Я огляделся по сторонам, увидел тебя и забыл, что только что собирался сделать

      Я проснулся от назойливой вибрации мобильного телефона, лежавшего рядом с моим ухом.       Немного остыв после встречи с Лорой и вернувшись в три часа домой из университета, я буквально упал на кожаный диван в гостиной и без долгих прелюдий погрузился в мертвецкий сон.       По всей видимости, проспал я больше шести часов, потому что за окном уже была непроглядная темень. Несмотря на это, я все еще чувствовал себя совершенно разбитым.       Телефон вибрировал около уха, и еще в полусне я поднес его к лицу. Возможно, виной моему рассеянному вниманию была усталость, поэтому, поднеся телефон еще ближе к лицу, я безвольно ткнул в одну из новых смс на его экране.       «…прости. Я знаю, что ты все равно не читаешь мои смс, Даниэль, но они моя последняя надежда…»       Я почувствовал, как ладонь, сжимающая смартфон, становится мокрой от пота. Я действительно совершил эту страшную ошибку. Случайно открыл одну из его смс.       «…я так скучаю по тебе, Даниэль. Наш новый профессор ужасен… кажется, я рассказывал тебе уже о нем. Ему, наверное, за пятьдесят, и он постоянно забывает мое имя… я помню, как ты произносил его. Каждый раз, когда ты произносил его, мне хотелось только одного… Ты прекрасно знаешь, что ты сам виноват во всем. Это ты совратил меня, ты показал мне все эти вещи, и теперь единственное, о чем я думаю каждую секунду, это твой…»       Телефон, выскользнув из моей вспотевшей ладони, приземлился на мою переносицу, и я содрогнулся от боли.       Он обвинял во всем меня.       Но разве он не был прав?       Со мной действительно было не все в порядке, и меня привлекали только люди намного младше меня. Мне не стоило притворяться перед самим собой. Я был профессором, падким на своих собственных студентов, как бы мерзостно это ни звучало.       Я ненавидел самого себя.       Отшвырнув телефон куда-то в сторону, я закрыл глаза и тут же – не прошло и пяти секунд – резко открыл их. Трель дверного звонка больно резанула по моим ушам.       Приняв сидячее положение на диване, я бросил быстрый взгляд на часы, висевшие над письменным столом. Десять вечера. Кто это, черт возьми, мог быть?       Может быть, Найджел?       Встав с дивана, я проковылял к входной двери. Вряд ли Найджел, ведь он, насколько я его знал, наверняка умудрился найти себе кого-нибудь вчера в клубе и развлекался с ним до самого утра. А сейчас… сейчас он, скорей всего, дрых без задних ног.       Немного наклонившись к двери, я заглянул в глазок и тут же отпрянул назад. На моих висках выступили капельки холодного пота.       За дверью стоял Оливер. Я снова прильнул к глазку – он выглядел просто ужасно, гораздо хуже, чем вчера. Его нижняя губа с правой стороны была разбита, на краях свежей раны выступала кровь и стекала вниз тоненькой струйкой по подбородку. Над левой бровью красовался отвратительно темный кровоподтек, а его левая рука теперь была перебинтована практически до самого плеча.       Что за черт? Несмотря на то, что в такой момент мне было не до шуток, я невольно подумал о бойцовском клубе Тайлера Дердена. Изо дня в день Оливер выглядел все хуже, так, будто бы принимал в его собраниях слишком уж активное участие.       Оливер в очередной раз изо всех сил надавил на кнопку звонка, и меня затрясло от пронзительной трели прямо над головой.       Не дождешься, Оливер Штольцер, разозленно сказал я про себя. Наша с тобой дружба закончена.       Оливер без перерыва давил на кнопку звонка, пока я не выдержал и настолько внезапно распахнул дверь, что он отшатнулся назад от неожиданности.       – Проваливай отсюда, Оливер, – странно для моего взвинченного состояния, но мне удавалось контролировать самого себя, и мой голос звучал совершенно спокойно, – ты вышел из круга моего доверия, поэтому убирайся. Я не хочу тебя видеть. И прекрати звонить в дверь каждую секунду как психически больной.       – Пожалуйста, профессор Шульц, – голос Оливера был севшим и хриплым, совсем не похожим на обычный, что это парализовало меня на какое-то время. Его холодные дрожащие пальцы вцепились мое запястье, – я собирался отдать вам деньги сегодня… я никогда в жизни не стал бы брать то, что мне не принадлежит…       – Но ты это сделал! – я раздраженно вырвал руку из цепкой хватки Оливера и отступил на несколько шагов назад. Я просто не мог видеть его в таком виде, и мое чертово сердце, мое слишком доброе проклятое сердце сжималось от того, как он смотрел на меня. Как он страдал. – Все, больше никаких дискуссий. Или ты сейчас же убираешься отсюда, или я вызываю полицию. Я не шучу, Оливер Штольцер. Даю тебе ровно пять минут.       С оглушительным треском захлопнув входную дверь, я прислонился спиной к ней и закрыл глаза.       Неужели я мог оставить его там, за дверью, совершенно одного, такого несчастного и искалеченного? Конечно, мог. Мог и должен был сделать это.       Я снова заглянул в глазок. Разумеется, Оливер все еще был там. Теперь он сидел на полу лестничной площадки прямо перед моей дверью, прислонившись спиной к стене и обняв руками плечи. Он едва заметно дрожал. На улице был ноябрь, десять градусов, наверное, максимум, и на нем была всего-то тоненькая футболка с логотипом Converse. Он был вообще в своем уме?       Я решительно распахнул дверь.       – Иди домой, Оливер. Пожалуйста. Я тебя прошу. Просто иди домой.       Оливер молча покачал головой, даже не поднимая глаз на меня.       – В чем дело? Что случилось?       – Вас действительно интересует это, профессор Шульц?       Он что, издевался надо мной?!       – Ты прав, – раздраженно ответил я, – меня это действительно не интересует. Мне наплевать на тебя и твою личную жизнь. Я просто не хочу, чтобы соседи подумали про меня всякое… Ну ты понимаешь. С твоим-то видом. Поэтому будь добр, переночуй под дверью у кого-нибудь другого. Мне не нужны проблемы.       – Но мне некуда пойти, – внезапно тихо и немного безучастно произнес Оливер, – Лора… она сказала, что если я сегодня появлюсь у нее на глазах, то она мне голову оторвет. Поэтому я не могу пойти домой.       У него что, совсем никаких других друзей не было? Неужели ему действительно было некуда идти? Я из последних сил боролся со своей жалостью к Оливеру, скорчившемуся передо мной на полу. Мне ни в коем случае не стоило верить ему, ведь он шпионил за мной, обокрал меня вчера вечером, и в его чертовой блондинистой голове творился ужасающий, никому не понятный хаос. Но в то же время… В то же время из его разбитой губы текла кровь и его худые плечи, обтянутые легкой футболкой, слабо вздрагивали.       – Ладно, – не выдержал я. Вполне возможно, это было одной из самых глупых ошибок, совершенных мной когда-либо в жизни, но я отступил на несколько шагов назад, освобождая Оливеру тем самым проход в мою квартиру, – ты можешь сегодня переночевать у меня… Но это в самый-самый последний раз. Серьезно. Больше для тебя никаких исключений не будет. Здесь тебе не Красный Крест и не служба анонимной помощи жертвам домашнего насилия.       – Я все понял, герр Шульц. Только сегодня, – тут же покладисто отозвался Оливер. Уж слишком он быстро пришел в себя. Окинув меня подозрительным взглядом, он прошел в мою квартиру с таким победным видом, будто бы только что выиграл у меня пари.       Вздохнув, я захлопнул дверь. Какое-то липкое, неприятное предчувствие охватило меня, но теперь я уж точно ничего не мог с этим поделать. Я действительно впустил этого ненормального парня не только в свою жизнь, но и в свою квартиру. О последствиях нужно было думать раньше.       Оливер замер посреди моей гостиной, с интересом оглядываясь по сторонам.       – Только попробуй что-нибудь украсть, – хмуро пригрозил я, и Оливер, будто бы очнувшись, обернулся на звук моего голоса. Его глаза снова поменяли цвет с прозрачно-серого на болотно-зеленый, и он едва заметно усмехнулся, – в этот раз ты простым извинением не отделаешься. Я не позволю какому-то проклятому тинэйджеру вроде тебя водить меня вокруг пальца.       – Но я не тинэйджер, герр Профессор, – с коварной усмешкой прервал меня Оливер, – я же на первом курсе университета.       – А выглядишь так, будто бы тебе еще и семнадцати нет, – насмешливо парировал я.       