера, а разъерённого, с той же жаждой крови, которой он и Пироника были поглощены пару секунд назад. Билл мотнул головой, сгоняя с себя негодование, повернулся к Дипперу, мягко улыбнувшись — успокаивая. Диппер не поверил ни на секунду. Но улыбнулся в ответ. Отряхнул штаны от прилипшей в коленям из-за падения грязи и подошёл к Биллу поближе. Он выглядел точно так же, как и вчера, вот только без тумана паники в голове Диппер смог более чётко запечатлеть в памяти портрет: блонд волос чуть завивающийся на концах, спадающий на лицо, в попытке прикрыть чёрный треугольник вместо второго глаза, по бокам и на затылке волосы же были короткими — будто Билл знает, что сейчас модно и старается этой моде следовать, — костюм-тройка: ярко-жёлтого цвета пиджак и жилет и чёрная рубашка с брюками, пиджак внизу украшенный рисунком, создающий силуэт кирпичной стены, часы в лучших традициях джентельменов XIX века — Диппер мысленно ударил себя по голове, он забыл часы. Как итог: Билл выглядел как тот ещё модник с приятными чертами лица — такому грех не отдать душу. А ещё только сейчас Диппер понял, что Билл был его выше почти на голову.       — Прости уж за неё, — мягко извинился Билл, заглядывая в чужие, наполненные золотым цветом глаза. — Но и ты хорош…       — Я… — Диппер прочистил горло. — Я твой гость, но первым, что я вижу приходя — это разъярённую демонессу, приказывающую мне съебаться, — Билл поморщился, услышав мат. — Так что, ты мне ничего не можешь сказать.       — Она заставляла тебя уйти? — уточнил Билл, скосив взгляд на место, где только что была Пироника.       — Да, и это, между прочим, было не очень приятно.       — Как я уже сказал, она своё получит, — Билл прервал так и не успевший начаться спор на корню. И сразу перевёл тему. — Итак, в этот раз тебе здесь много легче. Диппер промолчал, лишь сунул руку в карман джинс, доставая оттуда баночку с таблетками. Посмотрев на неё пару секунд, он кинул её Биллу. Тот поймал легко, подняв лишь одну руку, сразу начиная осматривать. На баночке не было ни одной надписи, но таблетки звенели, показывая, что половины уже нет. Билл вопросительно посмотрел.       — Форд кормит меня ими лет с семи, говорит, что они помогают сдерживать мою силу и энергию, чтобы никто её не почувствовал и не смог понять, кто я, — объяснил Диппер.       — Получилось довольно хорошо, учитывая, что я не признал тебя сразу, — Билл открыл баночку, доставая таблетку. — Форд и правда гений.       — Да, — недолгое молчание. — И я бы хотел знать, многому ли он научился от тебя? Следом к вопросу Диппер достал из сумки, перекинутой через плечо, книгу с рисунком шестипалой руки и цифрой три на ней. Эту книгу он нашёл в последний момент, когда раскладывал многочисленные учебники в библиотеке Форда перед выходом. Книга была дневником Форда, можно даже сказать бестиарием, в который он записывал всевозможные виды монстров с подробными к ним комментариями. На одном из разворотов он нашёл довольно интересную информацию о Сайфере, которая подтверждала его догадку о том, что Форд и Билл были знакомы довольно близко.       — Откуда ты… — начал Билл, протянул даже руку, но прервал сам себя. Диппер, заметив чужой блеск в глазах, быстро спрятал книгу обратно в сумку. Что-то этот дневник таил в себе, что-то, чем Сайфер явно пытался завладеть много лет. Это будет главным козырем Диппера.       — А теперь, Билл, мы поиграем по моим правилам. Чужой глаз загорелся огнем интереса, Билл подошёл ближе, наклонился почти полностью сокращая между ними расстояние. Диппер мог даже почувствовать чужое дыхание на своём лице. От страха Диппер резко отпрянул назад — чужие действия были для него слишком странными. Билл на это лишь ухмыльнулся, довольный происходящим. Интересней было только увидеть чужую реакцию, когда действие таблеток, созданных Фордом, полностью спадут на нет, и Диппер покажет истинное лицо…       — Ладно, — Билл согласился слишком легко из-за чего лицезрел чужой подозрительный взгляд. — Только ответь мне на один вопрос: ты чувствуешь вечную усталость?       — М-м-м… Немного? — Диппер почесал шею, пытаясь придумать, как описать свои чувства. — Это скорее вялость, но не смотря на это уснуть всё равно сложно, аппетита часто нет… Я думаю, это побочки.       — Не совсем. Это само действие таблеток, подавляя твою энергию, они подавляют и твоё физическое тело, так как энергия неотрывно связана с ней.       — Да, я так и думал. — Диппер прикусил губу. — Та-а-ак… Ты расскажешь, что вас связывает с Фордом?       — Не многое, — ответил Билл и указал рукой в сторону леса — в этот раз Диппер с уверенностью мог сказать, что лес этот является иллюзией, — предлагая прогуляться. — И не потому что не хочу, не могу. Условия сделки полное неразглашение с моей стороны. Видно Форд что-то знал. Диппер лишь кивнул головой, расстроенный, что не сможет узнать ответ. А потом до него дошёл смысл слов Билла.       — Подожди, сделки?       — Ага, — улыбнулся Билл. — Твой дядя заключил со мной сделку, и довольно… м-м-м… интересную. Не могу говорить.       — Серьезно? Ты, блять, мастер по нахождению окольных путей в сделках, не можешь ничего рассказать?       — Ничего, твой дядя не промах, всё продумал. Ни малейшей детали я не могу тебе сказать. — Билл замолк на секунду. — И прошу тебя не ругайся.       — Посмотрим, — пожал плечами Диппер. — Сказать?       — Ни сказать, ни написать, ни мысленно передать. Ни-че-го. Диппер пнул попавшийся так неудачно под ногу камешек. Ситуация его до жути бесила — Форд и правда гений, раз продумал всё до таких мелочей. Появлялся только вопрос, он так сделал, чтобы никто из потомков не смог узнать в принципе, или он предполагал, что всё выльется в то, что кто-то следующий родится ведьмой? К сожалению, этого не узнать. По крайней мере не сейчас — быть может Диппер наберётся всё-таки смелости и спросит об этом Форда когда-нибудь.       — Ты расстроен, — не вопрос а утверждение.       — Конечно, я, блять, расстроен, Билл! — взорвался Диппер. — Я восемнадцать лет живу как не пойми кто, а когда появляется даже малейший шанс узнать хоть что-то, то всё вокруг мне это сделать не даёт!       — Не ругайся, — уже по привычке ответил Билл. — Я не могу сказать тебе ничего про Форда, но могу рассказать про саму составляющую чистой энергии, ведьм и Измерение снов. Диппер посмотрел на него скептически. Билл никогда ничего не делал из добрых побуждений, а потому ожидать что-то от него за просто так было бы очень глупо. Однако Билл и бровью не пошевелил, будто всё было для него в порядке вещей, и не продолжал даже предложение с условием, которое мог предложить для сделки. Но Диппер всё ждал. Деревья сменялись, но всё равно оставались до ужаса одинаковыми, а тропинка не вела куда-нибудь конкретно, из-за чего могло показаться, что они бродят кругами. На самом деле это Диппера даже расслабляло и успокаивало: что-то было такое в лесу, в котором нет выхода, вечное спокойствие и умиротворённость, пусть всего лишь и иллюзорная.       — Так ладно, давай на чистоту, — Диппер всё-таки не выдержал. — Что ты хочешь?       — О чём ты? — ухмыльнулся Билл.       — Ты в первую встречу сказал, что ничего не делаешь просто так, всегда должна быть выгода, — пояснил Диппер. — Но сейчас ты готов рассказать мне почти всё, без дебильных игр и сделок? Почему? Думаешь, что таким образом заставишь меня тебе довериться и снять барьер? Билл рассмеялся. Без тени злобы, от чистого удовольствия происходящего. Его действительно забавляли логические цепочки Диппера — ему стало интересно, это вечный анализ у него происходящего, паранойя даже, из-за того, что его могут в любой момент уничтожить? Билл вновь посмеялся своим мыслям.       — Так ты же, дорогая моя Сосенка, сам начал эту игру, — Билл остановился, смотря ровно в золотые глаза напротив. — Ты сам это сказал несколькими секундами ранее.       — П-п-подожди! — Диппер остановился и резко замахал руками в воздухе. — То есть правда? Ты сейчас готов сделать и рассказать мне что угодно из-за дневника Форда?       — Это больше, чем просто дневник, Сосновое Деревце, — задумчиво протянул Билл вглядываясь куда-то позади Диппера, будто предаваясь воспоминаниям. — И да, ради него я сделаю для тебя, что пожелаешь.       — Даже если моё «пожелаешь» продлится много лет?       — Даже если века. Когда-нибудь, — Билл мягко положил руку на чужие каштановые кудри, аккуратно начав гладить; несмотря на это, Диппер всё равно зажмурился от страха. — Когда-нибудь ты сам поймёшь значимость этого дневника. А пока задавай вопросы, так и быть, для твоего спокойствия сделку заключать не будем.