Я огляделся по сторонам, увидел тебя и забыл, что только что собирался сделать

      Я проснулся от странных, едва различимых звуков и все еще в полусне сел на кровати. Мое сознание пока витало в стране грез, и мне понадобилось как минимум минуты три, чтобы наконец-таки понять, что это были за звуки.       Это были стоны.       Приглушенные, слабые стоны вперемешку с вздохами в лучших традициях порнофильмов. Это был Оливер.       Я включил ночник и растерянно протер кулаком заспанные глаза. Ну что там опять за чертовщина?! Стоны, раздававшиеся из моей гостиной, не прекращались, и я, выругавшись, выбрался из согретой моим телом постели. По ночам пол в квартире превращался в поверхность покрытого льдом озера, и, вздрагивая каждый раз, когда мои босые ступни соприкасались с ним, я в одной майке и боксерах проковылял в гостиную.       Включив настольную лампу, я сощурил заспанные глаза, и когда мне, наконец, удалось разглядеть представшую передо мной картину, почувствовал, как мерзкие, холодящие мою кожу мурашки ползут у меня по спине.       Оливер лежал на животе, скорчившись в неестественной для человеческого тела позе. Он спал, это было очевидно, ведь его глаза были плотно сомкнуты, но это был не совсем обычный сон.       Оливер стонал – наверное, каждые полминуты с его полуоткрытых губ срывались глухие, придушенные всхлипы, – и его левая рука была у него под джинсами. Он был весь мокрый от пота, буквально купался в собственном поту, и его короткие белые волосы вымокли насквозь, будто бы он только что принимал душ.       Все еще замерев на месте, я в оцепенении смотрел на вздрагивавшего в такт своим стонам на диване Оливера. Холод остывшего за ночь пола впивался в мои босые ступни, но я не мог сдвинуться с места. Не мог пошевелиться.       Это было так жутко. Конечно, меня пугало вовсе не то, что он, по сути, мастурбировал во сне, а то, как он при этом выглядел – его трясло, с него градом лился пот, и его тело периодически конвульсивно выгибалось, словно его било током.       В какой-то определенный момент мне стало настолько страшно, что я твердо решил прекратить все это и, подойдя к дивану, с огромной осторожностью коснулся плеча Оливера. Он был такой горячий – даже через ткань его футболки я отчетливо ощущал этот выходящий за грани нормального жар его худенького тела.       Я уже сильней потряс его за плечо, и Оливер внезапно пробормотал что-то бессвязное в ответ. Я не понял ничего, кроме того, что это было на японском.       – Олли, – тихо позвал я, и он так неожиданно, что я аж вздрогнул, перевернулся на спину. Его левая рука выскользнула из джинсов, и я увидел, как судорожно сжимаются его пальцы.       Глаза Оливера были все еще закрыты, но теперь он абсолютно отчетливо прошептал:       – Iyaaa…iyaaadaaa.       Его голос звучал так странно. Его голос был совсем не его голос, вдруг понял я. Это был голос кого-то младше и к тому же страшно испуганного. И хотя я не имел никакого представления, что происходило, жуткое ощущение, охватившие меня еще в самом начале, усиливалось с каждой секундой. Все происходящее казалось мне каким-то нереальным.       Я изо всех сил встряхнул Оливера за плечи, но он так и не открыл глаз и вместо этого простонал:       – Hanase! Hanaseyo! Iyaadaaa… itai! Itaiyo!!       – Олли… черт! – я был в полной растерянности и не представлял, как мне привести его в себя. В отчаянии я врезал Оливеру такую сильную пощечину, что его голова мотнулась в сторону, но к моему огромному удивлению это помогло, и он резко распахнул глаза. Его темные, бездонные зрачки были настолько расширены, что занимали почти всю радужную оболочку.       – Все хорошо, Олли, – обессилено прошептал я и стиснул его хрупкие запястья в моих ладонях. Они были горячими как кипяток, – я с тобой. Это просто сон.       – Gomen… – слабо пробормотал Оливер. Несмотря на то, что его глаза смотрели прямо на меня, его взгляд был таким стеклянным, что я был почти на все сто процентов уверен, что он не видит меня, – gomen nasai. Gomen nasai, Atsushi-san. Gomen nasai, gomen nasai, gomen nasai, gomen nasai…       Какой еще Атсуши-сан?!! Что с ним вообще происходило?! Он бредил?       Не выдержав, я привлек Оливера к себе и крепко стиснул его худые плечи в своих объятиях. Я был сам не свой от безрезультатности моих отчаянных попыток привести его в себя, поэтому просто обнимал его до тех пор, пока не услышал его снова обычный, разве что чуточку охрипший голос:       – Профессор Шульц?       Я тут же выпустил Оливера из своих рук, и мне даже стало немного стыдно. Его серые ясные глаза с недоумением смотрели на меня:       – Что это вы делаете со мной?       Дрожь его тела постепенно затихала, но он был все еще горячий и липкий, и от него нестерпимо пахло потом.       Я вздохнул с облегчением и осторожно, кончиками пальцев коснулся его лица:       – Я рад, что с тобой снова все в порядке. Кажется, тебе приснился плохой сон…       – О чем это вы?       – О чем это я?! –изумленно переспросил я. Неужели он не совсем ничего не помнил из того, что с ним только что творилось?       – Кто такой Атсуши-сан?       Вообще-то, я не собирался спрашивать его об этом, у меня и в мыслях не было, правда, но этот проклятый вопрос словно сам по себе сорвался с моего языка. Стоило Оливеру услышать это имя, как его глаза угрожающе сузились.       – Не ваше дело.       Я уже даже начал подозревать, что кошмары Оливера имели непосредственное отношение к тому, что произошло с ним в Токио. Совершенно бессознательно я вдруг вспомнил слова Лоры, кричавшей мне в лицо, стоя напротив меня в моем бюро. Если бы вы знали, что ему пришлось пережить в Японии, вы совсем по-другому относились к нему… Хоть в чем-то она была права – если бы я только знал это! Но вряд ли в планы Оливера входило посвящать меня во все подробности его биографии.       Я почувствовал легкое раздражение, поднимающееся внутри. Если Оливер хотел, чтобы я попытался помочь ему, а он уж точно – я чувствовал это – безмолвно просил моей помощи, он должен был хотя бы немного пойти мне навстречу. Но он почему-то совершенно не собирался этого делать.       Оливер все еще сидел на диване и отстраненно смотрел куда-то в сторону. От него так сильно и резко несло потом, что я вдруг подумал о том, какой соленой должна была быть сейчас на вкус его кожа.       Чтобы хоть как-то отогнать эти отвратительные, с каждой секундой становящиеся все непристойнее мысли, я поспешно предложил:       – Может, тебе принять душ? Ты весь вспотел.       Оливер посмотрел на меня с такой мрачной злостью, будто бы я был его заклятым врагом – может, он все еще злился из-за вопроса про загадочного Атсуши-сана, но все же нехотя отозвался:       – Ладно. Но только если вы мне поможете, профессор Шульц… Мне что-то нехорошо.       Оливер ухмыльнулся, и я почувствовал, как гадкое чувство слабости охватывает меня. Мне так хотелось согласиться…       – Даже и не надейся, – решительно отрезал я. Я не имел права позволить себе это, так как слишком хорошо знал самого себя – стоило мне только начать, и я просто не мог остановиться. И он был… таким чертовски соблазнительным. Я бы точно не выдержал.       – Пожалуйста, герр Профессор.       Голос Оливера был жалобным, и его теплые пальцы поймали и стиснули мою ладонь.       – Пожалуйста, – хрипло и еле слышно повторил он, – пожалуйста, позаботься обо мне хоть немного… Даниэль.       