— Я ещё тебе надоем, космический! — Это вряд ли, красавица!
Всё мысли Говоровой занимал исключительно Холмогоров, но в родном городе она словно бы переключилась, готовясь к расспросам друзей, а особенно Катрины. Тем не менее этого не случилось, что уже вызвало у Ксюши немалое удивление. Гриша по-доброму усмехнулся, заприметив на пальчике подруги детства колечко, Катя от радости завизжала, а Серёжа… Серёжа промолчал. Гущин всегда безмолвствовал, когда не знал, как однозначно выразить свою реакцию. Видимо, это был один из таких случаев. Парень поднял на девушку взгляд карих глаз и тихо кивнув ей, уткнулся взглядом в какую-то книгу. Ксения готова была поспорить, что ему это неинтересно. Хотя бы потому что страница не менялась уже на протяжении тридцати минут, а взгляд мог прожечь в одном из старых фолиантов Инги дыру. Не прожег. Извечно у Серёжи так. Долго решается, но быстро ориентируется. Но как быть с чувствами сейчас, он просто не знал. Или знал, но не хотел делиться. Котя и Гриша были спокойны, как два удава, и Говорова выдохнула с облегчением. Стало быть, что Серёжа не сказал ничего даже братьям-летчикам. — Ксения Анатольевна, что родителям скажем? — не уставал издеваться над сестрой Константин. — Замуж выскочила, а за кого? Москвич! В подоле принесла, а дочь всё равно идеальная. Сын, правда, говно! — Бесспорно, братец, — не без ухмылки парирует Ксения, — ты и сам не отказываешься от своей сущности, не так ли? — Фурия, не иначе! — Какая есть!.. Гойкович, не стесняясь, громко захохотал. На деле же он знал о московских встречах Ксении немногим раньше, чем Костя. Девушка лично настрочила ему письмо, не в силах больше держать в себе величайшее счастье. Но не думал Григорий, что незнакомый ему москвич будет настолько безумен в принятии важных решений. Югослав даже обсудил происходящее с Катриной, когда девушка прилетела в Волгоград упрашивать ребят вернуться на праздники в родные края. Но бесполезно.— Катя! Ты, я и Ксения помним безумную присказку покойной Говоровой-старшей. Замуж только за ленинградца! Кстати, меня это обижало… — Не стоит, Гриш, Инга считала тебя ленинградцем. — Не суть! Мы знаем, что Ксеня не пойдёт против слов Инги. Ты веришь? — Ты не прав, Гойкович! Готова поспорить, что Ксения всё же пренебрежительна к данному завещанию…
Ринкевич абсолютно верила в собственные заветы. Что ж, и все карты у неё на руках. В Рупите она успела побывать у небезызвестной Ванги или просто сама раскладывала старые колоды впотьмах? Григорий такими вопросами не задавался. Да и негоже советскому солдатику верить в потусторонние вещи. Однако сейчас он радовался совершенно искренне. Не хотел он видеть друзей детства несчастными от мнимой любви, которую им навязала уважаемая женщина. Для югослава это было глупо и смешно, для Ксюши и Серёжи какое-то время нет. И, судя по горящим синевой глазам подруги, она не задумывала о наставления бабки. Только Гущин понуро опустил голову, ни разу не улыбнувшись за всё время, проведенное с друзьями. — Правда, Ксень, что родителям скажешь? — допытывалась лучшая подруга. — Разберемся по ходу пьесы, Катрин!.. Окрылённая невеста не задумывалась о реакции родителей. Как-то и где-то краем уха услышав от отца фамилию Холмогоров, она вдруг стала спокойней. Особенно вникать в разговор родителей Ксеня не стала, но из монолога отца, после возвращения из Москвы, сложила один и один. Кажется, что Анатолий рассказывал жене об интересной беседе между ним и академиком Холмогоровым. И сомнений не осталось: ну точно — отец Космоса. Разговор, по словам Говорова, был длинный. О непутевых детях, милицейском беспределе и глупой выходке москвичей, которых Ксения достаточно хорошо успела узнать. Листовка с физиономией Белова на каждом московском столбе и неизвестная дача в глуши сложились в один пазл. Это её отец отмазал Сашку от последствий разбирательств с хахалем его невесты. Последствия вышли весьма печальные. Только Юрий Ростиславович уверен в Сашке, как в себе и утверждает, что не мог молодой сержант, настолько подпортить себе жизнь. Что ж, Анатолия Владимировича нельзя назвать человеком доверчивым, а значит у него были причины помочь. О связях речь и не шла, хоть московская и ленинградская номенклатура одной ниточкой сшиты. Удивлением для Ксении больше было не сфальсифицированное обвинение Белова в убийстве какого-то мужика, а факт знакомства Холмогорова и Говорова. Мир тесен. Но она не стала просвещать в свои мысли Космоса. Удобного момента не нашлось. Но момент знакомства родителей жениха и невесты ожидался незабываемый!..***