Странное предчувствие того, что я сделал что-то неправильно, совершил какую-то непоправимую ошибку, уже практически рассеялось, и я снова успокоился. Что, в конце концов, могло случиться? Я слишком много волновался на пустом месте.       – Правда? – похоже, Оливер был действительно удивлен. – Обычно мне говорят, что я выгляжу старше своих лет.       Эта фраза, вероятно, должна была насторожить меня, однако я абсолютно потерял бдительность. Разбитая губа Оливера все еще кровоточила, и я вспомнил, что у меня ванной где-то завалялся спрей с дезинфицирующим раствором. Конечно, этому парню было на свою губу плевать, но хоть кто-то из нас должен был думать о последствиях.       – Подожди, сейчас вернусь, – пообещал я и скрылся в направлении ванной. Спрей нашелся довольно быстро, и, окинув свою помятую, уставшую и небритую физиономию в зеркале над раковиной критическим взглядом, я с очередным тяжелым вздохом направился обратно.       Вряд ли я был привлекателен для кого-нибудь, кроме Найджела. Мысленно констатировав этот факт, я вернулся в гостиную.       Оливер стоял перед моими книжными полками и с интересом рассматривал коллекцию манги, купленной в Японии. Повернув голову в мою сторону, он заметил дезинфицирующий спрей и ватные тампоны в моей руке, и его глаза расширились от легкого беспокойства:       – Это что?       – Ничего, – передразнил его я, – сейчас я буду оказывать тебе первую медицинскую помощь. Можешь на секунду присесть на диван, горе мое?       Оливер упрямо помотал головой. В его зеленых глазах была неподдельная тревога.       – А это больно?       – Не больнее, чем ласки твоей садисткой подружки, – саркастически отозвался я, – а теперь, прошу тебя, сядь на диван. Это не займет больше пары секунд. Твою рану нужно обработать.       Оливер все так же не сдвигался с места:       – Профессор Шульц, пожалуйста, не делайте мне больно.       В голосе Оливера звучала самая настоящая мольба, настолько искренняя, что я даже на какое-то мгновение замер на месте от изумления. Но мой ступор испарился буквально через несколько секунд, ведь передо мной был Оливер Штольцер, и я уже слишком хорошо знал этого подлого парня, чтобы поддаваться на его провокации, поэтому, сжав его запястье, я потянул Оливера к дивану:       – Прекрати сейчас же! Твои кривляния тут неуместны. Так и заражение крови заработать недолго.       Как ни странно, он подчинился мне и, покорно опустившись на диван, уставился на меня своими несчастными тускло-зелеными глазами. Он был так напряжен, будто бы в действительности испытывал панический страх перед тем, что я собирался обработать его раны. Да что, черт возьми, с ним творилось?       – Расслабься, Оливер, – я опустился на диван рядом с ним и сбрызнул ватный тампон дезинфицирующим спреем настолько обильно, что едко пахнущая спиртом жидкость потекла по моим пальцам, – пару секунд и готово…       Но стоило мне только совсем легонько коснуться намоченным в спирте ватным тампоном губы Оливера, как он со стоном отшатнулся в сторону. Ему что, правда было настолько больно?       – Если ты будешь дергаться, мы и через два часа не закончим, – с досадой выдохнул я, – и прекрати изображать ужасную боль, я даже до тебя не дотронулся! Если у тебя с этим такие проблемы, какого черта ты тогда понавтыкал этих железок в себя?       Я показал указательным пальцем на пирсинг на лице Оливера.       – Это что, не было больно?       – Пирсинг делается под местным наркозом, – с презрением сообщил Оливер, все еще с опаской глядя на тампон с дезинфицирующим спреем у меня в руке, – это совсем не больно.       – Ну, уж прости, что врач-анестезиолог сегодня не присоединился к нам, – с раздражением выдохнул я и, поймав запястье Оливера, мягко притянул его к себе. Он был ниже меня и меньше меня по комплекции, такой худышка, если присмотреться, я отлично знал: стоит мне хоть немного применить силу, и он оказался бы совершенно в моей власти.       Все еще не отпуская запястья Оливера, я прижал мокрый ватный тампон к его губе и, несмотря на то, что он вздрогнул всем телом и его глаза болезненно расширились, продолжал прижимать тампон к его коже больше половины минуты. Нужно было остановить кровь хоть немного.       