Я вздрогнул. Просьба Оливера была внезапно такой искренней, и он выглядел при этом таким несчастным, что я сдался. Быть может, он наконец-таки хотел пойти мне навстречу и позволить мне помочь ему с его психическими проблемами, которые, похоже, в этом огромном мире, кроме меня, не волновали абсолютно никого. Или он просто – при этой мысли у меня внутри все сжалось – хотел, чтобы я был рядом.       – Ну хорошо-хорошо… Если ты так просишь, – прошептал я, совершенно без сил и принимая свое поражение, и глаза Оливера расширились от едва заметной радости.       Он встал с дивана и тут же пошатнулся, и мне пришлось удержать его за плечи. Боже, в свете настольной лампы он казался таким худощавым и слабым.       – Тебе нужно правильно питаться, – тихо сказал я, поддерживая его по дороге в ванную, –с завтрашнего дня я буду следить за тем, что ты ешь и как ты ешь.       Даже не знаю, почему я сказал эту глупую и совсем неуместную фразу, ведь я при всем моем желании не мог следить за его питанием, но Оливер внезапно улыбнулся:       – Вы правда будете делать это, герр Профессор?       Я почувствовал, что краснею, и одновременно подумал о том, как давно это было. То, что мне хотелось так заботиться о ком-то.       – Ну, хоть кому-то же должно быть не наплевать на тебя.       По правде говоря, я попытался съязвить, но сказанное мной прозвучало довольно жестоко, и я тут же прикусил язык. То, что молчание Оливера было единственным ответом на эту фразу, только подтвердило мои опасения.       Когда мы оказались в ванной, я, отпустив Оливера, открыл кран с горячей водой и, переключив его на режим душа, смущенно пробормотал:       – Все готово. Можешь раздеваться.       На последней фразе мой голос так позорно оборвался, что я только с огромным трудом смог заставить себя повернуться и посмотреть на Оливера. Он стоял не двигаясь и обессилено прислонившись спиной к стене.       – В чем дело, Олли? – вздохнул я. Ему что, снова было нехорошо?       – Ни в чем, – охрипшим голосом отозвался Оливер, – помогите мне... раздеться.       Кровь гулко стучала у меня в висках. Взгляд Оливера снова стал таким отчужденным и пустым, мне даже стало страшно, что он может в очередной раз погрузиться в свое бредовое состояние и перестать узнавать меня. Собрав всю свою волю в кулак, я подошел к нему и потянул края его все еще мокрой от пота футболки вверх. Оливер молча поднял руки, помогая мне, и, стянув через голову его футболку, я зашвырнул ее в корзину для грязного белья.       Как я и думал, полуобнаженный он казался таким хрупким и мог вполне сойти за подростка. У меня совсем пересохло во рту, но я упорно продолжал, хоть и мои пальцы, расстегивавшие ремень его джинсов, дрожали мелкой дрожью.       Пока я стягивал с него джинсы, а потом и его серые боксеры дорогущей фирмы, он обнимал меня за плечи, чтобы удержать равновесие. То, что происходило между нами, уже давно вышло за рамки нормальных отношений профессора и студента, и я больше не мог остановить это.       Это походило на какой-то гигантский механизм, который уже начал свое неудержимое движение, и теперь было поздно. Больше никто не мог остановить это.       Уже полностью обнаженный Оливер протянул мне свою левую руку, перебинтованную от запястья практически до самого плеча, и я начал медленно распускать бинты.       На его руке, наверное, в буквальном смысле этого слова, не оставалось ни одного живого места. Кто-то исполосовал ее чем-то похожим на тупой нож от запястья до середины предплечья – кто бы это ни был, этот человек был явно сумасшедшим садистом.       По всей видимости, раздирающие меня чувства были отчетливо написаны на моем лице, потому что Оливер, будто бы успокаивая меня, улыбнулся:       – Не переживайте вы так, герр Профессор, уже все в порядке. Мне уже не больно.       – Олли, ты… – беспомощно начал я, но просто не смог подобрать слов, чтобы закончить начатую фразу. Я все еще не знал ничего из того, что в действительности происходило в его жизни, и мне так хотелось и одновременно не хотелось узнать это. Быть может, если бы я узнал о нем больше, то просто бы сошел с ума.       