Гойкович вышел из дома, плотно прикрывая входную дверь. Улица встретила его январским морозом, заставляя зябко поежится в тёплом бушлате. — Чего ты, Серёг, прозяпил и обижаешься на весь белый свет? — послышался голос Кости. Гущин и Говоров стояли чуть поодаль от крыльца, укрывшись от чужих глаз под тяжёлыми ветками дуба. — Отъебись, — огрызнулся Сергей, всё ещё припоминая довольное лицо Ксении, любующейся своим помолвочным кольцом, — ничего я не обижаюсь. Замуж, так замуж! Молодец, девчонка. И парень не промах. Взял и унес. Сколько они знакомы? Два месяца? Я дурак просто. Бля, всю жизнь её знаю! Гриша подобрался к друзьями, прислоняясь плечом к могучему стволу, и закурил, предлагая пачку Косте. — Хотя с другой стороны, Серый, — задумчиво произносит Гойкович, глядя на вечернее небо, — а нахер оно вам это надо было? От того что Инга хотела видеть вас вместе, а она выйдет за другого, конец света не случится. Союз не распадётся, бабуля не воскреснет! — Тьфу на тебя, — заслышав последнюю фразу, Костя закатывает глаза. — Пацан хорош, кстати. Я вот с ним минут сорок проговорил, а уже понял — конкретно знает, чего от жизни хочет. Для себя хочет, Гущин, а не так как мы — машин новых для разгона. — Я вот нажраться хочу, — резко произнес Гойкович, наслаждаясь запахом сигаретного дыма, — а что? Когда ещё случай нагрянет? Гриша выступал в самые правильные моменты. Даже когда напряжение между друзьями можно было резать ножом, а Инга растаскивала Сергея и Костю по разным углам, югослав объявлялся в комнате с глупыми предложениями или с абсолютно непосредственными детскими шутками. Видимо, за его простоту Инга его и любила. — Глобально, братец, — согласился Костя, разделяя энтузиазм Гойковича, — но успеется… — А чего там про жизненные идеалы? — выпивка подождёт, а узнать о том, чем люди дышат, кроме самолётов и приключений на одно место, Григорий любил. — Рэкет да насилие? Про темную сторону Космоса, Костя знал лишь понаслышке от хороших знакомых отца в Москве, что и помогли Говорову выяснить о молодом человеке всю доступную информацию. Её, как ни странно, оказалось немного: сын профессора астрофизики, поступал в МГУ. Сдав успешно большинство экзаменов, не явился на последний. Чем планировал заниматься, большой вопрос. Проблема в том, что Костя был далеко не дураком и понимал, что в стране творится. В голову праведного советского солдата такой вид заработка не приходил. Пугал. — Нет, Гришаня, честный советский гражданин! — Понятно, Ксюхину самодеятельность прерывать не станем… — Ну не глупее ли она паровоза?! — возмущённо воскликнул Костя. Глупой Ксюшу назвать было нельзя. Она долго молчала, скрывала собственное мнение. Но внимательно следила своими синими океаническими глазами за человеком, сканируя с ног до головы. Знала ли она о «работе» Космоса? Наверное, догадывалась. И не сказать, что рэкет её пугал. История циклична, а первый курс института и книжки покойной бабки в библиотеке только подтверждали эту точку зрения. Тучи над русой головой сестры не сгущались. Котя был спокоен. — Учебу закончу, улечу в тундру к едрене фене, — неожиданно для друзей Сергей снова вступает в разговор, стирая с лица хмурое выражение, — и ищите меня потом! — Тебя, балбес, в тундру не отправят. Ты видом своим всех зверей распугаешь и эту… Как ее, Гриш, — пощелкав пальцами у лица друга, попросил помощи Костя. — Окружающую среду! — Во! Окружающую среду подорвёшь! Всё, Серёг, экономике СССР пиздец! А все благодаря кому? — Говорова сложно привести к порядку, если он уже задумал вывести кого-то из друзей на чистую воду. — Сергею Гущину! Так и напишем, а батя твой с ума сойдёт! — От счастья?.. Сергей расслабленно рассмеялся, стукнув по плечу Костю и оборачиваясь в сторону дома. На кухне горел мягкий желтоватый свет, а прозрачная тюль не скрывала темноволосую девушку у окна. Ксения стояла, прислонившись бедром к подоконнику и скрестив руки на груди. Серёжа изучал подругу, взглядом задержавшись на синих глазах. Кривая ухмылка, подобная Говоровой, расплылась на губах Гущина. Всё-таки он не повелевает судьбой и позволит девушке делать то, что хочет она. Как всегда позволял, не впервой.— Глупо с твоей стороны, Серёжа, очень глупо! — ответила бы ему Инга Ильинична, но кто бы теперь её послушал?
Что случилось, то случилось, а думать о других сценариях судьбы Гущин не хотел. Жизнь продолжалась.