Оливер больше не сопротивлялся мне. Он только молча, будто бы укоризненно, смотрел на меня, и уголки его расширенных от боли глаз были красными от подступавших слез.       Что-то странное встало перед моим взглядом. Я внезапно подумал о том, что мы с Оливером сейчас совсем одни, наедине, в моей квартире, и мне ничего не стоило сделать с ним…       Я мог сделать с ним все что угодно.       Мог швырнуть его на диван, раздеть, стащить с него все эти дорогие фирменные шмотки и не слишком с ним церемониться. Я мог в любой момент взять то, чего мне так не хватало уже целых пять одиноких, невероятно длинных месяцев, силой. С трудом прогнав эту уж слишком соблазнительную мысль из головы, я выпустил страдавшего Оливера из своих рук и, не говоря ни слова, направился на кухню.       Похоже, я перестарался, похоже, Оливер только что был слишком близко или виной всему было мое излишне развитое воображение – да что бы то ни было, но я возбудился.       К счастью, на мне были довольно свободные старые джинсы и большая мне на целый размер клетчатая рубашка, доходившая до середины бедер. Вряд ли Оливер мог заметить что-то.       Достав из морозильника пакет с искусственным льдом, я машинально приложил его ко лбу и тут же содрогнулся от его обжигающего холода. Вообще-то холодный компресс предназначался для Оливера и его синяков, но мне нужно было хоть как-то прийти в себя.       Когда я вернулся в гостиную, Оливер все еще сидел на диване и смотрел на меня затравленным взглядом.       – Вот, – примиряющим тоном сказал я и протянул ему пакет со льдом, предварительно завернутый в тонкое полотенце. Мне было даже немного стыдно за грубое обращение с ним и особенно за свою эрекцию, вызванную, возможно даже, этим грубым обращением, и я инстинктивно пытался загладить свою вину, – приложи это к твоей брови. Будет намного лучше, поверь мне.       Послушно кивнув, Оливер осторожно взял холодный компресс из моих рук и приложил его к брови.       – Yasashi naaa, Shulzu-sensei… hontoni yasashi , – протянул он своим все еще хриплым голосом, в котором мне вдруг почудилась насмешка и от которого меня одновременно бросило в дрожь.       Мне нужно было хоть как-то отвлечься от всех этих треклятых извращенных мыслей, поэтому я решил сменить тему. Вспомнив о том, что Оливер был просто до сумасшествия одержим едой, я осведомился:       – Ты голодный? Ужинать будешь?       Кажется, мой вопрос понравился Оливеру. Он тут же оживился и отложил компресс в сторону.       – А что на ужин?       Ему тут что, ресторан что ли, пронеслось у меня в голове, но вслух я отозвался:       – Спагетти с томатным соусом… Кажется, у меня в холодильнике еще немного со вчерашнего дня осталось.       Лицо Оливера перекосила гримаса отвращения:       – Опять спагетти?! Я это каждый день практически ем. Любимое блюдо Лоры, этой ленивой задницы…       – Прошу прощения, ваше Превосходительство, но тут тоже не пятизвездочный ресторан, – несколько оскорбленно отозвался я. Мой эротический кошмар оказался в реальности самой настоящей эгоистичной скотиной. Кажется, я уже даже постепенно начинал понимать, почему Лора выгнала его из дома и разукрашивала его наглую физиономию каждый день новыми синяками, – не нравится – оставайся голодным.       – Hidoi! Hidoiyo , – издевательски протянул Оливер. Он снова приложил к своей брови пакет с искусственным льдом. Наверное, чтобы выглядеть более несчастным, – hajime kara shulzu-sensei ga… totemo yasashikute, ii hito to omoutta…       Не знаю почему, но японские вставки Оливера постепенно стали раздражать меня, поэтому я резко прервал его:       – Так. Все. Никакого японского сегодня. Сегодня на него запрет, ясно? Еще раз услышу от тебя хотя бы одно японское слово, и ты останешься совсем без всякого ужина.       Все еще раздраженный я направился на кухню и, достав из холодильника тарелку с остатками вчерашних спагетти, с грохотом зашвырнул ее в микроволновку. Черт бы тебя побрал, Оливер Штольцер. Я уж точно в последний, в самый последний раз позволяю тебе сидеть на моем диване и командовать мной так, как тебе хочется. В следующий раз все будет по-другому. И это ты… Ты будешь делать то, что мне хочется.       