Оливер выскользнул из моих рук и направился к ванной. Он забрался туда и, подтянув колени к животу, вопросительно посмотрел на меня, будто бы ожидая от меня дальнейших действий.       Опустившись на колени перед ванной, я, все еще не отойдя от шока, вызванного его искалеченной рукой, машинально взял в руки душ, поднял его над сидевшим в ванной Оливером, и тот зажмурил глаза.       Сильные струи теплой воды, бившие из душа, стекали по лицу Оливера, и он довольно улыбался:       – М-м-м… так тепло.       Я молчал. Если бы я только мог, то никогда бы больше не отпустил его от себя и больше никогда в жизни не позволил бы никому причинить ему боль. Но что я в действительности мог сделать? Я был никем для него и не играл в его жизни абсолютно никакой роли.       Осторожно положив душевой шланг в ванную рядом с Оливером, я выдавил немного шампуня в ладонь и принялся намыливать им светлые волосы моего горе-студента. Безжалостно выжженные перекисью водорода, они были тонкими и ломкими.       – У вас такие нежные руки, профессор Шульц, – внезапно прошептал Оливер. Его глаза были все еще зажмурены, и он казался таким расслабленным, – с вами, наверняка, хорошо в постели.       – Какого черта ты постоянно говоришь такие вещи?! – довольно грубо прервал его я. Боже, он, вероятно, совсем собирался меня с ума свести, ведь я и так был так близок к тому, чтобы, забыв обо всех запретах и общественных идиотских правилах, наброситься на него прямо здесь, в моей собственной ванной.       Оливер фыркнул:       – Ну… мне уже не двенадцать лет, герр Профессор. Иногда я думаю о таких вещах. Это нормально.       Это было нормальным – думать о сексе с другим мужчиной, который был старше него как минимум лет на пятнадцать?! Что он, черт возьми, вообще нес?       Смывая шампунь с волос Оливера, я наконец-таки решился и задал ему тот самый вопрос, который уже целую вечность вертелся у меня в голове. В конце концов, за этот вечер мы сблизились настолько, что я вполне мог позволить себе сделать это, поэтому я спросил – тихо и немного нерешительно:       – Что случилось с тобой в Японии, Олли?       Оливер открыл глаза. На его светлых, но довольно длинных ресницах дрожали капли воды.       – Почему вы спрашиваете меня об этом? Вы считаете меня ненормальным? Травматизированным или что-то в этом роде?       – Нет, конечно. Я не считаю тебя «травматизированным», – раздосадованно отозвался я. Проклятье, я так и знал, что мне не стоило спрашивать его об этом, но теперь я уже задал ему этот вопрос, и пути назад не было, – ты можешь не рассказывать мне ничего, если не хочешь. Я пойму.       Губы Оливера дрожали, и он вдруг криво ухмыльнулся.       – Хорошо.       Выбравшись из ванной, он, совершенно мокрый, стянул с крючка мое длинное махровое полотенце и закутался в него.       – Хорошо, – хрипло повторил он и в его глазах зажглись уже знакомые мне демонические огоньки, – я расскажу вам все, доктор Шульц. Но только в постели. В вашей постели.       Я все еще стоял около ванной на коленях и растерянно смотрел на него. Наверное, я что-то пропустил, но мой дрожащий и несчастный студент, измученный кошмарами, порожденными своей собственной искалеченной психикой, и совсем никому на этом свете не нужный, будто бы неожиданно превратился в кого-то другого, в кого-то уверенного в себе и отлично понимавшего, что он может управлять мной так, как он хочет. Я был в его руках.       Я быстро поднялся с колен, и мои затекшие за это время ноги отозвались противной болью. Оливер уже исчез из ванной, но я знал, где он теперь был. Там, где я все это время с момента нашей встречи мечтал его видеть.       В моей спальне.