Я закрыл глаза и представил это. Я представил себе во всех цветах и красках, как Оливер будет делать то, чего хочется мне.       – Э-эм… герр Профессор, я извиняюсь…       Голос Оливера прозвучал волнительно близко от моего уха. Я медленно открыл глаза и обернулся. Оливер стоял за моей спиной и, поднявшись на носочки, доставал из одного из верхних ящиков стаканы.       Откуда он, черт подери, знал, где в моей квартире хранятся стаканы?!       Я сглотнул. У меня во рту было так сухо, словно моя ротовая полость была выстлана не слизистой оболочкой, а наждачной бумагой. Оливер невозмутимо накрывал в гостиной на стол, и это было, наверное, самым странным из того, что произошло за этот вечер.       – Кока-кола, минералка, вишневый сок, грейпфрутовый сок, манго-ананасовый сок… э-э-э… Кирин? – со скучающим тоном перечислил Оливер, открыв мой холодильник и внимательно оглядев его содержимое. – Что вы будете пить, профессор Шульц?       – Мне все равно, – поспешно отозвался я. Мой голос позорно ломался, – можешь выбрать то, что хочешь.       – Ryookai! – с преувеличенной бодростью отозвался Оливер снова на японском. Похоже, говорить ему что-то на этот счет было бесполезно. Ведь он не собирался слушать меня.       Достав из микроволновки дымящиеся спагетти, я разделил порцию на две тарелки и направился с ними в гостиную. Оливер ждал меня там за накрытым столом, на котором уже стояли стаканы с соком и были аккуратно разложены салфетки и столовые приборы. Я был настолько удивлен неожиданным примерным поведением моего обычно непослушного студента, что я даже с трудом удержался от того, чтобы не погладить его по голове. Хороший мальчик, Олли.       Мотнув головой и отогнав от себя свои уж чересчур странные мысли, я опустился на стул напротив Оливера и, поставив тарелки на стол, первый раз за вечер по-настоящему улыбнулся:       – Приятного аппетита.       – Вам тоже, герр Профессор, – быстро отозвался Оливер, и в его руках уже была вилка. Мне бросилось в глаза то, как необычно он ее держал – не зажимая между большим и указательным пальцем, а сжимая ее всей ладонью, так, как это делают маленькие дети.       – Ты что, не умеешь пользоваться столовыми приборами? – не выдержал я, и в моем голосе прозвучало искреннее удивление.       – Насмехаться над другими людьми нехорошо, профессор… – начал было уже с набитым ртом Оливер, но вдруг его лицо исказилось, и он тут же выплюнул содержимое своего рта на салфетку. – Бууууэээээ… сколько здесь СОЛИ?! И чили!! Вы совсем с ума сошли?! У меня весь язык горит! Fuck!       Оливер панически схватился за стакан с соком и опрокинул в себя все его содержимое, наверное, за несколько секунд.       Его реакция на мои спагетти настолько ошеломила меня, что первые полминуты мне не удавалось выдавить из себя ни слова. Разумеется, я как бывший заядлый курильщик с немного ослабленными вкусовыми рецепторами действительно клал в свою еду немного больше соли и перца, чем обычно, но еще ни один человек за всю мою жизнь никогда не реагировал на это так.       Автоматически запустив в рот довольно большую порцию макарон, я тщательно пережевал их, стараясь почувствовать то, что чувствовал Оливер, но они были совершенно нормальными на вкус. Совсем немного больше соли и перца чем обычно.       Я вздохнул, почувствовав себя уставшим и раздраженным.       – У тебя сложный характер, да? Все эти твои придирки…       – Сложный характер? У меня?! – переспросил Оливер, изумленно глядя на меня своими ясными, прозрачно-серыми глазами. – Я серьезно, герр Шульц! В ваших спагетти три тонны соли и полкилограмма чили… я не могу это есть.       – Ну, тогда оставайся голодной, принцесса, – с вялым сарказмом отозвался я, машинально продолжая жевать. Он мог катиться к черту, если он думал, что я буду потакать всем его капризам.       Справившись со своей порцией уже, наверное, наполовину, я поднял глаза на Оливера. Он так и не притронулся к своей еде и только смотрел на меня жалобным взглядом. Он выглядел ужасно голодным.       – Ну хорошо, хорошо… – и что только было со мной сегодня, я и сам не знал, по всей видимости, мне было действительно пора вступить в Красный Крест. Встав из-за стола и покопавшись на книжной полке, заваленной всякими ненужными журналами, я извлек оттуда несколько пестрых проспектов с доставкой еды на дом. «Суши, пицца, паста, китайская и индийская еда!» – гласили надписи на них, и я протянул их Оливеру:       – Можешь заказать себе что-нибудь. Сегодня я добрый.       Радости Оливера, наверное, не было предела. Пока он с невероятным воодушевлением рассматривал проспекты по доставке на дом, я доел свои и его спагетти и, убрав со стола, вернулся в гостиную и взял в руки телефонную трубку.       – Ну что, нашел что-нибудь по вкусу?       Оливер лежал на диване, зарывшись с головой в проспекты.       – Ага, – тут же отозвался он, – номер 225, 47, 78, 109, 36, 55 и…       – Размечтался, – я поспешил охладить его пыл, – ты столько за один вечер точно не съешь…       – Ну, пожалуйста, профессор Шульц, – глаза Оливера в очередной раз поменяли цвет, он лежал на диване, прижимая к груди проспекты, и в его взгляде была мольба, – хотите, я перед вами на колени стану? Или разденусь? Я бы посоветовал вам второе, точно не пожалеете.       – Прекрати нести эту чушь! – я взбешенно вырвал проспекты из рук Оливера и быстро набрал один из телефонных номеров, напечатанных на них.       – Можешь еще раз повторить, что ты там понавыбирал?       В то время как Оливер с неописуемой радостью перечислял номера своих заказов, я смотрел куда-то другую сторону. Мои щеки горели.       Какого черта я делал все это для него?! Неужели я действительно надеялся на то, что он снова решит «отплатить мне за мою доброту»? Совсем как тогда, ночью на диване в Burger King… Или даже больше.       Если я и правда надеялся на большее, то действительно был последним извращенцем. И не было мне спасения.       Несмотря на обширный заказ Оливера, еда была доставлена очень быстро, где-то в течение получаса. Расплатившись у двери с курьером, я вернулся в гостиную, нагруженный кучей картонных и пластиковых коробок. По комнате разлился приятный, но в тоже время несколько сбивающий с толку запах всевозможной еды – я уловил запахи тайского карри, каких-то индийских приправ и плавящегося на пицце сыра.       Оливер, сидевший на диване, сиял от счастья. Выгрузив все коробочки на небольшой ночной столик рядом с диваном, я мрачно процедил сквозь зубы:       – Ты ведь знаешь, что будет, если ты это все не съешь? Очень-очень больно.       В ответ Оливер только ухмыльнулся. В его руках уже была картонная коробочка с азиатскими жареными макаронами, и он поглощал их прямо-таки со скоростью света. Ну, наконец-таки, он был хоть чем-то доволен.       Несколько минут я только стоял на месте, скрестив руки на груди, и молча наблюдал за ним. Несмотря на все синяки и ранения, разукрасившие его лицо, он оставался таким… привлекательным. Эти тонкие, хрупкие запястья, длинные пальцы и отчетливо выделяющиеся на груди ключицы. Я был готов целовать эти узкие выступавшие из-под его кожи косточки несколько часов без остановки. Интересно, понравилось бы ему это?       Я не знал ответа на этот вопрос. Я не знал, нравились ли ему мужчины… Да что я вообще знал, черт подери? Заставив себя отвернуться от Оливера, я демонстративно скучающим тоном сообщил:       – Мне нужно еще немного поработать, поэтому веди себя потише, хорошо? После еды выкинь, пожалуйста, все эти коробки в мусор… И да, спать сегодня можешь на этом диване, я найду тебе позже одеяло и подушку.       Оливер промычал что-то с набитым ртом и, хотя я не разобрал, что именно, это было уж точно не “спасибо”.       Хмыкнув, я развернулся и направился к письменному столу, на котором стоял мой ноутбук. Мне и вправду нужно было закончить еще несколько публикаций о проблемах иностранных работников в Японии до конца следующей недели, и то, что сегодня вечером по совершенно глупой случайности я был не один, не должно было препятствовать мне в работе.